Книга: Сокровище двух миров
Назад: Глава 2
Дальше: Глава 4

Глава 3

Вечернее солнце уже начинало расцвечивать пурпуром облака, цеплявшиеся за шпиль Адмиралтейства, когда слегка потрепанный сильфийский парусник-бабочка опустился на Марсово поле, заняв место среди еще нескольких воздушных кораблей. Эорлин-ши любезно изволил сопроводить своих пассажиров на землю, уведомив, что в силу полученных повреждений «Эолова арфа» задержится в Петербурге еще на пару дней. И если досточтимые господа успеют справиться с заданием за это время, то он доставит их домой.
– Виктор-ши, Радислава-шан, всегда рад видеть вас на борту, – дежурно произнес сильф.
– Шель, капитан, Радислава-шель, – мрачно поправила его оборотничка. – Я не замужем.
Эорлин-ши сдержанно кивнул, но уголки губ все равно предательски дернулись вверх, сделав лицо сильфа заговорщицки-хитрым. Менестрель гордо вскинула подбородок, глядя куда-то в сторону и делая вид, будто ничего не заметила.
Распрощавшись с капитаном, они поспешили прочь от корабля. Радислава продолжала опираться на руку байкера: хотя после всех учиненных «Арфой» выкрутасов оставшиеся часы полета девушка проспала, ее все еще ощутимо поташнивало и пошатывало от слабости. На хилый вестибулярный аппарат менестрель отроду не жаловалась, а посему такие незапланированные выходки собственного здоровья были для нее внове. И Радислава с ужасом размышляла, что же еще в ближайшее время отколет своей хозяйке претерпевающий некоторые изменения организм.
– А вот и наш комитет по встрече, – выдернул ее из мыслей ироничный голос Виктора.
Оборотничка слегка удивленно уставилась на мальчишку лет двенадцати в сером, подпоясанном бечевкой подряснике, из-под которого выглядывали разношенные сандалеты и потрепанные джинсы.
– Дипломатический корпус? Из Будапешта? – деловито осведомился парнишка. В карих глазах плескалось любопытство.
– Да вроде того, – усмехнулся байкер, присаживаясь на корточки, чтобы малому не приходилось постоянно задирать голову для общения.
– Брату Захарию настоятелем препоручено встретить почтенных гостей и проводить в обитель. – Мальчишка изо всех сил стремился казаться взрослым и серьезным, но выходило не очень. – Только он сейчас по надобности отлучился, его дождаться нужно.
– Ну дождемся, раз надо, – хмыкнул Виктор. – Тебя-то как зовут, божий служитель?
Услышав про «божьего служителя» и еще раз окинув парнишку взглядом, Радислава насмешливо фыркнула.
– Отрок Диметрий, послушник Александро-Невской обители, – не подав виду, отрекомендовался тот. – А шрам у вас настоящий? – тут же разрушив всю напускную серьезность, полюбопытствовал мальчик.
– Нет, приклеенный, для конспирации, – едва сдерживая смех, откликнулся байкер.
– А это ваша жена? – Парнишка пытливо разглядывал Радиславу. Оборотничка чуть не поперхнулась. Да что же это такое! «Поженили» уже во второй раз за вечер. – А почему у нее глаза такие странные?
– Потому что я оборотень! – решив прервать реку вопросов, изливавшуюся из уст дотошного отрока, плотоядно усмехнулась менестрель, демонстрируя клыки во всей красе.
– Да-а? – недоверчиво протянул тот. – А вот в трудах Прокопия Зверознатца сказано, что оборотни «суть звероподобны, ужасны, волосаты зело, псиною воняют, дыхание имеют смрадное, до человека охочи невмерно».
Выслушав такое определение, Радислава с Виктором дружно расхохотались.
– Ты любишь юмористическую фантастику? – отсмеявшись, поинтересовалась менестрель.
Ответить Диметрий не успел. К их веселой компании приближался худой сутулый монах, волочивший в руках туго затянутую завязками холщовую сумку, в которой что-то стеклянно звякало. Подойдя к ним, он немедленно передал сумку мальчишке и хмуро представился:
– Захарий, Александро-Невской обители инок.
Байкер с оборотничкой рассматривали второго встречающего. Седой, хотя и не старый. Темная борода прикрывает впалые щеки, а в глубоко посаженных глазах, кажущихся слишком светлыми из-за черных широких бровей, ни капли положенного монаху смирения. Оружейник мысленно хмыкнул.
