Часть вторая
Площадь Восстания

Профессор Серебряков для экономии времени шел на Сретенку дворами и переулками, торопился изо всех сил. Даже забыл о своей вегетососудистой дистонии и гипертензии. Не далее как полчаса назад ему позвонила баба Ванда и сказала, что вычислила асцедент Брюса! Неужели совсем скоро исполнится его мечта? Профессор Серебряков не раз видел во сне, что ему удалось оживить великого Якова Брюса. Совсем как Менделеев, которому приснилась его Периодическая таблица элементов. И у Циолковского тоже не раз бывали такие вещие сны.

Если Брюсу удалось совершить столько чудес в ту эпоху, когда открытия давались людям с таким трудом, то какие же возможности откроются перед ним в наш просвещенный век компьютеров и высоких технологий? Серебряков был уверен, что Брюс быстро освоится в новом для него мире и наверняка сумеет подарить человечеству новые супероткрытия. Неудивительно было бы, с таким-то научным гением!

В последние годы все в жизни профессора было подчинено одной цели. Ради этого он глотал пыль в хранилищах и архивах, налаживал контакты, устанавливал связи с магами. Квантовая или световая магия – наука для избранных, и Серебряков с удовольствием общался со своими зарубежными коллегами: масонами графом Ференцем Цепешем и бароном Штиглицем. Они-то, в сущности, и навели его на мысль, что корни Якова Брюса следует искать в генеалогии великого Мерлина. А благодаря рекомендациям коллег профессор сумел получить копии удивительных документов из Германии и Франции…

Тяжело дыша, профессор остановился перед лестницей в полуподвал бабы Ванды. Дверь открылась сама собой. Ворожея, на сей раз она была в темно-синем балахоне с золотой ниткой и светло-голубой шали, пригласила профессора в дом. Настроена она была на удивление торжественно. Хозяйка проводила Серебрякова в гостиную.

– Садитесь за стол, дорогой профессор. – Ванда показала рукой на готический стул с высокой спинкой.

Профессор сел, с интересом разглядывая разложенные на столе предметы: стеклянный шар на подставке, пучки трав, звездные карты, циркули, линейки и какие-то неизвестные профессору измерительные приборы. Это были раритеты из бронзы, украшенные резьбой и позолотой. Почему-то среди этих музейных экспонатов затесалась красивая курительная трубка с длинным изогнутым чубуком и чашкой в виде головы Медузы Горгоны.

Баба Ванда держала паузу, да так, что ей мог бы позавидовать сам Станиславский. Она стояла у стола и с какой-то непонятной, немного снисходительной улыбкой смотрела на гостя… и молчала.

– Ну не тяните, Ванда, не тяните, – не выдержал профессор, – что вам удалось раскопать, умоляю вас, говорите скорее!

– Сейчас, сейчас…

Баба Ванда взяла со стола несколько пучков травы, размяла их в ладонях, набила изогнутую тонкую трубку и закурила. Все это она проделала не торопясь, обстоятельно и с самым серьезным видом, словно выполняла какой-то ритуал. Профессору даже показалось, что она при этом что-то нашептывает. Слов не было слышно, но розовые, изящные губы ворожеи слегка при этом шевелились.

– Вы курите? – с удивлением спросил Серебряков.

Странный перламутрово-розовый дым постепенно заполнял всю комнату.

– Это не то, что вы думаете. Это смесь трав, собранных в полнолуние, она способствует астральному мышлению. Рекомендовано Департаментом магического здравоохранения, – незнакомым, торжественным голосом пояснила Ванда. – Мир видимый и мир волшебный существуют одновременно, а воображение – это способ и средство передвижения между ними. Мне нужно получить последнее подтверждение моих расчетов.

– И что вы сейчас видите? – Серебряков умоляюще смотрел на бабу Ванду, а та медлила, выпуская изо рта легкие розовые колечки и наблюдая за их растворением в воздухе.

Профессор вдохнул незнакомые ароматы дыма, но ничего не почувствовал – ни головокружения, ни ясности мысли. Правда, его бросило в пот, скорее всего, от волнения.

Ванда явно наслаждалась нетерпением гостя.

– Так вот, я произвела очень сложные расчеты и перепроверила результаты много-много раз. Мы должны совершить обряд ровно в двенадцать, в полночь двадцать второго июня. Причем необходимо, чтобы первый удар сердца Брюса совпал с последним ударом курантов на Спасской башне Кремля. Если нам не удастся осуществить задуманное, то очередной случай представится только через триста лет. Вряд ли нам удастся дожить до этого времени. Теперь мы определим, кто должен это сделать! – Ванда затянулась и закрыла глаза, задержав дым в легких.

Едва заметные морщинки на ее высоком лбу разгладились, она будто помолодела лет на двадцать. Профессор заметил, что белки глаз ее под сомкнутыми веками двигаются, как будто она что-то рассматривает с закрытыми глазами. Наконец ворожея открыла глаза и выпустила тонкую розовую струйку в сторону стеклянного шара.

Вопреки всем законам физики, дым проник сквозь оболочку внутрь прозрачной сферы и сгустился там в виде пяти маленьких фигурок. Серебряков присмотрелся и едва удержался от возгласа: он увидел себя, Ванду, Михаила Швырова, Алису и Юлю. Все пятеро стояли, образуя круг и воздев руки. В центре круга торчал невысокий тонкий крест. Профессор поднял на Ванду удивленные глаза.

– То, что мы увидели, подтверждает мои расчеты, – сказала довольная собой ворожея. – Оживляющих должно быть пятеро. Двое, желательно старый и молодой, должны быть рождены в год Кота. Это вы и мой племянник Мишенька. Один рожден в год Дракона – это я, и двое в год Лошади, – это девочки Алиса и Юля. По датам рождения и асцедентам тоже все сходится.

– Понятно… Двадцать второго июня в этом году наступит равновесие светлых и темных магических сил! В это момент мы и произведем обряд. Времени-то у нас осталось минимум миниморум! – забеспокоился профессор.

– Правильно мыслите, Вилен Стальевич, – одобрительно сказала баба Ванда. – Да, хорошо бы поторопиться. Успеете ли вы разыскать останки Брюса к этому сроку? Это ведь не так просто сделать…

Профессор вытер лицо клетчатым платком и тяжело вздохнул.

– Начну прямо сегодня! У меня хорошие отношения с ректоратом МГУ. И еще старые друзья на физфаке. Они должны помочь.

– Ну вот и славно, – сказала Ванда. – Держите меня в курсе ваших изысканий. Я тоже должна подготовиться.

Когда профессор ушел, ворожея довольно улыбнулась: как славно устроен мир – всегда найдутся сумасшедшие, готовые оживить то, что умерло.

В Кирпичной трубе все осталось без изменений, если не считать того, что у Грызлова совсем затекли лапы, он замерз и здорово проголодался. Шевелиться было трудно, так как он продолжал расти. Время от времени бедняга начинал громко скулить.

– Тут воем-плачем делу не поможешь, – продолжал вразумлять его Оссуарий. – Ну зачем ты перстень сразу на себя напялил, дурья твоя голова?

– Не учи меня жить, помог бы чем лучше! – огрызнулся домовой. – Слышь, Оссуарий, может, попробуешь все-таки стянуть с меня это колечко, будь оно неладно!

– Ты что, я себе не враг, – возмутился Оссуарий, – я теперь этот перстень добровольно в руки не возьму, хоть убей! Старый граф его мне на руку надел, заговорил, чтобы мне беды не было, а потом на две забубенные головы заклял. Заклятие на тебя теперь перешло, а с тебя на того падет, кто перстень у тебя с руки снимет. Кроме графа только рухлядница его, домовая из Глинок, поместья нашего, могла перстень безнаказанно снимать, ей дано было. Чтобы от него пользу иметь и не пострадать самому, большую Силу надо иметь! А ты, простачок, думал – схватил и убежал, всего и делов? Нет, брат, это только начало. Впредь не будешь разбойничать.

– Ну замел языком, как помелом… – Грызлову стало стыдно, и он замолк, некоторое время тишину подземелья нарушало только его обиженное сопение.

Но Оссуарий так намолчался в своей стеклянной банке за двести пятьдесят с лишком лет, что ему не терпелось продолжить общение.

– Эй, Грызлов, ты же домовой, тебе дома положено сидеть, добро беречь, за порядком следить. Как случилось, что ты под землей бродишь? – полюбопытствовал он.

