ГЛАВА 22
Неудивительно, что случайные прохожие обходили спящий город, — мне самой отчаянно не хотелось переступать невидимую черту, что-то отталкивало, грозило бедой, но другого пути не было.
Игорь не сказал, когда должен быть проведен ритуал, но был уверен, что я успею, а значит, время еще есть. А Андрей не станет светиться перед голландцем раньше срока, и у нас есть шанс перехватить его у школы… И все же Ван Дейк застолбил территорию. Значит, уверен, что обряд вселения состоится. Сокол уже связался с Акопяном и пообещал отдать ему вместилище? Возможно. А возможно, все мои домыслы — полный бред. Но мне нужно было чем-то занять себя, пока мы в полной тишине продвигались по спящей улице… Такой знакомой по моим недавним кошмарам. Темная дорога, словно вымершие дома и горящие через один фонари. Не хватает только человека в инвалидном кресле… Брр!
Я заставила себя встряхнуться и крепче сжала рукоять пистолета-зажигалки.
Это был район старого центра. Никаких новостроек, если не относить к ним пятиэтажные сталинки, выросшие здесь как минимум полвека назад, а в основном — одно- и двухэтажные дома, не все, но многие из которых — ровесники школы… На рельсах уснул ночной трамвай. Водитель в кабине, всматривается невидящими глазами в пустынную улицу, в салоне кондуктор сонно теребит длинную ленту билетов. А где пассажиры? Я огляделась, но никого не заметила.
Чуть дальше, привалившись к стене дома, сидел нищий. Должно быть, он всегда сидит тут, тут же ночует. Но сейчас мужчина в грязной одежде с пропитым, изъеденным оспинами лицом, отрешенно перебирал рассыпанные на земле монетки, складывая их в кособокие столбики, а вывалившиеся из шляпы мелкие купюры, подхваченные сонным, как и все здесь, ветерком, разлетались вокруг…
— Настя. — Рука охотника легла на мое плечо, и я подпрыгнула от неожиданности. — Лучше уйти от света.
Нат уже шла по узкому тротуару под ветками пушистых кленов, и, вняв совету, я сошла с дороги и двинулась следом за ней. Баньши сразу сказала, что могла бы попытаться разбудить здесь всех, но решила повременить. Людей жалко, объяснила она. Да и наблюдатели подобную инициативу не одобрят… Интересно, где они сами? Наблюдатели и все остальные, светло-темные, серо-буро-малиновые? Затаились у границ спящих кварталов и ждут, чтобы Сокол использовал предоставленную ему возможность осуществить задуманное и им не пришлось бы связываться с голландцем и его пособниками? Что им известно о его планах? А если известно, то как они могут так спокойно…
Я как раз проходила мимо потрескавшейся кирпичной арки, когда какой-то звук заставил меня остановиться и вглядеться в глубь темного двора.
— Там ребенок.
Антон, не обращая внимания на мои слова, несильно подтолкнул в спину:
— Идем.
— Но там плачет ребенок!
Жалобный голосок доносился с крыльца одноэтажной халупки, и можно было даже разглядеть фигурку сжавшегося в комок малыша.
— Это может быть ловушка, — покачал головой охотник.
Мальчик — я была уверена, что это мальчик, — разрыдался в голос. Горько, искренне — спящие так не умеют.
— Иногда это не действует на детей, — хмуро сказала подошедшая к нам Натали. — Но мы ничего не можем сделать. Закончим, и все вернется в норму — только так.
Малыш уже покинул жилье. А если он за это время отойдет достаточно далеко? Потеряется? Дотопает до границы сна и угодит под летящий по пустой дороге автомобиль?
— Нужно вернуть его в дом, — решила я. — Запереть, чтобы не влез никуда.
— Хорошо, — согласился, поразмыслив, Антон.
— Я подстрахую, — кивнула Нат.
Тень прокралась вперед нас, обежала дворик и замерла у собачьей будки, невидимый обитатель которой чуть слышно порыкивал сквозь насланную заклинателем дрему. Людей видно не было.
— Привет, солнышко, — ласково поздоровалась я с малышом. — А почему ты плачешь?
— Пистолет, — сквозь зубы выдавил Антошка.
Спохватившись, я успела спрятать зажигалку в сумочку до того, как ребенок — действительно мальчик лет пяти — поднял на меня заплаканные глаза.
