Глава вторая

В полпервого проснулся Сева. Обведя пристройку мутным взглядом из-под ниспадающих на глаза волос, он заплетающимся языком осведомился, что происходит, какого черта он здесь делает и при чем тут Федор Иванович Крузенштерн? Мусор принялся с жаром объяснять. Через пару минут в Севиных глазах что-то прояснилось, он все вспомнил, и оказалось, что Сева вовсе не дрых, а разрабатывал в уме гениальнейший по своей простоте и ловкости план.

План был таков:

— Я с Мусорщиком, дабы увеличить возможность внезапного нападения, уйду на улицу и буду ждать там. У скамейки, к примеру. Ты, Витек, ос-станешься здесь, чтобы пр-роследить за Пал Палычем и в случае чего произвести необходимые меры.

— За чем это, интересно, проследить? Как он в туалет ходит?

— За тем, чтобы он не ушел до того момента, как появ-вимся мы.

— А если вы не успеете появиться?

— Тогда ты и отрубишь ему голову, — подсказал Мусорщик, хитро подмигнув, — а? Господа? Да ведь это идея!

— Нет. Голову рубить — это уж как-нибудь без меня. — Я замахал руками. — Пришельца вынимать — ладно, но чтоб рубить… Да вы вообще в своем ли уме? Как можно отрубить человеку голову?

— Ну, как знаешь, — таинственно прошептал Мусор. — Пошли, Сева. Клиент уже почти созрел. Я чувствую, как он рысьей походкой направляется к моему туалету, дабы совершить самое благое дело на свете, ну, кроме… ты меня, Севочка, понимаешь… — Они встали и направились к выходу.

Последнее, что я услышал, было:

— …Слушай, Сева, вчера я такой смешной анекдот услышал. Медвежата, значит, в пещере просят у своего батьки-медведя: «Папенс, а, папенс, расскажи сказку, мы, мол, уснуть не могем!» Папа-медведь ломался минут десять, потом грит: «Ну ладно. Слухайте, детишки». Взял с полки два человеческих черепа в обе лапы и грит: «Слушай, Петрович, а в этом лесу медведи водятся?» — «Нет, Кузьмич, откудова здесь медведи? Одни белки!»

Затем фигуры плотного Карла и преданно семенящего за ним Севы показались в окне. Оба они, резво перескакивая через заледенелые лужи и тараня обувью сугробы, подошли к скамейке, на которой недавно курил я, и уселись. Мусорщик вновь принялся о чем-то оживленно глагольствовать, размахивая руками по сторонам и ничуть не беспокоясь о здоровье проходивших мимо граждан, которых он своими могучими руками едва не задевал. Граждане вынуждены были лезть в мокрую слякоть и лужи, лишь бы не получить от рассказчика по голове.

Я снова залез на подоконник. Потом, подумав, стянул кеды, вслед за ними носки и засунул все это между батарей. Ноги поставил сверху. В конце концов, не сидеть же без всякой пользы!

Как только ноги хорошенько прогрелись, я свесил их и стал осматривать комнатку, в которой был, кстати, только второй раз в жизни. Ничего существенно нового мною обнаружено не было. Вторая комната, где располагались кабинки с унитазами и два умывальника, почему-то напомнила мне коридор больницы. Скорее всего, столь мрачная ассоциация была вызвана неважным освещением — тускло светила одна лампа под самым потолком — и кафельным полом. Кафель был серого цвета, как и в больничных коридорах.

Я посмотрел на часы — без пятнадцати. Если верить Мусорщику, то ожидаемый нами Пал Палыч Чуваров, пришелец, скоро должен объявиться. Интересно, что задумал Мусор? Не будет же он рубить в самом деле?.. Я прошлепал босыми пятками к столу и попытался найти себе что-нибудь почитать. Безрезультатно — все книги, что нашли свое пристанище на Мусорщиковом столе, я читал уже сотню раз. Это только ему не надоедает зачитывать книгу до дыр в самом прямом смысле этого слова.

Я вернулся к подоконнику, посмотрел немного в окно (снова стал накрапывать мелкий дождь, и Мусорщик уже ничего не излагал, а сидел, закутавшись в пальто, как сова в перья) и неожиданно понял, что хочу спать. Вернее, ничего неожиданного в этом не было. Я даже, наоборот, отлично знал, чем эта сонливость была вызвана.

Прежде всего болтающимся у меня в животе и в крови алкоголем. Затем следовали менее важные причины: проснулся сегодня утром рано, не спал полночи — один злобный комар крутился около уха, да и умаялся я вообще.

В общем, веки мои, несмотря на сопротивление, стали медленно закрываться. Не настолько медленно, чтобы я заснул с открытыми глазами, но и не настолько быстро, чтобы я не успел заметить вошедшего в туалет человека с фотографии.

Пал Палыч Чуваров! Собственной персоной! Почти на десять минут раньше, чем клятвенно обещал Мусорщик!

Мой левый глаз, успевший закрыться, мигом приоткрылся, разбуженный сознанием. Я выпрямился и посмотрел в окно. Сева с Мусором стояли под проливным дождем на той стороне и пережидали, казалось, бесконечный поток автомобилей. Я повернулся назад, настолько резко, что звонко хрустнули шейные позвонки.

