Глава 9
В это знаменательное утро даже солнышко поднялось до неприличия рано и сразу засияло в полную силу, очевидно, намереваясь стать главным приглашенным на готовящемся торжестве. Но гости, чуть ли не с вечера занимавшие самые удобные места на пути следования свадебного кортежа, намного опередили торопливое солнце. Огвур, лично совершивший последний полуночный обход патрулей, с хохотом рассказывал мне, что счастливые горожане еще затемно начали жечь костры, накрывать столы, перегораживающие половину улиц, и неуемно пить за здоровье принцессы, короля и прекрасной королевской невесты. Я покачала головой:
– Завтра, вернее, уже сегодня к рассвету у нас на руках окажется в стельку пьяная столица с массой вытекающих проблем!
– Так прикажи отменить свадьбу, пока еще есть такая возможность, – лукаво подмигнул орк.
– Ну, уж нет! – усмехнулась я в ответ. – Я жить хочу. А приказ об отмене праздника, безусловно, станет самым быстрым и надежным способом наконец-то безвозвратно отправиться во владения бабушки Смерти. Народ утомлен войной, ему хочется вина и зрелищ. К тому же, предстоящая свадьба сильно поднимет королевский престиж и авторитет Ульриха!
– Брат, брат – только и слышу от тебя это слово, – ворчливо упрекнул Белый Волк, бережно укутывая меня пушистым пледом. – О нем одном думаешь! А о тебе кто подумает?
– Ты! – Я ласково прижалась к широкому плечу друга. Мы стояли на вершине сторожевой, продуваемой всеми ветрами башни. Было зябко и немного волнительно. Внизу, на улицах столицы, переливались огни праздничных фонарей и двигались тени множества танцующих фигур. Доносилась залихватская мелодия разудалой народно-документальной плясовой песни «Уж как мы зомбей побили!». – Почему ты сам патрули проверял? Вроде бы это обязанность Ланса?
– А он наряд готовит! – хохотнул орк. – Теперь мне всю ночь разговорами про прическу и шелковые чулки спать не даст!
Я улыбнулась:
– Ну, благослови нас Аола, думаю – все образуется!
Огвур искоса взглянул на меня:
– А Генрих так и не вернулся…
Я промолчала.
Каменная мостовая, вручную выскобленная с мылом и щелоком, отливала серебром. Путь к храму Аолы оказался пышно изукрашен гирляндами из живых цветов и плакатами с пожеланиями, развешанными прямо на стенах домов. Я прочитала несколько образцов литературного творчества городского магистрата и поморщилась. Ой, и поговорю же я потом по душам с бургомистром! Ну, как прикажете понимать, к примеру, вот такую надпись: «Чтоб у красотки Анабель – не пустовала колыбель!» Что там уважаемые старейшины себе навоображали? Мой брат ведь в первую очередь король, а отнюдь не кролик-производитель. Или еще: «Ты больше всех столиц, Наррона, – не облетит тебя ворона!» Причем, под слоем небрежно положенной белой краски проступало совсем другое выражение, звучавшее как «не обоср…», первоначально написанное вместо «не облетит». Хотя логично, птицы – они же на лету гадят. К тому же, чрезвычайно удачная рифма: Наррона – ворона. И уж совсем добил меня огромный транспарант, гласивший: «Мы Ринецею не боимся – мы нашей Ульрикой гордимся!» Это что, намек – типа с такой безобразной принцессой, как я, уже ни один враг страшным не покажется? Я почесала в затылке. Не далее, как вчера, сам бургомистр толкнул проникновенную речь – что, мол, город из дружеских побуждений и уважения к правящей фамилии готов взять на себя все расходы по созданию праздничных декораций. Да уж, постарались, однако, ничего не скажешь. Я хмыкнула. Как говорится, с такими друзьями – и врагов не надо!
Но во всех слоганах одно слово повторяется чаще других – наша! Да за такое патриотическое отношение, за такие собственнические чувства бургомистра не ругать – на руках носить нужно!
В небе парил дракон, изливающий на гостей поток розовых лепестков и золотых монет, с удовольствием подбираемых уже изрядно захмелевшими горожанами. Праздничную процессию открывали два десятка демонов из отряда Азура, несших флаги с гербами Нарроны. Следом за ними гарцевали отборные конники графа де Ризо, разодетые в зеленый бархат – цвет королевского дома де Мор. За славной конницей ехали Огвур на огромном черном жеребце и Ланс на Снеге. Полукровка, наряженный в белый, шитый алмазами шелк, с распущенными пепельными волосами, был так хорош собой, что принимался многими за королевскую невесту. Следующими выступали великие архимаги, левитирующие невысоко над мостовой и, на радость детворе, попутно демонстрирующие простенькие магические фокусы. Я, как главный постановщик торжества, чрезвычайно переживала за сценарий и умоляла волшебников не увлекаться и не переборщить с чудесами. Несмотря на мои просьбы, в последующие за свадьбой дни выявилось, что маги не только исцелили массу слепых, глухих и хромых, но даже явно перестарались и случайно оживили умершего накануне мясника. Усопший, нежданно выбравшись из мертвецкой, заявился домой, где и оказался немедленно упокоен повторно, на этот раз окончательно, здоровенным мельником – давним любовником свежеиспеченной вдовушки.