— Там… там мама… и папа…
Господи, как же он, должно быть, испугался!
Я протянула руки, наклонилась, и малыш доверчиво обнял меня.
— Не бойся, маленький, — прошептала я, отрывая его от земли. — Сейчас спатки пойдем…
Только сначала дядя Антон маму с папой с глаз долой уберет. Хорошо бы их в погребок какой или в кладовочку.
Охотник проскользнул в приоткрытую дверь, а через минуту вновь появился на крыльце. Махнул рукой — можно заходить.
— Идем, хороший мой. Сейчас в кроватку ляжем…
Худенькие ручонки неожиданно крепко сошлись на шее, пальчики вцепились в волосы на затылке, заставляя поднять голову и взглянуть в исказившееся личико.
— Здравствуй, Настя. — Тоненький голосок резанул по нервам. — Я ждал тебя…
Руки бессильно разжались, но Антошка вовремя подхватил усыпленного мальчишку, ловко и мягко закинул того в дом и захлопнул дверь.
— Вперед, — подтолкнул меня он.
Из будки послышалось угрожающее рычание и что-то темное рванулось наружу, но тень преградила псу путь и пинком вернула в конуру.
— Быстро, — дернул меня за руку охотник. — И больше не сворачиваем! Ну его!
— Он знает, что я здесь, — шептала я испуганно, спеша поскорее добраться до арки. — Он знает…
Надежда добраться до школы незамеченными растаяла в сонной тьме, уже оживающей зловещими звуками скрипящих дверей и крадущихся шагов…
Люди собирались отовсюду. Мужчины, женщины, дети. Десятки, сотни. Шли нетвердой походкой лунатиков, медленно — и это пока спасало. Можно было оттолкнуть, вырваться из вцепившихся в подол рук и бежать дальше. Но их было слишком много…
— Уши! — предупредительно выкрикнула уже окруженная спящими Нат, и мы с Антоном, поняв без объяснений, зажали уши ладонями.
На песню не хватало времени. Короткий окрик, от которого, несмотря на все предосторожности, закололо в затылке, а людей раскидало в стороны, словно невидимым взрывом.
— Вперед!
До школы осталось всего полквартала, но был ли смысл туда прорываться? Наблюдать из укрытия, поджидая Сокола, теперь не получится. Идти внутрь, попытаться разогнать это змеиное гнездо и так сорвать ритуал? Боюсь, для этого нас слишком мало…
Но на то, чтобы остановиться, подумать, времени тоже не было. И мы просто бежали.
Тень расчищала нам путь, отшвыривая перекрывавших дорогу спящих. Металась из стороны в сторону, и Антошка нервно дергался, словно не он управлял ею, а она — им. Натали еще раз задействовала свой волшебный голос, чтобы разогнать подчиненных чужой воле жителей сонных кварталов…
Но когда до ворот школы оставались считаные метры, человеческое море вокруг вдруг забурлило с новой силой, и огромная разношерстная волна ускорилась, грозя смести нас стремительным напором.
— Нат, буди их! — завопила я, прижавшись к каменному забору. — Буди!
К черту наблюдателей! И этих… Этих тоже! Оклемаются потом как-нибудь…
— Уши! — снова скомандовала баньши.
Новый крик, еще более громкий и сильный, остановил и отбросил надвигающийся на нас шквал, а у меня поплыли перед глазами яркие круги, и голова наполнилась болезненной тяжестью. Окружавшие нас замерли, зашатались как пьяные и начали медленно, по одному, падать на землю. Надеюсь, Наташа все-таки не перестаралась.
Но от мыслей о судьбе ни за что пострадавших людей меня отвлекло появление новых действующих лиц: когда спящие попадали, стали видны разрозненные темные фигуры, прятавшиеся до этого в толпе. Крик Нат на них не подействовал, и они продолжали стоять, а спустя несколько секунд неспешно двинулись к нам, кто прихрамывая, кто неестественно растопырив руки. Редкого света едва хватало, чтобы разглядеть их, но и без мелких деталей было понятно, что явились они сюда не из близлежащих домов…
— Антоша, — хрипло выговорила Натали, — ты зомби заказывал?
Охотник с хрустом размял пальцы. Тень взмахнула мечом. Потом подумала и вытащила откуда-то еще один.
