ГЛАВА 13

Боже, до чего же странная девочка. Почему она сказала мне приготовиться? Почему не бежать? Не прятаться?

Я лежала на холодном линолеумном полу незнакомой комнаты. Обшарпанные стены, заклеенные газетами окна, с потолка свисала на длинном шнуре грязная лампочка. Наверное, здесь собирались делать ремонт — вон, и корыто с цементом приволокли, — но так и не успели. Или цемент не для этого? Вспомнились старые фильмы про гангстеров…

— Здравствуйте, Анастасия, — послышалось… откуда-то.

Я огляделась, но не смогла определить источник звука.

— Здравствуйте, — настойчиво повторил голос, показавшийся мне теперь знакомым.

— Здравствуйте, — проворчала я, поднимаясь с пола. Голова еще гудела, и я не решилась встать на ноги, лишь села, обхватив руками колени.

— Простите, что пришлось пригласить вас таким… оригинальным способом. И простите, что вынужден принимать вас в столь непрезентабельном месте.

— Снимите номер в «Европейской», я подожду.

В ответ раздался тихий, но такой мерзкий смех, что я сразу вспомнила его обладателя.

— Так и не покажетесь, господин фокусник?

— Отчего же?

Акопян шагнул мне навстречу из разверзнувшейся в пространстве дыры, но не прозрачной проекцией, а вполне материальным человеком. Я отшатнулась от неожиданности, но быстро взяла себя в руки.

— Телепортация? — спросила заинтересованно.

— Иллюзия. Она скрывает от вас часть помещения.

— Иллюзионист, — процедила я сквозь зубы, и карой мне стал тот же гаденький хохот.

Когда он не парил над кукурузным полем, некромант не выглядел столь пугающе. Вполне обычный мужчина в расцвете сил, как говорится, невысокого роста и чуть полноватый. Черные с проседью волосы блестели от геля и были тщательно зачесаны назад (очевидно, чтобы скрыть плешь), усы аккуратно подстрижены, все остальное тоже строго по канону: черный костюм, белоснежная рубашка, дорогие запонки и отполированные туфли. Не хватало только гвоздики в петлице. А еще лучше: переодеть Алекса в спортивный костюм, всучить ему целый вазон этих самых гвоздик и поставить на рынке, так будет естественнее, потому что весь этот внешний лоск ему не шел совершенно — подуй, и слетит, как шелуха.

— Зачем вы меня похитили?

— Похитил? Я всего лишь хотел поговорить, Анастасия. Без свидетелей. А после этого вы вольны идти, куда пожелаете.

— Тогда говорите быстрее.

«Что ему нужно? — пульсировало в висках. — Чего добивается? Хочет узнать, где прячут Сережку? Что-то еще?»

— Сокол рассказывал вам о своей работе в проекте Ван Дейка? — Первый вопрос оказался полной неожиданностью.

— В общих чертах.

— И что именно, позвольте полюбопытствовать?

— Ну, он… То есть вы… Вы вместе искали способ остановить голландца…

— Ложь! — Обличительный выкрик получился похожим на истеричный взвизг. — Ложь до последнего слова! Целью проекта, Анастасия, было вовсе не остановить голландца, а разобраться с разработанным им механизмом переноса сущности или души, если будет угодно, в новое тело. Спросите зачем? Затем, что это открывает невероятные перспективы. Для избранных, естественно. Коротко говоря, бессмертие, если вы еще не поняли. Вечная жизнь, которую можно было бы продавать за огромные деньги тем, у кого эти деньги есть.

Не знаю, что отразилось на моем лице после этого заявления, но Акопян принял это что-то за недоверие.

