ГЛАВА ВОСЬМАЯ,
повествующая о необычайном корабле, придуманном Архимедом Анунакисом, и не менее удивительных событиях, сопровождавших отбытие благородного Конрада фон Котта в путешествие

Расставание всегда навевает грусть. Даже когда расстаешься ненадолго, но с дорогим сердцу человеком. А уж когда покидаешь человека, которого — как странно мне это писать! — любишь всей душой… За суетой отплытия чувства мои были приглушены и неярки, но, когда провожающие скрылись из виду, тоска, коей мне до сих пор не доводилось испытывать, овладела мною. Увижу ли я еще когда-нибудь этот милый профиль с острым носиком и упрямо сжатыми губами, эти зеленые глаза, способные наполнить тебя спокойствием морской лагуны или метнуть сноп молний…

Примечание на полях. Но вообще-то немного отдохнуть от непредсказуемого характера Коллет не помешает…

— А демонов на этот раз ты хорошо зачаровал? — строго посмотрела на изобретателя Коллет. — Смотри! Если они вырвутся на свободу где-нибудь в дороге, спасать вас будет некому!

Архимед обреченно кивнул, даже не трудясь уточнить, к чему именно относится этот кивок. Вопрос в том или ином виде задавался ведьмой уже раз в десятый, и в конце концов у изобретателя просто не осталось сил заново объяснять, что никаких демонов он не зачаровывал и корабль его движется механическими средствами. Меня, если честно, поражала неспособность Коллет понять достаточно простое устройство машины, поднимавшей корабль в воздух. А оно было действительно гениально простым — четыре трубы, установленные по периметру корабля, пронизывали корпус насквозь. Внутри труб было установлено по два маленьких ветряка, вроде тех, что можно увидеть на ветряных мельницах, только железных. И здесь они не улавливали ветер, а, наоборот, создавали его. Довольно простой механизм из нескольких блоков и ремней заставлял эти «ветряки» вращаться с огромной скоростью и гнать воздух сверху вниз, под днище корабля. Кто хоть раз оказывался в естественных скальных «коридорах» или в узких переулках, знает, с какой силой дует ветер, зажатый меж стен. Чувствуешь, словно на тебя давит огромная мощная ладонь. Вот четыре такие «ладони» и приподнимали летучий корабль над землей. Свисающая с борта плотная «юбка» из толстых, сшитых между собой шкур волочилась по земле, не давая четырем рукотворным ураганам вырваться на свободу. Приводилось все это в движение паровым котлом вроде того, что был установлен на «Медной бочке». По-моему, проще некуда! Даже я понял после четвертого объяснения, но Коллет продолжала упорно считать, что корабль на весу держат зачарованные Архимедом демоны. У меня даже появилось подозрение, что она придерживается этой версии из чистого упрямства — лишь бы не признать, что ошиблась.

— Да не волнуйся ты так, — попытался я успокоить ведьму. — Нет здесь никаких демонов, неужели ты не понимаешь?

— Господи, даже кот уже понял! — пробормотал Архимед. — Давай, Конрад! Может, у тебя лучше получится объяснить?

— Ай! Просто не надо вдаваться в технические подробности, — отмахнулся я. — Зачем Коллет знать, что там и куда вращается? Она же не часовщик, а ведьма — так ведь, дорогая? Просто поверь — ветер вызывается обычным механизмом, никаких демонов на корабле нет. Ну единственно, конечно, в паровой машине сидят такие же водные элементали, как были и на «Медной бочке», но ты ведь их не считаешь опасными.

Мое объяснение наконец успокоило Коллет, и она перестала метаться по палубе, словно зверь в клетке. Вот что значит доходчиво все объяснить! Правда, Архимед почему-то заскрипел зубами и поспешно скрылся в трюме. Наверняка забыл что-то сделать — эти изобретатели такие рассеянные!

— Не хочется отпускать вас одних, — призналась Коллет. — Архимед, конечно, гений, но слишком уж оторван от реальности. Сам помнишь, как мы чуть не погибли из-за его «точных» расчетов. Тревожно мне как-то… сама не пойму отчего.

