Глава восемнадцатая и последняя. ЗАКАТ НА МОСКВЕ-РЕКЕ

Нет, дальше не получается. Как ни старайся. Поэтическая манера, безусловно, возвышает. А хорошее стихотворение неизмеримо обогащает любое прозаическое произведение, буде оно даже приветственной речью на отчетном слете аудиторов. Но если с рифмой наблюдается явная пробуксовка, лучше оставить бесплодные попытки продраться сквозь дебри словаря омонимов и перейти на язык обыденности и повседневности.

Итак, «он» - то бишь наш герой, то бишь Викентий Вересаев - проснулся. Причем, заметьте, пронулся живым. Едва долгий и весьма целительный сон отступил от редутов сознания нашего героя, Викентий открыл глаза и приступил к созерцанию… нет, не неба, конечно. Где это вы видели небеса цвета несвежего мела, кроме как в моих стихах? Викентий просто и безмятежно созерцал потолок, к слову сказать, беленный без особого таланта и потому кое-где потрескавшийся.

На Спасской башне действительно пробило четыре часа пополудни. Но Викентий этого боя не слышал. В стихотворении еще можно допустить топографические вольности, но проза подразумевает здравое отношение к фактам. А факты были таковы, что Спасская башня Московского Кремля и Викентий Вересаев в данный момент были печально далеки друг от друга.

От созерцания потолка Викентий перешел к общему обзору помещения и понял, что находится он в больничной палате, лежит на больничной кровати, и стоит над ним капельница, как застывшая слеза, и в вену правой руки глубоко ушла игла…

Тут дверь палаты отворилась и вошел… Нет, конечно же не ангел, не будем придавать нашему вполне реалистическому произведению мистическую окраску. Вошла обычная медсестра с перевязочным лотком в руках. Однако справедливости ради следует заметить, что характер у сей медсестры был воистину ангельский. А глаза и впрямь голубые, приятно подчеркнутые перламутровыми тенями.

– Здравствуйте,- выдавил из себя Викентий. Это первое слово выдавливалось из него нелегко. Оно и на слово-то похоже не было. Так, хрип какой-то.

Но медсестра этот хрип услышала и среагировала на него адекватно. Она поставила лоток на прикроватную тумбочку, внимательно глянула в глаза Викентия:

– Очнулись?! И слава богу!

– К-какому богу? - старательно связывая звуки в слова, проскрипел Викентий.

– А это вам решать какому,- ласково улыбнулась медсестра.- Главное, вы вышли из комы. Вернулись к жизни. Сейчас я показания приборчиков проверю и доктора позову…

– Где я? - проскрипел Викентий, пока медсестра, похоже, рассматривала те самые загадочные «показания приборчиков».

– В больнице,- ответила медсестра, удивляясь, верно, тому, как пациент может не догонять таких простых вещей.- Сейчас мы вам укольчик сделаем общеукрепляющий. Не волнуйтесь, волноваться вам вредно…

Викентий равнодушно принял общеукрепляющий укольчик. Его любопытство, как любопытство всякого долго спавшего человека, теперь требовало пищи для размышлений, как печь - угля. Поэтому он задал новый вопрос:

– В какой я больнице?

– Вы в реанимационном отделении нейрохирургии института имени Склифософского,- отчеканила сестра бойко.

– Да-а? - изумился Викентий.- Это значит, я в Москве?

– В Москве,- подтвердила медсестра и бросила быстрый тревожный взгляд на томограф.

– В России?

– Конечно, в России,- ответила сестра.- А где же еще город Москва есть?

– В США,- ответил Викентий.- В штате Айдахо.

– Ой,- сказала медсестра, и голубые ее глаза сделались круглыми, как пуговицы на форменном халатике.- Я вам капельницу сейчас поменяю. И немедленно позову доктора.

Капельницу медсестра честно поменяла, а вот доктор пришел гораздо позже - Викентий к тому времени успел слегка вздремнуть, снова проснуться и снова рассматривать потолок. Теперь на потолке лежали розово-медовые тени заката.

– Ну-с,- сказал доктор.- Как вы себя чувствуете, коллега?

– Слабо,- ответил Вересаев.- Непонятно. Мысли путаются. А почему вы назвали меня коллегой?

– Потому что среди ваших документов имелся диплом об окончании медицинского института, доктор Вересаев.

– Документов?…- Викентий на мгновение закрыл глаза, но потом напрягся: - А что со мной было?

– Вы ничего не помните? - внимательно глянул на него врач.

– Нет.

– Даже смутно?

– Нет. Совершенная пустота какая-то в голове. Нет, я помню, что я - Викентий Вересаев, что я врач, работаю в подростковой клинике психоневрологом, а дальше… Провал.

