ГЛАВА 15 Вынужденная бессонница
Нет повести печальнее на свете,
Чем Квазимодо в кедах на балете.
«Нотр-Дам де Париж-Дакар», адаптированная версия
Едва опустились веки, отгораживая меня от перемигивающихся звезд, как мое Я скользнуло в те глубины подсознания, где мимолетные думы и забытые воспоминания, пройдя сквозь призму гротеска, преображаются в сны. Цветные и черно-белые, надолго запоминающиеся и забываемые за миг до пробуждения. Они тают под лучами восходящего солнца, оставляя на дне души легкий налет призрачных эмоций, пережитых в воображаемых мирах. Обычно тают…
Бескрайнее поле, усеянное белыми ромашками и желтыми лютиками, стелется подо мной. Руки раскинуты в стороны, голова запрокинута назад, а рот широко распахнут в восторженном крике. Вот только он неслышим – в ушах стоит треск, словно от приемника со сбитой настройкой… Какой-то мартовский кузнечик, самовозбудившийся до невменяемости заливистыми любовными трелями, в неимоверном прыжке взмывает ввысь и с лёту вонзается мне в рот… Резко оборвавшийся крик сменяется кашлем… Руки нелепо машут, ноги цепляются за куцый терновый куст, и земля, с полным на то основанием, заявляет права на мое бренное тело… Мокрый кузнечик ярко-зеленым метеоритом устремляется на волю, растерянно соображая, что же это такое было… Горькие слезы, размазанные по лицу, кровоточащая рана через всю спину, оставленная врезавшейся тетивой, рас-трепанные крылья… и мягкие руки, подхватившие расстроенного не первым и уж точно не последним в жизни падением ребенка… Вереница незнакомых мне лиц. Строгих и печальных, веселых и задумчивых… И внезапно резкая боль: мраморная плоть трещит под топорами, огонь жадно пожирает дерево… пламя бушует повсюду… Вновь вереница лиц, но все они в огне; и страх в них… и ненависть… уродливые морды вместо лиц…
– Просыпайся,- донесся далекий голос, тут же предупредивший: – Только тихо…
Стряхнув ошметки липкого кошмара, я протер глаза и с благодарностью уставился на мохнатого черта, пристроившегося на сложенной поверх шлема кольчуге.
– Спаси…
– Вот этого не нужно. – Он испуганно взмахнул руками.- Не поминай имя всуе… а то всунет.
– Кто?
– Босс.
– Чей? Твой?
– Ой, только не говори мне, что ты исправился и ступил на путь праведности и прочих воздержаний…
– Ну…
– Шутить изволите? – Черт нервно отодвинулся.- Это смешно. Ха-ха… Что главному передать?
– Какому?
Хвостатая нечисть многозначительно взяла под воображаемый козырек.
– Самому-самому? – недоверчиво уточнил я.
– Я стучать морально-идеологическим противникам не приучен,- обиделся он.-Да и кто меня туда допустит?
– Ну извини.
– С тебя литра,- тут же нагло заявил он.
– Чего?
– Горло бы смочить.
– Возьми в котомке.
– В которой? – принюхиваясь, от чего розовый пятачок смешно задвигался вверх-вниз, спросил черт.
– В этой. -Я кивнул на свою седельную сумку.
Взмахнув хвостом, нечистый мигом извлек вышеуказанный предмет и, одним движением вывинтив пробку, жадно припал к горлышку.
Его кадык пару раз дернулся, затем замер, две белесые струйки побежали по подбородку, кожаная бутыль выпала из рук, и со стоном: «Отравили…» – он рухнул ниц. Задрав ноги копытами вверх.
Потрясение от случившегося на мгновение сковало меня, а в следующее черт уже застонал и, отплевываясь, приподнял голову.
– Ты жив? – удивился я.
– Что это было? – касаясь мокрого пятна на груди, спросил он.
– Молоко.
– Это злая шутка,- с укором сказал он.
– А чего ты ждал? – Я был в недоумении. Может, черти брезгливо относятся к этому продукту доения женских особей крупного рогатого скота? Только водки-то все равно нет.
– Да, вашему брату простого черта-труженика обидеть, как хвостом с рогов пыль стряхнуть… Так что боссу передать?
– Передавай мои наилучшие пожелания.
– А по ходу операции?
– Какой операции?