— А уж как я был бы рад! Но ты же действительно не можешь… — грустно констатировал я. Кроме того очевидного факта, что мне было бы приятно путешествовать бок о бок с Коллет, навевало печаль и то, что под рукой не будет мага смертоубийственной силы. Пусть даже и с вздорным характером. Увы, дела в Гремзольде неожиданно пошли вразнос, словно недавнее происшествие с летучим кораблем стало тем камнем, что столкнул лавину. И выплаты компенсаций пострадавшим — хотя, по скромному моему разумению, за такие суммы можно было бы заново отстроить целый квартал, а не одну улицу — оказались сущей мелочью по сравнению с остальными проблемами. С западных окраин пришли тревожные вести о скопившихся на границе с Регендом войсках. Пока регендцы на территорию Гремзольда не совались, но не просто же так они встали лагерем? Одновременно в восточных лесах заявила о себе сильная банда разбойников, гонявшая муниципальную стражу, словно пугливых оленей. Но хуже всего было то, что в Бублинг из Рима заявился некий кардинал Скорцо. Повод для его приезда был настолько смехотворным, что сразу стало ясно — прислали его с какой-то тайной миссией. Впрочем, тайной миссия оставалась недолго — сразу после личной беседы с гостем кардинал Пузорини явился к королеве, попросил вызвать Коллет и рассказал, зачем на самом деле явился Скорцо. А явился тот — ни много ни мало — за головой Коллет. История с превращением городского совета Кадиса в свиней хоть и была замята, но получила продолжение. Инквизиция потребовала признать придворного мага Гремзольда — то есть Коллет — виновной в колдовстве и арестовать. К счастью, с доказательствами вины у инквизиции было туго. Заклинание рассеялось, кто на самом деле колдовал, из-за паники никто не заметил, и даже доказать, что это именно наш отряд устроил бардак в Кадисе, было довольно трудно. Потому кардинал Скорцо должен был поселиться во дворце и получить доказательства, что Коллет действительно колдунья. Покинуть Бублинг в такой ситуации Коллет не могла.

— А мне вот не рад! — обиженно пробубнил Андрэ. — Нечестно!

Узнав, что мы с Архимедом и Николасом вновь отправляемся в путешествие, его величество воспылал страстным желанием составить нам компанию. Он даже довольно складно наплел что-то про долг короля по отношению к своим подданным и стремление совершить великий подвиг, но настоящая причина была очевидна всем. Бедолага просто не знал, куда деться из нелепой, ситуации, в которой оказался из-за приезда Алле-гу. Юная тролльша, судя по всему, твердо вознамерилась стать «любимой женой Анн-дрэ» и добивалась этого со всей непосредственностью дикарки. Анну ситуация одновременно и забавляла, и сердила, потому она оказывала Алле-гу покровительство и всячески третировала Андрэ. Вот бедный король и хотел сбежать от семейных проблем.

И хотя присутствие на корабле верного друга (особенно столь могучего, как Андрэ) также было бы весьма желательно, я с Анной ссориться не рискнул и твердо заявил Андрэ, что на этот раз он остается в Бублинге.

Была и еще одна причина, по которой я не хотел брать с собой Андрэ. В разговоре с Анной и мэтром Бахусом из будущего проскользнула фраза, что это Андрэ сообщил о моей смерти. Оставляя гиганта в Бублинге, я делал первый шаг в изменении своего будущего. Действительно, если в том будущем, где я упаду в пропасть, со мной будет путешествовать Андрэ, а в этот раз он со мной рядом не будет, история неизбежно сильно поменяется. Не может не поменяться!

Таким образом, в путешествие отправлялись я, Архимед и Николас. И Иголка, против присутствия которой поначалу категорически высказался Архимед, мотивируя это тем, что корабль слишком маленький. Впрочем, изобретатель быстро сообразил, что идти наравне с человеком я в нынешнем своем положении не могу, а значит, в случае чего, тащить меня на плечах предстоит именно ему. Это его озарение сразу сняло все возражения относительно лошади на корабле.

К тому же больше в команду заманить никого не удалось. Бывалые моряки, не боявшиеся ни штормов — пусть даже и речных, — ни полиции, ни даже адского первача, что до сих пор оставался основным пойлом в тавернах Нижнего Города, бледнели и отказывались ступить ногой хотя бы и на трап странного судна. Так что пытаться уговорить их отправиться в скандинавскую Тмутаракань мы единодушно признали занятием безнадежным. Впрочем, по уверениям Архимеда, корабль был даже проще в управлении, чем незабвенная «Медная бочка», так что наших сил должно было вполне хватить.

