Вообще-то эту главу можно было бы обозвать как-нибудь иначе, например: «Черти идут ромбом», или «Вия вызывали?», или даже «Вечерком в погребе под избушкой». Но тут все не так просто в этом леденящем душу происшествии, как может показаться на первый взгляд. Опять же если сопоставить несопоставимое, объяв все еще доселе необъятное, и добавить к этому былое и нынешнее, то может случиться совсем неожиданный итог. И после этих слов вам кажется, что вы окончательно запутались, нет, я скажу больше — вы всего лишь заинтригованы. Поэтому продолжим.

Спустившись в погреб, Алексей, освещая себе путь «летучей мышью», пошел промеж запыленных стеллажей с банками и кринками, выискивая полки с солеными огурчиками. Пройдя несколько плотно заставленных рядов (погреб больше походил на продовольственный склад времен гонки вооружений), он свернул с главного прохода в «переулок» и остановился напротив полки с соленьями. Где-то за стеллажом ему почудился зловещий шепот, словно кто-то переспросил у кого-то: «А не то что тогда?» Прислушавшись, Алексей больше ничего не расслышал и, списав слуховые галлюцинации на зелье Лешего, взял с полки трехлитровую банку. Стерев с этикетки пыль, он смог разобрать на ней порядковый номер банки — 1723, а может, хотя вряд ли, и дату изготовления (там еще были какие-то надписи, то ли на кирилло-мефодиевском, то ли на латинице — Круглов так и не разобрал, о чем в них говорилось) и, чихнув в бороду, собрался в обратный путь. Держа в одной руке лампу, а в другой банку, он вышел на главный проход и услышал… тихую дробь копыт за спиной. Он развернулся, осветив лампой пространство за спиной, но никого не обнаружил.

Слава богу, померещилось.

Нет, вновь быстрый топот за спиной. Алексей рывком развернулся в надежде увидеть, наконец, кто шалит, но лампа неожиданно погасла, погрузив погреб в непроглядную мглу. Поняв, что кто-то хочет его как минимум напугать, Алексей прикрыл глаза (все равно ни черта не видать, тьфу ты, опять чертыхнулся!) и, как учили его в свое время военные «сэнсэи», собрался, сосредоточился, одновременно превращаясь в «слух» и погружаясь в боевой транс.

Топот за спиной.

Леха выбросил ногу на звук. Раздался глухой стук и почти сразу грохот падающей с полок утвари. «Зацепил», — удовлетворенно подумал Круглов, продолжая стоять с закрытыми глазами посреди главного прохода. И тут началось.

— У-у-а-а! — заголосила невидимая нечисть, пытаясь лишить Круглова самообладания. — А-а-у-у! — продолжала она безуспешное запугивание-завывание и для пущего страха заголосила по-человечьи. — Смерть тебе, ирод! Братва, мочи его, он мне пятачину разворотил! Вали…

Алексей развернулся, метнул банку наугад и, кажется, угадал, но от этого визги только многократно усилились.

— Ви-ви-ви! — вновь перешло «нечто» на нечленораздельную речь.

Тяжелые лапы схватили Леху и, выбив погасшую лампу, стали выворачивать ему руки. Сделав вид, что поддается, Алексей позволил чертям (а он уже не сомневался в том, что нарвался именно на них) завести свои руки за спину. Сделав сальто назад, он, внезапно для противника, освободился из захвата и, мало того, оказался за спиной у настырных окаяшек, хватавших своими лапами воздух в том месте, где секунду назад была их несговорчивая добыча. Вычислив по характерному хрипу местоположение как минимум двух, нет, точно двух чертей, Леха подпрыгнул и, схватившись за мохнатые загривки, с неимоверным ускорением направил их черепа навстречу друг другу. От соударения лбами у черепов посыпались искры из глаз, так, по крайней мере, показалось их падающим между рядами хозяевам. Теперь уже нестройный хор нечисти затянул на разные лады:

— Вай-вай-вай! — неслось слева глухим баритоном.

— Вуй-вуй-вуй! — неслось справа сиплым тенорком.

— Вий-вий-вий! — перекрывало все и вся всхлипывающее звонкое контральто.

«Плачут или кличут?» — начал было анализировать Леха положение дел на данный момент и, «не отходя от кассы», услышал ответ на свой вопрос.