– Как случилось, как случилось? – передразнил Грызлов Оссуария. – Оторвался ты от жизни в своей посудине, вот что я тебе скажу. Распустился у нас народ. Кто сейчас магические правила блюдет, обряды как надо совершает? Да считай никто, единицы. Забыли меня хозяева, на новую квартиру уехали и с собой не взяли, а новые жильцы своего домового привезли. Бабка у них жива старенькая, так она помнит, как это делать надо. Вот и стал я бездомным, пришлось новому домовому жилплощадь уступить, а самому в подвал. Эх, да что говорить! – окончательно расстроился Грызлов…

Если бывают несчастливые дни, то сегодня у Корделии был именно такой. Все у нее не клеилось, буквально все, за что бы ни взялась. Ей давно не приходилось получать нахлобучки от начальства, уже много лет, но этот день и тут был особенным. Сначала Корделия допустила в прямом эфире несколько стилистических ошибок подряд, потом закашлялась и в конце передачи сказала:

– До новых встреч в кефире!

Ей стало так плохо, что закололо сердце, а руководитель канала так прямо и заявил, что мол, наверное, Корделия нуждается в отдыхе, такая нагрузка не по ней. А в затылок дышат молодые и выносливые, готовые ради успеха на все. Она и сама была такой несколько лет назад.

Корделия заперлась в кабинете редактора и дала волю слезам. Сдержаться она просто никак не могла, тем более вокруг все радовались ее провалу, это было очень заметно. Сначала пришлось выслушать несколько лицемерно-сочувственных речей, а потом ловить на себе косые взгляды. Очень неприятно было видеть, как сотрудники шепчутся по углам, и уж совсем невыносимо слышать их тщательно сдерживаемый смех. Вот ведь как получается! Кругом одни злопыхатели и лицемеры.

Стараясь громко не всхлипывать, она глубоко дышала, вскоре слезы кончились и уступили место гневу. Корделия вытряхнула на стол содержимое сумочки, нашла пузырек и закапала в глаза средство от покраснения, хорошо хоть водостойкая косметика почти не пострадала. Подпудрив нос, Корделия вышла из редакторской в студию с высоко поднятой головой. Навстречу ей бежал встревоженный Малышкин.

– Корочка! А я тебя ищу! Ты как?

– А что случилось? – громко спросила Корделия.

– Мне сказали, что ты расстроилась…

– Глупости какие! – сказала она еще громче.

Все в студии сделали вид, что ужасно заняты своими делами, чтобы не встречаться взглядом с Корделией. А она, ни с кем не попрощавшись, выбежала из телецентра, поймала такси и попросила шофера как можно быстрее отвезти ее на Сретенку.

Баба Ванда приняла Корделию ласково и даже не стала ворчать, что та явилась без предварительной договоренности. Посадила на лавку под окном, сама села рядом, внимательно выслушала печальную исповедь и сочувственно покачала головой. Потом встала, ушла на кухню и вернулась через минуту с фарфоровым тазиком, полным воды.

– Бывают такие периоды в жизни, когда все рушится, ничего не ладится. Просто время такое пришло, это надо пережить, – объяснила ситуацию ворожея, ставя таз на пол у ног гостьи.

– А можно это как-нибудь поправить, – спросила Корделия, – или все, моя песенка спета?

– Фу, типун тебе на язык, балаболка! – беззлобно одернула ее Ванда. – Сейчас, сейчас, прогоним невезение, поправим все, и опять засияешь у нас как ясная звездочка…

Ворожея велела Корделии разуться, опустить ноги в таз и взять в каждую руку по свече.

– Глаза закрой и не открывай, пока не разрешу! – Она зажгла свечи.

Корделия послушно закрыла глаза и почувствовала, как горячая рука легла ей на темя. Баба Ванда говорила так тихо, что Корделия еле-еле разбирала слова.

– Как озарится и зачнется ранняя заря, как взойдет обрадованное красное солнышко, так бы возрадовались и тебе, Корделия. И всем бы ты стала люба и мила, а уста бы твои были сахарными, а очи медовыми, и речь твоя стала бы слаще патоки и желанней пряника печатного. Пусть будет глава твоя железною, очи медныя, язык серебряный, сердце булату крепкого, ноги волка рыскучего! А завистникам и наветчикам пусть будут щеки местовыя, язык овечий, ум телячий, а сердце заячье. А Корделия будет ходить, их пятками топтать и сиять, как ясный месяц, как блескучие звезды. Слово мое ни отговорить, ни отшептать, никакому колдуну и колдунице, ведуну и ведунице, ни в мороз, ни в жару, ни в оттепель. Все, открывай глаза.

Корделия распахнула веки и счастливо улыбнулась.

– Как мне сейчас легко, как будто я ничего не вешу, как бабочка порхаю!

– Ну то-то, – довольно усмехнулась Ванда. – И запомни, все в наших руках. Удача веселых любит, а если кто уныл – считай, пропал…

Все попытки получить официальное разрешение на изъятие останков Брюса из хранилища МГУ, предпринятые профессором Серебряковым, закончились ничем. Внятно объяснить, зачем ему нужны кости скелета и остатки платья великого ученого, старик не мог, его приняли бы за сумасшедшего. Да и времени на оформление документов тоже не оставалось. Профессор впал в отчаяние. Повесив голову, он вернулся из ректората МГУ домой, рухнул в любимое свое кресло рядом с телефонным столиком и печально уставился на скелет гигантской обезьяны.

– Может, тебя оживить, Орангуташа, если уж с Брюсом ничего не выходит? – спросил Серебряков своего молчаливого квартиранта.

Как раз в этот момент зазвонил телефон. В трубке послышался озабоченный голос Алисы. Она была обеспокоена состоянием здоровья профессора: когда выбирались из сретенских подземелий, Серебряков выглядел не лучшим образом.

Выслушав ответ ученого, который уверил, что чувствует себя вполне удовлетворительно, Алиса спросила, почему у него такой убитый голос. Пришлось профессору рассказать о тупике, в котором он оказался. Алиса молчала всего секунду или две.

– Вилен Стальевич, а помните, вы говорили что-то о патенте своем, самом замечательном? – спросила она с надеждой в голосе. – Я так поняла, что вы умеете перемещать вещи с одного места на другое. Может, этот способ применить, если ничего другого не остается?

От возбуждения Серебряков даже вскочил с места. Эврика! Нет, это даже лучше, чем Архимедова эврика. Как же он сам не сообразил использовать свои чудо-перчатки? Правда, это нелегитимный способ, больше похожий на кражу. Но это с какой стороны посмотреть! Ведь на самом деле они с Вандой собираются вернуть кости и вещи их законному владельцу!

Успокоив таким образом встревоженную совесть, профессор поблагодарил Алису за идею и предложил поучаствовать в интереснейшем научном эксперименте. Алиса, ясное дело, и не подумала отказываться. Профессор вкратце объяснил, что от нее требуется…

Для проникновения в хранилище Серебряков использовал старый как мир способ. Ругая себя мысленно за отступление от собственных правил и принципов, он преподнес ночному сторожу две литровые бутылки «Абсолюта», принесенные в бумажном пакете в комплекте с чудо-перчатками. Сам профессор не только не пил спиртного, но и был убежденным противником употребления алкоголя. У него были другие интересы, но слово «Абсолют» было ему дорого и говорило о многом.

Самое главное, что это название понравилось и сторожу! Причем очень! В порыве благодарности он проводил профессора до входа в хранилище, но на всякий случай попросил вести себя осмотрительно и не оставлять следов своего присутствия.

– Что вы! Как можно? – успокоил его Серебряков. – Я буду чрезвычайно аккуратен! Обещаю ничего не трогать руками, даже надену вот это. – И ученый продемонстрировал сторожу перчатки, которые извлек из пакета. – Я даже отпечатков пальцев не оставлю…

Успокоенный сторож удалился на дегустацию шведского эликсира, а профессор принялся бродить вдоль бесконечных полок с папками и ящиками. Хранилище было огромным, как самолетный ангар. Стеллажей было очень много, и выглядели они как бесконечные, уходящие вдаль полки. На них стояли многочисленные ящики и коробки, но далеко не на каждом из них имелись ярлычки и указатели.

Хранилище больше всего напоминало заброшенный склад с невостребованной продукцией. Чтобы найти здесь что-то, надо было знать, где искать. Сначала Серебряков принялся бодро вскрывать ящики и перебирать содержимое, но через четверть часа понял, что невозможно объять необъятное. За одну ночь ему не пересмотреть и сотой части!

Профессор сел на перевернутое красное пластиковое ведро внушительных размеров и задумался. Он напряженно искал выход. Совершенно случайно его взгляд упал на скромно стоявший в углу ангара, в нескольких метрах от него, древний компьютер с монитором одного из первых выпусков – VGA. При ближайшем рассмотрении оказалось, что машина подключена и к электрической, и к компьютерной сети. На всякий случай Серебряков пошевелил провода в розетках, проверил контакты и запустил компьютер.

