Глава 8
– Итак, пророчество Неназываемых начинает сбываться, – сделала закономерный вывод Эвридика, не отводя от меня изучающего взгляда. – В детстве мы с сестрами каждый день играли в приключения принцессы Эврелики, и я, признаюсь откровенно, воображала себя той самой ее внучкой, которой однажды суждено стать Наследницей трех кланов. И вот теперь мои мечты обратились в прах.
– Но я даже не помышляла о подобной чести… – сбивчиво начала я, грея пальцы о чашку с шоколадом.
Однако эльфийка коротким жестом пресекла поток моих неловких оправданий и язвительно рассмеялась:
– Не выставляй меня дурочкой! Возможно, я излишне амбициозна, но при этом отнюдь не глупа и не наивна. Я отлично понимаю: все, что есть у тебя сейчас, когда-то тоже являлось мечтой, ничуть не уступающей моей.
– Ничего подобного! – бурно запротестовала я, заливаясь предательским румянцем. – В отличие от тебя я никогда не желала вреда другим людям.
– Да неужели? – переспросила моя сестрица, отставляя опустевшую чашечку. – Ах ты маленькая врунья! – Она саркастично вздернула четко очерченные, словно две арки, брови. – Позволь тебе не поверить. Мы все неидеальны и все изначально ранены: одни – чьими-то чувствами, другие – чьим-то безразличием.
– Думай что хочешь, – сердито буркнула я, понимая: она права. В приюте я иногда не слишком хорошо думала о некоторых из своих сверстников и мысленно желала им всяческих неприятностей. Зато сейчас мне стало мучительно стыдно за свои детские грешки, в коих я бы никогда не призналась этой заносчивой красотке. И все-таки…
– И все-таки я права! – уверенно констатировала она, ритмично покачивая ногой, словно задавая темп своей неторопливой речи. – Выходит, ты ничем не лучше меня. Просто смелости у тебя меньше, а совести – чуть больше.
– Разве плохо быть совестливой? – осипшим от возмущения голосом вопросила я, ошеломленная ее извращенной логикой, запросто меняющей местами понятия добра и зла. – На что ты все время намекаешь? На то, что я спасла твою мать, создав тебе проблему? Нет, так рассуждать нельзя, и ты, пожалуйста, постарайся понять меня правильно…
– Если кто-то вдруг сказал: «Постарайся понять меня правильно», – пискляво передразнила меня Эвридика, поигрывая серебряной ложечкой, – то приготовься услышать ложь. Значит, человек сделал тебе пакость и сейчас начнет оправдываться! – Откровенно смеясь над моей растерянностью, она получала огромное удовольствие, унижая меня. Подозреваю, подобным образом она вела себя не только со мной. В таком поведении нет ничего удивительного: эгоист всегда уверен в своей правоте. Увы, добро всегда побеждает зло. Ведь если побеждает зло, оно тут же провозглашает себя добром!
Я оторопело молчала, не находя достойных аргументов. Манеры этой девицы вызывали у меня стойкое отвращение, но опускаться до ее уровня и отвечать гадостями на гадости я не собиралась. К тому же чем человек умнее, тем проще объяснить ему, что он дурак. Объяснить же сей прискорбный факт дураку совершенно невозможно. Да я и не собиралась поучать сестру, прекрасно понимая бессмысленность этого занятия. Эвридика никогда не снизойдет до дружеского общения со мной. Она, вне всякого сомнения, чувствует, какая огромная пропасть нас разделяет, ведь на грядке с капустой и роза сорняк!.. Пребывая в легкой растерянности от всего происходящего, я вспомнила свое излюбленное правило: улыбайся всегда и везде. Ибо друзья, бесспорно, заслуживают наших улыбок, а враги тут же лопнут от зависти! Приняв предельно беззаботный вид, я одарила Эвридику широкой лучезарной улыбкой. Лучше быть предметом зависти, чем объектом сострадания.
– Мотивы моих прошлых поступков тебя не касаются, – снисходительно отчеканила я. – А будущих – тем более!
Эвридика гневно сжала кулаки и заскрежетала зубами. Перламутровые пластинки ее блестящих ноготков впились в ладони, оставляя на них красные следы. Все ее наносное спокойствие как ветром сдуло.
– Ты заявилась к нам без приглашения! – заорала она. – Нарушила размеренный ход нашей жизни, внесла смятение в умы, украла внимание отца, взбудоражила Лаллэдрина, разрушила мое будущее!..
– Не много ли достижений ты приписываешь одной скромной голодранке? – насмешливо улыбнулась я. – Да ты, никак, меня боишься? – Я лукаво подмигнула набычившейся принцессе. – Да?