— Ну что же, пришла пора отправляться, — торжественно произнес вернувшийся из трюма Архимед. — Давление пара в норме, самое время отчалить.

— Долгие проводы — лишние слезы, — согласилась Коллет, наклоняясь, чтобы обнять меня. — Возвращайтесь с победой.

— Или хотя бы просто возвращайтесь, — хмыкнула Анна. — Вы мне нужны в любом виде. Так что не вздумайте геройски сложить головы! Я вам запрещаю! Андрэ, ты… Андрэ?

Но Андрэ то ли окончательно разобиделся на нас, то ли побоялся расчувствоваться… а скорее всего, — заметил в толпе торговца пирожками. В общем, монарха нигде не было видно, и пришлось отправляться в путь, не попрощавшись с ним.

— Отдать концы! — браво скомандовал из рубки Николас. Архимед отвязал канат, корабль заметно вздрогнул и заскользил вправо. Собравшаяся поглазеть на такое диво толпа ахнула и прянула в стороны. Но Николас быстро закрутил штурвал, передвинул какой-то рычаг, и корабль, качнувшись в другую сторону, замер в равновесии, мелко подрагивая. Я бросил последний взгляд на стоящую в окружении рыцарей и придворных дам Коллет, стащил с головы шляпу, помахал…

— Полный вперед! — скомандовал сам себе Николас и потянул за свисающую с потолка цепь. Раздался оглушительный свист, вокруг корабля вздыбилось облако снега, и мы поплыли! Без всякой воды! Прямо через заснеженное поле!

За те несколько дней, что мы готовились к путешествию, я успел уже побывать на борту летучего корабля. Но ни разу еще не видел его в действии. Ощущение было без всякого преувеличения потрясающее! Хотя и дико было видеть, как деревья и кусты проплывают мимо, а самые мелкие просто исчезают под «юбкой», совершенно не влияя на ход корабля. Позади нас оставался след из голой земли — вихри напрочь сдували толстый слой снега.

— Здорово! — крикнул я Архимеду. Тот не услышал меня сквозь свист, издаваемый его изобретением, но, видимо, понял и согласно закивал.

Налюбовавшись на стремительный полет (а корабль все-таки именно летел) своего детища, изобретатель сменил за штурвалом Николаса. Теперь настала очередь ярла любоваться необычной для моряка картиной…

К вечеру картина уже не радовала ни Николаса, ни меня, ни даже Архимеда. Бедная моя голова раскалывалась от не умолкающего свиста рукотворных вихрей. Размяв две половинки свечи, я заткнул воском уши, но свист проникал даже через эти затычки — Одиссеевым сиренам было до него далеко. Люди страдали меньше, но, когда стало темнеть и корабль пришлось остановить, мы все дружно вздохнули с облегчением.

— Да, этот вопрос я как-то упустил, — признался Архимед, наблюдая, как я с болезненным шипением вытаскиваю из ушей восковые пробки. — Надо что-то придумать.

— Да уж придумай, пожалуйста! — проворчал Николас. — А то мы этак скоро оглохнем.

Изобретатель согласно кивнул и задумался.

— Свист, который мы слышим, в основном от верхней части труб, которые выходят на палубу. Внизу шум должен быть столь же громким, но там его заглушают шкуры. Выходом было бы и на палубе чем-то заглушить его, но здесь трубы шкурами не замотать — надо, чтобы воздух засасывало беспрепятственно. Однако, как учит нас опыт, звуки можно направлять. Если мы не можем заглушить свист, надо его направить в сторону от нас.

— И ты знаешь, как это сделать? — Во мне проснулась надежда сохранить слух и здравый рассудок до конца путешествия.

— Думаю, это будет несложно — можно удлинить трубы, в которых установлены ветряки, тогда основной шум будет направлен вверх, над нашими головами.

— Тогда с утра надо этим заняться…

— Чудесна эта весть! Так, значит, завтра на корабле наступит тишина! И я смогу порадовать вас новыми стихами!