– Виктор Кипелов, – отрекомендовался он. – Специальный отдел при Дипломатическом корпусе Единой всеблагой матери-церкви. А это Радислава, наш консультант по вопросам общения с древними расами.
Разглядев свежеиспеченного «консультанта», монах невольно отпрянул назад, пробормотав себе под нос что-то вроде «свят-свят-свят», но в голос ничего не сказал, жестом пригласив дипломатов следовать за ним. Мальчишка-послушник, с усилием вскинув порученную сумку на плечо, поплелся за братом Захарием.
– Э нет, так не пойдет! – остановил его Виктор. – Давай сюда свою торбу. – Он забрал у мальчишки ношу, невольно поморщившись, когда лямка под весом содержимого впилась в перебинтованную ладонь.
Брат Захарий, пронаблюдав за тем, как сумка перекочевала к Виктору, нахмурился.
– Ишь, радетели выискались… – сварливо проворчал он себе под нос, неодобрительно косясь на дипломатов. – Сбежались ровно падальщики, словно нам одного иезуита мало… – Последнее было сказано тихо и довольно невнятно, но байкер расслышал.
– Какого иезуита? – подозрительно осведомился он. – Давайте-ка начистоту, уважаемый. – Виктор повелительно опустил руку на плечо монаху. – Что за ересь у вас творится?! Начальство нас клятвенно заверило, что тут тепло, светло и мухи не кусают, а вы нам сахар в пиво насыпать пытаетесь!
Брат Захарий, не ожидавший таких цветистых высоколитературных оборотов, ошарашенно таращился на Виктора. Радислава, уже привыкшая к тому, что байкер все время изрекает какие-нибудь крылато-поэтические выражения, тихонько посмеивалась над впавшим в ступор монахом.
– Так что рассказывайте, зачем вас отправил сюда настоятель, – ненавязчиво подтолкнул инока к беседе оружейник, чуть-чуть сдавив пальцами костлявое плечо.
Брат Захарий перехватил запястье Виктора и сбросил его руку со своего плеча. Байкер с удивлением отметил, что хватка узловатых пальцев не уступает его собственной.
– Никто меня не отправлял, мил-человек, – хрипло откликнулся Захарий, не выдержав пронзительного взгляда собеседника. – Точнее, отправляли, но не меня. Брат Евстратий, эконом обители, из-за телесной немощи не смог прийти, в последний момент меня попросил. Все одно я с Диметрием в город собирался, за пропиткой для дерева… Резчик я, – пояснил он.
А вот это уже становится интересным. Виктор хоть и предполагал, что встречать их должны были не старик с мальчишкой, но не ожидал, что его подозрения оправдаются. Пальцем в небо ткнул и попал. Теперь главное, чтобы этот самый палец не оттяпали, дабы не тыкал куда ни попадя.
– Ладно, идемте, по дороге все расскажете, – кивнул байкер.
Вечернее солнце расплескивало свои последние лучи о серые гранитные парапеты многочисленных каналов. Золотило грязную мутную воду и искристо-медный купол Исаакиевского собора, путалось в мрачной колоннаде Казанского, превращало в расписной домик вычурный храм Спаса на Крови. Медный всадник окутывался теплым ореолом, поблескивая многочисленными потертостями в самых неожиданных местах. Петербург наслаждался завершением еще одного солнечного августовского дня, грозя уже завтра задрапироваться свинцовой серостью: ветер гнал по небу клочковатые облака, трудолюбиво сбивая их в невзрачную войлочную пелену у горизонта. Радислава жадно впитывала новые впечатления, с любопытством вертя головой по сторонам и с каждой секундой все больше погружаясь в серое очарование старинных стен, от которых веяло мрачной таинственностью, просыпающейся осенней тревогой и затаенным безумием. Город оставлял в ее мятущейся душе двойственное ощущение. Привлекал и отталкивал одновременно. Отчего-то менестрель точно знала, что захочет вернуться сюда вновь, а в голове сами собой складывались новые строки:
Этот город растекся по венам
Неизбывным каменным ядом,
Я плачу дань гранитным стенам
И старинным чугунным оградам.
Как наркотик, пролившийся в кровь,
Раз попробовал – не оторваться,
Остаешься навеки со мной,
Заставляя мой сон продолжаться.
Город, город, меня не спасти —
Я попалась в твою паутину,
Я мечтатель и в грезах своих
Оставляю тебе половину
От себя… и частицу косого дождя…