– Не дождешься, слишком много чести! – скривилась сестрица. Но выражение ее глаз, дерзкое и вместе с тем затравленное, красноречиво подтверждало правильность моей догадки. – А кроме того, тебе все равно не справиться с проклятием Сильваны и не вернуть нас в небо.
– Что-о? – растерянно протянула я, сразу же вспомнив просьбу старьевщика, убитого жрецами богини Банрах. «Верни их в небо…» – так сказал он, и тогда я совершенно не поняла смысла этой фразы. Хотя теперь… Да, кажется, ситуация начала потихоньку проясняться. – О каком проклятии ты говоришь? – уже конкретнее сформулировала я вопрос, намереваясь сложить воедино разрозненные кусочки очередной судьбоносной головоломки.
– Не лезла бы ты в серьезные дела, не предназначенные для твоего скудного умишки! – свысока посоветовала Эвридика, выразительно барабаня пальцами по подлокотнику кресла. – Не детское это дело – бороться с проклятиями.
Я наблюдала за своей сестрицей молча, с легкой жалостью во взгляде. И зачем, спрашивается, она так пыжится и из кожи вон лезет, пытаясь подчеркнуть свою значимость? Считает, будто непомерные амбиции и есть признак блестящего ума? Но значимость человека измеряется отнюдь не произносимыми им словами. Слова ранят, но не убивают; пленяют, но не удерживают; обманывают, но не оправдывают. Так зачем же попусту сотрясать воздух, если без реальных поступков ничего не изменится? Полагаю, со мной согласится каждый здравомыслящий человек, но поди докажи это самоуверенным болтунам, неистово рвущимся к власти, богатству и славе. И боюсь, что пока такие скудоумные личности носят титулы «сильных мира сего», в мире ничто не сдвинется с мертвой точки, а жизнь простых людей так и останется тяжелой, унылой и горькой. А я так хотела ее изменить!
Впрочем, если я намереваюсь поразить свою заносчивую сестрицу, придется подбирать доводы повесомее, ибо на таких наглецов обычные увещевания не действуют. Как говорится, мало, чтобы добро было с кулаками, – нужно еще, чтобы зло было с синяками! А посему, предупрежденная своей неизменной союзницей интуицией, я начала мысленного готовиться к хорошей драке, способной привести нас ко временному худому миру.
Невзирая на бушующие внутри меня эмоции, я продолжала чутко следить за каменным лицом сестрицы, не выражающим ничего. Как известно, мысль – это интеллектуальный экстаз мозга. Тот, кто способен его испытывать, получает удовольствие; а тот, кто неспособен, – вынужден имитировать. Похоже, с имитацией удовольствия у Эвредики дело обстоит крайне плохо.
– Полагаю, проклятие Сильваны как раз меня и касается, – с мягкой настойчивостью заявила я, запуская руку за ворот своего халата и предъявляя принцессе ожерелье из двух оставшихся слез Эврелики. – Вот почему!
Глаза эльфийки недоверчиво расширились. Она нервно облизала языком пересохшие от волнения губы и вдруг кошкой прыгнула на меня, нацелив на мою шею жадно растопыренные пальцы.
– Отдай! – истерично визжала она. – Оно принадлежит не тебе!
Но я, уже готовая к такому повороту событий, быстренько сплела заклинание воздушного щита, отшвыривая от себя сумасшедшую карьеристку. Принцессу легковесной пушинкой отбросило прочь, унося в угол спальни. Там она весомо приложилась спиной о стену и потрясенно замерла, осознав, что столкнулась отнюдь не со слабой дилетанткой, а с весьма достойной противницей. На пол с жалобным звоном упала серебряная ложка, почти завязанная в узел моими боевыми чарами. Принцесса проводила ее осоловелым взглядом… Глаза эльфийки смотрели на меня с такой ненавистью, что если бы они были углями, то прожгли бы во мне две дыры приличного размера. К счастью, я давно уже избавилась от своей прежней робости, а поэтому ответила сестрице спокойным, чуть ироничным прищуром, исполненным чувства собственного достоинства. Всем известно, для хорошего настроения нужно обнять восемь симпатичных тебе людей. Ну или дать в морду одному несимпатичному…
Эвридика не выдержала моего ментального отпора и обреченно сникла.
Тогда я приблизилась и протянула руку, помогая ей подняться на ноги.
– Так о каком все-таки проклятии идет речь? – хладнокровно напомнила я, снова усаживаясь на пуфик.
Шипя от боли, эльфийка потерла отбитый бок и вернулась обратно в кресло, избегая смотреть на меня в упор.
– Когда остатки нашего разбитого войска покидали поле битвы у Аррандейского моста, проклятая чародейка Сильвана наслала на Полуночных свое последнее проклятие, предательски ударив нам в спину. Именем богини Банрах она лишила нас способности летать. С тех пор стоит нам только подняться в воздух и расправить крылья, тут же взвивается невесть откуда взявшийся ветер и сбрасывает нас вниз. У нас есть крылья, но летать мы не можем. Нас лишили неба.