Прежде чем ожить, системный блок долго соображал, скрипел, шипел, шуршал, наконец на мониторе появились-побежали серебристые строчки. Как и следовало ожидать, компьютер оказался четыреста восемьдесят шестой пробы, даже не «пентиум». Но свою работу сделал хоть и с задержкой, зато с отменной точностью. А главное, в старом компьютере нашлась очень интересная информация касательно старика Брюса и его московской резиденции.

Оказывается, Сухареву башню не просто взорвали, а сначала демонтировали, причем очень аккуратно, буквально перебрали по кирпичику, словно конструктор лего. И руководил этими работами знаменитый чекист Ягода, прославившийся вскоре своим умением строить каналы. По Москве будто бы тогда пошли слухи, что сам Иосиф Виссарионович Сталин, известный книгочей, интересуется библиотекой Брюса и его кунсткамерой. Но даже Главному политическому управлению с его неограниченными возможностями так и не удалось найти ничего путного. Что совершенно не удивило профессора, который хорошо понимал, что заговоренную комнату можно отыскать только с помощью магических средств.

Профессор нашел координаты архива Брюса, выключил раритетный компьютер и уже совершенно в другом настроении, бодрым шагом, чуть ли не бегом, направился к стеллажу, на котором покоились останки великого мага.

Коробка оказалась относительно небольшой и, что было весьма к месту, траурно черной. Серебряков тут же бросился открывать ее дрожащими от волнения руками.

– Есть, – обрадованно крикнул Серебряков, заглянув внутрь коробки, – есть!

Профессор трусцой вернулся к старому компьютеру и поднял с пола красное пластиковое ведро…

Ниночка Водорябова уже подходила к дому, когда ее обогнал сосед Саша. Лицо у него было мрачное, недовольное. Он даже не смотрел по сторонам. Ниночка уже приготовилась отвернуться и фыркнуть в ответ на его любезности, но сосед прошел мимо, даже не поздоровавшись. «Ну вот, делает вид, что мы не знакомы!» – с запоздалым сожалением подумала Нина…

Отворот бабы Ванды сработал на все сто! Да куда там сто? Даже на все триста процентов! С одной стороны, Ниночка была очень рада, а с другой… Она только сейчас разглядела, что Саша – очень симпатичный парень: сложен как молодой бог, глаза голубые, лицо такое интеллигентное. Похож на Брэда Пита чем-то! Она вспомнила его признания в любви. Никто, ни разу в жизни никто не говорил ей ничего подобного. Неужели он совсем ничего не помнит? Обидно, честное слово!

Сосед зашел в подъезд и уехал на лифте, не подождав Ниночку. Отворот отворотом, но элементарную вежливость соблюдать можно? Водорябова почувствовала себя оскорбленной и сильно расстроилась.

Она вошла в свою квартиру, огляделась. И как это она раньше не замечала, что у нее такой неуютный, набитый доставшимися по случаю вещами дом? Ну что ж… «Не красна изба углами, а красна пирогами…» – улыбнулась про себя Ниночка. Уж что-что, а пироги ей всегда удаются на славу. Она замесила тесто, отставила его на время и начала вдохновенно готовить начинку. Ниночка решила испечь два пирога – с капустой и с яблоками. Через два часа под белоснежными полотенцами отдыхали румяные красавцы-пироги. В кухне стоял аппетитнейший, умопомрачительный запах сдобы.

Но это было только начало. Следующий час Нина провела перед зеркалом. Она тщательно уложила волосы, обновила макияж и попрыскалась модными духами. Потом, прихватив пироги, вышла на лестничную клетку и позвонила в дверь к соседу. Саша открывать не спешил, хотя был дома: в квартире работал телевизор. Ниночка позвонила еще раз, понастойчивей. Через некоторое время дверь распахнулась, и на пороге возник сосед Саша в халате и с полотенцем на голове.

– Извините, – добродушно сказал сосед, – я принимал душ и не сразу услышал звонок.

– Это вы меня извините, – засмущалась Ниночка.

– Проходите, пожалуйста, что это мы на пороге разговариваем… Постойте, а я вас, кажется, знаю! Вы моя соседка из квартиры напротив, да?

– Да, я Нина, – ответила Ниночка, вздохнув с облегчением: кажется, он ничего не помнит. – Вот, пирогов напекла, а одной чай скучно пить, я и позвонила к вам…

– Здорово! Я сейчас чайник поставлю, проходите пока в комнату.

Сосед ушел, а Ниночка удобно устроилась в кресле и стала разглядывать жилище Саши. Просто слов нет, как у него было здорово! А ведь квартиры у них совсем одинаковые. Мебели было мало, но она была простой и удобной, на журнальном столике стояли открытый ноутбук, музыкальный центр и DVD-плеер. По аппаратуре было видно, что хозяин квартиры любит смотреть видео и слушать музыку.

Саша появился через минуту: свеженький как огурчик, в красивой черной майке с надписью «Placebo» и дорогущих голубых джинсах.

– Пойдемте на кухню, Ниночка.

Он ловко нарезал пироги и красиво разложил их на большом блюде. Чайная посуда была выше всяких похвал, редко бывает, чтобы холостяк следил за бытовыми мелочами. И вот они пили чай и беседовали. Говорили больше о себе. Сосед рассказал, что работает на одной фирме программистом, и скоро пойдет на повышение. Он очень удивился, когда Ниночка сообщила ему, что трудится на телевидении.

– Никогда не видел живую телезвезду! – с уважением сказал он.

Ниночка засмущалась и даже покраснела от удовольствия.

– Ну до звезды мне еще далеко, – ответила она скромно. – Я всего лишь помощник режиссера.

Саша похвалил пироги, которые действительно удались. И под конец вечера, когда уже пора было прощаться, признался:

– А знаете, Ниночка, вы такая молодец, что пришли! Я давно хотел познакомиться с вами и даже предлог придумал, что, мол, сахар кончился…

Похожая на серебряный рубль луна успела забраться на самый верх усеянного звездами небесного купола и уже начала потихоньку скатываться вниз, а Алиса все ждала профессора. Ноги у нее гудели от усталости: присесть было решительно негде, кругом были только ангары и железные коробки гаражей. Где-то совсем рядом выли уличные собаки. Наверное, злые. И наверняка голодные! Алисе стало страшно, но она взяла себя в руки и принялась мерить шагами пространство между двумя складами. Пятнадцать шагов вперед, пятнадцать назад. Пятнадцать шагов вперед, пятнадцать назад.

Прошло уже три часа с тех пор, как Вилен Стальевич скрылся за железной дверью хранилища, пора бы уж ему и показаться. По плану Серебрякова, она должна был ждать в указанной им точке в двадцати метрах от здания. Это был угол северной и восточной стен. В этом месте профессор начертил на асфальте круг диаметром в полметра. Конечно, можно было бы позвонить профессору на мобильный, узнать, как там дела с дедушкой Брюсом, вернее, его опорно-двигательным аппаратом.

Но как всегда в момент испытаний у Алисы произошло обострение упрямства. Звонить и просить забрать ее отсюда? Никогда! Интересно, почему профессор выбрал именно это место? И еще запретил заходить за меловую черту! Алиса остановилась в паре шагов от круга. И вдруг раздался громкий хлопок!

В меловом круге появилось красное пластиковое ведро с надетой на него вместо крышки черной треуголкой с потускневшей серебряной пряжкой. Алиса с опаской приподняла треуголку и вскрикнула от удивления. Нет, Юлька ни за что не поверит! На дне ведра, под бумажным пакетом и двумя черными перчатками покоились кости, череп, а еще остатки зеленого мундира и полуистлевших кружев…

Обратно к метро Алиса и профессор шли, чуть ли не подпрыгивая от радости. Вилен Стальевич обеими руками прижимал к животу ведро с черепом и костями. Алиса несла треуголку, такую тяжелую, будто она была сделана из железа. Алиса подумала, что родители ровно через два часа должны будут вернуться домой с ночного эфира. К этому времени ей обязательно нужно заползти в кроватку, чтобы изобразить мирно посапывающего младенца.

Метро «Университет» уже работало, но до часа пик было еще далеко, поэтому народу было мало. В вестибюле со скучающим видом прохаживался вперед и назад сонный и жеваный с виду нестарый еще милиционер. На его полных щеках удобно расположились черные фельдфебельские усы, делавшие его похожим на легендарного маршала Буденного.

Алиса с треуголкой под мышкой направилась к пропускным автоматам, а профессор к стеклянной будке, где, нахохлясь, сидела энергичная сухонькая старушка с цепким взглядом и крючковатым носом. Алисе даже показалось, что она похожа на богомола, такие длинные у нее были руки и ноги.

