5

Зеленый ад внезапно расступился, и Ларс де Росс уткнулся носом в глухую стену. Писатель задрал голову. Гранитная скала отвесно взмывала вверх под небеса. Не было никакого плавного перехода в пологие холмы с медленным подъемом вверх и постепенным изменением ландшафта. Просто — бух! — и горы. Словно какой-то гигантский ребенок решил поиграться и с размаху вляпал каменную громаду в буйные заросли Прикарденского леса.

— Ну вот, до гор я, кажется, добрался, — почесал затылок Ларс де Росс, — и что дальше?

Тот же вопрос занимал и Тича, наблюдавшего за ним из соседних кустов.

«Стоит, раззявив рот, и репу чешет, — хихикнул Тич. — Скала высо-о-окая. Можно мне теперь домой?»

«Да он же на драконов прет!» — перепугался Тич.

«А обо мне кто позаботится? — разобиделся Тич. — Я уже, между прочим, кушать хочу. Твоей рыбки надолго не хватило».

«Да он уже второй день одну травку жрет, вегетарианец хренов! — всполошился Тич. — Ты что, смерти моей хочешь?»

Тич пробурчал себе под нос что-то нелестное по адресу хозяйки и начал наблюдать за безуспешными попытками Ларса взобраться по практически отвесной стене.

«Во дурак! — мысленно вздохнула ящерка. — Нет чтоб отойти на двадцать — тридцать шагов вправо и по симпатичной трещинке, как по лестнице… Может, подсказать? Фигушки. Перебьется. Если своей головы нет, чужая по-любому не поможет…»

Айри спрыгнула с подоконника, на котором перед общением с Тичем сидела, дрыгая ножками и читая книгу, подбежала к арфе, плюхнулась на мягкую табуретку, стоящую перед ней, и начала перебирать струны, делая вид, что давно уже тут музицирует.

Клод Карденский вошел в комнату, рассеянно чмокнул дочку в щеку, сдернул с подоконника книгу, прочел название: «Рыцарь без страха и упрека». Князь покосился на дочь, покачал головой и грустно вздохнул. Девчонка вошла в пору, и с ней все труднее было справиться. Стоило ему по делам покинуть замок, как она тут же удирала с ящеркой в запретный лес. Стража малышке он подарил, когда ей было лет семь, не больше. Клод, как и Айри, с детства (а если быть более точным, с тринадцати лет) шастал по Прикарденскому лесу и знал многие его тайны. А потому, однажды наткнувшись на новорожденную ящерку, только что лишившуюся мамы в пасти грызля, очень обрадовался. Он знал, что эти шустрые зверьки, искусно создающие мороки, легко поддаются дрессировке и верно служат своим хозяевам. Но через пару лет он о своем подарке начал сожалеть, так как на пару они творили такое, что весь замок становился на уши, причем частенько зачинщиком всех главных шкод, как в замке, так и за его пределами, являлся Тич, а не его дочурка.

Клод положил на место книгу, сел на диван.

— Айри, иди сюда. — Князь похлопал ладонью по сиденью дивана, приглашая дочку подсаживаться к нему. — Мне надо сообщить тебе нечто очень важное.

— Да, папа.

Девица, шурша юбками, перепорхнула с табуретки на диван, подкатилась под бочок папаше и начала ластиться. Клод невольно усмехнулся. Хитрюга подлизывалась, думая, что он все еще сердится на нее за очередной вояж в Прикарденский лес. Князь ласково погладил дочку по пышным златокудрым волосам.

— Я вижу, ты уже читаешь рыцарские романы, дочка?

— Да, папа.

— А ты знаешь, чем они обычно заканчиваются?

— Все по-разному. Вот этот, — кивнула девушка на подоконник, — еще вообще не закончен.

— Они заканчиваются свадьбой.

— В общем, да, — не могла не согласиться с папой Айри.

— Доблестный рыцарь совершает кучу подвигов ради своей прекрасной дамы, которая потом обязательно оказывается принцессой…

— У рыцаря Роланда оказалась маркиза, — возразила Айри. — Такая дура, должна тебе сказать…

— Айри, — нахмурил брови Клод Карденский, — где твои манеры? И вообще, прошу меня не перебивать.

— Прости, папа.

— Так вот, у рыцарей в романах дамы сердца принцессы, а тебе повезло гораздо больше.

— Не поняла, — насторожилась девушка.

— С тобой, княжной, хочет сочетаться браком принц.

— Что?!! — Девица взвилась чуть не под потолок, но папа успел отловить ее за талию и усадил обратно рядом.

— Я тоже очень рад, — флегматично сказал он, с трудом удерживая дочку на месте, — но не стоит проявлять так бурно свой восторг.

— Папа! Какой восторг?! Я замуж не хочу!!!

