Призрачной тенью я бесшумно скользил между деревьями пробуждающегося леса, просачивался сквозь кустарник, если обходить было далеко, перепрыгивал, не снижая скорости, через ямы и поваленные стволы деревьев. Состояние легкого транса очень способствовало бегу, позволяя экономить силы и не давая с головой погрузиться в бессмысленное пережевывание детской обиды на весь белый свет. Вроде бы меня изгнали, а вроде и нет. Из рода не исключили, но из поселка фактически выгнали.

Такое решение принял совет старшин нашего клана барсов, лучших в мире воинов и телохранителей. Во всяком случае, я думаю, что лучших в мире. Правда, когда я прямо сказал об этом наставнику по борьбе без оружия, тот скептически улыбнулся и поведал о каких-то монахах из далекой восточной страны, которые занимаются тем, что курят благовония и крутят молитвенный барабанчик… но только в свободное от занятий борьбой время. Еще, не иначе как в воспитательных целях, чтобы старались больше, рассказал про боевые пляски каких-то горцев на севере и кулачную драку, практикуемую на туманном острове. Не верить наставнику причин не было, но все-таки кто их видел, монахов с горцами?

По достижении совершеннолетия и после успешного прохождения испытания мне, как и всем юношам из клана барсов, предстояло отправиться с группой сверстников на практику, служить в одном из элитных отрядов гвардии короля Ларика (номер короля точно не помню, кажется, седьмой), а через три года вернуться в поселок и отчитаться перед старшинами о своих успехах. Если отчет одобряют, то практиканта признают воином и в знак этого магическому изображению головы барса на его груди добавляют усы. Молодого воина направляют служить в гвардейские отряды короля и его вельмож либо в охрану герцогов и графов, а в некоторых случаях – в охрану богатейших торговцев. За каждого барса наниматель платит звонкой монетой и помимо этого обеспечивает достойное содержание самого охранника. Четыре доли от общей суммы получает воин, а шесть идут в общинную кассу клана. За пять лет службы экономный барс вполне может скопить приличную сумму, построить себе двухэтажный дом в Барске или те же пять лет прожить не работая. Но разве кто-нибудь встречал экономного барса, не транжирящего деньги на дорогое оружие, красивые редкие вещи и книги? Были, конечно, и те, кто не смог устоять перед сладкой отравой вина, азартных игр и падших женщин, но и барсами они очень скоро переставали быть.

Далеко не каждый богатый подданный короны может позволить себе нанять хотя бы одного из нашего клана. Барс в качестве охранника обеспечивает нанимателю не только надежную защиту, но и престиж. Достаточно упомянуть об этом факте – и почет с уважением у вас в кармане.

Так вот теперь, после изгнания меня из поселка, группа моих сверстников, как и положено, отправится в столицу, а мой путь лежит совсем в другом направлении.

Старшины сказали, мол, иди в Вармок, устраивайся там или в другом месте, дело твое, но в течение пяти лет в поселок не возвращайся. Дескать, это и будет твоей практикой. Почему именно в Вармок, как раз понятно. Этот город находится в пяти днях пути по лесным тропам на запад от поселка. Контактов с тамошними аборигенами мы практически не имеем и там меня никто не знает. Другое дело – Орбус, до которого всего полтора дня пути на телеге. С орбусянами у нас вполне добрососедские отношения. Они к нам частенько приезжают продать-купить, женихов-невест присмотреть, в кабаках с друзьями посидеть, и мы к ним с этой же целью периодически наведываемся. По малолетству я все никак не мог взять в толк, зачем тащиться в такую даль, если и у нас есть пиво, сваренное в Орбусе, и у них – сваренное у нас, в Барске. Кстати, с женихами-невестами тоже дело непросто обстоит. Если совет старшин будет против, то молодым остается небогатый выбор: отказаться от брака или выйти из клана. Жестоко, но так завещано предками. Стать барсом, если ты не рожден в клане, трудно, а перестать им быть, напротив, очень легко.

Любой человек, проживший в поселке не менее года, имеет право просить у старшин разрешения на испытание. Те оценивают его личные качества и, если признают достойным такой чести, выносят положительное решение. Однако чтобы пройти испытание, надо с детства заниматься по методике барсов, поэтому чаще всего просят об этом уже дети и внуки вольных поселенцев, благо воинской науке учат всех желающих из числа постоянных жителей. Мастер-целитель говорил, что таким образом удается избежать вырождения и разбавить кровь клана свежей. Если рассуждать логически, то раз пиво от разбавления становится хуже, значит, и кровь от разбавления тоже должна стать жиже. А о ком говорят, что у него кровь жидкая? Вот то-то же.

Но не исключено, что здесь я что-то недопонимаю. Наш мастер – очень уважаемый человек, его и в столицу приглашали, да он отказался. Говорит, здесь, в предгорьях, воздух чище и травы редкие прямо под боком растут. Он меня многому научил. Правда, чем больше учил, тем больше я понимал, насколько мало знаю и умею.