По пятам за магами шествовал маркиз де Лю Рю – Первый советник двора, окруженный личной гвардией короля. Под громкие ликующие крики он объявил о всеобщем городском бале, намеченном на вечер, с бесплатной выпивкой и закуской для всех желающих, а также о неслыханном фейерверке, обещанном магами.
А потом настало время и для меня. Ульрика де Мор, герцогиня Нарронская, Старшая королевская сестра, Охранительница королевства – как только не называли меня в народе. Но из всех наиболее употребляемых титулов я признавала лишь один, звучавший чаще других: наша Сумасшедшая принцесса! И столько искренней любви и благодарности простых людей присутствовало в этом нелепом прозвище, что оно выглядело намного величественнее, чем какая-нибудь Обалденнопрекрасная или Зашибисьнепобедимая!
Я ехала одна, верхом на Бесе, одетая в простой кожаный колет и любимую поношенную шляпу с пером. И через каждые несколько метров из толпы простонародья выбегал очередной смелый подросток, желающий получить почетное право – немного провести под уздцы моего всхрапывающего от волнения жеребца.
И вот, наконец, появилась открытая карета, которую легко катил мудрый грифон Граникус. Крики толпы стали оглушительными, достигнув апогея. В карете сидели Ульрих и Анабель – молодые, сияющие восторгом и счастьем взаимного чувства. На переднем сиденье королевский тесть – толстенький барон де Кардиньяк – заливался слезами умиления и оглушительно сморкался в огромный носовой платок. Из складки пышных юбок новобрачной ненавязчиво выглядывала ручка знаменитой скалки.
Обряд бракосочетания, совершенный при гигантском скоплении самых знатных дворян королевства, провел уже известный мне Первосвященник в главном храме богини Аолы. Двери святилища сами растворились перед молодоженами, и позднее растроганная королева Анабель рассказывала всему двору, что жрицы богини напророчили им с Ульрихом долгие, счастливые годы царствования и безоблачное семейное благополучие, осененное рождением многочисленного потомства. Праздничная процессия уже покидала храмовую площадь, когда на нее ворвалась взмыленная четверка гнедых лошадей, запряженных в золоченую лакированную карету. Толстый бабушкин кот, сидевший на козлах, спешился, подмигнул мне, низко поклонился королевской чете и торопливо распахнул дверцу, из которой к ногам восхищенно визжавшей Анабели хлынула лавина редкостных драгоценных камней вперемежку с бесчисленными букетами нежнейших белых роз. То был свадебный подарок королевы Смерти!
Ближе к вечеру на главной дворцовой площади появился королевский оркестр, и начались танцы. Но, поскольку до этого приглашенные (хотя и не все) смогли выдержать обильный ужин, с еще более обильной выпивкой, то я, право же, затруднялась определить – кто, с кем и какой танец танцевал. Самой расслабиться так и не удалось. Ежеминутно ко мне стекалась информация от группы наблюдения за порядком, возглавляемой убежденно не пьющим графом де Ризо. В душе нарастала паника: ситуация в столице медленно, но упорно выходила из-под контроля.
Тучная супруга бургомистра, катаясь на карусели, перегрузила роскошными телесами хлипкое деревянное креслице на цепочке. Карусель оборвалась. Дородная дама хлопнулась на дощатый помост, проломила разрисованное днище примитивного развлекательного объекта и улетела куда-то глубже. Даму бережно извлекли из образовавшейся ямы и, в благодарность, крепко расцеловали. Потому что под сломанной каруселью обнаружился старинный и давно всеми позабытый погреб с внушительным запасом выдержанного гоблинского самогона самого высокого качества. После этого тотальная пьянка быстро набрала свежие обороты.
Другой отряд доложил, что группа молодых меласских дворян, пребывая в состоянии сильного алкогольного опьянения, грязно приставала к Лансу, приняв его за девушку из-за распущенных длинных волос и обилия косметики на смазливом лице. В собственное оправдание дворянчики упрямо твердили, что теперь в столице сама Ринецея не разберет пола первого встречного. Поскольку, следуя моему примеру, половина мужчин носит локоны и ожерелья, а половина дам – штаны, сапоги, шляпу и меч за спиной. Пришлось срочно спасать незадачливых пьянчуг от разъяренного Огвура, обуреваемого ревностью.