По счастью, ее сумка в отличие от улетевшего в неизвестность рюкзака Виктора осталась при ней. На ходу выудив блокнот, она принялась поспешно переносить мысли на бумагу. Диметрий, раскрыв рот, смотрел, как оборотничка строчит карандашом, при этом продолжая идти.
– Ого… – вырвался у мальчишки восторженный возглас.
Радислава лишь хитро подмигнула в ответ. Ей хотелось плюнуть на все, усесться прямо на мостовую и, схватившись за инструмент, выплеснуть переполнявшие ее впечатления в новой песне. Раньше она частенько так делала, повергая в недоумение случайных прохожих, вынужденных обходить и объезжать рассевшуюся посреди дороги менестрельку. Вдохновение вообще сродни некоторым естественным надобностям организма, его тоже не перетерпишь. Забывшись, девушка привычно потянулась к плечу, где обычно находилась лямка от чехла с гитарой. Тонкие пальцы рассеянно скребанули по эполету джинсовой куртки. От неожиданности оборотничка утратила концентрацию, споткнулась и шлепнулась на коленки.
– Ыть… – только и выдохнула она, осоловело тряся головой.
– Мышка, что с тобой? – обеспокоенно спросил Виктор, свободной рукой перехватывая ее поперек груди и ставя на ноги.
– Муза… – многозначительно подняла палец кверху Радислава. – Она подкралась незаметно…
– Дала по голове и убежала. Понятно, – закончил за нее Виктор. – Ты в следующий раз аккуратней, хорошо? Так и расшибиться недолго.
– Ага… – отозвалась менестрель, вперившись глазами в крайний лоток небольшого стихийного рынка, начинавшегося в нескольких метрах от них. Продавец заливался соловьем, а пожилой покупатель вертел в руках какой-то похожий на лютню инструмент. Дотошно рассматривал его, постукивал по корпусу, прислушиваясь к тихому гулу. Подкручивал колки, пару раз перебрал по струнам. Отрицательно покачал головой и вернул инструмент на прилавок. Оборотничка резко рванулась вперед и вновь чуть не упала.
– Она… Это она!.. – простонала Радислава, повисая у Виктора на руке.
– Кто? – Байкер встревоженно косился на подругу, начиная всерьез опасаться за ее душевное здоровье.
– Квиддера моего наставника! Ты слышал, сколько этот паршивец за нее просит? – Байкер недоуменно покосился на оборотничку. – Ах да… ты же человек… Впрочем, не важно, у меня все равно нет таких денег. – Плечи менестреля поникли, она вывернулась из-под руки оружейника, провела ладонью по лицу, будто прогоняя наваждение. – Идем.
– Подожди. Как инструмент твоего наставника оказался черт знает где? Ты вообще уверена, что это он?
– Уверена. – Оборотничка зябко обхватила себя за плечи. – Незадолго до гибели Марка инструмент украли. Разворотили гостиничный номер, где мы остановились, стащили наш вечерний заработок и его квиддеру. Но это не важно, идем, я мерзнуть начинаю, сыро…
Виктор, быстро прокрутив в голове услышанное, задумчиво хмыкнул, опустил сумку на землю, цапнул Радиславу за руку и потащил к злополучному лотку. Монах с послушником изумленно глядели на разворачивающееся перед ними безобразие. Брат Захарий окончательно уверился, что приглашенные настоятелем дипломаты – еще больший источник неприятностей, чем пресловутый иезуит.
– Эй! Что ты делаешь?! Оглашенный! – Ошеломленная Радислава плелась за байкером.
В глазах Виктора плясали лукавые чертенята.
Продавец, неопрятный полноватый человечек в затертом вельветовом пиджаке, едва сходившемся на круглом брюшке, озадаченно уставился на странную парочку, резко притормозившую подле его лотка.
– Как давно у вас эта… э-э… квиддера? – сразу взял быка за рога оружейник, тыкая пальцем в инструмент, который толстячок пытался уложить в потертый кожаный футляр.
– Третий день. А что? – подозрительно осведомился тот, машинально прижимая квиддеру к груди и неприязненно глядя на Виктора поросячьими глазками.
– А то, что буквально на днях кто-то ограбил наш гостиничный номер, – скрестил руки на груди байкер, – и в числе прочего украл инструмент моей подруги! Квиддеру. Вот эту самую! Поэтому предлагаю без лишнего шума вернуть инструмент его законной владелице.
«Законная владелица», вцепившись в локоть разыгрывающего спектакль Виктора, опасливо выглядывала из-за него, жадно пожирая взглядом старинный инструмент.
– А с чего вы решили, что я вам поверю? – гонористо огрызнулся продавец. – Этот инструмент немалых денег стоит. Лакомый кусок для проходимцев…
– У него гриф надколот, – хриплым от волнения голосом произнесла Радислава, – на торце, над верхним колком по левой стороне. А на сколе буква «эм» вытравлена, готическая.
Толстячок подозрительно скосился на гриф. Тот действительно был надколот, и указанная буква на сколе имелась. Но это его не убедило.
– А сзади по грифу идет надпись, – уже более уверенно продолжила менестрель. – «Когда разум не находит слов, пусть говорит сердце».
Продавец принялся изучать гриф, убеждаясь в неоспоримой правоте оборотнички, но передавать ей квиддеру явно не спешил. Радислава едва сдерживала навернувшиеся на глаза слезы: похоже, затеянная Виктором авантюра терпит крах. Байкер, почувствовав ее напряжение, успокаивающе обнял подругу за плечи.
– К вашему сведению, сребролюбие – грех, – проникновенно выдал он, нависая над лотком, – как и воровство. А сбыт краденого – это еще и соучастие.
Несчастный лоточник тщетно пытался уловить, куда клонит этот разбойного вида субъект.
– Вот интересно, – как ни в чем не бывало продолжал байкер, – как ваши соседи по торгу отнесутся к тому, что вы берете грязный товар? Эгей, люди! – гаркнул он. – А кому краденые вещи? Подходи, не стесняйся!.. Кто свое найдет – налетай, забирай!
Немногочисленные прохожие заинтригованно заозирались.
– Тише, прошу вас! – испуганно простонал горе-продавец. – Зачем же так?! Не знал я о том ничего… Забирайте вашу квиддеру и убирайтесь с богом… – Трясущимися, потными от страха руками он затолкал инструмент в футляр и, от греха подальше, поспешно всучил Радиславе.
Менестрель прижала квиддеру к груди любовно, как родную, брезгливо косясь на толстые короткие пальцы продавца, да еще и не шибко чистые, с траурной каймой под растрескавшимися ногтями.
– Спасибо, любезнейший, – ослепительно улыбнулся Виктор, на прощание помахав скривившемуся торговцу рукой.
Тот с кислой миной глядел вслед удалявшейся парочке, мысленно подсчитывая нанесенный его торговле убыток.

