Глава 13
Клеть селямлика… Самая загадочная часть дворца, чудовищное место, где разворачивались события жестокие и бесчеловечные. Каждый султан имел гарем, и многочисленные жены приносили ему потомство. Но неизбежно наступал момент, когда старый султан покидал этот бренный мир и его место должен был занять наследник. История хранит множество свидетельств о кровавой борьбе за оттоманский престол. Так, в огромном гареме султана Мурада III родились сто три ребенка, причем к моменту его смерти в живых оставались двадцать сыновей и двадцать семь дочерей. Старший сын, будущий султан Мухаммед III, лишил жизни девятнадцать своих братьев, а семерых беременных наложниц отца приказал зашить в мешки и бросить в Мраморное море, чтобы избавиться от возможных претендентов на трон. Братоубийство было делом настолько обыденным, что выработались даже определенные правила: чтобы не проливать священную кровь принцев, их душили шелковым шнурком.
Со временем обычаи несколько смягчились: конкурентов наследника стали не уничтожать, а запирать в надежном месте на территории дворца, которое и получило название Клеть. Это было двухэтажное строение, скрытое в самом центре территории, отведенной под гарем, и окруженное высокой, вызывающей гнетущие мысли стеной. Несчастные узники надежно изолировались от мира, круг их общения состоял из глухонемых слуг и немногочисленных женщин «тюремного» гарема, которых врачи предусмотрительно лишили возможности стать матерями. Немудрено, что в подобных условиях принцы постепенно деградировали, теряя человеческий облик. Случалось, что по прихоти Фортуны просидевший долгие годы в заточении узник вдруг обретал свободу и в одночасье становился главой империи. Человек, чей умственный и физический уровень развития был удручающе низок, получал неограниченную власть и мог наконец отомстить этому чудовищно несправедливому миру. Подобный «везунчик» пускался во все тяжкие: как правило, он либо спивался, либо принимался топить прошлое в потоках крови… А пока он пребывал во власти своих безумств, огромной империей правили хитрые сановники и властные султан-валиде.
В эту самую Клеть и привели загримированного под султана Антипова по приказу великого визиря. Художнику не повезло: Осман-Ого ни на минуту бы не усомнился, что видит перед собой повелителя, если бы сам только что не вышел из покоев юного султана, где докладывал зевающему от скуки Абдул-Надулу об итогах акции «Налог на снег», проведением которой он очень гордился. Визирь был реалистом, к тому же обладал крепкими нервами, а потому он не стал взывать к Аллаху с просьбой избавить от насланного Иблисом наваждения и тем более не заподозрил себя в тихом помешательстве. Прожженный царедворец, великий визирь решил, что видит пред собой брата-близнеца правящего султана, задумавшего совершить государственный переворот.
Антипов Антип Иннокентьевич, коренной москвич, художник-реставратор из XXII века, затравленно оглядывал богато обставленную комнату с зарешеченным оконцем, где прозябали в забытьи поколения неудачливых претендентов на оттоманский престол. Прежний султан, Абдул-Надул Великовозрастный, имел лишь одного ребенка мужского пола, и у его наследника не оказалось конкурентов. За последние годы невостребованная Клеть пришла в запустение: запах затхлости, толстый слой пыли, поблекшая обивка, облупившийся потолок… Однако глухонемые слуги во дворце не перевелись: вскоре дверь приоткрылась, и трое нубийцев, безмолвно скользнув в помещение, принялись сметать из углов паутину. Зловещего шелкового шнурка при них не было. По крайней мере, пока…
Осман-Ого счел дело настолько важным, что поспешил доложить о нем султану, невзирая на поздний час. Абдул-Надул Великолепный удивился и озадачился: при огромном количестве сестер ему не приходилось слышать о вероятном существовании братьев, тем более — близнецов. Первым побуждением юного султана было отправиться с расспросами к матери, однако султан-валиде отходила ко сну рано и весьма не любила, чтобы ее беспокоили. Взвесив «за» и «против», Абдул-Надул рассудил, что поговорить с матушкой всегда успеет, а покуда, снедаемый любопытством, решил взглянуть на предполагаемого родственника. Понаблюдав за Антиповым через неприметную отдушину под потолком, он убедился, что волнение визиря было оправданным, и решительно направился к двери. Осман-Ого преданно последовал за ним.