Урожденному барсу, однако, тоже легкой жизни не видать. По достижении совершеннолетия он просто обязан пройти испытание. В случае провала из поселка его не выгонят, но членом клана не признают. Неудачник имеет право еще на две попытки, но каждая не ранее чем через год после предыдущей. Все это время он должен жить на правах вольного поселенца, принимать участие в общественных работах и платить немалый налог в общинную кассу. Барсы же налоги не платят и в работах не участвуют. У них другие заботы – совершенствование воинского мастерства. Некоторые из старых, опытных ветеранов даже уходят жить отдельно от клана в горы, чтобы в тиши и глуши оттачивать существующие приемы борьбы и придумывать новые. Иногда они на короткое время возвращаются в поселок и передают свой опыт молодым. Таким образом, искусство непрерывно развивается и совершенствуется.

Для вольных право жить в поселке барсов стоит очень дорого. Тем не менее желающих избыток, а принимают далеко не всех. Несмотря на то что большая часть взрослых мужчин служит за пределами поселка, он постоянно растет и вот-вот станет городом.

Первое испытание, которое необходимо пройти, чтобы стать барсом,– «лабиринт смерти». Лабиринт, стены которого, представляющие собой живую изгородь, земля и потолок (в тех местах, где тропа уходит под землю) таят на каждом шагу уйму каверз для претендента. Атака ведется сразу в нескольких плоскостях, а хитрые ловушки только и ждут, чтобы сбросить на голову испытуемого бревно, полыхнуть огнем или открыть провал с тупыми кольями на дне. Многорукие и многоногие деревянные истуканы поодиночке и группами атакуют всевозможным колющим, рубящим и дробящим оружием одновременно на разных уровнях. Когда полгода назад я проходил лабиринт, пришлось здорово попотеть, но эту вершину я одолел с честью. Если вышел самостоятельно, а не вынесли – уже хорошо, а я показал просто отличный результат – мало того что вышел сам, так еще и на несколько минут раньше контрольного срока. Правда, ответственный за полигон еще долго скрежетал зубами, завидев меня,– трех многоруких истуканов пришлось делать заново. Прежние годились только на дрова, а их железки – на перековку.

О том, насколько сложно пройти этот коридор, свидетельствует пример королевского гвардейца, сопровождавшего некоего чиновника, прибывшего в поселок с визитом. Услышав про лабиринт, этот опытный и умелый воин, приняв на грудь кувшинчик крепкого вина, громогласно заявил, что деревяшки с железками воину не противники. Он-де пройдет его с закрытыми глазами и оставит за собой развалины. Как ни отговаривали, гвардеец уперся и даже чиновника попросил походатайствовать. Отказать тому не смогли, и наутро трезвый как стеклышко, собранный и вооруженный воин все же вошел в коридор смерти. Надо отдать ему должное, прошел он больше половины пути и не так уж сильно покалечился.

Следующие за лабиринтом испытания уже сложнее: стрельба из лука, арбалета, пистоля, фитильного и кремневого ружья; метание острых и тупых предметов в цель; бои с оружием, без оружия, с подручными средствами и голыми руками против ветеранов под пристальными взглядами наставников. Здесь, конечно, никто не ждет победы новичка. Анализируются его техника и допущенные ошибки. Если количество промахов в пределах допустимого, то испытание считается пройденным.

Очередное испытание – недельный поход через лес. Из снаряжения кандидат имеет только охотничий нож. Задача – добраться до определенного места и постараться как можно ближе подкрасться к группе бывалых охотников-барсов. Оценивается, успел ли новичок к сроку и насколько близко сумел подобраться, пока его не заметили.

Ну и, наконец, экзамены по философии, математике, травоведению и целительству.

До пятнадцати лет я был как все мои сверстники. Не лучшим, но и не худшим. Крепким середнячком. Единственное, что меня выделяло из всех,– это, мягко говоря, нестандартная для нашего клана внешность. Барсы в основном – красивые, высокие, голубоглазые блондины, я же на полголовы ниже всех, шире в плечах, черноглазый, коренастый, мускулистый и длиннорукий тип. Низкий лоб, черные прямые волосы, маленькие, широко посаженные глаза и тяжелая челюсть делали меня похожим на наших очень далеких предков, которых, как говорил наставник по философии, называли троглодитами. Почему у красивой пары типичных барсов родилось подобное чудо, неизвестно, а подозрениями мою мать никто обидеть не посмел. Отец, один из искуснейших воинов, при первом же намеке вырвал бы сплетнику язык. Матери он доверял всецело, а она никогда не давала повода усомниться в своей верности мужу. Тем более до моего рождения она больше года не покидала поселок, и гостей с внешностью, похожей на мою, в наших краях в это время не было. Старшины говорили, что подобное редко, но случается. Всё в руках Создателя.

