ГЛАВА ДЕСЯТАЯ,
в которой повествуется о встрече с шаманом,
имевшей далеко идущие последствия для Жака Кошона

Приходится признать, что знания наши сильно ограничены даже в том, что касается нас самих — людей, наших возможностей и способностей. Самонадеянно мы поклоняемся разуму, этому новому идолу, возведенному на пьедестал учеными школярами, и в обыденной жизни это оправдывает себя. Но, столкнувшись с неведомым, разум очень часто оказывается бессилен. До встречи с Коллет я всех магов считал шарлатанами и фокусниками, за что и поплатился. До встречи с шаманом я не верил, что они обладают хоть какой-то реальной силой...

Деревня, куда привели нас дикари, оказалась... ну дикарской она оказалась. Несколько жалких хижин, криво сплетенных из толстых ветвей и лиан. Крыши из пальмовых листьев. Огороды, живо напомнившие мне огороды достопамятных троллей. Да и сам образ жизни этого племени не сильно отличался от виденного нами в Истошной Пустоши.

Впрочем, в пользу дикарей можно было сказать, что хоть они нас и считали за демонов, но принимали как богов! К сожалению, в это входил и обязательный пир, и блюда подавали примерно такие же экзотические, как и у базука.

Памятуя о тяжелых последствиях предыдущего пира, я напрочь отказался от коварного тек-тек. Да и, говоря по чести, от волнения кусок в горло не лез, в отличие от дикарей, которые стремительно смели все угощение, не менее стремительно упились и начали развлекаться в меру собственной фантазии. Фантазия у большинства дикарей оказалась довольно убогой.

— Проклятье, Конрад, придумай же что-нибудь! — воскликнула Коллет, отвешивая полноценную оплеуху очередному «кавалеру». Я по давнему опыту знал, что кулачки у ведьмы хоть и маленькие, но бьет она сильно и точно. Пьяным индейцам хватало одного удара в челюсть, после чего Николас кряхтя вставал со своего места и галантно утаскивал жертву в другую хижину отлежаться.

—Что тут придумать-то? Я не виноват, что ты им всем так понравилась. Гордиться надо — столько голозадых рыцарей у твоих ног!

—Я бы гордилась, если бы они были и впрямь у моих ног. Если бы пели мне серенады под окном, забрасывали цветами, водили любоваться восходом солнца... А эти тащат в кусты, даже не представившись! Никакой романтики!

— Ну откуда у них взяться романтике, когда они все тут голые? — резонно возразил Николас— А весь их язык одно сплошное поминание атрибутов Богов Плодородия. Дети природы — что с них взять?

— Скорее уж вернулся бы гонец! — выдохнула Коллет, отправляя в мир снов еще одного незадачливого ухажера.— А то, боюсь, скоро будут жертвы.

— Не следует считать других ниже себя только потому, что их обычаи кажутся вам странными,— нравоучительно поднял палец к звездам Андрэ.— С их точки зрения, наши обычаи не менее смешны и даже неприятны. Но на самом деле все мы — лишь частицы единой Мировой Души, временно запутавшиеся в тенетах иллюзий!

— Совершенно верно! — поддакнул Морган. — Стоит лишь освободить свое Я от этих тенет, как ощущаешь единение со всем миром, с каждой живой душой. Вот с этими аборигенами, с ночными мотыльками, сгорающими в костре, с пламенем костра, с тобою, Конрад.

— Но-но, оставь свои грязные мысли при себе! — возмутился я.— Иди единяйся себе с мотыльками в пламени костра!

—Твоя грубость проистекает из невежества,— вздохнул крыс. — Гнев омрачает твое божественное Я!

— Иезус Мария! Когда уже из них этот пейотль выветрится? А то я за себя не ручаюсь!

— Судя по их состоянию, к утру останется только слабый похмельный эффект.

— Слава богу! Погоди, а ты кто такой?

