Глава 6 ЗНАКОМСТВО С МАРТИНОМ
Я познакомился с Мартином случайно — мне было лет десять, не больше. Случилось это в день, когда отец отправился на охоту, прихватив с собой царскую свиту. Он всегда так делал, когда замечал, что придворные шляются по коридорам без дела, сплетничают и увлекаются интригами. Веселья безделье не добавляло, а придворные косились направо и налево, подозревая остальных в желании устроить крупную пакость и заставить царя сослать кого-нибудь из придворной братии в дальний скит, подальше от радостей столичной жизни.
Избавиться от упаднических настроений помогала охота: придворные вымещали накопившуюся злость, выслеживая зверей и гоняя их по лесу, представляя, что таким образом расправляются с недругами. В роли козлов отпущения выступали олени или кабаны, которых в наших лесах водилось выше крыши.
Охотники-интриганы возвращались во дворец довольными жизнью, но через пару месяцев ситуация повторялась и отец снова собирался на охоту.
В тот раз он решил взять с собой и меня, но я отказался: не люблю, когда на одинокого зверя нападает многочисленная, вооруженная до зубов толпа. Я считал, что охоту надо вести один на один: у каждой из противоборствующих сторон должен быть шанс победить. Отец, привыкший к традиционной охоте, когда одного несчастного зверя гоняет свора охотников и собак, моего недовольства не понимал. Как и братья. Они тоже считали, что охота не столько погоня за зверем, сколько скачка по лесам, по лугам или соревнование — кто громче протрубит, чьи собаки быстрее и ловчее. Я говорил, что бегать толпой за кабаном — то же самое, что давить муравьев телегой, но братья обижались и отвечали, мол, если я ничего не понимаю в настоящей охоте, то нечего другим портить удовольствие.
Они поехали большим отрядом, а я отправился сам по себе. Отец за меня не опасался: говорил, что верит в мою самостоятельность. На самом деле он значительно не договаривал: после одного случая он назначил опытного стражника тайком следить за моими похождениями и помогать, если что пойдет не так. Я узнал об этом в день восемнадцатилетия. Отец позвал меня в тронный зал, и там я впервые в жизни увидел этого стражника. Он отрапортовал царю, что неоднократно убеждался в моих способностях самостоятельно выпутываться из сложных ситуаций, и я, по его мнению, давно не нуждаюсь в тайных помощниках.
Да, отец обманывал, но делал это так, что я был убежден, что рассчитывать нужно только на собственные силы. Так он воспитывал мою самостоятельность. Но с братьями он поступил по-другому: намекнул им о праве на трон, из-за чего они росли, образно выражаясь, раза в два самостоятельней меня.
Звуки труб и лай собак стихли вдали, и я остался один среди притихшего леса. Он всегда замолкает, когда царская свита отправляется на охоту. Я научился читать следы зверей и птиц и знаю, как чутко реагирует живность на посторонние звуки. С подобным грохотом и ревом свита вряд ли умудрится поймать и подстрелить самого тугоухого и слабовидящего кабана. Фигурально говоря, даже сонные черепахи успеют убежать и надежно замаскироваться при таком шуме.
Но охотников подобные мелочи не останавливали. Они не собирались таиться: стае гончих отводилась главная роль в поисках добычи, и мне было безумно жаль зверя, которого стая учует: не подоспеют охотники, его растерзают, ведь изначально собак натаскивали для охоты на беглых преступников. С последними было негусто, и псам давали волю здесь.
Конь остановился, я соскочил на землю, взял лук (небольшой, сделанный специально для меня) и повесил через плечо колчан.
Охотиться на зверей я не собирался, намереваясь подстрелить какую-нибудь птицу. Повар обожал готовить дичь по моему заказу: и порция маленькая, и фантазии есть где разыграться. Родители были не против того, чтобы я ел то, что сам и добыл. А братья, само собой, называли мою дичь «голубем по-дистрофически». Конечно, домашняя курица не идет ни в какое сравнение, но то, что я добыл еду самостоятельно, прибавляло удовольствия.
Приметив зазевавшуюся птичку подходящего размера, я вскинул лук, прицелился и выстрелил. Стрела попала точно в цель, и птица камнем рухнула с ветки в траву.
Я с радостным криком побежал за добычей и у самого дерева, наклонившись за ней, лоб в лоб столкнулся с мальчишкой моего возраста, бежавшего к птице с той же скоростью.
Звук столкновения был громким, но куда более впечатляющими оказались вспыхнувшие в глазах звездочки.
Мы схватились за лбы и единодушно выпалили известные нам детские ругательства. Будь мы старше лет на пять, слова были бы куда хлеще, особенно у мальчишки, потому что царским отпрыскам не полагается выражаться так, как это делает народ. Возможно, мне пришлось бы заехать мальчишке кулаком в глаз, чтобы и он так не выражался.
Парень приподнял голову, увидел на моей груди медальон царевича и побледнел. Ругательства как отрезало: ведь у мальчишки подобного медальона не было, как не было и охотничьего костюма. Единственное, что имелось в наличии, — рубашка, штаны и старые лапти, готовые отойти на вечный покой. Мальчишка явно из крестьянской семьи.
— Лапти, да лапти, да лап… — задумчиво пропел я, рассматривая его обувь. Мальчишка медленно отступал. — Ты что здесь делаешь?
Крестьянам находиться в царском лесу во время охоты запрещалось под страхом смертной казни. И не потому, что мой отец был извергом или тираном, нет — он сквозь пальцы смотрел на охоту крестьян в его лесу. Зверья хватало на всех, но в дни царской охоты выпускались те самые милые собачки и попавшийся им на пути крестьянин рисковал быть разорванным на куски.
— А ты? — не зная, что сказать в ответ, спросил он. Сделал еще шаг назад и столкнулся с деревом. Вздрогнул и остановился. Пощупал рукой ствол и облегченно выдохнул, убедившись, что позади обычная береза, а не стражник, намеревающийся арестовать нарушителя и препроводить его в городскую тюрьму.