– Ясно, – кивнула я, задумчиво прикусив губу. – А как же магия Лаллэдрина?
– Он бессилен перед наложенными чарами, – печально вздохнула Эвридика. – Он говорит, это потому, что Сильваны уже нет в живых, а снять мертвое проклятие значительно труднее, чем живое.
– Ясно, – повторила я, поймав себя на странной мысли, пока еще не сформировавшейся окончательно, а едва забрезжившей в голове. А что, если…
Но додумать я не успела: Эвридика вдруг неуверенно дернула меня за рукав халата, привлекая мое внимание.
– Не знаю, каких еще артефактов ты сумела нахапать, – обиженно сообщила она, – но признаю, что изначально я тебя недооценила. Предлагаю заключить полюбовное соглашение.
– Полюбовное? – саркастично усмехнулась я. Неуместность использованного ею определения забавляла. – От слова «любить»?
– Деловое! – Сестрица мгновенно исправила допущенный промах. – Давай договоримся так: ты не мешаешь мне, а я не мешаю тебе. Идет?
– Да, – покладисто согласилась я, радуясь столь удобному правилу, удовлетворяющему нас обеих.
– Скрепим наше соглашение рукопожатием? – напирала принцесса, протягивая раскрытую ладонь.
– Легко! – миролюбиво хмыкнула я и первой дотронулась до ее ладони. В ту секунду я намеревалась в точности исполнить свое обещание, но в следующий миг все добрые начинания пошли прахом, ибо с нами произошло нечто ужасное, кардинально изменившее всю мою последующую жизнь. Впрочем, не только мою…
Я едва успела кончиками пальцев коснуться ладони Эвридики, как из глубин моей памяти всплыли странные видения, явившиеся мне в храме. И тут меня озарило: да ведь это ее, Эвридику, увидела я на ступенях дворца, идущую под руку с Арденом! Это ее рука, виднеющаяся сейчас из бордового рукава с золотой каймой, сталкивала меня с высокого обрыва… Не сдержав крик ужаса, я отшатнулась и прохрипела:
– Нет, никогда! Я никогда не заключу с тобой перемирия!
Эвридика злорадно расхохоталась, наслаждаясь овладевшей мною паникой.
– Какая же ты все-таки дрянь! – пафосно заявила она, поднимаясь из кресла и шагая к двери. – Маленькая, гнусная, лживая тварь! – Она взялась за дверную ручку. – С этого дня я объявляю тебе войну не на жизнь, а на смерть! – Не дав мне опомниться, сестрица выскочила в коридор, с грохотом захлопнув за собой тяжелую деревянную створку… Куда она так торопилась? Впрочем, какая разница. Многие начинают мстить своим предполагаемым обидчикам до того, как те их обидят…
А я продолжала сидеть на пуфике, недоуменно уставившись ей вслед. Водоворот противоречивых мыслей кружился в голове, ввергая меня в пучину растерянности. Может быть, я поступила правильно, отказавшись от сделки с собственной совестью? А возможно, я только что совершила страшнейшую ошибку своей жизни, обрекая себя на участь бессильной жертвы? Тьма, ну почему же я такая непутевая?! Ведь знаю, что в мире существуют удача, везение и счастье, а на мою долю всегда почему-то выпадают только беды, горести и испытания.
Я покинула свое неудобное сиденье и задумчиво побрела к кровати, пошатываясь от усталости. Единственное, чего мне сейчас хотелось, – немного поспать, чтобы набраться сил для предстоящего торжества, устраиваемого моим отцом. При этом я также размышляла о власти великого фактора «почему-то», оказывающего судьбоносное влияние на мою жизнь:
– почему-то слова глупых и ничего не значащих для меня людей запоминаются намного лучше, чем слова тех, кто что-то для меня значит;
– почему-то в хорошие мгновения время летит, как стрела, а в плохие – тянется медленно, как сопля из носа;
– почему-то закон подлости всегда работает безотказно;
– почему-то друзей найти трудно, а врагов – пара пустяков;
– почему-то тот, кто мне действительно необходим, – недосягаем или вообще обо мне не думает;
– почему-то я учусь только на своих ошибках;
– почему-то смеяться легче, чем плакать, но долго грустить легче, чем долго радоваться;
– почему-то недовольство собой называется объективной самооценкой, а уверенность в себе – завышенным самомнением;
– почему-то все случайное происходит гораздо чаще, чем специальное;
– почему-то быть не такой, как все, значит быть непонятой и отвергнутой;
– почему-то одиночество острее всего чувствуется в толпе;
– почему-то самые искренние чувства получаются наигранными;
– почему-то увидеть достоинства гораздо труднее, чем недостатки;
– почему-то я часто создаю себе ненужные проблемы, а потом пытаюсь их разрешить;
– почему-то сказать «ненавижу» очень легко, а «люблю» – очень трудно.
