Корабль носил название «Размер Это Не Все» — плитообразный айсберг, на котором спокойно могли разместиться две армии.

— Как эти громадины не разваливаются? — Он стоял на балконе, откуда открывался вид на небольшую долину, которую пересекали пешеходные дорожки, отделяя участки с расставленными столиками, за которыми отдыхали пассажиры корабля. Кое-кто расположился на траве у ручья.

Ярко-голубое «небо» разделяла своеобразная осевая линия псевдосолнц, а в центре его змеилась пневмотруба.

— Что ты сказал? — Сма приближалась к» нему с двумя бокалами в руках, один из них она протянула ему.

— Не понимаю, как это он не разваливается? Дизиэт улыбнулась.

— Это делается при помощи силовых полей, Шераданин. — Она потрепала его по щеке. — Не пытайся слишком быстро понять — все придёт само. Просто поброди здесь, затеряйся на несколько дней. Вернёшься, когда сочтёшь нужным.

Он последовал её совету. Огромный корабль напоминал заколдованный океан, в котором никто не мог утонуть; и он плыл по его волнам в надежде понять, из каких принципов исходили люди, его построившие. Так прошло несколько недель. Он заходил в бары или рестораны всякий раз, кода чувствовал жажду, голод или усталость. Заведения, как правило, были автоматические, клиентов обслуживали летающие подносы. Кое-где штат состоял из обычных людей, которым просто вздумалось немного поработать.

— Конечно, я могу этим не заниматься. — Мужчина среднего возраста тщательно вытер стол влажной губкой. Убрав эту губку в специальный шкафчик, он присел рядом с ним. — Но взгляните, столик чист.

Он кивнул, подтверждая этот факт.

— Моя основная работа, — продолжал мужчина, — изучение религий. «Значение направления в религиозном ритуале» — так называлась моя диссертация. Вам, наверное, известно, что в некоторых религиозных культах большое значение придаётся тому, куда обращена дверь храма, могила… У меня множество теорий по этому поводу, мы спорим с коллегами — здесь и в иных местах. Работе этой не видно конца: постоянно находятся новые примеры, а прежние подвергаются переоценке и так далее. Но, — он хлопнул ладонью по блестящей поверхности, — когда вытираешь стол, то ты вытираешь стол, работа сделана, и это твоё достижение.

— Но в конечном итоге ты всего лишь… вытираешь стол.

— Вы хотите сказать, что это действие не имеет никакого значения с точки зрения вечности?

— Ну, допустим. — Улыбку скрыть не удалось.

— Что же имеет больший вес? Моя основная работа? Предположим, я сочиняю музыку или ставлю развлекательное шоу. Что это даёт? Доставляет людям удовольствие. То, что я вытираю стол, доставляет удовольствие мне. А люди садятся за чистый стол и тоже получают удовольствие. — Мужчина рассмеялся. — В конце концов люди умирают. Также умирают, звезды, вселенные… Конечно, если бы я только вытирал столы, это было бы несправедливо по отношению к моему интеллектуальному потенциалу. Но! Я занимаюсь этим с удовольствием, по своему выбору, в свободное от основной работы время, это не мешает мне думать… — Он снова улыбнулся. — И, кстати, это хороший способ познакомиться с людьми. Итак, вы, собственно, откуда?

Посещая рестораны и бары, он охотно беседовал с людьми; ел, когда ощущал голод, и пил, почувствовав жажду, каждый раз это было новое блюдо или напиток. Периодически ему хотелось спать — тем более, что помещение корабля через определённые промежутки времени погружались в красноватый сумрак, световые полосы на потолке тускнели — и он просто обращался к какому-нибудь дрону, чтобы тот направил его в ближайшую незанятую комнату. Комнаты, оборудованные связью с пультом корабля, были примерно одинаковых размеров и мало чем отличались друг от друга, в них всегда некий стандартный набор: кровать (иногда постель-поле), туалетная комната, буфет, голографический экран. В первую же «ночь» на корабле он решил развлечься и сунул под подушку какой-то активированный прибор. Сна как не бывало — он превратился в смелого принца-пирата, который отрёкся от своего знатного происхождения, чтобы сражаться со своим небольшим, но отчаянно-храбрым экипажем против кораблей работорговцев. Их быстрые маленькие корабли бесстрашно и, разумеется, всегда успешно атаковали неповоротливые галеоны. Безлунными ночами его ватага высаживалась на благоухающие пряностями островки, штурмовала неприступные тюрьмы, освобождая ликующих заключённых. Он лично выиграл поединок на шпагах с подлым губернатором и спас его очаровательную дочь, которую мерзкий папаша спровадил в горный монастырь. Самое интересное заключалось в том, что какая-то часть его мозга осознавала нереальность происходящего… но это казалось таким пустяком!

