Часть первая
ЖИВАЯ ЛЕГЕНДА! КОЛИЧЕСТВО НЕ ИМЕЕТ ЗНАЧЕНИЯ!
В шесть часов утра телевизор, включенный каким-то идиотом на полную мощность, торжественно заиграл гимн. Под это громовое бряцанье труб, литавр и прочих музыкальных инструментов, запевших в унисон с отбойным молотком, звучащим у меня в голове, я и проснулся.
Тихо выматерившись сквозь зубы — громко не позволила все та же головная боль, не открывая глаз, сполз с дивана и, нащупав кнопку пульта, вырубил «ящик». Судя по тому, что мне это удалось, я находился дома. А раз так, то для того, чтобы попасть на кухню к родимому рассольчику, мне нужно, выйдя из комнаты, повернуть на… лево!
Приподняв пальцами веки и поразившись неимоверно яркому утреннему свету (кто придумал, что солнечный свет — это приятно?), я медленно встал на ноги. После пяти неудачных попыток (асфальтовая болезнь, окаянная; ну это когда асфальт, а в данном случае пол, поднимается, поднимается и неожиданно бьет по лицу) мне все-таки удалось доползти до холодильника и вытащить из него спасительный трехлитровый баллон с огуречным рассолом.
Пара глотков, и вроде как полегчало. Вот что значит похмельный синдром в действии…
Так, а как же я докатился до такого состояния, а? Изо всех сил напрягая мозги и борясь с головной болью с помощью такого родного рассольчика, начал вспоминать.
Итак, вчера — а может быть, и не вчера… короче, в пятницу часа в три дня, предки, захватив младшего братца, уехали на дачу, согласившись, что мне лучше остаться дома и попробовать пожить без их контроля.
В общем, надеюсь, сегодня суббота. Если мамочка застукает меня в такой кондиции, мозги она мне прокомпостирует капитально.
Так, а что было потом? Сначала я щелкал по каналам телевизора, надеясь найти что-то кроме бесконечных ток-шоу, а когда уже совсем отчаялся и собрался выключить «ящик», раздался звонок в дверь: пришел Вовка. Был он уже слегка подшофе и притащил с собой несколько бутылок пива:
— Старик, раз твоих предков нет дома, давай квакнем!
Кажется, я отказывался, но потом он привел неоспоримый аргумент:
— Старик, меня Ирка бросила.
Со своей подружкой Ириной он то ссорился, то мирился раз по пятьдесят на дню, но ведь главное — найти повод, не так ли?
Поехали дальше. Когда закончилось пиво, Вовочка вытащил откуда-то бутылку водки, потом — коньяку, потом пол-литра самогона, потом опять обнаружилось пиво. Потом я нашел бутылку рижского бальзама (всегда считал, что это дикая гадость, а вот, гляди ж ты…), потом — еще одну бутылку водки, потом… потом приятеля рвало. Придя в себя, Вован заявил, что он отравился овсяным печеньем, которым мы закусывали (слава богу, у меня желудок покрепче).
Прибрав, мы пошли гулять. Что было потом, помню смутно… Ладно, память буду напрягать позднее…
Оставив на столе кружку с недопитым рассолом и держась за стеночку, я осторожно обошел все комнаты. Вроде как ничего не сожжено, не разбито и не пропито. Это уже радует.
Посидев пару минут на диване, пошел умываться. Зевая и потягиваясь, вошел в ванную и замер с открытым ртом, уставившись в потолок. На недавно нанесенной побелке четко отпечатались следы чьих-то ботинок. Я осторожно скосил взгляд на ноги. Так и есть, обут. Глянул на подошву — точно, в мелу. Это когда ж я так?
Приду в себя, срочно найду мел и замажу. Иначе родители меня кончат.
Плеснув в лицо водой, я начал чистить зубы. Что-то было явно не так. Сладко зевнув, я глянул в зеркало, висевшее над раковиной. Из глубины стекла на меня печально смотрела собственная похмельная физиономия: растрепанные каштановые волосы, грустные карие глаза (при такой-то боловной голи… тьфу, головной боли!), проклевывающаяся щетина (а вот не буду сегодня бриться, и так дела хуже некуда, не хватало еще порезаться по такому-то похмелью). Вот только дозевнуть мне так и не удалось: подавившись где-то на середине особенно душераздирающего «а-а-а-а-а», я во все глаза уставился в зеркало.
Верхние клыки мои были явно длиннее других зубов, да к тому же, похоже, еще и заострены. У меня, конечно, не идеальный прикус, но не до такой же степени! Я осторожненько дотронулся большим пальцем до клыка: по коже растеклась капля крови… Господи, это куда ж я вляпался?! В голове промелькнули все ранее просмотренные ужастики про оборотней, вампиров…
Я выскользнул из ванной и плюхнулся на кресло в зале. Взгляд остановился на столе, на котором лежало несколько пачек сигарет — одна только начата, остальные пусты — и стояла пепельница.
Курит Вовка (раз в сто лет, по большому празднику), а не я. Если честно, даже ни разу не пробовал, но сейчас, похоже, самое время…
Я вытянул сигарету, неумело раскурил ее, подтянул поближе пепельницу и… курить тут же расхотелось: там лежали сигареты, папиросы и… карандаш. Наполовину докуренный…
М-да, сегодня явно не мой день.
Взгляд бестолково бродил по комнате, натыкаясь на незамеченные в первый момент островки похмелья: надетые на рожки люстры пустые бутылки, полное отключение собак Барсика и Мурзика, громко храпевших по разным углам комнаты… И нечего смеяться, я же не виноват, что папуле подарили двух щенков чау-чау как двух ОСОБО ПУШИСТЫХ котят. Ну и что, что у них синие языки! Может, они черники объелись! Сейчас от обоих жутко несло валерьянкой.
Наконец мне надоело наблюдать следы былого «пира во время чумы», и я, собравшись с силами и согнав в очередной раз разболевшиеся мозги в одну кучку, принялся за уборку. Что случилось с моими зубами, узнаю позже, если вспомню, конечно…
К четырем часам дня дом сиял чистотой, я перекусил тем, что нашел в холодильнике (оказывается, мы с Вовкой выловили не всю «квашеную» капусту из красного борща) и вновь начал вспоминать все, что произошло накануне.
Итак.
Вчера, окончательно назявкавшись, мы с Вовой пошли гулять. Через полчаса бесполезного шатания по городу мы пришли в… точно, в Ботанический сад!
Дальше.
Там были какие-то толкиенисты, резво машущие мечами. Помню, я еще удивился, чего они в Ботанике торчат, а не возле Змиевки (есть у нас одно такое местечко, где собираются эльфы, хоббиты, орки и прочие жители желтого дома).
Некоторое время мы просто наблюдали за ними, а потом решили, что это несправедливо, когда двое нападают на одного. Вован вежливо похлопал одного из нападающих по плечу, а когда тот обернулся, дал ему в челюсть. Тот двинул копыта… ну, в переносном смысле! На самом деле никаких копыт там не было и в помине. Кажется.
Потом тот, кто защищался, настучал по черепушке оставшемуся в гордом одиночестве копытному нападающему и предложил нам пообщаться.
Мы бродили по городу, и я уже подумывал, что мне пора баиньки, когда этот хмырь, одетый в такой клевый черный плащик, предложил:
— Парни, хотите стать бессмертными?
Помню, я тогда еще решил, что он приглашает нас в свою толкиенутую команду (ну, там, группировка бессмертных, группировка копытных), и согласился, хотя самим ролевым движением особенно никогда не увлекался. Но надо ж, в конце концов, узнать, что это такое. Вован решил от меня не отставать.
Кажется, у этого Дункана Мак-Клауда в руках внезапно появились кинжал и чаша, богато украшенная золотом и драгоценными камнями. Черный Плащ провел ножичком по запястью, нацедил немного кровушки и протянул нам:
— Пейте!
Ага, щас, побежали. А вдруг у него СПИД?
Но Вовка радостно выхватил «стаканчик», отпил, задумчиво проплямкал:
— Ммм, вкусно…
Тогда и я рискнул попробовать. Кажется, напиток напоминал по вкусу одновременно шампанское и шоколадный ликер (угу, летят перелетные глюки). Я, может быть, выпил бы еще, но этот Черный Плащ неожиданно вырвал чашу у меня из рук, рявкнул:
— Вам хватит, — и, запахнувшись в плащ, истаял пьяным туманом.
Приключится же такое…
Итак. Судя по зубам, я вампир. На пальце у меня все еще оставалось пятнышко засохшей крови, я осторожно слизнул его. Тьфу, гадость!
Ясно. На человеческую кровь реакции нет, может, стоит попробовать звериную?
Я за хвост подтащил вяло отбрыкивающегося Барсика к дивану, приподнял его за передние лапы и постарался повыразительней посмотреть на пушистую собачью шею. Если, согласно фильмам ужасов, основным признаком жертвы вампира действительно является нереагирование ее на внешние раздражители, то на чау-чау кормилось целое семейство вампирюг — он флегматично смерил меня взглядом, сонно лизнул в нос и оглушительно захрапел. А чего еще вы хотите после литра валерьянки на рыло! Хотя под угрозой расстрела не вспомню, как мы ее в собак вливали. Последующие взгляды не произвели на пса никакого впечатления.
Ну не буду ж я его кусать, особенно если не хочется.
Осталось только решить, что же все-таки делать… О, идея! Сейчас позвоню Вовке, и мы вместе пойдем вылавливать того Черного Плаща, если только Вовочка будет в нужной кондиции. Я потянулся к телефону.
Ждать, пока на том конце провода ответят, мне пришлось минут пять. Наконец немного нетрезвый голос Вована простонал:
— Але?..
Интересно, как его мама отреагировала на назявкавшегося сына?
— Вов, привет, нам надо поговорить, приходи ко мне.
— Издеваешься, да? — уныло протянул он, но сразу же ожил после волшебной фразы:
— Пиво будешь?
— Иду.
Этот гад даже трубку не положил!
А я… А что я? Я пошел покупать пиво. Безалкогольное. Хватит с него.
Поблизости нормального пива не оказалось. Вовочка ж у нас мальчик продвинутый, «Балтику нолевку» не пьет! Пришлось идти на рынок.
Через полчаса блуждания по рядам я наконец обнаружил более или менее стоящий напиток и, купив пару бутылок, направился домой, где и обнаружил Вову. Тот, одетый в шикарные светло-серые брюки и цветастую рубашку, украшенную пальмами и попугаями, топтался у двери моей квартиры и, даже не пытаясь позвонить или постучать, монотонно повторял:
— Андрюха, открывай.
Минут через пять мне надоел этот спектакль, и я решил пошутить:
— Так мы уже и так у меня дома.
Как оказалось — зря: Вовка обвел мутным взглядом разрисованный местными психами подъезд и выдал:
— А мы че, все пропили?
Владимир Данешти, он же просто Вовочка, у нас по жизни приколист, так что я, не обращая внимания на дурные шуточки, просто завел его в дом, напоил пивом и отправился изучать содержимое семейной аптечки. По итогам раскопок были обнаружены алкозельцер, антипохмелин и активированный уголь, так что я влил эту жуткую смесь в Вована и стал ждать результата.
Часа через два, убедившись, что он уже не будет предлагать своему отражению выпить на брудершафт, я подвел его к зеркалу и показал вначале на его зубы, а потом и на свои.
Реакция Вовочки была, мягко говоря, неординарной:
— Клево! Так я теперь могу вино без штопора открывать?!
Пока я приходил в себя, не до конца врезавшись в его логику, товарищ Данешти пощупал зубки, подергал их, проверяя на крепость, и буквально испарился из ванной.
Когда я через пару минут пришел в себя и отправился в зал, то застал там очень странную картинку: Вовка сидел на диване и вытаскивал изо рта огромные комки рыжей собачьей шерсти. У его ног сидел Мурзик и удивленно лизал Вовочке руку.
Мне стало дурно:
— Ты что, хотел покусать мою собаку?!
Не до конца отплевавшийся Вовка потрясенно уставился на мое перекошенное лицо:
— Андрюх, ты что? Я те че, кореец? Я просто взял его на руки и открыл рот. Ну, знаешь, в ужастиках же зверушки вампиров боятся. А твой… — он пару минут подбирал слова и, не найдя ничего другого, воспользовался вполне культурным выражением: — «Прибитый» Мурзик начал об мои зубы чесаться… Ты че ржешь?! Я что, виноват, что он линяет?
К счастью, этим все Вовкины покушения на моих собачек ограничились и я все-таки смог уговорить его пойти прогуляться, подышать свежим воздухом, поискать того козла с кинжалом и чашей — заранее прошу прощения у всех козлов.
Вообще против «пойти прогуляться» Вовочка ничего не имел. Намного труднее оказалось убедить его, что нам нужно найти этого Черного Плаща. Как самый настоящий юрист (ладно, ладно, не совсем настоящий: четвертый курс только закончил), мой друг въедлив, задумчив, логичен. Как это все уживается с его же абсолютно черным чувством юмора и жутким ехидством, я попросту не представляю. Так вот. Более или менее придя в себя после усиленной лекарственной терапии, Вовочка поинтересовался, где я этого самого Черного Плаща собираюсь искать. Город большой, даже если просто улицы бегло просмотреть, так с месяц искать будешь. А вот об этом я даже как-то не подумал.