— Давненько мы этим не занимались, — как будто извинился Антон. — Но ничего, это как на велосипеде…
Хорошенький, блин, велосипед! Когда тень скользнула к первому восставшему мертвецу и, проткнув его мечами, повалила на землю, я еще смотрела. Но когда второй ходячий труп сначала лишился руки, а затем со свистом клинка у него слетела голова и попрыгала веселым мячиком прямо по отключившимся спящим, зажмурилась и непроизвольно отступила под арку ворот.
Зря конечно же. Стоило на шаг отойти от друзей, как кто-то невидимый вцепился в плечи, и чужая горячая ладонь зажала рот, лишив возможности позвать на помощь. Меня поволокли в глубь двора, но, крутясь и работая локтями, я смогла вырваться. Вскрикнула, рванулась вперед к неяркому свету… И тут же что-то тяжелое обрушилось на мою многострадальную голову…
Мм… Так же все мозги отобьют вконец… Открыв глаза, долго не могла понять, где я… Еще пару раз приложат по темечку, и все — спасительная амнезия, мягкие стены и рубашка с длинными, завязанными за спиной рукавами…
Пока же меня скрутили безо всякой рубашки: обмотали запястья липкой лентой, заклеили рот и бросили на полу в пустом классе. Подождав немного, пока стихнет гудение в голове, а медленно вращавшиеся лампочки под потолком не сольются в одну, я попробовала подняться на ноги. С третьей или четверной попытки мне это удалось… Что значительно облегчило задачу пришедшим за мной людям. Настоящим людям, не спящим, не зомби. Пожилой уже мужчина в кричащей «гавайской» рубашке и шортах схватил меня за руки, а второй — полный усатый дядька в затертой, мокрой под мышками и на груди футболке и сползших с пуза джинсах — грубо подтолкнул в спину. Кто они? Что здесь делают? И куда меня ведут? Даже если бы могла, не спрашивала бы. Вряд ли дождалась бы ответа…
По тускло освещенному коридору меня дотащили-дотолкали до белой двустворчатой двери, за которой располагался спортзал: защитная сетка на окнах, баскетбольные кольца, вдоль стен — турники и лестницы, но их почти не видно за спинами столпившихся… Люди обычные, серьезные, сосредоточенные, кажется, чего-то боящиеся, но старательно прячущие свой страх. Люди спящие, отрешенные, безразличные, медленно раскачивающиеся в такт своему же негромкому завыванию. Зомби… Просто зомби — трупы разной степени свежести, кто-то прямиком из морга, кто-то уже успел полежать в земле. Откуда они тут, в самом центре города?
Но мне не дали над этим подумать — протянули через толпу и швырнули под ноги стоящих в центре зала мужчин. Упала, уткнувшись носом в грязный пол. Замычала от боли, а из глаз потекли слезы…
— А это в качестве дополнительной гарантии, Сокол. — Шурик Акопян, обладатель самого мерзкого в мире смеха, пнул меня ногой, заставляя перекатиться на бок.
— Совершенно излишне, — равнодушно ответил Андрей, лишь мельком скользнув по мне взглядом.
Стоявший с ним рядом Сережка взволнованно подался вперед, но спящие тут же оттащили его в сторону.
— Если ты вдруг решишь выкинуть какой-нибудь фокус…
— Оставь, Алекс, — оборвал говорившего темный. — К чему эти торги? И с тобой ли я должен торговаться?
Он отступил от некроманта на шаг и, подняв лицо к потолку, громко выкрикнул:
— Ван Дейк! Хендрик Ван Дейк! Не хочешь пообщаться после стольких лет разлуки?
После его слов в зале воцарилась мертвая тишина, даже спящие перестали мычать и раскачиваться, а потом раздался негромкий насмешливый голос:
— Я не очень скучал по тебе, Сокол. Но если ты настаиваешь.
Люди и… нелюди расступились, пропуская в круг человека в инвалидной коляске. Я непроизвольно зажмурилась, боясь увидеть на нем как маску натянутое лицо Серого и горящие злобой глаза, но уже через мгновение осмелела и с облегчением вздохнула, не найдя совершенно ничего общего с другом детства. В кресле на колесах восседал похожий на мумию старик в строгом черном костюме. У него была бледная иссушенная кожа, вся в мелких морщинках, редкие седые волосы, длинный нос, острые скулы и тонкогубый бесцветный рот.