– Видимо, авария спровоцировала сильнейшую амнезию,- покачал головой врач. На бейдже, приколотом к халату, Викентий прочел его фамилию и имя - Медлин Антон.

– Простите,- сказал Викентий.- Вы сказали - авария?

– Да, коллега. Вы попали в аварию. Вы ехали в маршрутном такси типа «газель», знаете такое такси? Припоминаете?

– Слабо… Но что дальше, доктор?

– Вы сидели на переднем сиденье, рядом с водителем. Водитель такси грубо нарушил правила, в результате чего в «газель» врезался автобус типа «ПАЗ».

– О,- только и сказал Викентий.- Жертв было много?

– Жертв вообще не было, успокойтесь,- сказал доктор Медлин.- Гаишники назвали эту аварию чудотворной. Все участники отделались ушибами, царапинами, вывихами. Вам вот, правда, не очень повезло. Фактически на вас пришелся весь удар. Сломаны четыре ребра, ключица, повреждена селезенка плюс серьезное сотрясение мозга. Вы пролежали в коме полторы недели.

– Но я все-таки жив?

– Безусловно.

– И это не сон?

– Никоим образом. Хотя волноваться вам сейчас нельзя. Я должен тщательно исследовать ваше сознание на предмет его полной адекватности. Сами понимаете - черепно-мозговая травма… Что вы тут говорили про штат Айдахо?

Вересаев объяснил.

– Однако вы эрудит, коллега,- сказал доктор Медлин.- С таким глобальным интеллектом вы у нас быстро пойдете на поправку.

– Я постараюсь,- сказал Вересаев.

Отныне он, засыпая, спал, а не проваливался в кому. Ему снились длинные, многокрасочные и поразительные сны, но, просыпаясь, он не помнил ни одного из них…

Через две недели ему разрешили вставать и делать небольшие прогулки по больничному коридору. Однажды в этом коридоре Вересаева ждал сюрприз. Худощавый, изможденного вида мужчина поднялся с кресла навстречу доктору Вересаеву и растроганно сказал:

– Кешаня! Наконец-то!

– Степан? - спросил Викентий, не понимая, откуда он знает этого человека. И память вдруг взорвалась фейерверком.- Степан! Гремлин! Ты…

– Я все ждал, когда разрешат тебя посещать.- Шмыгая носом, Степан совал Викентию пакет с апельсинами.- Я себе этого никогда не прощу!

– Чего не простишь? - удивился Викентий, но Степан перевел разговор на тему здоровья.

Вересаев отлично шел на поправку, его мало беспокоили переломы и слегка - головные боли, а потому вскоре он стал гулять в больничном саду, пышном и благоухающем, потому что был самый разгар июля…

Естественно, Степан сопровождал друга во время прогулок, и они были просто как две капли воды похожи на тех философов-перипатетиков, которые решали все онтологические проблемы методом пешей прогулки.

– Степан,- как-то раз во время прогулки проницательно вопросил Викентий,- почему ты все время выглядишь виноватым? Ты подделал результаты моих анализов? Соблазнил медсестру Катю?

Степан ухмыльнулся, но как-то невесело. Сел на скамейку. Скамейка, кстати, стояла аккурат напротив морга - был в этом некий налет черного врачебного

юмора. Викентий сел рядом.

Степан сказал:

– Кешаня, я и вправду себе простить не могу, что тогда послал тебя туда…

– Объясни.

– А ты, что ли, ничего не помнишь?

– Нет.

– Вот блин. Дело ведь как было? А так. Мы с тобой сидели.

– Где?

– У тебя. Пили пиво. Ты жаловался, что зарплату вам в поликлинике задерживают… То есть не жаловался, а так, ругал жизнь. Вот. А я как раз читал газетку. И там, в газетке этой, было здоровенное такое объявление - о наборе слушателей в Школу практической магии! Помнишь такое?

– Нет, не помню… А дальше что?

– Я тебе это объявление из газетки вырезал и в бумажник вложил. И три дня у тебя над душой стоял - чтоб ты собрал свои документы, типа там диплом, паспорт, и пошел учиться в эту Школу практической магии! Чтобы стать практикующим магом! Открыть магический салон! И зарабатывать приличные бабки, а не тухлую зарплату! И ведь я таки тебя уговорил! Таки заставил! Ты собрал документы и пошел в эту школу. То есть поехал. На маршрутном такси. На том самом…

– И попал в аварию…

– Ага. Прости, Кешаня! Я ведь как лучше хотел!