Разумеется, с такой внешностью рассчитывать на внимание девушек не приходится. Большинство моих сверстников на сегодняшний день уже обзавелись постоянными подругами, обещавшими дождаться их после трехлетней обязательной практики на службе у сильных мира сего. Я же оставался один и изгонял тоску дополнительными изматывающими тренировками или упражнениями в концентрации. Правда, известный трепач Скром сказал как-то, честно глядя в глаза, что мною живо интересуется Лусия, дочка владельца кабака, в прошлом знатного воина, но я этому не верил. Соврет – недорого возьмет. Вообще-то барсы вполне терпимо относятся к неказистой внешности. Больше ценились качества личностные и воинские, нежели смазливая физиономия и роскошная шевелюра.

Однако один философ, справедливо, на мой взгляд, отметил, что женщина подсознательно ищет себе в пару сильного и красивого мужчину, заранее представляя, какие от него будут дети. Теперь представьте, что может уродиться от меня. Трогло-дети! Ночной кошмар под вой бесноватой метели.

Таким образом, сухая логика не оставляла места для надежд.

Как я уже говорил, мне было пятнадцать лет, когда на одном из занятий наставник выставил против меня сразу четверых сильнейших бойцов нашей группы. В тот момент я подумал, что он либо решил сбить с меня спесь, но вроде я и не хвастал своими достижениями, либо за что-то наказать. За что, я тоже не мог взять в толк, хотя, понятное дело, как и все, был далеко не безгрешен. Впрочем, наставнику виднее, и мы начали учебный бой.

Парни грамотно окружили меня и атаковали. Вскоре, как и следовало ожидать, я пропустил несколько чувствительных ударов и готовился получить еще десяток. С моим уровнем подготовки противостоять каждому из парней в отдельности было почти невозможным делом, а уж против четверых – и вовсе безнадежным. Дежурный целитель уже приподнялся со скамьи, готовясь приводить мое тело в чувство, как вдруг...

Барсы не сдаются. Эту истину мы с помощью добрых наставников познали, даже и не помню когда. Она казалась настолько очевидной и неоспоримой, что и в голову не приходило думать иначе. Поэтому, несмотря на неминуемость поражения, я выкладывался до конца, до самого донышка и даже больше. Вот уже вроде все. Не могу продолжать. Не хватает скорости. Не хватает мастерства. Нет сил. Сейчас один из тренировочных специально затупленных мечей рубанет меня по ноге. Второй – по ребрам. Третий и четвертый я успешно блокирую, но не успеваю к первым двум. Напрягая все силы в отчаянном усилии уйти, отразить, не дать себя достать, я, видимо, перешел за некую грань, и волна жуткой стужи прошлась снизу вверх по моему телу. Она смыла все чувства, оставив кристальную ясность сознания и замороженное время вне меня. Мозг с неимоверной быстротой стал обрабатывать сигналы и просчитывать варианты, выбирая наиболее эффективную для данной ситуации стратегию и тактику боя. Противники, словно сонные мухи, замедлились настолько, что я холодно и спокойно отбил удары третьего и четвертого и прыгнул вперед между ними. В прыжке рубанул мечом по шее четвертого и одновременно с разворота попал пяткой в лоб третьему. Используя инерцию вращения, из низкой стойки подбил ноги первому и, пока тот падал, успел воткнуть меч в живот второму.

Потом мне рассказали, что со стороны мое тело как бы размылось, растворилось в воздухе. Всех, кто стоял рядом и наблюдал, обдало морозным холодом, и через секунду моих противников будто ураганом разметало в стороны. Ребят спасло то, что оружие было не боевое, но лечиться им после этого пришлось довольно долго. К своему ужасу я осознал: в тот момент боя они были для меня не соплеменниками и друзьями, а бездушными целями, которые следовало уничтожить максимально быстро и с минимальными затратами энергии. И только сидящее где-то глубоко в подсознании внушаемое с младенчества требование не допускать смерти в учебных поединках позволило мне вовремя остановиться. Вероятно, мой разум посчитал задачу выполненной.

Полуоглушенный, я стоял с тренировочным мечом в руках и сам толком не понимал, что произошло. Мастер, по-видимому, ничуть не удивился. Возможно, он даже рассчитывал на такой результат. Позже я узнал, что был прав в своих подозрениях. Только таким рискованным способом, доведя до предела физическую и психологическую нагрузку, можно было пробудить в ученике эти способности. Или в реальном бою.

– Ирбис. Снежный барс. Истинный,– тихо сказал он, но я его услышал.– Вот что, парень,– продолжил он уже в полный голос,– с сегодняшнего дня, помимо общих тренировок, тебе придется дополнительно заниматься с мастером Лоркитом. Прямо сейчас пойдешь и подробно расскажешь ему, что здесь произошло.

Наставник Лоркит проводил какие-то особые занятия со своими четырьмя учениками разного возраста. Чему конкретно он учил, до сего дня я даже не предполагал. Способности-то у всех разные. Для тех, кто проявил себя с лучшей стороны в том или ином виде деятельности, в поселке были организованы дополнительные занятия – уроки алхимии, например целительства, травоведения. Так что Лоркит мог учить чему угодно, вплоть до вышивания крестиком.

Мой рассказ вызвал у него живой интерес. Он дотошно выяснил все нюансы боя и моих ощущений в ходе сражения, после чего обратился к ученикам:

– Ребята, представляю вам новенького ирбиса. Он сегодня смог войти в «холод» и сразить в учебном бою четверых лучших бойцов группы. Тем не менее попрошу не обижать. Он еще маленький. Так, барсик пока.