Уже погружаясь в сон, я вдруг пришла к забавному выводу: все эти «почему-то» происходят со мной, да и со всеми нами, отнюдь не случайно, ибо они и называются жизнью.
Да, это дураки повторяют чужие ошибки, зато умные – придумывают свои. Да, это мудрецы умирают в своих постелях, зато чародеи – остаются жить в легендах. Да, это реалисты строят города, зато романтики – возводят прекрасные замки из песка. Возможно, я не очень умная романтичная магичка, но разве я изначально не собиралась избрать именно стезю чародейства, а не какую-то иную? А если все случившееся со мной произошло сообразно моим желаниям и чаяниям, то имею ли я право жаловаться на невезение, расписываясь в собственном бессилии? Конечно же нет! А раз так, то клянусь, что отныне не стану бояться совершить что-то не то, выходящее за общепринятые рамки. Я буду поступать так, как велят мне совесть, сердце и разум. У человека всегда есть два объяснения своим поступкам: пристойное и настоящее. Клянусь, что отныне я не стану оправдываться перед самой собой, а смело взгляну правде в глаза. Да, я не такая, как все! Да, мои действия так же необычны, как и моя судьба! Да, мне не избежать бед, проблем и разочарований! Но теперь я спокойно принимаю свою долю. Я не стану искать легкого пути к счастью и не побоюсь показаться кому-то сумасбродной, нелепой или странной. Ведь жить как все – это так скучно. Жить как все – это слишком просто! Ведь для того чтобы твоя жизнь стала не совсем скучной и бессмысленной, нужно хоть иногда позволять себе быть немного сумасшедшей. Поспорим?
Ни разу в жизни мне не доводилось бывать на королевском балу или пиршестве подобного масштаба, но признаюсь откровенно: торжественный прием, посвященный рождению принца Арцисса Второго, на котором я вынужденно присутствовала сейчас, не произвел на меня ни малейшего впечатления. Возможно, причиной тому стало мое плохое настроение.
Впрочем, оценивая мероприятие объективно (если не принимать во внимание мои придирки), можно было с уверенностью заявить: бал удался! Что, кстати, не преминули заметить и все приглашенные на торжество особы, включая даже Ребекку, в равной степени сиявшую ослепительной улыбкой, шелковым камзолом и новыми, украшенными серебряными пряжками сапогами. Беонир, сидевший по правую руку от своей нареченной, разрывался надвое, деля внимание между жарким из оленины, сочным и тающим во рту, и молодыми эльфийскими дворянами, проявляющими повышенный интерес к сиятельной персоне нашей воительницы. К чести лайил следует упомянуть, что она являла собой разительный контраст с эльфийскими девами: те были как на подбор бледны, томны и трепетны. Правда, они заметно взбодрились, обнаружив в Ребекке достойную соперницу, способную отбить их кавалеров. Ветреные ухажеры, чрезвычайно падкие на любую новинку, как и положено мужчинам, сами дали девушкам повод для ревности, отхлынув от них подобно морскому отливу. Увы, правда жизни жестока: когда женщина привыкает к мужчине – она начинает его желать. Когда мужчина привыкает к женщине, он начинает желать другую. Стол ломился от яств, но молодые дворяне ели мало и плохо, ибо возжелали непривычного для этих мест лакомства, называемого «языкастая и язвительная лайил». Они осыпали Ребекку шуточками и граничащими с колкостями комплиментами, поминутно приходя в восторг от ее остроумных ответов. Эльфийские барышни надулись, пожирая нашу воительницу ненавидящими взглядами. Похоже, они давно забыли, что кратчайший путь к сердцу мужчины лежит через желудок. Не исключено, что именно поэтому все настоящие женщины такие язвы.
Улучив удобный момент, Ребекка, безумно гордая успехом у особ противоположного пола, подвинулась поближе к жениху и игриво шепнула:
– Любимый, ведь правда, что я тебе послана богами?
Беонир чуть не подавился недожеванным куском оленины, но судорожным движением кадыка все-таки сумел проглотить изысканный деликатес и печально ответствовал:
– Правда, любимая! Вот только не знаю, за какие грехи.
Я мысленно рассмеялась, став случайной свидетельницей этого забавного диалога, но даже их обычные пикировки не смогли улучшить мое отвратительное настроение. На душе лежала непонятная тяжесть, а смутное предчувствие надвигающейся беды наложило на мое чело видимую печать пасмурности, избороздив его морщинами. Наверное, поэтому никто из присутствующих на празднестве эльфов не торопился завести со мной разговор, ограничиваясь вежливыми поклонами или любезными кивками, что зависело от их социального статуса.