— Зря вы так скептически настроены. Деньги правят этим миром с незапамятных времен. Это единственный бог, которого никогда не предадут ради новой веры. Или вы хотели сказать, что Сокол, ваш друг и покровитель и, несомненно, кристальной души человек, не исповедует этой религии? Возможно, за время, проведенное с ним, вы уверились в том, что он не озабочен финансовыми проблемами, — так это и неудивительно. У него попросту нет финансовых проблем. Ведь он давно уже торгует пусть не бессмертием, но здоровьем, красотой, молодостью. Люди не скупятся, оплачивая подобный товар. А ваш Сокол… Целитель. Природник. Даже не Гиппократ — сам Асклепий… По его собственному мнению конечно же. Разве такому тяжело заработать в мире, загибающемся от всевозможных болезней? Это мне с моими способностями нелегко было пробиться. Что я, некромант, мог выставить на продажу? Пообещать скорбящим родственникам, что их горячо любимый и недавно почивший дедушка по-прежнему будет украшать собой семейные ужины? А дня через три появится запах. Предложить промышленникам в качестве дешевой рабочей силы зомби? А как же китайцы? Зомби-китайцы? Право, это смешно. Мне нечего было продавать, а потому я взялся за дело Ван Дейка с радостью и не скрываю этого. Но Сокол, ваш Сокол намного хуже меня. Его действительно не интересовали деньги — его интересовала сама работа. А знаете, в чем она заключалась? Мы изучали вместилище. Вместилище номер семь. Долгих четыре года. Не было полноценного вселения, было тело, в котором Сокол поддерживал жизнь, чтобы не дать голландцу вырваться и отправиться на новые поиски, а сам тем временем проводил тесты, самые безобидные из которых надолго лишили бы вас сна и аппетита. Он жил этим, работой и своей безумной фантазией, позволительной только состоятельным мечтателям вроде него. Знаете, о чем он мечтал? Он не хотел продавать бессмертие, он хотел раздавать его достойным. Всаживал иглы под кожу парня, когда-то бывшего провинциальным экстрасенсом, и сокрушался о том, что Желязны не дописал «Хроники Амбера». Говорил, что, когда мы закончим, ничего подобного уже не случится. Радовался этому и не страдал от мук совести. А что тут такого? Мир потеряет парочку юных раздолбаев, и без того не ценящих свою жизнь, зато получит вечного Да Винчи и долгоиграющего Моцарта.

Долгоиграющий Моцарт — наверное, он счел это удачной игрой слов, а потому повторил еще раз, прежде чем рассмеяться своим противным смехом. И я неожиданно рассмеялась в ответ:

— До чего же ты жалок, Алекс! — Я его раскусила и уже не считала нужным придерживаться официально-вежливого тона. — Пытаешься выставить Сокола монстром, а сам просто завидуешь ему до чертиков. Завидуешь, восхищаешься, ненавидишь. Пытаешься копировать его стиль и манеры, пытаешься шутить так же, как он. Костюм, витиеватые речи… — Вспомнилась первая встреча с темным в парке. — Это все не твое, поверь.

— Я? Восхищаюсь? Им? Ты что-то попутала, девочка. — Шелуха все же слетела, и он стал тем, кем и должен был быть. — Алексом… Да каким там Алексом! Шуриком Акопяном, тем самым, которому для полноты образа не хватало спортивного костюма и красных гвоздик. — Кажется, это ты без ума от доктора Франкенштейна. Но погоди, я еще не все тебе рассказал. Мы собрали неплохую базу, но работа зашла в тупик. Ван Дейк бился в неполноценном вместилище, хозяин тела давно съехал с катушек, и ни тот ни другой в таком состоянии не годились для продолжения исследований. И что предложил Сокол? Выпустить голландца. Перестать поддерживать жизнь вместилища, позволить Ван Дейку найти себе новое, опять не допустить нормального вселения и продолжить опыты. По предварительным расчетам, мы могли удерживать голландца еще лет тридцать и, может быть, разобрались бы за это время и с бессмертием, и с ним самим, но Сокол хотел результатов немедленно. Он прикинул, что благоприятные условия для создания нового вместилища наступят уже в течение года и Ван Дейк, как всегда, не упустит возможности… Ты слышишь, что я говорю?!

Я слышала.

— Соколу отказали. Выпускать голландца было опасно — это понимали все. И тогда он решил все сам. Остановка сердца, и никаких доказательств постороннего вмешательства. Только через год при вскрытии вместилища номер восемь нарисовалась та же клиническая картина. Просто остановка сердца…

«Мне не нужно оружие, чтобы оборвать чужую жизнь», — отдалось в раскалывающейся от боли голове эхо ночного разговора, и я с силой сдавила виски.