— Охочусь, как ни странно! — сказал я. Забавный вопрос: а что еще делать, расхаживая по лесу в охотничьем костюме с оружием в руках? Собирать гербарий или ловить бабочек?
— Я тоже, — ответил он. — Стреляю потихоньку.
— Сегодня день царской охоты! — повысил я голос. — Тебе никто не говорил, что в такие дни бывать в лесу опасно для жизни? Убирайся отсюда подобру-поздорову!
— Только птицу заберу и уйду, — поклялся он, отходя от березы. — Я мигом!
— Какую птицу? — не ровен час, скажет, что ту самую, которую я только что…
— Которую я только что подбил из лука!
Он что, мысли мои читает?! Придется уличить его в обмане.
— У тебя же нет лука! — воскликнул я. И пусть только скажет, что есть! В жизни не поверю: у. крестьянских детей отродясь луков не было, только пращи, которыми они кидали камни на дальние расстояния. И если попадали, то живой мишени было очень больно. Но лук…
— Есть у меня лук! — обиделся мальчишка. — Настоящий, со стрелами.
— Покажи! — потребовал я.
— Сейчас! — Мальчишка подбежал к дереву и снял с ветки простой лук из обычной ветки, загнутой и перевязанной упругой веревочкой. Такое оружие в городе достается разве что трехлетним детям стражников, не старше. Четырехлетки и то нос отворотят: из этого «чудо-оружия» можно выпустить стрелу и при сказочном везении даже попасть с двух шагов в землю, но ни на что большее такой «лук» не был способен. Физически.
— Ты стрелял из этого?! – на всякий случай переспросил я. Забавно: шел на охоту за дикими зверями, а наткнулся на юного сказочника.
— Да! — гордый собой и сияющий, как начищенный пятак, подтвердил мальчишка. Я мог с легкостью доказать ошибочность его утверждений (фразу про ошибочность часто произносил учитель философии, и я ее запомнил), но решил, что крестьянский сын подобных слов не знает в принципе.
— Докажи!
Какой я стал лаконичный, кто бы поверил?
— Запросто! — улыбнулся мальчишка. — Я как раз хотел поднять птицу, когда вы… ты… вы… появило… лись.
— М-да… — пробормотал я. У него явные затруднения с правильной речью при общении с незнакомыми людьми. Это только в старых сказках Красные Шапочки по-свойски разговаривают с незнакомыми волками и те с удовольствием отвечают им человеческим голосом, да еще интересуются здоровьем ближних и дальних родственников. А тут два нормальных молодых человека не могут нормально решить создавшуюся проблему.
— Птица здесь, — показал он под ноги. — Поднять?
— Я сам! — отозвался я, нагибаясь за бедной птахой. Ей и после смерти суждено сделать доброе дело: вывести обманщика на чистую воду. А то увидел, что я подбил птицу, и решил, что окажется быстрее меня. Мол, добежит первым, схватит птицу и скроется в кустах. Не пойдет! Я за чужое не хватаюсь, но и свое никому не отдам.
— Вот моя стрела! — воскликнул он и осекся, изрядно удивленный.
Наверное, я выглядел точно так же: птицу пронзили две стрелы, одна из которых была моей — они, как на подбор, одинаковые, и отыскать ее среди сотен других не представляет труда, а вторая — обычная веточка без коры, с заостренным и закаленным на огне концом — принадлежала мальчишке.
— Вот это номер! — Я недоверчиво поворачивал птицу. — Попасть в мою добычу?!
Я разжал пальцы, и птица упала в траву. Дернув за веревочку на импровизированном крестьянском луке, я проверил натяжение и убедился, что она упруга, но не настолько, чтобы выпустить стрелу с достаточной силой. Тем не менее результат налицо. А ведь эти птички невероятно осторожны, и мальчишка, чтобы попасть из игрушечного лука, должен был подкрасться к ней минимум на три метра и сделать это абсолютно бесшумно.
Так не бывает.
— Признавайся, — приказал я, — ты сидел на ветке, со стрелой наперевес. Птица села рядом, и ты со всей силы пронзил ее стрелой безо всякого лука!
— Разве так можно?! – изумился мальчишка. — Нет, я в нее выстрелил. Правда!
— М-да, — вздохнул я, — с такими доказательствами не поспоришь… А ты, случаем, не ученик чародея? Умеешь стрелять при помощи заклинаний?
Мальчишка испуганно отшатнулся, и я понял, что версия оказалась ошибочной, а он, судя по всему, боится магии поболее моего. Жаль: несмотря на страх, я с большим удовольствием научился бы стрелять при помощи волшебства. Сломается лук, а ты — бац! бац! бац! — из воображаемого лука настоящими стрелами! Или того пуще — из всего воображаемого поражаешь настоящие мишени!
— Что будем делать с птичкой? — поинтересовался я. — Умудрились попасть в нее вдвоем (было бы во что попадать, а то — кожа да кости — диетическое питание, стрелы больше весят!), придется разделить.
— В смысле, как разделить? — переспросил мальчишка. — Мне воспоминания, а птицу вам?
«Он еще и шутить умеет!» — подумал я. Откровенно говоря, с меня не убудет: лес полон живности, и в моем колчане по-прежнему уйма стрел. А мальчишка, застреливший при помощи игрушечного лука настоящую птицу, имеет право забрать ее полностью. Тем более что там и делить-то нечего.
— Бери себе. У меня еще есть! — разрешил я.
— Где? — удивился мальчишка, разглядывая мой охотничий пояс. — Я ничего не вижу.
— Вон летит! — указал я на скрывшегося среди веток тетерева. Живности хватит «на сто лет, а там все равно — потоп!» — так говорил наш астролог: он исхитрился просчитать будущее с помощью звезд и теперь рассказывал всем, что нам осталось жить всего ничего и мир очень скоро утонет. Желающие перепроверяли его выкладки, но никто так и не понял, каким это макаром звезды предсказывают будущее, если их свет доходит до нас спустя миллионы лет, а сами звезды давно находятся в другом месте, если не взорвались и не погасли. Я не в курсе относительно источника знаний о немыслимых расстояниях, но говорили, что сведения о дальности звезд оставили нам пришельцы, ныне такие же мифические, как и их знания.