Танцы продолжались недолго, после чего гости шумно расселись за длинным столом и ударились в оголтелое пьянство, благо король поднимал бокал за бокалом, провозглашая тосты за здравие своего многочисленного потомства. Каюсь, я так и не сумела запомнить имена всех своих сестер, отвечающих мне взаимным безразличием. Кажется, их звали Эвита, Эврата, Эврибида, Эвлоя и как-то еще. Все имена начинались со слога «эв», который обозначал у женщин Полуночного клана принадлежность к королевскому роду Эврелиев. Сама я носила совсем иное имя, что обличало меня как внебрачную дочь. Я стала для этих девушек досадной помехой, пришлой чужачкой, незаконнорожденной полукровкой, смутившей покой Дархэма и укравшей внимание отца. Боюсь, они никогда не признают меня равной себе, не назовут родной и не примут в свой пышно разодетый, хихикающий кружок, благоухающий духами и занятый охотой за женихами. Хотя почему же боюсь? Будучи предельно искренней с самой собой, я в глубине души даже радовалась их отчужденности, ибо никогда не замечала за собой пристрастия к пустой болтовне, флирту и кокетству.
Меня опечалило другое. Еще совсем недавно я наивно полагала, что обрету в Дархэме дом и новую родину, и это заполнит мое внутреннее одиночество, неотступно терзавшее меня с той самой минуты, когда я начала осознавать себя как личность. Увы, но ожидаемого чуда не произошло.
Да, признаю, город Дархэм великолепен и его красота кружит мне голову сильнее любого вина. Но эта красота не моя! Она для меня чужая. К сожалению, я не приложила руку к созданию беломраморного чуда, а пришла на все готовое, намереваясь воспользоваться трудами других. Скажите, разве это справедливо? Нет, ведь меня сюда не звали. Отец одарил меня лаской, но по его растерянному лицу я сразу же поняла: он не знает, как вести себя со мной, свалившейся на него столь неожиданно. А еще я стала болезненным напоминанием об оставленной возлюбленной, погибшей по его вине. Сможет ли король жить с этой сердечной раной, с этой бесконечной пыткой: ежедневно видеть мои глаза, волосы, губы – живое свидетельство постигшей его утраты, необратимой и невосполнимой? А смогу ли я превратиться в безмолвный укор его совести, став палачом любимого отца? Нет, конечно же не смогу…
Мое сердце разрывалось от страшной муки, подсказывая вполне закономерное решение: я должна как можно быстрее покинуть прекрасный Дархэм, устремившись навстречу своей судьбе… Ведь где-то там, впереди, меня ждет мое четвертое испытание, очередное и, надеюсь, не последнее.
Итак, на сегодняшнем празднике жизни я оказалась единственным откровенно скучающим гостем, не принимающим участия во всеобщем веселье. Я испытующим, медленным взором обвела пиршественную залу и замерла от удивления. Сдается мне, что мой скоропалительный вывод совершенно неверный. В королевском дворце нашлись еще две персоны, добровольно устранившиеся от разгула пьяной вакханалии, охватившей титулованных эльфов.
Одной из таких особ была королева Эвника, молча сидевшая рядом с королем, опустив на лицо густую вуаль и почти не притрагиваясь к еде. Казалось, будто королева укрылась за железным щитом, предпочитая ничего не видеть и не слышать. Но ведь там, в шалаше, она вела себя совсем по-другому, проявляя живость, участие и благоразумие… Я удивленно хлопала ресницами, не находя логичного объяснения столь странному поведению своей мачехи. Возможно, королева еще не вполне оправилась от недавних родов?
А вторым нерадивым участником пиршества, к моему глубочайшему изумлению, был верховный чародей Лаллэдрин, подобно мне самой пристально наблюдающий за Эвникой, намеренно отгородившейся от окружающих ее дворян. Во мне разгорелось жгучее любопытство, вызванное загадочными манерами придворного мага. В чем и почему Лаллэдрин подозревал Эвнику, не сводя с нее напряженного взора охотника, загоняющего желанную добычу? Мне казалось, будто чародей ждет какого-нибудь неосторожного жеста или слова королевы, способного выдать ее истинные намерения, и тогда он непременно сделает что-то страшное, заранее вызывающее во мне ужас и содрогание… Но что именно он намеревается совершить, я не понимала. К несчастью, я сидела слишком далеко от мага, а поэтому не имела возможности вступить с ним в разговор и выведать интересующие меня подробности.