Николас мгновенно оказался на ногах, целясь по углам кают-компании невесть откуда взявшимися пистолетами.

— Кто это сказал?! Покажись!

— Иезус Мария! А я-то надеялся, ты останешься в Бублинге!

— Прекрасен город Бублинг! В нем погостить подольше счастлив был бы я! Но мне пришлось смирить свои желанья. Примчался на корабль без опозданья, ведь для меня всего дороже вы — мои друзья!

— Конрад…

— Успокойся, Николас. Это действительно в некотором роде… гм… друг. Тем более что пристрелить его, к сожалению, невозможно. Он уже мертвый.

— Черт… — Николас спрятал оружие, хотя и продолжал недоверчиво шарить взглядом по кают-компании. — Как такое может быть?

— Позволь представить тебе Хосе Альфонсо Фигейро да Бухоралеса, призрака поэта. Или, точнее, поэта-призрака. Как я понимаю, дальше он поплывет с нами.

— После говорящего кота и говорящей крысы меня вообще-то ничего не должно уже удивлять, — проворчал Николас. — Но тебе опять удалось это сделать.

Я широко зевнул и растянулся на своей койке.

— Давайте-ка спать, друзья. Завтра предстоит встать пораньше, чтобы эту штуку с трубами, которую придумал наш уважаемый изобретатель, успеть закончить до рассвета. Мы не должны терять ни часа из светлого времени суток…

Я и не предполагал, насколько пораньше нам придется встать! Посреди ночи нас подняло истошное петушиное «кукареку!». Не проснувшись еще толком, я привычно рявкнул:

— Гай, я тебя когда-нибудь придушу! Гай?!

— Ты что, опять взял этого чертова петуха с собой?

— Ты с ума сошел? — жалобно простонал Николас. — Он меня еще в прошлое путешествие чуть в могилу не свел!

— Спокойно, спокойно! — поспешил я успокоить спутников. — Я совершенно точно оставил Гая Транквилла во дворце. Просто мы вчера, наверное, остановились возле какой-нибудь деревни…

— Что-то мне не верится, — возразил Архимед. — Крик вроде из трюма шел.

Я вынужденно согласился — если даже для несовершенного человеческого слуха это было очевидно, то мне сомневаться не приходилось. Оставалась слабая надежда, что в трюм забрался какой-то другой петух, с которым меня не связывает дружба, и его можно будет с чистой совестью зажарить… ну или хотя бы просто прогнать.

Нет, это наверняка не Транквилл. Откуда бы ему взяться? И как бы он смог добраться из дворца на верфь? Просто какой-то другой петух… Чем больше я себя успокаивал, тем отчетливее понимал — это Транквилл. Еще одного такого петуха просто не может быть. Я считаю Бога слишком хорошим шутником, чтобы он стал повторять одну и ту же шутку дважды. Но все-таки — вдруг мне повезет?

Глупо было надеяться…

Когда ругающийся и зевающий Николас открыл люк, из трюма немедленно высунулась знакомая встрепанная голова со свисающим набок гребнем. Транквилл внимательно посмотрел на меня правым глазом и спросил:

— Говорить, что я случайно здесь оказался, глупо, да?

— Транквилл, какого черта?!

— Это я хочу тебя спросить, какого черта?! Почему ты хотел улизнуть без меня? Разве так поступают с друзьями?

Я с трудом подавил тяжкий вздох. Что-то у меня в последнее время развелось слишком много друзей, от которых не знаешь куда деться. Теперь для полного счастья не хватало только…

— Николас, Архимед… вы тоже это слышите? Пожалуйста, скажите, что мне просто чудится…

— Знаешь, я думал, мне послышалось, пока ты не сказал, — ответил Архимед. — Но двоим одно и то же послышаться не может. В трюме еще кто-то есть!

— Я даже догадываюсь кто, — мрачно ответил я и начал спускаться по трапу.

— А я даже боюсь догадываться, — не менее мрачно ответил Николас, спускаясь следом. — Королева чудесная женщина, но даже у нее терпение должно когда-нибудь иссякнуть. В лучшем случае нас посадят в дворцовую темницу.