— Спасибо! — обрадовался мальчишка.
— «Спасибо» в карман не положишь и «пожалуйста» из него не достанешь! — повеселел я. — В общем, беги, а я сделаю вид, что никогда тебя раньше не видел.
— Стрелу отдать?
145
— Оставь себе на память — будешь знать, какими они должны быть на само деле.
— Спа…
— Одного вполне достаточно! — перебил я.
— Ладно.
Мальчишка исчез, словно его ветром сдуло. Я восхищенно покачал головой и отправился на поиски ужина. Настороженная тишина уже сменилась привычным шумом-гамом ничего не боявшихся мелких птиц. Они понимали, что за ними не будет охотиться ни один человек. Тех же воробьев на порцию жаркого придется ловить так долго, что за это время помрешь от голода или усталости.
И тут я увидел тетерева, сидевшего на ветке и мрачно взиравшего на меня то одним, то другим глазом.
— Попался! — Я вскинул лук, но не успел прицелиться, как передо мной появился давешний мальчишка.
— Собаки!!! – прокричал он.
Птица вздрогнула и взлетела, быстро замахав крыльями. Я чуть не взвыл от обиды: пущенная стрела пролетела в считаных сантиметрах от ее хвоста. Набрав воздуха в грудь, чтобы отчитать мальчишку за его несвоевременное возвращение, я застыл как вкопанный: из чащи накатывался собачий лай.
— Не может быть! — воскликнул я. — Охотники ускакали вперед, они кругами не бегают!
— Ага, они бегают квадратами! — отозвался мальчишка. — Быстрее, царевич, пока нас не загрызли — ты сам предупреждал!
В следующий миг между деревьев показались несущиеся на нас собаки. Я ахнул и посмотрел на дерево: ветки высоко, так просто не достать.
— Давай, подсажу! — Мальчишка присел на колено, я встал на его ногу и подпрыгнул. Ухватился руками за ветку и подтянулся.
Собаки приблизились на опасное для нас расстояние. Я шустро перебрался к краю ветки, заставив ее нагнуться под моим весом, и прокричал:
— Прыгай!
Мальчишка ухватился обеими руками, я отошел к основанию ветки, она выпрямилась и подняла мальчишку. В следующую секунду он обхватил ветку еще и ногами, и подскочившая собака вцепилась всего лишь в край его рубашки, выбившейся из штанов. Ветка приподнялась, собака повисла в воздухе и, дергая лапами, потянула мальчишку к земле. Подоспевшие гончие подпрыгивали, намереваясь в него вцепиться. Но не успел я ударить луком по собачьей морде, как рубашка затрещала и порвалась, а собака упала на землю вверх лапами. Ветка закачалась. Собаки уставились на нас и сердито залаяли.
Я помог мальчишке вскочить на ветку, и мы перебрались еще выше.
— И все-таки охотиться толпой за одним зверем — это свинство! — проворчал я. Собаки неистовствовали.
Я знал, что лазить по деревьям четвероногие друзья охотников не умеют, хотя их пытались обучить этому трюку. Были у нас экспериментаторы, желавшие научить собак тому, чего сами не умеют.
Говорили, что в соседнем царстве один человек пообещал за тридцать лет научить осла говорить и на этой ниве достиг небывалых успехов: заработал немыслимые гонорары. При этом на человеческом языке до сих пор болтает сам хитрец, а осел упорно произносит стандартное «иа». Как говорит его учитель, прошло только десять лет и требовать положительных результатов еще рано.
Свора в полном составе окружила дерево, собаки отчаянно лаяли и старались забраться по стволу на нижние ветки. Я подумал, что у них здорово получилось бы встать друг другу на спину и дотянуться до нас, но, слава здравому смыслу, никто не обучал их цирковым приемам. А то на самом деле все птицы в лесу стали бы наши. От собак-акробатов спасутся разве что неунывающие дятлы, способные задолбать не только деревья и червячков-вредителей, но и самих собак.
Мальчишка отломал сухую ветку и швырнул в собак. Они отскочили, но быстро опомнились и снова залаяли.
— Эй! — возмутился я необдуманным поступком мальчишки. — Это охотничьи собаки! Знаешь, сколько они стоят?
— Не дешевле тебя! — проворчал он. — А что ты предлагаешь? Спуститься к ним и попросить поохотиться в другом месте?
Я задумался: такое чувство, что мальчишка, с которым я разговаривал пару минут назад, был братом-близнецом этого — слишком разные характеры. Тот скромный и стесняющийся, а этот того и гляди кулаком врежет и даже не почешется. Но подбитая птица, висевшая не его поясе кверху лапками, доказывала, что я разговариваю с одним и тем же мальчишкой. Надо же, как чувство опасности меняет людей — не узнать просто!
— Для тебя кто важнее: ты или они? — переспросил он.
— Вообще-то, я! Но если бы ты знал, сколько они стоят…
— То что? Пожертвовал бы собой?
— Не собой! — ответил я, посматривая на пояс мальчишки. — Далеко не собой.
— А кем? — встревожился он, отодвигаясь. Кровь с птицы капала на собак, распаляя их еще сильнее, и я понял, что псов привлек ее запах. Разогнавшие лесных обитателей охотники так никого и не нашли, а собаки — вот обоняние, слов нет! — учуяли кровь и сбежались на пирушку.
— Дай-ка мне наш совместный трофей! — Я протянул руку к птице и, не дожидаясь ответной реакции мальчишки, схватил ее и с размаху швырнул в собак. Те взвыли в ответ, а бедная птаха в один миг перестала существовать как единый организм. Зато собаки отстали от нас, переключившись на дармовую добычу.