Я уставился на совершенно седого старика-индейца, невесть откуда взявшегося у костра. Старик невозмутимо сидел между Андрэ и Николасом, словно провел на этом месте весь вечер. В отличие от остальных дикарей, он вполне грамотно говорил на испанском и был одет в широченные полотняные штаны и не менее широкую рубаху. На тощей, морщинистой, как у игуаны, шее болталось с фунт всяких бус, побрякушек и талисманов.

— Ты, случаем, не шаман? — кивнул я на эту кучу украшений.

— Иногда меня так называют.

— А... Э... — Я почувствовал, как язык присох к небу от волнения. Заготовленная еще в Бублинге речь немедленно выветрилась из головы,— Здрасте!

— И ты будь здоров, оборотень,— кивнул шаман.— Зачем ты в таком виде, когда опасности нет? Это опасно!

— Дьявол меня раздери, если я в этом уже не убедился! — воскликнул я.— Слушай, дед! Ты и впрямь очень мудрый — вон как сразу меня разгадал! Помоги мне вернуть человеческий облик!

—Хм. Догадаться, что кот, говорящий по-человечески,— оборотень, было нетрудно,— проворчал старик, внимательно меня разглядывая.— Не знаю, не знаю... Трудно будет тебя расколдовать!

У меня перехватило горло, так что следующий вопрос больше походил на хриплый мяв:

— Но возможно?

— На свете нет ничего невозможного,— пожал плечами шаман.— Было бы твое желание истинным!

— Истиннее не бывает! Я бы перекрестился, да боюсь — ты исчезнешь!

— Ну я же не дьявол! — рассмеялся старик.— Что же, тогда прошу в мой дом! Если, конечно, не желаете догулять праздник...

— Не желаем! — хором воскликнули я, ведьма и ярл.

Задремавшего Андрэ при помощи согнанных шаманом индейцев как-то удалось взгромоздить на Максимилиана. Остальные — из уважения к пешему шаману — тоже шли пешком.

Дом старика оказался всего в паре миль от деревни дикарей. Здесь уже начиналось подножие горы, пока еще пологое и поросшее густым кустарником. Шаман жил в просторной пещере, без труда вместившей весь наш отряд, за исключением лошадей, оставшихся пастись снаружи. Пещера выглядела вполне обжитой, хотя не сказать чтобы комфортной: полки с какими-то мешочками и свертками на стенах, тюфяк в углу и очаг посредине — вот и все признаки человеческого жилья.

— А небогато живет старичок,— хмыкнул Жак, оглядывая спартанскую обстановку пещеры.— Что называется, ни удавиться, ни зарезаться.

—Тяга к бессмысленной роскоши — признак незрелого ума,— пробормотал сквозь дрему Морган.— Иллюзии, друг мой, все это иллюзии.

—То-то у вас во дворце на кровати четыре перины было! — возразил Кошон, вовсю пользуясь необычным состоянием патрона.— И балдахин шелковый!

— Заткнитесь, вы, оба! — прошипел я и обернулся к шаману: — Так что надо делать?

— Ну... — Старик огляделся и кивнул на метелку и совок в дальнем углу пещеры.— Для начала займись уборкой.

—Уборкой? — Мне показалось, что я ослышался.— Я, потомок славного рода фон Котт, буду заниматься уборкой?

—Ложные представления о себе затмевают твой разум,— спокойно ответил шаман, усаживаясь возле очага.— Что значит «потомок славного рода», если сейчас ты всего лишь кот? Ты искал мудрости? Так не отказывайся от нее, если она горька!

— Вообще-то я искал не мудрость, а средство от заклятия,— буркнул я, пытаясь половчее ухватить метелку лапами.— Иезус Мария! Никто не хочет мне помочь?!

— Это твое испытание, милый! — сочувственно вздохнула Коллет.— Колдуны часто подвергают взыскующих Истины всяким испытаниям, так что я не могу помогать — не будет нужного результата.

— Проклятье!