 

Настороженно озираясь, Рид потянул на себя тяжелую дверь главного городского архива. Отворив ее ровно настолько, чтобы можно было протиснуться, архонт поспешно проскользнул внутрь. Тяжелая створка, окованная медью по краю, поддавшись сквозняку, резко захлопнулась, зажав между собой и косяком длинный подол сутаны и мстительно наподдав святому отцу чуть пониже спины. Рид по инерции шагнул вперед, послышался треск раздираемой ткани, и архонт едва не загремел на пол. Он испуганно обернулся и расстроенно воззрился на торчавший из щели приличный клок, щедро выдранный коварной дверью из его одеяния. Тяжело вздохнув, поплелся дальше по коридору, намереваясь все же попасть на свое второе рабочее место, пусть и со значительным опозданием. А ведь он опоздал отнюдь не по собственной вине, ибо дело обстояло так…
Выслушав его сбивчивые упреки и сетования по поводу раннего вызова и срыва первого рабочего дня на новой должности, Злата лишь страдальчески возвела очи горе, показывая, что и ее терпение не безгранично.
– Ничего, – прервала Пшертневская бесконечный поток стенаний архонта. – Значит, придется тебе совмещать приятное с полезным. От этого еще никто не умирал.
– Я всегда поражался, как в твоем прекрасном и нежном сердце может прятаться такая черствость! – сварливо простонал Рид, заламывая руки.
– Это не черствость, это профессионализм, – усмехнулась непреклонная начальница. – Но если не хочешь совмещать, можешь предложить госпоже Дончек перейти к нам в малый архив вместо Миласы. Тогда будут тебе все удовольствия в одном флаконе, а наш архив наконец-то перестанет напоминать пункт приема макулатуры.
– Что? Нет! Ни в коем случае, – возмущенно замахал руками архонт, и злокозненные очки тут же немедленно сползли на кончик носа. – Бедняжке вполне хватило прошлого «сотрудничества» с нашим доблестным отделом!
– Правильно, – согласилась Злата, одобряя его отказ от своего предложения. – Пускай хоть один мой сотрудник не занимается личной жизнью на работе. – Госпожа кардинал хитро подмигнула своему неофициальному заместителю, вогнав Рида в краску.
– Что ты такое говоришь, Златочка! – протестующе всплеснул он руками. – Лисса, то есть госпожа Дончек, просто моя коллега. По крайней мере, я надеюсь, она ею станет, если я попаду наконец-то в архив! Хотя, не спорю, она довольно милая… Но это к делу не относится! Сугубо деловые отношения, ни пядью больше!
Во время своей возмущенной тирады Рид то краснел, то бледнел попеременно. Пшертневская уже откровенно посмеивалась.
– Ладно, – прекратила она экзекуцию. – Иди работай. Но как только возникнет необходимость, я тебя вызову.
– Конечно-конечно, – уже исчезая в дверях, бросил Рид, спеша ретироваться, пока грозная начальница опять чем-нибудь его не нагрузила чисто из вредности.
И вот теперь он быстро шел по полутемному вестибюлю главного городского архива, стремясь поскорее оказаться в отведенном ему кабинете. Резко свернув в боковой коридор, архонт не успел сбавить скорость и со всего маху налетел на Лиссу, тащившую какую-то объемистую коробку.
– Ай!
– Ой!
Отец Рид и Лисса разлетелись в разные стороны, шлепнувшись на пол. Грохот оброненной коробки и выпавшие из нее глянцевые журналы красноречиво дополнили картину столкновения.
– Господи, да что же у меня за обострение хронической неуклюжести сегодня?! – раздосадованно простонал архонт, ощупывая ушибленную грудь. – Лисса, вы не сильно ударились? – участливо осведомился он. Девушка ошеломленно потирала лоб. – А все моя вина! От меня вам одни неприятности… – Рид помог ей подняться, при этом чуть не наступив на длинный подол сборчатой юбки с этнической вышивкой.
– Все в порядке, – поспешила успокоить его архивариус, выдергивая из волос изящную деревянную шпильку, чтобы заново подобрать растрепавшуюся прическу.
Длинные волнистые пряди шелком рассыпались по плечам, сделав девушку похожей на цыганку. Рид невольно отметил про себя, что с распущенными волосами она еще симпатичнее.
– Заработалась, задумалась, а тут такая приятная неожиданность. – Лисса улыбнулась, сноровисто подбирая и закрепляя волосы.
– Да уж, приятная… – Архонт потерянно переступил с ноги на ногу и, заметив разбросанные по полу журналы, принялся их подбирать. – Ого, а разве в моем ведомстве и такое водится? – выдавил он, разглядев весьма откровенную обложку с характерным зайчиком на лейбле.
– У нас много чего есть, – звонко рассмеялась Лисса, помогая ему собирать разбросанную периодику. – Вообще, журналы – вотчина Роберта. Но этот ящик кто-то забыл в моем отделе. Так уж мне с моей бюрократией везет. Иногда такое обнаруживается, что и смех, и грех… – Девушка пыталась запихнуть кипу журналов в коробку, но что-то мешало.
Рид пошарил по днищу рукой и извлек наружу отполированный металлический цилиндр с резными навершиями-шишечками.
– Это еще что? – удивленно вытаращился он на странную штуковину.
– А фикус его знает, – отмахнулась Лисса, укладывая пикантные журнальчики в короб. – Возможно, дилдо. Наверное, в комплекте с каким-то выпуском шло. Раньше было модно с подобной прессой мелкие подарки распространять.
– О Господи! – Достойный архонт, залившись румянцем, поспешил сунуть подозрительную штуку обратно к журналам. Воображение у него иногда работало даже слишком хорошо. – Избави мя от помыслов греховных… – пробормотал он, склонив голову и тем самым пытаясь скрыть пылающие щеки. Уложив свою пачку, он подхватил злополучную тару и поднялся на ноги, тяжело вздохнув. – Куда сие непотребство тащить?
– Долго объяснять, – покачала головой девушка. – Давайте провожу. Правда, я бы и сама донесла…
– Ну должен же я хоть чем-то искупить свою неповоротливость, – обезоруживающе улыбнулся Рид…

