ГЛАВА 25 Страж адских врат
А у меня больше сотни погружений без акваланга. Ни один до сих пор не всплыл – считай рекорд.
Ачь Капоне
С первого взгляда – обыкновенный поток расплавленной магмы, которых всегда хватает на склонах любого разбушевавшегося вулкана. Но это только на первый взгляд… Со второго, брошенного с более близкого расстояния, становится понятно, что сходство – одна видимость и на самом деле ничего не понятно. Почему лава не застывает? Почему по ее поверхности идут волны, а не разводы от вырвавшихся наружу пузырей газа? Что это за розовый туман, клубящийся на середине реки? И наконец, почему выпитое пиво начало проситься наружу именно сейчас, посреди голой каменной равнины, где нет ни единого самого жалкого кустика?
Рядом зажурчала вода.
Обернувшись, вижу стоящего в знаменитой собачьей позе Пушка, из-за отсутствия растительности пометившего приглянувшийся камешек.
Видимо, заметив тоску в моих глазах, усилившуюся при виде его маленькой животной радости, он ободряюще тявкнул и поспешил на поиски следующего приграничного камня.
– И как мы переберемся на ту сторону? – почему-то шепотом спрашивает Эй.
– Еще не знаю, но думаю, вплавь пробовать не стоит.
– Шутишь?
– Пытаюсь.
А если серьезно, раньше как перебирался?
– Да я здесь впервые,- признаюсь я.- Раньше порталом пользовался.- Оборачиваюсь к Ламиире: – А ты?
– Тоже. Какие-то дикие места.
Пахнув перегаром и серой, запах которой и без того витает в воздухе повсеместно, возник уже знакомый черт. Поникшее рыло и нездоровый цвет пятачка наглядно свидетельствуют о пагубности привычки злоупотреблять алкоголем. Особенно в неразумном чередовании его разных видов. А ведь я предупреждал его о последствиях…
– Ик! – Кувырнувшись в воздухе, черт с трудом принял вертикальное положение, лишь со второй попытки сумев сопоставить верх-низ с рогами-копытами.- Здрасьте.
– Чего-то ты бледненький,- обеспокоенно заметила сестричка.- Отравился бормотухой?
– Как ею можно отравиться? – искренне изумился черт.- В ней же микробы дохнут.
– Вот дохлыми и отравился. Трупный яд, он самый опасный.
– Да не отравился я ничем! – возмутился рогатый представитель нечисти.
– А почему тогда такой бледный? – насела на него Леля. Вот уж не думал, что она может быть такой настырной.
Привлеченный спором, подтянулся к компании мохнатый щенок, свесив язык и навострив ушки.
– С тобой бы так.- От жалости к самому себе черт пустил слезу.- Сплю я в трактире, пристроившись на комоде, о вас думаю…
– Неужели? – удивился я.- И что именно?
– Разное,- пожал плечами черт.- Что идиоты, раз поперлись ни свет ни заря, да еще и не похмелившись.
– Хм.- У Лели неожиданно зачесался нос.
– И тут кто-то хватает меня за хвост.- От воспоминаний о пережитом ужасе глаза рогатой нечисти стекленеют и увеличиваются вдвое.
– Кто?
– Ужас в рясе и с крестом на пузе.
– Отец Дормидонт? – Просто других священников тех краях я не знаю.
– Он самый,- подтвердил черт.- Представь? Чуть ифаркт не получил.
– И чего он хотел?
– Говорит, дуй за ними – это в смысле за вами – и помогай, а то…
– Что то?
– Он не договорил. Но нехорошо так посмотрел на крест свой и на меня.
– Рогатенький,- ласково улыбается черту Ламиира и переводит разговор на более насущные проблемы.- Мы тут в растерянности: сами не местные, отстали от дилижанса, спросить некого, указателей нет, тропы звериной и той не видно. Может, подскажешь, как нам попасть на тот берег?
– Афродита Посейдоновна, постыдитесь,- укоризненно, но изображая нечто похожее на галантный поклон, отвечает черт.- Это вы-то тут не местная?
– Я. И можно неофициально – Лами.
– Лама, детка.- Опустившись ей на плечо, черт искоса заглядывает в вырез блузки. Его глаза восторженно округляются, по рогам заструились статические разряды, а из уст непрерывным потоком полилась вязкая патока комплиментов: – При столь прекрасной внешности обладать памятью совсем не обязательно. Даже наоборот. Вот наш ученый Ёся Кацман, временно оставивший родину предков Одессу ради сомнительных западных благ, установил, что количество морщин на лице женщины прямо зависит от количества извилин в мозгу.- Черт склоняется к ее ушку и хрипло шепчет: – У тебя такая гладенькая кожа. Прямо-таки шелк.