Андрей смотрел на него с интересом и, как мне показалось, с сочувствием.
— Видишь, Сережа, — обратился он к удерживаемому спящими парню. — Именно поэтому я не люблю комплексные обеды и средства «два в одном». Выигрываешь в цене, но ощутимо теряешь на качестве.
В лице старика не дрогнул ни один мускул, только глаза сверкнули злостью.
— Позволите вас познакомить? — продолжал насмешничать Сокол. — Это Сергей, перспективный одаренный и неплохой человек. А это мой бывший шеф и лучший медиум нашего времени Вацлав Крушницкий, устами которого сейчас, как и несколько последних лет, если я не ошибаюсь, говорит Хендрик Ван Дейк — о нем ты наслышан. В нездоровом теле нездоровый дух, кхе-кхе.
Крушницкий? Я извернулась, несмотря на боль, чтобы получше рассмотреть мнимого покойника. Так вот откуда брегет!
— Сам Вацлав нас слышит? — поинтересовался Андрей. — Прямо не знаю, поздороваться или воспринимать старика как предмет интерьера?
— Слышит. Поздоровайся, — чуть ли не скрипя чужими зубами, разрешил голландец.
— А, хорошо. Царствие небесное, пан Вацлав… Тьфу ты! Многие лета… Все равно он ни черта не понимает, принципиально не учил русский! Так что мне, безусловно, удобнее общаться с вами, герр Ван Дейк.
— Нам есть о чем говорить, Сокол? Или ты решил отвести душу, прежде чем сдохнешь?
— Есть, Хендрик, есть. — Темный достал сигареты, взглянул на меня, а потом демонстративно — на замершего рядом с хозяином Акопяна. — Дамы не возражают, если я закурю? — Не дожидаясь ответа, прикурил без зажигалки, прямо с ладони, выдохнул в потолок струйку дыма и продолжил, обращаясь к «два в одном»: — Ты ведь хочешь себе новое тело? И Вацлав, очевидно, тоже — этим ты его и купил, не так ли? Но сейчас о тебе. Одно дело — говорить через медиума или через спящих и совсем другое — ощутить себя вновь живым, прогуляться по городу, выпить чашечку кофе или бокал вина, обнять женщину…
— Не тяни, Сокол. Я бы мог сказать, что и без тебя получу тело и даже уже сейчас смотрю на него, — старик в кресле перевел взгляд на Серого, — но я хорошо тебя знаю, доктор. Ты ведь не просто так притащил сюда мальчика? Приготовил мне пару неприятных сюрпризов?
Андрей посерьезнел, стер с лица ухмылку:
— Всего один сюрприз, Хендрик. И он тебе понравится…
Нет, не надо! Пожалуйста, еще не поздно!
— Отпусти Сергея. А я… уступлю тебе свое тело.
В полной тишине было слышно лишь, как кто-то горестно хлюпнул носом и тихонько завыл, и до меня не сразу дошло, что этот кто-то — я.
— Какое заманчивое предложение, — растянул Ван Дейк. — Но…
— Бери, не прогадаешь, — вернулся к полушутливому тону Сокол. — Хорошее тело. Ну да, запустил я его немного, но ты, как только вселишься, бросишь курить и начнешь делать зарядку — за месяц в норму войдешь. С телепатией у меня, конечно, не ахти, но тебе и собственных способностей хватит. Зато будешь целителем что надо. Пиротиком. — Он втоптал в пол сигарету и напоказ прикурил новую, запалив огонь между пальцев… Как в тот первый вечер в моей квартире, когда зажигал свечи в большом бабушкином канделябре… — Подумай, Хендрик. Не спеши отказываться.
— Хочешь убедить меня отложить обряд? А пока я дождусь подходящего для подготовки нового вместилища времени, ты еще что-нибудь придумаешь?
— Ах да! — Андрей в несколько быстрых затяжек добил сигарету. — Самое главное. Не нужно будет ждать. Ни тебе, ни этим… хм, господам и дамам, которым ты уже обещал новые тела взамен их потасканной плоти. Выбираешь понравившееся и… — Колдун театрально щелкнул пальцами. — И все!