— Но прямых улик все равно не было. Никто не смог обвинить его ни в том, что он выпустил голландца, ни в краже результатов нашей совместной работы. Последнее, кстати, замечательно характеризует душку-доктора. Речь ведь не о бумагах — вся информация хранилась на электронных носителях. Соколу достаточно было сделать копии, но он пошел дальше, запустил вирус в систему и стер все файлы. Зачем, если не для того, чтобы больше никто, кроме него, не смог продолжить это дело? Он только в одном просчитался. Раз уж взялся за такое, нужно было идти до конца. Нужно было самому подыскать для Ван Дейка новое вместилище. Но господин целитель чурался грязной работы, пустил все на самотек, и судьба сыграла с ним злую шутку. Ты ведь знаешь, кто стал вместилищем номер восемь? Впрочем, своего Сокол все равно не упустил. — Акопян усмехнулся, и его усы по-тараканьи зашевелились. — Его брат, то, что от него осталось, прожил еще семь дней после дня дарения. И если думаешь, что Сокол просто сидел рядом и держал его за руку, ошибаешься. Я видел тело: следы инъекций, ожоги в местах крепления электродов… Конечно, все решили, что так он удерживал Ван Дейка, чтобы тот не разгулялся, но я-то знаю правду. А теперь и ты тоже.

— И что мне с ней делать?

Была б моя воля, я забила бы эту правду обратно в его глотку…

— Обдумать для начала. — Некромант вынул из кармана часы на длинной цепочке и щелкнул золотой крышкой, по которой растеклась черная капля. — Твоих куриных мозгов ведь хватит на то, чтобы прикинуть, что ждет твоего приятеля Сережу через недельку? Хочешь дать ему новый образец для опытов?

— Хочешь, чтобы я отдала его тебе? — спросила я в том же тоне.

— Увы, мне теперь без надобности. Разве что принесешь еще и украденные Соколом файлы.

Часы на цепочке раскачивались в такт его шагам, пока Акопян картинно прохаживался передо мной, видимо подсмотрев похожую сцену в каком-то фильме. Блестящая темная капля то уменьшалась, то увеличивалась, на несколько секунд всецело завладев моим вниманием, так что я едва не пропустила следующую фразу некроманта.

— Ты же хочешь спасти своего любовника? А я могу сказать тебе, как это сделать.

С трудом оторвав взгляд от завораживающей капли, я посмотрела в глаза Алексу и поймала себя на мысли, что не могу понять, какого они цвета.

— И как же?

— Хорошая девочка, — усмехнулся он, поднося часы к моему лицу так, что раскачивающийся золотой маятник едва не терся о нос. — Слушай внимательно.

Голос у него стал какой-то странный. Нет, мерзкий, как и раньше, но теперь к этой мерзости добавились интонации завсегдатая психиатрических лечебниц.

— Сергей ведь доверяет тебе? — говорил он, растягивая слова. — Убеди его уехать. Сбежать от Сокола и остальных.

У меня было, что ответить на это предложение, но я решила не спорить с психом.

— Увези его в Артемовск, в соляные шахты. Там Ван Дейк его не достанет. Пересидите день дарения…

Интересно, он курит или колется? Только что рассказывал мне о Соколе, о том, что тот присвоил все открытия по делу голландца, а теперь хочет уверить, что знает больше. Ведь если бы эта чушь о соляных шахта была бы правдой, темный не позволил бы брату умереть…

— Только не тяни, действовать нужно сегодня. Ты справишься. Усыпи всех в доме. Вот, это поможет. — Он сунул мне в руку маленький бумажный пакетик. — Добавь в еду или питье. А потом выведи Сергея на улицу. Там вас будет ждать машина…

Часы все-таки ударили меня по носу, и я наконец-то поняла, что происходит: меня банально пытались загипнотизировать. Усыпи, уведи, увези… Обещанная им машина вряд ли доедет до Артемовска, а я сама могу не дойти и до машины.

— Внизу стоит машина…

Еще одна?

— …Ты сядешь в нее и забудешь о нашем разговоре…

И к чему было тратить на него время?

— …Останутся лишь мысли и чувства, страхи и сомнения…

Передо мной появились двое мужчин. На миг стала видна скрытая часть комнаты за их спинами, и я успела заметить сидевшего у окна человека в инвалидном кресле. А потом взгляд намертво приковала черная капля на крышке часов.