Когда Серебряков с пенсионным удостоверением проходил мимо дежурной, та встрепенулась и удивленно покосилась на ведро. Интеллигентный старичок при галстуке, в приличном костюме, но с красным ведром выглядел ну очень подозрительно. Прямо диссонанс какой-то. Неужто преступник? Она сунула в рот свисток, висевший у нее на шнурке для мобильного телефона, и выдала такую сногсшибательную трель, что ей мог бы позавидовать сам Соловей-разбойник…

Старушкин свист еще стоял в ушах немногочисленных пассажиров метро, а милиционер уже приступил к исполнению обязанностей. Серебрякова буквально парализовало от страха, когда он увидел, что тот оживился и решительным, почти строевым шагом направляется к стеклянному скворечнику. «Что будет, если он заглянет в ведро и решит, что я убийца, а под пакетом вещественные доказательства? – подумал профессор. – Какой стыд! Позор на всю Европу! Что подумают Ференц Цепеш и барон Штиглиц?»

Серебряков с видом взятого с поличным преступника поставил ведро на гранитный пол.

– День добрый. Сержант Куркуленко, – представился страж порядка, сверля взглядом бедного старика, который сжался, чтобы казаться меньше. – Документики предъявляем, что у нас в ведре тоже предъявляем. – Взяв удостоверение в руки, он принялся внимательно его разглядывать со всех сторон, только что на свет не посмотрел.

– У дедушки там кактусы в ведре, – сообщила Алиса, выныривая из-за спины милиционера. – Это у нас хобби такое, художественное кактусоводство. Только учтите, кактусы очень ядовитые, уколитесь – никакой Склифософский не поможет. А распространяются они ядовитыми спорами. Поэтому лучше не дышать, когда их берешь в руки. У нас даже специальные перчатки есть для защиты. – Алиса аккуратно приподняла пакет, вынула из ведра две черные перчатки и показала сержанту Куркуленко и старушке.

Те удивленно переглянулись. Теперь дежурная выглядела не менее испуганной, чем профессор Серебряков.

– А что же вы в метро-то суетесь с такой отравой? – возмутилась она. – Первый раз в город попали, что правил метро не знаете? Понаехали тут всякие, житья от вас нет!

От старушки и милиционера шла такая волна негатива, что Алиса немного оробела и стала оправдываться. Сказала, что прямой опасности нет, все под контролем, а в подтверждение своего заявления взмахнула треуголкой…

И вдруг всё остановилось. Всё и все, кроме Алисы и профессора. Выглядело это как немая сцена в «Ревизоре». Эскалаторы по-прежнему гудели, но тем не менее стояли на месте. Люди словно повисли в воздухе в совершенно немыслимых позах. По всем законам физики они неминуемо должны были бы рухнуть или по крайней мере потерять равновесие, но ничего подобного не происходило. Особенно забавно выглядела бдительная старушка с застывшим в гримасе гнева лицом.

Первой опомнилась Алиса.

– Вилен Стальевич, – сказала она тихо, чтобы не спугнуть наваждение. – Давайте потихоньку вниз…

У Серебрякова отлегло от сердца. Он подхватил ведро и поспешил к входу на эскалатор.

– Вилен Стальевич, – окликнула его громким шепотом Алиса, – а документы? – Она вынула из рук застывшего, как манекен, милиционера пенсионное удостоверение и подала его смущенному профессору.

– Ах да… – Серебряков сунул удостоверение в карман и осторожно пошел по неподвижным ступенькам вниз, но Алиса задержалась: сняла с шеи старушки свисток и вложила его в ладонь сержанта Куркуленко, а его форменную фуражку нахлобучила на голову старушке – набекрень. Отступила, как художник от мольберта, на шаг и полюбовалась на дело своих рук. Хороши оба… Особенно злобная старушенция: прямо баба-яга – добровольный помощник милиции. Жалко, Юлька не видит, вот смеху-то было бы.

Алиса, стараясь не задевать застрявших во времени пассажиров, торопливым шагом догнала профессора. Он был уже на середине эскалатора.

– Вилен Стальевич, – шепнула ему в спину Алиса, как только догнала. – А как отменить этот стоп-кадр? Я стремаюсь… То есть боюсь уже треуголкой махать. Как бы хуже не вышло.

Профессор задумался только на мгновение и посоветовал повторить то самое движение, которое вызвало весь это временной паралич. Скорее всего принцип действия треуголки тот же, что и в компьютере – повторное нажатие на клавишу отменяет команду.

Они остановились на платформе у застывшего с открытыми дверями поезда. Алиса с опаской вытянула руку с треуголкой, махнула ею в воздухе и… все вернулось в норму: люди пришли в движение, двери поезда закрылись, и он с шумом умчался в темноту туннеля.

Но одновременно над головой Алисы и профессора возникла разноцветная воздушная воронка, страшный вихрь втянул их в потолок станции… и потащил вперед по чему-то, похожему на узкую трубу со светящимися радужными стенками. Алиса даже не успела толком испугаться, как очутилась у подъезда высотки на площади Восстания. Рядом в обнимку с большим красным ведром стоял совершенно растерянный и сбитый с толку профессор Серебряков…

В Кирпичной трубе было все так же темно и сыро. Грызлов с Оссуарием окончательно спелись, в том смысле, что от нечего делать приступили к исполнению русских народных песен. Пели самозабвенно, со слезой в голосе. Особенно им удалась старинная песня «Князь Роман жену терял». Грызлов пел густым басом, а Оссуарий пронзительным фальцетом. Эхо разносило их голоса по московским подземельям, спугивая с насиженных мест всякую мелкую нечисть. Их вокальные изыски слышали Карлос и остальные узники Велиара вокруг него. Некоторые из них веселились вовсю.

– Во, опять «Русское радио» врубили! – загоготал один из йерубов, – молодцы!

Карлосу очень хотелось обсудить положение хоть с кем-нибудь, но не с йерубом же разговаривать! От нечего делать Карлос в который уж раз принялся перебирать свой арсенал. Рукоять квантового меча, для которого нет преград, магический переводчик с наушниками, необходимый для общения с неизвестными или редкими формами нечисти… Карлос уже пытался поговорить с его помощью с Коконом Велиара, но чуть не оглох от невыносимо громкого жужжания, раздавшегося в наушниках. А потом автоответчик противным голосом предложил оставить свое сообщение, потому что его высочество герцог ада Велиар временно недоступен.

Карлос сжал рукоять меча и рубанул квантовым лучом по стенке Кокона. Результат был нулевой, даже искры не посыпались.

– А-я-яй, ваша магическая светлость, – окликнул Карлоса йеруб, – смешно смотреть на вас, честное слово. Сила есть, ума не надо? Вы же настоящий маг, должны знать, что эти финтифлюшки здесь не действуют.

– Ну и как ты думаешь, почему? – спросил Карлос.

– Да потому, что все сразу в прошлое уходит! Очень я смеялся, когда вы воронку мечом порезать пытались. Вы ее чик лучиком, а порез-то в прошлом остался! А в настоящем вот они, ровные гладкие стеночки…

– По-твоему, выбраться отсюда нет никакой возможности? – спросил Карлос, чтобы поддержать разговор.

– Выбраться можно в одном случае, если кто-то воронку снаружи распечатает.

«Значит, что у нас получается в итоге? – прикинул Карлос. – Шансы выбраться отсюда минимальные, потому что распечатать кокон под силу далеко не каждому встречному-поперечному. Это должен быть маг или очень высокой квалификации, или одаренный способностями. Никто не знает, что я здесь застрял, пока Эдельгард пришлет спасателей, пока найдут, от меня даже эмбриона не останется. Время поджимает!»

Карлос посмотрел на свои ладони и запястья, как будто видел их в первый раз. Из мускулистых и широких они превратились чуть ли не в детские. Такие руки были у него лет в восемнадцать, а то и раньше… А ведь он многое мог сделать этими вот руками…

В памяти услужливо всплыло воспоминание о том, как он, Карлос, стал доверенным лицом белого мага Эдельгарда, председателя Магического совета.

У Эдельгарда на хранении находился уникальный артефакт – три игральные кости, они же Кости Рока. Именно этими желто-черными кубиками две тысячи лет назад играли римские легионеры на Голгофе, а ставкой был хитон Распятого. В момент решающего броска все три кости приобрели сверхъестественную способность влиять на судьбы людей.

Владеющий ими посвященный или даже профан, не имеющий к магии никакого отношения, мог изменять жизнь любого человека. Для этого достаточно было бросить эти кубики на гладкую поверхность и загадать необходимую комбинацию чисел. В зависимости от нее изменялась судьба того человека, о ком думал в этот момент играющий. Надо ли говорить, какой опасной силой обладали Кости Рока и как важно было не допустить, чтобы они попали в руки неподготовленного человека, который мог поддаться соблазну с легкостью и одним только взмахом руки избавиться от врагов или соперников? Вот уже триста лет решением Магического совета Кости были изъяты из обращения, и пользоваться ими не смел никто, даже маги наивысшей квалификации.