Если кто-то из читателей этих путевых записок желает прочувствовать на себе всю тяжесть моего испытания, найдите метелку в два раза выше вас, плотно замотайте руки толстой тканью и попытайтесь подмести двор. Поскольку центр тяжести вашего тела вы изменить не сможете, то представление о моих мучениях вы получите весьма отдаленное. Но все-таки получите. Особую «изысканность» этому испытанию придавал тот факт, что спутников моих шаман усадил вокруг очага и раздал им плошки с умопомрачительно пахнущей мясной похлебкой. Если учесть, что в дороге нам приходилось довольствоваться сушеным мясом, бескомпромиссно жестким и отчаянно соленым, а два пиршества у базука и безымянного племени голых дикарей могли пробудить аппетит разве что у Андрэ, можно догадаться, какой искус овладел мною.

Тем не менее через некоторое время я поймал себя на том, что гневные мысли куда-то улетучились и я даже начал получать определенное удовольствие от мерных взмахов метелки. Сор, которого в пещере оказалось до безобразия много, послушно собирался в кучки и исчезал за порогом пещеры. Одновременно у меня возникло ощущение, что такими же кучками и голове моей собирается всякий мысленный «сор» и выметается в пустоту за порогом моего сознания. Процесс освобождения так увлек меня, что я без всякого напоминания протер полки от толстенного слоя пыли, вымел и ее, вынес на улицу постель шамана и основательно вытряс ее, наломал сухого кустарника для очага. К этому времени мои спутники уже закончили ужин и с некоторой растерянностью на лицах наблюдали за моей деятельностью. Смешные люди! Конечно, им казалось нелепым рвение, с каким я проходил испытание! Но ведь и в монастырях проходят довольно утомительное и неприятное послушничество, прежде чем стать монахами, и только на самых ревностных из них снисходит благодать! А оруженосцы? Чем только не приходится заниматься благородному отроку, прежде чем он заслужит рыцарские шпоры! Или вспомнить даже мое обучение воинскому мастерству! Да я же хуже раба был у господина д'Сада, известного мастера фехтования, прежде чем стал хорошим мечником! Не дожидаясь приказа шамана, я собрал грязную посуду и сбегал к источнику, потом отволок туда же пустой котел и стал тщательно оттирать его песком. За этим занятием и застал меня Гай Светоний Транквилл:

— Ко-ко-конрад, я тебя не узнаю! Что на тебя нашло?

—Ты же слышал, что сказал шаман — мне нужно пройти это испытание.

— Не морочь мне голову. Испытание испытанием, но ты стараешься как какая-нибудь чокнутая Золушка!

— Гай, ты не понимаешь... А мне трудно объяснить словами. Это нужно почувствовать самому. Я пришел сюда полным сомнений, тревог, страха и гнева. Ты ведь и сам помнишь, во что я превратился всего лишь за одну зиму: унылая развалина, хнычущая на чердаке от жалости к самому себе. Противно вспомнить! Да, путешествие... а точнее, надежда на его успешное окончание немного взбодрила меня, но все равно во мне постоянно боролись всякие малоприятные мысли и чувства. И вот сейчас я вдруг ощутил такое невыразимое спокойствие! Да что там — я просто заново родился! И все это благодаря такому простому испытанию. Нет, что бы там ни говорили, но в древней шаманской мудрости сомневаться глупо! Я уже безмерно благодарен старику за этот урок...

(Запись вымарана по соображениям нравственности.)

— Я УБЬЮ ТЕБЯ, МЕРЗКИЙ СТАРИКАШКА!

К сожалению, несмотря на более чем почтенный возраст и хилую внешность, шаман оказался весьма прытким. В несколько гигантских прыжков он оторвался от меня, добежал до почти гладкой отвесной стены и словно паук вскарабкался на уступ, откуда показал мне костлявую фигу.

— Слезай, мерзавец!

К первой фиге добавилась вторая, не менее костистая и выразительная.

Вот дрянь! Я окинул оценивающим взглядом скалу. Теоретически взобраться я смог бы, но шаман занимал тактически более выгодную позицию — с уступа он мог спокойно плевать в меня, бросать камни или банально стукнуть по голове пяткой, когда я доберусь до самого верха.

—Ты не просидишь там вечность! К вечеру потеряешь сознание от жажды!