– Посадите их на коней и немедленно отправьте домой! – требовал взбешенный орк.
– Тихо, дружище! – шепотом уговаривал его граф де Ризо. – Ну, посмотри же сам – какое там «на коней»? Да эти молодцы даже на стульях усидеть не смогут!
Третья бригада пришла с вопросом – что делать с Эткином и Граникусом, добравшимся до неприкосновенного запаса элитных эльфийских вин.
– Конечно, срочно выгонять из хранилища! – громко возмутилась я. – А то завтра нам опохмеляться нечем будет!
– Никто не рискует связываться с пьяным драконом! – отрапортовал Раймон де Ризо, пряча усмешку. – Что пообещать храбрецу, отважившемуся на подобный подвиг?
– Звание героя Нарроны и орден с брильянтами! – легкомысленно брякнула я.
Солдаты сломя голову кинулись исполнять приказ.
– Посмертно! – тихонько добавила я им вслед.
Очередной отряд принес совсем уж сногсшибательную новость. Несколько юных отпрысков самых именитых домов Нарроны сбежали от утративших бдительность родителей и отправились в популярный бордель, объявивший, по случаю бракосочетания короля, невероятные скидки. Нетрезвые поклонники свободной любви промахнулись улицей и – тут мы с Раймоном начали хохотать, как безумные, – угодили прямиком в приют для престарелых королевских фрейлин. Обитательницы сего богоугодного заведения, самая молодая из которых однозначно годилась в прабабушки любому из несовершеннолетних повес, в честь праздника нещадно наштукатуренные в четыре слоя, возблагодарили Аолу за столь неслыханный подарок – и приняли потенциальных любовников с распростертыми объятиями. «Потенциальные любовники – шикарный каламбур!» – восхитился понятливый граф де Ризо. С потенцией у сосунков и впрямь проблем не возникло. Возможно, это и не плохо, что юные дворяне приобрели первый любовный опыт в более утонченном обществе, чем банальное сборище дешевых потаскушек. Но я мысленно посочувствовала повесам, представив их завтрашнее пробуждение на увядшей груди любвеобильных старух. Возможно, глядя на своих дам и понимая, что в том, что они их вчера соблазнили, была вовсе не их заслуга, малолетние шалопаи охладеют если не к женщинам, то хотя бы к горячительным напиткам.
Приближался кульминационный момент. Шеренга пажей с факелами, выстроившаяся в самом центре площади, приготовилась сопроводить молодых до порога королевской опочивальни. Расшалившиеся гости так и сыпали нескромными советами и пожеланиями. Ульрих игриво посмеивался, Анабель целомудренно краснела и закрывалась прозрачной вуалью. Исполняя многочисленные просьбы присутствующих девушек, невеста традиционно повернулась спиной к гостям – и высоко подкинула свой букет… к бесконечному восторгу собравшихся, угодивший прямо в руки ничуть не смутившегося Лансанариэля.
Сопровождаемые почетным эскортом, новобрачные уже начали подниматься по ступеням крыльца, как небольшая группа всадников, вихрем ворвавшихся на площадь, сумела привлечь к себе всеобщее внимание. Скачущий впереди мужчина соскочил с рыжей лошади и упал на колено, почтительно поднося к губам край белого платья невесты. Я пригляделась и ахнула: это был Генрих де Грей.
Барона сопровождало несколько юных сильфид, сияющая красота которых заставила завистливо вздохнуть многих из нарронских дворянок. Да и прочие спутники де Грея, кавалеры и маги, все как на подбор отличались не имеющей каких-либо изъянов внешностью. Барон поднялся с колен и одним движением сорвал черную маску, всегда скрывающую его лицо. Народ на площади удивленно закричал. Ни малейшего следа от уродливых, грубых рубцов не портило бархатистой, смуглой кожи Повелителя сильфов. Резкие скулы, гладкие здоровые щеки – все безукоризненно являло неброскую, мужественную притягательность его черт. Я смутилась и опустила голову.
– Смотрите все! – во весь голос призывал Генрих, поворачиваясь во все стороны и подставляя открытое лицо сотням любопытных взглядов. – Заклятие спало! К сильфам вернулась прежняя безупречная красота! Войско Ринецеи оставило нас в покое. Мой народ вышел из пещер и теперь вновь отстраивает свою древнюю столицу – легендарный город Силь! Я не знаю, что такого ты сделала, принцесса! – обратился он ко мне. – Но мой народ благодарен тебе за спасение жизней наших детей, за бесценный подарок – возможность снова стать великим, свободным народом!