Но все-таки главным лицом, вызывающим раздражение, а не равнодушие, стала моя сестра Эвридика, вольготно расположившаяся в кресле напротив и периодически посылавшая мне делано приветливые взгляды. На протяжении всего торжества я обменялась с ней едва ли парой-тройкой фраз, поддельно умильных и ласковых. Они прозвучали насквозь фальшиво, но выполнили свое предназначение. Мы успешно обманули отца, притворившись пришедшими к согласию подругами, но притом отнюдь не обольщались насчет истинной природы нашей наигранной любезности. Если женщине нравится другая женщина, то она ведет себя с ней сердечно. Если же не нравится – то вдвойне сердечнее. И с этим ничего не поделаешь, ибо в нашем мире не существует стихии, способной превзойти женскую ненависть.
В целом же я пыталась сознательно абстрагироваться от сестрицы, отлично понимая: не стоит тратить время на того, кто не готов тратить его на тебя. Я подозревала, что мнимая безмятежность Эвридики является всего лишь деталью специально разработанного плана, призванного дискредитировать меня в глазах эльфийского общества, сильно понизив мой статус и авторитет. Ведь не зря же принцесса обещала мне войну, а при ведении боевых действий не следует слишком затягивать с атакой, дабы противник не успел опомниться или собраться с силами. Нет, в терпение Эвридики верить не приходилось, а поэтому следовало ожидать от нее какой-нибудь подлой выходки.
Вскоре мои худшие подозрения подтвердились целиком и полностью. Произошла не просто неприятность, случилось настоящее несчастье, изменившее всю мою последующую судьбу.
Изрядно выпивший Беонир неосторожно передвинул скрытую столом ногу, непредумышленно наступив на щегольской башмачок принцессы Эвридики. Красавица капризно вскрикнула, намеренно привлекая всеобщее внимание.
– Сьерр, вы так неловки! Настоящий дворовый пес! – преувеличенно громко заявила она, заставив юношу покраснеть от смущения.
– Извините! – буркнул он, простосердечно считая неловкий инцидент исчерпанным. Но эльфийка и не думала отступать.
– Вы, видно, выросли в какой-то провинциальной глуши, если умеете только хамить! – усмехнулась она, вставая из-за стола.
Шум, царящий в зале, стих, а головы всех присутствующих повернулись к принцессе.
– Что там произошло? – сердито осведомился весьма пьяный король, не имеющий сил выбраться из мягких объятий плотно придвинутого к столу кресла. – Дочка, сядь обратно и не мешай нам веселиться!
– Не сяду! – Эвридика строптиво надула губы. – Меня оскорбили!
– Кто? – требовательно повысил голос Кантор.
– Да вот этот нахал из провинции! – Пальчик принцессы обвинительным жестом указал на Беонира, который только теперь начал понимать, в какую серьезную переделку он вляпался.
– Я не нахал и родился в Блентайре! – гордо оповестил юноша, вскакивая на ноги.
Его заявление было встречено гулом возмущенных голосов, ибо даже малейшее упоминание о злополучном городе, некогда покинутом эльфами, считалось в Дархэме дурным тоном и вызывало негодование.
– И я умею говорить дамам комплименты! – упрямо продолжил юноша, лишь усугубляя свое и без того щекотливое положение.
– Ну-ну… – подначили несколько невнятных мужских голосов. – Докажи!
– Принцесса, у вас такие огромные глаза, что в них можно утонуть! – Беонир галантно поклонился Эвридике, красиво приложив руку к груди.
Принцесса сердито прикусила губу, не найдя повода для выражения недовольства, а юношу поддержало несколько хлопков, правда вялых и тихих. Похоже, при дворе Эвридику не любили.
Я облегченно вздохнула, разжимая судорожно сжатые кулаки. Я искренне переживала за своих друзей, но, к счастью, все обошлось и беда миновала. Вернее, почти миновала, но тут вмешалась Ребекка, просто обожающая право последней реплики.
– А на носу – повеситься! – вдруг вполголоса добавила ревнивая воительница, гармонично дополняя комплимент своего жениха.
По залу прокатилась шквальная волна хохота. Смеялись все: дамы и их кавалеры, лакеи в ливреях и разносящие блюда слуги, маги и стражники. Кажется, даже пламя свечей иронично колыхалось в такт всеобщему веселью, радуясь публичному унижению вредной принцессы.
Эвридика побагровела от негодования.
– Папочка, прикажи немедленно казнить этих чужаков! – взбешенно заорала она. – Ибо в моем лице они унизили весь Дархэм!
– Но… – озадаченно начал король, – они же пошутили. Они сейчас извинятся!
– Не дождетесь! – упрямо взвилась пьяная Ребекка, напористо стуча по столу кулаком. – За правду не извиняются!
Хохот возобновился с новой силой, ведь, что греха таить, нос у Эвридики и впрямь был чуть длинноват.