Старик исчез на мгновение и, вернувшись, продемонстрировал мокрую рубаху. Проклятье! Видимо, ручей, в котором я как последний дурак вчера отскребал котел, имеет начало в горах и выходит наружу где-то на уступе. Стоило вспомнить вчерашнее испытание и свой пафосный разговор с Транквиллом, и мне захотелось провалиться сквозь землю от пережитого утром унижения.

Мало того что я вернулся в пещеру глубокой ночью, отчистив медный котел до золотого сияния. Утром так же безропотно, с идиотской восторженностью я опять прибрал пещеру, натаскал воды, только что еду не смог приготовить — не приспособлены к тому лапы кошачьи, да я и в человеческом своем обличье не умел готовить. И вот после завтрака — замечу, что посуду опять мыл я! — этот старый, спекшийся на солнце кактус заявил, что не может меня расколдовать. Хуже того, он еще вчера знал, что не сможет этого сделать! Для этого, видите ли, нужна особая тинктура, которой у него нет и состава которой он не знает! Я сначала даже не понял, о чем он говорит. Решил, это тоже часть испытания. Но старик только развел руками:

— Говорю же, нужна тинктура! Ее состав был написан на золотых табличках и передавался от шамана к шаману...

— И где эти таблички? — спросил я, чувствуя, как безмятежная новая личность, обретенная во время испытания, скукоживается и прячется куда-то в дальние уголки души.

—Ты видел тут хоть кусочек золота? — ехидно хмыкнул у меня за спиной Морган.— Ты вроде как вчера все тут перетер и перемыл. А! Да ты хитрец! Я-то думал, ты от чистого сердца стараешься, а ты таблички искал!

— Я. Старался. От чистого. Сердца,— раздельно произнес я, пытаясь держать себя в руках. В лапах.

— Понимаешь, таблички украли давным-давно, я подозреваю, еще во время первого посещения нашего племени викингами,— виновато пробормотал шаман.— У нас был большой запас тинктуры, потому про таблички никто не вспоминал около сотни лет. Потом решили пополнить запас и не смогли их найти. Понятно, что за столько лет следы их окончательно затерялись...

—Так зачем же ты заставил меня проходить испытание? — все еще спокойно спросил я, уже догадываясь, каким будет ответ.

— Ну понимаешь, мой последний ученик покинул меня несколько месяцев назад,— промямлил шаман.— Убираться стало некому, я и подумал...

Вот тут-то я на него и набросился.

К тому моменту, когда мои спутники добежали до скалы, сил бесноваться у меня уже не осталось. Коллет присела рядом со мной на песок и молча обняла за плечи. Андрэ мялся рядом, судя по выражению лица не особо понимая, что произошло,— за ночь остатки волшебного кактуса выветрились из неге» вместе с избыточной мудростью. Николас вертел в руках пистолет.

— Капитан, хочешь, я его сниму оттуда? Пусть только высунется...

— Спасибо, Николас,— вздохнул я.— Не вижу смысла. Тинктура от этого не появится.

— Вот именно! — вякнул из своего укрытия шаман.— Я вижу, испытание все-таки пошло тебе на пользу...

— Не искушай судьбу, а? — рыкнул я.— Спускайся лучше, поговорим спокойно.

— Да-да, пусть только спустится,— мстительно прошипел Морган, которого кактусная мудрость тоже покинула.— Жак, бей его сразу в глаз!

— А чего это сразу — Жак? Я, между прочим, честный вор, а не громила какой-нибудь, да и кто его знает... этого старикашку... может, он никакой и не старикашка — вон как резво по скале лазает... такого ударишь, сам потом зубы собирать будешь...

— А я все слышал! Не слезу, пока не пообещаете мне неприкосновенность!

— Ну и сиди там! Николас, дай Жаку револьвер! — Я не умею стрелять!

— Дожили. Уже крысы мной командуют...

— Не смей называть меня крысой! — А?

— Тихо! — рявкнул я.— Спускайся, старик. Клянусь, тебя никто не тронет.

Шаман подумал с минуту и с той же потрясающей ловкостью спустился по стене вниз.

— Ну что, раскурим трубку мира?