Нарронцы встретили слова сильфа длительным шквалом оваций.
– Я предлагаю заключить нерушимый союз между нашими государствами! – продолжал барон. Он вынул из-за пазухи бархатный футляр, а из него – сказочную диадему, увенчанную огромным сияющим сапфиром. Это бесценное украшение он осторожно преподнес королеве Анабели, которая дрожащими руками возложила хрупкую диадему на свою белокурую голову. Сапфир немедленно заиграл всеми гранями, подчеркивая прозрачную синь бездонных очей юной невесты. Из уст собравшихся вырвался единогласный возглас восторга.
– Эту диадему носила моя матушка, – сказал Генрих. – Она называется «Слеза богини» и входит в число семейных реликвий. Прими ее, прелестная Анабель, в качестве свадебного подарка, как знак нашей любви и дружбы!
– Да здравствуют благородные сильфы! – Дворяне вытащили шпаги, салютуя гостям.
Мы с Ульрихом переглянулись и поняли друг друга без единого слова.
– Мой царственный брат! – Юный король Нарроны благодарно пожал протянутую ладонь сильфа. – Союз наших королевств, безусловно, принесет много пользы обоим народам! Пусть он станет взаимовыгодным и нерушимым на века!
– Да, брат мой! – Генрих тепло обнял Ульриха за плечи. – Но это еще не все. Я хочу просить у тебя руки и сердца любимой сестры, нашей спасительницы – отважной принцессы Ульрики!
После этих слов на площади воцарилась гробовая тишина. Затаив дыхание, гости ждали моего ответа.
– Я не могу принуждать единственную сестру! – чуть слышно вымолвил Ульрих. – Она сама вольна выбирать собственную судьбу!
Я подняла глаза и долго всматривалась в лицо Генриха. Взгляды наши встретились. Что увидела я в глубине этих непроницаемых черных зрачков? Я искала любви, нежности, но нашла лишь гордость, долг, благодарность… Неужели он решил жениться на мне только из благодарности за спасение? Из благодарности целовать мое оставшееся изуродованным лицо? И это в окружении прекрасных сильфид, на фоне собственной мужественной красоты, в присутствии неотразимых Нарронских молодоженов? К чему мне такая жертва? Я прикоснулась к золотой маске, скрывающей мой ужасный облик, находя в ней утешение и защиту.
– Никогда! – слова мои звенели над притихшей площадью. – Слышите все, никогда у прекрасного народа сильфов не будет безобразной Повелительности! Это… это гадко и несправедливо!..
Праздник катился по проторенной, развеселой дорожке, полностью соответствуя девизу бургомистра, звучавшему как: «Давайте все напьемся в дым, чтоб было счастье молодым!». Кстати, сами новобрачные давным-давно уединились в спальне по своим наиважнейшим интимным делам. В дальнейшем изрядно нетрезвую публику развлекали маги, устроившие невиданный по красоте и размаху фейерверк. Огненные брызги всех цветов радуги непрерывно взлетали в небо, где эффектно взрывались щедрой гроздью пышных, долго не потухающих цветов. Светящиеся пчелы с жужжанием пронзали ночную тьму, к бурному восторгу зрителей, превращаясь то в бабочку, то в стройную свечку с яркой звездой на конце. Народ ронял шапки, охал и ахал, витиевато и порой не совсем прилично превознося мастерство наших на славу потрудившихся кудесников. Ох, уж мне эта непостижимая широта человеческой души, не поддающаяся никакому логическому обоснованию! Нагляднее всех ее демонстрировал вездесущий и весьма колоритный бургомистр, одной-единственной меткой фразой точно отразивший всеобщее отношение к подарку магов: «Молодцы, колдуны, гоблин их раздери!». Но так ведь оно и есть, лучше и не скажешь!
Удобно устроившись на дружелюбно подставленной драконьей лапе и подняв к небу зареванное лицо, я тоже, но, может, не очень внимательно – любовалась огненной феерией.
– Ну, Ульрика, прошу тебя, перестань реветь! – ласково утешал меня Эткин. – Знаешь известную фразу – не ходите девки замуж, ничего хорошего… Продолжить ее до конца?
– Не надо, – шмыгнула я распухшим от слез носом. – Там дальше сплошные скабрезности…
– Вот! – Дракон наставительно поднял коготь. – Брак сам по себе и есть скабрезность!
– Не-е-э-эт…. или да-а-а-а… я не уверена, – жалобно протянула я. – Он из благодарности хотел, словно он мне должен…
– А вот это ты зря! – убежденно попенял дракон. – Это ты сама придумала. Мне кажется – он тебя любит!
– Да за что меня любить?