 

– Итак, вернемся к тому, на чем сработал тормоз. – Виктор пытливо уставился на монаха, когда они покинули блошиный рынок и направились дальше.
Заходящее солнце золотило выступающие над деревьями купола монастыря. Радислава, все еще не решаясь перевесить квиддеру за спину и прижимая ее к груди, о чем-то оживленно болтала с мальчишкой. Захарий каждый раз неодобрительно косился на них, когда Диметрий заходился звонким смехом.
– Хорошо, – хрипло откликнулся монах. – Я расскажу, но при одном условии…
– Опа… – Байкер саркастически заломил бровь, отчего его лицо приобрело еще более криминальный вид.
– Заберите отсюда мальчика, – попросил резчик. – Ему тут не место.
– Куда и с какой радости? – нахмурился Виктор. Он чувствовал, что их хотят втянуть в какие-то мутные делишки, если уже не втянули. Вот тебе и тихое задание. Права Радислава: свинья болото завсегда найдет. Хотел же провести отпуск как нормальный человек, так нет, стоило выбраться из дому – тут же посыпались неприятности.
– Да хоть бы и в Будапешт или откуда там вы прибыли, – буркнул Захарий. – А здесь ему жизни не будет.
– Ох не нравится мне все это, брат Захарий, – протянул байкер. – Что-то вы темните.
– А на нет и суда нет, ничего не скажу, – склочно поджал губы монах, ссутулившись еще больше.
Виктор задумчиво разглядывал мальчишку. Любознательный, довольно неглупый, насколько он успел понять. Да уж, монастырский быт явно не для непоседливого подростка.
– Ладно, ввяжемся в драку, а там посмотрим, так лупить или кастетом приголубить… – пробормотал он себе под нос. – Хорошо, по отбытии мальчик уедет с нами.
Захарий, уже расслабившись от осознания того, что не придется ничего рассказывать, сердито засопел. Но, как говорится, назвался ведьмой – изволь колдовать.
– Иезуит его в могилу свел, – выдохнул монастырский резчик.
– То есть? – не понял Виктор.
– Брат Андрей реставратором был искусным, ежели манускрипт какой старинный или книгу восстановить. А месяц назад прибыл к нам этот иезуит проклятый, бумажку какую-то привез истрепанную, вроде как документ некий, для истории важный. И с той минуты не стало Андрею покоя. Что уж там написано оказалось, не ведаю, но бумага та словно изнутри его ела, пока до погоста не довела… – Брат Захарий вдруг резко замолчал.
Байкер пытливо смотрел на него, ожидая продолжения, но монах взглядом указал вперед. Заговорившись, они не заметили, как прошли в ворота и очутились на территории лавры. Теперь Виктору оставалось только разочарованно ругаться сквозь зубы – понятно, что здесь из угрюмого резчика и слова не вытянешь. Передав ему изрядно оттянувшую плечо сумку, привлек к себе Радиславу, мрачно оглядывавшую двор.
– Мышка, от меня ни на шаг, – тихонько приказал он.
– Не больно-то и хочется, – хмыкнула оборотничка, стремясь прижаться теснее.
Святое место, которое вроде бы должно настраивать на умиротворенный и покаянный лад, пробуждало у Радиславы абсолютно супротивные чувства. Чуть заметный, а для человека и вовсе не ощутимый, душок мирры и ладана растекался по двору от распахнутых дверей церквей и часовен, вместе с примешивавшимся к нему более сильным коричным запахом монастырской сдобы. Этот аромат заставил оборотничку брезгливо поморщиться и раздраженно фыркнуть в попытке изгнать плотно обосновавшийся в носу сладковатый запах. Виктор же, заинтересованно втянув воздух, выказал абсолютно иные мысли:
– Издеваются над гостями, черти! И так живот к хребту прилип, на ужин стопудово какую-нибудь вареную морковку подсунут, а тут пирожками разит до одурения! Чую, придется нарушить восьмую заповедь… Знать бы только, где они выпечку на ночь оставляют…
Оборотничка поспешно сглотнула прокатившийся по горлу липкий комок. Есть ей хотелось не меньше, а то и больше, чем напарнику, но противный тошнотворный запах отбивал всякое желание даже думать о еде.
По счастью, их довольно скоро избавили от пытки разлившимися по двору ароматами, соизволив проводить к настоятелю. Попросив немного обождать, провожатый растворился в полутьме коридора.
– Ну вот, сначала требуют явиться немедля, а потом заставляют ждать, – проворчал байкер, опираясь о подоконник. – Иди сюда, – он цапнул оборотничку за лямку квиддеры, которую та перевесила за спину, и притянул к себе, – не стой посреди коридора.
– Ш-ш! – Радислава уперлась, не желая сдвигаться с места и чутко прислушиваясь. – Не бубни! Там ругаются – похоже, из-за твоего покойника… Лишняя информация еще никому не мешала, а в нашем случае тем более…