— Кто ты, незнакомец, осмелившийся походить на великого султана? — грозно осведомился у пленника Абдул-Надул. — Брат ли мой, скрывавшийся в тени, лелея преступные планы? Или шутка Аллаха, чьи замыслы недоступны уму человеческому?
Антипов ответил ему долгим, задумчивым взглядом:
— Не соблаговолит ли великий султан, чье имя заставляет трепетать сердца подданных от священного восторга, уделить мне полчаса своего драгоценного времени, дабы услышать самую удивительную историю на свете?
— Что ж, — прищурился Абдул-Надул, — начинай свой рассказ. Но помни, что каждое слово может обернуться для тебя смертным приговором.
Визирь оживленно задышал в затылок своему повелителю: сейчас он узнает важную, по всей вероятности, государственную тайну! А государственная тайна — это та самая гипотетическая точка, опираясь на которую можно перевернуть мир… Однако радость хитроумного Османа-Ого оказалась преждевременной: загадочный незнакомец убедил султана, что обещанный рассказ предназначен лишь для его высокочтимых ушей, и великий визирь был позорно изгнан за дверь.
— Он не сможет подслушать наш разговор? — озабоченно уточнил Антипов, перехватив злобный взгляд удаляющегося визиря.
— Нет… — неуверенно ответил султан и невольно взглянул в угол комнаты: там, под потолком, виднелось крошечное вентиляционное отверстие.
— Ага, — сообразил Антипов, — система надзора. Сейчас мы подправим местную архитектуру.
Сняв пояс, он ловко вскарабкался на подоконник и заткнул дыру. Расшитые бисером концы пояса остались живописно свисать по стене. Абдул-Надул забеспокоился, но потом решил, что не пристало великому султану бояться безоружного пленника. Достав из ножен кинжал и демонстративно любуясь отсветами свечей в гранях бесценных рубинов, украшающих рукоять, он презрительно бросил:
— Начинай.
И Антипов сдержал обещание: его история оказалась воистину удивительна. Начал он издали, со времен батюшки юного султана, Абдул-Надула Великовозрастного. Однажды во дворец к нему явился художник — иноземец славянского происхождения — с образцами невиданных прежде керамических плиток, которые он называл изразцами. Он предложил обновить убранство сераля, продемонстрировав восхищенному султану неиссякаемые возможности нового метода отделки стен: выполненные в технике мозаики надписи, выложенные плитками орнаментальные узоры… Абдул-Надул тут же выделил из казны средства на освоение техники производства изразцов, отдал под руководство художника полсотни мастеров и повелел немедля преобразить весь дворец.
И вот однажды, когда художник в глубокой задумчивости обозревал один из залов селямлика, делая наброски декоративного оформления, на него налетела прекрасная наложница султана, закружила в горячем вихре любви — и так же стремительно скрылась в неприступных лабиринтах гарема.
— Какая распущенность! — восхищенно протянул юный Абдул-Надул, с интересом вникающий в повествование. — Надеюсь, эту прелюбодейку посадили на кол.
— К счастью, обошлось без этого, — покачал головой Антипов. — Потрясенный художник пребывал в смятении. Девушка была так прекрасна, а любовь ее так пленительна и необычна… Добавим сюда привкус тайны и будоражащее чувство опасности… Словом, художник совсем потерял голову. Он был влюблен и искал встречи. Наконец ему удалось проникнуть в гарем…
— Г-хм, — поперхнулся слушавший с разинутым ртом султан. — Как же это ему удалось? Расскажи, и я приму меры, чтобы больше никто, никогда…
— Подожди, сейчас не об этом, — бесцеремонно перебил сиятельного повелителя Антипов. Тот грозно нахмурился, но повествование было слишком захватывающим, чтобы казнить наглеца немедленно, и султан решил повременить с наказанием. — Рискуя жизнью, художник разыскал прекрасную обольстительницу. Пав к её ногам, он клялся в любви, предлагал увести ее из гарема, но девушку словно подменили. С ледяной жестокостью она велела ему убираться прочь. Шум голосов привлек евнухов, художника обнаружили. Ему едва удалось оторваться от погони и нырнуть в машину времени…
— Куда нырнуть?!
