Темнота перед глазами медленно расступается. Сверху льется мутноватый свет. Вот сейчас открою глаза. Открою, я сказала. Открою!

На лоб ложится прохладная ладонь. Ой… А пусть вот так и будет, а я полежу с закрытыми глазами, и даже не буду пытаться их открыть.

Такая приятная ладошка исчезает. Ой, нет, не надо, не надо, не надо, куда, я вас спрашиваю?! Тянусь за ладонью вперед и вверх. Сажусь. Открываю глаза.

Ллевеллин.

Сидит на краешке кровати, рядом с такой бедной несчастной мною. И глаза у Рыцаря такие испуганные. Можно подумать, я сейчас кинусь на него и загрызу к чертовой бабушке. Пусть не надеется. Не будет этого. Я добрая и ласковая.

Как я понимаю, я упала в обморок (интересно, какой раз за то время, что я в Замке?), Ллевеллин умудрился куда-то меня дотащить, уложить и попытался привести в чувства. Успешно.

Так, ладно, Геллочка, хватит глазками хлопать, пора хоть что-то сказать! А то Ллевеллин уже сообразил, что сидеть с вытянутой рукой как-то неудобно и поспешно спрятал ладошку за спину. Нет, точно боится, что загрызу.

— Вам лучше, миледи? — Рыцарь, все-таки, пришел в себя раньше, чем я. Или по крайней мере, прикинулся, что пришел в себя. А на самом деле его-то нету?! Ой, какие ужасы в голову лезут.

— Да, спасибо, — вздохнула я. А что еще тут можно ответить? Нет, мне очень плохо, но я успешно прикидываюсь?

— Я взял на себя смелость предположить, что голова таоте вам больше не понадобится, и убрал ее.

Слава богу. А то еще пяти минут лицезрения этого, мягко говоря, странного предмета я бы просто не пережила.

А в голосе юноши вдруг проклюнулся страх:

— Я не прав, миледи?

— Нет-нет, все в порядке, — вздохнула я, потерев лоб. — Только… С чего ты вообще взял, что мне нужен эта тойота?!

— Таоте, миледи, — осторожно поправили меня. — И не эта, а этот… Вы сами приказали мне привезти вам его голову.

— Когда???

Не помню я такого, не помню, не помню, не помню! А раз не помню, значит, не было.

— Мы находились в деревне, — напомнил парень. Если бы учтивость была материальна, вежливость Ллевеллина можно было бы упаковывать в цистерны и продавать на запад. Или на юг. В общем, туда, где купят. — Я рассказал вам об этом чудовище, способном уничтожить целое селение, — что-то я не припомню таких подробностей, — и вы приказали, чтобы я привез вам его голову.

Чудненько, с каждым днем узнаю, о себе все больше нового и интересного.

— И ты…

— Я отправился выполнять ваш приказ, миледи. Приехал в деревню, узнал у той девушки, как ее, Хайны, где логово чудовища, приехал к нему. — Рыцарь запнулся, опустил глаза.

Ой, мама, только не говорите мне…

— …Оно меня убило.

Я же просила не говорить!

— …Потом победил я, — с какой-то мрачной иронией закончил свою речь Рыцарь.

О, Господи, умница, Гелла. За языком вообще следить не можешь. Или не хочешь. Купи себе медаль «Я — идиотка» и повесь на шею.

Ллевеллин медленно встал и, поймав мой испуганный взгляд, усмехнулся:

— Можете, не беспокоиться, миледи. На этот раз крови на рубашке не будет. — Я… Я же не этого боялась! Я за него! — Я переоделся. Да и прошло уже более трех суток.

Не поняла?!

— Трое суток?!

Юноша непонимающе покосился на меня:

— В Замке прошло меньше?

— Всего несколько часов, — судорожно кивнула я.

— Замок любит шутить со временем. Тогда Вы простите меня за то, что я вас усыпил несколько часов назад? Вы отдохнули?

Я только вздохнула: как я могу его — и не простить? Особенно, если он на меня еще раз глянет.

Так и не дождавшись моего ответа, Рыцарь осторожно поинтересовался:

— Я вам нужен, миледи? Или могу идти?

Конечно, можешь, что я с тобой делать буду?

Мое молчание было понято совершенно верно.