С этого дня начались мои занятия по самоконтролю. Они включали в себя углубленное изучение техники медитации и транса, а также разделение единого сознания на несколько независимых, скажем так, секторов. При этом на занятиях по боевым искусствам, чтобы отшлифовать технику должным образом, от меня требовали ни в коем случае не задействовать мои способности.

Помимо учебы у Лоркита, на меня свалилась еще одна дополнительная нагрузка. Увидев на одном из занятий по оказанию первой помощи, как под моей рукой быстро склеиваются края длинного пореза и останавливается кровь, мастер-целитель потребовал, чтобы я обязательно прошел обучение и у него. На мой скромный вопрос, а когда же спать, он усмехнулся и пообещал обучить меня специальным упражнениям, позволяющим в трансе очень быстро восстанавливаться и легче усваивать материал.

Вот так я и овладевал нелегкой «кошачьей» наукой, пока месяц назад вместе с другими членами группы ирбисов не прошел последнее испытание, в том числе и дополнительное по контролю «холода», хотя девятнадцать мне исполнится только через шесть недель. Всем нам торжественно с помощью артефакта барсов нанесли изображение головы клановой кошки, но пока без усов. Усы – после практики. Изображения кисок у членов нашей группы отличались от прочих отсутствием характерных пятен. На то мы и снежные барсы.

Я был страшно горд и по-щенячьи счастлив. Весь поселок обязательно должен был увидеть мой триумф, поэтому целый день я расхаживал по селению, посетив даже те уголки, в которые лет пять уже никто не заглядывал. В том, что по прошествии трех лет моего барсика украсят роскошные усы, я ни минуты не сомневался.

Вот таким образом к девятнадцати годам я стал элитным воином клана барсов и немножко, чуть больше остальных, целителем. Мастер-целитель говорил, что у меня неплохие задатки мага, но данная стезя непопулярна среди барсов и лучше мне не смотреть в ту сторону. Он даже собирался обговорить с советом старшин возможность оставить меня на практику в поселке, чтобы я продолжил изучать целительство, совершенно не интересуясь, что я сам об этом думаю. Однако тут очень некстати случилась эта злосчастная драка с гостями.

И что меня тогда потянуло в кабак? Подозреваю, это было желание увидеть Лусию. Все-таки я, хоть и не поверил словам Скрома, подсознательно очень хотел надеяться... неизвестно на что.

Те охранники были не из Орбуса, а откуда-то издалека. Говорят, притащились на свою беду с обозом какого-то торгаша из самой столицы. Подозреваю, после всего случившегося, не совсем торгаша или вовсе не торгаша. Тем не менее получив причитающуюся плату, десять воинов тут же, как водится, направили свои стопы в кабак утолить многодневную жажду. Второй десяток остался сторожить имущество. Подвыпив, уставшие воители возжелали развлечений. Орбусяне-то хорошо знали тонкую грань между оскорблением и шуткой, старались никогда ее не переступать, да и мы по-соседски многое им прощали. Пришлые не знали и решили, что раз их много, то все позволено. Так получилось, что из местных я был один и сидел через проход как раз напротив их стола. Выпив по третьему кувшину пива и оглядевшись по сторонам, они, к своему восторгу, тут же нашли кандидатуру на роль фигляра и с гоготом, перебивая друг друга, начали соревноваться в остроумии.

– Посмотри на эту рожу! Я, кажется, уже где-то ее видел,– глумливо говорил штатный острослов, длинный как жердь и бледный как смерть своему соседу слева, широкоплечему мрачноватому брюнету с любовно ухоженными бородой и усами.

– И где же ты мог его видеть? – лениво цедя слова, задал мрачный ожидаемый вопрос. Остальные предвкушающе придвинулись ближе, чтобы ничего не пропустить. Четверо сидевших ко мне спиной развернулись и с любопытством уставились на мою скромную персону.– Неужели ты уже бывал в этой дыре?

– Нет, не бывал,– ответил жердь.

– Тогда где ты мог видеть эту образину?

Слушатели, затаив дыхание, дожидались очередного ответа жерди. Тот не спеша отпил пива из кружки и сказал:

– Да в королевском зверинце. Там полно его братьев. А может, и мама с папой по клеткам прыгают в компании с дедушкой и бабушкой...

Всеобщее ржание, наверное, услышал весь поселок. Я продолжал спокойно сидеть, продумывая план предстоящего боя,– про мою физиономию они могут болтать все, что им заблагорассудится, но задевать родителей – это явный перегиб. Наставники всегда советовали: «Если есть время, спешить не стоит». Лучше тщательно продумать и пару раз перепроверить план действий. Кроме того, насмешники явно наготове и ждут, что я в бешенстве кинусь на них с кулаками. Тут-то самое веселье и начнется. Кабак пустой, хозяин куда-то отлучился, местные все на работах. В зале только я и разносчица. То есть помешать веселью никто не сможет. Это они так думали.