Вовочка тяжело вздохнул:
— Эх ты, юный переводчик. Может, поищем там, где его вечером встретили?
— Думаешь, поможет? — мрачно спросил я. После того как Данешти ляпнул, что искать этого хмыря не проще, чем иголку в стогу сена, я, честно говоря, попросту потерялся.
Вовка молча пожал плечами. И я вздохнул:
— Ну, значит, пошли в Ботанику.
Итак, мы бодренько шагали по улице, высматривая Черного Плаща, когда у нас начались первые неприятности.
Вовка увидел пару симпатичных девушек, шедших нам навстречу, и, помахав им рукой, широко улыбнулся. Во все шестьдесят четыре зуба. Глубоко извиняюсь, если их всего тридцать два или вообще шестнадцать. У меня всегда было туго с математикой. Или это относится к биологии?
Ни меня, ни Вовку нельзя назвать уродами. Я высокий, смуглый; у Вовки так вообще косая сажень в плечах, длинные русые волосы и наивные голубые глаза классического Иванушки-дурачка. Так почему же девчонки, истошно завизжав, шарахнулись на другую сторону улицы?
Вова удивленно уставился на меня:
— Чего это они?
— Рот закрой, — прошипел я.
К счастью, в этот момент до девушек дошло, что вампиров не существует, и они, раздраженно фыркнув: — Идиоты! Пластмассовые зубы цеплять! — удалились.
М-да, поиск явно не задался.
От моего дома до Ботанического сада — двадцать минут прямым ходом. Вся беда заключалась в том, что Вовочка напрямик идти не хотел, упрямо сворачивая в какие-то переулки-закоулки.
В какой-то момент мы вышли к школе. Я скользнул равнодушным взглядом по серому трехэтажному зданию и направился дальше, Вовочка же неожиданно затормозил около забора:
— О, Андрюх, школа! Давай зайдем?!
Я недоумевающе покосился на него:
— С ума сошел? На улице лето, сейчас полдевятого, не меньше… она закрыта давно! Да это и не наша…
— А какая разница, где стекла бить? — фыркнул Данешти. — Школа она и есть школа!
Я только вздохнул. Нет, я, конечно, понимаю, что от нашей системы образования никаких светлых воспоминаний не остается, но не до такой же степени!
Судя по Вовкиному насмешливому взгляду — до такой…
Мы шли мимо закрывающихся магазинов, темнеющих окон домов, до Ботаники осталось пройти всего ничего, когда откуда-то из-за угла раздался бешеный, раздирающий воздух женский крик… Он буравил темноту и, достигнув пика, внезапно оборвался. Не раздумывая ни мгновения, мы рванулись туда. Кажется, Вовочка оттолкнул в сторону крепко сбитого мужичка, замершего на середине дороги и удивленно прислушивающегося: что же это такое там шумит, вечерний моцион совершать мешает.
Хорошо пройтись по вечернему городу: горят фонари, тротуары озарены светлыми переливами витрин магазинов, еще не закрывшихся на ночь… Вот только это правило об освещении всего и вся действует только в центре. Ближе к окраинам сам черт ногу сломит!
Так и в том переулке, откуда донесся крик, горел лишь один фонарь, под которым скорчилась на земле хрупкая женская фигурка, а над ней склонился, вцепившись девушке в горло, ба-а-альшой такой «шкаф». По-моему, даже с антресолями.
И вот явно этот качок не был занят оказанием первой медицинской помощи!
— Эй, парень, оставь ее! — рявкнул Вовка, делая шаг вперед. Нет, он точно пересмотрел американских боевиков…
«Шкаф» выпрямился. Мерцающий свет фонаря осветил лицо хлопца, и я замер, увидев, что его губы перемазаны кровью…
Как в дурном ужастике!
— Проваливайте, смертные! — рявкнул он, оскалившись. В свете фонаря блеснули острые клыки. — Ваше счастье, что я сейчас сыт!
Ау-у, дядя Степа Кинг, где ты?
У Вовы сорвало крышу:
— Ты кого это смертным назвал?! — и, засучив рукава, он сделал шаг вперед.
Вампир же — а как еще можно назвать этого комара-переростка? — легким неуловимым движением скользнул к нему и… натолкнулся своими драгоценными зубками прямо на Вовкин кулак: Вован одно время занимался боксом и, кажется, начальных навыков не забыл.
Тишину ночи разорвал еще один вопль, сменившийся тихим поскуливанием. А сам потомок Дракулы, зажав обеими руками рот и издавая звуки, которым позавидовала бы любая сова, скрылся в темноте.
Мы подошли к девушке. Я присел на корточки и осторожно потряс ее за плечо:
— Эй… Вы в порядке?
Ее голова безвольно качнулась раз, другой… И вот поднимать ее девушка как-то не спешила. Что-то мне кажется, это не обморок — слишком уж неестественно голова наклонена. Слишком.
— А-а-андрюх… Э… Она ведь в обмороке, правильно?! — В Вовкином голосе звучал искренний страх.
Я, конечно, не медик, но… девочка-то не дышит! Причем совершенно! И пульс на руке не прощупывается… Ой, ма-а-ама!!!
— Сматываемся отсюда! Сейчас сюда милиции набежит, доказывай потом, что ты не верблюд!
— Особенно с твоими зубками! — Вовка как всегда в своем репертуаре! Блин, сам по уши в г… гадости всякой, а еще ехидничает! Язва стоеросовая!
Уже отойдя на порядочное расстояние, я обернулся. Светлые длинные волосы, свернувшиеся тугими локонами, полностью скрывали лицо девушки.
Попетляв еще некоторое время по темным переулкам, мы вышли к злополучному Ботаническому саду. И что этим вампирам-толкиенистам не сиделось в Соловьиной роще возле Змиевской балки?!
— Ч-черт! Если бы я успел, она бы сейчас была жива! — Вовка уныло пнул камень, лежащий под ногами, и булыжник улетел куда-то в темноту за моей спиной.
Раздался чей-то тихий сдавленный стон и сдержанный мат, но, честно говоря, ни мне, ни Вовке было не до того.
— Вов, прекрати себя казнить.
Не знаю, как Данешти, а лично я пребывал сейчас в какой-то прострации. Хотелось выпить водки, лечь, закрыть глаза и ни о чем не думать…
— «Прекрати, прекрати!» Что «прекрати»?
Вот сопьюсь щас на фиг… И пусть родителям будет стыдно, что они меня тут бросили!
Я промолчал, а Вовочка продолжил свое унылое бурчание. Я бы и сам с радостью побурчал, да только вот постоянно упоминаемое Вовкой «генеалогическое древо» вампира сбивало с мысли. А он вдруг поднял на меня глаза:
— Вот только я не могу понять…
Ну хоть что-то осмысленное!
— Чего?
— Если тот хмырь — вампир, то кто тогда мы?
— У них и спроси!
— У к-кого?
— А вон, за твоей спиной.
Вовка резко обернулся. А я так и замер, пытаясь понять, что же произошло. Когда Вовочка пнул камень, я ведь ничего не видел в той темноте, а вот сейчас… То, что за Вовкиной спиной столпилось человек пятнадцать «шкафчиков», было видно очень хорошо. Как и то, что все он такие добрые-е-е, улыбчивые-е-е, голодные-е-е…
В первых рядах находился уже знакомый нам «комарик» с разбитой челюстью:
— Фот! Эфи вот гафы беффубые на мефя и нафали!!! — заявил он, некультурно тыча в нас с Вовкой пальцем.
Ма-а-ать моя женщина, похоже, я действительно теперь в темноте вижу! Только вот как-то избирательно… Вампирчиков этих — хорошо, а так — даже камнюки у себя под ногами не различу. Может, видно лишь то, что представляет реальную опасность?
Вовка мрачно хрустнул костяшками пальцев и вежливо попросил:
— Слышь, хлопец, подойди поближе, я тебе кой-чего покажу. Я тебе такого «гафа беффубого» покафу… тьфу, покажу — мало не покажется!
«Комарик» побледнел и спрятался за спины своих товарищей, а Вовка, желая еще больше испугать его, широко улыбнулся, блеснув острыми клыками.
Лучше бы он этого не делал: до клыкастиков дошло, что их обидел кто-то такой же зубастый, и воздух разорвал еще один дикий вопль:
— Бей ренегатов!!!
Ой, мля… Никогда не подозревал, что я могу так быстро бегать!
Когда я наматывал пятый или шестой круг по Ботанике, под ноги внезапно попал какой-то булыжник. Я споткнулся, упал, а когда попытался подняться, между лопаток врезалась большая такая каменюка, и вставать тут же расхотелось.
Уже в следующий момент меня бесцеремонно подняли за шкирку и поставили на ноги. Причем пара «шкафчиков» вцепилась мне в руки, а третий своими грязными, немытыми лапами полез мне в рот, наверное, затем, чтобы проверить, не накладные ли у меня клыки.
Даже в детстве, всякий раз как мы ходили к зубному врачу, маме приходилось уговаривать: «Андрюшенька, пожалуйста, открой ротик, и этот вредный, противный доктор сможет вытащить палец у тебя из зубов…» Так что вынести, что какой-то урод будет ковыряться у меня во рту, я, конечно, не мог, а потому, не раздумывая, сжал челюсти, вцепившись этому «стоматологу» в руку. Ну раз уж дать в торец не получается, будем действовать подручными — точнее, подзубными средствами.
Вампир взвыл, как Витас, решивший подработать сигнализацией на автостоянке, и начал судорожно выдергивать палец у меня изо рта. Разумеется, это ему не удалось.
И вдруг этому хмырю ни с того, ни с сего надоело извиваться, как гадюке, и он, коротко взвизгнув, двинул мне под дых. От боли я разжал зубы и начал хватать ртом воздух. За руки меня по-прежнему держали дружки этого начинающего «стоматолога», так что я даже согнуться не мог. Так и стоял, выпрямившись, как гордый дуб…
— Твафь!!! — процедил мой палач.
О, так это ж наш с Вовкой «комарик» с разбитой челюстью!
— Сам такой! — не остался я в долгу, отдышавшись.
«Правильно поется: если в сердце дверь закрыта, надо в печень постучаться!» — успел подумать я, увидев двигавшийся мне куда-то в лоб ба-а-альшой кулак. Потом перед глазами замельтешило с добрую сотню звездочек, и я отключился…
Ночь. Шаги едва слышны. Этот город такой же, как все остальные: люди, оборотни, «ночные охотники»… И нигде нет ее. Как и того, «благодаря» кому она стала на этот путь…
Город ничем не отличается от других. Вот только… Раньше никто не отваживался напасть… Неужели я на верном пути?!
И не было обращенных…
Впервые за столько лет… Это хорошо или плохо?..
Ох, болять мои крылья! А точнее, голова… Причем болит так, что мозги через уши лезут… Я медленно расклеил глаза. Все плыло и качалось, как на теплоходе. У меня аж морская болезнь началась, но я смог взять свой желудок в кулак и собраться чуть ли не по частям.
Обстановочка в комнате, где я находился, была шикарной: лепнина на стенах и потолке, мраморные колонны… Любой новый русский от зависти бы помер. Комната пуста, лишь в дальнем углу притаился офигенный стул с гнутыми ножками, обитый какой-то тканью…
С трудом повернув голову, я разглядел, что весь пейзажик портит избитая Вовкина морда: под глазом расцветает синяк, бровь рассечена, губы разбиты… Сам Вовка был крепко прикован к стене… Впрочем, я и сам находился рядом с ним в такой же позе и стоял на ногах лишь благодаря все тем же оковам: наручникам шириной сантиметров пятнадцать, накрепко прикрученным к стене у меня над головой.
В этот момент Вован раскрыл глаза и покосился на меня:
— Шо смотришь? Хреново выгляжу?
Я даже слова сказать не мог, так отвратно себя чувствовал. Так что я лишь уронил голову, а потом поднял ее, что и было правильно расшифровано Вовкой как кивок. Он ухмыльнулся:
— Ты еще их не видел…
— А ты видел?
Надо же! Осилил такую длинную фразу!
— Нет, но представляю…
Юморист.
В этот момент где-то сбоку оглушительно заскрипела дверь (сигнализация, блин!) и в комнату — хотя какая на фиг комната! зала, не меньше! — вошел высокий парень лет двадцати трех — двадцати четырех. Черный строгий костюм, красная, цвета венозной крови рубашка и тонкая смоляная ниточка усов над верхней губой. Все впечатление портил тонкий длинный белесый шрам, начинающийся у внешнего уголка левого глаза, проходящий через всю щеку мимо уголка рта и скрывающийся на подбородке. Хотя, с другой стороны, моя мама всегда балдела от Жофрея де Пейрака. А у него физиономия была разукрашена еще похлеще. А-а, кто поймет этих женщин!
— Пиж-жон! — тихо фыркнул Вова. — Хоть бы галстук надел, Бандерас недорезанный!
Парень, похоже, услышал Вовкину критику, но, поджав губы, промолчал и остановился перед нами. За его спиной топтался «беффубый» «шкафчик», тревожно пряча глаза. Еще тройка бритоголовых накачанных амбалов осторожно проползла в комнату и остановилась возле дверей.
