Екало, ох екало сердечко у Лехи, покуда сатир с честными глазами гарлемского сутенера ждал его разрешения. А ведь еще думал сначала разузнать поточнее смысл слова «заводить», что именно заводить и каким образом заводить. Нет же, не сдержался — кивнул.

— По местам, бойцы! — завизжал сатир, словно ужаленный капрал.

— Есть!!! — дружно гаркнули близнецы-братья и временно ослепленный Йетя, и встали в одну шеренгу перед Фавнусом.

Круглов от такого фокуса оторопел.

— Вы, двое! — сатир ткнул пальцами в монахов. — Дуйте за магиометрическим параквазохроидом. Да поживее!

— Так точно! — крикнули монахи и метнулись в темноту.

— За чем, за чем? — поинтересовался прапорщик, но Фавнус или не расслышал его, или проигнорировал.

— Ты, когтерукий, — крикнул сатир пещернику, — рисуй магический круг и звезду в нем, как учили!

— Но мои веки, они… — попытался оправдаться Йетитьтя.

— Молчать! — очень жестко осадил его «капрал». — На фига тебе такая «башня» здоровая?! Сам подумай! На ощупь рисуй, боец!

Пещерник, ворча, начал чертить на полу своими когтями нужные для перехода символы.

«Да, видно, после горно-пещерных похождений сатир все-таки надолго изменился в лучшую сторону», — с умилением подумал Круглов, наблюдая за парнокопытным «капралом».

Фавнус посмотрел на него и, подмигнув заговорщицки, закричал на пыхтевших братьев:

— Чего телитесь-стелитесь, стельки-прокладки, сапоги кирзовые! Ставь по центру! — Сатир показал братьям на центр кособокой звезды в кривом круге, лучи которой на ощупь дорисовывал Йетитьтя. — А ты что ковыряешься? Отползай в сторону, пока лапу не прищемили.

Закончивший «геометрячить», Йетитьтя проворно поднялся и отошел в сторону. Братья Лычко установили в центре его художественного «шедевра» пятиугольный металлический брусок с трехгранным отверстием в середине и винтами по краям и начали вкручивать винты в половицы погреба.

— Закрепляют параквазохроид, — пояснил сатир Круглову. — Все по инструкции, чтобы не сорвало, чего доброго.

Алексею показалось знакомым название прибора, где-то подобное он уже слышал.

— Кранкэнштейна Федю помнишь, Командир? — подтвердил его догадку Фавнус, внимательно следивший за работой «подчиненного личного состава». — Его изобретение.

— А он что, не «того»? — Алексей сложил руки на груди и сомкнул веки. — Не «уснул», как все?

— Нет, у него «барометры» разные на «порчи» да горе-беды всякие. Он одним из первых тревогу забил и народу «метеосводку» довел, но мало кто ему поверил. Народ-то в тамошних краях безграмотный, как и наши братцы, все на дурь врожденную да на «авось» уповают. В этот раз не прокатило. И хотя Феде даже многоуважаемый Лаврентий Лубянский вторил, мол, прячься, кто может, его «предсказы» люд тоже в основном мимо своих лопушей пропустил.

— Что, и Лаврентий жив, в смысле здоров и не спится ему? — удивился Круглов. — Надеюсь, Аглаи с ними нет?

Кого-кого, а эту похотливую ведьму Круглов видеть категорически не желал.

— И краснокнижник в добром здравии, — ответил за сатира пыхтевший над прибором Антип, — и Аглая, мать ее…

— Не отвлекайся, солдат удачи, — выключил его из беседы сатир. — Лучше еще раз крепления проверь, а ты, Архип, ключ тащи. У нас времени в обрез, до петухов поспеть надо, как Лаврентий наказывал.

— Так я не понял, — затряс головой Алексей. — Это чье изобретение, Фердинанда или Лаврентия?

— Совместное предприятие, — ответил сатир. — Оба колдохимичили над параквазохроидом, потому он и «магиометрический».

— А отец Иосиф освятил эту адскую штуковину, — вставляя ключ-рычаг в намертво закрепленный брусок с электроколдовской начинкой, добавил Архип.