В это время слева, со стороны кухни, к их столику подошла Лусия с подносом, заставленным кувшинами с пивом и блюдами с закуской. Она все слышала и вмешалась:

– Да как вы можете?! Что вам сделал этот парень? Почему вы его оскорбляете?

У меня даже на сердце стало тепло и празднично от того, как она это сказала.

Охранник, сидевший в торце стола, ближе всех к девушке, гибко и плавно поднялся со своего места, моментально оказался за ее спиной и, привстав на цыпочки, глумливо загнусавил ей на ушко, имитируя любовное томление с толикой ревности:

– Де-эвушка, краса-авица, ну что тебе в этой обезьяне?

Он был на голову ниже Лусии, но это его явно не смущало. Неожиданно ухватив ее за ягодицы, он, извиваясь в похабных телодвижениях, стал подталкивать ее к столу, продолжая томно гнусавить:

– Обожаю высоких девушек, не пожалею серебряной монеты за ночь любви и нежности! В вашей деревне уже давно не было крепких парней, я же вижу, как тебе хочется нашей любви, иди же к нам, не ломайся, курочка!..

Девушка растерялась. Она не привыкла к такому обращению. Слезы у нее на глазах появились не от страха, а от унижения. Все приезжие обычно знают, чем чревато обижать наших девушек. И дело даже не в том, что весь поселок захочет подробно обсудить с обидчиками вопросы выживания при получении многочисленных травм, зачастую несовместимых с жизнью. Каждая девушка у нас если не барс, то рысь точно. Практически все они на хорошем уровне владеют боевым искусством, что с оружием, что без. Впрочем, трудно сказать, когда реально приходится драться без оружия, если вокруг просто неимоверное количество предметов, которые обученный барс и... хм... барсиха, барсетка, барсу... в общем, девушка-барс может превратить в оружие. Только огромным удивлением Лусии можно объяснить то, что озабоченный наемник моментально не брякнулся на пол с переломанными руками и ногами. Зато я не растерялся. К тому же их шуточки меня откровенно уже достали. Более не сомневаясь, я с удовольствием ринулся в битву за правое дело, то есть, словами обвинения, стал зачинщиком обычной кабацкой драки.

Гнусавый, по моим предварительным расчетам, был самым опасным противником. Ему первому досталось по голове точно направленной кружкой. Через секунду дурному примеру кружки последовала глиняная тарелка. Она, вращаясь и зловеще шурша, прилетела прямо в зубы жерди и там застряла. Шутник, глотая кровь и зубы, рухнул со скамьи навзничь. Думаю, с этого момента шутки в его исполнении приобретут некоторую шепелявую пикантность. Остальные со злобным ревом вскочили на ноги, а я не стал ждать, когда на меня навалятся всем скопом. Опираясь на руки, отжался от стола и выстрелил ногами в двух ближайших противников. Получив по удару в грудь, парочка спиной вперед согласованно перелетела через столешницу и рухнула на своих же товарищей. Я приземлился в проходе и, крутнувшись волчком, подбил ноги следующего. Пока тот падал спиной на скамью, я в прыжке нанес удар ногой в челюсть четвертому, из тех, кто сидел у прохода. Все. Эта сторона стола теперь наиболее безопасна.

Лусия тоже времени даром не теряла. Быстро оправившись от шока, она грациозно лягнула ногой в пах ударенного кружкой, заставив того свернуться калачиком и подумать на полу о взаимоотношении полов. Все содержимое подноса девушка любезно и умело с размаху сгрузила прямо на голову мрачному, добавив в качестве десерта коленом по мужским колокольчикам между ног. Этот охранник рухнул на пол рядом с ловеласом, надолго задумавшись о том же, о чем сейчас размышлял его товарищ. Ум хорошо, а два лучше.

Жердь-шутник успел к тому времени не только выплюнуть невкусное блюдо, но и встать на ноги и схватиться за кинжал. Лусия и его не забыла ударить кулаком левой руки в солнечное сплетение, ребром ладони правой по шее и ногой в пах. Действовала она четко и эффективно, как на тренировке.

После таких скоротечных процедур против нас поднялись всего четверо подонков, успевших выпутаться из клубка своих товарищей. Десятый, проявив незаурядную сметку и почти ясновидение, на хорошей скорости успел выскочить за дверь, вероятно, за помощью. Хотя бедолаги были в большинстве и имели неплохое вооружение, мы с Лусией весело переглянулись и, поняв друг друга без слов, будто всю жизнь отрабатывали парный бой, хищно набросились на них сами.

То, что охранники были всего лишь покалечены, а не убиты, говорит о том, что я достиг существенных успехов в управлении собой. Мне даже не пришлось переходить в состояние «холода» в этом бою. Всего лишь через полминуты уже девять тел корчились на полу, все девятеро старались стонать тихо, дабы ни в коем случае не обратить на себя наше внимание. Причем троих я даже пальцем не тронул. Специфический характер повреждений, препятствующих возможности продолжения рода этих ублюдков, прозрачно намекает на участие в веселье разозленной Лусии. Однако намек – не доказательство. Предчувствуя грядущие неприятности, я шепнул Лусии, чтобы она ни в коем случае никому не говорила о своем участии в этом деле и быстро уходила на кухню.