– Казнить чужаков! – верещали в унисон принцессе многие эльфийские девушки, которых очень уж задели красота и смелые манеры Ребекки.
Король растерянно молчал, нерешительно ерзая в кресле…
И тут поднялась королева. Она откинула вуаль, открывая свое бледное, искаженное от гнева лицо.
– Приказываю казнить наглых пришельцев! – холодно возвестила Эвника, взмахом руки подзывая стоящую возле дверей стражу. – Немедленно казнить обоих!
В пиршественном зале воцарилась гробовая тишина.
– Но как же так? – испуганно вякнула мгновенно протрезвевшая Ребекка. – Вот Тьма!..
– Это несправедливо! – возроптал Беонир, побледневший до синевы. – Надеюсь, это все не всерьез?
– Конечно всерьез! – непреклонно хмыкнула Эвника, снова усаживаясь на место. – Приговор королевы окончательный и обжалованию не подлежит!
– Чтоб вас всех мантикора три раза переварила! – с ненавистью рычала лайил, но стражники уже заломили ей руки за спину и вывели из-за стола. Ниуэ, не оказав никакого сопротивления, безмолвно последовал за невестой. С его бледного лица не сходила гримаса недоуменного отчуждения.
«Ну вот они и начались, мои ожидаемые неприятности!» – с каким-то противоестественным безразличием подумала я, намеренно шумно отодвигая свое кресло. Как известно, гнев – плохой советчик. Поэтому если вас задели, то успокойтесь, выровняйте дыхание, досчитайте до десяти, а потом… спокойно бейте точно в челюсть!
– Эти воины являются моими друзьями и личными телохранителями, а посему не могут быть наказаны без моего согласия! – во весь голос возвестила я.
Прошелестел всеобщий вздох изумления, подобный шороху набегающей на гальку волны, заглушивший все остальные звуки.
– Тогда казните их вместе с хозяйкой! – ультимативно заорала Эвридика, радостно сверкая глазами.
– Я не ослышалась? Казнить вместе с Наследницей трех кланов, рожденной ради спасения Лаганахара? – с великолепным сарказмом уточнила я, подмигивая своей не в меру ретивой сестрице. – А не много ли ты на себя берешь, милая моя?
Лаллэдрин издал короткий едкий смешок, поддерживая мою здравую реплику. Какая-то особо чувствительная девица хлопнулась в обморок, эффектно свалившись под стол. Король невразумительно кряхтел, прикрывая платком страдальчески перекошенный рот и демонстрируя, насколько беспомощной фигурой он оказался в нынешней запутанной партии, разыгрываемой самой судьбой. Да, кстати Лаллэдрин успел-таки выполнить свое обещание и немного научил меня игре в шахматы, которая сразу же очаровала мой ум, склонный к логическим изысканиям. И теперь следовало признать, что в пиршественном зале складывалась идеально патовая ситуация!..
– Да, казнить их всех! – внезапно поддержала королева, встав на сторону обиженной дочки. – Вместе с Наследницей!
Количество отдыхающих под столом дам многократно умножилось.
Лаллэдрин смотрел на Эвнику холодным взглядом палача, выбирающего наиболее подходящий способ казни.
Овэлейн, в парадном карауле стоящий подле двери, многозначительно положил ладонь на рукоять меча, подарив мне красноречивый прищур: «Я на твоей стороне, Наследница!»
Я хладнокровно рассматривала пиршественный зал, мысленно прикидывая наши шансы на спасение. Мужчин здесь много, но основная их часть вооружена не боевыми, а церемониальными клинками, не представляющими реальной угрозы. А если мы сумеем укрыться за правильно перевернутым столом… В общем, неплохо, неплохо…
– Хватит! – вдруг раненым вепрем взревел отец, могучим рывком в щепки разнося свое кресло. – Я пока еще король, а значит, мне и решать, кто и чего тут заслуживает!
Лаллэдрин одобрительно кивнул, всецело поддерживая статус своего венценосного воспитанника. Я с облегчением вздохнула, понимая, что мы, возможно, и умрем, но точно не здесь и не сегодня.
Ребекка показала принцессе увесистый кукиш, намекая: «На-кася выкуси!»
Эвридика покраснела, словно перезрелый помидор, грозящий вот-вот лопнуть.
– Но, папа… – скороговоркой завела непокорная капризница. – Как же так?
– А вот так! – Кантор шумно перевел дух, немного успокаиваясь и вальяжно опускаясь в другое, услужливо пододвинутое ему кресло. – Йохана, ты принимаешь на себя ответственность за поведение своих воинов?
– Всецело, ваше величество! – дисциплинированно поклонилась я.