– Красавчик,- улыбается Ламиира,- тебя можно попросить об услуге?
– Разумеется, детка.
– Слезь с плеча и перестань дышать на меня своим перегаром!
Отлетевший на безопасное расстояние черт задумчиво почесал переносицу.
– О женское коварство… – проявляя солидарность, молвил Дон Кихот и зашелся хриплым смехом, звучащим из-под шлема подобно лаю простуженного дракона.
– Ах ты… консервная банка! – обиделся черт. И демонстративно повернулся к нам спиной.
Зря он это.
Его непрерывно подергивающийся хвост и раньше привлекал внимание заскучавшего щенка, а теперь, оказавшись в пределах досягаемости, стал желанной игрушкой.
Клац!
– Ва-а-ай!!! – не от боли, а с перепуга заверещал черт, мощью своего голоса повергнув в столбняк бедное животное. Которое так и село на задние лапы, продолжая удерживать хвост в пасти.
Пришлось успокаивать обоих. Пушку хватило косточки и почесывания за ухом. Со вторым пациентом дело обстояло серьезнее.
Стенающий на зависть именитым английским привидениям черт, распластавшись на камнях и прижав к груди мокрый хвост, прозрачно намекал на необходимость выполнить волю умирающего за общее дело страдальца. То бишь его несчастного.
– Ламиира, подойди ко мне. Ни слова о твоем коварстве. Не спорь с умирающим! Ближе-э-э…
Блондинка склонилась над распластанным на камнях телом, с которым, в явном противоречии с очевидностью, его владелец пророчил себе скорое расставание.
– Ближе-э-э… Поцелуй меня. Быстрее, умираю…
– Нет,- решительно заявила Ламиира.- А вдруг тызаразный? Вот поправишься…
– Обещаешь? – Черт приоткрыл один глаз.
– Обещаю.
– Три раза.
– Один.
– Хорошо. Два ты и один я.
– Всего один.
– Ладно, ты один, я два.
– Нет. Один-единственный.
– Так и быть. Но с языком.
– Если захочешь,- ответила встречным предупреждением черноглазая блондинка, чертовски соблазнительно улыбаясь.
– Кажется, мне уже лучше,- бодро вскричал коварный представитель адской нечисти.- Да я просто полон сил и энергии. Давай-давай…
– А не передумаешь?
– Нет. – Черт предвкушающе облизывается.
– Минутку,- просит Ламиира.- Только прихорошусь немного.
Эй презрительно отворачивается, перебирая пальцами четки.
Остальные с интересом ждут продолжения.
Ламиира, не отрывая жгучего взгляда от объекта предстоящего поцелуя, проводит руками по волосам, огладив пальцами шею, развязывает бантик накидки, которая, скользнув по спине, опадает на камень.
Черт нервно сглотнул и похабно оскалился.
А бывшая богиня любви и красоты, ныне опальная суккуба медленно опустилась на землю и, превратившись в морскую устрицу, капризно потребовала:
– Целуй!
При виде призывно приоткрытых створок раковины и пульсирующей между ними студенистой массы черт икнул и свалился без чувств.
– Хлипкие нынче мужики пошли,- заметила, отсмеявшись, Леля.
Даже Эй неуверенно усмехнулся. Выразив тем самым уверенность, что и впредь добродетель будет торжествовать, а порок понесет заслуженную кару.
– Ну вот,- печально заметила устрица,- я только настроилась.
И, сердито хлопнув створками, вернулась в человеческое обличье.
Рекс недоверчиво приблизился к бессознательной (в настоящее время не только в моральном плане) нечисти и недоверчиво понюхал, пытаясь определить причины, по которым мы тратим на него столько времени. Здесь дел-то на один укус.
– Фу… – Видимо, не найдя ответа, олень потряс рогами и направился к урчащему над мослом псу, надеясь если не перекусить самому, так хоть бы помешать спокойной трапезе другого.
Испробовав все народные средства приведения в чувство, которые, прекрасно зарекомендовав себя на людях, оказались бесполезными с чертом, мы прибегли к крайним мерам – влили ему в рот несколько капель первача-самогона. Из хранимых в медицинских целях запасов.
Первыми появились глотательные рефлексы. А после нескольких глотков к нашему пациенту вернулись и зрение с голосом.
– Я сделал это? – первым делом спросил он.
– Да. И просил добавки,- уверила его Ламиира.- Вот думаю, сейчас или немного позже?
– Не слушай ее,- поспешила Леля успокоить посеревшего с перепугу (в смысле приобретшего пепельный оттенок кожи) черта.- Это она так шутит.
– Шучу,- согласилась блондинка.- Но прошу заметить – он первый начал.