Когда приключение закончилось, он с удивлением обнаружил, что прошла всего одна ночь… и его постельное бельё, несмотря на целый ряд эротических эпизодов, оставалось чистым. Им овладело чувство стыда, когда обнаружилось, что вместе с ним эту историю пережили и другие: пришло множество сообщений, в которых незнакомые люди просили связаться с ними и продолжить игру.

В комнатах, где он спал, всегда находились какие-либо приспособления для сиденья — поля, выдвижные или складные табуреты, просто обычные стулья. И всякий раз он выставлял их в коридор или на террасу — стараясь заглушить воспоминания.

Он решил посетить доки, где, насколько ему было известно, находилось несколько недостроенных кораблей. К его удивлению, в цехах и на окружающих корабли металлических лесах работало довольно много людей.

— Разве машины, разумеется, под контролем человека, не могут строить их? Наверное, это было бы быстрее… — спросил он у сопровождавшей его женщины-инженера.

— Конечно! — улыбнулась невысокая блондинка, производившая впечатление весьма занятой особы. — Но это так здорово — наблюдать за тем, как открываются ворота, и эта махина в первый раз отправляется в глубокий космос. Триста человек на борту, все системы работают, компьютерный Мозг всем доволен, а ты думаешь: «Я причастна к этому, я помогала строить корабль!» То, что машина могла это сделать лучше, не меняет дела.

— Хм, — буркнул он.

«Учитесь работать с деревом и металлом, это не сделает вас плотником или кузнецом — так же как умение писать не превращает вас в чиновников».

— Можете хмыкать сколько угодно. — Женщина подошла к голограмме, изображающей полу завершённый корабль. Её окружало несколько мужчин в рабочих комбинезонах, которые вели неторопливую беседу. — Вы когда-нибудь занимались дельтопланеризмом или дайвингом?

— Да.

— Птицы летают, а рыбы плавают лучше нас. Мы же не перестаём по этой причине летать или плавать?

— Конечно, нет. — Он улыбнулся.

— А почему? — Его собеседница тоже с улыбкой смотрела на него. — Потому что это забавно, доставляет удовольствие, развлекает. — Её окликнул один из рабочих. — Извините, мне некогда. — Она кивнула, направляясь к выходу.

— Постройте его… хорошо.

— Спасибо. Надеюсь, у нас получится.

— А как он будет называться?

— Его Мозг предложил «Милый и Изящный», — рассмеялась женщина.

Он побывал на нескольких спортивных состязаниях, в некоторых даже принял участие, хотя большинство видов спорта, по которым эти соревнования проводились, ему не были известны. Значительную часть времени он проводил во всевозможных аквапарках. Их посетители купались обнажёнными, что его немного смущало. Позже он обнаружил, что есть целые секторы — посёлки, районы, округа (было совершенно непонятно, как их называть), где люди никогда не носили одежды, довольствуясь только украшениями. Как ни странно, к этому удалось быстро привыкнуть, но желания присоединиться к ним не возникало.

Через некоторое время он сделал для себя открытие — оказывается, обслуживающий персонал корабля включал в себя не так много дронов, большинство из них были самостоятельными путешественниками и, во что ему никак не верилось, индивидуальностями со своими собственными электронными мозгами (про себя он называл их компьютерами).

— Давайте рассуждать логически, — предложил ему некий дрон, когда они играли в карты, причём выигрыш, уверял его партнёр, целиком зависел от удачи.

Они сидели — разумеется, дрон парил в воздухе — в тени аркады из нежно-розового камня рядом с маленьким бассейном, до них доносились крики людей, игравших на противоположной стороне в какую-то сложную игру, и мяч то и дело оказывался в воде.