— Я бы не надеялся на такой исход, — возразил я, спустившись с трапа и придирчиво оглядывая тюки с грузом. — Я, конечно, как потомственный дворянин, могу рассчитывать на это, но, как главному виновнику, мне, скорее всего, отрубят голову. А вас с Архимедом, как простолюдинов, отправят на каторгу.

— Это вопиющая социальная несправедливость! — возмутился Николас. — Вечно вам, благородным, все самое лучшее!

— На каторге тоже неплохо, — пожал плечами Архимед. — У меня давно разработаны чертежи нескольких механизмов, облегчающих добычу руды…

— А! Вот он! — Я наконец разглядел между сложенными у борта мешками один, отличающийся необычной для мешка добротностью ткани, и вонзил в него когти.

— Ы-ы-ы-ы! — басом взвыл «мешок», выкатился на середину трюма и резво вскочил на ноги. — Кто здеся?! Бицца давай!

Все-таки от старых привычек избавиться тяжело.

— Я так и думал. Андрэ, ну а ты-то почему здесь?

— А? Господин капитан? Это вы? — Король задумчиво почесал в затылке. — А где это «здесь»?

— В трюме летучего корабля!

— А! Ну дык это… Посмотреть хотел на демонов, которые его в воздухе держать будут! — простодушно объяснил Андрэ. — Страсть как интересно же! Тока не нашел никого. Все облазил — ан нету. А потом, видать, сморило…

— Дело плохо, — подытожил Николас. — Если бы его величество сам пробрался на корабль, чтобы сбежать, Анна, может быть, нас и простила бы. Но раз он случайно здесь оказался, нам ничто не поможет.

— Скажем правду… Хотя да, глупо — в такой бред никто не поверит…

— Ну королева-то его не первый день знает, так что вполне поверит. — Я попытался вложить в свои слова максимум уверенности. Которой, если честно, совсем не испытывал.

— А? Вы отправляетесь уже?

— Видишь ли, Андрэ, пока ты спал, прошли уже почти сутки…

— Да правда, что ли? То-то я такой голодный! А-а-а… а тогда почему вы не отправляетесь? Неужто из-за меня?

— Собственно, мы еще вчера покинули Бублинг, Андрэ, — вздохнул я. — И сейчас мы на расстоянии дневного перелета от него… Эх! Ладно, к вечеру мы тебя доставим назад…

— Господин капитан! Если вы ради меня собираетесь возвращаться — я не приму такую жертву! Я ведь понимаю, как важен для вас каждый день. Я сам виноват, что так вышло, и готов нести всю толщину ответственности!

— Это ты, насмотревшись на придворных, возомнил себя таким же хитрецом? — ухмыльнулся я. — Так ты ошибаешься. Прежде всего, запомни — ложь нельзя произносить так напыщенно, тем более подслушанными где-то чужими словами. Чтобы тебе поверили, врать надо легко и просто, между делом…

— Чему ты его учишь?! — возмутился Архимед. — Не умеет врать, и слава богу! Радоваться надо встрече со столь чистым душой человеком!

— Я тебя умоляю! Он не человек, он — король! Король, не умеющий врать, — это ж курам на смех! Как он править будет? Впрочем, вернемся к нашим баранам… Андрэ!

— А? Дык это… Я же говорю! Не хочу, значит, чтобы вы жертвовали собой! Вот! Готов нести полную полноту! То есть полную толщину! Толстую полноту!

— Андрэ…

— Ну а че? Я не могу, что ли, благородных чувств чувствовать? — обиделся король. — У меня их, может быть, и побольше, чем у всяких благородных. Просто я их выразить не умею! Но очень даже чувствую!

— Можешь, можешь, — успокоил я его. — Но я не могу принять такую жертву. Да и Анне сейчас нужна твоя поддержка. Так что поворачиваем…

— Не надо! — убежденно возразил Андрэ. — Или я сбегу! Вот честное слово — один сбегу!

— Ага…

— Правда ваша, господин капитан! Не умею я врать-то. И завсегда из-за того страдаю. Не хочу я во дворец возвращаться! Совсем они меня заклевали! Возьмите меня с собой, а? Я вам пригожусь!

— Интересно — чем это?

— Ну а я почем знаю? Мое дело — предложить, а вы уж думайте, где я могу быть надобен. А только че вы там ни надумаете, во дворец я однозначно не вернусь!