Я не видела так, как они, но знала, что он сделал. Понимала, почему застыл старик в кресле, глядя одновременно и на него, и будто в него. Почему Акопян подавился невысказанной грубостью. Они растерялись, опешили, решили, что он взломал сам себя вот так просто, щелчком пальцев, тогда как Андрей лишь открыл им то, что сделал еще несколько дней назад и что прятал каким-то образом все это время не только от Ван Дейка, но и от Натали, и от Антона, и вообще от всех, кто мог бы заметить и догадаться…
— Как тебе это удалось? — нарушил затяжную паузу голландец.
— Получишь эти знания вместе с другими моими способностями, — пообещал Сокол.
— Слишком дорогой подарок. Зачем тебе это?
— Я просто хочу, чтобы все закончилось.
С минуту они смотрели друг на друга, и этого времени хватило мне, чтобы вспомнить, что нужно что-то делать, как-то вмешаться. Подтянула к лицу связанные онемевшие руки, поддела ногтем заклеивавший рот скотч и с силой рванула, стиснув зубы, чтобы не вскрикнуть от обжигающей боли. Только всхлипнула, но в полной тишине даже этот звук не остался незамеченным.
— Неужели это ради нее, Сокол? — подал голос Акопян и несильно пнул меня остроносой туфлей. — Так понравилась ведьмочка, что ты благородно решил пожертвовать собой, чтобы вернуть ей возлюбленного? Она того стоит?
Андрей не удостоил его ни ответом, ни даже взглядом. Заговорил Ван Дейк:
— Ни одна женщина такого не стоит, Алекс. Это другое, совсем другое… Искупление, да, Сокол? Все закончится и никто, кроме тебя, больше не пострадает? А говорил, что не любишь совмещенных решений. Ты же знал, что я все равно не оставил бы тебя в живых?
— Хватит разговоров, Хендрик. Я жду ответа.
— Я согласен, — не стал больше торговаться Ван Дейк.
Сердце оборвалось…
Все поздно, все зря…
— Наверное, попросишь отпустить этих двоих?
— Обязательно.
— А если я откажусь?
— Я убью его. — Андрей спокойно, словно речь шла о чем-то обыденном, кивнул на Серого. — А потом себя. А тебя ждут долгие годы ожидания. Которых Вацлав, к слову, не переживет, судя по его физическому состоянию, а без медиума будет нелегко снова все организовать.
— Нашел бы другого, — не пожелал остаться в долгу голландец. — Но… С паном Крушницким мы уже сработались, так что я уступлю твоей последней просьбе. Алекс, убери их отсюда…
— Отпусти, — поправил Сокол. — И… Еще одно…
Он шагнул ко мне, присел рядом на корточки. Ласковым, но таким мимолетным движением, что, наверное, никто, кроме меня, и не заметил, погладил волосы и прижал теплую ладонь к моему лбу. С его прикосновением из тела уходила боль… но сердце болело еще сильнее…
Я уже понимала, что ничего не изменить. Даже если есть шанс все отменить, разогнать спящих, перебить зомби и уйти отсюда живыми и невредимыми, он на это не согласится… Но я не могла его отпустить! Потянулась связанными руками, схватилась за ворот его рубашки, резко подтянулась: лицо к лицу, глаза в глаза…
— Не бросай меня, слышишь? — шепотом, глотая слезы. — Не бросай… Пожалуйста… Ты… Я тебя…
Его губы будто невзначай коснулись моей щеки, и он тут же отстранился и поднялся на ноги, оставив меня сидеть на полу.
— Держите себя в руках, Анастасия Валерьевна. — Развернулся к Акопяну. — Алекс, займись тем, чем и положено лакею: проводи гостей до двери.
— Решил порисоваться напоследок, Сокол? — неприязненно скривился уязвленный его тоном некромант.
— Не имею такой привычки. В отличие от некоторых. Трупы на туристических автобусах подвозил? Не смог обойтись без свиты? — На меня, захлебывающуюся беззвучными рыданиями, Андрей уже не смотрел, обратился к голландцу: — Отошли эту шавку, Хендрик, мне еще есть, что сказать вам с паном Вацлавом без свидетелей.