Вскоре, как и следовало ожидать, в зал кабака ворвались те десять воинов, которые охраняли имущество, вместе со сбежавшим охранником и их начальником. Вслед за ними появилась наша дежурная группа охраны порядка.

Увидев картину «Охранники на привале», начальник этого стада злобно прошипел своим, а я подслушал:

– Идиоты! Приказ не задирать барсов слышали?

– Так какой же он барс, господин капитан, вы на рожу его гляньте? – ответил сбежавший в попытке оправдать товарищей.

– А если не барс, то всех вас гнать надо в шею – с одним дикарем справиться не смогли!

– Так выпимши были чутка.

– Заткнись! Потом разберемся.

Торгаш, само собой, поднял вой, требуя моей крови. Разбирательство провели в кратчайшие сроки: опросили свидетелей и пострадавших. Тех, кто мог внятно говорить, конечно. Получалось это далеко не у всех. Четверо, помимо прочих увечий, получили переломы челюсти и, пока наши целители не залечат, в ближайшие пару недель будут вынуждены питаться чем-нибудь жиденьким, мычанием рассказывая о своих переживаниях.

Пришлые настаивали на том, что большинство наемников не нанесли нам с Лусией ни одного удара, в драке якобы не участвовали и пострадали безвинно.

Х-ха! Да они просто не успели! Это и самому тупому буйволу понятно. Но поучаствовать явно очень хотели. Что я мог ответить старшинам? Так учили! «Промедление, как и излишняя задумчивость на поле боя, смерти подобно». Они с этим не спорили, однако решили, что я был излишне жесток, и отправили подальше от поселка на долгих пять лет, обставив дело так, что в клане думали, будто я уезжаю на обычную практику, а торгаш был уверен, что меня изгнали в наказание. Чем-то был важен этот тип для поселка.

Вот таким макаром я впервые стал жертвой политики.

В дорогу мне выдали великолепную, отлично сбалансированную шпагу с клинком из рунной стали (барсы признают оружием только изделия лучшего качества), в пару к ней – узкий обоюдоострый кинжал, охотничий нож, легкую кольчугу и перевязь с пятью метательными ножами. Мать собрала в мешок смену белья и еды на пару дней. Отец выделил целых пятнадцать серебряных «воробьев», что составляло полторы золотых «ящерицы». На самом-то деле на золотой монете изображен был дракон, а на серебряной – профиль орла, но народ привык к более простым и менее гордым названиям. Один золотой «дракон» был равен десяти серебряным «орлам» или ста медным «косточкам». На медной монете были выбиты две скрещенные шпаги, но чеканка была настолько невыразительной, что выглядели они и впрямь как косточки.

Вечером я попрощался с друзьями, распив в памятном кабачке бочонок свежего пива. Отец Лусии подошел ко мне, крепко сжал плечо и, взглядом выразив благодарность, выставил пятилитровый кувшин неплохого вина от себя. Лусия за весь вечер так к нам и не вышла. Я понимал и не осуждал ее. Все-таки косвенно я был виновником и свидетелем ее унижения.

Утром встал как обычно. В последний раз вместе с жителями поселка сделал утреннюю разминку, обнял родителей и отправился в путь.

И вот впервые за девятнадцать лет у меня появилось то, о чем я мечтал с самого раннего детства – свобода и личное время. Я наконец-то сам решаю, что делать, и сам отвечаю за последствия своих решений. Конечно, воину довольно часто приходится принимать на себя ответственность за свои решения, но сейчас все было несколько иначе. Сейчас все было глобальнее, что ли. Никто не доводит до моего сведения распорядок дня, расписание тренировок и дополнительных занятий. Никто зорко не высматривает, пришел ли ты на разминку, с душой ли занимаешься, не тешишь ли свою лень. Никому теперь нет дела до этого. А самое грустное в этой ситуации то, что я и сам не знаю, чего хочу на самом деле. Стратегически, если можно так выразиться, я хотел стать полноправным воином, но вот тактически... То есть, чем занять себя на эти годы свободы, чтобы потом с гордостью рассказать о своих успехах, я пока не представлял.

Сколько себя помню, я учился, учился и учился. Старшины не знали, что такое праздность, и это нелепое невежество почитали за высшее проявление мудрости, как своей, так и высокочтимых предков. По третьему удару колокола утром, в обед и вечером все население нашего поселка выходило на разминку, чтобы в который раз повторить базовые движения комплекса боевого искусства барсов, чередующиеся с лечебно-оздоровительными упражнениями. Касалось это всех от мала до велика, членов клана и вольных, начиная с младенцев, едва научившихся ходить, заканчивая глубокими стариками, включая стовосьмидесятидвухлетнего патриарха Молтки. Единственное исключение делалось для караульных и больных. С малышней занимались обычно двое наставников, которые постепенно приучали детей к нагрузкам, подавая им упражнения в игровой форме. То есть всего-то вчера, а кажется, целую вечность назад, думать, чем заняться, совершенно не было нужды. Думали и решали старшие. Выход в самостоятельную жизнь должен был состояться в гвардии. Постепенно. Под приглядом опытных барсов.