– Вот это конспирация! – изумился черт.- Ни гугу!
– Кто я? – вырвалось у меня. Мохнатый должен что-то знать о моем прошлом.
– Тсс… – Черт приложил палец к губам и отбыл в неизвестном направлении.
Что-то этот настойчивый интерес со стороны темной стороны (опять тавтология выходит) начинает меня беспокоить. Или меня с кем-то перепутали, или… неужели я приспешник Сатаны? Да нет… Ерунда какая! Я ведь добрый… кажется.
– Не спишь? – выскользнув из-под накидки, поинтересовалась Ламиира.
– Кошмар приснился,- признался я, с восхищением разглядывая ее стройный силуэт, объятый мягким лунным светом. Длинные стройные ноги с изящными ступнями, утонувшими в траве; покатые твердые бедра, плавно переходящие в гибкий стан; высокая грудь, волнующе вздымающаяся при каждом вздохе. Склоненного лица не видно, лишь краешек гладкой щеки нежно белеет в таинственном свете луны, да поблескивает пышная волна тяжелых волос.
– Серой пахнет,- принюхавшись, сообщила она.- Ты кого-то видел?
«Что-то мне не хочется говорить о черте. Буду молчать,- решил я.- Пока сам со всем не разберусь».
– Да вроде бы нет. Да и пес бы сразу почуял чужого,- слукавил я.
Пушок тем временем самым наглым образом дрых, забравшись на сложенные один к одному седла. Лишь храп вливается в раскатистые рулады Добрыни.
– А ты чего встала? – поинтересовался я.
– По делу,- доверительно сообщила она.
– А… только далеко не отходи.
– Да не по этому,- усмехнулась блондинка, склоняясь ко мне и загадочно мерцая темными омутами глаз.- Мне с тобой поговорить нужно. А то все никак вдвоем
остаться не получается.
И, не давая мне времени на выработку концепции поведения, пристроилась под бочок, прижавшись мягким бедром и плечом. Ее ладошка легла на мою грудь, а дыхание взъерошило кудри.
– Мне трудно судить о твоих планах по внешним проявлениям,- прошептала она,- так что было бы неплохо, если б ты посвятил меня в них. Расставил, так сказать, приоритеты.
– Планов-то никаких, собственно, и нет пока. Единственная моя цель в настоящий момент – это вернуть утраченную память. А там поглядим.
– И как ты собираешься все это обставить… с кучей столь любимых тобой спецэффектов?
– Я согласен и на тихое чудо. Чтобы раз – и готово. Воспоминания разложены по полочкам.
– Так ты что, серьезно ничего не помнишь? – приподнявшись на локтях, зашептала Ламиира.- Ни кто ты, ни зачем здесь находишься?
– Ничегошеньки,- вздохнул я.
– А я-то думала…
Замолчав, блондинка погрузилась в думы.
Я же бросил все силы на поддержку своей силы воли, которая из последних сил (ну все, можно сказать, я за-писной тавтолог) сдерживала дрожь в теле.
– Даже не знаю что делать,- призналась она после продолжительной паузы.- А… будь что будет!
– О чем это ты? – растерялся я. По всей видимости, упустил что-то из разговора и утратил нить ее мысли.
– Да так… Значит, нужно срочно вернуть тебе память.
– А мы этим и занимаемся. Но… ты что-то знаешь про мое прошлое? Что?!
– Придет время – и ты все вспомнишь сам.
– Когда рак на горе свистнет?
– Кто знает…
– Неужели все так плохо? Я что, ужасный злодей? Предатель?
– Не бери в голову,- отмахнулась Ламиира.- Понавыдумаешь всякой ерунды.
Склонившись к моему уху, она прошептала, щекоча мне щеку волосами:
– Я с тобой, что бы ты ни решил.
– Ты хорошая.
– Рад, что ты это заметил. Так может… – Выгнувшись, она прижалась ко мне острыми и тугими от страсти (не хочется думать, что виной сему факту банальный морозец) сосками, жарко дыша в ухо.
– Не искушай,- предупредил я.
– Отчего же? – поинтересовалась она, опуская руку на мой индикатор обоснованности доводов «за» и «против» ее предложения.
Вопреки показаниям индикатора, я ответил отказом:
– Я не помню, кто я. А вдруг я…
– Извини меня, похотливую дуру.- Уткнувшись лицом в мое плечо, она крепко обняла меня и принялась баюкать словно несмышленыша.- Бедненький ты мой. Вернем мы твою память… лучше старой будет.