– Ай-яй-яй! – Схватившись за голову, черт снова включил голосовую сирену.- Сирота я сирота, никто меня не любит, никто не приголубит, все только обижают-оскорбляют.
– Как сирота? – удивился я.- Когда? Ты ведь говорил…
– А если не сирота, то обижать можно? – насупился страдалец.
– Давай мириться,- предложила Ламиира.- Мир?
– Мир,- согласился черт.- Я сейчас.
Хлоп! И исчез.
– Куда это он? – удивился Добрыня.
Высказать свои предположения не успел никто.
Хлоп! Появился черт, с сияющей улыбкой до ушей
и роскошным украшением из перьев а-ля сиу (которые из-за эффектности предпочитают показывать в вестернах), и протянул дымящуюся трубку.
– Раскурим мировую?
Нехотя, но согласились все.
Затянувшись, я зашелся в надсадном кашле, от которого, казалось, легкие покинут свою клетку из ребер и вырвутся на свободу.
– Ты где эту гадость взял? – нормализовав дыхание, первым делом поинтересовался я.
– Так я в музей один заскочил. Там и трубка вот эта была, рядом с портретом усатого мужика.
– А…-начал было я, но почему-то уточнять, какой именно музей посетил черт, не стал. Хватило одного взгляда на торчащую у него из рук пачку «Герцеговины Флор».
Когда прокашлялись все присутствующие, черт с сожалением на лице, к великой радости остальных, выбил трубку и отложил в сторонку.
– Вернемся к прерванному разговору,- предложил я.- Что это за странное место и как нам попасть на противоположный берег, где должны находиться врата, через которые мы проникнем в ад?
Для всех страдающих склерозом,- черт покрутил черенком трубки у виска,- поясню. Мы находимся на берегах Стикса, что вам,- нечистый тычет пальцем на меня и Ламииру,- должно быть известно.
– Я с Аидом не общалась,- пожала плечами блондинка.
– Но нам нужен наш ад, а не древнегреческий,- вполне резонно заметил Добрыня.
– Ад един,- назидательно заявил черт.- И сколько бы ни было дорог, они все ведут туда.
– Ложь! – гневно вскочил ангел-истребитель.- Все дороги ведут в рай.
Черт привычно изобразил обморок, распластавшись на коленях Ламииры.
– Не спорьте! Авторитетно заявляю: первоисточник гласит, что все дороги ведут в Рим.
– А в Риме папа,- резонно заметил Эй.- И значит, я прав.
– Посмотрим,- черт приподнялся на локтях,- где мы все окажемся.
– Ты-то точно не в раю.
– Знать, не все дороги туда ведут,- переворачиваясь на бок и подсунув под щеку кулак, извернулся нечистый.- А вот ты в ад уже попал. И куда ведут все дороги?
– Будьте терпеливее,-попросил я ангела.-Ведь он черт, дитя преисподней. Сами понимаете, трудное детство, избыток серы не только в ушах, деревянные игрушки…
– Ужас,- пуская слезу, поддакнул нечистый.
– Простите,- смутился Эй.
– Может, вернемся к нашим баранам?
– Не к нашим, а к твоему,- уточнил черт.- И не баран, а олень. И зачем возвращаться – вон он.
– Я подразумевал врата.
– Сейчас, сейчас- Рогатый поднял руку.- Минуточку… Баран – ворота… Точно! Есть такая пословица:
«…как баран на новые ворота».
– Давайте решим наконец,- я повысил голос,- как будем перебираться через огненную реку Стикс.
– Ладно, пока вы будете решать, я подремлю,- нагло заявил черт.
– Тебя это тоже касается.
– Да я по-старому – на ладье,- отмахнулся он.
– Какой ладье? – разом спросили мы, завертев головами в поисках оной.
– Вот такой.- Рогатый изобразил что-то руками в воздухе.- Судно… да ударение на первый слог, а не наоборот… лодка типа.
– Так сгорит же,- резонно заметил Дон Кихот.
– Ну да! Тыщу лет плавает, и ничего, а под тобой сгорит?
– Веди нас,- вскакивая на ноги, приказал я.
– Куда? – удивился черт.
– К типа лодке.
– А платить кто будет?
– Я заплачу.
– Так может, в кабак, раз уж ты платишь? Ламочка подружек позовет – оттянемся высший класс!
– Не зли меня,- сурово предупреждаю я зарвавшегося представителя нечисти.
Подлетев к берегу огненной реки, черт вложил два пальца в рот и заливисто свистнул.