— Заткните мне уши! — прохрипел за его спиной тяжелый бас, и большие когтистые лапы схватили Круглова, так что он не только пошевельнуть руками, но даже и вздохнуть не смог (вот это нечистая сила так сила). — Или заткнитесь сами! — обратился к своим сообщникам сжимавший похрустывающего Леху монстр. — Вы разорвете мне перепонки!

Круглов стал задыхаться в тесных объятиях Вия (а может, Вуя или Вая — кликали-то троих, а пришел кто-то один из них). От нехватки кислорода Алексей быстро сник и, еще немного побарахтавшись в цепких клещах чудовища, безвольно уронил голову на грудь.

— Готов! — прохрипел монстр, немного ослабив хватку, и… получил Лехиным затылком по зубам.

— Не бейте мне в морду! — захрипел, начиная злиться Вий (Вай или Вуй?), но было поздно. Круглов, использовав хитрость в бою с превосходящим коварством, разгневанным дятлом нанес серию ударов головой назад и остановился только тогда, когда огромные лапы нечисти аккуратно вернули его на пол и отпустили, а сама нечисть, рухнув за его спиной, прошептала: «Закройте мне веки» — и затихла. Вместе с ним в тревожном ожидании дальнейшей развязки событий затихли и остальные черти.

— Еще желающие есть? — поинтересовался Алексей, потирая натруженную мозоль на затылке. Таковых не оказалось. — Замечательно! Тогда всем оставаться на своих местах.

Нащупав ногой лампу, Круглов поднял «летучую мышь» и, запалив фитиль, осветил место битвы.

Робкое колышущееся пламя закопченной лампы высветило совсем небольшой кружок погреба.

Бросив взгляд вокруг себя, Леха озабоченно нахмурился, еще не сообразив, что делать: начать радоваться или продолжать пока нервничать дальше. Картина, представшая его озадаченному взору, была достойна кисти таких мастеров, как Пикассо, Ван Гог или, на худой конец, Малевич, ну, в общем, тех, кто фигню всякую малюет. Перед Алексеем из груды битых кувшинов и банок торчали чуть вздрагивающие копыта всхлипывающей нечисти, в проходах по бокам от него тусклый свет освещал две пары вполне сносных лаптей на разбросанных в стороны ногах, а за спиной обнаружились огромные лапы, с виду почти человечьи, только размера минимум шестидесятого и с такими когтями, что мишка косолапый позавидовал бы такому «педикюру». И, повторюсь, все это всхлипывало, хрипело и стонало.

Поставив на ближайшую полку лампу, Круглов присел на корточки и, взявшись рукой за торчавшее из полумрака копытце, потянул его обладателя из-под груды осколков на какой-никакой, а свет. То ли существо существенно боялось «какого-никакого света», то ли ему почудилось, что сейчас продолжится его избиение, но оно, превозмогая многогранную ломоту во всем теле, взмолилось:

— Отпусти меня, добрый молодец! Богатырь благоро-о-одных кровей! — жалостливо протянуло оно, аккуратно, чтобы не рассердить ненароком «благородную кровушку», отбрыкиваясь от последнего. — У нас накладочка вышла, «обознатушки-перепрятушки», если позволишь. — Договаривая эти слова, существо, так и не вырвавшееся из лап Круглова, уже полностью выехало на освещенное место и заискивающе впилось жалобным взглядом в Алексея.

— Ах ты!.. — всплеснул руками Круглов. — Твою мать!

«Наверное, все-таки добьет, — отрешенно подумало существо, прикрыв наполненные слезами глаза. — А я еще такой молодой са…»

— Фаваня, чертушка! Братишка! Ты? — вдруг перебил горькую думу существа бородатый палач, схватив того за плечи. — Как? Откуда? Кто? Куда? Какого хрена? — засыпал Фавнуса вопросами русобородый незнакомец-богатырь, вытрясая из него душу. — Я же тебя!.. Убить!.. Мог!.. Как два пальца об асфальт!..

«Нет, все-таки добивает, — вновь загрустило немилосердно сотрясаемое существо. — Гляньте, как радуется, что одолел наш отряд».

— Ну ты что, в самом деле не признал Командира, Фавнус?! — прижал к груди полуобморочного сатира Круглов.

«Что? Что он сказал? — подумал сатир, прижатый к широкой груди Алексея. — Кто-то из нас бредит».

— Неужели это сон?! — захохотал Круглов, оторвав от груди сатира. — Я в шоке.