 

Брат Юлиан, удобно рассевшись в глубоком резном кресле, пристально буравил глазами игумена Никифора, глядя на него поверх сцепленных пальцев. Игумен в свою очередь не менее любезно смотрел на почтенного иезуита. Только в светлых глазах отца настоятеля сквозила еще и выразительная мысль, наиболее точно оформляемая в лаконичную фразу: «Как же ты меня достал…» Этот разговор являлся уже десятым по счету за последние два дня.
– Отец Никифор…
– Брат Юлиан, – устало перебил его игумен, – я не имею ни малейшего понятия, куда подевался ваш документ. Ежели он канул в небытие, то на все воля Божья… Брат Андрей должен был завершить реставрацию ровно в тот день, когда почил в бозе. Все, над чем он на тот момент работал, осталось на столе и в прилежащих ящиках в скриптории. Идите смотрите, я ведь вам не запрещаю…
Иезуит кисло взирал на отца настоятеля. Тот прекрасно знал, что все бумаги брата Андрея он перерыл сверху донизу еще в первый день своего пребывания в обители.
– Возможно, он брал работу в келью, – с нажимом предположил досточтимый професс.
– Исключено, – жестко отрубил отец Никифор.
– Если бы я мог осмотреть…
– Келья брата Андрея была осмотрена в то злополучное утро, когда его нашли мертвым, – раздраженно вернул подачу отец настоятель.
Брат Юлиан скрипнул зубами. Просить игумена разрешить ему лично осмотреть монастырское жилище мертвого альва бесполезно. Тут отец Никифор оставался непреклонен. Похоже, придется обратиться к несколько неправедному методу посещения столь желанной кельи…
– Засим окончим нашу беседу, – вырвал его из размышлений хорошо поставленный баритон настоятеля. – От нее ни уму – пищи, ни сердцу – покоя… Идите. Господь с вами.
Брату Юлиану ничего не оставалось, кроме как подняться из порядком надоевшего кресла и сухо откланяться. Выйдя в коридор, достойный професс лоб в лоб столкнулся со странноватой парочкой в штатском.
«Хм, интересные сотрудники у Дипломатического корпуса, однако…» – удивленно отметил он, провожая взглядом исчезнувших в кабинете настоятеля людей, вернее, одного человека и одного оборотня.
Обдумывая, какую выгоду можно извлечь из этого занятного открытия, брат Юлиан прислонился к косяку настоятельской двери. Слух у иезуита был обычный, человеческий, а вот любопытство не уступало Радиславиному.