Как пропали Кости, Эдельгард объяснить не мог. Сказал только, что не обошлось без шестой, запретной ступени магического воздействия. Как раз в это время Карлос увлекся моделированием событий и очень преуспел в этой колдовской науке. Зная о его таланте, Эдельгард попросил его подключиться к розыску, конечно, в строжайшей тайне. Карлос провел обряд очищения мыслей и духа, уединившись в заброшенной шахтерской штольне, и приступил к моделированию событий. Сначала он внутренним взором увидел похитителя – это был один из опальных магов, и раньше нарушавший законы. Затем, постепенно, Карлос выстроил события таким образом, что преступник испугался содеянного и вернул опасный артефакт на место.

Из штольни Карлос вышел только через три дня, шатаясь от слабости и жажды. Связавшись с Эдельгардом, он узнал, что Кости Рока вернулись на свое место. А маг-преступник лишен магической силы на двадцать пять лет.

– Это настоящий подвиг, мой мальчик! – взволнованно говорил Эдельгард. – Ты просто герой! У тебя необыкновенно сильный дух!

Вот с тех пор председатель Магического совета бесконечно доверял и благоволил Карлосу…

Корделия лежала на диване в гостиной дома на Разгуляе. На лице у нее была косметическая маска лимонного цвета, глаза залеплены кружками свежего зеленого огурца, а на губах лежал еще теплый пакетик с заваренным ромашковым чаем. На руки, намазанные кремом, были надеты хлопчатобумажные перчатки, а ноги покоились на двух подушках.

Когда Алиса вошла в комнату, ей с трудом удалось подавить улыбку – так смешно выглядела мама, будто собралась справлять Хеллоуин.

– Мам, – сказала Алиса, – я хочу тебе кое-что рассказать…

Пошевелив рукой, Корделия дала понять, что слушает.

– Ты не поверишь! Я познакомилась с Михаилом Швыровым!

– У-у? – стараясь не двигать губами, подала голос Корделия. – Угу, угу.

– Можно сегодня он придет к нам в гости и Юлька тоже? Я сбегаю в магазин, куплю что-нибудь к чаю, а то у нас даже печенье кончилось!

Корделия резко села на диване. Одной рукой она отлепила с глаз огурцы, другой подхватила упавший с губ пакетик.

– Ну ты же видишь, что я пытаюсь расслабиться! Во время маски не разговаривают! И вообще, можно заранее предупреждать, что позовешь гостей?

– Я и предупреждаю, сегодня в семь, – заметила Алиса.

– Алиса! – негодующе воскликнула Корделия. – Заранее, понимаешь, заранее! Этот твой тупой Швыров, судя по его текстам, нигилист какой-то! Он хоть умеет себя вести в приличном обществе?

– Он воспитанный, – заверила ее Алиса. – И еще он племянник бабы Ванды.

Услышав эту новость, Корделия даже подскочила на месте и подумала, что, пожалуй, надо будет устроить с Михаилом совместное чаепитие, всей семьей, хотя бы на полчасика, потом они уедут с папой на работу.

– Это он тебе сказал? – возбужденно спросила она. – Как интересно… Это меняет дело. Ну конечно, сбегай, купи что-нибудь к чаю. Денежку у папы возьми…

Юля и Швыр явились к Малышкиным в семь вечера, минута в минуту, можно сказать, с боем часов, чем заслужили молчаливое одобрение Корделии. Церемония проходила на просторной кухне Малышкиных. Кухня эта, суперсовременная и супернавороченная, была предметом гордости Корделии. Здесь, в ее епархии и святая святых, ни Алисе, ни даже Владимиру Владимировичу под страхом занудной смерти не разрешалось изменять расположение предметов. Не позволено было даже переставлять голландские стулья красного дерева, перекладывать посуду, вилки, ложки и так далее по списку. Запрет не распространялся только на космического дизайна пятирожковую люстру под потолком, но на нее и так никто из Малышкиных не покушался.

Этот дух стерильной операционной подействовал на гостей угнетающе, Швыр и Юля стали двигаться как марионетки, а когда Корделия пригласила их за накрытый Алисой стол, выпрямились на стульях с таким видом, будто им в позвоночник вставили железные спицы.

Владимир с Корделией сидели по одну сторону стола, девочки по другую. Шныр занял место в торце. Величественная Корделия с останкинским телеснобизмом страшно его раздражала и одновременно смешила, он сдерживался изо всех сил, чтобы не брякнуть чего-нибудь, как он для себя сформулировал, мимо кассы. Сначала все сидели чинно-мирно за столом и пили чай, перебрасываясь ничего не значащими фразами. Потом Швыров вылил содержимое своей кружки в блюдце и начал из него прихлебывать чай так громко, что у Корделии каждый раз появлялось на лице выражение переходящего в муку страдания.

Девочки переглянулись и смущенно заулыбались. У Швыра это получалось ну очень смешно: он старательно вытягивал губы трубочкой, с шумом засасывал чай, а потом еще гонял его за щеками, прежде чем проглотить.

Малышкин, в отличие от супруги, совсем не расстроился, а с интересом стал поглядывать на гостя, с невозмутимым видом смотревшего на стол перед собой. Ему показалось, что молодой человек делает это специально, чтобы позлить хозяйку. Парень ему очень понравился.

– Скажите, Михаил, а почему вы назвали свой исполнительский стиль рэп-анархия? – подчеркнуто вежливо спросила Корделия, чтобы отвлечь гостя от звукового чаепития. – Вам нравится батька Махно? Анархия– мать порядка?

Конечно, Швыр прекрасно знал, что Нестор Махно был не только анархистом-революционером, но и очень сильным черным магом, и уже поэтому он ему нравиться никак не мог. Тем более что магию Миха искренне ненавидел во всех ее трех разновидностях – черной, белой и серой, так его достала тетка своими обрядами, заговорами и напоминаниями о происхождении от потомственных колдунов. А теперь еще и Алискины шнуры пытаются его воспитывать! Ну уж нет!

– При чем здесь чья-то мать? – спросил он, больше обращаясь к девочкам, чем к старшей Малышкиной. – Анархия в идеале – это общественная взаимопомощь без подавления слабых сильными. Она не признает ни чинов, ни имен. Вы почитайте Кропоткина «Записки революционера» или его же «Справедливость и нравственность». А рэп – это понятная всем форма. Был рок, теперь рэп, по сути – речитатив, он всегда был, есть и будет. Просто ритм меняется со временем.

Надо было видеть в этот момент Корделию: челюсть у нее отвисла чуть ли не до ключиц, а брови полезли на лоб, да так высоко, что совсем немного осталось до линии волос. Рэпер заговорил человеческим языком, как валаамова ослица! Вот уж не ожидала она от Швырова такой начитанности и умения вязать слова!

– А Махно – это вовсе не волосатая личность в тельняшке с тремя маузерами за поясом и бутылкой самогона под мышкой, – продолжал Швыр. – Это большевики его таким представили, потому что он боролся против их диктатуры. Я против любой власти, которая уродует человека.

Корделия закрыла рот и не нашла что сказать. В воздухе повисло напряженное молчание. Положение спас Малышкин-старший. Он с озабоченным видом посмотрел на часы и встал из-за стола. Прощаться все вышли в прихожую.

– Ну, молодежь, нам пора. На работу как на праздник, – пошутил Владимир Владимирович, крепко пожимая руку Швырову. – Надеюсь, Михаил, мы еще увидимся.

– Всенепременно, сэр, – по-гусарски, одной головой, поклонился ему Швыр и сделал вид, что щелкает каблуками кроссовок.

– Передавайте привет тетушке, Миша. И приходите к нам еще. Мы вам всегда рады, – с фальшивой улыбкой добавила Корделия.

Сказать то же самое Юле она, конечно, забыла, зато Владимир Владимирович весело ей подмигнул.

Родители Алисы ушли. Правда, Корделия не была бы собой, если бы перед этим не напомнила Алисе, что надо будет обязательно помыть посуду и вытереть со стола специальной салфеткой.

Дверь за Малышкиными захлопнулась. В квартире еще секунд пятнадцать стояла тишина, потом Юлька подпрыгнула несколько раз на месте и закричала:

– Ура, долой шнурков, да здравствует свобода!

Алиса ту же помчалась к себе в комнату, поставила диск с записью Михиной группы и вернулась на кухню, пританцовывая. Квартиру заполнил очаровательно хриплый голос Швыра. Он вещал рэперской скороговоркой:

Швыров выслушал свой текст с недовольным выражением лица и тут же начал оправдываться в том смысле, что эта песня – «Убей свой будильник» – хотя и была в свое время хитом, довольно слабая и написана очень давно… Теперь у него другие интересы.

Все трое продолжили чаепитие. Алиса принялась ухаживать за Швыром, налила ему чаю и подсунула под руку вазочку с конфетами.