— И игумен Иосиф жив-здоров? — продолжал сыпать вопросами прапорщик.

— Естественно, — зевнул сатир, — мы же всем табором у него в монастыре сейчас, там такой дурдом, не приведи господи: колдуны и монахи, лешие и ведьмы, праведники и грешницы, все скопом, и даже Мичуру беззубого туда запустили. Не монастырь, а лагерь беженцев. Меня сначала комендантом назначили, а потом завистники оговорили, и меня разжаловали.

— Конечно, — повернулся к Командиру Архип, закончив установку ключа в пазу. — Этот чудак там чуть секту не устроил. Собрал вокруг себя женщин и хотел, чтобы они к нему в келью на «службу» приходили.

— Если бы не Йетитьтя, быть ему здорово битым монахами, — добавил Антип, утирая пот со лба. — Да и женщинами тоже.

— Ври да не завирайся, — встал на защиту своего «честного» имени сатир. — Я их просто от дум тяжких отвлечь хотел, а меня не так поняли. Зато сейчас я заведую продскладом, еды у нас совсем мало осталось, скоро голодать все начнем, а вы, — Фавнус строго зыркнул на близнецов, — и подавно без продпайка останетесь.

— Ладно вам, горячие сфинкские парни, — попенял ворчунам Командир. — Давайте заводите свою «шарманку», а то уже часа два мы тут торчим, скоро точно петухи запоют или дядька сунется искать, где меня «черти носят».

— Не волнуйся, Командир. Это здесь пару часов прошло, а там, наверху, бьюсь об заклад, не больше минуты, — провел ликбез сатир.

— Фердинанд говорит, в другом месте уже и год за здешний час обернуться может, — согласился с сатиром Антип.

— Но все равно, поспешать надо, нас ждут там, — напомнил о цели их прибытия Архип, махнув рукой за спину.

— Хорошо, заводите, — разрешил Фавнус, вставая на один конец расчерченной звезды и приглашая Круглова занять место на соседнем луче. — Сейчас поедем.

Братья Лычко подвели Йетитьтю к ключу-рычагу и, взявшись за рукоятки ключа с трех сторон граней, начали вращать его по часовой стрелке, словно заводя невидимые часы.

— Командир, ты только не говори там, что это наша с братьями вина, — как бы между прочим попросил сатир, когда его «солдаты» делали уже третий оборот.

— Ты о чем? — не понял Круглов.

— О Черте и остальных последствиях, — уточнил Фавнус. — Мы просто сказали, что это твоих рук дело, мол, Останкина гора затряслась, Черт и вылез посмотреть, кто буянит. Узнают, что наших рук, врунишками сочтут. А-а?

— Что?! — закипел Леха. — Вы всем соврали, что это я кашу заварил?! Ах вы… — задохнулся он от негодования.

— Командир, мы были против, — крикнул Архип, вращая ключ.

— Да, — поддержал брата Антип, — мы хотели рассказать, как все было, но сатир сказал, что — молчание золото. Застращал, мол, проклянут нас, анафеме предадут, вот мы и смалодушничали.

— Не держи на нас зла, Командир, мы больше не будем, — хором попросили все, кроме пещерника.

— А я так вообще не при делах, — сказал Йетитьтя и опять вспомнил про «веки, мои веки».

Долго ли, коротко ли думал Круглов, но вскоре надумал.

— Эх, что с вас, недотеп, взять, — сменил он гнев на милость. — Хорошо хоть додумались меня позвать, лыцари без страха, стыда, совести и упрека.

У всех присутствующих вырвался вздох облегчения, Командир простил, значит, все в порядке.

— Готово! — доложил Антип, увидев, как ключ вкрутился до специальной отметки на нем. — Запускать?

— Обожди! Задраить люки! — скомандовал Фавнус, сам же сбегал, закрыл люк погреба и, вернувшись на свое место, подал следующие команды. — По местам! — Братья и Йетитьтя встали на свободные лучи звезды. — Взялись за руки! — Все, включая Алексея, взялись за руки, замкнув круг. — Держать строй!