— Я тоже… — выдохнул Фавнус, наконец признав Командира, — в шоке…

И не верить ему причин не было.

Еще с минуту любовались друг дружкой старые товарищи и опомнились только тогда, когда из тьмы донеслось еле слышным шепотком: «Кто победил?»

— Ничья! — деловито ответил Фавнус, уже окончательно пришедший в себя после пережитого ужаса. — Давайте вставайте, нечего на холодном полу радикулит с простатитом отращивать.

— Братья? — затаив дыхание, поинтересовался Алексей.

— А то кто, они самые — монахи-кулачники. — Фавнус отошел в тень, помогая подняться одному из братьев. — Вот так, осторожней. Что, голова кружится? Не тошнит, нет? Это хорошо, значит, сотрясения нет, хотя чему там трястись — кость.

Он вывел на свет сначала одного брата, затем помог подняться второму и долго после объяснял им, еще туго соображающим, что этот, отдубасивший их до отключки бородатый страшный дядька не кто иной, как их Командир. Зато когда они уразумели, в чем, собственно, дело, общей радости не было предела. Сатир радовался, что остался жив и что встретил Командира. Братья Лычко радовались, что их уделал до потери пульса Командир, а не кто-то еще, ну и тому конечно же что пускай и так, но встретили Командира. Круглов просто рад был увидеть тех, по кому скучал: Провидение, или что там еще, дало ему возможность вновь увидеть Фавнуса, Архипа, Антипа и…

— Кстати, мужики, а это что за «гоголь-моголь» развалился? — кивнул за спину Круглов.

— Не узнаешь, Командир? — прищурил левый глаз сатир. — Кого мы в пещерах тогда нашли?

О нет!

Страшная догадка, словно вспышка молнии, прошила разум Алексея. Это четвертое существо за спиной, с такой гладкой кожей, с таким «маникюром» и «педикюром», так сильно его обнимавшее… Неужто… неужто это она и есть?

— Только не говорите, что этот гоблин — принцесса. — Боясь услышать ответ, Алексей буравил взглядом огромные лапы.

— Да, — вздохнул удрученно сатир, — она самая. Прекрасная принцесса после твоего поцелуя превратилась в эту обезьянищу.

У Круглова оборвалось сердце. Как он мог так рисковать зачарованной девушкой.

«Екарный бабай! — возмущенно поругал себя Алексей. — Возомнил себя „прынцем“, придурок. Гляди, любуйся теперь творением губ своих, смотри, дубина стоеросовая, что из этого вышло».

— Я не обезьянище, — прохрипело из тьмы, — я горняк, ну, то есть пещерник. Откройте мне веки!

— Кто это? — не совсем разобрал сказанное «принцессой» Круглов. — Вий?

— Ты что, Командир, тоже ударился головой? Какая же это принцесса, это Йетитьтя, кореш мой. Ну, помнишь, тот громила с кувалдой, из Останкина, — хохотнув, пояснил Фавнус.

— Йетя? — не поверил своим ушам Круглов. — А разве он не того…

— Нет, живучий гад попался, — похвастал сатир, — он того гробокопа «того», а сам выбрался следом за нами. Только шерсти лишился начисто, облинял почему-то безвозвратно.

— Дык откройте же мне веки! — продолжал настаивать пещерник, поднявшись и на ощупь выйдя на голоса товарищей.

— Глянь, как Йетитьку Командир отделал! — сами из-за больших шишек на лбу похожие на юных сказочных единорогов, восхищенно зашептались Архип с Антипом. — Глаза заплыли, и не видно их вовсе. Ай да Командир!

Йетитьтя встал перед Кругловым как «лист перед травой»: лысый череп с массивным подбородком, бревноподобные плечики, бицепсы-«арбузы» и раскачанные до невозможности мышцы груди. Единственное, что отличало этого «гигантопитека» от других неандерталоподобных существ — отсутствие даже намека на телесную растительность, даже брови и волосы в носу повыпадали у облученного радиоминой пещерника, но это придало ему только большую экстравагантность.

Круглов облегченно вздохнул. Не принцесса — уже легче. Интересно, тогда где она?

— Кстати, а где тогда принцесса? — подозрительно оглядел группу враз заскучавших соучастников Леха, от них всего можно было ожидать. — Она ведь с вами оставалась, не так ли?

Веселья как не бывало. От таких каверзных вопросов братья с сатиром поникли, и даже охавший пещерник виновато притих. Такое поведение старых боевых друзей встревожило Круглова не на шутку.