«Бандерас», как его вполне удачно окрестил Вован, чуть приподнял над плечом руку, и «комарик» тут же услужливо подал ему толстенную кубинскую сигару. Уже зажженную. Хлопец неспешно затянулся, выпустил струю дыма, затем тщательно затушил сигару о собственную ладонь (меня аж передернуло), бросил себе за спину окурок, тут же подхваченный «комариком» и выброшенный в открытую зарешеченную форточку, — и лишь потом обратил свой «светлый» взор на меня с Вовкой.
Через некоторое время пареньку наскучило глазеть на наши избитые физиономии: он полез во внутренний карман пиджака и вытащил оттуда пару белоснежных перчаток. Натянув их, «Бандерас» осторожно, одним пальцем поднял мне верхнюю губу. Я угрожающе щелкнул зубами. Он, скорее от удивления, чем от испуга, отдернулся. Вовка подавился коротким смешком.
Затем он повторил ту же операцию с Вовкой, медленно стянул перчатки и бросил их на пол. Один из придверных амбалов немедленно подскочил к нему, схватил перчатки и выбежал из комнаты, унося их в мусор. Остальные же услужливо подтащили «Бандерасу» тяжелый стул и вновь замерли у входа. Парень неспешно опустился в кресло, закинув ногу на ногу, и обратил взор на «комарика», который замер чуть спереди и сбоку, опустив взгляд в пол.
— Так ты говоришь, — лениво, с легким певучим — непонятно, то ли болгарским, то ли эстонским акцентом начал «Бандерас», — что эти два ребенка, у которых даже клыки толком не сформировались, смогли помешать тебе позавтракать?
«Комарик», не поднимая взгляда, молча кивнул.
— И после этого ты еще на что-то претендуешь?! — не меняя тихого, скучающего тона, поинтересовался этот пижон. — Вон с глаз моих. И чтобы я тебя в ближайшие пятьдесят лет не видел.
— Но…
— Убирайся.
«Комарик», тихо вздохнув, вышел из комнаты, а «Бандерас» вновь посмотрел на нас с Вовкой:
— Итак, кто вас инициировал? — поинтересовался он.
ЧЕГО???
А этот хмырь, не давая нам ни слова сказать, продолжил, теперь уже ни к кому особенно не обращаясь и смотря куда-то мимо нас:
— Странно, очень странно… — Он переплел пальцы и облокотился на них подбородком. — Чьи вы? — На языке крутилось «папины и мамины», но я благоразумно промолчал. — Кто вас инициировал?.. Хельга? Она оставляет на шее своих учеников длинные шрамы… Роллан? Он никогда не обращает больше одного за раз… Петр? Он бы разъяснил все правила…
К тому моменту когда вернулся амбал, выкидывавший перчатки, я наконец почувствовал, что мне полегчало. Не так, конечно, чтоб вообще хорошо стало, но, по крайней мере, я не упал бы, если с меня снять наручники:
— А ты кто вообще такой?
«Бандерас» некоторое время молча смотрел на меня, а потом по его губам скользнула поганая улыбочка:
— Меня зовут Дракула. Влад Дракула.
Ага. Бонд. Джеймс Бонд.
— Однофамилец? — внезапно хриплым голосом спросил Вова.
«Бандерас» злобно цыкнул зубом. Острым. Коренным. Похоже, даже без единой дырки:
— В мире есть только один Дракула. Я. Это имя дано мне при рождении и не принадлежит никому, кроме меня.
Да… От скромности он не умрет. Тут осиновый кол нужен.
Дракула между тем продолжил:
— Что касается вас… — В его руках как по волшебству появились два пистолета, направленные прямо на нас с Вовкой. — Можно, конечно, просто вас пристрелить: вы не знаете элементарных правил поведения, мешаете спокойно завтракать, — но это слишком кроваво. Тем более что пули серебряные, разрывные… — Эстет недоделанный. — Но… В любом случае, бесхозные обращенные всегда опасны… Вам лучше не дергаться, скорострельность этих пистолетов порядка шестидесяти… — по его губам скользнула усмешка, — …вампиров в минуту, ну а таких недоделков, как вы… штук сто, наверно, будет. Александр, Сергей, Карл, — скомандовал он своим качкам (тоже, между прочим, зубастым), — отведите их в гостевую комнату. А завтра на закате, когда их сожжет солнце, не забудьте проследить, чтобы там подмели… А то пепел, рассыпанный по комнате, это так… вульгарно…
Пистолеты, перекочевавшие в руки одному из амбалов, уничтожили у меня всякое желание рыпаться. А вот у Вовочки…
— Андрюх, — хрипло поинтересовался он, пока с меня снимали наручники, — как ты думаешь, на «недоделков» стоит обидеться?
Я покосился на более чем внушительные пистолеты и, повинуясь приказу «Бандераса», заложил руки за голову:
— Сейчас — нет.
Вздохнув, Вовочка последовал моему примеру, тем более что особого выбора у него не было.
Вот так, под угрозой пистолетов, нас и отконвоировали до какой-то комнаты. В наступившей тишине оглушительно громко щелкнул замок, и я наконец смог опустить жутко затекшие руки и оглядеться по сторонам.
Мы находились в комнате, стены и потолок которой состояли из одного сплошного зеркала. Причем помещение это было совершенно пустым.
Хоть бы пару матрасиков положил, жлоб клыкастый!
Единственное, что хоть как-то освежало обстановку, — это две двери. Через одну — деревянную, дубовую — нас сюда привели, а за второй находился, как было сказано в древнем советском фильме, «туалет типа „сортир“», обозначенный на плане буквами «Эм» и «Жо»…
Да, забыл сказать. Было в этой комнате еще окно (как же без него!): металлопластиковое, зарешеченное прутьями толщиной сантиметра два. И нет чтобы решетка была, как полагается: кружочки там всякие, цветочки… Нет, банальная тюремная решетка…
Оглядевшись по сторонам и не обнаружив ничего более интересного, я лег на такой же зеркальный, но почему-то не скользкий пол, закрыл глаза и попытался заснуть. Не тут-то было: в тот же момент меня затрясли:
— Андрюха, ты че, с ума сошел? Вставай немедленно!
Я приоткрыл глаза. Спать хотелось жутко.
— Зачем?
— Что значит «зачем»? Что значит «зачем»?! Сейчас часа два ночи! Через три часа взойдет солнце, и нам, по словам этого Дракулы, придет полный каюк! А я, между прочим, «Интервью с вампиром» смотрел! Я видел, как это происходит, и мне это совсем не понравилось! Я, конечно, знаю, что пепел и зола — отличное удобрение для розочек, но я не хочу за счет себя улучшать экологическое состояние в родном городе!
— Вовка, ты идиот! — протянул я, борясь со сном. — Вспомни, когда ты ко мне пришел?
— Дне…
— Заткнись! — вежливо посоветовал я. — Тут наверняка понатыканы «жучки»!
Лицо Вовки отразило мучительную борьбу. Он хотел поинтересоваться, правильно ли он понял мой вопрос, и боялся спросить это, опасаясь все тех же «жучков». Наконец он не выдержал и махнул рукой:
— Ладно, ты прав. Давай спа… О ч-черт! Я убью всех этих тварей!!!
— В чем дело?
Голова — как чугунная.
— Ты посмотри, что эти гады сделали с моей шведкой! — Та была перемазана грязью и кое-где порвана. — Мне мама ее только вчера купила! Она ж с меня три шкуры снимет!
— А ты расскажи ей правду, — посоветовал я, роняя голову на пол, и, уже засыпая, услышал:
— Я лучше с Дракулы его тряпки сдеру!
Проснулся я от нестерпимой жары. Полуденное солнце, отражаясь в треклятых зеркалах, шпарило вовсю. Я открыл глаза и медленно сел. В противоположном углу комнаты храпел раздетый до пояса Вовка. А я-то думал, что это кого-то бензопилой пилят…
Ну все. Он мне ночью заснуть не давал, а сейчас я ему устрою. Тихонько пробравшись в туалет (какой Дракула все-таки добрый, об удобствах для пленников заботится), я снял шведку — все равно она такая грязная, словно мною всю ночь пол вытирали, намочил ее под краном в шикарной мраморной раковине (не, он точно издевается), а потом, осторожно, стараясь не слишком капать на пол, пробрался к Вовке и резко выкрутил все содержимое рубашки прямо ему на голову.
Вован подскочил на месте, взвыв, как разъяренный ягуар, которому наступили на хвост, и добавив десяток — сотню нецензурных слов.
Когда он наконец закончил свой страстный монолог, я поинтересовался:
— Все?
— Все, — мрачно буркнул он.
— Тогда давай выбираться отсюда, пока все мирно спят в своих гробиках.
Я подошел к окну. Что тут у нас? Примерно третий этаж. Прямо к нам какой-то полоумный тополь протянул толстую ветку. Ну что же, проверим, насколько правы фантасты, приписывающие вампирам силу богатырскую. Я распахнул окно (откуда-то издали раздался шум машин) и со всей дури вцепился в решетку, дергая ее на себя.
Лучше бы я этого не делал. Ладонь обожгло так, словно я схватился за раскаленную кочергу. Я мгновенно отдернул руку и с ужасом обнаружил на ней медленно вздувающиеся пузыри ожога. Что за черт?
Вовка с видом знатока изучил мою руку и заявил:
— Серебро.
— Что?
— Решетка, говорю, серебряная. А у вампиров на этот металл аллергия.
— Ты серьезно?
— А то, — мрачно буркнул он, направляясь к двери.
— Ты что собираешься делать? — спросил я, помахивая обожженной ладонью в воздухе: как же печет, а!
— Выбить эту дверь к чертовой матери!
И, разбежавшись, он со всей силы врезался в дверь, надеясь сбить ее с петель. Я еще ночью заметил, что даже наших совместных усилий будет недостаточно, а потому флегматично наблюдал, как он раз за разом вшибается в тяжелое дубовое полотно — он же не остановил меня, когда я за серебро хватался!
— Головой попробуй! — посоветовал я, когда он, тяжело дыша, остановился. — Все равно деревянная.
В глазах задохнувшегося Вовки ясно читался вопрос: «Что именно деревянное?», — но задавать его он не стал, опасаясь услышать вполне логичный ответ: «Голова».
Следующие полчаса мы сидели на жутко твердом полу, Мрачно уставившись в потолок. Вовка периодически предлагал самые неимоверные способы, как выбраться из этой комнаты. Было тут и «пробить стенку, раз дверь не получается», и «найти где-нибудь веревку, сделать вид, что мы повесились, а когда они удивятся — набить им морды!», и еще много чего столь же безумного.
Наконец я не выдержал его монотонной бубнежки и предложил поиграть в «города». (Господи, как есть хочется!) Еще через полчаса, когда Вован на слово «Махачкала» сказал: «Арёл» — и посмотрел на меня так, что я не решился поспорить, я понял, что и эта идея изжила себя… (И как эти женщины сидят по неделе на диете, состоящей из стакана воды?!).
И вдруг до меня дошло. Дракула утверждал, что в пистолете — серебряные пули. Значит, необходимо либо что-то стальное, либо достаточно толстое и плотное в качестве изолятора. Идея с чем-то просто плотным отпала через несколько секунд, после того как Вовка, обмотав ладонь рубашкой, попытался схватиться за решетку. А стального у нас ничего не было…
Правильно говорят: сделал гадость — на сердце радость. Теперь, по крайней мере, рука была обожжена не только у меня.
Вовка махал ладонью, как веером, а потом внезапно замер и спросил:
— Андрюх, а как ты думаешь, мы бессмертные?
Вопрос был настолько неожиданным, что я замер, не зная, что ответить, а потом выдавил:
— Э-э-э… Наверно, да… Он же спрашивал, хотим ли мы стать бессмертными…
Вовка начал осторожно массировать запястье (мне кажется, это не поможет):
— Знаешь, а я не хочу…
— В смысле?
— Не хочу быть бессмертным.
— Почему?
— А что в этом хорошего? Буду я бессмертным, стукнет мне семьсот пятьдесят лет, и буду я жить дальше… Ирка к этому времени помрет… Все родственники и знакомые тоже… Не хочу я быть бессмертным, и все!
И что ему сказать? «Не бойся, все будет в порядке, Черный Плащ пошутил»? Боюсь не проканает…
Оставалось только промолчать.
И вот, когда уже темнело, я вдруг сообразил, как можно попытаться выбраться из этой комнаты! Дракула скомандовал своим вампирам проследить, чтобы в комнате подмели пепел. Ну не будут же эти качки заниматься такой чушью. Они скорее телохранители, чем уборщики, так что сюда придет какая-нибудь старушка божий одуванчик. Вывод: бабку можно будет легко успокоить, а с одним надзирающим вампиром мы как-нибудь справимся. Вопрос только: как?
И тут Вовка предложил:
— А давай в туалете раковину от стены отколупаем?
— Унитаз не хочешь? — мрачно поинтересовался я.
— Да не, — отмахнулся Вован, — с раковиной проще!