Тут послышался топот коней и свист охотников. Я поглядел на мальчишку и сказал:
— Если тебя здесь увидят, то ты будешь следующим!
— Уверен?
— Там мой отец, царь Александр! А вместе с ним куча придворных, которые только и ждут, как бы выслужиться перед царем. Они тебя сами с ветки стянут и скормят собакам, дабы другим крестьянам неповадно было!
— И ты им позволишь?! – испугался мальчишка.
— Еще чего! — возмутился я. — За кого ты меня принимаешь?
Охотники прискакали очень быстро. Протрубили трубы, и собаки, подчиняясь приказу, отступили от дерева. Продолжая рычать, они дожевывали остатки птицы.
— Что там? — услышал я голос отца. Охотник поднял часть крыла:
— Какую-то птицу съели!
— Что значит «какую-то»? — не понял отец. — Главный охотник не может определить, что сжевали его гончие?!
— Она не из наших краев, — пояснил охотник. — Видать, случайно сюда залетела.
— А почему собаки до сих пор лают?
— Похоже, на дереве кто-то прячется. Сейчас проверю! — Охотник подпрыгнул и ухватился за ветку, подтянулся, забрался на нее и столкнулся с нами.
— Добрый день, Мефодий! — поприветствовал я.
Охотник, ожидавший увидеть на дереве кого угодно, но только не царевича, с трудом оправился от изумления.
— Рад вас видеть во здравии, царевич Иван! — растерянно поздоровался он.
— Славная погодка, вы не находите?
— Погода отличная! — рассеянно согласился Мефодий. — Простите, царевич, но что вы здесь делаете?
— А разве не видно? — протянул я ему свой лук. — Мы здесь охотимся!
Охотник посмотрел на лук и перевел взгляд на мальчишку. Сощурил глаза и сердитым голосом произнес:
— А это еще что такое?! Крестьянам запрещено находиться в царском лесу под страхом смертной казни! Ты нарушил царский указ!
— Что там? — еще раз спросил снизу отец. К нему присоединились голоса других охотников.
— Ваше величество, вы должны сами посмотреть! — воскликнул Мефодий. Мальчишка побледнел и сжался. А я разозлился.
— Среди нас троих я главный! — сквозь зубы процедил я. Охотник посмотрел на меня, и глаза его расширились: я целился в него из лука. — Как ты смеешь обвинять моего слугу в нарушении царских указов?! Я пристрелю тебя на месте!
Мальчишка испугался куда больше Мефодия. Я сам внутренне содрогнулся от того, что произнес, а охотник последним усилием воли заставил себя не спрыгнуть.
Отец подошел к дереву и увидел меня. Профессионально быстро справился с изумлением, приподнял руку и молча ткнул указательным пальцем вниз: спускайся!
Охотник спрыгнул первым, следом спустился я, замыкал шествие мальчишка. Собаки зарычали, но Мефодий прикрикнул, и они отступили. Отец ничего не говорил, я тоже молчал. Мальчишка вообще вряд ли был в состоянии что-либо произнести, а охотник просто не знал, что сказать в данной ситуации.
Отец не выдержал первым:
— Как ты здесь очутился? Я пожал плечами:
— Отстал от вас и охотился сам по себе. А вот почему вы вернулись, вам лучше знать.
— Понятно! — кивнул отец. — Что здесь делает молодой человек крестьянского происхождения?
— Он мой помощник на охоте! — ответил я. — У тебя вон их сколько, а мне даже одного нельзя завести?
— Ты в курсе, что крестьяне не имеют права находиться в царском лесу?
— Я ему разрешил! — с вызовом ответил я. — В конце концов, я царевич или кто?
Толпа придворных сгрудилась неподалеку и жадно ловила каждое сказанное слово.
— Врет он все! — не выдержал Мефодий. Память о нацеленной в лоб минуту назад стреле сильно действовала ему на нервы. — Когда мы выезжали из дворца, царевич был один, никаких помощников рядом с ним не было!
Отец посмотрел на меня и вопрошающе склонил голову набок.
— Мы договорились встречаться в условленном месте! — воскликнул я. — Во дворец его никто не пропустит, и я решил, что…
— Почему не пропустит? — удивился отец. — Помощник моего сына имеет право свободно входить и выходить из дворца. Почему ты раньше мне ничего не сказал?
— Я говорил, что он обманывает! — все больше распалялся главный охотник.
— В честь чего мне обманывать? — рявкнул я. Голос чуток сорвался, ну да ладно, на это мало кто обратит внимание, сейчас все заняты вопросом, а не прозвучавшими интонациями.
— Твоя версия? — спросил отец у Мефодия. — Зачем ему нас обманывать? Какая от этого польза?
— Я… — Главный охотник замялся: ничего правдоподобного и логичного в голову не приходило. — А вот пусть он назовет его имя!
— Глупо! — ответил отец. — Имя он явно должен был узнать в первую очередь, как, по-твоему? Иван, назови нам имя помощника, и мы закончим малоприятный разговор на радужной ноте.
Я на миг задумался: что-что, но узнать имя мальчишки не было возможности, как-то стремительно все получилось.
— Его зовут Мартин! — наугад ляпнул я, стараясь не смотреть на мальчишку и мысленно молясь, чтобы он не вытаращил глаза. Если он сорвется, то каждому станет понятно, что я на самом деле обманывал. Что отец мог после этого со мной сделать, ума не приложу.
На какой-то миг показалось, что в глазах отца блеснул ехидный огонек, но его лицо осталось непроницаемым.
— Имя названо! — объявил он.
Мефодий коротко рассмеялся: а чего теперь терять, раз пошла такая пьянка?
— Ни разу не слышал, чтобы крестьянских детей называли иноземными именами. Врет он, как есть врет! Ваше Величество, разве я ошибаюсь?
Отец задумчиво приподнял брови.
— Я не учил его лжи! — медленно произнес он. — И не думаю, что он станет обманывать родного отца из-за какого-то крестьянина? А ты?