— С Николасом раскури, он любитель. А мне в пасти трубку не удержать. Идем в пещеру. Раз ты не можешь мне помочь делом, хотя бы поделишься информацией.

Шаман безропотно последовал за мной и действительно рассказал много интересного.

Когда-то давно во всех племенах индейцев, как в Южной, так и в Северной Америке, были шаманы, умевшие превращаться в тотем их племени. Но постепенно это колдовство было утеряно, а шаманы с каждым поколением становились все слабее. Когда викингов занесло штормом в эти края, единственным племенем, шаманы которого сохранили древнее искусство, было племя Стремительного Зверя, Попирающего Пески Двумя Огромными Лапами. Викингам повезло — чем-то они угодили тогдашнему вождю, и он оставил им жизнь. И даже принял в племя как почетных соотечественников. Среди «новых индейцев» оказались два северных шамана. Они очень заинтересовались древним умением и довольно быстро сами овладели искусством превращения в зверя. Ничего удивительного не было и в том, что тотемы у отчаянных мореходов оказались соответствующие — Медведь и Волк.

Пришло время, и викинги починили свой драк-кар. Часть команды решила остаться на новой родине, казавшейся после холодных голых скал Исландии настоящим земным раем, а другие отправились в опасное путешествие домой, в их числе и Медведь с Волком. Больше о них индейцы не слышали. Оставшиеся викинги постепенно растворились в местном населении, о том, что за Большой Водой существует другая населенная земля, давно забыли, так что когда явились первые конкистадоры, их простодушно приняли за богов. Чем эта наивность обернулась для индейцев — известно. Впрочем, к тому моменту племя Стремительного Зверя, Попирающего Пески Двумя Огромными Лапами, почти исчезло. Остались только шаманы, которые и сами по себе жили очень долго, и старались передать свое искусство ученикам, прежде чем умереть. Но постепенно даже эта линия угасла — не так много желающих осталось годами терпеть испытания и лишения, чтобы стать шаманом. Последний ученик появился у старика после пятидесяти лет одиночества, так что он с радостью принял его, несмотря на то что это был какой-то сумасшедший европеец. Когда почти полвека разговариваешь только с духами и туповатыми дикарями, не до разборчивости. Тем более что вскоре выяснилось — ученик хоть и не блещет магическими талантами, зато усерден, терпелив и безропотно сносит все выходки учителя. Идиллия продолжалась лет десять, ученик постепенно овладел почти всеми знаниями учителя, как вдруг — несколько месяцев назад,— беседуя с духами, он узнал, что с его любимой племянницей случилась беда. До этого момента шаман и не подозревал о наличии у бледнолицего чудака каких-то родственных чувств к племяннице. Впрочем, как и о самом существовании у него какой-то семьи. Как выяснилось, у Гарольда в Европе остались брат и маленькая племянница. На самом деле уже не такая и маленькая, ведь прошло почти двадцать лет с тех пор, как он ее видел в последний раз. Но в памяти Гарольда она так и осталась милой малюткой Анной. И вот в видении эту его трогательную племянницу злой колдун превратил в жалкую рептилию и закинул в холодное болото. Гарольд вышел из состояния медитации, простился с учителем и, забрав последнюю банку тинктуры, поспешил на помощь.

Я захлопнул сам собой открывшийся рот и перевел взгляд на Коллет. Выражение ее лица не сильно отличалось от моего.

— Гарольд... — пискнул я сипло, прокашлялся и повторил уже нормальным голосом: — Вашим учеником был Гарольд, король Гремзольда?

— Понятия не имею,— пожал плечами шаман.— Он о своем прошлом не рассказывал, да и меня это не особо интересовало. Становясь шаманом, человек обязан забыть свое прошлое.

—Так. Он был европейцем, его звали Гарольд, он попал сюда десять лет назад... видимо, успел постранствовать! Его племянницу зовут Анна, и несколько месяцев назад ее превратили в лягушку... Таких совпадений не бывает!

— Не бывает,— согласилась Коллет.— Это он!

— Вы что, знали моего ученика?