Ну-ну…
«Отколупывать» пришлось долго и нудно. Но наконец последние рывки — и вот оно, отличное орудие для усмирения всяких плохих амбалов. Сама раковина, кстати, оказалась совсем не каменной — так, раскрашенной под мрамор, иначе она бы не была такой легкой. Пожадничал, жмот!
Итак, за окном медленно смеркалось. Сколько сейчас? Часов девять? Мы с Вовкой стали за дверью — благо, та открывалась вовнутрь, чтоб выбить было труднее, и вот она тихонько заскрипела, отворяясь. Створка скрывала вошедшую «старушку божий одуванчик», а она тем временем принялась бухтеть:
— Не хочу я этого делать! В конце концов, почему мне приходится работать на этих клятых вампиров? — Голосок у «бабушки», был какой-то странный, совсем не старческий. — Ну? И где, я вас спрашиваю, пепел? — Похоже, вампир-охранник куда-то отошел, и удивительная «бабуся» решила высказать все, что на душе накипело.
В этот момент «бабушка» злобно толкнула ногой открытую дверь, и я увидел, что на месте ожидаемого «божьего одуванчика» спиной к нам стоит невысокий мальчишка — хрупкий, угловатый, в рыжей застиранной майке и Коротких шортах. Совсем обычный мальчишка. Если бы у него вместо лица не было собачьей морды. Оборотень?! Типа как в фильме? Промежуточная стадия?
В руках чудной пацаненок держал совок и веник.
Вовка от удивления выронил раковину, поднятую над головой. Причем прямо мне на ногу. Я взвыл не своим голосом и рассказал этому кретину все, что я о нем думаю, на французском, английском и немецком. Зря я, что ли, на переводчика учусь?
На русском-то дома не поругаешься — родители загрызут безо всяких вампиров; а так — доведет младший братишка до белого каления, и пошлешь его на все четыре стороны с полным коробом теплых пожеланий за плечами на иностранном языке, на душе легче станет, а мама еще и восхищается: «Андрюшенька, как ты великолепно знаешь французский!» Хорошо, что хоть не просит рассказать, что такое: «pardieu» и прочие слова… А то бы было! «Андрюша, ты чертыхаешься! Как тебе не стыдно!»
А я разве виноват, что их языки настолько беднее нашего?! Вон, к примеру, в английском: на три наших матерных слова приходится одно их. Примеры приводить не буду! И не просите!
А шо такого? Переводчик-профессионал должен знать все. Помню, листал я как-то англо-русский словарь матерных выражений для иностранцев — для повышения квалификации, так сказать… Папа потом еще долго спрашивал, какого я юмориста читал на экране компьютера, что так ржал. Ему тоже захотелось. Нет, серьезно, такого бреда я отродясь не читал! Достаточно вспомнить, какое слово там обозвали «группой друзей» — «group of friends». «Кривое зеркало» отдыхает.
Но я отвлекся… Вервольф обернулся и, нервно облизываясь, уставился на нас.
— Вов, — пробормотал я одними губами, отпрыгавшись на здоровой ноге, — ты хочешь стать вампиром-оборотнем?
— Не-а…
— И я нет…
Волк сделал шаг вперед. У меня замерло сердце.
— Пасть порву, — тихо и неуверенно сообщил Вован.
Оборотень замер, не отрывая от нас взгляда. На какой-то момент мне показалось, что он сам нас боится, и я, решив, что терять уже нечего, тихо спросил:
— Как отсюда выбраться?
— Прямо по коридору, — начал волк. Не верьте, если скажут, что у оборотней голос идет независимо от движений губ. Этот говорил совершенно нормально, — а потом вниз по лестнице. Только там полно охра…
В этот момент кто-то толкнул дверь с той стороны, и она, крутнувшись на петлях, едва не двинула мне по носу, сразу же скрыв весь обзор.
— Эй, кабыздох, ты здесь убрал? — презрительно спросил кто-то. Судя по голосу, один из дракуловских придверных амбальчиков.
— Да! — мгновенно ответил волчонок.
— А где пепел?
— Э-э-э… В окно выкинул! Чего, думаю, вверх-вниз по этажам с мусором бегать!
Судя по тону, говоривший усмехнулся:
— Глядишь, из тебя еще и толк выйти может. Пошли!
И дверь тихо закрылась… А замок-то не щелкнул!
Подождав несколько долгих мгновений, я приоткрыл дверь и осторожненько выглянул в коридор. Тишь и гладь. Ни одного вампира. Пора сматываться отсюда. Я оглянулся на Вовку:
— Пошли?
— А что с рубашками делать? Наденешь — так на улице первый же мент нас за бомжей примет!
М-да, в этом он прав. А шведку даже на поясе рукавами не завяжешь.
Вовка посмотрел на мое задумчивое лицо, махнул рукой и, свернув сорочку жгутом, завязал ее на поясе. А что, неплохое решение. Я поступил так же.
Наконец мы вышли в коридор. Он оказался ма-а-аленьким, у-узеньким: метров пять в ширину, не больше. И даже здесь была эта надоевшая лепнина. Как сказала бы моя мама, мужик с жиру бесится. Мы бы пошли и дальше прямо по коридору — благо наша комната находилась в самом конце этого туннеля, как Вовка замер и глухо спросил:
— Андрюх, а где бы мне найти какое-нибудь оружие? А то, если на нас нападут, с одним-двумя мы с тобою как-нибудь справимся, но остальные же забьют нас как мамонтов!
Лично я ни о каком оружии и не подумал — хотя бы потому, что знания, вбитые в голову в школе на уроках начальной военной подготовки, уже давно благополучно выветрились. Что же касается Вовочки, его, похоже, очень сильно били по голове во время незабвенных занятий боксом, потому как я оч-чень сильно сомневаюсь, что Данешти этим самым оружием владеет…
— Деревяшку какую-нибудь оторви, — посоветовал я.
Тем более что по обе стороны коридора полным-полно тяжелых дубовых дверей.
— А что, неплохая идея!
Вовка присел на корточки, подцепил пальцами дверной наличник, дернул его на себя и вверх, раздался оглушительный треск, на который, по-моему, должно было сбежаться все вампирье население города, и в руках у Вована осталась тяжелая резная дровеняка длиной около метра…
— Слышь, Вов, и мне отломай, а? — решился и я.
Новый рывок, и Вовка протянул мне вторую половину несчастного наличника:
— Просю! А теперь пошли?
Коридор резко вильнул вправо, мы завернули за угол и остановились: перед нами была глухая белая стена, украшенная банальной лепниной. Мы стояли примерно метрах в трех от нее, справа и слева от нас находилось по двери.
— Отпад! — протянул я.
Вовка оказался в своих суждениях более резким:
— Обманул, волчара! Выберусь отсюда — оторву ему на фиг хвост и башку!
Я хотел возразить ему, что вряд ли это нам поможет, но в этот момент раздался тихий шелест, и стена, перекрывавшая выход, начала медленно отодвигаться в сторону. Не задумываясь ни на мгновение, мы с Вовкой рванулись к ближайшей двери. К счастью, та оказалась незаперта.
Судя по всему, мы оказались в гостиной. Как говорится в столь любимых моей мамой женских романах, «всюду царил упадок». Причем, по-моему, упадок с порядочной высоты… Кровать эпохи то ли позднего рококо, то ли раннего застоя, шторы, побитые молью (Тайсон отдыхает), ночной столик — маленькая корявая тумбочка с притулившимся на краю ночником… Все очень и очень мрачно.
Но я отвлекся. В приоткрытую дверь я увидел, как в коридор вошли двое: «шкаф», названный вчера Карлом, и девушка лет двадцати. Он что-то прошептал ей на ухо, она засмеялась, вскинув голову и обнажив острые клыки… Опаньки, тут не только вампиры, но и вампирши?! Бедный наш город…
Карл протянул ей ключ, девушка еще раз улыбнулась и завернула за угол. Вампир же подождал, пока не раздался щелчок замка, и скрылся в черноте прохода.
Стенка задвинулась.
Мы с Вовкой подождали пару минут и вышли в коридор. За стеной, довольно легко сдвинувшейся в сторону — ручкой, как оказалось, служил один из многочисленных гипсовых цветов, — обнаружилась длинная мраморная лестница, ведущая куда-то вниз.
— Ну что? Пошли?
— А у нас есть выбор? — хмыкнул Вовка. — Предлагаешь выпрыгнуть в окно?
Лестница привела нас сначала на второй этаж, а потом и на первый, в огромный полутемный зал. Стены его были выкрашены в черный и красный цвета, по углам застыли статуи из белого и красного мрамора, изображавшие бледных обморочных девушек и красных (наверное, от стыда) мужчин, впивающихся вышеупомянутым девушкам в шеи. Маньяк, блин…
— А ведь есть еще и черный мрамор, — задумчиво протянул я, останавливаясь перед особо реалистичной композицией, на которой девушка, как ни странно, не пыталась сползти в обморок, а вытаскивала откуда-то из корсажа хор-р-роший такой кинжал (и где она только его ныкала?). На свет божий показалось уже сантиметров тридцать клинка и, судя по тому, что тот и не думал сужаться, это было только начало…
— Отлично! — буркнул мой друг. — Встретим Дракулу, предложим ему разместить рядом с индейцами еще и негров. А теперь пошли! Говоришь, здесь полно «жучков», и сам же торчишь здесь, как тополь на Плющихе!
— Сам ты тополь! — беззлобно огрызнулся я, подходя к тяжелой дубовой двери, находящейся напротив лестницы. Она легко открылась, и на меня дохнул свежий вечерний ветерок.
Я минуты три вглядывался в темноту, прежде чем хоть что-то разглядел. Странно, в Ботанике все прекрасно было видно. Может, глаза должны привыкнуть?
Так. Что тут у нас? Кирпичный забор метра три-четыре высотой, тяжелые кованые ворота, выложенная плиткой дорожка. А над самими воротами какие-то коробки. О, ч-черт! Это же камеры!
Я судорожно рванулся назад и захлопнул дверь.
— Ну? — поинтересовался Вовка, поигрывая своей дровенякой.
Я в нескольких словах обрисовал ему сложившуюся ситуацию. Вован вздохнул:
— Значит, придется обходить дом и лезть через забор.
— А поможет? — скептически фыркнул я. — Камера все равно зафиксирует, что из дома кто-то вышел…
— Нормальные герои всегда идут в обход! — гордо процитировал Вовочка.
Тут уже мне ничего не оставалось, кроме как тихо поинтересоваться:
— А ты уверен, что здесь нет сторожевых собак?
— Загрызем, — небрежно отмахнулся он. — Пошли? О, господи, Андрей, что ты опять замер возле этих статуй?!
— Да я вот думаю, — протянул я, — раздолбать, что ли, их на фиг, чтобы в следующий раз их владельцу неповадно было на бедных переводчиков нападать?
Вован перехватил мою руку:
— Очумел, что ли?! Он сейчас ночью ментов вызовет, и загремишь в тюрягу за умышленное уничтожение чужого имущества. Доказывай потом, что ты не сам сюда забрался… Пошли лучше.
Я и забыл, что он на юриста учится.
Осторожно выскользнув из дверей, мы, прижимаясь к стене дома, резко повернули направо.
Я зашел за угол и замер, услышав голоса, срывающиеся на крик:
— Кажется, я понятно сказал, что ты должен был подмести дорожки?! — Голос был мужским, грубым.
В темноте явно проступили два стоящих боком к нам силуэта. Судя по очертаниям фигур, один, огромный, шкафообразный, тряс за ворот второго, худощавого мальчишку.
— Отпустите меня! Ничего я вам не должен! — взвизгнул мальчишка. — И когда сюда придет мой брат, он вас… — В тишине ночи явственно раздался звук пощечины.
Этого я уже стерпеть не мог.
Можете сколько угодно говорить, что это неверно, неразумно, не… но я рванул вперед и дернул мальчишку к себе. Вовка тоже не стоял на месте. Пока «шкаф» не шевелился, а просто удивленно хватал ртом воздух, Вован от души двинул ему так удачно оторванной дровенякой прямо по макушке. «Шкафчик» закатил глазки и сполз на землю. Мальчишка же вырвался из моих рук и остановился, по-волчьи ощерив зубы:
— Кто вы та… Это все еще вы? Почему до сих пор не ушли?
— Подожди, а разве мы знакомы? — поинтересовался Вовка.
— Знакомы, — хмыкнул мальчишка, — я…
Ну уж сложить два и два я могу.
— …тот оборотень, что выпустил нас, так? — продолжил за него я.
Где-то сбоку и спереди раздался тихий шелест, но я не обратил на него внимания.
— Так, — кивнул он. — А вам лучше уходить. Когда этот хмырь очнется, вам не поздоровится. — Он кивнул в сторону, где лежал «шкаф». — Бли-и-ин! Он уже уполз! Уходите!
— А ты?
Вместо ответа мальчишка уставился куда-то мне за спину и завопил:
— Сзади!!!
Я начал оборачиваться… И мне на макушку опустилось что-то тяжелое. Тонны так три весом.
Голова болела так, словно ею месяца два заколачивали гвозди. Интересно, когда я открою глаза, то где окажусь?