— Ладно, ладно! — вздохнул я. — Убедил. Никто тебя силой в Бублинг не повезет.

— Вот спасибо-то! — расплылся в довольной улыбке гигант. — Я ведь все понимаю! Я потом Анне все объясню. А сейчас мне бы хоть чуть-чуть отдохнуть от всего этого…

— Угу. Сейчас отдохнешь.

Я обернулся к Архимеду и Николасу:

— Вот вам и помощник нашелся. Начинайте трубы наращивать, а то уже рассвет скоро.

К тому моменту, когда солнце показалось из-за горизонта, все четыре воздушные трубы прибавили в высоте вдвое. Правда, внешне корабль стал еще более странным, но с этим пришлось смириться.

— Выглядит как приют сумасшедшего алхимика, — хмыкнул Николас, разглядывая итог наших трудов. — Кстати, хорошее название для корабля — «Сумасшедший алхимик»!

— Ты на кого это намекаешь? — обиделся Архимед. — Я вовсе не алхимик! Я — механик! И не сумасшедший!

— А чего ты тогда взъерепенился? — пожал плечами ярл. — Значит, никакого намека и не было. Ну что? Отправляемся?

— Постойте, постойте, друзья! Ведь плыть без названья нельзя!

— Тебя не спросили, — проворчал Николас. — Я же предложил «Сумасшедшего алхимика» — никто вроде не возражал…

— Как это — никто?! Я возражал!

— Твои возражения мы отметаем как нелогичные. Ты же сам сказал, что не алхимик и не сумасшедший, значит, никакого намека на тебя в названии нет. А само по себе — отличное название, по-моему!

— Совершенно не имеющее отношения ни к мореплаванию, ни к чему-либо вообще!

— Предложи свое!

— Да легко! Надо какое-нибудь грозное имя, чтобы отражало его суть… Ну, например, «Отважный»!

— Банально.

— «Беспощадный»!

— Иезус Мария, к кому?!

— О! «Гремящий»!

— Угу. Вот это полностью отражает суть! Гремящий и смердящий!

— «Поцелуй муз, запечатленный на косточке граната в садах Парнаса».

— Хосе, лучше молчи!

— «Гремящий медведь»!

— С чего бы медведю греметь? Он что, гороховое поле объел?

— Тогда просто — «Медведь»!

— «Орел»!

— «Попугай»!

— Очень грозное имя!

— Зато попугаи умные! Я во дворце с одним разговаривал — он такие слова знает, что я их даже сразу забыл.

— Андрэ, ты тоже лучше молчи.

— Да вы посмотрите на корабль со стороны — куда ему грозное имя? У него что, очень грозный вид? Это не орел… скорее пингвин.

— А пингвин как выглядит?

— Ну-у-у… примерно как наш корабль. А ты что, пингвинов не видел?

— Нет, откуда?

— Я тоже, — признался я. — Слышал, что есть такая птица, от путешественников, но сам никогда не видел. Говорят, она обитает во льдах… О!

— А ведь верно! — оживился Архимед. — Я тоже про пингвинов только слышал, но если они живут на севере… Ах, черт! Они на севере как раз не живут! Наоборот, на юге.

— Ерунда! — отмахнулся Николас. — Главное, что они во льдах живут! И мы плывем к ледяным берегам. Мне нравится!

— Да, неплохо… Но как-то слишком просто. Надо второе слово, отражающее суть корабля.

— Как его создатель, требую, чтобы оно было грозным! Это вопрос уважения к кораблю и к самим себе!

— Ладно, пусть будет «Грозный пингвин»!

— Отлично! Сим нарекаю тебя…

Николас отцепил от пояса фляжку и плеснул немного рома на палубу. Потом окинул нашу разношерстную команду взглядом и скомандовал:

— Ладно, а теперь — по местам!