— Не уверен… — отступил охотник, покрываясь испариной.
— Александр! — воскликнул царь.
— Я здесь, Ваше Величество! — выступил из толпы советник.
— Отведи… хм-хм… Мартина… во дворец и приведи его в порядок к моему возвращению! Иван, следуй за советником. Вечером я разберусь, кто он на самом деле: Мартин или нет, помощник или мимо проходил. А тебе, Мефодий, советую: не будешь ругать царевича — проживешь дольше. Прав он или нет, но у него больше шансов выйти победителем из схватки. Странно, что я должен объяснять тебе, сорокалетнему мужику, прописные истины!
— Я…
Царь вытянул в его сторону раскрытую ладонь, призывая закончить речи, пока не стало слишком поздно. Охотник намек понял и ретировался. Царь повернулся к толпе и прокричал:
— По коням, господа! Уже обед, а мы еще никого не поймали.
Советник приглашающе указал на своего коня:
— Прошу, Мартин! Или предпочитаете пешком?
Мальчишка до сих пор не мог ничего сказать. На его месте я бы тоже молчал: еще бы, всего-навсего шел по лесу, никого не трогал, а тут сразу царевич, советник, да еще царь с кучей придворных на голову свалились и всеобщее внимание обращено именно на него. Кому в деревне рассказать — решат, совсем крыша съехала!
— На моем коне доберемся, — отказался я. — Мартин, пошли!
Но парень не шевелился, пока я не схватил его за рукав и не потянул за собой.
— Я буду ждать на опушке, — предупредил советник. — Не отставайте!
— Мы скоро, конь недалеко остался, — кивнул я.
Толпа охотников вскочила на коней и ускакала следом за бросившимися в лесную чащобу собаками. Через минуту мимо нас протрусил на старенькой лошади пожилой граф. Умудряясь насвистывать популярную мелодию для оркестра со скрипкой, он, как и я, наслаждался одиночеством. Охотник из него был никудышный, и он просто разъезжал по лесу в свое удовольствие, стараясь не особо отставать от основной группы, чтобы успеть пообедать зажаренными на костре охотничьими трофеями. Графская кляча проследовала по свежим следам и скрылась из виду.
— Ты идешь или нет? — повторил я.
— Так, ты… вы… ты… не передумал… ли? Я перешел на шепот:
— Как тебя звать на самом деле?
— Мартынко.
— Серьезно?!.. Мама родная, бывают же совпадения в жизни! А меня зовут Иван. Царевич.
— Я вижу, что не дурак! — машинально ответил Мартынко. Но испугавшись, что ляпнул что-то не то, сглотнул и забормотал: — То есть, я хотел сказать…
— Все правильно, — ухмыльнулся я. — Слушай, Мартынко, ты далеко живешь?
— Деревня Маковка, здесь недалеко, — Он неопределенно махнул рукой.
— Разве вас не предупредили о сегодняшней охоте?
— Я ушел из дома.
— Совсем?!
— Нет, до вечера.
— Отлично, значит, успеешь побывать во дворце.
— Не издевайтесь надо мной, а? Кто меня туда пустит? — Мальчишка так и не поверил в реальность происходящего.
Я рассмеялся: хотелось бы посмотреть на придворного, который вздумает запретить мне пройти домой с личным гостем, особенно теперь, когда отец приказал советнику проводить его и привести в порядок. Да этот придворный завтра же окажется в непролазной глуши, до самой смерти грехи замаливать.
— А куда они денутся?
Мартынко призадумался. Бросил восхищенный взгляд на мой костюм и угрюмо поглядел на свой, изорванный собакой.
— Во дворце тебе найдут приличную обнову, — пообещал я. — Главное, не забывай, что отныне являешься моим помощником, и всем говори, что давно ходишь на охоту вместе со мной. Запомнил?
— Еще бы! — Перед его внутренним взором стояли оскаленные собачьи пасти, и Мартынко понимал, что с ним станет после первой же ошибки.
Советник прискакал в город первым и приказал открыть ворота, чтобы мы проехали без остановок (есть преимущества в том, чтобы быть царевичем: тебя никто не останавливает и не требует документы или уплаты дорожного налога).
Остановились мы у ворот дворцового парка. Сами. Я всегда там останавливался.
— Как охота, юное Вашество? — улыбнулся седой охранник Павел, стоявший на посту пять с лишним десятилетий. Его не заменяли только потому, что Павел превратился в местную знаменитость: он служил еще при дедушке, и горожане не представляли, что на его месте когда-нибудь окажется другой человек.
— С трудом, дядя Павел! — ответил я.
Советник поскакал дальше, и я позволил себе поделиться впечатлениями, не опасаясь, что охранник расскажет об этом еще кому-нибудь.
— А что так?
— Отец всю охоту разогнал! Одну птаху подбили, и ту собаки съели, — я указал на Мартина, — хорошо хоть, помощника в лесу нашел.
— Дикий? — Охранник хитро прищурил один глаз.
— Домашний! — отмахнулся я. — Но свирепый!..
— Как звать?
— Мартин!
— Редкое имя! Такое только в лесу и встретишь. — Охранник пристально посмотрел на мальчишку, запоминая его лицо, и указал на дорогу. — Проезжайте, молодые люди.
— Вперед, Гром! — приказал я, и конь поскакал, догоняя значительно обогнавшего нас советника. — Ну вот, Мартин, теперь ты занесен в списки особо важных персон, и дядя Павел пропустит тебя даже тогда, когда остальным хода не будет!
— Серьезно?
— Вполне.
— А он… по-настоящему твой дядя? — шепотом спросил Мартин. — Он брат царя?!
— Нет. Я его так называю, потому что мы друг с другом знакомы буквально с моего рождения. Его даже отец так называет! И придворные тоже.
— Да ну?! – изумился Мартин.
— Сам увидишь, — пообещал я. — Он каждый вечер рассказывает уйму интересных историй, его со всего города сбегаются послушать!