— Сокол — враг, — талдычил Акопян. — Виктор Ле Бон — враг. Натали Эбель — враг. Антон Величко — враг. Вокруг одни враги, и только ты сумеешь помочь Сергею. Порошок, машина, Артемовск — это путь к спасению. Запомни это. А все остальное забудь.

Из этого потока ахинеи мне удалось уловить лишь одно более-менее стоящее внимания: фамилия нашего лысого — Величко. Что ж, буду знать.

— Выведите ее и увезите подальше, — приказал Акопян приблизившимся к нам людям, выражение лиц которых внезапно напомнило мне старобешевских козоводов. — За ней придут.

Спящие, слава богу, не кукурузные зомби, подхватили меня под руки и потащили к выходу. Сопротивляться я не стала. Пока.

Оказалось, квартира, в которой я очнулась после похищения, располагалась на первом этаже девятиэтажки. А у подъезда ждала машина — та самая, в которую меня запихнули у турагентства. Но садиться в нее, чтобы, как обещал некромант, все забыть, я не собиралась. Улучила момент, когда один из находившихся в чужой власти мужчин отпустил мою руку, чтобы открыть дверцу, что было сил толкнула второго и бросилась наутек по улицам смутно знакомого района.

Жара разогнала праздных прохожих, и все же люди навстречу попадались, но ни к кому из них я теперь не рискнула бы обратиться за помощью. Подойдешь, а невидимый кукловод дернет за ниточки, и добродушная тетка фурией вцепится в волосы, а дяденька-милиционер приласкает дубинкой. И я просто бежала. Бежала так быстро, как позволяли то и дело норовившие соскользнуть шлепанцы. А в голове была лишь одна мысль, правильная и неуместная одновременно: «Почему, ну почему, выходя из квартиры, я не обула кроссовки?» Я мчалась через дворы и переулки, не оборачиваясь, но непрерывно слыша у себя за спиной топот двух пар ног. Все же поспешила я сравнить невольных слуг Акопяна с фирсовскими соседями: эти были куда проворнее. Наверное, двоих человек подчинить легче, чем два десятка.

На одном из перекрестков коварный шлепанец все же слетел с ноги, а я пробежала еще пару метров до того, как споткнулась. Но не упала: в майку вцепились пальцы одного из преследователей, удержав меня на весу, а потом потянули назад. Добегалась.

— Э, мужики, че за дела? А ну отвалили от девушки!

Надеюсь, у меня не галлюцинации — я узнала отдавший это приказание голос.

— Отвалили, я сказал!

Почувствовав, что меня уже не держат, я несмело обернулась. Получившие по пинку для ускорения спящие, спотыкаясь, топали в сторону ближайшей подворотни, а мой нежданный спаситель глядел им вслед, задумчиво почесывая бритый затылок.

— Совсем нарики оборзели, да, Вербицкая? Средь бела дня на людей кидаются!

— Почему нарики? — спросила я и, не сдержавшись, на ощупь проверила реальность неизвестно как тут очутившегося Игорька.

— Ты зенки их видела? О! — Админ состроил каменную рожу и свел глаза к переносице. — Нарики, кто ж еще?

— Игорь, а ты… Ты что тут делаешь?

— Ну ты даешь, Вербицкая. Сама, часом, не того? Работаю я тут неподалеку. И ты тоже, между прочим.

Я огляделась. И правда, если через дворы пройти, выйдешь к родной конторе. То-то район показался мне знакомым, хоть я на работу обычно с другой стороны прихожу, от трамвайной остановки.

— А чего ты тогда гуляешь? — не желала сдаваться моя паранойя. — Еще два часа до конца рабочего дня.

— Так я картриджи к Васильеву носил заправлять. — Игорек тряхнул пакетом, помимо заправленных картриджей отягощенным как минимум двумя банками пива. — А вот ты чего тут шастаешь, да еще в такой компании?

От необходимости отвечать меня избавил затормозивший у обочины автомобиль, из которого с пистолетом в руке выскочил Сокол.

— О, дядя! — узнал его Игорек.

Темный мгновенно сориентировался и спрятал оружие под футболку, но приятель успел его заметить.