— Вы что, воды в рот набрали?! — вновь начал сердиться Леха. — Ну-ка отвечайте, а не то я…

— Ой вы, веки, мои веки, — напомнил остальным и в частности Алексею Йетитьтя, что он уже дюже пострадавший, и его больше пытать не стоит.

— Помолчи уже, «громобой», — набрался духу сатир, заткнув пещерника и посмотрев в упор на Командира. — Короче, у нас опять проблемы, Командир.

— Где принцесса, с ней все в порядке? — не унимался Круглов.

— Мы и принцессу как-то тупо профукали, и себе беду, будь она неладна, накаркали, — пояснил Фавнус, еще больше запутывая Алексея. — А все из-за этих вот матерщинников, — он кивнул на братьев Лычко. — Ни стыда ни совести, а еще монахи…

— Ты сам-то хорош, — с взаимными обвинениями против сатира выступил Архип. — Кто тебя просил ему про Командира враки врать и чушь пороть?!

— Я его припугнуть хотел.

— Припугнул, — поддержал брата Антип, — теперь у нас все мертвым сном уснули. Пугало нашлось тут.

— Ой вы, веки, мои веки, — вставил словечко в перепалку Йетитьтя. — Как мне их открыть бы?

— Заткнись!!! — дружно «попросили» пещерника братья с сатиром.

— Замолчите все! — негромко, но твердо произнес прапорщик, и его послушались. Обведя всех суровым взглядом, он остановил его на сатире. — Кому ему? Выкладывай свою версию.

Сатир еще раз многозначительно вздохнул и, посмотрев с недовольством на братьев, поведал Командиру выпавшие на их долю тяготы и лишения.

— Здесь дело темное, — сделав максимально умное выражение припухшего лица, изрек сатир.

— А ты не темни, говори как есть. — Алексей хрустнул костяшками пальцев, давая Фавнусу понять, что да, действительно, темнить и даже просто тянуть время не рекомендуется.

— У нас с твоего исчезновения все наперекосяк пошло, — без промедления затараторил Фавнус. — Ты, покуда целовался с принцессой, медленно исчезал, становился прозрачным, пока весь и не пропал. Мы, грешным делом, подумали, что ты нам новую технику маскировки показываешь. Поискали тебя, поискали, с принцессой заодно познакомились. Кстати, ее Еленой Преклассной зовут.

— Правильно говорить — Еленой Прекрасной, — машинально поправил Леха.

— Нет уж — Преклассной, — усмехнулся сатир. — Сказок начитался, думаешь, все знаешь. Ан нет. Она нам и документ предъявила, где золотым по серебристому выткано «Елена Преклассная — принцесса, олимпионка и просто замечательная царствохозяйка».

— Верно, у нее платок дивный такой, — подключился к беседе Антип.

— У вас здесь справные девки — красные, а дюже хорошие — прекрасные, — дополнил Фавнус. — У нас же немного иначе, с блатыни, мертвого языка, слово «классикус» означает дословно «образец», следовательно, «преклассная» означает «образцовая», то бишь все при ней. Отсюда середь наших прозваны девки «классными», а самые крутые-прекрутые — «преклассными», вот и вся архимедика. Про таких красотуль в нашей стороне и молвят «Кентавра с галопа осадит и в портик залитый войдет».

— Ладно, поехали дальше, — судорожно махнул рукой Круглов на мудреные речи сатира.

Фавнус прокашлялся и продолжил:

— А потом плюнули мы тебя искать и полезли вниз, уж больно трясло Останкину гору. А пока спускались без тебя, да без веревки, да с этими дремучими жителями леса, — сатир вновь кивнул на братьев, — они столько всяких гадостей наговорили. Хорошо, Ленка первой слезала, в основном все мимо ушей пропустила, а я, поверь мне, Командир, — приложил он руку к груди, — на всю жизнь наслушался.

— Что, небось заклинания какие-то исковеркали? — Леха испытующе посмотрел на монахов.

— Если бы… — ответил за них сатир. — Проклинаниями они наш путь усеяли: и «тысяча чертей», и «занесли же нас черти», и «черт побери, всех нас, вместе взятых», и «чтоб чертям здесь пусто было», и «к черту на рога залезли», и «чертями трусливыми» друг дружку обзывали, и… да, в общем, много чего нового я сам узнал из уст этих «святош». — Фавнус с саркастической усмешкой сложил руки на груди. — Короче, пока мы слезли, нас уже встречали под горой.