— Так он не только стражник, но и сказочник?
— Он давно уже не стражник, — объяснил я, — Отец своим указом отправил его на почетный отдых, каждый месяц выплачивая вознаграждение за многолетнюю работу. Но дядя Павел настолько привык к своему рабочему месту, что не захотел его покидать, и охраняет парк ради собственного удовольствия. Ты не поверишь, ведь ему уже семьдесят три года!
— С ума сойти! — изумился Мартин
— Вот такие у нас чудеса! — с гордостью произнес я. — А вот и конюшня…
Повар, услышав от меня про габариты сегодняшнего трофея, с ходу определил, что приготовил бы птаху за двадцать минут, но съесть ее было бы довольно сложно, потому что там, окромя перьев и кожи с костями, вряд ли было что-то еще. И аналог такой не найти, если только не поймать месячного цыпленка.
— Царевич, я тебя прошу: дай ты этим дистрофикам пожить на свете! Лучше посмотри, какие у нас нынче куры на вертеле — одно загляденье!
У Мартина забурчало в животе.
— Даже он согласен! — моментально среагировал повар.
Мартин смутился. Повар указал на плиту:
— Скоро будет ужин, не переживайте. На кухню вошел советник. Увидев нас, он воскликнул:
— Вот вы где! А я по коридорам искал, думал, вы наперегонки бегаете.
— А можно? — изумился Мартин.
По его мнению, ходить по дворцовым коридорам полагалось на цыпочках и при этом не дышать в сторону роскошных портьер, картин и всякого прочего, что вешалось, прибивалось или устанавливалось на протяжении сотен лет. Страшное дело: уборщиков столько, что их количество сравнимо с городской стражей. Только веники сотнями выбрасываем еженедельно.
Советник задумался, вспоминая указы царей за последние десятилетия.
— Указа на запрет передвижения по дворцу бегом никто не издавал, — сказал он. — Стало быть, можно! Но я не за этим пришел. Мартину требуется сменить гардероб, пока от его вида придворных поголовно не хватил кондрашка.
— Это опасно?
— Еще как! — воскликнул советник. — Где я потом новых придворных искать буду? Идем, я проведу тебя к нашему портному, и он быстро подберет тебе костюм. А не подберет, так новый сошьет. Он профессионал, много времени на это не понадобится.
Ровно через час ошалевший от пристального внимания Мартин вошел в обеденный зал, изредка ощупывая новый наряд и по-прежнему считая, что случайно попал в сказку.
Советник, сидевший неподалеку от меня и ждавший выполнения приказа, остался доволен результатом. Благодушно кивнув пришедшему вместе с Мартином портному, подозвал мальчишку.
— Вот что, мальчуган, — сказал он, — теперь слушай указ, который я написал по приказу царя!
Он развернул толстый пергаментный лист — обычно у нас пишут на тонких листах, но пергамент является официальной царской бумагой, и потому указы как писались на нем столетия назад, так и будут писаться еще не один век (если потопа не будет). Аршинными буквами, как велит традиция. Что называется, с царским размахом.
— Отныне ты официально назначаешься слугой царевича Ивана и будешь получать ежемесячное жалованье! — торжественно объявил советник. — Твои обязанности… — Эффектная пауза. — Помогать царевичу!
Снова пауза. Длительная.
Это странно. Что там за второй пункт, если советник не может его прочитать? Первым не выдержал Мартин:
— А дальше?
— Дальше? — Советник посмотрел в самый низ листа и на всякий случай перевернул его. — Дальше — дата, подпись, печать и много-много пустого места. Иначе говоря: это всё.
— Но я… — засомневался Мартин. — В каком смысле «помогать»?
— В прямом. Отныне ты выполняешь приказы и поручения Ивана, а первого числа каждого месяца получаешь жалованье. Я думаю, тридцать золотых монет в месяц для первого года службы хватит. Через год, если ничего не изменится, жалованье повысится в два раза.
Я помахал перед его лицом рукой, но ответной реакции с его стороны не дождался.
— Мне кажется, — сказал я советнику, — не стоило его так радовать. Надо было подготовить.
— Ничего страшного! — отозвался тот, щелкая пальцами перед глазами Мартина. — Скоро он придет в себя. А если мы ему каждый день будем сообщать по крохотной хорошей новости, то он привыкнет и станет ждать их даже тогда, когда мы все ему расскажем. Лучше уж сразу.
Щелк, щелк…
Мартин упорно не желал приходить в себя.
— Иван, пронеси перед ним курицу, — предложил советник, — вдруг оклемается?
На столе стояли тарелки с едой, и на главном блюде горкой лежали две здоровенные разрезанные курицы. Я подтолкнул Мартина к столу и сунул ему под нос окорочок. Парень, уловив запах еды, очнулся, глубоко вдохнул и шустро вцепился в него зубами.
— Тихо, тихо ты! — прикрикнул я, испуганно отдергивая руку.
— Садись, зубастый охотник, узнаешь, что такое домашняя птица по-царски! — радушно пригласил советник. Смущенный Мартин поискал ложку, после чего понял, что мы едим при помощи странных крохотных серебряных вил. — Садись, не стой столбом. А то повышу жалованье еще на пять монет!
Это оживило мальчишку. Он рассмеялся, решив, что мы все-таки шутим. Но упавший рядом на стол мешочек с деньгами вновь выбил его из колеи.
Я с укором поглядел на советника.
— Ну, вот такой я жестокий человек! — усмехнулся он. — Предпочитаю выложить правду полностью, какой бы горькой она ни была. Ладно-ладно, ухожу! Сам его приобщай к дворцовой жизни. Вы свои люди, и моя старческая помощь только во вред.
Выбрав куриную ножку и обернув ее салфеткой, советник с крайне независимым видом прошел мимо молчаливого стражника.
— Будешь? — спросил он. Стражник отказался. — Как знаешь!
Советник откусил приличный кусок и вышел из зала.
Мартин в который раз очнулся.