— Сочувствую, но тем не менее придется. Не каждый день принцы к княжнам сватаются. О такой удаче можно лишь мечтать, и этот шанс мы с тобой, дочка, не упустим.

— Не хо-чу! — отчеканила упрямая девица, выворачиваясь из отцовских объятий, и встала напротив него растрепанной и очень гневной фурией.

— И что же делать? — растерялся Клод. — Я уже Шарлю дал согласие.

— А почему меня забыл спросить? — уперла ручки в бока Айри.

— Да потому что кто-то обезьянкой по деревьям скачет, вместо того чтоб совершенствовать свои манеры и ждать родного папу в замке, — разозлился князь. — А заставлять монархов ждать, тянуть с ответами, ты знаешь ли, не принято.

— Правила хорошего тона не позволяют? — язвительно спросила Айри.

— Да! — рявкнул отец. — И тебе их не мешало бы и подучить! Все! Решено! Ты выйдешь замуж за Гийома. И не возражать! Приведи себя в порядок. Король мне сообщил, что принц, возможно, скоро будет здесь.

Клод хлопнул три раза в ладоши. В комнату тут же с поклонами вошел слуга, неся в руках портрет Гийома.

— Вот твой жених, — сердито буркнул Клод. — Смотри, запоминай и, по возможности, влюбляйся.

Девица обожгла портрет таким «влюбленным» взглядом, что папа понял: портрет надо спасать.

— Ну, думаю, ты жениха запомнила, — заволновался он, давая знак слуге убрать портрет, и тот поспешно удалился с ликом принца под мышкой. — Так, дочка, мне опять пришла пора отъехать по делам, и ты здесь остаешься за хозяйку. Если прибудет принц, прими его поласковей. Я конечно же не жду, что ты с ходу бросишься к нему в объятья, но и стульями кидаться не надо… по крайней мере сразу. Может, еще понравится. Веди себя достойно, как положено княжне. А там, глядишь, и…

— Что и? — прошипела Айри.

— Понравитесь друг другу, вот что! Слово за слово, стерпится, слюбится, в таком вот плане. Н-да-с… — Князь Клод Карденский и сам уже не верил в то, что говорил. — Все. Мне пора.

Князь встал с дивана и стремительным шагом покинул комнату дочки, забыв с расстройства на прощание ее поцеловать. «А может, я не прав? — мучительно раздумывал он на ходу. — Она ж еще совсем девчонка. Вдруг у драконов дети входят в нужный возраст не в восемнадцать, а, скажем, в восемьдесят, а то и вообще лет этак… ну, в восемьсот… я же про это толком ничего не знаю! Да-а-а… кажется, с согласием на свадьбу я слегка поторопился. Эх, нельзя сейчас замок покидать, нельзя! Ведь наломает дров девчонка, потом не расхлебаешь! И не прийти на встречу тоже нельзя».

Клод Карденский прекрасно знал, что, если не получит свежих сведений, а его агенты в ответ не получат от него очередную порцию ЦУ, Фарландия окончательно выйдет из-под контроля, и приютившему его с дочкой Дагару придет конец. К войне один на один с империей королевство еще не было готово.

Граф все же нашел тропинку, ведущую вверх. Она тянулась вдоль каменной громады, узкая, неудобная, а в некоторых местах смертельно опасная для такого неопытного альпиниста, как он, но Ларс де Росс упорно карабкался по ней, выискивая неровности, и вскоре поднялся выше крон деревьев сельвы, раскинувшейся внизу. Седельная сумка била его по спине и оттягивала вниз, норовя сбросить в пропасть, но у юного графа даже мысли не возникало оставить ее, так как в ней было самое ценное — письменные принадлежности и незаконченный роман. Вопреки всякой логике то, что должно было погубить его, наоборот, спасло. Что-то свистнуло в воздухе, смачно вляпалось в гранит над головой и потекло вниз. Руки Ларса начали судорожно хвататься за ставшую внезапно скользкой скалу. Маслянистая жижа стекла на тропинку, сведя практически к нулю сцепление сапог графа с камнем, и он с душераздирающим воплем полетел вниз. Вернее, заскользил по почти отвесной скале. Странная жидкость служила отличнейшей смазкой, и портки его даже не задымились. К счастью, кожаный ремень седельной сумки в самой нижней части траектории полета умудрился зацепиться за выступ скалы, и Ларс повис над пропастью, судорожно вцепившись в свою спасительницу. Он опять оказался внутри зеленого ада, а прямо под ним, на земле, сидело чудище, внешне напоминающее огромную зеленую жабу, с широко раскрытой пастью. Ларс мысленно прикинул траекторию своего дальнейшего полета и понял, что снабженная тремя рядами великолепнейших зубов пасть ждала именно его. Сверху на Ларса что-то закапало, и ему стало трудно держаться даже за сумку. Это слюна чудища добралась до него. О том, чтобы дотянуться в таких условиях до выступа скалы, не могло быть и речи, и юный граф понял, что долго ему так не удержаться.