– Слушай, Миша, а баба Ванда помогает тебе, ну, с популярностью? – спросила без всяких церемоний Юлька.

– Нет, – рассмеялся Швыр, – я хочу всего добиться сам, без всяких магических костылей и подпорок. Мне магия, чтобы тексты сочинять или музыку, не нужна, поэтому я из принципа теткиной помощью не пользуюсь, а она на меня злится.

– Почему? – удивилась Алиса. – Разве ты не имеешь права сам выбирать свою судьбу?

Швыр объяснил, что он – последний представитель славного рода московских колдунов, который был известен в Москве с конца семнадцатого века. Своих детей у бабы Ванды не было, а знания ей нужно кому-то передать, желательно родственнику, чтобы не растерять поколениями копившуюся магическую силу. Вот она и настаивает, чтобы Миха учился ее ремеслу, пока есть время и возможность.

– И ты отказываешься? – удивилась Юля. – Не хочешь быть магом?

– Я же говорю, у меня другие интересы, – повторил с нажимом Швыр, – конечно, тетка и без моего согласия может мне Силу передать. Схватит за руку, сожмет – и готово. Она ведь очень сильный маг. Только нехорошо это, опасно, когда вся Сила сразу навалится, надо хотя бы порциями.

– Ой, а мне так хочется хоть немного колдовать научиться! – воскликнула Алиса. – За это можно все отдать…

– И я тоже хочу! – подхватила Юля.

Швыр внимательно посмотрел на девочек.

– Вы что, всерьез думаете, что не имеете к магии никакого отношения? Ну вы даете! А как же вы обе прошли сквозь магический занавес и Сухареву башню увидели? Вам странным не показалось, что вы видите домового так же ясно, как меня? Значит, у вас тоже есть Сила. Вопрос в том, сколько ее и как ее применить.

Юля попросила объяснить, чем белая магия отличается от черной. Швыр задумался. По нему было видно, что ответ на вопрос дается ему с трудом.

– Понимаете, магия – это инструмент, средство, способ оказывать влияние на природу, или на человека, или на события. Каждый, кто прибегает к магии, стремится к власти над ними. В этом смысле все люди немного маги, но в разной степени. Когда кто-нибудь ставит свечку во здравие или за упокой или угоднику какому-нибудь и хочет, чтобы его просьба исполнилась – он уже занимается магией. А четкой границы между черной и белой магией нет. Я для себя так определил: если ты стараешься изменить судьбу человека не в его интересах, а в своих, значит, ты черный маг. А если помогаешь ему или стараешься восстановить равновесие между добром и злом, то белый. Только от вас зависит, кем вы станете.

Алиса и Юля слушали Швыра затаив дыхание. А когда он замолчал, переглянулись и бросились друг другу на шею.

– Ура, – крикнула Юлька, кружась с подругой в ритме вальса, – мы волшебницы! Алиска, ты фея Красной страны!

– А ты – Голубой! – подхватила Алиса. – Ура!

Швыр с печальной улыбкой смотрел на девчонок: они так радуются, им так весело. Того не знают, глупышки, что быть магом – страшное бремя, и тяжелый труд, и неимоверная ответственность, не говоря уже об опасностях, которые подстерегают тех, кто встал на этот скользкий путь. Многие из них погибли в молодые годы страшной мучительной смертью.

Поэтому ему и не хотелось становиться магом…

В полуподвале на Сретенке громко били барабаны. Миха, что-то бормоча себе под нос, сидел за своей ударной установкой и, отбивая ритм ладонями по гулкой коже, сочинял слова очередной песни. У него была отработана собственная методика создания текстов – сначала ритм, потом слова.

Время от времени, когда Миха принимался записывать свои рэп-мантры, там-тамы умолкали. А потом все начиналось сначала. Баба Ванда давно привыкла к барабанному бою и не обращала на него внимания. Она заварила себе чай в голубой кружке и включила компьютер, чтобы посмотреть TV Ведомости с Корделией Малышкиной. Теперь оставалось только бросить в чай несколько магических травинок для предупреждения птичьего гриппа и забраться с ногами в кресло перед монитором. На нем уже появилась прекрасная Корделия. На этот раз она даже не улыбнулась для затравки, а, придав лицу соответствующее сенсационной новости выражение, сообщила:

– Сегодня в десять часов дня сотрудниками ГИБДД из люка коллектора на проезжей части Садового кольца в районе Разгуляя был извлечен диггер в состоянии крайнего нервного возбуждения.

Ванда вздрогнула и едва не поставила чашку на черный дисковый телефон, стоявший рядом с клавиатурой компьютера. В самый последний момент ей удалось изменить траекторию движения руки и спасти их от затопления. Да и принтеру на полке под столом наверняка тоже досталось бы. Прибавив звук, она жадно уставилась на экран.

На нем возникла картинка: чуть ли не посередине Садового кольца сидит парень лет двадцати в перепачканном глиной брезентовом костюме сварщика и сдвинутом на затылок оранжевом шахтерском шлеме. Вокруг парня суетятся милиционеры и медики «скорой помощи». С обеих сторон всего в нескольких метрах от них несутся в обоих направлениях автомобили.

Вид у диггера совершенно безумный: глаза растопыренные, на лице застыла придурковатая улыбка. Врач «скорой» задает ему какие-то вопросы, а парень что-то отвечает, судя по всему, невпопад, поэтому камеру опять переключили на Корделию.

– Молодой человек уверяет, – продолжала она своим низким альтом, – что видел в подземном ходе под названием «Кирпичная труба» гигантского черного пса с бородой и усами. Это чудовище якобы с ним вступило в переговоры и велело снять у себя с передней лапы драгоценный перстень. При попытке сделать это на диггера якобы напал огромный подземный птеродактиль. Мы попросили известного зоолога профессора Максима Добермана прокомментировать это сообщение.

На экране возник щуплый, средних лет интеллигентный дядечка в синем костюме и того же цвета галстуке. Зоолог провел по лысине рукой, как будто хотел пригладить невидимую шевелюру, поправил круглые очки на переносице указательным пальцем и скептически улыбнулся в камеру.

– Мы все не раз слышали разные байки, – компетентным тоном сказал он, – сплетни, слухи о всяких мутантах, якобы населяющих подземелья Москвы. С точки зрения современной науки это полный бред. Уверяю вас, в данном случае мы имеем дело с народным фольклором. В природе не может существовать такая большая собака, чтобы она могла застрять в подземном переходе, по которому свободно передвигался человек. А птеродактили вымерли много миллионов лет назад! Я считаю, что у молодого человека развился реактивный психоз на почве отравления организма радоном и другими вредными и токсичными веществами, которые могли скопиться в подземных лабиринтах Москвы. Абсолютно никаких поводов для паники нет, уверяю вас.

– Вы слышали авторитетное мнение профессора Максима Добермана, – загадочно улыбнулась с экрана Корделия, – а теперь перейдем к другим новостям…

Ванда тут же сообразила, что речь идет о Грызлове. Не иначе как это он застрял в Кирпичной трубе, больше некому. Вот старый дурак! Придется опять спускаться под землю, спасать домового. Кроме того, перстень Гиппократа может ей пригодиться как целительнице для профилактики заболеваний и омоложения клиентов. Это ведь золотое дно! Можно будет открыть астрологическую клинику врачебно-лечебной и косметической магии и даже выйти на международную арену! А там – всемирная слава и уважение зарубежных коллег по цеху. С таким артефактом – запросто.

Баба Ванда подумала, что пора бы уж объявиться Серебрякову. Время поджимает – завтра ведь двадцать первое июня. Как там у него обстоят дела с поисками останков Брюса? Она потянулась к телефону, чтобы побеспокоить профессора, но в ту же секунду зазвонил ее черный телефон, когда-то стоявший в приемной Лаврентия Павловича Берия, сталинского заплечных дел наркома. И очень сильного черного мага!

– Слушаю. А, это вы, профессор! Чем порадуете? Ни фига себе! Алиса вам ассистировала? Обалдеть! И косточки уже у вас дома? Зашибись. Ну просто кульненько! Вы супермен, профессор! Бэтмен! Да, я уже въехала. Аривидерчи. – Ванда положила трубку, машинально поднесла чашку ко рту, допила остывший чай и крикнула, перекрывая барабанную дробь: – Мишенька! Иди-ка сюда!

Барабаны стихли. Швыр с отсутствующим видом– он все еще пребывал в своем тексте– подошел к тетке и вопросительно посмотрел на нее.

– Мишенька, умница моя, – ласково пропела баба Ванда, кликая на клавиатуре. – У меня к тебе две просьбы. Свяжись с этими клонами, ну, с Алисой и Юлей. Пусть подтягиваются к Серебрякову на флэйт завтра к десяти вечера. Мы склеим Брюса, а потом поставим его на задние копыта. Это для меня очень, очень важно, понимаешь!