— Не то чтобы очень хорошо. Вот разве что Морган имел с ним дело. А мы больше знакомы с Анной... Проклятье! Но до чего же неудачно вышло! И нужно же было ему увидеть это видение!

— Совершенно с вами согласен,— вздохнул шаман.— Где теперь я найду такого старательного и послушного ученика? А вы, молодой человек, не желаете...

— Не желаю,— отрезал я.— Мне хватило вчерашнего урока!

— Конрад, но это значит — не все потеряно! — обрадованно воскликнула Коллет.— Мы ведь знаем, куда отправился Гарольд! В Гремзольд! Точнее — в Бублинг. Анне теперь тинктура ни к чему, но она ведь умница — сообразит, что здесь мы ничего не нашли. Значит, она сбережет ее для тебя!

—Точно! Выступаем немедленно!

— Молодой человек, молодой человек! — Шаман вцепился в рукав Николаса.— Я чувствую в вас большой потенциал! Вы могли бы стать моим учеником!

— Дедушка,— Николас печально посмотрел на старика с высоты своего роста, — я видел, во что превратился мой отец, владевший вашим искусством. С тех пор я стараюсь держаться от магии подальше!

— А может быть, вы? — Шаман обернулся к Андрэ.

— А?

— Понятно, извини! — Шаман пристально посмотрел на Жака.—А вы, молодой человек, не хотели бы стать моим учеником?

—Я? — Лицо Кошона удивленно вытянулось.— Но я же... я же...

— Не имеет значения, кем вы были раньше! — вкрадчиво произнес старик,— Вы начнете новую жизнь и со временем станете другим человеком. Даже не совсем человеком!

— Я...

— Жак, ты совсем сдурел?! — возмущенно пискнул Морган.— Что ты слушаешь этого шарлатана?! Ты имеешь честь служить настоящему магу, зачем тебе этот оборванец? Я ведь обещал тебе — когда я верну человеческое тело и захвачу власть, ты станешь моим личным камердинером! Подумай, неужели ты готов отказаться от такой завидной участи?! Не слышу слов благодарности!

— Спасибо, господин! — пробормотал Жак, опустив голову. Потом решительно достал Моргана из кармана и передал опешившему Андрэ: — Извините,

господин! Ваше величество, позаботьтесь о нем! Я остаюсь!

— Жак...

— Не пытайтесь меня переубедить! Я все решил!

— Иди, Андрэ, мы тебя догоним.

—Жак! Мерзавец! Как ты мог?! Вернись, я тебя прощаю! Жак! Предатель!

Я хмыкнул, слушая удаляющиеся вопли Моргана. Посмотрел на понурого воришку.

— Опять предаешь друзей?

— Конрад, перестань! — ткнула меня в бок локтем Коллет.— Какой ты все-таки черствый!

— Нет, он прав,— вздохнул Жак.— Такой уж я есть. Хорошо быть сильным, ловким или талантливым. А когда весь твой талант — вовремя почуять опасность, что делать? Остаться верным проигравшей стороне, покорно подставить шею под веревку? Вам легко судить, ни разу не оказавшись перед таким выбором!

—Жак, я тебе не судья, — сердито буркнул я.— И насчет выбора ты неправ. Но это не мое дело.

— А я верю, что ты сможешь измениться,— ободряюще улыбнулась вору Коллет.— Ты еще станешь настоящим шаманом! Научишься искусству оборотня и, глядишь, так избавишься от страха и слабости!

— Спасибо...

— Слушай, старик,— я обернулся к шаману,— а почему ты не обратился в зверя, когда я гнался за тобой? Пристукнул бы меня — и вся недолга.

— Конрад, я же тебе говорила — чем сильнее маг, тем бережнее он относится ко всему живому!

— Девочка права,— покивал старик, потом несколько смущенно пояснил: — К тому же шаман может превращаться только в тотем своего племени.

— Э-э-э... так Стремительный Зверь, Попирающий Пески Двумя Огромными Лапами, это...

— Ну да, это пустынный тушканчик. И много мне толку было бы превращаться в него?