Теперь звонить на разминку придется самому. Колокольчик на шею повесить, что ли?

На второй день своего забега Барск – Вармок я наткнулся на труп самки кугара – самого умного, хитрого и опасного зверя из кошачьих. Кугуар, их дальний родственник, по сравнению с кугаром – ласковая и глупая домашняя киска. У нас в поселке считалось доблестью выйти против взрослого кугара в одиночку и победить. Однако специально за ними никто не охотился. Все-таки почти «родственники». Они – кугары, мы – барсы. Тем не менее непредвиденные встречи случались и не всегда заканчивались мирно. Эта самка, будучи тяжело раненной, видимо, ушла от охотников подальше и здесь разрешилась от бремени. Из всего выводка в живых остался к моему приходу только один котенок, жалобным писком зовущий мать. По этому самому писку я их и обнаружил.

Бросить живую душу на погибель я не смог, поэтому покормил котишку остатками молока да и взял с собой. Надо заметить, что из котят кугара вырастают преданные друзья и защитники, однако добыть их очень сложно. Трудно справиться с мамашей, но еще труднее найти ее логово. Можно неделями гоняться за самкой. Она будет кружить, путать следы, нападать из засад, но к логову никогда не приведет. Так что мне несказанно повезло на них наткнуться. Впрочем, охотничье чутье, заставившее сделать небольшой крюк, и тонкий слух, позволивший уловить писк малыша, нельзя сбрасывать со счетов. Правда, мастер-целитель говорил, что это никакое не охотничье чутье, а магические способности позволяют мне просматривать местность, подсознательно оценивая окружающие объекты на предмет опасности или, наоборот, полезности для меня. Обещал заняться развитием этой способности, если я на практику останусь в поселке, но, увы, уже не судьба.

На четвертый день охотничье чутье снова увело меня немного в сторону от маршрута. Через некоторое время я отчетливо услышал всхлипы и, бесшумно подобравшись к источнику звуков, осторожно развел ветки куста. На меня вытаращились два больших, круглых и синих, как небо, глаза, в которых застыл испуг. Затем, после глубокого и судорожного вздоха раздался визг, и тоненькая девичья фигурка попыталась, сжавшись в комочек, добраться до корней несчастного растения. Сделать это ей не удалось. Тогда девчушка, на вид ей было лет тринадцать-четырнадцать, вскочила и, умело держа прямым хватом небольшой кинжал, встала в оборонительную стойку. Одета она была в богатый охотничий костюмчик, светлые волосы, когда-то уложенные в прическу, теперь топорщились, как шерсть у мокрого кота, глаза были наполнены страхом и непреклонным желанием дорого продать свою жизнь. В целом картинка уморительная. Я не выдержал и рассмеялся.

– Уходи! – вскрикнуло это чудо.– Уходи, а то ударю!

Я пожал плечами, развернулся и, моментально забыв про встречу, пошел своим путем. Девушка – не котенок, в таком возрасте она уже должна уметь позаботиться о себе. Во всяком случае, у нас даже вольные с десяти лет на несколько недель в одиночку уходили в лес, например, чтобы доставить продукты отцу семейства на дальнюю заимку. Ну так пусть, стало быть, и заботится о себе сама. Мне-то что? Может ведь и обидеться, что полез помогать без спросу. Будто слабой посчитал.

Отчаянный писк за спиной не дал мне перейти на бег.

– Постой! Куда же ты?!

Я повернулся и честно ответил:

– В Вармок.

– А... а почему ты уходишь?

– Потому что мне надо в Вармок,– терпеливо ответил я на глупый вопрос.

– А... а как же я?

– А что ты? – теперь не понял уже я.

– Ты... так и... бросишь меня одну? Здесь.

– Я тебя не подбирал, чтобы бросать. Иди себе своей дорогой, а я пойду своей.

Я снова развернулся, собираясь уходить, но девчушка опять пристала со своими вопросами. Вот ведь говорливая попалась.

– Благородные люди так не поступают с дамами!

Это меня заинтересовало. Наш философ говорил, что умный человек учится всегда всему и у всех. В знании сила! Поэтому я решил, пользуясь случаем, прояснить, что я еще не знаю про благородных людей. Указом еще прапрапрадедушки нынешнего короля все барсы поголовно за воинскую доблесть приравнивались к ненаследному безземельному дворянству. Так что я мог с полным основанием считать себя благородным. Осталось только выяснить, что мне неизвестно про это сословие.

– С чего ты решила, что я благородный?

– У тебя шпага на поясе и...– Она засмущалась и покраснела.– Ты меня не... ну, это самое...

– Чего я «не это самое»?

– Ну, не разоружил и не...– Она замолчала.

– Чего «не»? – тупо продолжал допытываться я.