– Степан, да ты не виноват…

– Правда так считаешь? Ты молоток, дружище! Главное - ты жив и ничего не потеряно. В эту школу набор продолжается, я звонил, узнавал. Так что, как выйдешь из больницы - сразу направишься в Школу практической магии. Только я тебя сопровождать буду. И поедем в метро. Для пущей безопасности. А то, не дай бог…

– Бог? - переспросил Викентий потусторонним голосом.- Какой бог?

– А это тебе решать - какой,- не менее потусторонним голосом ответил Степан.

Друзья долго молчали и смотрели друг на друга.

– Степан,- сказал наконец Викентий.- Никакой Школы практической магии не будет. Понятно?

– Понятно. То есть не понятно. Почему? Что в этом плохого?

– Потому что,- голос Викентия стал прямо-таки медиумическим,- если я получу диплом этой школы, я открою салон практической магии.

– И что?

– И однажды в этот салон придет женщина, которая превратит и твою и мою жизнь в кошмар.

– И что?!

– А потом ты отправишься в Африку…

– О!

– А я стану зомби.

– О.

– И для нас все очень плохо кончится, дорогой друг.

Степан взглянул на Викентия почти с благоговением:

– Откуда ты это знаешь?

– Я вспомнил свои сны. Те, что видел, пока лежал в коме. Не дай бог тебе видеть таких снов, Степан. И не дай бог в такие сны попасть.

И Степан спросил:

– Какой бог?

И Викентий ответил:

– А это - тебе решать.

…Через две недели Викентия Вересаева выписали из больницы. Он взял в своей поликлинике отпуск и уехал со Степаном в русскую глубинку - искать поселок городского типа под названием Медвянка. Оказалось, что никакой Медвянки на свете не существует, зато есть две Мединки, три Медынки и одна Медвинка. В деревеньке Медвинка друзья провели остаток вересаевского отпуска. Они удили рыбу в маленькой речке Непрейке, загорали, купались, даже завели краткосрочные курортные романы… Но главное - Викентий подробно и обстоятельно пересказывал Степану свои сны. Сны, в которых перемешались Надежда Абрикосова, Элпфис, Царь государства-племени Вибути Алулу Оа Вамбонга, крольчиха Розамунда, ветреная женщина Нина Валентиновна Первова, а также боги, люди, жрецы и красавицы несуществующей африканской страны… Степан все старательно записывал. Он уверял Вересаева, что раз ничего не вышло с магическим салоном, то уж на худой конец можно будет издать в соавторстве фантастическую книжку. Все-таки африканская экзотика. В какой-то степени. А народу экзотики сколько ни дай - все будет мало. Так рассуждал Степан.

А Викентий, вернувшись из отпуска, продолжил свою скромную практику в подростковой поликлинике. Его жизнь была безмятежна настолько, насколько вообще может быть безмятежной жизнь среднестатистического российского гражданина.

Степан всерьез увлекся написанием романа на темы вересаевских сновидений. А самому «виновнику» сновидений настоятельно советовал не скучать и подыскать себе девушку для романтических (и не очень) свиданий. Степан считал, что Викентию чего-то не хватает в жизни. Степан относился к тому нередкому типу друзей, которые любят советовать и осчастливливать.

Но Степан не знал, что Викентий уже имеет некоторое сердечное увлечение. Напротив его поликлиники недавно открылся небольшой магазинчик, торгующий всякой всячиной, начиная от плетеных корзин и мужских галстуков до грабель и товаров с таможни. И одна из продавщиц галантерейного отдела - симпатичная такая, с вьющимися длинными волосами цвета «золотой орех» - сильно нравилась Викентию и немного напоминала ему кого-то, он только никак не мог вспомнить - кого. И еще Викентию импонировал аромат духов этой золотоволосой девушки. Но он не решался спросить у нее, что это за духи. И, наверное, никогда не решится.

P. S. Рукописи С. Водоглазова «Русский в джунглях» и «Русский незнамо где» написаны исключительно на материале сновидений В. Вересаева. Полный вариант данных произведений С. Водоглазова можно найти на сайте

А про американцев и говорить нечего. Потомки Индианы Джонса слишком увлеклись повсеместным строительством закусочных типа «Макдоналдс» и адвокатурой.

Да, сударь. У меня плохое произношение. Я давно не практиковался

Полный текст «Осенней песни» (автор С. Водоглазов) приводится в книге Н. Первухиной «Проснуться живым».

Последнее в списке, но не последнее по важности (англ.).

Э т о с - в обшем смысле есть стиль жизни какой-либо социальной группы, общая ориентация определенной культуры и принятая в ней иерархия ценностей,- Примеч. Н. Первухиной.

Скорбный путь, путь страданий (лат.).

Неизвестная земля (лат.).

Автор данных стихов затерян где-то в недрах Интернета. Увы… - Примеч. Н. Первухиной.