Один глаз, второй…
Эх, ну почему я не Вий? У того для таких случаев специальная нежить была, которая подниманием век занималась…
Разумеется, я находился в уже знакомой зале: алые стены, белые колонны, резное кресло, одинокий столик, с десяток придверных амбалов, скромно притулившихся в дальнем уголке, ждут приказа… И Вовка, прикованный к стене в качестве основной детали интерьера. Ну и я, конечно, в точно такой же позе перед хозяином дома.
Сам господин (иль товарищ — кто сейчас разберет) Дракула уже сидел в своем кресле и что-то неспешно попивал из бокала, листая при этом маленькую книгу в черном кожаном переплете. Наконец он поднял голову и столкнулся со мной взглядом. По его губам внезапно пробежала довольная усмешка. В книжке своей, что ли, что-то важное прочел?
Некоторое время он сидел молча, дожидаясь, наверное, пока очнется Вовка. Когда в конце концов мой друг начал подавать первые признаки жизни, Дракула щелкнул пальцами, и в тот же миг около него застыли, склонившись в угодливом полупоклоне, два зубастика.
— Снять, — коротко бросил главный кровопийца.
Это в каком смысле?! Я буду драться до последнего!
Тихо щелкнули, расстегиваясь, наручники, и я прижался лопатками и затылком к стене, искренне надеясь, что я по ней не сползу.
Еще один щелчок пальцев, и «шкафчики» притащили два резных стульчика. Правда, поменьше и поскромнее, чем у Дракулы.
Вампир сделал широкий взмах:
— Прошу вас, садитесь.
Опаньки, это с чего такие перемены? Только что чуть ли не кусался, а тут вдруг…
И вообще, мог бы и не приковывать, раз такой добрый. Хотя нет, он же небось не сам нас ловил. «Шкафчики» поймали, наручники надели, а потом пришел добрый начальник — и все счастливы.
Как бы то ни было, мы с Вовкой, переглянувшись, уселись в кресла. В ушах звенело.
А Дракула между тем продолжал:
— Вы голодны?
Ну вот объясните мне доступным языком, с чего он такой добрый?
Прежде чем я смог решить, стоит ли отвечать, Вовка бросил:
— Да.
Главный кровосос удовлетворенно кивнул и позвал:
— Карл!
Один из «шкафов» тут же сорвался с места. Через пару минут он вернулся, неся резной деревянный поднос, на котором стоял золотой кувшин. Еще один «шкаф», перебросив через руку полотенце, тащил поднос с двумя золотыми бокалами.
М-да. Круто, ничего не скажешь. Бокалы поставили на стол, и хозяин дома лично наполнил их из кувшина:
— Прошу вас. Пейте.
Я осторожно заглянул в кувшин. Там было что-то темно-красное, маслянисто поблескивающее, густое.
— Что это? — внезапно охрипшим голосом спросил я.
— Ну не томатный же сок! Кровь, естественно! Между прочим, четвертой группы, отрицательный резус. Редкость. Пейте.
Лично у меня сразу прошел всякий голод. У Вовки, похоже, тоже. По крайней мере, тихо звякнувшие бокалы на стол мы поставили одновременно.
— Спасибо, что-то не хочется.
Дракула вскочил с места, оперся о столик и, нависая над нами, рявкнул:
— Пейте, я сказал!!!
— Да пошел ты…
Я так и не понял, кто это вякнул — я или Вовка, но в тот же миг к нам рванулись те самые зубастики, что прежде скромно топтались в углу. Похоже, хозяин дома предусмотрел подобный исход разговора и заблаговременно раздал указания. В любом случае, развязка была короткой: я пару раз дал кому-то в морду, потом в морду дали мне, и я отключился…
Дьявол! Ну кому нужна была эта инициация?! Если вчера от них исходила только тревога, то теперь… Куда они вляпались?!
Дьявол!
Не, так же и дебилом стать недолго. За последние сутки мне дали по голове… сейчас посчитаю… три или четыре раза. Надеюсь, все ограничится максимум шизофренией и нервным тиком.
Так. Что здесь у нас?
Я лежу на спине. Пол твердый. Не холодный. Открываю глаза пошире… Мрачная маленькая комнатушка с двумя дверями, крохотным диванчиком и небольшим журнальным столиком. О, надо же, на этот раз не в зеркальной комнате. И чего он такой добрый? Решил, раз солнце для нас с Вовкой не смертельно, зеркалами можно не пользоваться?
— Ну что, очнулся? — прозвучал где-то в стороне голос Вовки.
По крайней мере, он тоже здесь. Это уже радует. Я шумно сел, оперся спиной о стенку и лишь потом нашел взглядом Вовку. Фингал под глазом расплылся на всю щеку, бровь рассечена… Кошмар! Что скажет его мать? Надеюсь, я не такой страшный, а то меня ж родители домой не пустят!
— Очнулся. Только вот не думаю, что это нам чем-то поможет.
— Поможет!
Да он оптимист, оказывается!
Вовка болтал что-то еще, но я прикрыл глаза и замер, надеясь загнать боль в затылке куда-нибудь подальше, поглубже… Когда все уже почти прошло и грызущая боль превратилась в ноющую, внезапно скрипнула одна из дверей. Я открыл глаза.
За дверью топтались двое «шкафчиков». Один держал на руках бесчувственную девушку лет девятнадцати. Алая кофточка, черная юбка по колено, босоножки на высоком каблуке… Черные волосы расплескались волной…
— Ну че, ее сюда? — мрачно поинтересовался тот, что держал девушку.
— А ч-черт его знает, — сплюнул второй… — Босс не сказал. А дергать его по телефону… Оставляй здесь. Приедет — спросим.
Такое чувство, что ни меня, ни Вовки здесь нет!
Амбал сгрузил девушку на пол, и «комарики» свалили, не забыв запереть дверь. А жаль.
Вовка, сплевывая на пол кровь, медленно подошел к девочке (у меня не было никаких сил шевелиться), прикоснулся кончиками пальцев к запястью, нащупывая пульс:
— Кажись, жива.
Потом он осторожно оттащил ее от входа и подошел ко мне:
— Ну? Что будем делать?
— Вешаться, — буркнул я.
— Веревки нету, — вздохнул он.
— Значит, придется придумывать что-то еще.
— Андрюх, вот скажи, — перебил он меня, — мы не боимся солнечного света, а к серебру прикоснуться не можем… Блин, богатый он все-таки Буратино! Все решетки серебряными сделать… Так мы вампиры или нет?
— А черт его знает, — вздохнул я.
Вовка хмыкнул:
— По закону американского мультфильма, в том дальнем углу сейчас должно появиться нечто рогатое, сообщить: «Я все знаю, но ничего не скажу!» — и исчезнуть.
В его голосе было столько уверенности, что я невольно покосился в дальний угол. Естественно, там никого не было. Жаль…
Интересно, не слишком ли быстро мы приходим в себя?
Некоторое время мы сидели молча, а потом Вовка сказал:
— Андрюх, слышь, принеси мне воды, а? А то пить хочется, жуть…
Я хотел было возмутиться — что я ему, водоносом нанимался?! Но потом смерил взглядом Вовку и любезно поинтересовался:
— Где я тебе ее возьму?
Я знаю, я всегда был добрым и вежливым!
Вовка, впрочем, тоже. Ткнув пальцем в сторону второй двери, он сообщил:
— Наверно, там.
— Шутишь?
— Да ни в одном глазу! В «зеркалке» были все удобства? Так почему бы и здесь не быть?
Логично. Вот только…
Развязав на поясе рубашку, я спросил:
— Тебе что? Воротник или рукав?
— Чего? — поперхнулся Вовка.
— Ты идиот или просто притворяешься?
— Идиот, естественно. А в чем дело?
Я обвел рукой комнату:
— Ты видишь здесь кружку?
— Но ты ж в предыдущей комнате как-то принес воды, чтоб облить меня!
— Рубашку я на тебя выкрутил. Ру-баш-ку. Так из чего будешь? С рукава, с воротника?
— С ладошек! — буркнул Вован, вставая на ноги.
Судя по тому, что вторая дверь все-таки открылась и Вовочка исчез за ней минут на пять, его догадки по поводу того, что находилось в совмещенной комнате, оказались верны.
А когда Вовочка наконец вернулся, я увидел, что синяк у него под глазом почти исчез…
И в этот момент девушка открыла глаза и медленно села.
— Где я? — прошептала она, обводя комнату взглядом.
Словно из какого-то сериала!
Вовка, конечно, не мог удержаться: он скорчил страшную рожу и прохрипел:
— В логове вампира!.. Тебя как звать, завтрак?
— Я не завтрак! — ойкнула она, бледнея с каждым мгновением.
— Ну, значит, обед или ужин! — непреклонно заявил Вован.
В глазах девчонки заплясал страх, и я не выдержал:
— Вовка, прекрати, — и, уже обращаясь к девушке, предложил: — Не обращай внимания, это он от скуки с ума сходит… Так как тебя звать?
— Аня…
Я улыбнулся:
— А меня — Андрей. А этого хохмача с идиотским чувством юмора с утра звали Вовой.
— Очень приятно, — покраснела она. А я всегда искренне считал, что в наш век феминизации и эмансипации подобные тургеневские барышни остались только в фильмах Михалкова…
— Андрюх, объясни мне одну вещь, — вмешался в разговор Вовка, все еще стоявший возле ванной. — Анюта такая пунцовая оттого, что ей «очень приятно». Это мне понятно, но у тебя-то почему ухи такие красные?
Я аж поперхнулся от его наглости и только и смог, что беспомощно глянуть на Аню. Та хихикнула в кулак и подняла на меня хитрый взгляд. Мне ничего не оставалось, как рассмеяться в ответ.
Вовка удивленно перевел взгляд с меня на Аню, потом обратно.
— Хохотуны недорезанные! — сердито буркнул он.
— Вов, что с тобой? — оторопел я.
— Что-что, голодный я! А когда я голодный, я всегда злой. Пора бы было узнать это за шестнадцать лет дружбы!
Что да, то да. Я познакомился с Вовкой, когда мне было четыре, а ему — почти пять. Эх, золотое было времечко! И надо сказать, Вован действительно, когда проголодается, становится просто невыносим!
Причем невыносим настолько, что так и хочется вынести его вперед ногами.
— Ой. А вы хотите есть?! — пробормотала Аня, судорожно роясь в огромной черной сумке то ли из кожи, то ли из кожзаменителя, висевшей у нее на плече. — Сейчас, сейчас… Вот! — и она протянула нам три каких-то пирожка, запакованных в целлофан.
— Что это? — недоверчиво поинтересовался Вовка, подходя к девушке.
Но пирожок взял. И тут же принялся его распаковывать.
— Венская булочка, — выдохнула Аня.
Но Вовка решил, что если уж притворяться зубастиком, то до конца:
— С кр-р-ровью? — прорычал он, впиваясь зубами в мягкое тесто.
С изюмом, между прочим. Какая на фиг кровь?
Аня слабо улыбнулась его шутке и, когда я начал жевать, поинтересовалась:
— Андрей, а почему вы все время строите из себя каких-то вампиров? Про кровь говорите… Это у вас развлечение такое, да? — В ее голосе явно звучало: «Вы придурки, да?»
Я мальчик культурный, на подобные намеки обижаться не буду! Не буду, я сказал!
— Если бы, — вздохнул я, дожевывая булочку. — Просто мы на самом деле вампиры… видишь? — Я осторожно приподнял пальцами верхнюю губу, дал ей полюбоваться и опустил руку.
— Издеваетесь?! — обиделась Аня.
— Ага! — тут же вмешался в разговор Вовка. — Знаешь, обожаю доводить людей! Когда они доходят до такой кондиции, что на соседей с топором кидаются, то у них уровень гемоглобина в крови повышается. Получается такая вкуснотища!
Хохмач хренов!
Вовка шумно облизнулся — он неисправим! Но Аня, похоже, не привыкла к подобным шуточкам и, закатив глаза, сползла в обморок. И как только у меня получилось подхватить ее на руки?
Следующие пару минут я рассказывал Вовочке все, что я о нем думаю.
— А че я? Я что, виноват, что она шуток не понимает?
Я осторожно похлопал девушку по щекам:
— Ань, очнись!
Она приоткрыла глаза и слабо поинтересовалась:
— А вы кусаться не будете?
Ну, по крайней мере, она поверила, что мы вампиры.
— Не, мы не кусаемся! — очень поспешно начал я заверять ее.
— Ага, — поддакнул Вовка. — Мы не кусаемся — мы сразу глотаем!
Аня опять сползла в обморок.
Господи, ну что ж она такая нервная?!
На этот раз хлопанье по щекам ни к чему не привело. Я решил действовать кардинально:
— Вов, принеси воды.
— Андрей, у тебя уже крыша двинулась, да? Сам же говорил, что набрать не во что!
— А ты пофантазируй, придумай что-нибудь!
Вовка тяжело вздохнул и направился в туалет.
Через пару минут оттуда раздался жуткий грохот, и Данешти появился в комнате весь такой радостный, сияющий. В руках он держал отломанную раковину… Сток Вовочка не затыкал, а просто-напросто завязал шланг узлом…
Воистину, заставь дурака богу молиться… Так у бедного Дракулы ни одной целой комнаты не останется.
Ай, ладно. Я что, должен за него беспокоиться?!