— Забудьте, — сказал дрон, — всё, что вы знаете об искусственном интеллекте, думайте о создании машинного мозга — компьютера — по образу и подобию человеческого. Несколько клеток эмбриона начинают делиться, постепенно устанавливая связи. То же самое происходит с нейроноподобными компонентами, с той лишь разницей, что они не делятся самостоятельно. Но между ними связи действуют подобно их биологическим эквивалентам, в соответствии с типами принимаемых сигналов. Точно так же, как эмбрион воспринимает звуки, реагирует на свет и прочие раздражения, вы можете посылать схожие сигналы развивающемуся электронному мозгу. С помощью электронной стимуляции вы можете обмануть машину, и она будет обонять, слышать, ощущать вкус — словом, получать всё, что получает человеческий мозг. Так где же разница? Мозги машины и человека работают совершенно одинаково, они реагируют на стимулы с большим соответствием, чем однояйцевые близнецы… Почему тогда противопоставляют машину и разумное существо? Ваш мозг, господин Закалве, создан из материи, он получает, обрабатывает и хранит информацию посредством вашей генетической наследственности и биохимии (сначала тела вашей матери, а позлее — вашего собственного тела). Компьютер тоже создан из материи, только по-иному организованной… И что же такого волшебного в работе огромных медлительных клеток мозга, которую принято называть умственной деятельностью, разумом, — по сравнению с более быстрым, более «мелкозернистым» устройством эквивалентной мощности или машиной, стреноженной таким образом, что она будет работать с той же медлительностью. — Дрон закончил свой монолог, и его аура загорелась розовым, что означало, что ему очень весело. — Но если вы верите в бога…

— Нет.

— Так что вы на это скажете — обладает машина разумом, сознанием или нет?

Изучив свои карты, он ответил:

— Я думаю, — и рассмеялся.

— Да, молодой человек.

Перед ним сидел гуманоид с почти сферическим, покрытым редкой шерстью телом красно-лилового цвета, восемью конечностями и довольно отчётливо выраженной головой с двумя глазками и ртом, издававшим при этом щелчки, тело вибрировало им в такт, а перевод осуществлялся устройством, похожим на амулет, висевшим на его «шее».

Закалве спросил, можно ли побеседовать с ним, так как понял, что он разговаривает с человеком из «Особых обстоятельств».

— Вы ведь там работаете? — спросил он у красно-лилового.

— Уже десять стандартных лет.

— Вас не удивляет мой интерес?

— Хотелось бы сказать, что догадался, вот, мол, какой я умный… но до меня дошли слухи, что на борту появился новый рекрут — стандартный человеческий самец. Вы… у вас правильный запах, если так можно выразиться.

— Думаете, мне следует этим заняться? Работать на них?

— О да, мне представляется, это будет получше того, что вы покинули, я правильно выразился? Закалве пожал плечами.

— Вам доставляет удовольствие… сражаться?

— Иногда, — признался он. — Говорят, у меня это хорошо получается. Хотя это не означает, что я сам в этом убеждён.

— Никто не может бесконечно побеждать, — заметил красно-лиловый. — Во всяком случае, благодаря одному лишь умению. Но… Культура не верит в удачу, возможно, ей просто нравится ваше отношение к этому.

Красно-лиловый изобразил смех, кстати, у него это получилось вполне естественно.

— Быть хорошим военным, — сказал он, — тяжкий удел, как мне кажется. Работа на «Особые обстоятельства» в какой-то мере облегчает ответственность. У меня нет оснований жаловаться. Конечно, не следует рассчитывать, что вам всё время будут говорить правду; иногда им не нужно, чтобы вы знали, на чьей стороне сражаетесь. Советую просто действовать так, как они просят — в этом есть определённый интерес. Забавно, знаете ли…

— Так вы занимаетесь этим из интереса?

— Частично. Здесь ещё вопрос долга, семейной чести — они когда-то помогли моим родным, и теперь я отрабатываю.

— И сколько времени это займёт?

— Всю жизнь. — Существо откинулось на сиденье и стукнуло конечностью по столику, чтобы привлечь внимание проплывавшего мимо подноса. — Давайте ещё выпьем, посмотрим, кто первый опьянеет.

— У вас больше ног, — усмехнулся Закалве. — Думаю, я свалюсь под стол раньше.

— Чем больше ног, тем легче они заплетаются.

— Логично.

С одной стороны от них находилась небольшая терраса, а с другой — воздушное пространство. Собственно, судно окружал громадный эллипсоидный воздушный пузырь, удерживаемый различными полями, которые и представляли собой настоящий — хотя и невидимый — корпус корабля. Закалве поднял вновь наполненный бокал и помахал пролетавшему мимо дельтаплану.

— За Культуру! — предложил он тост. — За полное отсутствие уважения ко всему величественному.

— Согласен, — поддержал красно-лиловый, и они выпили.

Через некоторое время выяснилось, что существо зовут Чори, к тому же оно — самка. Это обстоятельство чрезвычайно позабавило Закалве.

Утром он проснулся под струями маленького водопада в одном из жилых секторов — мокрый, со всеми признаками тяжёлого похмелья. Чори висела поблизости, уцепившись за какое-то дерево всеми своими конечностями-крюками и издавая звуки, очень напоминавшие храп.