 

Отец настоятель, задумчиво поглаживая аккуратную седую бороду, разглядывал вошедших. Вид сотрудников Дипломатического корпуса при Единой всеблагой матери-церкви, прибывших на срочный вызов, вызвал у него легкое удивление, но не больше. Абсолютно спокойно выдержав нагловатый, вызывающий взгляд Радиславы, отец Никифор обратил свой взор на байкера и невесть чему усмехнулся в бороду.
– Настоятель Александро-Невской обители игумен Никифор, – почтенно отрекомендовался он.
– Виктор Кипелов, специальный отдел при Дипломатическом корпусе Единой всеблагой матери-церкви, – кивнул в ответ оружейник.
– Радислава, консультант при специальном отделе, – наступив на свою гордость, через силу выдавила менестрель.
– Занятное сочетание – оборотень и церковь, – все так же усмехаясь, протянул отец настоятель.
– Не занятнее, чем альв-монах, – достаточно резко парировал Виктор, машинально обнимая Радиславу за плечи, будто стремясь защитить непонятно от чего.
– Да, вы правы, – пошел на попятную игумен.
– Скажите-ка лучше, отец Никифор, – байкер решил не тянуть кота за хвост, – неужели за те пять лет, которые брат Андрей прожил в монастыре, никто не понял, что перед ним не человек? Простите, но я в это не верю.
– Вас ведь, кажется, прислали ради освидетельствования благопристойности погребения? – в тон ему откликнулся настоятель. – Вот и занимайтесь тем, чем должны.
– Бытует мнение, что смерть брата Андрея не случайна, – якобы себе под нос, но тем не менее так, чтобы услышали, вдруг протянула оборотничка.
Виктор, не ожидавший поддержки с ее стороны, чуть вздернул бровь.
– А-а… – скривился отец Никифор. – Захарий успел с вами потолковать… Это не больше, чем его домыслы, не имеющие оснований. Два старых угрюмца… Захарий и его подмастерье-послушник – единственные, с кем брат Андрей уж если не водил дружбу, то хотя бы общался…
– Брат Захарий знал о том, кто такой на самом деле брат Андрей? – прервал настоятеля Виктор, стремясь подтвердить все крепнущие подозрения.
– Не имею права раскрывать тайну исповеди, – уклончиво вывернулся игумен.
– Значит, знал… – Байкер поскреб заросший щетиной подбородок, делая мысленную пометку: стребовать со Златы по возвращении молока за вредность, ну или хотя бы прибавку к жалованью на лишнюю бутылку пива. – И это, нам бы тело посмотреть… Так, для проформы…
– Вас разместят в гостевом флигеле, – сменил тему отец Никифор. – К телу проводят. Поскольку ужин вы пропустили, зайдите на кухню, вас накормят. – Настоятель сделал движение рукой, давая понять, что аудиенция окончена.
Выходя из кабинета, Радислава различила удаляющиеся по коридору шаги. Человек, весь их разговор тихонько простоявший под дверями настоятельской кельи, спешил ретироваться, дабы остаться неузнанным. Оборотничка саркастически хмыкнула. Глаза и уши можно обмануть, но не нос. Никуда любопытный шпион не денется, ибо она легко опознает его по запаху. Но сначала действительно нужно поесть.
Брат Юлиан поспешно удалялся от дверей кабинета отца настоятеля, на ходу перебирая четки и раскладывая по полочкам полученную информацию. Значит, брат Захарий был дружен с покойным, более того, знал о некоторых его, гм, особенностях… Это открывало профессу совсем другую картину и иные возможности поиска. Хотя келью он все-таки осмотрит, а потом наведается к угрюмому монастырскому резчику… Думается, им найдется о чем поговорить.

 