— В машину времени. Это, знаешь ли, такой аппарат, который позволяет путешествовать из сегодняшнего дня в завтрашний или вчерашний. А то и вовсе во времена жизни своих предков или даже самого пророка Мухаммеда.
— Не богохульствуй, презренный! — взревел султан. — Лишь Аллаху ведомо прошлое и будущее, ты же — гнусный фигляр, осмелившийся посягнуть на божественное…
— Не шуми, малыш, — прервал светлейшего Антипов. — Я не фигляр. Я твой папа. — Он выдержал эффектную паузу, наблюдая за тем, как вытягивается лицо обескураженного султана. — Только сейчас я понял, почему прекрасная наложница старого Абдул-Надула меня прогнала. Она добилась своей цели: забеременела и родила главе империи мальчика, чтобы стать затем султан-валиде. У тебя ведь нет больше братьев?
— Братьев нет… — растерянно подтвердил сиятельный правитель, но тут же опомнился и пошел в наступление: — Как смеешь ты называть себя моим отцом? Гнусный чирей на теле земли! Никогда еще камни Истанбула не слыхивали столь кощунственных речей. Да ты и старше-то меня от силы года на три! Ты безумец, опасный и наглый. Сейчас я кликну стражу…
— Подожди, великий султан. Я понимаю твое негодование. Но могу доказать справедливость своих слов. Хочешь, я нарисую твою матушку такой, какой она была тогда, в молодости? Если мы с тобой почти ровесники, то признай, что я не мог увидеть ее до того, как она попала в гарем. А уж после — тем более. Смотри…
Он сорвал с головы тюрбан, отцепил эгрет с фальшивым бриллиантом и принялся быстро корябать прямо на стене.
— Ты джинн, принявший облик человека! — в страхе отшатнулся султан, вглядываясь расширившимися глазами в явившееся перед ним женское лицо. — Да, это моя мать. Юная и прекрасная. Сейчас ее красота потускнела, но прежде она выглядела именно так. — Он перевел пристальный взгляд на Антипова. — Только колдовство могло открыть тебе ее облик. И только колдовством можно объяснить твое умение ТАК рисовать.
— Ну вот, то «чирей», то «джинн»… Остынь, сынок, сколько можно повторять: я — твой отец! Садись и слушай.
И перед завороженным султаном поплыли картины жизни далекого будущего. Вряд ли Абдул-Надул мог осознать, что такое корреляция силовых полей или симбиоз пространственно-временных сечений. Привычный для Антипова аэробот представлялся ему чем-то вроде летающей арбы, а Институт Исследования Истории — этаким медресе, в тесных стенах которого ученые мужи днями и ночами переписывают старинные манускрипты. Но Антипов был хорошим рассказчиком, а юный султан обладал пылким воображением. С самого детства он ощущал в душе неосознанное томление, неудовлетворение собственной жизнью и тягу к чему-то необъятному. Эти смутные порывы, способные человека слабого довести до помешательства, находили выход в живописи. Стоило наследнику престола взять в руки кисть, как его душа отрешалась от действительности, уносясь в неведомые дали.
— Таких сказок я еще не слыхивал! — прошептал султан, когда Антипов наконец сделал паузу.
— Это не сказки. Помнишь краски, которыми были написаны принесенные мной миниатюры?
— Еще бы! Таких цветов в Истанбуле не знают.
— Они из будущего.
— Может быть, — задумчиво протянул Абдул-Надул. — А может, и нет. Много чудес привозят к нам с берегов заморских.
— Если ты пойдешь со мной, я покажу тебе машину времени.
— Заманишь в ловушку, а потом воспользуешься нашим сходством, чтобы самому стать султаном? — понимающе ухмыльнулся наученный опытом сиятельных предшественников правитель.
— Нет, это уже ни в одни ворота не лезет! Что за молодежь пошла? Ничего не хотят слышать!
— Не возмущайся, «папочка», ты меня и дня не воспитывал. Все путешествовал по каким-то вертикалям. — В глазах юного султана мелькнул лукавый огонек. — Ладно, я согласен. Покажи мне машину времени.