Если бы Тич и Ларс могли видеть в тот момент княжну! Она вихрем вылетела из родового замка, на глазах изумленных слуг одним прыжком перемахнула пятиметровую каменную стену (только белые юбки мелькнули в воздухе) и во весь дух помчалась через луга, на которых паслись тучные стада отца, по направлению к темнеющему на горизонте Прикарденскому лесу.

«Да пока ты прибежишь…»

«Я быстро прибегу!»

Девица ворвалась в родные джунгли, нырнула в персональный схрон между корнями одигойи, сорвала с себя мешающее бегать платье, схватила наряд из шкуры склизня и помчалась дальше, одеваясь на бегу. Закончив туалет, Айри взметнулась по стволу терквойи вверх и продолжила путь, перелетая с дерева на дерево с помощью лиан. Направление она держала четко, ориентируясь на мыслеобраз Тича.

«И как ты себе это представляешь? Он уже висит над ним и ножками дрыгает. Не-э, съест. Обязательно съест», — безнадежно вздохнул Тич.

Девушка зарычала и попыталась прибавить ходу, но скорость теперь зависела не столько от нее, сколько от силы гравитации и длины лиан, которые она использовала в качестве средства передвижения. Она прекрасно знала методы охоты цзыкуна. Эта ленивая тварь не любила суеты и предпочитала не делать лишних движений, а уж если жертва искупалась в ее слюне, то шансов у нее практически нет, обязательно соскользнет в ее жадную пасть.

— Обидно вот так во цвете лет закончить жизнь в желудке твари неразумной, — с горечью изрек в пространство юный граф. — Кажется, скоро я познаю, что такое смерть.

— Нет, это надо же, — фыркнула снизу жаба. — Эта безмозглая козявка называет меня тварью неразумной, а сама несет такую чушь!

— Почему чушь? — опешил Ларс.

— Как мы можем знать, что такое смерть, если не знаем, что такое жизнь?

— Ух ты-ы! — Ошеломленный глубиною этой мысли, Ларс завертелся, пытаясь достать что-то из сумы. — Послушай, гениально! Это надо срочно записать! — Держась одной рукой за кожаный ремень, граф вытащил из сумки походную тетрадь и даже застонал от огорченья, сообразив, что на весу писать не сможет.

— А зачем писать? — заинтересовалась жаба.

— Такие истины должны жить вечно, и надо сделать так, чтобы о них узнали все!

— Узнав истину утром, к вечеру можно помереть! — хмыкнула жаба и снова распахнула пасть.

— С ума сойти! — ахнул Ларс де Росс. — Еще один шедевр!

Жаба вновь закрыла пасть.

— Возможно, ты не так уж безнадежен. И ты серьезно думаешь, мои сентенции кому-нибудь нужны?

— Спрашиваешь! Еще как! Мои читатели от них ну просто офигеют!

— Да ты никак писатель?

— Да. Я прямо вижу, как мой рыцарь Роланд встречает по дороге мудреца и восторженно внимает, балдея от его гениальных мыслей.

— И много у тебя читателей?

— Полно. Как мне в издательстве сказали: весь Дагар от моих книжек угорает, и Фарландия их начала уже читать.

— А ты в своей книженции и про меня пропишешь?

— Конечно! В моем сюжете как раз такого поворота событий не хватало. Тебя как зовут?

— Цзыкун.

— То, что надо! Самое имя для мудреца, пропитанного мудростью тысячелетий.

— Надо же, и возраст угадал, — удивилась жаба. — Ладно, падай сюда, пропитывайся мудростью тысячелетий.

Еще один плевок заставил ремень седельной сумы соскользнуть с выступа скалы, и граф вместе с ней ухнул вниз. Приземлился мягко, прямо на язык цзыкуна. Жаба сплюнула его на землю и коротко распорядилась:

— Пиши.

Ларс протер глаза от скользкой слюны мудреца, вытащил из сумки чернильницу, перья, пристроил тетрадку на широкой лапе монстра и приготовился писать.

«Айри! Ты представляешь, он его уломал…»

«Цзыкуна заломал?» — от неожиданности девица чуть не сорвалась с лианы.

«Не, уболтал. Сидят, считай, в обнимку рядом, и он записывает его бред!»

«Фу-у-у… не спускай с них глаз, и если что…»

«То сразу доложу».

А граф тем временем внимал цзыкуну и строчил. Перо летало по бумаге, фиксируя каждое слово мудреца.

— Ты только в книжице своей меня не жабой, а старым мудрецом представь, — внушал цзыкун писателю.