Что мне оставалось? Кричать? Плакать? Рваться из грязных рук схвативших меня зомби? Он давно уже все решил, еще в тот день, когда потерял брата и назначил себя виновным за его смерть. Одним из. И Ван Дейк в чем-то прав — это искупление, к которому он шел все эти годы… А я лишь помеха на пути. И между нами он тоже все решил, тогда, у меня в квартире, сидя на кухне и куря сигарету за сигаретой…
— Я не уйду, — очнулась я, когда за спиной уже захлопнулась дверь спортзала. — Пустите! Мне надо… Я…
Слезы душили, дыхание перехватило, в том числе из-за смрада, источаемого окружавшими меня мертвецами…
— Андрей! — Бросилась назад, но управляемые идущим позади некромантом трупы взяли в кольцо, вцепились в меня и поволокли по заполненному спящими коридору.
— Отвалите от нее! — Серый, о котором я уже забыла и которого вывели вместе со мной, растолкал зомби, вырвал меня из их липких рук и прижал к груди. — Все нормально, Настюха, — прошептал он еле слышно. — Просто уходим отсюда…
— Уходим? Просто уходим? Ты… Кретин! Придурок! — Я колотила его кулаками, пытаясь вырваться из ставших душными объятий. — Пусти меня! Идиот!
Кто-то, — Алекс, как потом оказалось, — за волосы оттащил меня от парня и влепил пощечину.
— Заткнись, истеричка! — Некромант оттолкнул меня и брезгливо отер ладонь о штаны. — Вперед, живо.
— Насть, успокойся. — Сережка снова оказался рядом, придержал под руку. — Я же говорю, все нормально. У него все под контролем.
Это прозвучало с такой уверенностью, что я на мгновение поверила, сердце радостно забилось и дышать стало легче… А потом поняла, что Серый просто не знает всего.
— Он сказал, что убьет его? — спросила я парня, едва шевеля губами.
Сергей кивнул.
— А он сказал как?
Думай! Думай ты, телепат недоделанный! Дар не работает — мозги включи! Он говорил, давно еще говорил! Помнишь, зубную щетку мне дал и сказал…
— Всю жизнь провел в дороге и умер в Таганроге, — напомнила я тихо. — А Таганрог тут недалеко.
Серый сбился с шага, посмотрел на меня. Недоверие в черных глазах сменилось пониманием, понимание — испугом.
— Что стоим, голубки? — грубо окликнул нас некромант. — Хотя хрен у вас поймешь, кто кого голубит! — И зашелся своим жутким смехом.
Урод!
— Эй! — Сережка остановился, игнорируя тычки зомби. — Ты куда нас ведешь? Выход там.
— Выход там, — снова заржал Акопян. — А вам в другую сторону. Или ты такой же наивный, как Сокол?
Шурик приблизился, картинно вышагивая мимо расступающихся перед ним мертвецов, и остановился напротив нас.
— Подружка ваша… общая, — хохотнул он опять, обращаясь к Серому, — голландцу давно приглянулась. Источники сейчас редкость. Сила, жизнь…
Я вздрогнула, на миг вернувшись в недавний кошмар. «Ты жизнь», — говорил мне тогда Ван Дейк. Выходит, знал, и за мной охотились не только из-за Андрея… Но сейчас это ровным счетом ничего не значило. И тем более ничего не будет значить без него.
— И ты, Сережа, на что-нибудь сгодишься, — продолжил некромант. — У нас там, если не заметил, очередь претендентов на новую шкурку. Так что топайте, милые мои, топайте.
Как тут не топать, когда десяток ходячих трупов подталкивает в спину и тянет за руки? Но в дверях темной комнаты, не учебного класса, а какой-то подсобки без окон, Серый вдруг остановился.
— Отпусти нас, — просто сказал он Акопяну.
— Что? — опешил тот от неожиданности.
— Отпусти нас, — повторил парень.
— Волшебное слово забыл сказать, — ухмыльнулся, приходя в себя, Алекс.
— Спатифиллум.
— Что? — вконец ошалел «фокусник».
— Волшебное слово — спатифиллум, — четко произнес Сережка.
Резким ударом ноги он отшвырнул к стене стоявшего между ними мертвеца и вытянул вперед ладонь, едва не касаясь растопыренными пальцами лица некроманта. Акопян отступил, но только на шаг. Какая-то неведомая сила, как магнит, тянула его голову к руке Серого до тех пор, пока он не ткнулся в нее лбом и стоял так какое-то время, раскачиваясь, словно кукла на шарнирах, и закатив глаза. А зомби тем временем застывали на долю секунды и со стуком падали плашмя на пол…
Когда последний труп был обездвижен, рухнул на затертый линолеум и сам Алекс. А следом, придерживаясь за стену, тяжело опустился Сережка.