Абдул-Надул провел новообретенного отца подземным ходом, который начинался прямо в его опочивальне, а заканчивался далеко за стенами дворца, близ мостящегося на берегу Мраморного моря рыбачьего поселения. Антипов многозначительно хмыкнул, но от комментариев воздержался. Мало ли куда человеку вздумается прогуляться во время бессонницы? Быстро сориентировавшись на местности, он пошел вдоль пенящейся кромки воды. Полная луна освещала пустынный пейзаж. Истанбул погрузился в сон, и это весьма благоприятствовало прогулке двух совершенно идентичных «султанов».
— Скажи-ка мне, как коренной житель туристу, что это за огонек мерцает среди тумана? — полюбопытствовал Антипов, указывая Абдул-Надулу в сторону сливающегося с Мраморным морем Босфора.
— Маяк. Его еще называют Девичьей башней. Почему — не знаю, какая-то старинная легенда. Башня стоит на крошечном острове…
— О, помню! Это было первое, что я увидел, когда приземлился, — подхватил Антипов, останавливаясь около внушительного валуна и переводя дух. — Странно… Почему-то сейчас ее отсюда не видно.
Он сделал пару шагов вправо, затем влево и наконец вернулся на прежнее место.
— Все понятно, обзор с данной точки закрывает тот огромный уродливый камень, залегший среди кустов. Но когда я вышел из машины времени, его здесь не было…
Художник вдруг побледнел и схватился за сердце:
— Это за мной! Они меня вычислили!
Абдул-Надул, ничего не понявший из бессвязного бормотания отца, начал терять терпение:
— О чем ты говоришь, о коварный ухаб в ровной колее моего жизненного пути?
— Это погоня. Мой отлет обнаружили, и теперь сюда прибыли сотрудники ИМИ.
— И-и — и кто?
— Не важно. Можешь считать их моими врагами.
— Ты враждуешь с этими каменными глыбами? — недоверчиво уточнил султан, начиная жалеть, что поддался любопытству и отправился за пределы дворца в компании этого явно невменяемого человека. Однако Антипов не удостоил его объяснениями:
— Надо проверить… Может быть, я ошибаюсь и еще есть надежда, — бормотал он, приближаясь к взволновавшему его сердце валуну и раздвигая кусты. Султан последовал за ним, незаметно извлекая из ножен бесценный кинжал.
— О нет! — застонал Антипов, не замечая, что раздирает шикарный халат об острые сучки. — Это действительно машина историков.
Он обернулся к султану и в ужасе уставился на мерцающий в лунном свете кинжал:
— Зачем ты его достал?
— Сильный человек не ждет милости от врагов, — снисходительно объяснил ему сын. — Он нападает первым.
— Не смей убивать моих друзей… в смысле, врагов!
— Ну, если для тебя так важно покончить с ними лично… — Абдул-Надул нехотя спрятал оружие в ножны. — Только изволь объяснить мне, смиренному правителю славного Истанбула, почему ты называешь этот камень машиной?
— Потому что это и есть машина времени. Смотри!
Он провел рукой по шершавой поверхности, нащупал какую-то выпуклость, нажал — и взгляду потрясенного султана внезапно явилась небольшая комната, тесно заставленная невиданными приборами. У стены, спиной к незваным гостям сидел какой-то юноша. Он так напряженно вглядывался в светящееся перед ним оконце с поистине невероятной, живой картинкой, что ничего вокруг не замечал. Антипов порывисто вздохнул и замер на пороге, безвольно опустив унизанные фальшивыми перстнями руки. Но не таков был блистательный правитель Истанбула. Быстро шагнув вперед, он занес над головой сидящего тяжелые ножны и обрушил на его макушку сокрушительный удар рубиновой рукояти кинжала.
— Интересно, а зачем вы все сюда поналетели? — произнес султан, с опаской оглядывая интерьер кабины.
Антипов отобрал у раскрасневшегося от обилия впечатлений правителя электрический фонарик и вернул его на полку:
— Как бы тебе объяснить… Когда-то я совершил большую ошибку. Одним махом перечеркнул всю свою жизнь. Понимаешь, мне захотелось иметь много денег…
— Понимаю, — одобрительно кивнул султан.