На самом деле «мест» на корабле было только два — у штурвала и у топки. У штурвала, соответственно, встал сам Николас, а к топке поставили Андрэ. Король попытался было от этой «чести» отбояриться, но Архимед легко подавил бунт, пообещав лишить его величество кексов к завтраку. Сам изобретатель, впрочем, тоже остался возле паровой машины, поскольку уже знаком был с нестандартным образом мышления Андрэ и побаивался оставлять его наедине с тонким механизмом. Да и к зиме грек оказался совершенно не приспособлен, а в машинном отделении было теплее всего. Я бы и сам предпочел сидеть возле пышущего жаром котла, но там же устроился и Гай, немедленно затеявший спор с Хосе Альфонсо. Как неожиданно выяснилось, призрак тоже понимал язык зверей и птиц, чем петух немедленно и воспользовался. Учитывая, что на его схоластические тирады поэт отвечал в своем привычном стиле — корявыми пафосными стихами, — я вскоре не выдержал и убрался в рубку.

— Ничего не скажешь, замечательно начинается путешествие! — проворчал я, устраиваясь в углу.

— Хочешь сказать, в прошлый раз было иначе? — хмыкнул Николас, не оборачиваясь. — Когда ко мне в таверне подкатили громила, ведьма и говорящий кот с говорящей крысой в придачу, это, я тебе скажу, выглядело не менее дико.

Я тоже усмехнулся, вспомнив события прошлой весны.

— Да, с этим не поспоришь. Но сейчас и ставки выше. В прошлый раз у нас в команде была сильная ведьма, да и противники были пожиже. Ты же слышал про посланца преисподней? Не думаю, что его послали только ради меня — за что такая честь? Нет, я об этом думал, и вот что мне приходит в голову: его послали с какой-то серьезной миссией, а я просто оказался на пути. Ну вроде как господа отправились медведя затравить, а слуги по пути зайцев настреляли.

— Не стоит себя так принижать…

— Это просто реальный взгляд на вещи. Я ведь не император, повелевающий народами, не герой, совершающий грандиозные подвиги, не священник, слова которого улавливают сердца тысяч людей. В общем, от меня не зависит ничего в масштабах мира.

— Коллет?

— Именно этого я и боюсь. Ее могущество велико и продолжает расти. Но она добрая девочка и все усилия тратит на благо людей. Как такого человека повернуть ко Злу? Да очень просто — уничтожь ее мир, ее друзей. Покажи, что служение Добру ничего не дает, ни от чего не спасает… Ты же ее знаешь — она вспыльчивая, как ее алхимические порошки. Если Коллет начнет мстить — мало никому не покажется.

— Инквизитор этот еще притащился.

— Вот-вот. Понимаешь, что начнется, если Коллет разозлить? Конечно, она пустит в ход всю свою мощь. И тут вылезет этот сморчок и завопит: «Ведьма! Вяжи ведьму!» Конечно, она его раскатает в лепешку. Естественно, Рим этого не стерпит и ударит по Гремзольду всеми силами. Возможно даже отлучение всей страны. А это уже не шутки — это война со всем миром. Не то чтобы я думал, будто Коллет это не по силам — с нее станет и со всем миром воевать. Но это как раз и отличный способ привести ее в конце концов на сторону Тьмы.

— Тебе надо было поговорить с Коллет. Если она будет знать…

— Ничего не изменится, — закончил я за Николаса. — Она будет делать то, что считает должным. Даже если это приведет ее прямиком в ад.

— А ты не думаешь, что она вполне могла бы защитить тебя от этого посланца?

— Кто знает? — развел я лапами. — А вдруг он окажется сильнее? В любом случае семь поколений благородных предков в гробах перевернулись бы, стань я прятаться от опасности за спиной слабой женщины!

— Гм… Конрад, твои логические построения дырявы, как рыбацкая сеть.

— При чем тут логика? Я же не ученый схоласт. Просто я так это чувствую.

— Оно и видно.

— Ты, чем поучать старших, лучше вперед смотри внимательнее. Здесь тебе не море и не река: врежемся в дерево — костей не соберем.

— Чем указывать капитану корабля, что делать, иди-ка ты лучше на бушприт!

— А иди-ка ты сам туда!

— Я серьезно. Отсюда плохой обзор — и вправду можно на что-нибудь налететь. Конечно, я на нашем корабле даже стены прошибал, но раз на раз не приходится. Так что иди на бушприт, будешь оттуда мне сигналить, если по курсу окажется что-то.

Я высунул нос за дверь, и меня аж передернуло от холода.

— Николас, я тебе этого не забуду!