Пал Палыч смотрел на меня в упор из-под светлых мокрых волос, свисавших на глаза. Надо было что-то срочно предпринять!

— Э-э-э, — выдавил я, лихорадочно соображая, что же делать, — что вам угодно? То есть, я хотел сказать, проходите… э-э-э… туда! Вы ведь за… этим пришли?

— А где этот, маленький? — настороженно спросил Пал Палыч. Я увидел, что его шея и вправду не соответствует всему остальному. Если бы не видел на фотографии, то сильно удивился бы.

— Какой маленький? — спросил я, не сводя глаз с шеи. — Если вы о маленьком и плотном, то он придет минут через десять. Вы же о еврее говорите?

— Мда, — неуверенно пробормотал Пал Палыч, качнув головой. Тонкая шея изогнулась, почему-то напомнив мне шею верблюда из какого-то мультфильма. Я напрягся, ожидая, что она сейчас с треском переломится и голова упадет на пол. Боги! Это, без сомнений, был пришелец! Мусорщик прав, чертяка эдакий! Заметить различие между шеей и туловищем, а также слишком большой головой было очень и очень трудно, но уж если ты заметил, то различие это становилось настолько очевидными, что оставалось только удивляться, как не замечал этого раньше.

Мысли пронеслись в моей затуманенной алкогольными парами голове за долю секунды, но, 'задумавшись, я не сразу сообразил, что Пал Палыч делает. Потом понял. Он порылся в карманах, потом вынул из нагрудного кармана мятую десятку и протянул ее мне. Я и понятия не имел, сколько Мусор берет за вход, но деньги взял. Помял бумажку немного в руке, подыскивая подходящие слова, и сказал:

— Эм… да… у меня мелочи нет. Сейчас Мусор придет, он разменяет. Вы пока идите… по делам.

Пал Палыч внял и, гулко топая башмаками по кафелю, скрылся в кабинке. Я шумно выдохнул и прислонился к прохладному стеклу.

Внутрь влетели насквозь мокрые Мусорщик и Сева. Сева сопел носом и икал.

— Есть контакт! — страшным шепотом произнес Мусор, резво хватая топор.

— Сдача нужна. — Я показал десятку.

— Оставь себе. За счет заведения. Пал Палычу она все равно больше не понадобится. Да и мне тоже. Через пару дней мы все станет сказочно богатыми! Ха!

Пока богатыми мы не стали, против червонца я возражать не стал. Мусор прошел в помещение, где стояли закрытые кабинки. Толкнув меня в бок локтем, одними маленькими глазами спросил: «Где?»

Я пожал плечами:

— Не видел. Я же у окна сидел.

— Хрен ты крокодилячий, — шепотом выругался Мусор, — На, держи, — Он сунул мне в руки топор. Затем снял насквозь отсыревшее пальто, — Будешь рубить ты!

У меня едва не подкосились ноги от такого предложения.

— Как это я?! Ты все это затеял, ты и руби!

— Не дрова ведь, чего возникаешь? Пару ударов и почти никакой физической нагрузки. Ты на меня посмотри и на Чуварова. Я ему максимум до плеча достану, а еще и бить сильно надо.

Критически осмотрев плотненькую Мусорщикову фигуру, я был вынужден признать, что он и вправду слишком мал.

— Тогда, может, Сева?

Мусор хмыкнул, и мне сразу стало ясно, что Сева сейчас в таком состоянии, что, дай ему топор, он им, скорее всего, себе чего-нибудь отрубит.

— Ты, и только ты! Я верю в тебя, Гамлет! — провел жирную черту под всем вышесказанным Мусор, — На тебя, Витек, вся наша надежда.

— Тогда сорок процентов мои, — вставил я, подумав.

— Чего?!

— Ну, от тех денег, что мы получим.

— А вот это хотел? — В мой нос ткнулись два розовых и мокрых кукиша. Я отодвинулся назад и добавил:

— Сам руби, если хочешь!

И тут произошло еще кое-что. Дверь крайней к окнам кабинки отворилась, и вышедший из нее Пал Палыч уставился на нас. В полной тишине, последовавшей вслед за этим, громко и четко икнул Сева.

Мы молчали. Я же вдобавок сжимал в руках зловещего вида топор.

— Так вот, Витя, — вдруг заговорил Мусор, заставив меня вздрогнуть, — передашь Маньке, что топор возвращаю в целости и сохранности. Как брал. Разве что — вот. — Он ткнул пальцем куда-то в ручку топора, и я глупо на нее уставился. Пал Палыч вздохнул и подошел к умывальнику.

Мусор подтолкнул меня вперед, прошептав:

— Тридцать тебе, от сердца отрываю.

Ноги мои мгновенно стали ватными. Я сделал два шага, заходя Пал Палычу за спину, и вдруг сообразил, что совершенно не знаю, как рубить. Наверное, если бы я рубил чью-нибудь шею до того, как Мусор извлек из кармана две бутылки водки, то еще подумал бы над тем, что я вообще делаю и если делаю, то как нужно сделать это правильно. Но сейчас я не стал думать ни о чем. Или водка так будоражила сознание, или я совсем свихнулся в обществе ТЙКИЛ др^^п, как Мусор и Сева…

Примерившись, я приподнял топор над головой и с силой опустил его на широкую спину Павла Павловича Чуварова.