— Открыть собственную артгалерею, поменять квартиру, подарить жене роскошный аэробот — да мало ли что. Как художнику-реставратору мне часто доводилось восстанавливать поврежденные временем картины. И вот, приказав совести молчать, я решился на преступную аферу. Работая с одной из частных коллекций, я скопировал картину, принадлежащую кисти великого мастера прошлого, и произвел подмену. Все прошло гладко, никто не заподозрил обмана. Выждав немного для безопасности, я продал подлинник другому клиенту, проживающему на противоположном краю земного шара. И надо ж было такому случиться, что. покупатель отдал полотно на экспертизу человеку, который неоднократно бывал в доме обкраденного мною коллекционера и знал наперечет все принадлежащие ему картины! Однако господин Кунштейн — известный антиквар и изрядный хитрец — никому не сказал о своем открытии. Подтвердив подлинность проданного мною шедевра, он наведался с дружеским визитом к обманутому коллекционеру и удостоверился, что в его гостиной висит подделка. С той поры я потерял покой…
— Ты боялся возмездия?
— Нет.
— Испытывал муки совести?
— Да нет же. Кунштейн стал меня шантажировать. Вымогать деньги взамен молчания. Я отдал ему все, что имел, но антиквар был ненасытен. Грозя разоблачить подмену, он требовал сумму, вдвое превышающую стоимость проданной мною картины. А это означало, что я должен вновь пойти на преступление.
Султан сочувственно поцокал языком. Да уж, разорвать порочный круг непросто. Лишь попадись — и будешь крутиться в нем как белка в колесе, пока не сдохнешь.
Антипов заботливо поправил на гидроподушке голову Гвидонова, оглушенного ударом, и продолжил рассказ. Дело в том, что незадолго до аферы с картиной он работал водном из музеев и обнаружил удивительные миниатюры, написанные в давние века современными ему красками. Он был потрясен этим открытием, но еще более — сходством изображенного султана с самим собой. Это сходство не всякий бы заметил: султан имел карие глаза, темную бородку, смуглую кожу и величественную чалму, Антипов же был рыженьким, веснушчатым, светлокожим и голубоглазым; однако взгляд художника способен проникать в суть вещей и явлений. Никому не сказав о находке, реставратор тихо предавался мечтам и фантазиям на тему «как такое могло получиться». Но когда Кунштейн поставил его в безвыходное положение, Антипов отбросил сомнения и решил воспользоваться сходством с султаном, проникнуть в его сокровищницу и вынести что-то ценное — такое, чтобы откупиться от несносного антиквара и поправить пошатнувшиеся дела. Определив примерную дату написания миниатюры, он ввел ее в компьютер и убедился, что в это время в Стамбуле действительно правил Абдул-Надул. Не сомневаясь в успехе, художник отправился в прошлое, но там его настигло горькое разочарование: пребывающий в весьма зрелых летах султан совсем не походил на изображенного на портрете. Пытаясь разгадать тайну миниатюр, художник задержался во дворце. Тогда-то его и настигла нежданная любовь в лице прекрасной наложницы… Подавленный, едва ускользнувший из лап черных евнухов, Антипов вернулся в будущее. В тот самый момент, от которого начинался отсчет его путешествия. Он уже принялся стирать информацию о произведенном перелете в памяти Центрального компьютера, когда к нему пришло озарение. Что, если Абдул-Надул Великовозрастный имел тезку? Проверив свое предположение в архиве ИМИ, художник потерял голову от возбуждения. Все сходилось! Он вновь запустил машину на старт и отправился в прошлое…
— И вот я здесь, — закончил Антипов, печально разглядывая бесчувственного Егора. — И не только я. В XXII веке как-то узнали о незаконном перелете и явились меня арестовать.
— В Босфор, — решительно махнул царственной дланью султан.
— Что? — не понял Антипов.
— Скинем его в Босфор, да и дело с концом. Хотя нет, Мраморное море ближе.
— Что ты! — ужаснулся художник. — Я никогда не прощу себе убийства. Да и смысла нет: за этим парнем прилетят другие сотрудники Института, и меня неминуемо сдадут в руки правосудия.
— Странные у вас порядки, — недовольно фыркнул султан. — Что ж, не хочешь убивать этого Ин-Ститута — давай спрячем его в моем тайном домишке. Все безопаснее: вдруг сюда явятся его Сотрут… тьфу, забыл: что они сотрут?
— Сотрудники, — печально вздохнул Антипов. — Вполне могут явиться, вряд ли он отправился в прошлое в одиночку. Так ты предлагаешь отнести его во дворец?