— А разрешение на ствол есть? — полюбопытствовал он, отступив на всякий случай на шаг.

— Конечно.

Сокол вытянул сигарету, достал из-за пояса теперь уже зажигалку и прикурил напоказ.

— Ясно, — усмехнулся успокоенно админ. — Классная штука. Где покупали? Я бы тоже такую взял, хоть и не курю.

— Это подарок. — Колдун несколько раз быстро затянулся и затоптал окурок ногой. — Ася, в машину. Нам пора.

Он нервничал, сильно нервничал, и мне хотелось верить, что из-за меня, а не… Не знаю, но после рассказа Акопяна все так перепуталось и, боюсь, уже никогда не станет по-прежнему. Но я все равно должна была ехать с ним. К Сережке. Если только…

— Приходите еще, — пробормотал Игорь, глядя, как я сажусь в авто.

— Непременно. — Сокол захлопнул дверцу.

Всю дорогу я молчала, отвернувшись к окну, ничего не видя и даже не поняв, добровольно ли везет нас незнакомый пожилой водитель или это темный управляет через него машиной. Очнулась уже на тротуаре у старой высотки. Огляделась, вспомнила и этот район — все-таки это мой город, мой родной, любимый, вдоль и поперек исхоженный за двадцать семь лет жизни.

— Пойдем.

Мужчина взял меня под руку, вроде бы и осторожно, но в то же время крепко. Чтоб не сбежала? А куда мне от него бежать?

— Очнись! — встряхнул он меня у двери подъезда. — Я понимаю, но… Внутри поговорим, хорошо?

— Где мы?

— Ключ, — напомнил он. — Его нужно спрятать. Тут одна из снятых мой квартир, о которой никто не знает. И не узнает, я надеюсь.

Третий этаж, три комнаты. Опять три. Понятия не имею, сколько всего квартир он снял, но сомневаюсь, что среди них были однушки и малогабаритки. Другой бы пожадничал, но это же не другой — это Сокол, бог Асклепий из-под Одессы, легко сорящий вырученными от торговли здоровьем деньгами…

— Ася, — божество глядело на меня с тревогой, — присядь. Сделать тебе кофе? Чая нет, я не покупал, только кофе, растворимый.

Я опустилась на табурет у кухонного стола. Кивнула.

— Они говорили тебе что-нибудь? Чего хотят? Куда везут? Как тебе удалось сбежать? Как? Извини, я… Просто расскажи, что запомнила.

К сожалению, все.

— Там была пустая квартира, — начала я медленно. — И Акопян. И еще кто-то в инвалидной коляске. Были эти спящие, как вы их зовете…

— Квартира? Акопян? — переспросил Сокол растерянно. — Тебя запихнули в машину, и я тут же рванул следом. Терял вас из вида несколько раз, но потом опять находил. В конце вы оторвались, свернули во дворы… А потом я увидел тебя рядом с тем парнем.

— Не знаю, за кем ты гонялся почти час, но я провела это время в компании твоего приятеля-некроманта, — прорычала я, чувствуя, что еще немного и сорвусь.

— Иллюзия, — пробормотал он. — Обманка. Сделали, как мальчишку!

— Иллюзия. В той квартире тоже была. Покатался бы по улицам, догнал бы, героически спас… Ты же иначе не умеешь, только героически. Потом до ночи ломал бы голову, что это было и зачем. А наутро не нашел бы ни меня, ни Сережку… Хотя меня, может быть, и нашел бы — холодным трупом у подъезда. Если, конечно, Акопяну не понадобилась бы батарейка. Ты же это так называешь — батарейка? Ведьма про запас, да? Небось богатый опыт использования! А севшие потом куда? Просто в утиль или другу Шурику — поиграться?

Нервы у меня все-таки не железные, но начинающаяся истерика была подавлена в зародыше. Старым, безотказным способом.

Я вскочила, схватившись за горящую щеку, и с ходу влепила Соколу ответную пощечину. Мужчина даже не шелохнулся.

— Полегчало?

— Да. — Хотя стоило для верности ударить его еще раз.

Он прошел к закипевшему электрочайнику, расколотил в кипятке ложку темных гранул и поставил горячую чашку на стол рядом со мной.

— Теперь рассказывай. С самого начала.