Короткие августовские сумерки все уплотнялись, перетекая в темно-серую питерскую ночь. Легендарные белые ночи уже миновали, но настоящая темнота еще не успела обосноваться на своем законном месте. Провожатый, молоденький монах, сначала приведший их в часовню к гробу покойного, а теперь сопроводивший до флигеля, деликатно попросил странноватых гостей как можно скорее погасить освещение в комнате. Те лишь пожали плечами, мол, надо так надо. Радислава и без того прекрасно видела в темноте, а Виктору было все равно.
Возле дверей отведенной им комнаты они вдруг столкнулись с братом Юлианом. Иезуит, коротко отрекомендовавшись, пожелал своим соседям по флигелю спокойной ночи, бросив мимоходом:
– Держите свою напарницу на коротком поводке, сегодня все-таки полнолуние, – и с гнусной ухмылочкой скрылся в своей комнате, даже не подозревая, какой неприятности избежал своим проворством.
Радислава разжала пальцы на запястье Виктора лишь минуту спустя, когда байкер понял, что вырываться бесполезно. Тяжелый метательный нож рыбкой скользнул обратно в рукав.
В комнате оборотничка устало плюхнулась на одну из кроватей и вынула квиддеру из футляра. Мужчина, опершись о спинку кровати, глядел на худенькую девичью фигурку, теряющуюся в полумраке.
– Ничего страшного не произошло, – вздохнула менестрель. – За все прожитые годы и не к такому привыкаешь…
– Извини, но я как-то не намерен привыкать к тому, что мою любимую оскорбляет всякая иезуитская дрянь, – огрызнулся Виктор, машинально потирая запястье.
Радислава молчала, подкручивая колки и вслушиваясь в звучание струн. Каждый звук – маленькая жизнь… И лишь все вместе, сплетаясь в созвучие, они создают единый поток, который сначала струится по капле, а потом льется все сильнее, превращаясь в полноводную реку: врывается в пересохшее русло, возрождаясь и возрождая. Оборотничка замерла, прислушиваясь к себе. Луна, заглянув в окно, высеребрила рассыпавшиеся по плечам волосы. Менестрель тронула струны, исполнила замысловатый перебор, осталась довольна и задумчиво обхватила корпус квиддеры, глядя перед собой, будто что-то вспоминая. Тогда тоже был вечер… И музыка, за которую она так и не отблагодарила его, пусть Виктор и играл тогда исключительно показухи ради. Пальцы сами собой прижали нужный аккорд, роившиеся в голове слова сложились в напевные строки, а голос стал еще одной струной:
Сияя тусклой позолотой,
Мольбой безмолвною крича,
Она с отчаянной охотой
Мечтала смертной стать гарротой,
Сестрой скрипичного ключа.

Уже давно, в тиши музея,
Она ленилась петь и жить,
Забыв, что каждый день глазея,
Как будто в стенах Колизея,
Мечтали люди ей служить.

Ее изящная фигура
Блюла себя сквозь сны и мари,
Волнуя сердце балагура,
Рождая поцелуй Амура,
Но, помня руки Страдивари,

Подобно копьям божьей рати,
Ее смычок бывал остер,
Ведь, звук и дух сплетя так кстати,
Ее родню создал Амати,
Но кто-то бросил на костер.

Ее считали высшим вкусом,
Елеем и росой с небес,
А нарекли потом искусом,
Нечистой похоти укусом,
Что миру дал коварный бес.

О, как она когда-то пела,
Прекрасней трели соловья,
Она рыдала и кипела,
Кровь на струне ее алела,
Твоя… А может, и моя…

Ее теряли… Находили…
Дарили милости взамен,
Как будто женщину, любили,
Но позже душу в ней убили,
Витрины обрекли на плен.

Она впитала дух веков,
Волненье жизни, запах гари,
Раба, но вечно вне оков,
Творенье муз, дитя богов,
Простая скрипка Страдивари…

– Спасибо! – шепнул Виктор, наконец-то сумев проглотить застрявший в горле комок. – Это настоящее волшебство!
Менестрель отблагодарила его выразительной улыбкой. И вновь все затихло. Радислава продолжала сидеть с квиддерой в руках, не в силах оторвать взгляд от паутины лунного света на полу.
– Что, и спать с ней в обнимку будешь? – ехидно осведомился байкер минуту спустя, пытаясь хоть как-то разбить повисшую в воздухе тревожную тишину.
– Ага… – рассеянно откликнулась Радислава, все так же глядя в одну точку и машинально поглаживая выпуклый бок квиддеры.
Кровать скрипнула и просела под тяжестью еще одного тела. Менестрель не удержала равновесия и привалилась к плечу оружейника.
– А как же я? – с наигранной обидой возмутился он, сгребая оборотничку в охапку вместе с инструментом. – Мышка, не сердись. Одному мне холодно и одиноко…
– Ей тоже, – фыркнула Радислава, осторожно укладывая инструмент на кровать и любовно проводя пальцем по лакированному боку. – Мне проще ее согреть, а ты вон какой здоровый.
– Хорошего человека должно быть много, – иронично хмыкнул Виктор, откидываясь на подушку и увлекая за собой подругу.
В коридоре скрипнула соседняя дверь. Оборотничка мигом встрепенулась, вывернулась из рук байкера, скатилась на пол и на четвереньках кинулась к двери. Замерла, прислушиваясь к крадущимся шагам. Хлопнула внутренняя, а затем и входная дверь.
– Родная, ты что? – озадаченно уставился на нее Виктор.
– Наш сосед куда-то ушел, – буркнула менестрель, поднимаясь и отряхивая колени.
– Ну мало ли, приспичило мужику, – лениво отмахнулся байкер.
– Удобства, к твоему сведению, внутри. Они в противоположном конце коридора. – Радислава принялась раздеваться, намереваясь перекинуться. – Прослежу-ка я за ним. Отвернись!
– Не проследишь, – спокойно ответил мужчина, перехватывая ее руку. – Проследим. Одну я тебя разгуливать по лавре не отпущу, да еще в таком виде.
Назад: Глава 2
Дальше: Глава 4