— Обязательно. Хотя в виде такого монстра ты выглядел бы колоритней.

— Важна не форма, а содержание, — наставительно сказал цзыкун, недовольно пожевав губами.

— Еще один перл! — обрадовался Ларс, торопливо фиксируя и эту мысль на бумаге. — А не скажешь, цзыкун, как ты относишься к работе? Я часто наблюдал за слугами в замке отца, за кузнецами, плотниками. Одни работают с огромным удовольствием, словно играют, а другие злобно, с отвращением, и вечно чем-то недовольны.

— Найди себе работу по душе и больше никогда не работай, — изрек цзыкун.

Ларс замер, обдумывая эту мысль.

— А ведь и верно! — восторженно воскликнул он, вникая в суть идеи. — Если мне работа нравится, то я ее делаю с огромным удовольствием. Даже не работаю, а как бы играю. И если она мне нравится, то обязательно получится что-нибудь стоящее, и мне за это еще и денежки заплатят, хотя я свой труд даже за работу не посчитаю! Я играю! Гениально! — Перо опять помчалось по бумаге. — Послушай, а ты сам по этим принципам живешь?

— Конечно.

— И в чем состоит твоя работа?

— Сидеть вот здесь, созерцать звезды по ночам и думать о вечном.

— А как же хлеб насущный? — удивился Ларс. — Его когда-то надо добывать.

— Еще чего! Главное, найти правильное место в этой жизни, и хлеб насущный сам упадет в твой рот, — хмыкнула жаба, посмотрев наверх.

Ларс почесал затылок и решил, что эту тему лучше не обсуждать.

— Теперь о политике, мудрейший. Как ты относишься к властям предержащим и их подданным? В животном мире вроде бы все просто: есть травоядные, есть хищники. По сути: кто сильнее, тот и прав, а в обществе людей…

— Все то же самое. Только запутанней. Стража, суды, все это — зубы сильных, которыми они рвут глотки слабых. Так что общественный пирог едят сытые, а голодные идут под суд.

— Нет, ну надо же! На все у тебя есть ответ! Откуда так хорошо знаешь мир людей? Вроде в лесу живешь…

— Можно подумать, ты у меня первый, — облизнулся цзыкун. — По этой тропке не только горные козлы шастают. Иногда и контрабандисты попадаются. Порой целые караваны, заплутав в горах, сюда спускаются. А у меня принцип: наедаться про запас всегда выгоднее, чем голодать из приличия.

— Ух ты! Ну просто афоризм! — Перо вновь запорхало по бумаге. — Знаешь, я больше чем уверен, что скоро поклонники повалят к тебе толпами, чтобы приникнуть к истокам знаний и, так сказать, вкусить их плоды.

— На это и расчет, — плотоядно улыбнулась жаба.

Увлеченный писаниной юноша улыбки монстра не заметил.

— Эх! Если б не серьезные дела, я бы тут завис надолго. — Граф с сожалением поставил на бумаге точку и начал убирать письменные принадлежности в суму. — Но я еще вернусь. Этот роман у меня не первый и не последний, — похлопал юноша по суме и перекинул ее через плечо. — Мы еще потолкуем о смысле жизни!

— Потолкуем, — флегматично хмыкнул цзыкун. — Тебе куда?

— Мне дальше, в горы, — ткнул пальцем в небо Ларс.

— Тогда садись, подброшу. — Монстр выкатил графу под ноги свой язык.

Ларс безмятежно сел на него и тут же оказался в пасти жабы.

— Э! ТЫ ЧЕГО?!!

Пасть на мгновение сомкнулась и выплюнула графа вверх. Облепленный слюной, он летел метров сто и попал точно на гранитный выступ, гораздо выше той точки, с которой недавно летел вниз. Тропа здесь была шире и плавно заворачивала за скалу.

— Спасибо, о мудрейший, — поблагодарил писатель, пытаясь стряхнуть с себя скользкую слюну.

— Не за что. Ты, главное, в своей книженции про меня пропиши. Да, забыл спросить: а что там у тебя за серьезные дела? Зачем в горы лезешь?

— Дракона надо завалить. Вот этим вот мечом. — Ларс похлопал себя по боку, на котором болтался притороченный к поясу меч в роскошных ножнах, помахал на прощание рукой и исчез за выступом скалы.

— Тьфу! — душевно сплюнул монстр. — Нет, ну надо же: сам, лично, свой собственный завтрак драконам подарил. Старею…

Цзыкун захлопнул пасть и вновь задумался о вечном в ожидании следующей жертвы.

— Ийя-а-а!!! — Боевой клич Айри, прыгающей от восторга на колючей ветке одигойи, спугнул приготовившегося к броску гуркока, и он со страху шмякнулся на землю с пятидесяти метровой высоты.