— Хватит столбенеть, — попросил я, — а то вместо обеда придется ужинать. Курица остынет!
— А вы…
— Мама родная… — перебил я. — Давай на «ты», договорились? Ты же мне жизнь спас, а теперь слова сказать не можешь! Что с тобой? Или ты становишься храбрым только тогда, когда тебе угрожает опасность? Держи, вот кружка с чаем, пей! И ешь!
Он кивнул.
— А это… — спросил он. — Ложки есть? Я вилами не умею…
— Что ты собрался есть ложкой? — заинтересовался я. — Из всего, что на столе, единственное, что ложкой можно есть, только подлива к курице. Если сумеешь соскрести ее с тарелки. Или ты предпочитаешь из кружки? И, кстати, это не вилы, а вилка.
— Для чего?
— Для вот этого. — Я проткнул картофелину, положил ее в свою тарелку и разломал на четыре части. — Как тебе?
— Я тоже так могу?
— Спрашиваешь!
Надо сказать, Мартин научился пользоваться незнакомыми для него видами столовых приборов даже быстрее, чем я в свое время. Я, кстати, до сих пор путаюсь среди одиннадцати различных ложек и вилок и потому с детства уговаривал отца издать указ, запрещающий подобное издевательство над голодными людьми: когда охота есть, не до выбора наиболее подходящей вилки.
Глаза Мартина горели от восхищения, и он, похоже, воспринимал возню с вилками-ножиками как некую игру, в которую играют богатые люди. Но все же ему, привыкшему к деревянной ложке, царские изыски были в диковинку, и он обрадовался, узнав, что птиц едят руками даже во дворце. Но, съев несколько кусков, Мартин с сожалением отодвинулся от стола.
— Не могу больше, наелся! — пояснил он.
— Желаешь угостить родных? — предложил вернувшийся советник.
— Конечно, желаю! — не раздумывая, ответил Мартин. Я обрадовался: наконец-то он перестал чувствовать неловкость. — А у вас есть вода?
— Кисель! — указал я на кружку.
— Поскольку ты стал слугой царевича Ивана, — добавил советник, — то обязательно приходи завтра — он покажет тебе дворец.
— Угу, угу! — промычал Мартин, не отрываясь от кружки с быстро убывающим киселем. — Конечно, конечно!..
Через час мы поехали в деревню: хотелось посмотреть на лица его родителей и соседей, когда они узнают новость о назначении Мартина.
Въехали — карета весело и громко позванивала колокольчиками, — и на дорогу высыпали все от мала до велика. Мартин показывал на домики и рассказывал, кто где живет, — получалось коротко, но захватывающе, и я чувствовал, что начинаю завидовать: столько разных соседей — во дворце такого не увидишь, там все как на подбор профессиональные интриганы. Скучно.
Мартин указал на свой дом, и советник приказал кучеру остановиться. Я выглянул в окошко. На крыльце стояла семья Мартина, с нескрываемым любопытством и некоторой долей страха глядя на царскую\ карету: не каждый день в гости приезжает подобная компания.
— Выходим! — Советник открыл дверцу, и мы выскочили на улицу. Мартин вышел первым, я — вторым, советник замыкал шествие. Крестьяне подходили, желая узнать, в чем дело и почему царская карета остановилась именно здесь: вроде бы избы ничем особенным друг от друга не отличаются.
Когда Мартин отворил калитку, его семья вежливо поклонилась, и отец Мартина — крепкий мужчина на вид лет тридцати — спросил:
— Чему обязаны вашим визитом, высокородные господа?
— Пап, ты чего? — изумился Мартин. — Это же я! Отец поднял голову, вгляделся, вытаращил глаза и выпрямился, потрясенный. Мартин хитро улыбнулся.
Немая сцена.
— Мартынко?! – на всякий случай переспросил отец. Явление сына, ушедшего пешим ходом и вернувшегося в карете, до которой даже помещику дотронуться не позволят, было равносильно появлению на небе солнца ровно в полночь.
— Здравствуйте! — поздоровался я. Присутствующие уставились на меня и попытались понять: это на самом деле царевич или какой-то самозванец, укравший у царского сына именной медальон?
— Я царевич Иван!
— Ага… — сделал весьма смелое предположение отец Мартина. — А это, по идее, должен быть царский советник Александр?
— Вы очень проницательны, уважаемый Клим Владимирович! Не удивляйтесь: Мартын назвал нам ваше имя, — ответил советник. — Мы приехали, дабы поставить вас в известность о том, что Мартын официально поступает на службу. Он назначен слугой царевича Ивана. Возражения и пожелания есть?
Домочадцы не поверили своим ушам.
— Но это… это как же… — забормотал его отец. — Когда он успел?! Как?!
— Он оказался в нужное время в нужном месте! — пояснил советник. — Точнее говоря, оказался там, где ему быть не положено: в царском лесу во время охоты.
— Дуракам счастье! — завистливо пробурчал кто-то из толпы. — Я говорил тебе: иди сегодня на охоту, а ты что?
Раздался звук удара по крепкой, не отягощенной мозгами голове. Мы дружно повернулись в сторону недовольного, и тот, испугавшись нашей реакции на произнесенный монолог, спрятался за чужими спинами. Больше недовольных, возражающих или сомневающихся не нашлось. По крайней мере, никто не подал виду, что завидует Мартину черной завистью.
— Проходите в дом! — опомнился глава семьи. Мы вошли, он крепко закрыл двери за собой, и толпа зевак, желая посмотреть, что будет дальше, прильнула к окошкам, изрядно затемнив комнату. Мартин сунул руку за пазуху и достал кожаный мешочек с деньгами. Раскрыл его и высыпал монеты на стол. Толпа при виде монеток ахнула так, что закрытые окошки отворились.
— Это мое жалованье! — похвалился Мартин.
— И вся деревня это увидела! — заволновался его отец. — Худого люда у нас нет, но как бы кто посторонний не прознал — разбойники мигом набегут!