– Значит, тебе за них и отвечать! – милостиво улыбнулся отец. – Отныне этот инцидент переходит в категорию личных и касается лишь двух моих дочерей, Йоны и Эвридики! Как вы намерены его разрешить?
– Поединком! – опережая сестрицу, торопливо предложила я. – Магическим или с помощью оружия!
В глазах моей противницы зажглись насмешливые огоньки.
«Что она задумала? – с тоскливой опаской подумала я. От Эвридики можно ожидать любого подвоха. – Она меня не боится? Даже после нашего утреннего столкновения? Хм…»
– Магия, оружие! – язвительно рассмеялась принцесса. – Фу, как это вульгарно! Я предлагаю поединок иного рода.
– Какого? – вслух озадачилась я.
В напряженно расширенных глазах Лаллэдрина, ставших для меня индикатором накаленности окружающей обстановки, мелькнула откровенная паника, наполняя мое сердце растерянностью.
– Негоже нам проливать кровь в королевском дворце, да еще в столь праздничный день! – томным голоском мурлыкнула принцесса. – Предлагаю устроить музыкальный поединок, столь любимый в Дархэме и способный доставить истинное удовольствие всем присутствующим!
– А-а-а! Требуем музыкального поединка! – дружным хором взревела толпа пьяных эльфов, поддержав свое мнение громом оваций. – Требуем!
– Быть по сему! – согласно улыбнулся король, взмахивая белым платком. – Музыканты, несите свои инструменты. Начнем, с помощью Шарро! Если поединок выиграет моя дочь Йохана, то ее друзья останутся живы. А вот если его выиграет принцесса Эвридика, то они умрут!
Сестрица смотрела на меня свысока, чуть жалостливо и очень злорадно.
Лаллэдрин так сильно прикусил нижнюю губу, что на подбородок сбежала тонкая струйка алой крови. «Ты пропала, Наследница!» – прочитала я в его глазах.
«Тьма, что же задумала эта стерва?» – тщетно гадала я, так и не сумев расшифровать причину преждевременного откровенного ликования своей сестры, что читалось на ее лице. Кажется, я сильно погорячилась, убеждая себя, что мы умрем не сегодня и не здесь… Кажется, я ошиблась!
Тем временем в зале появились несколько музыкантов, несущих скрипки, флейты, арфы и обязательную мелодику. Они выстроились полукругом, сгруппировавшись возле Эвридики, вставшей в красивую позу готовящейся к выступлению певицы. И тут меня осенило… Я поняла, какого именно рода испытание мне предстоит пройти. А попутно я вспомнила и свое первое впечатление от удивительно благозвучного голоса Эвридики, поразившего меня в момент нашего знакомства. Принцесса наверняка прекрасно поет!.. Прервав мои траурные размышления, музыканты заиграли, а эльфийка открыла свой хорошенький ротик, из которого полились куплеты страстной баллады, сразу же заворожившей всех собравшихся в зале гостей, включая меня, Ребекку и Беонира…
Видно, так пожелали боги,
Чьи сердца холодны, как камень,
Разделили судьбы дороги
Белый Лед и багровый Пламень.
Проложив между ними время,
Их разбили на две частицы.
Им не скинуть разлуки бремя.
Не приблизить друг к другу лица.
Кто Богов призовет к ответу?
Кто наложит на них повинность?
Бродят Пламень и Лед по свету,
Проклиная свою невинность.
Он – студеней ночного мрака,
В горький лед превращает воду,
Овдовевший до мига брака
И в любви не нашедший броду.
А она, вся пылая страстно,
Словно щепки сердца сжигала
И сгорела дотла напрасно
В буйной пляске ночного бала.
Им бы радугой яркой слиться
Да снежинок зажечь созвездье,
Только снова богам не спится
И готовят они возмездье.
За любовь, что разрушил Пламень,
За тоску, что со Льдом осталась,
Доля тяжкая, будто камень,
Тем влюбленным навек досталась.
Осудили их злые боги
И предали сердечной муке,
Не сольются в одну дороги,
И придется им жить в разлуке.
Наши души по чьей-то воле
Беспрестанно по миру бродят,
Ищут в счастье себя и в горе,
Ищут всюду – и не находят.
Но надеюсь, любви обеты
Раздробят тот холодный камень,
Чтобы встретились снова где-то —
Белый Лед и багровый Пламень.
Принцесса замолчала…
Еще несколько томительно долгих минут в зале сохранялась звенящая тишина, а затем она взорвалась шквалом оглушительных рукоплесканий и криков «браво», издаваемых благодарными слушателями. Следовало признать, что Эвридика и правда пела просто сказочно! Я уныло повесила голову, ожидая своего неминуемого провала и поражения, ибо помочь мне могло только чудо… Спаси меня всемилостивый бог Шарро, ведь я совершенно не умею петь!..