– Э, – усмехнулся друг, – думаешь, любят только умных и красивых? Ан нет, любят всяких – и косых, и кривых, и тупых. Любят, даже если и любить-то не за что. Потому что любят не за что-то, а всегда – вопреки всему. Будет у тебя еще настоящая любовь.
– Я знаю, – призналась я. – Мне об этом же бабушка Смерть говорила!
– Вот и слушайся умную бабушку!
– Да, но время-то уходит. С каждым прожитым годом мой шанс на любовь до гроба – возрастает многократно! – трагично возопила я, буквально упиваясь собственным горем.
– А сколько тебе лет, детка? – ехидно поинтересовался Эткин.
– Много уже. Целых семнадцать!
– Ой, не могу! Ой, держите меня трое! – громко ржал дракон. – Тоже мне старуха нашлась. Не придуривайся, Мелеана! Если считаешь, что тебе замуж только по возрасту пора, то еще не поздно согласиться на предложение Генриха.
Слезы из моих покрасневших, превратившихся в щелочки, глаз полились еще обильнее:
– Ну, не могу же я согласиться с первого раза!
– И почему это, позволь узнать? – искренне удивился Эткин. – Неужели надо поломаться, цену понабивать, почувствовать свою власть над мужчиной?
– Настоящие женщины никогда не соглашаются с первого раза! – всхлипнула я. – Так во всех эльфийских романах написано. Героиня всегда проверяет любовь на прочность, заставляет героя ждать ее благосклонности минимум года три. Это так романтично!
– Дуры твои героини! – жестко развенчал собеседник мою дутую идеологию. – Романтики ей, понимаешь, захотелось! Да где ты, интересно, в жизни эту хваленую романтику-то видела? В жизни все грубо, быстро и прозаично. Романтика – она только в твоих балладах бывает!
– Вот и хочется романтики!
– Хочется! – удачно передразнил дракон мой гнусавый голос. – Правда жизни состоит в том, что, если настоящая женщина никогда не соглашается с первого раза, то настоящий мужчина ничего не предлагает во второй раз!
– И что теперь делать? – горестно взвыла я, почти перекрыв грохот взрывающихся петард:
Мужчины – такова природа,
Что и в большом, и даже в малом, —
Все – от красавца до урода —
Себя считают идеалом.
Самоуверенны безмерно,
Меч наголо… и в бой поскачут,
А жены – дом ведут примерно,
Ждут мужиков и горько плачут.
Рыдают громко в божьем месте —
Мол, свистнул меч… летит глава!
Ведь только год прожили вместе,
И вот она – с дитём … вдова.
Мужчины склонны, без сомненья,
Дарить нам лживые слова,
И ими правит, к сожаленью,
Частенько – нижняя глава…
Уж сколько раз твердили миру —
Коль в жизни хочешь ты покой,
Не сотвори себе кумира…
И не молись на род мужской…
– Ох, как все запущено… – Эткин внимательно выслушал вдохновенную слезливо-песенную импровизацию. – А ничего не делай. Забей на эмоции. – Он философски пожал плечами, чуть не уронив меня на землю. – Время покажет. Да и некогда тебе слезы лить, дел-то вон сколько намечено!
– И точно! – Я шмыгнула еще один разочек, напоследок, и решительно утерла глаза. – Придется выполнять данные обещания.
«А еще очень хочется разобраться с третьим испытанием, про которое Смерть так и умолчала. Да и пора бы понять, какое загадочное Кольцо мне предстоит замкнуть», – подумала я про себя.
– Умница! – похвалил Эткин. – Авось, пока разбираешься с нашими загадками, твои загадки сами с тобой разберутся… или тихо рассосутся, – добавил он и подмигнул.
Я нерешительно улыбнулась:
– Ты так думаешь?
– О да, я в этом уверен! – излишне поспешно поддакнул дракон.
– И с чего же мы начнем?
– Гм, – задумался он, прикрывая сапфировые глаза. – Я слышал, что в Долине кленов есть древний храм, в котором якобы хранятся документы, имеющие отношение к исчезновению моих собратьев. Может быть, для начала наведаемся туда?
– Мы с тобой вдвоем?
– Ну, зачем же вдвоем, – заговорщицки усмехнулся друг. – Огвур и Ланс выразили горячее желание сопровождать нас. Собственно, они уже уехали. Обещали, что будут ждать в домике достопамятного тебе паромщика.
Я вспомнила перекошенное лицо мужика, сцену с кошкой и, не удержавшись, фыркнула от смеха:
– А Ульрих нас отпустит?
– А мы ему не скажем, – шаловливо хихикнул гигант. – Пусть занимается королевством сам, чай, уже не маленький!