— Нет. — Султан загадочно улыбнулся. — Я сказал «тайном». Это старый ветхий домишко на берегу моря. Раньше он принадлежал рыбаку. Я храню там свои картины.
Гвидонов шевельнулся и тихо застонал. Султан небрежно шмякнул его затылком о стену, и бедный парень снова погрузился в тишину. Подхватив неподвижное тело, отец с сыном покинули машину времени и вновь двинулись вдоль берега — в обратном направлении, в сторону хижин рыбаков. К изумлению Антипова, султан уверенно свернул к ближайшей хибаре, выудил из-под чалмы слегка заржавевший ключ и отомкнул замок.
— Прошу! — распахнул он дверь гостеприимным жестом хозяина.
Гвидонова сгрузили в чулане. В вопросе содержания пленника султан проявил непреклонность: светлейший накрепко связал ему руки и ноги, накинул на голову мешок и заткнул рот кляпом.
— Ну вот, пусть теперь приходит в себя, — подытожил он, с удовлетворением оглядывая результат своих трудов. — Пойдем, я покажу тебе картины.
С замирающим сердцем Антипов Вошел в тесную комнату с огромным, нехарактерным для древнего Стамбула окном. Подумать только, его сын тоже стал художником! Почему-то этот факт будоражил сердце реставратора куда больше, чем осознание того, что его сын стал султаном.
— А хозяин не будет возражать, что мы заперли в его доме связанного незнакомца? — поинтересовался он, с волнением оглядываясь по сторонам.
— Хозяин умер лет пять назад. Соседи считают меня его дальним родственником и не удивляются, когда я прихожу сюда поработать в тишине и покое.
— Светлейший султан — родственник рыбака?!
— А кто ж тут знает, что я султан? Я имею комплект соответствующей случаю одежды. Это сейчас мы с тобой вырядились, как для приема иноземных послов. Но ничего, я надеюсь, что рыбаки не имеют привычки бегать по ночам под стенами этой хибары и заглядывать в окна.
— Ты достойный сын своих родителей! — восхищенно констатировал Антипов и смахнул с глаз слезу умиления.
Султан удовлетворенно хмыкнул. В душе его зрел грандиозный план. Он и впрямь был сыном своих родителей, в полной мере унаследовав свойственный им обоим авантюризм. Судьба подарила ему фантастический случай, и было бы грешно им не воспользоваться… Абдул-Надул остановился посреди комнаты и торжественно повернулся к Антипову:
— Услышанное мною из твоих уст было воистину удивительным. Разум мой встрепенулся, и озарила его одна замечательная идея. — Султан немного помолчал. — Ты, конечно, знаешь, что мусульманская религия не жалует изображение художниками людей и животных. В отличие от христианских храмов, ни в одной мечети ты не найдешь изображения святых и, тем паче, самого Аллаха. К светскому искусству это относится в меньшей степени: каждый султан заказывал художнику свой портрет, а книжные миниатюры представляют собой целые сцены из жизни…
— Зачем ты мне все это рассказываешь?
— Я хочу, чтобы ты понял, как сложно найти в Истанбуле достойного учителя живописи. Мне в основном приходится надеяться на иностранцев, волею судьбы забредающих в наши края. Но не каждого из них можно назвать мастером своего дела! — Абдул-Надул помолчал. — Слышал я, что в христианской Флоренции жил некий Леонардо. Родился он в тот год, когда великий Мехмед Фатих, готовясь к взятию Константинополя, возвел на берегу Босфора крепость Румели-Хисары, чтобы отрезать осажденный город от Черного моря и лишить его внешней поддержки.
— Леонардо из Флоренции? Ты имеешь в виду Леонардо да Винчи? Родился в тысяча четыреста пятьдесят втором, умер в тысяча пятьсот девятнадцатом…
— Я привык пользоваться календарем хиджры, — высокомерно оборвал Антипова султан.
— Извини, забыл. Так что там насчет Леонардо?
Султан порывисто вздохнул — и вдруг стал робким и даже застенчивым:
— Понимаешь, мне бы очень хотелось увидеть, как он работал. Понять секрет мастерства. Я бы мог кликнуть своих янычар и прогуляться с ними до Флоренции, чтобы полюбоваться его шедеврами да забрать во дворец все, что можно унести. Но, боюсь, после такой прогулки мало что уцелеет…
— И не думай! — замахал руками Антипов. — Запри своих янычар в надежном месте, а лучше — распусти-ка их подобру-поздорову!