— Перебрал… кажется, — выдавил он, задыхаясь, когда я, стряхнув навеянное неожиданным происшествием оцепенение, подскочила к нему. — Нат предупреждала…
Выглядел парень страшно: вены на лбу вздулись, кожа покрылась прожилками мелких сосудов, и белки глаз расцветились кровавыми звездочками. Серого трясло крупной дрожью… Но улыбка у него была прежняя, мальчишеская и сейчас немного хвастливая.
— Видишь… как могу?
— Ты молодец, — прошептала я, пожимая дрожащую руку. — Но… Мне нужно к нему, Сереж. Очень нужно.
— Иди. Я ничего… отпустит… Торопись, время…
В коридорах было полно спящих, но я еще прошла, прижимаясь к стене, с десяток метров, прежде чем привлекла их внимание. Вернее, внимание того, кто управлял ими. Не старый, но уже седой мужчина в семейных трусах, растянутой майке и босой, вероятно оторванный телепатом от любимого дивана и телевизора, развернулся. Полные губы искривила уже знакомая ухмылка голландца, и человек, широко расставив руки, пошел на меня. Двое подростков, мальчик и девочка, с каменными лицами следовали за ним. Бежать можно было только назад…
Вдруг на стене позади спящих обозначилась тень, вооруженная взамен привычного меча длинной палкой. Антошка! Тень взмахнула шестом, ударила по ногам мальчишку, и тот покатился по полу. Несильно толкнула девочку, а затем, разогнавшись, врезалась в мужчину, с силой впечатав его в стену. Путь был свободен, но вместо того, чтобы броситься вперед, я остановилась перед тенью охотника. Протянула вперед скрученные скотчем руки, и росчерки призрачного меча избавил меня от пут. Но этого мало.
— Антоша! — Слез уже не было, но каждое слово давалось с трудом. — Я не успела, не смогла… Остался последний шанс. Тот… Тот, о котором говорила Нат. Вы мне нужны… здесь…
Я не знала, как они связаны, но очень хотела верить, что тень сумеет передать хозяину мое послание.
Она замерла. Палка исчезла из рук. Секунда, две, три… И тень вдруг схватилась за голову. Сердце екнуло: все так плохо?
Тень помахала руками и вновь повторила свой жест. Это знак! Но кто бы сказал, что он означает. Голова? Хвататься за голову? Беречь голову? Поздно уже… И чья это голова?
Пол под ногами вздрогнул, и в окнах задребезжали стекла… Тень держалась за голову…
«Уши!» — поняла я с опозданием.
От звука, не похожего ни на песню, ни даже на крик, в мозгу взорвалось что-то, наполнив раскалывающийся череп огнем. В глазах потемнело, воздух стал густым и вязким, и казалось, за него можно удержаться, чтобы не упасть… Всего лишь казалось…
Полутемные коридоры. Тела на полу. Бывшие зомби, утратив связь с обессиленным некромантом, как и положено, лежат хладными трупами. Люди шевелятся, стонут, просыпаясь от тяжелого сна. У них испуганные лица и мутные, ничего не понимающие глаза. У многих из носа и ушей течет кровь…
У меня — тоже. Из носа. Размазываю ее ладонью по лицу и двигаюсь дальше. Сначала на четвереньках, потом все-таки поднимаюсь на ноги и иду, опираясь на стену, тяжело переставляя ставшие ватными ноги. Антошкина тень рядом, помогает, поддерживает… Но мне не нужна тень, мне нужен сам охотник… Или Натали…
Где вы, черт вас побери?!
Дверь в спортзал открыта, слышны какие-то голоса…
Стою какое-то время, привалившись к косяку, смотрю с непониманием. Внутри зала ничего не изменилось, если не считать сотен зажженных свечей: спящие тут все еще спят, стоят, подняв к потолку отрешенные лица, раскачиваются из стороны в сторону, что-то мыча… Этот стон у нас песней зовется…
Вижу людей Ван Дейка. Их совсем немного, не больше десяти, но точнее я сейчас подсчитать не в силах. Собраны, сосредоточены перед важнейшим действом… Выстраиваются кругом в центре…
Вижу медиума. Пана Вацлава. Теперь старик вертит головой и размахивает руками, отдавая какие-то приказания. Дух голландца покинул его, готовясь занять новое вместилище, и Крушницкий вновь обрел власть над своим дряхлым телом…
Только Андрея не вижу в этой толпе, но знаю, что он где-то там…
Бреду между спящих. Такая же медлительная, с таким же, наверное, отсутствующим лицом…
Антон! Наташа! Где вы, когда вы так нужны?!