Я восторженно рассмеялась:
– Ах ты, провокатор. Ведь отлично знаешь, что не замуж мне хочется, а не терпится увидеть и узнать что-то новое!
– Я вас, человеков, насквозь вижу, – горделиво прихвастнул дракон. – Вы же самые беспокойные и пытливые из всех тварей.
– Что, и даже через шелковую рубашку видишь? – деланно испугалась я, хватаясь за кружевные рюши на груди.
– Не, ну, не до такой же степени! – притворно-стыдливо отвел глаза хитрец.
Генрих нещадно подгонял Песню, чего никогда не делал раньше. Обиженная кобыла закусила удила и летела быстрокрылой птицей, почти не касаясь мостовой стройными длинными ногами. Ветер свистел в ушах обезумевшего наездника. Плащ запутался, зацепившись за стремя, и Генрих попросту скинул его, отбросив в придорожную пыль. Шляпа всплеснула полями, взмахнула пушистым белым пером, прихваченным дорогим алмазным аграфом, и упорхнула следом. Задыхающийся от разочарования барон рванул завязки колета. Прочные кожаные шнурки лопнули, как гнилая пеньковая веревка. Сорванный колет редчайшего эльфийского бархата беззвучно растаял в темноте. Ничего, свита подберет. Или не подберет, да и демон с ним! Испуганные дворяне первое время еще пытались догнать своего Повелителя, но внимательнее присмотревшись к его бледному, перекошенному лицу, предпочли держаться на почтительном отдалении. Ибо барон так судорожно хватался за Гиарду, что становилось страшно – не вынашивает ли он плана убить кого-нибудь невезучего, не вовремя подвернувшегося под монаршую руку. А Генриху и впрямь – очень хотелось убить. Сдавить сильными смуглыми пальцами ее непокорную белую шею. Вцепиться в роскошные рыжие локоны, свободной волной плещущиеся за спиной. Его всегда безмерно возбуждало это упоительное зрелище – длинные волнистые пряди волос обвивают рукоять Нурилона, словно соединяя меч и его хозяйку в одно гармоничное, неразрывное целое. Внимательные, насмешливые зеленые глаза в обрамлении густых черных ресниц. Ниже начиналась золотая маска, придающая принцессе загадочно-неземной вид, а сразу под краем волшебного украшения рдели губы, яркие, как малина, и такие же сладкие. Никогда более не суждено Генриху позабыть вкус этих манящих губ, таких желанных, таких недоступных. Единственных в мире, единственных для него. И как искусно умели они складываться в неприступную гримаску. Она презрительно щурила глаза, приглушая их изумрудный свет, хмурила ровные, словно нарисованные, дуги бровей и говорила – нет. Снова нет, всегда нет! Да будь она проклята! Она – само благословение божье во плоти!..
Хриплый, полный мучительной боли всхлип вырвался из искусанных в кровь губ сильфа. Он шарил по груди, искренне веря, что под выпуклыми ребрами, под крепкими мускулами уже нет разбитого сердца. Что влюбленное сердце осталось там, у ее ног, на площади Нарроны, где она глумливо растоптала его своими нарядными сапогами.
– Я люблю тебя! – кричал Генрих, но встречный ветер вбивал обратно в глотку эти запоздалые признания. «Я люблю тебя!» – обреченно стонала измученная душа, не способная жить вдали от предмета безумной страсти.
– Тебя, тебя… – насмешливо вторило жестокое эхо, единственный попутчик несчастного влюбленного.
Рассорившись с Ульрикой в первый раз, в ночь неудачной попытки проникнуть в Незримую башню, Генрих поскакал домой. Уже будучи совсем близко к пещере, он обнаружил исчезновение уродливых рубцов, с рождения обезображивающих лицо барона. А открыв защитные плиты, перекрывающие вход в убежище сильфов, встретил своих соплеменников – всех живых, здоровых и красивых. Пережив их первое удивление при виде взрослого, могучего Повелителя, он понял – она что-то совершила, сотворила невозможное. Ведь войско Ринецеи прекратило осаду и исчезло в неизвестном направлении. Он помчался обратно, по пути сталкиваясь со все новыми и новыми слухами, обраставшими невероятными подробностями, превращавшими ее в живую легенду. Она вынесла мертвого брата из башни, она осмелилась отказаться от дара Камня власти, она впала в беспамятство, а принц ожил, принц стал королем. И, наконец, она – проснулась! И уже в столице, поговорив с магами, он узнал об ее соглашении с демиургами и содрогнулся от ужаса и благоговения! Несчастная, отважная, бескорыстная девочка – пожертвовавшая всем. О, как мечтал он привлечь на свое плечо эту буйную рыжую голову. Защитить ее от всего, ее – такую сильную и смелую, но в душе – такую хрупкую и ранимую. А она – отказалась! Сказала: «Нет», – и, повернувшись, ушла, оставив его одного, недоумевающего и безутешного. Пусть будет проклята ее неуемная гордость!