– Значит, профессор все-таки нашел его мощи? – без малейшего энтузиазма спросил Швыр.

– Нашел и домой уже к себе приволок. Представляешь, хрящи метнул в ведро, простое ведро! – Ванда с многозначительным видом подняла указательный палец к потолку. – …И вынес его из хранилища МГУ. Вот уж не ожидала такого от этого ботаника! Правда, Алиса ему помогала! А еще мне нужна мертвая и живая вода. Слетай сегодня быстренько в кабинет Брюса, принеси мне литра три и той и другой. Что ты так на меня смотришь? – удивилась она, перехватив кислый взгляд племянника. – Не катит? Не нравится что-то? – Она последний раз ткнула пальцем в клавиатуру, принтер под столом ожил и тихонько загудел: из него выполз белый лист бумаги с каким-то текстом.

– Все не нравится, – недовольно заявил Швыров. – Дурацкая это затея и неизвестно, чем кончится. Что ты так запала на этого Брюса? Жили без него спокойно и еще сто лет проживем.

Сказал и ужаснулся тому, как переменилась в лице тетка: вся потемнела, едва заметные морщинки на лбу и по обеим сторонам ее римского носа превратились в глубокие борозды, а глаза за синими очками грозно сверкнули. Длилось это всего секунду. Михе даже показалось, что это ему привиделось.

– Я тебя ни к чему не принуждаю, Мишенька, – жестко и мрачно сказала Ванда и тут же растянула губы в легкой улыбке. – Ты ведь хотел бочонок Брюсов в свою ударную установку поставить на свободное место? – Миха утвердительно мотнул головой. – Вот заодно и водички мне притащишь. – Хмурый, как осенний день, Миха снова кивнул тетке. – Значит, заметано? Вот тебе открывалка… – Она силой вложила парню в руку отпечатанный на принтере текст дверного заклятия и отворота.

Миха с недовольным видом уставился на листок бумаги. По выражению лица племянника Ванда поняла, что тот близок к отказу. Она соскользнула с кресла, подошла к барабанам и ловко отбила на них довольно сложную дробь.

– Да, не хватает у тебя здесь чего-то. А помнишь, какой волшебный звук был у того там-тама в кабинете Брюса?

– Ладно, будь по-твоему… – Миха повернулся, опустив плечи, направился к прихожей.

Когда за ним хлопнула входная дверь, баба Ванда озорно улыбнулась, резко выбросила правый кулак вверх и крикнула изо всех сил:

– Йе-эсс!

За ужином Корделия рассказала Малышкину и Алисе, что поспорила с шеф-редактором на предмет слова «бесталанный» и решила провести собственное расследование с помощью словаря Брокгауза и Эфрона.

– Вы представляете, – никак не могла успокоиться Корделия, – этот горе-филолог уверен, что «бесталанный» – это синоним слова «бездарный», а на самом деле «талан» это счастье. У Лермонтова помните в «Купце Калашникове» говорится: «и головушка его бесталанная во пыли со плахи покатилася!?» Не бездарная ведь у бизнесмена Калашникова была голова, а несчастная! Или тогда нужно писать бесталантная голова, а это ведь абсурд! Алиса, я хочу посмотреть у Брокгауза значение слова «талант». Принеси мне том на букву «Т».

На тему правильного ударения, произношения или стилистики Корделия могла говорить часами. В семье Малышкиных царил культ языка. Стоило только Алисе сказать в «конечном итоге» вместо «в конечном счете», или «сколько много» вместо «так много», как начиналась долгая занудная лекция, а потом еще в течение недели родители продолжали ей напоминать о совершенном преступлении. Поэтому Алиса и не подумала дожидаться окончания урока, а встала из-за кухонного стола и отправилась за книгой.

– Вечно я должна указывать этому недотепе, как надо правильно обращаться со словом! – громко продолжала негодовать Корделия, размахивая чайной ложечкой, как дирижер своей указкой. – Удивительно, до чего некомпетентны люди, которые призваны нести культуру речи в массы!

– Да, иногда наш брат-журналист такие перлы выдает, просто волосы дыбом встают! – поддакнул супруге Малышкин.

– Ладно бы они сами говорили неправильно, – продолжала возмущаться Корделия, – так они своим примером молодежь с толку сбивают, слушать противно! Что может быть отвратительней молодежного жаргона! Все эти ништяки, мазы, чуваки, лохи, первонахи… Ужас какой-то! Куда мы катимся?

Алиса тем временем подставила к книжному шкафу стул и взобралась на него. Открыла застекленную дверцу, протянула руку к нужному тому и замерла от удивления: один из корешков многотомного собрания мерцал внутренним светом, и на нем проглядывала посторонняя надпись! Присмотревшись внимательнее, Алиса увидела совсем другое название. Она зажмурилась, но, когда открыла глаза, поняла, что надпись стала еще четче. Крупными готическими буквами на широком, вдвое шире остальных томов, корешке была выписана сияющая надпись «Практический магъ».

– Алиса! Куда ты подевалась? – донесся с кухни голос Корделии.

От неожиданности Алиса чуть не свалилась со стула.

– Уже иду! – крикнула она, закрывая дверки книжного шкафа.

Свою находку она зажала под мышкой. Отдав маме нужный том, она бросилась в свою комнату. Тысячу раз она видела это монументальное издание и даже пользовалась им неоднократно, но никогда не обращала внимания на необычность этого тома. На первый взгляд самая обыкновенная, очень старая, дореволюционного издания книга в темно-бордовом коленкоровом переплете, с золотым тиснением на обложке и корешке… Но оказалось – это лишь видимость. За привычной оболочкой скрывалось нечто другое. Перевернув несколько страниц, Алиса вздрогнула и бросилась к своему мобильнику – звонить Юле.

– Юлька! Я сейчас такое нашла, – азартно крикнула она в трубку, – я такое тут нашла, закачаешься! Полный улет. Это не телефонный разговор. Приходи быстрей, слышишь? Не пожалеешь!

Юля была заинтригована. Перед ее мысленным взором возникла картинка: растрепанная, возбужденная подруга с медным котелком, полным золотых монет, брошек и браслетов. Или нет! Алиска нашла плащ-невидимку, с помощью которого можно проходить на рэп-концерты или в закрытые клубы без всякого фейс-контроля. Причем плащ двуспальный, то есть как раз на них двоих рассчитан. Вот здорово!

– Уже иду! – воскликнула Юлька и опрометью бросилась к выходу.

Юля и впрямь добралась до Алискиного дома в рекордные сроки, так ей было интересно, что же нашла подруга. Дверь открыла Корделия: вид у нее был самый озабоченный. В руке она держала открытую книгу, на вид старинную, и так была увлечена, что забыла, вопреки обыкновению, окинуть Юльку пренебрежительным взглядом. Гостья юркнула в коридор и через секунду возникла перед Алисой. Та со счастливым выражением лица сидела за столом, склонившись над раскрытой книгой, даже не заметила появления подруги.

– Ну что у тебя тут? Показывай! – Юля пристроилась за столом рядом с Алисой.

Алиса молча закрыла книгу, подвинула ее к подруге.

– Ничего не понимаю, – сказала Юля, разглядывая фолиант. – Ну книга! Старая. И чего в ней такого необычного?

– Сосредоточься и пожелай увидеть ее сущность! – велела Алиса. – Помнишь магический занавес? Здесь то же самое. Смотри очень внимательно! – ответила Алиса.

Юля с самым добросовестным видом стала всматриваться в старинный том. Сначала она видела перед собой обыкновенную книгу, не более того, как вдруг глаза ее округлились от удивления.

– Вот это да! – воскликнула она. – Это же магическая книга!

Девочки принялись листать пожелтевшие от времени страницы. В углу титульного листа красовалась выполненная перьевой ручкой фиолетовая надпись, из которой следовало, что книга эта принадлежала когда-то прабабушке Корделии. Сколько раз Алиса слышала семейное предание, что маму назвали в честь ее прабабушки. Девочка провела кончиками пальцев по сложной, с многочисленными завитушками росписи: Корделия Папп.

Кстати, под названием «Практический магъ» тоже имелась приписка чернилами, сделанная той же рукой: «Тысяча и один способ достичь желаемого и не пострадать при этом».

– Раз это колдовская книга, – воскликнула Юля, – значит, твоя прапра была ведьмой?

– Я ничего не знаю, – ответила Алиса, – давай смотреть дальше!

Они принялись наперебой читать понравившиеся куски текста. На одной странице было написано: «При изготовлении зелья нельзя открывать дверь стучащим, держать открытым поддувало, кровать не должна быть разобрана, не то пользы от зелья будет мало».