– Ну что ты? Ты очень хорошая и добрая.
– И кто кого утешает?
– Ты.
– Тогда ладно.
– Ты серьезно думаешь, что Яга поможет?
– Сама не сможет, так присоветует кого – она в этих краях всех толковых знахарей-целителей знает, давно живет.
– И то дело…
– А-а-а!
Пронзительно заверещав, Ламиира перекатилась через меня и дернула за руку, стаскивая с покрывала.
– Ты чего? – вправляя плечо, спросил я.
– Чем это вы тут занимаетесь?; – с плохо скрываемой подозрительностью поинтересовалась разбуженная криком Леля. Высунув из-под накидки носик в веснушках и блестящие глаза цвета изумруда.
– Кто кричал? – кривя губы в сдерживаемом зевке, спросила Ливия.
– Оно там,- указывая рукой в сторону покрывала, проговорила Ламиира.- Оно меня коснулось… такое холодное и мокрое, брр…
«Может, и мокрое, но не холодное»,- обиженно подумал я.
Сверкая занесенным мечом и семейными трусами в розовый горошек, Добрыня Никитич начал медленно приближаться, стараясь зайти невидимому лазутчику в тыл.
Лишь верный сторожевой пес и благородный рыцарь печального образа продолжали храпеть, как будто ничего не случилось. И то дело – ночью нужно спать, а не людей криками баламутить.
Со второй попытки подпалив кресалом намотанную на булаву портянку, былинный богатырь худо-бедно осветил место происшествия.
Что-то небольшое, приподнимая плотную ткань, целеустремленно движется в моем направлении.
– Посвети! – Добрыня передал мне факел, а сам острием меча отбросил войлочное покрывало в сторону.
Под ним, приминая пожухлую траву, с натугой пятится задом наперед темно-зеленый рак. Весьма крупный, но совершенно неопасный. Разве что синяк останется на пальце после знакомства с его клешнями.
– Откуда он взялся? – вполне закономерно поинтересовался я.
– Из ручейка выполз,- предположила Леля, предпочитая участвовать в общественной жизни нашего лагеря, не покидая нагретого места.- Вот только куда он так спешит?
А рак тем временем, двигаясь строго в указанном его внутренним биологическим компасом направлении, пятился к гигантской голове спящего Святогора-богатыря. Непрестанно клацающие клешни угрожающе подняты вверх, обломанные на концах усы нервно подергиваются, бусинки черных глаз настороженно прыгают из стороны в сторону, мокрый и от этого почти черный панцирь отражает крохотную луну.
– А чем это вы тут занимались? – Леля решительно выбралась из-под одеяла, решив, что чем она ближе, тем труднее игнорировать ее вопросы. Обняв Ламииру за талию, она почему-то требовательно посмотрела на меня.
Ливия только фыркнула и, отвернувшись, накрылась с головой.
Я непонятно почему почувствовал неловкость и лишь пожал плечами.
– Разговаривали,- нехотя призналась блондинка.
А санитар местного водоема тем временем дополз до скрытого под толстым слоем дерна шлема Святогора и принялся настойчиво вскарабкиваться вверх по нему, помогая себе клешнями и хвостом.
– Может, я чего-то запамятован,- произнес я,- поправьте меня, если я ошибаюсь, но это ведь не типичное поведение раков, да?
– Пускай себе,-отмахнулся Добрыня. -Может, нужда заставила… они существа смирные, полезные.
– По нужде так далеко лезть не нужно.
– Санитары речные,- поддакнула Ламиира.
– И к пиву – вещь,- добавил я.
Храпящий идальго Ламанчский в знак согласия пустил свистящую трель и перевернулся на другой бок.
Не обращая внимания на наши рассуждения, рак медленно, но верно забрался на самую верхушку живого, а полувеком ранее еще и подвижного холма и принялся крутиться на месте, шевеля антеннами-усами, а клешнями изобразив «крутую распальцовку».
– Альпинист-любитель,- выдала очередную версию происходящего Ламиира, полностью оправившись от испуга.- Тренируется перед восхождением на Эверест.
– Экстремал.- На миг задумавшись, и я внес свою лепту в беседу.
Рак замер на самой верхней точке шлема и пронзительно засвистел.