«Женюсь, – мстительно решил Генрих. – На самой прекрасной эльфийской принцессе. Назло ей. И пусть она потом от досады себе локти кусает!»
Солнце медленно выползало из-за горизонта, такое же помятое и заспанное, как и все мы сегодня. И явно – страдающее сильнейшим похмельем. Надо будет узнать у Марвина – может, они с Саймоном с пьяных глаз вчера и солнцу умудрились налить? Похоже, эти двое магов еще и не на такое способны.
Я привычно собрала небольшую походную сумку. Усмехнулась. Ситуация до нелепости напоминала мой поспешный отъезд из замка Брен, положивший начало самым невероятным приключениям. Вот и сейчас – мы едем на поиски величайшей тайны нашего мира. Может, это символично – такая однотипность ситуаций? Я посмотрела на дверь. Э, нет! Надо повторить все до мельчайших деталей. Поэтому я решительно растворила оконные створки из цветного стекла. М-да, высоковато – все-таки второй этаж. Хотя где наша не пропадала!.. Я выбросила в окно сумку, следом отправила оружие. Залезла на подоконник и мастерски спрыгнула вниз, благополучно приземлившись на рыхлую клумбу. Извините за загубленные жизни, нежные нарциссы. Долго будила пьяных конюхов, в резкой форме требуя свое любимое, старое седло взамен позолоченного королевского. Сама взнуздывала сонного, недовольно сопящего Беса, ни в какую не желавшего расставаться с придворными белоснежными кобылками. Конь смотрел на меня укоризненно – мол, опять никакой личной жизни.
– Дурашка! – мягко уговаривала я упрямого жеребца, затягивая подпругу. – Мы едем искать пропавших драконов!
Бес насторожил уши и выкатил испуганные глаза. «Этих огромных огнедышащих чрезвычайно опасных тварей? – так и вопрошали его расширившиеся от ужаса зрачки. – Да ты и впрямь сумасшедшая, хозяйка!» Конь уперся, нипочем не желая трогаться с места.
– На колбасу сдам! – сурово пригрозила я.
Бес вздохнул, повесил голову и уныло поплелся из конюшни, едва переставляя ноги. Видимо, в отличие от меня, он не очень-то горел желанием огрести новых приключений на свой поджарый зад.
Я краем объехала дворовые постройки. Впрочем, кажется, можно не бояться встретить кого-нибудь свободно передвигающегося на своих двоих. Дворец словно вымер. Славно погуляли. Похоже, до сладкого никто не дожил, хотя торт и был крупно порублен на кривые куски совместными усилиями жениха и невесты. А это и есть главный показатель того, что праздник – удался.
Над площадью вяло развевались пожульканные штандарты правящего дома де Мор. За огромным столом, уткнувшись лицом в знаменитый торт, в обнимку дружно храпели две уважаемые личности – бургомистр и первосвященник богини Аолы. Я потрясенно разглядывала учиненный погром и даже не пыталась пересчитать бесконечное множество пустых винных бутылок. С подобным я сталкивалась лишь один раз – при чтении описания свадьбы древнего короля Изыргульда Кривошеего, когда согласно хроникам «великие безобразия учинили и выпили вино от пяти урожайных годов». Ну, да, похоже, у нашей свадьбы тоже весьма неплохие шансы попасть и в хроники, и в знаменитые орочьи книги рекордов, которыми под дикий хохот зачитываются все государства.
Я уже направлялась к гостеприимно распахнутым (да заходите, демоны дорогие – мы все равно в стельку пьяные и сопротивления оказать не сможем) воротам, когда меня остановил зычный окрик с главной караульной башни:
– Ульрика, сестра! Куда же ты? Что я без тебя с похмельными гостями делать буду?
На смотровой площадке, находящейся на высоте пятого этажа, картинно заламывал руки молодой король, облаченный в батистовую ночную сорочку до пят. Я немного полюбовалась эротичной фигурой брата, весь облик которого так и говорил о бурно проведенной первой ночи, ласково сделала ладошкой краткий прощальный жест и снова неторопливо затрусила к выезду из столицы. Ульрих издал несколько придушенно-булькающих звуков и заголосил вновь, на этот раз требовательно-повелительно:
– Принцесса! Официально запрещаю вам покидать Наррону! И вообще – куда это вы намылились ни свет ни заря?
Я приложила к губам сложенные рупором ладони и сделала попытку достойно ответить разгневанному брату:
– Мать вашу… – но шальной ветер унес в сторону окончание фразы.