А вот еще интереснее – рецепт против сглаза! «В теплой воде растворить кусочек ладану, искрошить мелко два уголька из печи, от утренней растопки, добавить кусочек благовещенской просфоры и соли с Чистого четверга на кончике ножа. Принимать по чайной ложке четыре раза в день. Сглаз как рукой снимет…»

– До тебя дошло? – спросила Алиса подругу.

– Чего тут непонятного, рецепт от сглаза, куда же проще! – ответила та и оживилась: – А вот смотри, тут написано: перстни судьбы! Интересно, что это такое.

Девочки склонились над пожелтевшими страницами. В длинной, на несколько страниц, статье рассказывалось о трех перстнях: Гиппократа, который мог вылечить любую болезнь и вернуть молодость, Саваофа, дававшего владельцу полную, безграничную власть над миром, и, наконец, о перстне Фортуны – он обеспечивает удачу во всех делах и начинаниях. Подруги дочитали статью до середины: дальше шла речь о противопоказаниях и опасностях, связанных с неправильным использованием перстней. Как вдруг Алиса встала и направилась в прихожую.

– Ты куда? – крикнула ей вслед Юля.

В это время раздался звонок в дверь.

– Пойду открою, это Миха, – обернулась на пороге комнаты Алиса. – Спрячь книгу, не хочу ему показывать.

Откуда ей было известно, что это Швыров, Алиса в случае необходимости объяснить бы не смогла. С некоторых пор с нею стали происходить непонятные, необъяснимые вещи. Многое из того, что с ней должно было произойти в ближайшее время, ей как бы становилось известно заранее. Вот и теперь она не ошиблась – это действительно был Миха! И он был очень расстроен.

Он рассказал Алисе и Юле, что Ванда предложила им участвовать в воскрешении Брюса. Миха с озабоченным видом попросил подруг отказаться от этого бесполезного и ненужного дела.

– Ну почему, Миш, это ведь так интересно, – удивилась Алиса, а Юлька ее поддержала несколькими кивками:

– Брюс великий волшебник, он предсказал свое восстание, значит, оно должно произойти.

Миха упрямо мотнул головой и сказал, что нужно отличать поступки и дела, которые можно исправить, от действий, которые могут вызвать необратимые последствия. И тут Алиса и Юля принялись наперебой уверять его, кричать, что это все пустяки, все будет в порядке! Ведь баба Ванда такой сильный маг, что ей все по плечу.

– Ну Швырик, ну пожалуйста, – противно заныла Юля, схватив Миху за руку. – Ну соглашайся, что тебе стоит. Хочешь, я тебя за это поцелую? – Она встала на цыпочки, обняла рэпера за шею и нежно-пренежно поцеловала его в подбородок. – А после оживления дяди Яши я тебя поцелую еще раз.

Швыр густо покраснел, по нему было видно, что он приятно поражен ее поступком. Зато Алиса чуть было не задохнулась от возмущения. Нет, какая наглость! Целовать ее Швыра вот так нагло, в ее присутствии! Хоть бы постеснялась, а еще подруга! Алиса с осуждением уставилась на Юльку, а та отступила от Михи на шаг с видом напроказившей школьницы и спрятала руки за спину.

– Ладно, только потом не нойте, если что. Я вас предупредил. Собираемся сегодня вечером в десять у профессора. Ну я пошел, Алис, проводи меня. – Он окинул подруг осуждающим взглядом и направился к двери.

– Мих, а ты сейчас куда? – крикнула ему в спину Алиса, прежде чем захлопнуть входную дверь.

Михаил обернулся и очень серьезно произнес:

– В преисподнюю.

Алиса медленно вернулась в свою комнату и, глядя Юле в глаза, укоризненно покачала головой…

Двадцать первого июня, ровно без пяти десять Алиса, Юля и Швыров стояли в похожем на вокзал вестибюле сталинской высотки на площади Восстания. Чем-то недовольный Швыр был спокоен, как пульс покойника. Это он сам о себе так сказал. Впрочем, он почему-то все время поправлял на голове желтую бейсболку с длинным, как лопасть весла, козырьком, причем без всякой на то необходимости. А девочек просто била нервная дрожь. Из-за этого они вели себя неадекватно, а в лифте начали глупо подхихикивать.

– Это у меня от волнения, – сообщила Юля в ответ на недовольный Михин взгляд.

– Успокойтесь, мэмз, служенье магии не терпит суеты, – процитировал Швыров тетку, когда они остановились перед профессорской дверью.

Девчонки сделали серьезные, торжественные лица, но как только взлохмаченный Серебряков возник перед ними на пороге своей квартиры, Алиса и Юля снова глупо засмеялись. Все-таки им было очень страшно.

– Это я такой смешной? – спросил немного растерянно профессор. Он с недоумением оглядел свой лучший черный костюм и сдержанных тонов галстук, которые надел по этому случаю.

– Ой, нет, что вы, Вилен Стальевич, – начала оправдываться Алиса, – просто смешинка в рот попала…

– Добро пожаловать, молодые люди. – Серебряков посторонился, пропуская гостей вперед.

Пройдя вслед за девочками в комнату, Швыр подумал, что квартира профессора Серебрякова сильно напоминает кунсткамеру Брюса: те же физические приборы, колбы, пробирки и реторты, только аппаратура у Серебрякова была современная. Хотя и старинные предметы тоже имелись – у окна стоял большой телескоп, инкрустированный золотом и перламутром. Наверное, лет триста-четыреста назад им пользовался какой-нибудь звездочет-астролог вроде Тихо Браге или Коперника.

Алиса сразу заметила, что орангутанг куда-то пропал. От него остался только пустой постамент, а черная мантия висела рядом на углу стеллажа. Зато в гостиной, в большом уютном кресле, поджав под себя ноги, с иголкой в руке сидела баба Ванда и пришивала светло-розовые кружева к рукавам странного покроя белой сорочки. Рядом с креслом стоял портняжный манекен с распятым на нем красным камзолом, украшенным серебряными галунами. На полу под манекеном, как двое часовых, стояла пара коричневых тупоносых башмаков с позолоченным пряжками и красными каблуками.

– Здорово, вот это памятник обувестроения! – восхитилась Алиса. – Они настоящие?

– Прикид и шузы из Камерного театра, – объяснила Ванда. – У меня клиентка служит там костюмершей. Мы тут с профессором прикинули на глаз размерчик, но, блин, слегка промахнулись. Ну очень большой размер получился…

Серебряков принялся с помощью хмурого Швыра освобождать длинный рабочий стол от книг и аппаратуры, а между делом продолжал рассказывать гостям о своей неудачной попытке восстановить скелет Брюса. Оказалось, что многих деталей не хватает: например, нет обеих ключиц, отсутствуют многие ребра, лучевые и плюсневые кости и прочая мелочовка, утерянная давным-давно во время эксгумации и многочисленных перевозок останков. Вот и пришлось укомплектовать человеческий скелет костями орангутанга. Поэтому Брюс будет выглядеть не совсем так, как при жизни, а станет гораздо более крупным.

– А я сразу удивилась: куда ваш Орангуташа подевался? – заметила Юля.

– И от камзола Брюсова мало что осталось, – продолжал профессор, – вот баба Ванда и приготовила для Якова Вилимовича обновку.

– Все вплоть до шейного платка по моде его времени сбацано, – довольная проделанной работой, сказала баба Ванда.

Алиса застыла перед портретом Брюса и загляделась на черную собачку у его ног.

– Ой, ну как все-таки Грызлов на свою бабушку похож! Просто одно лицо, то есть мордочка. Где-то он сейчас? Бедный, не кормлен, не поен. А вдруг мертверы на него опять напали?

Баба Ванда рассказала, что видела по телевизору репортаж, из которого следует, что домовой застрял в подземелье.

– Как застрял? – удивилась Юля. – Он же маленький!

– Был маленький, стал большой, – парировала баба Ванда, а про себя подумала, что это на него перстень так подействовал…

– Несчастный Разлай Макдональдович, – расстроилась Алиса, – надо его выручать!

– Обязательно, – согласился Серебряков. – Только не сегодня, сегодня у нас очень важный момент, я хочу, чтобы вы, девочки-мальчики, это поняли! А теперь давайте присядем и обсудим наши дела. Необходим мозговой штурм. Суть в том, что каждый из нас должен знать свой маневр. Для оживления мы используем магическую технологию бабы Ванды и атмосферное электричество. Это увеличит шансы удачного исхода эксперимента. – Голос профессора дрогнул от волнения: еще бы, он находился в одном шаге от исполнения главной мечты своей жизни.

Серебряков пригласил всех к столу. Ванда и Швыр сели по одну его сторону, девочки по другую. Профессор подошел к рыцарю, приподнял меч и, держа руками за лезвие и рукоять, осторожно опустил его на столешницу точно посередине между участниками предстоящего обряда…