Раздвигая слоящиеся пласты тумана, показалась каменная ладья, в центре которой стоит облаченный в черный фрак старик, лицо его испещрено глубокими кратерами оспин. Подгребая массивным веслом, он правит к берегу, подслеповато щуря глаза в попытке рассмотреть, кто это там потревожил его покой.
Лодка утыкается носом в берег и замирает, а лодочник хрипло и совсем неприветливо спрашивает:
– За каким чертом вас сюда принесло?
– За этим.- Я указываю пальцем на единственного представителя данного вида адских жителей на всем обозримом нами пространстве. Пропуск, говорю, есть? Шляются всякие… Туристы.
Рога и хвост – вот мой пропуск. – Черт продемонстрировал названные части.
Старик мгновение стоит, раздумывая, потом спрашивает, одновременно пытаясь веслом задрать платье Леле. На предмет наличия хвоста.
– И здесь есть?
Плюх! От души отвешенная оплеуха сбивает любознательного деда с ног.
– За что? – потирая щеку, на которой, медленно проступая, обрисовывается отпечаток ладони, восклицает старик.- С призрачными душами спокойнее,- заключает он.
– А нечего весла распускать,- замечает рыжая.- Это я еще сдержалась, из уважения к сединам.
– Извинитесь перед дамой,- от чистого сердца предлагает идальго, опуская забрало.
– Мне извиняться?! – Старик вскакивает на ноги.- Это она меня ударила, вот, костюмчик помялся…
– Хам,- презрительно роняет Добрыня.
– Херон,- поправляю я.
– Кто он – не важно,- отмахивается богатырь.- А извиниться нужно.
– Через «а»,- вносит свои коррективы Ламиира.- Харон.
Видимо, все же не только с бесплотными душами, спешащими в ад за воздаянием, имел дело лодочник, поскольку сообразил, что сейчас его, возможно, будут бить.
– Я вас перевезу, с удовольствием,- торопливо заверяет он нас- Мой Хароновозец к вашим услугам.
Странный у Харона челн, вроде рассчитанный на пару-тройку человек, но вместились мы все с конями и прочей живностью, и еще место осталось, чтобы ноги выпростать. Растяжимый он, что ли?
Черт намылился было устроиться у Ламииры на руках, но его место занял Пушок, положив на колени свою морду и подставив ухо под нежные пальцы. С Лелей представитель адского пролетариата решил не связываться, имея перед глазами наглядный пример на распухшей щеке Харона.
– Эй, ухнем… – затянул лодочник, погрузив весло в раскаленную магму.
Утлая лодочка качнулась, едва не зачерпнув бортами, и неспешно устремилась к полосе розового тумана.
За спиной что-то звонко плюхнулось в Стикс.
Обернувшись, я, к своему неописуемому удивлению, увидел, как полупрозрачная личность, ритмично загребая руками, кролем движется нам вслед. Довольно быстро сокращая разрыв.
Поравнявшись с лодкой, пловец изобразил нам фигуру из трех пальцев типа «На-ка, выкуси!» и, поднимая брызги, рванул дальше.
Но дед Харон не дремал. Взмахнув веслом, он смачно припечатал им пловца по голове, загнав под лаву. Только пузыри пошли. И, довольно улыбаясь и напевая под нос, тронул лодку, оставив позади -отплевываться – несчастного приверженца плавания кролем в агрессивной среде.
– Развелось нынче хитрецов, так и норовят бесплатно до ада добраться,- прозрачно намекает перевозчик душ умерших.
– Мы заплатим,- поспешно заверяю я.
Войдя в туман, некоторое время мы двигаемся, словно в густом киселе, затем он неожиданно расступается, и пред нами предстает поросший терном противоположный берег Стикса, являющийся уже территорией непосредственно ада.
Оплатив доставку, мы высадились на прибрежную полосу застывшей лавы и принялись разминать ноги, затекшие от длительного сидения на твердых и почему-то холодных каменных скамьях.
– Прощайте,-.отталкиваясь от берега, почему-то сердито роняет Харон.
– Может, еще свидимся?
– По этой реке плывут лишь в одном направлении,- рассмеялся он. И канул в туман.
– Начались неприятности,- сказал Дон Кихот.
– Не,- отмахнулся черт.- Они там.
– Кто?
– Неприятности.
Спросить какие мы не успели. Завыв дурным голосом в три глотки, Цербер сообщил о своем присутствии.
– Голос у него какой-то голодный,- поежившись, заметила Леля.
– А вы быстро бегаете? – ни к селу ни к городу спросил черт.
– Да нет.
– Значит, недолго ему голодать. До встречи. У меня дела – жена, дети, теща некормленая. Там увидимся.- И помахав ручкой, исчез.
Рев раздался совсем близко. Щенок подумал немного и тявкнул в ответ. Что тут началось!