С начала я не стала — только с того момента, как Акопян достал часы и принялся размахивать ими передо мной, пытаясь заставить поверить в чушь о соляных шахтах.

— Действительно, чушь, — вздохнул колдун. — Если бы все было так просто. Часы золотые? С агатовой каплей на крышке, ты уверена?

— Насчет агатовой — нет. Я в этом не разбираюсь. Но черная — факт.

— Брегет Крушницкого. То-то его не нашли после смерти старика. Да и кучу других вещей тоже — Алекс себя при дележе наследства не обидел.

Колдун нахмурился, отобрал у меня чашку и потянул за руку, заставляя подняться со стула. Обхватил ладонями лицо и притянул к себе, словно внезапно захотел поцеловать, но лишь приблизился так, что я ощущала кожей его дыхание, и долго смотрел в мои глаза. А я — в его. Показалось на мгновение, что вот-вот разгляжу в глубине его душу и все пойму… Но если у Сокола и была душа, она надежно пряталась под толщей голубого льда.

— Ты в порядке, — отпустил он меня. — В полном.

— Разве это плохо? — спросила я, уловив странные нотки в его голосе.

— Это необычно. Как минимум. Алекс не спец в ментальном воздействии, но Вацлав Крушницкий им был — самый сильный телепат и медиум из всех, кого я знал. А его брегет — мощнейший артефакт, которым может воспользоваться даже не одаренный. И он всегда, всегда срабатывает. Разве что… На тебе есть защита? Может быть, что-нибудь от матери? Оберег? Крестик?

— Нет, ничего.

— Чудо? — усмехнулся темный. — Я давно не верю в чудеса.

— Пуговица! — вспомнила я. — Возле агентства была девочка, и она дала мне пуговицу.

Рука ощупала пустой карман. Но я же помню, что положила ее туда!

— Там не было никакой девочки, Ася.

— Что? — опешила я.

— Там не было девочки, — повторил Сокол. — Я отошел, но из вида тебя не терял. Ты рассматривала вывеску, а потом подъехали эти… Я не успел лишь на несколько секунд. Но никакой девочки там не было.

— Была. — Я почувствовала, что сейчас расплачусь. — Красивая маленькая девочка, похожая на фею. Она дала мне пуговицу, а потом сказала приготовиться… Еще там был мальчик…

— Феи, — проговорил задумчиво колдун. — Что ж, это бы все объяснило. Они редко вмешиваются, но если им кто-нибудь понравится… А если не понравится…

Он с силой зажмурился, как будто хотел прогнать какую-то мысль, но, видимо, ему это не удалось.

— Феи, единороги… Они сами выбирают себе друзей. Одни получают от них подарки, а другим остается только радоваться, что они вообще пускают их в свой мир и позволяют себя видеть. Но прекрасная, вечно юная королева будет для них уродливой старухой.

Это наказание, и, наверное, Сокол его заслужил. Но мне стало жалко, что он не смог увидеть Звезду такой, какой видела ее я…

— Пусть будут феи, — согласился темный. — Раз уж у нас нет другого объяснения, как тебе удалось не попасть под гипноз. Есть и более важные вопросы. Например, чего добивается Алекс? Твоя девочка об этом не говорила? Жаль. Придется разбираться самому. Все самому. Где тот порошок, что он тебе дал? Не потеряла?

— Нет. — Я протянула ему бумажный пакетик.

Колдун развернул его и принюхался к мелкой белой пыли. Ухмыльнулся недобро.

— Это точно снотворное? — спросила я, заметив эту ухмылку.

— Да. А смерть всего лишь сон…

Он высыпал порошок в раковину и открыл воду. Подождал, пока яд полностью смоет, и повернулся ко мне.

— Жизнь тоже сон, Ася. Спи.