Я поднял с пола отпавшую челюсть и поинтересовался:
— А чем это ты так грюкал?
— Так она ж, зараза, к стене цементом приклеена была!
М-да, картина, достойная пера художника или кисти писателя… Тьфу, блин, наоборот! Короче, видок, конечно, тот еще: Анюта на полу, в обмороке, я на коленях рядом с ней, и Вовка, застывший в позе мировой скорби, прижимая к груди оторванную раковину, наполненную водой.
И вот в самый напряженный момент, когда Вован присел на корточки, чтобы я мог дотянуться до воды и побрызгать на Аню, раздался жуткий грохот, словно что-то ба-а-альшое такое врезалось в дверь. Дверь медленно упала на пол, а в проеме показался кто-то знакомый.
Пару очень долгих мгновений я мучительно пытался сообразить, где же я мог видеть эту надменную физиономию. Узнавание пришло внезапно. Причем, кто это, я понял одновременно с Вовочкой, от неожиданности выронившим раковину… Слава богу, не мне на ногу.
Я подхватил Аню, но раковина уже перевернулась, вода расплескалась по полу, несколько капель попало девушке на лицо. Она беспокойно мотнула головой, но в чувство не пришла.
А этот зубастик все-таки осел! Мог бы, раз сюда нас привел, ковер на пол постелить. Вода бы вся тогда впиталась.
Стоявший у обломков двери высокий жгучий брюнет брезгливо отступил на шаг, поскольку вода подобралась к его сапогам и грозила замочить плащ — черный, между прочим, и нетерпеливо бросил:
— Так и будете сидеть? Или вы решили остаться здесь навсегда?
Я вскочил на ноги. Вот блин! Все брюки ниже колен насквозь мокрые!
Вовка неспешно отряхнул ладони и бросил:
— Слышь, Черный Плащ, а мы тебя везде ищем! А ты тут как тут! Как ты нас нашел?
Черный Плащ смерил Вована долгим взглядом:
— Я всегда чувствую свою кровь.
Нет, я, конечно, понял, что он подразумевал напиток из чаши, но Вовка был как всегда в своем репертуаре. Он широко распахнул руки и радостно воскликнул:
— Свою кровь?! Ну здравствуй, папа!
Парень (теперь я разглядел, что ему лет двадцать шесть, не больше) поперхнулся и процедил, медленно наливаясь кровью:
— Если бы у меня был такой сын, я бы удушил его в колыбели.
— Жа-а-аль, — протянул Вовка. — А то мама рассказывала, что ты был разведчиком, погибшим при исполнении…
Вот брехло! Его отец был летчиком!
Черный Плащ недовольно поморщился и бросил:
— Так вы идете?!
— Идем, идем, — пробурчал Вовка. — Пошли, Андрюх?..
Мама всегда говорила мне, чтобы я никуда не ходил с незнакомыми дядями и тетями…
— Пошли, — согласился я. — Только прежде я хотел бы узнать ваше имя, сударь…
Я собирался сказать последнее слово чуть насмешливо, но в последний момент почему-то передумал.
Парень смерил меня долгим взглядом, словно размышляя, стоит ли открывать мне великую тайну, а потом надменно сообщил:
— Я Влад Третий Цепеш-Дракула Валашский.
Я чуть Аню не выронил… Они что, клонируются?
Даже Вовка мгновенно утратил все свое ехидство и только и смог просипеть:
— Правда?!
Дракула номер два надменно процедил сквозь зубы:
— У меня много недостатков, сударь. — М-да, я еще не слышал, чтобы в такую короткую фразу вложили столько презрения! — Но мое имя не покрыто позором лжи.
Интересно, а короче он это не мог сказать? Что-нибудь вроде: «В жизни не врал».
— Андрюх, — задумчиво протянул Вовка, всем корпусом повернувшись ко мне, — как ты думаешь, он брешет?
— Понятия не имею, — пожал плечами я. — Знаешь, я уже не удивлюсь, если в окошко влетит Питер Пен.
— Не-е, — протянул Вовка. — Питер Пен — это фантастика…
На лице второго Дракулы заиграли желваки.
— Вампиры — тоже фантастика… — пожал плечами я.
— Хватит!!! — рявкнул парень. — Я не знаю, из каких пещер вы выползли, но через пару минут хозяин этого дома вернется и вам не поздоровится. Так что, если хотите, можете оставаться здесь! Могу только пожелать, чтобы вы встали ему поперек горла!
— В каком смысле «вернется»?! — спросил я, но этот хмырь уже развернулся и, не оглядываясь, пошел прочь. Лишь плащ шелестнул…
— Андрюх, не знаю, как ты, а я пойду его догоню. Он, по крайней мере, не пытался меня съесть, — и Вовка, подхватив с пола за длинный ремешок Анину сумку, накинул ее мне на шею и выскочил из комнаты.
Я рванулся за ним.
А Анюта тяжелая! К счастью, Вовка оказался не таким козлом, как я решил в первые секунды после его ухода: он ждал меня в метре от выбитой двери, и, едва я вышел, снял с моей шеи Анину сумку и спросил:
— Ну что, Ромео, пошли?
— Сам ты Ромео! — огрызнулся я.
— Эт-то еще поче…
— Тихо вы! — цыкнул Черный Плащ, застывший как статуй чуть дальше по коридору.
Он, прижавшись спиной к стене, настороженно всматривался куда-то в полумрак коридора… Мать-мать-мать! — привычно откликнулось эхо, а куда же лампочки делись?! Я ж точно помню: когда мы убегали, здесь горел свет! А, фиг с ним.
Н-ну? И долго мы будем здесь стоять?
— Можешь идти, — тихо огрызнулся дубль-Дракула. — И через пять минут тебя притащат обратно!
Не понял! Я же вслух ничего не говорил! Телепат хренов!
— В честь чего это нас обратно приведут? — не понял Вовка. — Ты ж сам сказал, что можно бежать!
— Можно было, — согласился «спаситель недорезанный». — Да вот только пока некоторые ушами хлопали, хозяин дома вернулся. А я с ним еще не общался и пока не желаю.
Мокрые штанины противно липли к ногам. Вовочку убить мало: не мог в руках какую-то раковину удержать!
— А откуда он вернулся? — спросил я.
— Какое вам дело! — огрызнулся этот хмырь. — Я просто чувствую, когда поблизости «ночные охотники», и все!
Вот так бы и сказал — «не знаю!». А то — какое вам дело, какое вам дело…
Злые вы…
— Уйдешь ты от нас? — хмыкнул Вовка и замер с открытым ртом: — Ой, мля… А телепатия, что, заразна?! Воздушно-капельным путем передается?!
— Нет, через кровь! — рявкнул зубастик.
— Так это что, начальная стадия СПИДа? Ой, мама…
Дракула окинул Вовку взглядом, и на его лице я ясно прочел, что Вован по уровню умственного развития находится где-то между амебами и инфузориями туфельками.
А потом Черный Плащ рванулся вперед и завернул за угол. Мы, переглянувшись, пошли за ним.
Стенка, скрывающая лестницу, медленно отодвинулась, и снизу стали слышны чьи-то разъяренные голоса… Похоже, Вовкин «папа», перед тем как подняться сюда, успел начистить морду кому-то внизу. А может, и нет…
Потом по лестнице кто-то начал медленно подниматься. Черный Плащ что-то прошипел. Явно нецензурное. Уж я-то, после чтения словарика, мат от немата с полуслова отличу.
В любом случае, долго ругаться Черный Плащ не собирался. Не особо раздумывая, он рванулся к одной из дверей и проскользнул куда-то в полумрак комнаты.
Нам с Вовкой ничего не оставалось, как последовать за ним. Сам Дракула номер два уже стоял возле тяжелого стола, заваленного бумагами:
— Помогите передвинуть! — И хоть бы раз вежливо попросил! Так нет, только командует!
И вообще, Аню я куда дену?
— На стол положи, — огрызнулся Черный Плащ.
Блин, этот хмырь мне и слова сказать не дает!
Но я все-таки решил его послушаться (а у меня был выбор?), осторожно поместил девушку на кресло, и мы втроем придвинули стол к двери. В этот момент ее нетерпеливо попинали, пытаясь открыть, а потом с той стороны раздался истошный вопль:
— Они здесь!
Ну и?.. Что будем делать? Я оглянулся на Дракулу, но тот, вместо того чтобы предлагать очередные способы побега, внезапно замер, уставившись куда-то вбок. Я проследил за его взглядом. В дальнем углу на мольберте стояла, пока без рамы, картина, изображающая молодую девушку в средневековом охотничьем костюме.
Я, конечно, не искусствовед, но девушка была нарисована красиво. Зеленый бархат мужского костюма выгодно оттенял золото волос, голубые глаза были безумно глубоки, а на губах скользила легкая усмешка. Неизвестная особа, положившая левую руку на эфес шпаги, висевшей на поясе справа, казалось, смотрела прямо в душу…
Я мотнул головой, отгоняя наваждение. Дракула стоял, не отводя взгляда от картины, а в дверь уже ломились вовсю!
Он медленно провел пальцем по картине: на ладони остались следы невысохшей краски. Я, не выдержав, встряхнул Черного Плаща за плечо:
— Эй, нам пора!
Он резко повернулся, хлестнув меня взглядом, и у меня в сознании обжигающе болезненно вспыхнули слова:
«УБЕРИ РУКИ, СМЕРД!»
Я испуганно отдернулся, а он вытер пальцы о бумаги, лежащие на столе, и обвел мрачным взглядом комнату. Вовка тем временем позаглядывал во все двери, выглянул в окошко и, не заметив того, как Дракула странно смотрел на картину, оптимистично сообщил:
— Бежать некуда! За дверью — спальня, а за окном — балкон.
М-да…
Черный Плащ мотнул головой и бросил, возвращаясь к реальности:
— Значит, будем прыгать.
— Чего?!! — в один голос выдавили мы с Вовкой.
— То, что слышали! Вы приземлитесь на ноги.
— А… — начал я.
— Девчонка? Она вам нужна? Бросьте ее здесь!
— Э…
— Ясно. Пусть один выпрыгнет и поймает ее.
Логично.
Вовка распахнул дверь на балкон и, пока я брал Аню на руки, легко перемахнул через кованые перила. Он действительно приземлился на ноги, а затем поймал Аню, которая по-прежнему ни на что не реагировала.
К счастью, все ломились в дверь, а потому во дворе никого не было. Я же вернулся в комнату за Аниной сумкой (ну и заодно за Дракулой) и увидел, что он подхватил со стола, уже сдвинувшегося на пару сантиметров, исписанный лист бумаги. Потом в его руке блеснул кинжал (мне стало, мягко говоря, не по себе), Дракула окинул взглядом комнату, а затем, взвесив кинжал в руке, вогнал его по рукоять в дверную колоду, прибив к стене исписанный лист.
Любопытный способ оставлять послания!
Я накинул Анину сумку на плечо, оставляя руки свободными, а Дракула откинул тяжелую штору и выскочил на балкон.
Я вышел вслед за ним. Стол сдвинулся еще на пару сантиметров.
Черный Плащ легко перемахнул через перила, приземлившись в паре сантиметров от Вовки. Выпрыгнул и я, едва не свалившись ему на голову.
Н-ну! И что дальше?! Вокруг сплошной кирпичный забор, а ворота замкнуты!
— Дети! — хмыкнул Дракула и направился к забору.
Сейчас он закричит: «Кийя» — и выбьет ногой калитку…
Ни фига подобного. Дракула легко подпрыгнул и, вонзая пальцы в цемент между кирпичами, забрался на самый верх.
Я так и замер с открытым ртом…
— Строителям надо головы поотрывать. Разве ж это цемент! Песок один! — хмыкнул вампир, а потом прошипел: — Долго вы еще стоять будете?! Давайте сюда девчонку.
— А скидывать ее как будем? — резонно возразил Вовка.
Он передал Аню мне. Дракула протянул ему руку, и Вовка легко оказался на самом заборе, а затем, картинно взмахнув руками, спрыгнул на ту сторону.
Я осторожно подал девушку. Дракула передал ее Вовке и протянул мне руку:
— Ну?
В этот момент из-за угла послышался голос:
— Босс, — и вышел один из дракулячьих «придверных» мальчиков, — я поставил машину в гара…
И тут он увидел нас. Я, словно в замедленном кино, увидел, как округлились его глаза, он открыл рот, собираясь закричать, и в тот же миг ему в горло вонзился кинжал с черной, отполированной до блеска рукоятью.
«Шкаф» неловко взмахнул руками и, не издав ни звука, повалился на землю.
— Ты идешь?! — прошипел сверху голос Дракулы номер два.
Я поднял глаза:
— А разве он не должен вытащить кинжал и погнаться за нами?
— Фильмов меньше смотреть надо. Это серебро! Руку давай!
Едва я оказался с той стороны забора, как Вовка тут же отдал мне в руки Аню:
— Забирай свою невесту.
Ну он и хам! Какая, к чертям собачьим, невеста! Он что, с дуба рухнул и прям на ежика?!
Вовка невинно захлопал глазами.
В этот момент на землю спрыгнул и Дракула, и только это спасло Вовку от моей страшной-страшной мести. Ничего, я еще с ним расквитаюсь.