— Не набегут! — пообещал советник. — Ваш сын стал придворным, а наш царь, как всем известно, особенно сурово карает покусившихся на добро родных и близких придворного люда. Живите спокойно, если что не так — сообщите сыну, он передаст царевичу. Отряд царской стражи наведет порядок моментально — они в этом деле большие доки. А вообще, дам-ка я команду помещику: пусть стережет вас как зеницу ока.
Клим сел на стул, явно не зная, куда деть руки, потому что периодически складывал их на груди, упирался о скамейку или переплетал пальцы.
«Интересно, — думал я, — что заставило бы моего отца так себя вести?»
Через много лет я узнал, что такой новостью стало для него известие о молодильных яблоках. В первую очередь о яблоках, потому что он страстный коллекционер, а во вторую — об их омолаживающих свойствах. Он точно так же не мог поверить, что обычные яблоки продлевают жизнь и ему удастся дожить до времени, когда долголетие надоест хуже горькой редьки. Или же до той поры, пока его не замучает вопрос: а что же там, за гранью жизни и смерти?
— Могу я узнать, чем он заслужил царскую милость? — спросил отец Мартина. Ответ на вопрос, несомненно, интересовал всех присутствующих. Советник и Мартин обличающе посмотрели на меня, как на зачинщика грандиозной авантюры.
— А чего это вы на меня так смотрите?! – воскликнул я. — Я сделал что-то не так или вокруг толпа недовольных моим решением?
— Я доволен! — поспешно воскликнул Мартин.
Советник Александр устроил ему небольшую экскурсию по дворцу и рассказал кое-что интересное. И теперь Мартин испугался, что я внезапно передумаю и ему никогда больше не увидать ни картин, ни дворцовой библиотеки, ни кучи драгоценных камней, выставленных в музее сокровищ.
— В тебе я как раз не сомневаюсь! — подмигнул я. — Дамы и господа, Мартынко вместе со мной убил одну и ту же птицу, а потом спас меня от гибели. Я чуть было не попал в зубы опасным зверям, и он вовремя помог мне вскарабкаться на дерево!
— Волки в последнее время совсем обнаглели! — по-своему понял мой рассказ отец Мартина.
У меня не хватило смелости сказать, что опасными зверями были охотничьи собаки и что мы чуть было не погибли из-за того, что кое-кто во дворце обожает коллективную и широкомасштабную охоту со спецэффектами и музыкой. Но, ради того чтобы не прослыть обманщиком, пришлось напустить туману.
— Это даже не волки, а вообще какие-то монстры! — поддакнул я.
— Мы их уже постреляли! — Советник поспешил успокоить крестьян, пока они не разнесли новость о злых волках соседям: не дай бог, слухи о злобных существах разойдутся по району — осенью в столице ни грибов, ни орехов не дождешься. — Отряд царских стражников устроил облаву, от нас ни один зверь не ушел! Вы можете ходить в лес безбоязненно.
Крестьяне облегченно выдохнули.
Я бросил быстрый взгляд на советника. Тот пожал плечами: профессионалы своего дела умеют обманывать общественность, говоря чистую правду. Ведь ни одна собака не ушла от охотников, потому что у них есть хозяин, которого они беспрекословно слушаются, и ни одной собаки на самом деле в лесу не осталось, потому что охотники забрали их с собой. А кое-кто и пострелять успел.
— Мы вместе друг друга спасли! — уточнил справедливый Мартин.
— И царь в благодарность назначил вашего сына слугой царевича, — пояснил советник. — Согласно древнему обычаю спаситель принимает на себя заботу о будущем спасенного, он становится его защитником и покровителем.
Деревенские смотрели на Мартина с глубочайшим уважением: простолюдин, который спас царевича от смерти, не мог получить лучшей награды, чем стать его помощником.
— А поскольку они взаимно спасли друг друга, — продолжал советник, — то я полагаю, что с этого момента они становятся назваными братьями! И считаю, что отныне они обязаны помогать друг другу не только в экстремальных ситуациях, но и в обычной жизни. Уверен: никто из вас не будет против.
В принципе и без древних обычаев родители не стали бы возражать, что их сына назначили слугой царевича. Многие люди из куда более богатых семей за такое счастье удавили бы ближнего своего, а тут сам царевич предложил такую должность.
Далее началось праздничное застолье: советник заблаговременно приказал приготовить кучу еды, и ее привезли как раз к завершению знакомства. Крестьяне вынесли на улицу столы и лавки, и начался большой пир.
С того самого дня Мартынко (или Мартин, как его называли сначала при дворе, а потом и дома) приходил во дворец каждый день, а иногда и оставался в нем — ему выделили собственную комнату по соседству с моей.
С его появлением во дворце началась другая эпоха — ни больше ни меньше. Не сразу, конечно, прошло несколько месяцев, прежде чем Мартин почувствовал себя во дворце как дома. Немало шуток и сюрпризов мы устроили за последующие годы. Придворные, из тех, кто не обладал чувством юмора, страшно сердились на наши выходки, но остальные хохотали буквально до слез, пересказывая друг другу очередное происшествие, случившееся под нашим непосредственным руководством.
Мы побывали во многих переделках, и за годы дружбы научились понимать друг друга с полуслова.
…А теперь, когда его и Анюту, с которой он меня давным-давно познакомил, похитили, я чувствовал себя так, словно меня лишили родного брата и сестренки, лишили какой-то части собственной души. И не мог позволить похитителям одержать победу.
— Хорошо смеется тот, кто стреляет последним! — воскликнула Юлька. Кукла, как всегда, была в своем репертуаре, и я знал, что ради спасения Анюты и Мартина она готова сделать не меньше, а то и больше меня.
— Хорошо смеется тот, кто выходит победителем, — поправил я.
— Ты сомневаешься в наших силах? — прищурилась кукла.
Подтрунивает, хитрюга!
— Еще чего! — проворчал я. — Мы будем смеяться последними в этой истории, я тебе обещаю!