Ключ, торчавший в приборе, начал вибрировать, но не двигался.

— Готовы? Внимание! — закричал сатир, набрав побольше воздуха, и прокричал нужное заклинание. — Вихро-синхро-бодро-бедры! Ведро-ветры-полбу-колбой! Абры-бобры-будьте-добры! Цзынь-цземынь-звездец-аминь!

С последним словом заклинания ключ сильно задрожал и, набирая скорость, начал вращаться в обратную сторону, создавая пространственно-временную воронку. Вибрация от прибора передалась стоявшим вокруг людям и заставила ходить ходуном полки с припасами Лешего. Спустя несколько секунд весь погреб со всем содержимым лихорадило так, что стоявшим в нем людям то и дело приходилось поддерживать друг друга, чтобы не выпасть из круга. Алексей уже начал сомневаться в их затее с «квазохроидом», как вдруг раздался страшный треск и грохот, поднялась пыль, с полок слетело несколько бутылей и банок, и сомнения Круглова испарились, уступив место твердой уверенности в ошибочности их действий.

«Сколько локальных войн и конфликтов прошел, сколько спецопераций провел, из вампира человека сделал, наконец, и вот теперь, в, казалось бы, самом безмятежном месте планеты, в самом сердце этого дремучего рая, мне суждено погибнуть под обломками дядькиной избенки, — подумал Алексей, глядя на творящийся вокруг техномагический беспредел. — Сатир, сволочь, однозначно что-то напутал с таким мудреным заклинанием, и сейчас нас всех здесь накроет к чертовой бабушке обломками рушащегося дома. Оттуда-то их профессионалы сюда десантировали, а здесь, прямо скажем, из рук вон плохообученные „десанты“ уже сами намудрили, твою дивизию».

Пока он думал да гадал, когда их завалит, погреб тряхнуло еще несколько раз — и все замерло.

«Пронесло, — не поверил своим глазам Леха, увидев, когда осела пыль, практически невредимый погребок. — И пусть мы никуда не „переехали“, зато вместе и живы. Ничего, найдем как-нибудь другой путь».

Сатир, отпустив руки Алексея и Йетитьти, отошел в дальний угол погреба и, покопавшись там, крикнул:

— Все, при-при-при-приехали. Пошли, Командир, к нашим, заждались, поди, тебя.

Не поверив своим ушам, Круглов чисто из любопытства пошел за сатиром и наткнулся на… выдолбленные в земле ступени. Те самые. Он мог поклясться, что в погребе их никогда не было до этого. Неужели…

— Прошу к нашему монастышу! — сказал Фавнус, перебивая его мысли и отодвигая люк в сторону. — Вот мы и дома.

Алексей вылез из погреба вслед за сатиром и огляделся. Он стоял посреди той самой кельи: даже свежевыбеленную и обставленную простецкой мебелью, Леха узнал ее — келью, с которой началось его путешествие по подземному ходу в другой мир, в этот мир, в мир, в который он вновь вернулся.

— Вот вы и дома, — прошептал обалдевший прапорщик и отошел в сторону: за ним, помогая опухшеглазому пещернику, из люка поочередно вылезли близнецы. — Вот мы и здесь.

Минуту спустя вернувшийся со двора Иван Евпатьевич в ожидании Алексея опрокинул чарку зелья, крякнул удовлетворенно и покликал племяша. Не услышав ответа, лесник подошел к лазу в погреб. «Наверное, уснул-таки мертвым сном, — мысленно веселясь, подумал Леший, — а говорил, „ни в одном глазу“». Егерь взялся за ручку и, не обратив внимания на струящийся сквозь щели люка холод, приподнял его и… вместо ступеней и полок под его ногами разлилась темно-синяя пустота, а где-то далеко-далеко внизу мерцали россыпи золотых звезд…

«Мать моя женщина!» — не моргнув выкатившимися из орбит глазами, сам себе соврал оторопевший лесник. Иван Евпатьевич осторожно прикрыл люк и, перекрестив его на всякий случай, сверху еще, чтобы космосом (блин, ну надо же!) не сквозило, накрыл люк медвежьей шкурой.