— Пошли, — ровным голосом скомандовал Дракула.
— Сейчас, — я подхватил Аню поудобнее. — Вовка, тебе не кажется, что она слишком долго не приходит в себя?
— Она спит, — ответил вместо Вовки Черный Плащ.
Спит? В такое время? Шутки шутками, но это уже не смешно.
— Она спит, потому, что я так захотел, — отрезал Дракула. — А теперь пошли.
И он направился вниз по улице. Нам ничего не оставалось, как пойти за ним, и я получил возможность осмотреться. Судя по всему, Дракула номер один жил в частном фешенебельном секторе: по обе стороны от дороги находились двух-трехэтажные новорусские дома, обнесенные коваными металлическими и кирпичными заборами.
Стол, приставленный к двери, медленно, но верно сдвигался в сторону. Еще несколько ударов и… В комнату влетели двое не рассчитавших своих сил вампиров. Вслед за ними медленно вошел и сам Дракула.
Он обвел взглядом комнату, сдернул со стены записку… А через несколько мгновений скомканная бумажка полетела в стену:
— Дьявол!
Некоторое время мы петляли по улицам, а потом вышли в какое-то смутно знакомое мне место.
— По-моему, мы на площади Трех птиц, — задумчиво протянул Вовка.
— Где? — уставился я на него.
— Андрюх, ну ты и тормоз, — возмутился он. — Городского жаргона не знаешь. Вон видишь — милиция, а там было кафе «Ласточка» — сейчас оно то ли «У Василича», то ли еще как-то называется. А вон там — кинотеатр «Сокол», его сейчас практически снесли.
— «Сокол» и «Ласточка» — две птицы. Третья где?
— Не, Андрюх, ты не тормоз, ты — стоп-кран… Милиция — не птица, по-твоему? Зря они, что ли, на черных «воронках» раньше ездили? Ворон он и есть ворон…
— Хватит пререкаться! — сердито рявкнул Дракула. — Пошли.
Он подошел к краю дороги и начал голосовать, останавливая машину.
Интересно, а нас в таком виде в такси пустят?
— Вас просто не заметят, — бросил Черный Плащ через плечо.
Наконец какой-то водила рискнул остановиться перед нашей странной компанией. Водитель высунулся из открытого окна и поинтересовался:
— Ну и куда едем?
— Далеко, — хмыкнул вампир.
В тот же момент взгляд водителя остекленел и он, растягивая слова, произнес:
— Садитесь, милорд.
Ой, не нравится мне все это… Но, с другой стороны, пешком идти до дома? Не, так только к рассвету и дойду…
Мы погрузились в машину. Дракула уселся на переднее сиденье, мы трое — на заднее, и Аня положила голову мне на плечо. Водитель, судорожно сжимая руль, хрипло поинтересовался:
— Куда ехать, милорд?
Дракула бросил на нас короткий взгляд, Вовка уставился на меня… Я не выдержал:
— К областной больнице.
— Зачем?! — взвыл Вовочка. — Ты хочешь сдать Аньку на опыты? Так это ж не поликлиника, а ты не почтальон Печкин!
— Вот ты как раз-таки и есть тормоз! — не выдержал я. — Я где живу? Возле областной. Родителей сейчас дома нет… Или ты предлагаешь поехать к тебе?!
Вовка запрокинул голову, пристально изучая потолок машины, и начал нудно повторять:
— Ля-ля-ля, жу-жу-жу, я сегодня торможу. Ля-ля-ля, жу-жу-жу, я сегодня…
— Оно и видно, — пробурчал я, и Вовка заткнулся, но, похоже, его бубнение что-то сбило в тонкой настройке гипноза: водитель нервно задергал головой и начал повторять:
— Куда ехать, милорд? Куда ехать, милорд? Куда ехать, ми…
— К областной! — рявкнул невыдержавший Дракула.
Спокойней надо быть, спокойней. Тогда и народ к тебе потянется.
Водитель нажал на газ, а Вовка, которому я показал кулак, демонстративно отвернулся к окну. Некоторое время он что-то высматривал там, а потом с тихим истеричным смешком уткнулся лицом в ладони.
— В чем дело?! — перепугался я.
Вовка, не отвечая, ткнул пальцем в сторону окна. Ничего странного или смешного я там не видел: полуразобранное здание кинотеатра, забор и традиционные афиши выступлений приезжающих звезд.
— Ну и?
Вован, по-прежнему хихикая, снова ткнул пальцем, на этот раз указывая на объявление, висящее на заборе. «Пересечение границ стройки очень опасно для вашего здоровья» — гласил плакат.
— Все равно не въезжаю…
— Я просто представил, — объяснил в промежутках между подавляемым хихиканьем Вовка, — в чем эта опасность для здоровья может выражаться: стройку надо охранять, вот и бегает по ее периметру прораб с огромным таким ломиком…
Тут уже расхохотался и я, представив описанную Вовкой картину: вечер, полумрак… И бегает вокруг забора мужик в синей спецовке и с каким-то дрыном в руках…
— О, Господи! — с сиденья рядом с водительским раздался тихий стон. — За какие прегрешения ты послал мне этих двух идиотов?!
У него что, вообще нет чувства юмора?!
Наконец эта безумная поездка закончилась. Я, честно говоря, уже и не надеялся добраться до дома живым: всю дорогу водитель даже не пытался покоситься в зеркало заднего вида!
Машина резко остановилась напротив областной больницы, и мы осторожно выползли из нее. Я едва не забыл вытащить из автомобиля Аню. Но вот когда наружу вышел Дракула, начались проблемы: водитель удивленно уставился на нас сквозь ветровое стекло, а затем и вовсе вылез из машины:
— Что (вырезано цензурой) здесь происходит?! Как я (вырезано цензурой) здесь оказался?! Кто (вырезано цензурой) вы вообще такие?!
Дракула медленно обогнул машину со стороны капота (водитель, занервничав, нырнул в салон, судорожно роясь под сиденьем в поисках монтировки) и, опершись на открытую дверь, тихим глубоким голосом сказал:
— Посмотри мне в глаза.
Водитель вскинул голову и замер, уставившись в черноту его зрачков. Монтировка оглушительно звякнула, упав на асфальт.
— А теперь, — продолжил Дракула, — ты заводишь машину. И когда я досчитаю до трех, ты уедешь туда, где мы встретились, и забудешь все, что было с того момента, как я остановил машину. Раз… Два… Три…
Водитель захлопнул дверь, машина рванулась с места и умчалась, едва не сбив меня. Бедный, несчастный, нагруженный, я еле-еле успел отскочить в сторону.
А Дракула мотнул головой, отбрасывая с лица прядь длинных, слегка вьющихся волос цвета воронова крыла, пробурчал что-то вроде: «Боже, как я устал…» — и вновь мрачно уставился на нас с Вовкой:
— Вы так и будете торчать, как жены Лота, или мы все-таки пойдем?! Где твой дом?
— Пошли, — вздохнул я.
К счастью, до моего дома оставалось пройти совсем ничего. Проблемы начались, когда мы вошли в подъезд. Во-первых, лифт не работал — пришлось подниматься пешком… И это на восьмой этаж! Ну а во-вторых… Я ж еще и Аню на руках держал. По-моему, она тяжелела с каждым новым этажом, прибавляя на каждом лестничном пролете килограммов по пятьдесят. А то и все сто…
Этажу к четвертому Вовка легко обогнал меня, крикнув при этом:
— Андрюх, тебе идет этот галстук!
— Ка-кой галстук? — пропыхтел я.
— Красный! У тебя на плече! А, это твой язык! Извини, обознался!
Га-а-ад!!!
К шестому этажу Вован успел пять раз обозвать меня «Ромео» и три раза спеть «тили-тили-тесто, жених и невеста».
К седьмому этажу я твердо решил, что, едва мы поднимемся на мой этаж, я его застрелю, четвертую, колесую, а после этого еще и надругаюсь над трупом путем расчленения. Если от него еще что-нибудь останется…
Но к восьмому этажу, когда я, задохнувшись, остановился перед дверью (ни капельки не запыхавшийся Дракула уже стоял там, опершись плечом о косяк), Вовка перехватил Аню и, улыбнувшись, сказал:
— Ищи ключи…
Я, роясь в карманах, решил, что, так и быть, простю его (тьфу! я уже с ним заговариваться начал! Прощу, конечно), но в этот момент Вован продолжил:
— Ромео!
«Все-таки он сволочь, хотя и мой друг», — решил я, вытаскивая брелок с ключами. Или лучше наоборот? «Мой друг, хотя и сволочь»?
Едва я повернул ключ в замке, как Вовка снова передал мне Аню, а сам принялся открывать дверь. Ой, зря он это сделал…
Бедный Вован чудом успел отскочить в сторону, когда на лестничную клетку, едва не сбив его с ног, выскочил шерстяной клубок из двух собак. Коричневые чау-чау бешеной лавиной промчались мимо нас, метнулись к лестнице, едва не затоптав замершего Дракулу, и скрылись внизу…
Ну вот, теперь их еще ловить…
Господи, за что мне эти муки!
Выгрузив Аню на диван в зале и бросив на пол ее сумку, я простонал:
— Вов, поройся в холодильнике, а я пойду собак отловлю.
Барсик и Мурзик, скоты пушистые, наматывали круги по двору, пока я, прислонившись к железной двери, флегматично следил за ними. Жрать хочется, аж переночевать негде… А эти твари блохастые мечутся, хоть бы хны им! На шашлык их пустить, что ли? Так Ромка, брат мой младший, такую бучу поднимет! «Ой, мои песики! Ой, мои песики!» Ага, его песики, его. А как выгуливать их, так Андрей — самый крайний!
И завел же еще этот остолоп себе привычку — чуть что, так сразу: «Ма-а-аленьких все-е-е обидеть норовя-а-а-ат!!!» (произносится с таким характерным всхлипываньем).
Блин, маленький он! Семнадцатилетний столб, на голову выше меня, а сам туда же. Маленький! Ну не гад ли он после этого!
А потом еще и добавляет: «Обижают бедного несовершеннолетнего ребенка!» Однажды я не выдержал и спросил его:
— Ром, а что ты будешь говорить, когда тебе стукнет восемнадцать?
— Ну… — задумался он. — Обижают бедного только-только совершеннолетнего ребенка.
— А в девятнадцать?
— Обижают бедного давно совершеннолетнего…
— А в двадцать? — перебил его я.
Он задумался, а потом выдал:
— Обижают бедного ребенка, несовершеннолетнего по американскому законодательству!
Ну этому его точно Вовка научил, юрист хренов!
Наконец собаки нагулялись и подбежали ко мне. Я погладил Барсика по голове, потрепал Мурзика за уши, открывая дверь в подъезд, и чау-чау медленно вошли в дом. Вошли-то они медленно, но вот догнал я их только на восьмом этаже.
Слава богу, дверь Вовка не закрыл. Я вполз в квартиру, разулся, бросил носки к стиральной машинке и, пройдя в свою комнату, переоделся в джинсы и первую попавшуюся шведку. Рубашка, правда, оказалась Ромкиной, узковатой мне в плечах, но это уже проблемы брата… Тем более что шведка была настолько помятой, словно по ней топтались слоны.
На кухне Вовка поставил на стол нарубленную огромными кусками колбасу, сыр, полувыжатый лимон (нож, что ли, не мог наточить?), печенье и чай. Дракула, оставшийся в плаще, сидел возле окна. А я, честно говоря, всегда считал, что плащ — верхняя одежда, которую надо снимать в доме… Едва я вошел, он окинул меня таким ледяным взглядом, что мне захотелось вернуться в спальню и, если не закопаться под кровать, то хотя бы переодеться во фрак или смокинг. Да вот проблема: из единственного френчика, купленного к выпускному вечеру в школе, я уже давно вырос. Так что я загнал это недостойное желание поглубже и, сполоснув руки, уселся за стол. Ложка растворимого кофе, две ложки сахара, кипяток… Господи, как я устал!
— Это еще цветочки, — мрачно пообещал Черный Плащ.
— Оптимистично! — хмыкнул Вовка. — Кстати, может, все-таки скажешь, как тебя зовут?
— Во-первых, не «тебя», а «вас». — Интересно, у него рефрижераторов в роду не было? — А во-вторых, я уже говорил: я Влад III Цепеш-Дракула Валашский.
— Поиграем в Станиславского, — заявил Вовка. — Не верю! Тот хмырь, у которого мы были в гостях, тоже называл себя Владом Дракулой.
— Он. Назвался. Моим. Именем?! — прохрипел зубастик.
Пальцы его левой руки, лежавшей на столешнице, побелели, а когда он, справившись с приступом ярости, убрал ладонь, на крышке стола остались четыре вмятины.
Что ж я предкам скажу?
— Он назвался Владом Дракулой, — подтвердил я, изо всех сил пытаясь казаться спокойным.
— Ага, — вмешался Вовка. — И, кроме того, он — точно не Дракула?
На лице Черного Плаща заиграли желваки:
— Я действительно Влад III Цепеш-Дракула Валашский. А если вы мне не верите, это ваши проблемы, — он резко встал на ноги.
— Эй-эй-эй, — выпалил Вовка. — Предположим, что мы верим! Может, тогда расскажешь о себе?