Как тогда, в самолете… Падаю прямо со стула в бездонную пропасть, но сильные руки подхватывают меня на лету…

Очнулась я на постели в маленькой спальне. Какое-то время разглядывала плакаты на стенах: тот, кто жил здесь раньше, явно любил русский рок и фильмы со Шварценеггером. И девочку Катю — это имя, обведенное сердечком, было написано ручкой на обоях прямо на уровне глаз. Он просыпался утром и видел его…

За окнами был еще день, выходит, я ненадолго отключилась, и Сережка не волновался. Но мне все равно было немного стыдно перед ним. Иногда казалось, что я забываю, ради чего ввязалась во все это. Жизнь превратилась в захватывающее приключение, не всегда приятное, но оттого не менее увлекательное, и пока Серый отсиживался под охраной светло-темного воинства, я любовалась единорогами, танцевала с феями, спасалась от зомби. Меня похищали, пугали, пытались превратить в послушное орудие убийства… И ничем из этого я не могла с ним поделиться. Ни с кем не могла.

Я вдруг поняла, что отчаянно скучаю… по Жорику. Вот кто на самом деле мой единственный и самый верный друг, от которого у меня никогда не было и не будет секретов. И когда все закончится, я вернусь в старую бабулину квартиру, достану с балкона лопату, накопаю жабу червей, а себе куплю бутылочку безалкогольного пива и пачку соленых орешков, и будет у нас праздничный семейный ужин.

Поднялась, выглянула в коридор — никого, только в ванной шумела вода. Купается он там, что ли? Нашел время!

Заглянула на кухню. В пепельнице на подоконнике прибавилось окурков.

Во второй спальне какой-то склад. Корзины, картины, картонки, словно в детском стишке. Вряд ли это все вещи Сокола. Наверное, хозяева свалили хлам в одну комнату. Тогда и сдавать должны были не как трешку, а как двушку, но вряд ли темный торговался.

В гостиной чисто и пусто. Диван, кресло и книжный шкаф — вот и все убранство. Книги старые. Два тома Большой советской энциклопедии. Пушкин, Есенин, Цветаева, Пастернак… Открыла наугад и улыбнулась — в любом издании, даже в сборнике, всегда только оно: «Давай ронять слова, как сад — янтарь и цедру…» Наверное, я все-таки ведьма.

Отложила книгу в сторону, потянула на себя выдвижной ящичек. Снова хлам. В плотные целлофановые пакеты упакована какая-то мелочовка. Старая наливная ручка, оправа от очков, складной нож. А в углу что-то интересненькое: связка ключей, на каждом из которых маленькая бирка, где знакомым по тетради с рецептами почерком написаны адреса. Прежде чем закрыть шкафчик, я мысленно повторила каждый. Запоминала, еще сама не понимая зачем. Олимпийская, Лунина, Металлургов — еще три квартиры в разных районах города. Сокол как к войне готовился. Один против… кого? С кем он воюет? И за что?

— Выспалась? — Легок на помине.

— Зачем ты меня вырубил? — спросила я прямо.

— Тебе нужно было отдохнуть, — сказал он спокойно, как будто и не врал мне сейчас в глаза.

— Отдохнула. Возвращаемся?

— Да. Только дай мне еще минут пять, хорошо?

Темный опустился в кресло у окна, и я только сейчас заметила, как он бледен. Шрам на виске налился кровью, а на лбу блестел пот.

— Тебе плохо?

— Жара, — снова солгал он. — Потому я и выбрал ту квартиру, а не эту — там кондиционеры.

Если темный не хочет говорить правду, он не скажет. А после откровений Акопяна я не была уверена, что хотела бы эту правду знать.

Зашла в ванную, открыла воду. Из зеркала на меня смотрела перепуганная девица. Встрепанные волосы, уже не пепельные, а натурально мышиного цвета, плотно сжатые губы. На щеке полоска грязи — память о пребывании в убежище некроманта.

Схватилась за мыло, и то выскользнуло из влажных дрожащих рук, улетело куда-то под раковину. Наклонилась, подняла. Взгляд зацепился за маленькую алую кляксу на светлом кафеле. Кровь…

Когда я вышла, Сокол уже стоял у книжного шкафа, листал отложенный мной томик Пастернака.

— Нравится? — спросил у меня, даже не повернувшись.

— Отдельные вещи. А тебе?

— Тоже. Отдельные.

Он положил книгу на полку. Накрыл ладонью, словно впитывал слова сквозь обложку, и негромко продекламировал:

— «Давай ронять слова, как сад — янтарь и цедру, рассеянно и щедро, едва, едва, едва…»

И впервые за весь этот безумный день мне стало по-настоящему страшно.