Наш философ, умнейший человек, всегда говорил: «Умен не тот, кто много знает, а тот, кто не боится задавать глупые вопросы». Вот я и задавал. Не люблю туманные намеки невесть на что.

– Чего-чего! – вдруг разъярилась девчонка.– Не убил и не ограбил! Вот чего!

Я оценивающе посмотрел на нее. Девушка снова испугалась и прямо сжалась вся под моим взглядом.

– Да у тебя и брать-то нечего,– вынес я заключение.

– Как это – нечего? – неожиданно обиделась потенциальная жертва.– А сапожки из кожи виверны, а колечко с изумрудом, а кинжал гномьей работы, а...

– Ты что, продаешь себя, что ли?

– Я-а-а?!! – И куда только слезы делись. Они высохли прямо моментально, а глаза метали молнии.

– Ну так. Нахваливаешь себя, как торговка на базаре.

– Да как ты смеешь! Троглодит несчастный! Дикарь необразованный! Да я!.. Да я!..– Ей уже не хватало воздуха, чтобы продолжить высказывать мне свое возмущение.

– Ну ладно, пошел я.

Сказав это, я спокойно развернулся... в который раз.

– Стой! Подожди! Благородные люди так не поступают!

– А что я должен сделать? Убить, ограбить и «ну, это самое»? – неподдельно удивился я.

– Да нет же! Благородные люди не бросают даму одну в лесу!

– Так я тебя не подбирал, чтобы...

– ...бросать! Знаю. Говорил уже. Но это говорится так. Когда кто-то кого-то покидает в опасном месте, говорят: «Он его бросил». Выражение такое! – как совсем тупому недоумку, объяснила мне девушка.

– Ну хорошо. А прямо попросить о помощи ты могла? Что вокруг да около впотьмах бродить?

– Не могла! – аж притопнула ногой моя собеседница.– Благородный человек сам должен догадаться, что нужно даме. Особенно... особенно когда она одна в диком лесу.

Что-то устал я уже от ее болтовни.

– Короче, чего ты хочешь?

– Я хочу, чтобы ты проводил меня.

– Нет.

– К-как это нет? – От удивления девчонка даже заикаться стала.

– Не маленькая, сама дойдешь. Кинжал есть? Руки есть? Амулет зажигательный есть? Или хотя бы огниво?

Завороженно глядя на меня, она машинально кивнула, подтверждая, что все это у нее действительно есть.

– Ну вот и славно. Значит, с голоду не умрешь и от холода не окочуришься. Так что давай топай, куда тебе надо. А я пойду, куда мне надо.

В очередной раз я развернулся, чтобы уйти, и в очередной раз меня остановили.

– Постой же! А если я тебе заплачу? Мне нужно в Торсель.

Я стал вспоминать уроки географии и карты, которые нам давали для изучения. Сейчас мы в предгорьях королевства Аталия. На северо-востоке от нас Швицерия. На северо-западе – Галлития. На севере – княжество Нибелунг. На юго-востоке – Янчарское ханство. На юго-западе – королевство Конкиста. На юге – море, а за ним Черный континент. Если я не ошибаюсь, Торсель – порт на западе Галлитии. Это ж месяц туда топать – не дотопаешь!

– Нет, красавица. Я иду в Вармок.

– А ты – чудовище!

– Я знаю...

– Ой! Прости! Я не хотела тебя обидеть. Само вырвалось!

– Ладно. Забыли.

– Вот и хорошо,– облегченно вздохнула девушка.– Ну хотя бы до Вармока проводишь?

Чувствую, не отвязаться мне. Да и зарабатывать пора бы. А тут работу почти по специальности предлагают.

– Хорошо.– Девушка, услышав положительный ответ, обрадовалась, но рано.– Сколько?

– Чего «сколько»? – не поняла она.

– Сколько ты платишь за услуги?

Моя предполагаемая нанимательница, видно, совсем растерялась.

– А сколько это может стоить?

Я прикинул сумму, выплачиваемую начинающему барсу-телохранителю, и решил уменьшить ее вдвое. Потом покумекал, учел обстоятельства и... передумал уменьшать.

– Восемь «ящериц»…

– Сколько?!

– …в день,– невозмутимо закончил я.

– Это же наглый грабеж!

– Я не навязываюсь.

– Это неблагородно! Дикарь! Троглодит! Как так можно? Использовать бедственное положение девушки!

– Какое же оно бедственное? Руки есть? Есть. Кинжал есть? Есть.

– А еще есть огниво, сапожки и ноги! – в ярости крикнула благородная дама.– Я согласна. Придем в Вармок, возьму деньги в банке и расплачусь с тобой. Даю слово. Этого достаточно?!

– Достаточно,– невозмутимо ответил я.– Помимо платы, все дорожные расходы, включая мое питание, проживание, лечение и снаряжение, за твой счет, леди.

Она закатила глаза к небу и простонала:

– И на это согласна. Кровопивец! Вампир!

– Вот и договорились. Если ты уже готова, прошу следовать за мной.

Я сделал приглашающий жест, развернулся и наконец-то продолжил свой путь. Правда, уже с неожиданной попутчицей.