Один из людей голландца замечает меня, меняется в лице, сжав кулаки, делает шаг навстречу… Но тень бросается вперед и сшибает его с ног. Что-то кричит Крушницкий… Я не разбираю слов, и не только потому, что не знаю польского, — просто не разбираю… Звуки смазались, в ушах стоит лишь мычание спящих…
Тень охотника приближается к старику, с силой толкает коляску в ближайшую стену… Не знаю, чем это кончилось для медиума, — не смотрю на него больше. Взгляд уже прикован к центру нарисованного мелом и обозначенного горящими свечами круга…
Андрей. Без рубашки, босой. Спокойный и уверенный. Самый спокойный человек во всей этой суете… Сокол мой…
Нат, ну где же вы?
Тот самый старик в «гавайке», что тащил меня сюда, отделяется от своих, идет мне наперерез, но тень охотника снова приходит на помощь. Бьет человека наотмашь палкой, и еще раз… А потом вдруг сама начинает таять в наполненном чадом свечей воздухе, оставляя меня даже без призрачной поддержки.
Антон! Нет ответа…
Монотонное мычание вокруг становится громче, болью бьет по ушам, словно песня баньши. Люди раскачиваются сильнее. Ритуальными барабанами стучит сердце…
Быстрее! Только бы успеть!
Собираюсь с силами и в несколько шагов преодолеваю последние разделяющие нас метры. Сама расталкиваю тех, кто смеет стоять между нами. Вступаю в круг…
Андрей не видит меня. Стоит неподвижно, смежив веки. Готовится встречать чужака… Вдруг что-то меняется в его лице, а рука тянется вверх и прямо из воздуха, как тогда розу для Натали, выдергивает нож с рукоятью-веретеном…
Наверное, он репетировал это. Точные, быстрые движения. Прокручивается между пальцев нож, клинок направлен в грудь… Удар! Я вскрикиваю, и он, вздрогнув, распахивает глаза. Смотрит на меня… А рука уже не слушается, и лезвие лишь вспороло кожу. Потекла по животу струйка крови — и все… все напрасно?
По родному лицу скользит чужая торжествующая улыбка… Но глаза еще прежние, и в этих глазах отчаяние, боль… просьба, в которой я не могу ему отказать. Делаю шаг вперед, обхватываю ладонями готовые разжаться пальцы на рукояти ножа. Лишь слегка подталкиваю, потому что он должен сделать это сам… И успеваю увидеть благодарность… и нежность… в его последнем… взгляде…
Он целитель. Он годами тренировал свой организм противостоять любым болезням, любым внешним и внутренним факторам. Благодаря этому он из таких передряг выбирался невредимым, что тебе и не снилось. И из-за сигарет своих, как видишь, пока не загнулся, даже не кашляет. Так вот, если не останется других вариантов, можно использовать этот. Каким бы серьезным ни было повреждение, человек не умирает мгновенно. Есть минута, секунда, доля секунды — Соколу этого хватит, даже если он будет без сознания. Но чего ему точно не хватит — это сил. Никто не может собрать в себе столько за раз, нужен внешний источник. Источник, Настя. Ты понимаешь, о чем я?
Натали, Антон, где вы? Где вы, когда так нужны?
Убрать нож? Он уже в моей руке. И неподвижное тело у ног…
И я сама едва стою, чувствуя пустоту внутри себя и невыносимую слабость… И хочется выть от собственного бессилия… Выть, перекрывая крики, которыми наполнилась вмиг старая школа — наблюдатели дождались своего часа, но мне они не помогут…
Падаю на колени рядом с ним. Одной рукой глажу его волосы, не обращая внимания, что вторую обжигает боль: рассыпается пылью окровавленный клинок и сгорает в огненной вспышке веретено, оставляя в моей ладони лишь пепел.
Хендрика Ван Дейка больше нет. Радуйтесь, если можете…