Черный Плащ медленно опустился на диван:
— Я родился в тысяча четыреста тридцать пятом году. До четырнадцати лет жил при дворе турецкого султана. В пятьдесят шестом году взошел на престол Валахии… — (Э… тридцать пять плюс четырнадцать — сорок девять, нет? Куда семь лет подевались?) — Еще вопросы есть?
М-да. Тон такой ледяной… Как там в песенке? «А мы пингвинчики, а нам не холодно, а мы на севере живем…» Еще один ледяной взгляд, и я поперхнулся смехом и поинтересовался:
— А ты… Вы… Человек?
— Естественно!.. — фыркнул он. — Примерно в пятьдесят восьмом году я нашел в замке в Тырговиште…
— Где? — не понял я.
— В Тырговиште. Это столица Валахии. — Я едва не ляпнул: «А это где?», — но в последний момент сдержался. Завтра в Интернете поищу. — Я нашел там книгу на латыни. В ней было заклятие, позволяющее, по мнению автора, стать бессмертным. Кроме того, указывалось, что в случае тяжкого ранения, от которого обычный человек бы умер, тот, кто прочитает это заклинание, способен восстановить недостачу крови за счет… крови другого человека.
— Вампиризм… — пробормотал пораженный я.
— Не совсем. У заклятого нет боязни света, осины и подобной ерунды. Хотя он, подобно вампиру, бессмертен.
— А что происходит с тем человеком, кровь которого выпили? — поинтересовался Вовка. — Он умрет?
— Нет. Если кровопотеря будет небольшой, то он, возможно, даже не заметит, что кто-то пил его кровь. Если же потеряно много крови, столько, что человек не может выжить, он станет «ночным охотником».
— Vampiris sapiens vulgaris, — протянул я.
— Андрюх, не умничай! — фыркнул Вовка. — Этого никто не оценит!
С-с-скотина! Ничего, я с ним еще разберусь: понадобится ему по английскому домашку перевести, фиг я ему ее делать буду!
— А ты пил кровь? — спросил Вовка у Дракулы.
— Пару раз.
Интересно, почему он Вовку не поправляет, когда тот ему «тыкает»?
— И когда был первый?
Дракула прикрыл глаза, вспоминая, а потом тихо произнес:
— Семнадцатого июня тысяча четыреста шестьдесят второго года… Во время ночной атаки меня сбросили с коня, тяжело ранили… Там был какой-то турок… Я не видел его лица, оно было залито кровью: кто-то полоснул саблей…
В наступившей тишине было отчетливо слышно, как Вовка булькает потягиваемым чаем.
— А что насчет нас? — спросил я. — Почему мы не боимся света?
— У вас двоих — другая инициация. Это ведь вы пили мою кровь, а не я вашу. Так что на вас ни свет, ни осина действовать не будет.
— А серебро? Крест? Клыки, в конце концов? Долго они будут такими?!
Дракула задумчиво потер подбородок:
— На серебро вы перестанете реагировать через пару дней. Клыки… Несколько суток — и они станут незаметными. Конечно, если вы сами захотите, они появятся вновь… Вы не бессмертны.
— Ура! — тихо прошептал Вовка.
Ммм, если мне не изменяет мой склероз, кто-то говорил, что никогда не врет? А то — «вы хотите стать бессмертными?»! Ну и где это, я вас спрашиваю?
Хотя… В принципе, не особо и хотелось.
— А что насчет крови? Почему мы не хотим ее пить?
Легкая улыбка:
— По той же причине, что и я…
— Тогда почему тот вампир так хотел, чтобы мы попробовали кровь?
Дракула номер два пронзил меня взглядом:
— Он действительно этого хотел?!
— Да, — кивнули мы. — Даже требовал!
Черный Плащ задумчиво переплел пальцы рук и, поставив локти на стол, оперся на кисти подбородком, а затем медленно протянул:
— В той книге было сказано, что если «ночной охотник» выпьет кровь «охотника дневного», попробовавшего по собственной воле человеческой крови, то станет невосприимчив к свету солнца…
Оба-на!
А Дракула между тем порывисто встал, махнув плащом, словно крыльями:
— Ну что ж… В случае опасности можете попытаться позвать меня. Я услышу, даже если вы не произнесете этого вслух.
А потом, проходя мимо меня, бросил:
— Девчонка проснется через полчаса. Будет лучше, если вы к этому времени придумаете какое-нибудь объяснение того, как она здесь оказалась.
Он вышел в прихожую (я вскочил на ноги), толкнул дверь (я же закрывал ее!) и начал спускаться по лестнице.
— Знаешь, — протянул Вовка, выливая в раковину остатки чая, — мне почему-то кажется, что он, давая нам выпить своей крови, руководствовался совсем не чувством благодарности.
Вот так и становятся циниками: сперва в благотворительность не верят, потом сами «за просто так» людям не помогают…
Я задумчиво скользнул взглядом по комнате:
— А я вот думаю… Он говорил, что вампиром становятся при большой потере крови. А с чем это может быть связано?
— Андрюх, мне кажется, что дело не в количестве крови. Просто изменения происходят на генетическом уровне. Примерно так: при чтении заклинания, если он сказал нам правду, перестраивается ДНК, делая человека бессмертным… При укусе в организм попадает… ну, например, слюна с уже неправильными генами. Если человек полностью здоров, то его антитела успешно борются с поступившими клетками, уничтожая их, а если он болен — ну, там, тяжелая или смертельная рана, болезнь, большая кровопотеря — то тут достаточно пары глотков. Ослабленный организм не сможет уничтожить захватчиков, и появляется новый вампир.
Я уставился на Вовку:
— Ты уверен, что ты юрист, а не биолог?
— Дурак я, дурак! Был бы умным — не купился бы на твою провокацию с выпивкой, спал бы сейчас спокойно.
ЧЕГО? Это я его спровоцировал выпить? Да это он ко мне с бутылкой водки приперся!
Вован полюбовался на мою отпавшую челюсть и заявил:
— Ладно, шутки в сторону, давай лучше придумаем, что Ане скажем. Как насчет…
Аня действительно проснулась через полчаса. Она резко села на диване и испуганно уставилась на нас с Вовкой:
— Где я?
— Не бойся, — я начал бойко озвучивать свежепридуманную историю: — Ты шла по улице, подскользнулась, упала, потеряла сознание. Я шел сзади, увидел, подхватил, принес сюда. Вот и все!
Ой, только не надо говорить, что это полный бред! Вовкина версия звучала еще хуже: «Это все сон. Тебе это все снится. Когда ты проснешься, этого ничего не будет». Причем произноситься все это должно было с жуткими подвываниями и помахиванием перед Аниным лицом какой-нибудь фиговиной… Гипнотизер недорезанный! В ответ на это предложение я смерил Вовку взглядом и посоветовал:
— Не забудь в конце добавить: «Запомни, Нео, ложки не существует!»
— Чего? — не понял Вовка.
— Того! — передразнил его я. — Бред ты несешь!
В результате был принят мой вариант, который мы только что и предложили Ане.
Девушка скользнула по мне скептическим взглядом и выдохнула, зажмурившись от собственной храбрости:
— Неправда! Мы виделись раньше. Мы были в какой-то странной комнате, и вы сказали, что вы вампиры. Вы еще представились. Тебя зовут Андрей, — она уверенно ткнула пальцем в сторону Вовки, — а тебя — Владимир, — в мою сторону.
— Наоборот, — обреченно вздохнул я.
— В смысле?
— Я — Андрей, а он — Вовка.
Пришлось все ей рассказать. Единственное, что я специально пропустил, это разговор с Черным Плащом. Девушка молча выслушала эту безумно познавательную историю, а потом сообщила:
— Бред.
— Ну извини, — хмыкнул Вовка. — Выбирай либо бредовую историю, либо придуманную. Третьего не дано…
Аня скользнула по нему удивленным взглядом, а потом осторожно поинтересовалась:
— Я могу уйти?
— Естественно, — пожал плечами Вовка, а я, стараясь не смотреть в его ехидные глаза, предложил:
— Давай, я провожу тебя до автобуса?
— Давай, — кивнула она.
Я смотался в свою комнату, натянул уже свою рубашку и, подняв с пола сумку, протянул ее Ане:
— Пошли?
Вовка начал тихо насвистывать мотив «Ромео и Джульетта… Никто не знал ответа…» Ну или что-то в этом роде. Вернусь домой — убью!
До остановки мы дошли в полном молчании. В конце концов я не выдержал:
— Ань, может, тебя до дома проводить, а то родители ругаться будут.
Да какая на фиг любовь?! Элементарная забота! Она улыбнулась:
— Не будут. Я не местная, живу в студенческой общаге. А родители в другом городе.
— Так сессия же везде дня три назад закончилась! Или У вас она до середины июля?
— Нет. Я просто на пару дней в городе задержалась. В среду собираюсь уезжать…
Опять наступила тишина. Как там говорят? «Мент родился»? Раз это — про минуту молчания, то за то время, пока не разговаривали мы с Аней, должно было родиться человек тридцать.
Наконец на горизонте появился ранний автобус. Аня вгляделась в его номер:
— О, это мой! Пока, Андрей!
И тут меня словно черт за язык дернул:
— Ты не оставишь свой номер телефона?
— Что? — Она удивленно посмотрела на меня.
— Твой номер телефона. Дашь?
Аня удивленно хмыкнула:
— Н-ну… Записывай.
Естественно, у меня не оказалось даже карандаша. Аня вытащила из сумки чернильную ручку, и я поспешно накорябал на ладони ее номер.
— Ага, спасибо. Ну ладно… Пока?
— А-а-а… ты не хочешь дать мне свой телефон?
М-да. Крыша едет капитально.
— Записывай.
Аня достала старый пошкрябанный сотовый и сохранила в его памяти мой номер. Весело улыбнувшись, она помахала мне на прощание рукой и зашла в автобус. Я проводил его взглядом и отправился домой.
Вовка, усевшись с ногами на диван, неспешно листал «Понедельник начинается в субботу» Стругацких. Когда я вошел в зал, он поднял голову и поинтересовался:
— Ну что, Ромео, выяснил телефон своей Джульетты?
Тут я уже не выдержал:
— Слушай, Меркуцио, еще раз обзовешь меня «Ромео», и я тебя придушу!
Вован отложил книгу и флегматично сообщил:
— Меркуцио не задушили, а зарезали. Классиков читай!
Ну все! Он труп!
В этот момент зазвонил телефон, и только это спасло Вована от заслуженной расплаты. Интересно, и кто это может звонить в пять часов утра? Я вышел в коридор, взял трубку:
— Да, слушаю.
— Алло, Андрей, это ты?! — всхлипнула трубка. — Это я, Ася. Извини, что я так рано звоню. Ты случайно не знаешь, где Вовка? Он уже третий день дома не появляется.
— Да, сейчас. Подожди, — я прикрыл микрофон ладонью и крикнул в зал:
— Вов, тебя сестра к телефону.
Вован выскочил в коридор, схватил трубку:
— Алло!
Я же предусмотрительно ушел в зал (у нашего телефона очень громкий динамик), но и это не помогло: я прекрасно слышал Вовкин и Асин разговор.
— Вовка, это ты?! Где тебя черти носят?! Мама с ума сходит, а ты шляешься фиг знает где!
— Ася, я…
— Позвонить не мог? Ты третий день пропадаешь, и что, руки до трубки не дотянулись?!
— Ася, я…
— Ты вообще офигел, что ли? Если тебя через полчаса не будет дома, я лично приеду к Андрею и отрежу тебе все выступающие части тела, начиная с головы!
Каких полчаса?! Она сдурела?! Да до них час езды как минимум. Чтоб за полчаса к ним попасть, надо такси ловить.
— Ася, я…
— Ты понял? Даю тебе час сроку! — И она бросила трубку.
Ошарашенный Вовка влетел в зал. Его глаза по выпученности могли поспорить с рачьими.
— Андрюх, я побежал. Аська там рвет и мечет. Мама Лида, наверно, тоже. Свяжемся!
Я кивнул. Вовка снял с пояса рубашку, развернул ее, критически хмыкнул и накинул не застегивая.
— До встречи.
И он выбежал в коридор.
Раньше, в далеком розовом детстве, Вовка с семьей жили в квартире напротив: его и мои родители купили квартиры на одной лестничной площадке. Мы подружились, часто играли все вчетвером: я, Вовка, Ромка и Аська… Причем Ася была задирой покруче нас с Вованом.
А потом, когда Асе стукнуло двенадцать, а Вовке — одиннадцать лет, их отец, штурман дальней авиации, погиб в авиакатастрофе. Я помню, как тетя Лида рыдала навзрыд, как мама с папой отпаивали ее у нас на кухне валерьянкой…
Через пару месяцев она продала квартиру, где ей все напоминало о погибшем муже, и переехала вместе с детьми в другой район. Но мы по-прежнему дружили с Вовкой: перезванивались, общались. И, по-видимому, как показали события последних дней, зря…
В общем, я замкнул за ним дверь и, не раздеваясь, повалился на диван в зале, надеясь подремать хоть пару часиков…
Не тут-то было. Едва я прикрыл глаза, раздался звонок в дверь: приехали папа, мама и Ромка…
