Отступление седьмое
ДЕНЬ ОТКРЫТЫХ ДВЕРЕЙ В АДУ

Как и всегда с незапамятных времен, этот день для Сатаны Первого, Единственного и Неповторимого (своего рода уникум!) был днем сплошных неприятных неожиданностей. Впрочем, случающихся с регулярным постоянством. Это стало традицией, которую в аду отмечают словно неофициальный праздник, согласно записям древних летописцев «приходящийся на первую субботу последней недели определенного месяца». Уже никто и не помнит, с чего все началось и почему «первая суббота последней недели» каждый раз выпадает на понедельник, но разве это так уж важно?

Вот что действительно важно, так это то, что именно в этот понедельник – один-единственный день в году – в аду все двери раскрыты нараспашку. Это для того, чтобы Сатана – куда уж продлять его годы при бессмертии? – мог бежать по своим важным делам, не тратя времени на открывание дверей, которые имеют привычку в самый ответственный момент заклинивать. Перекосившись, разбухнув от влаги или закрывшись на выскочивший из крепежа язычок. Здесь уж не обойтись без лома или, на худой конец, монтировки (и откуда столько жестокости?). А задержка недопустима, поскольку бегает Сатана быстро и непрерывно… что ж поделаешь, коль припекает ежеминутно? Последнее-то время он уже так не бегает (злые языки судачат, что возраст сказывается, но это так – пустые сплетни, все дело в памперсах), но открывание дверей превратилось в ритуал, собирающий всю адскую нечисть на субботник, приходящийся на воскресенье. Потрудиться дружно – с огоньком из-под хвоста, выпить после этого, опять-таки… И кому какое дело до того, что Сатана никогда не покидает своего дворца – Пандемониума? Двери должны быть открыты во всем аду – точка! Это традиция.

Холеный бес дрожащей рукой протянул императору преисподней круглобокий фужер, заполненный на две трети.

– Что это? – подозрительно косясь на мутное его содержимое, спросил Сатана.

– Лекарство,- отрапортовал адъютант, от усердия вытягиваясь как струна и дрожа до кончика хвоста.

– Отравить удумал?! – двухголосо взревел Верховный Владыка ада. И прорычал: – А ну-ка испей сам!

– Пей-пей! – поддакнула оленья голова.

– Так мне не ну-у-у… – попытался отвертеться услужливый помощник.

Кому в голову придет травить заведомо бессмертного демона? Но жесткие пальцы скрутили мясистое ухо адъютанта. И он поспешно сделал глоток.

– Ладно, давай свое лекарство,- смилостивился Сатана, выхватил фужер и влил его содержимое в оленью пасть.

На что он надеялся?

– Кисло,- скривился Владыка, с тоской вспоминая просторный, обложенный голубым мрамором, с финской сантехникой санузел, спрятанный в уютном алькове за кабинетом. С каким бы удовольствием он провел весь сегодняшний день в его шести стенах! Но сортир так недосягаемо далек, а ему нужно срочно… – Я сейчас!

И Владыка ринулся в ближайшие приветственно распахнутые двери, испещренные грубыми шрамами ругательств и признаний в состоявшейся за ними любви.

– Побежал? – поинтересовался маркиз Амон, материализуясь рядом с адъютантом, растерянно вертящим в руках пустой бокал.

– П-побеж-жал,- заикаясь, ответил бес, который, кажется, начал догадываться, почему на занимаемой им должности никто не продержался больше года. А он работает уже как раз одиннадцать месяцев три недели и шесть дней.

Спустя полчаса, по-крабьи растопырив ноги и кривясь от неприятного зуда, вернулся Владыка ада, выглядевший скорее нелепо, чем грозно. Но пусть вас это не обманывает: вечно бушующее в его душе негодование только и ждет случая прорваться наружу. И горе тому, кто навлечет на себя его ярость. В гневе он страшен.

– У меня плохие новости,- с ходу сообщил маркиз Амон.

– Асмодей? – тотчас сообразил Сатана.

– Так точно. Он самый. Собственной персоной.

– Неужели погиб? – со скорбным оскалом, но без особой надежды спросил Сатана.

– Хуже,- признался маркиз Амон, стараясь двигаться на шаг позади Владыки ада.- Потерял память.

– То есть как?

– Всю как есть.

– Кто разрешил?

– Не знаю.

– А кто должен знать?! – бешено заверещал Верховный дьявол, ударом кулака раскалывая огромный грецкий орех, лежавший на подносе с разнообразными угощениями (это тоже традиция – в этот день Сатана ничего не ест).- Я. Хочу. Все. Знать!

– Узнаем,- преломившись в подобострастном поклоне, пообещал маркиз Амон.

– Узнайте. И доложите мне.

– Будет исполнено. А память скоро к нему вернется…

– У кого узнал?

– Так это… рак на горе свистнул.

– Какой рак? Какой горе? – застонал Сатана, чувствуя приближение грозного момента. А его оленья половина мечтательно закатила глазки и прошептала: – На горе… раком… так романтично.

– Эту функцию выполнил ваш лучший агент – я, собственной персоной и со всем старанием,- доложил титулованный руководитель тайной службы ада.

– Зачем?

– Рад стараться, Великий.

В злобных мозгах Сатаны созрел коварный план по уничтожению неугодного ему князя ада, с потерей памяти ставшего уязвимым, и он, взмахнув рукой, начал было его осуществление, но тут скрутило живот, и более насущные, буквально рвущиеся наружу проблемы оттеснили вероломные замыслы на второй план.

Стуча копытами, Сатана умчался прочь, оставив мысленно простившегося с должностью и жизнью адъютанта и медленно тающий в воздухе силуэт Амона, отбывшего по очень тайным делам.