– Чего? – возмущенно взревел король. – Ульрика! Ты что, перепила? Что за выражения ты себе позволяешь?
Я обескуражено вздохнула и предприняла еще одно, на этот раз более удачное, усилие докричаться:
– Мать вашу искать!
– А-а-а-а-а-а! – облегченно откликнулся брат. – Ясно! Но одна, без армии! Ты что – совсем сумасшедшая?
– Ага! – радостно закивала моя беспутная рыжая голова.
– Ну, смотри! – продолжал пыжиться коронованный юноша. – Если что устроишь, если не вернешься, если, не дай Аола, погибнешь, то я… я тебя убью!
Я прыснула:
– Я тоже очень тебя люблю! – искренне ответила я, пуская Беса резвым галопом.
– Возвращайся скорее, моя Сумасшедшая сестра! – летел мне вослед оптимистичный призыв брата.
– Обязательно! – тихонько шепнула я.
Птички поют, солнышко светит, Бес приободрился и втянулся в ровный, размеренный аллюр. Кра-со-та! А Эткин прав, и чего это я так переживаю из-за отказа Генриху? Ведь сама понимаю: то, что тебе дорого, – отпусти, не принуждай, не удерживай. Вернется – значит, твое. Не вернется – твоим никогда и не было. Любит меня – значит, вернется. Любовь – она как свободолюбивая птичка: в неволе, может, и живет, а вот петь – не хочет. Муж, дом, дети – и все, прощай свобода. А что может быть слаще свободы? Неведомые страны – которые еще предстоит увидеть, незнакомые люди – с которыми еще предстоит встретиться, нехоженые дороги – по которым еще предстоит пройти. А рядом – верные друзья, и надежный меч за спиной.
Над головой промелькнула тень. Я сняла шляпу и приветственно помахала ею. Эткин летел очень необычно – на спине, лениво, словно веслами, загребая крыльями. Кислое выражение морды, обвисший хвост.
– Выпить бы! – мечтательно закатил он слезящиеся глаза. – Так прямо и ощущаю песок под языком и вкус кошачьей мочи во рту!
– Пить надо меньше, – наставительно сказала я.
– Меньше не наливали, – вяло оправдывался дракон. – Давай подгоняй жеребца! У жены паромщика, говорят, знатное пиво. Только, если не поторопимся, орк с полуэльфом его без нас вылакают!
– Стой, – вспомнила я, – а как же заветный погребок с элитным эльфийским?
– Да ну, нашла что вспомнить, – еще больше помрачнел Эткин. – Там и трехсот бутылок не набралось. Нам-то с грифоном на двоих…
– Вы что же, так все триста бутылок вчера и выпили?
– Ага, – гордо подтвердил выпивоха. – Долго ли умеючи-то!
– Эткин! – позвала я минуту спустя. – Все хотела спросить, что ты чувствуешь там, высоко в небе?
– О-о-о-о-о! – вдохновенно протянул дракон, всплескивая крыльями и счастливо улыбаясь от уха до уха. – Много всего. Но все это можно выразить одним словом – свобода!
– Свобода от чего? От земли?
– Глупая! – по-доброму усмехнулся дракон. – Не от земли, не от проблем, не от плоти. Свобода – это полная гармония с самим собой. Это счастье осознания самого факта бытия, со всеми его радостями, проблемами и печалями. Это дорога под ногами, ветер странствий в лицо, верный друг рядом. Свобода, ты – и ветер. Что еще нужно для счастья?
Я задумчиво покосилась на парящего гиганта. Надо же, неужели он читает мои мысли? Ведь всего мгновение назад и я пришла к тому же выводу.
– Поспешай! – крикнул Эткин, набирая высоту. – Пиво ждать не будет!
Я пришпорила коня. Заскучавший Бес рванулся вперед, явно намереваясь обогнать самоуверенного дракона. Ветер странствий упруго бил в лицо, неся упоительный аромат цветущих луговых цветов и влагу приближающегося дождевого облака. Мне стало удивительно хорошо и спокойно. Как и сказал дракон, в душе царила гармония. Я приподнялась в стременах, раскинула в стороны руки и громко запела от переполнявшего меня ощущения свободы.
Что слаще свободы на свете, скажи?
Алмазы бери и дворцы разрушай,
Любым испытаньем меня накажи,
Но только свободы, прошу, не лишай!
Бесцельно в богатстве сгорают года,
Они преходящи, и счастье – не в них,
Пускай остается со мной навсегда
Свобода… И ветер – один на двоих…
И даже любовь, что другим дорога,
На главный вопрос не дает мне ответ,
Такая судьба – как подарок врага,
Ее не приму… Ведь свободы в ней нет…