— Кто?

— Он самый. Черт, Джеймс Черт, — развел руками сатир. — Так он нам представился. Махнул нам какой-то палкой полосатой, подозвал, сказал, что эти гении, — Фавнус вновь кивнул на братьев, — превысили скорость чертыхания-чертопоминания, и собрался выписать нам штраф.

— Он хотел, чтобы мы ему за оброком в омут сплавали, должок у кое-кого выбили, — вновь вклинился в беседу Антип. — Мы с Архипом уже почти договорились с ним, осталось только по рукам хлопнуть.

— Ага, и тут этот бобер, — вмешавшийся в разговор Архип ткнул пальцем в сатира, — тобой его запугивать стал. Раздухарился там, тебя, стыдно сказать, нашей «крышкой» обзывал.

— Не «крышкой», а «крышей», — уточнил сатир.

Но Архип, не обращая внимания на поправки извне, продолжал:

— Кричал, мол, если не отвалит с дороги этот «чертила», то Воин Не От Мира Сего, то бишь ты, вернется и ему рога свернет в прямом и переносном смысле.

— А еще он ляпнул, что ты такой крутой, что умудрился живую оживить и мертвых умертвить, — перехватил эстафету у брата Антип. — Тут Джеймса (вот имечком-то дурацким нарекли), Джеймса Черта и проняло.

— Как он начал на нас кричать, топать своими копытами, хвостом щелкать, — изобразив испуганное лицо, продолжил повествование Архип, — насчет тебя допытываться стал. А откуда нам знать, где ты прячешься. Мы ему так прямо и сказали, что ты в засаде сидишь.

— Побагровел Черт, думая, что издеваемся, вот-вот лопнет от злости, — это уже Антип вклинился, — а потом ни с того ни с сего ухмыльнулся гадко и сказал, что будет ждать тебя в гости. Вот. Сказал, что принцессу в наложницы себе забирает, пока ты не придешь…

— Не в наложницы, а в заложницы, не путай, — вновь поправил его сатир.

— Да какая разница, — отмахнулся Антип. — А еще для пущей верности сказал, мол, порчу сильную на наш мир наведет, поветрие проклятущее на все сущее.

— Сказал, если принцесса и не нужна, то герой, то есть ты, за люд простой по-любому к нему «пободаться» явишься, — сказал Архип, пожав плечами.

«Веский аргумент, ничего не скажешь», — отметил «изобретательность» супостата Алексей.

— Потом добавил, мол, коли ты, Командир, «живую оживил и мертвых умертвил», то для такого чудотворца не составит труда «сдавшись, победить» или хотя бы «проиграв, выиграть». Сказал эту белиберду тарабарщинскую и исчез вместе с принцессой, как ты часом раньше.

— Но пред этим успел объявить, как бы это помягче выразиться, «алхимическую тревогу», — напомнил сатир.

— Это что еще такое? — не понял намека Леха.

— Ну, это, — попытался Фавнус подобрать еще синоним к «проказам» Черта, — воздух подпортил.

— А неделю спустя у нас все люди, звери, птицы и даже нечисть слегли втихомолку, глаза закрыли и дышать перестали, — добавил Антип.

— Словно умерли, только не разлагаются, — подтвердил сатир, — я полагаю, в чертовски неприятную кому впали всем миром, от проказ чертовых.

— Вот опять, — встрепенулся Архип, — «чертовски», «чертовых». Может, хватит этого типа поминать.

Сатир, хлопнув себя по лбу, прикрыл рот ладонью.

— Ладно, хоть тех, кто за стенами храмов и монастырей укрылись, чаша сия миновала, — добавил Антип. — Там жизнь еще теплится.

Все смолкли, а Круглов задумался, анализируя полученную информацию.

— Так кто же знал, что это не простой «чертила», а сам Люцифер, он же Воланд, он же Вельзевул Серосмердящий, — ни с того ни с сего начал опять «заводиться» сатир.

— Цыц, — «заглушил» его тут же Круглов и, не задавая лишних вопросов, спросил только: — Как назад попасть?

Сатир переглянулся с братьями, так же, только безответно, глянул на Йетитьтю, бормотавшего одними губами что-то про свои отекшие веки, и, приложив два пальца к виску, подмигнул:

— Проще простого, Командир, было бы желание. Разрешите заводить!