Ему казалось, что она достигла оргазма почти одновременно с ним, но затем — по всем внешним признакам — с ней случился странный приступ. Женщина визжала, вцепившись в него, словно хотела сломать ему спину. Итак, несмотря на внешнее сходство с людьми, тот смешанный тип, к которому принадлежали представители Культуры, в чём-то кардинально отличался от обычных людей. Несколько страшных мгновений им владела вызывающая дурноту мысль, что его сперма подействовала на неё подобно кислоте.

Он пытался оторвать её от себя, окликал по имени, наконец, энергично встряхнул за плечи.

— Что случилось? — выдохнула она.

— Со мной — ничего. А вот с тобой… Что случилось с тобой?

Женщина выглядела озадаченной.

— Я кончила, вот и все, а… О! — Она прикрыла ладонью рот, широко раскрыв глаза. — Я забыла, извини. Ты не… — Она хихикнула. — Как неловко.

— Что?

— Ну, мы просто… у нас это продолжается дольше, понимаешь?

До этой минуты он не вполне верил слухам об изменённой физиологии представителей Культуры. Неужели они сознательно трансформировали самих себя — чтобы продлевать мгновения удовольствия, ведь говорят, что у них имеются особые железы, которые могут усилить любые ощущения… Однако в этом был некоторый смысл. Их машины могли делать многие вещи лучше, эффективнее, чем люди… Значит, высвободившуюся энергию можно направить на получение удовольствий — что ж, такая целеустремлённость в некотором роде достойна восхищения. Он снова обнял женщину.

— Давай ещё раз, ладно? Она засмеялась.

— Увлечённость — хорошая черта у мужчины.

Он отсутствовал пять дней и столько же ночей. Насколько можно было судить, ни разу не пересёк собственный след и никогда не посещал дважды один и тот же сектор. Три из этих ночей он провёл с разными женщинами, и вежливо, но твёрдо отказал одному симпатичному юноше.

— Ты уже вполне освоился, Шераданин? — спросила Сма, рассекая гребками воду бассейна впереди него, и перевернулась на спину, ожидая ответа. Он плыл следом за ней.

— Ну, я перестал предлагать плату в барах.

— Это начало!

— Положим, с этой привычкой порвать было совсем нетрудно.

— И все?

— Ваши женщины очень дружелюбны.

— Так же, как и мужчины.

— Жизнь здесь кажется… идиллической. Но подозреваю, не все так просто.

— Ну и ну. Есть желание остаться?

— Ни малейшего, — рассмеялся он. — Я бы здесь сошёл с ума или навечно погрузился в один из общих снов-игр. Мне нужно… нечто большее.

— А примешь ли ты это большее… от нас? — Дизиэт напряжённо смотрела на него. — Хочешь работать на нас?

— Все почему-то считают, что мне нужно это сделать, раз вы на стороне справедливости. Но когда видишь вот такое единодушие…

— Скажи, тебе было бы не всё равно, если бы мы вели несправедливую войну?

— Не знаю, — признался он. — Мне всегда хотелось верить… что я делал добрые дела.

Он неожиданно нырнул и спустя мгновение появился над поверхностью воды, отфыркиваясь и тряся головой. Сма теперь стояла, по плечи погруженная в воду.

— Кто знает, Закалве. Нам только кажется, что мы правы. Твёрдая уверенность в таких вещах — абсурд. Всегда найдутся контраргументы… Разве существует абсолютная уверенность? Да и правила в «Особых обстоятельствах» иные.

— Мне казалось, правила должны быть везде одинаковы.

— Но мы в «Особых обстоятельствах» имеем дело с моральным эквивалентом «чёрных дыр», где нормальные законы верного и неверного, общие для всей Вселенной, нарушаются. Это и есть особые обстоятельства, наша территория.

— Для некоторых это может оказаться хорошим предлогом вести себя дурно.

— Для некоторых вообще не нужно никаких предлогов. — Сма провела рукой по мокрым волосам, от воды они завились плотными кольцами, оттолкнулась от дна бассейна и поплыла.

Он некоторое время следил, как она удаляется от него, машинально потёр еле заметный шрам на груди, нахмурился и поплыл следом.

Он провёл пару лет на «Размере Это Не Все», а также на планетах, астероидах, космических и орбитальных станциях — везде, где корабль делал остановки. Много тренировался и научился применять свои новые способности — те, которыми его наделили.

На своё первое задание, которое завершилось сопровождением Избранного в Благоухающий дворец, он отправился на общеконтактном корабле «Милый и Изящный».

Он никогда больше не встретился с Чори и узнал о её гибели спустя пятнадцать лет, когда ему, обезглавленному на планете Фоле, выращивали новое тело судовые врачи «Прирождённого Оптимиста».