— Ты в мою внутреннюю политику не вмешивайся, — насупился мимоходом султан, но его мысли в этот момент устремились совсем в другие сферы. — Я могу увешать полотнами Леонардо весь тронный зал, но это не научит меня писать лучше. Я хочу говорить с ним, учиться у него! — Абдул-Надул в упор взглянул на Антипова: — Если все, что ты рассказывал о своей жизни, — правда, помоги мне. Замени меня на троне и отправь во Флоренцию на этой своей машине времени. Обещаю: когда я вернусь, тебе не придется грабить сокровищницу. Я сам отдам тебе все, что пожелаешь!
Антипов разинул рот. Потом захлопнул. А потом попытался сменить тему:
— Хорошо, я подумаю над этим предложением. А пока не могли бы мы посмотреть твои работы?
Султан величественно кивнул и направился в угол комнаты — извлекать на свет прихваченного из машины времени электрического фонарика свои шедевры.
В душе Антипова бушевала буря. Оказаться на троне вместо султана! Отправить сына в путешествие на машине времени! Откупиться от Кунштейна и обеспечить себе безбедное существование! Нет, не получится: сюда уже прилетела полиция… Его ждет арест, суд и ампутация порочных частей личности. Ну и что? Ампутация частей личности — это не смертная казнь! Может, без этих «частей» жить станет гораздо легче. Жена больше не будет ругаться и грозить разводом, Кунштейн наконец отвяжется, душу перестанут бередить невыполнимые желания и неподвластные рассудку страсти. Заживет он тихо, мирно и спокойно… А напоследок порадует сына путешествием. В конце концов он виноват перед собственным ребенком: сколько лет не видел малыш от отца никакой радости!
Меж тем «малыш» успел расставить вдоль стен экспонаты и торжественно передал отцу фонарик. Антипов направил тонкий луч на ближайшее полотно — и обомлел.
Да, здесь было на что посмотреть. Медленно передвигаясь по хибарке, Антипов разглядывал морские пейзажи и портреты придворных, изображения лошадей, больше напоминающих драконов, и собак, смахивающих на химер. Особенно потрясали воображение многочисленные женские фигуры, выполненные в манере примитивизма.
— Да, тебе и впрямь не мешало бы поучиться у настоящих мастеров, — выдохнул реставратор. Султан обиженно сдвинул брови. — Я хотел сказать, — поспешил исправиться Антипов, — что ты… э… сильно опережаешь свое время. Человеку с таким талантом было бы весьма полезно побывать во Флоренции.
Глаза отца и сына встретились.
— Значит, ты согласен? — спросил Абдул-Надул.
— Да, — твердо ответил Антипов. И мысленно добавил: «Гульнем перед ампутацией!»
— Спасибо… Отец, — растроганно произнес султан.
Антипов чуть не задохнулся от незнакомого, щемящего чувства: ОТЕЦ! Черт, это своенравное «дитятко» едва ли не выше него, к тому же наделено властью над целой империей. И все же это его сын…
— Но как же ты будешь общаться с Леонардо? Флорентийцы не говорят по-турецки, — попытался он скрыть смущение за деловой озабоченностью.
— Не волнуйся, я прекрасно знаю итальянский, — отмахнулся султан. — Одна из моих фавориток жила раньше в тех краях. Amore mio, presto — presto…
— О, — только и смог выдавить Антипов, невольно представляя себе, какие темы сможет обсудить Абдул-Надул с великим живописцем, пользуясь таким лексическим запасом.
Гвидонов в чулане снова зашевелился.
— А как же быть с этим парнем? — спохватился реставратор.
— Оставь его здесь и навещай иногда через подземный ход, чтобы не помер с голоду.
— Четко мыслишь, — одобрил Антипов, и отец с сыном покинули домик рыбака.
Поеживаясь от ночного морозца, Антипов провел султана в угнанную из ИИИ машину времени и сосредоточенно заработал клавишами.
— Проклятье! — выругался он спустя пару минут. — Кажется, у нас проблемы.
— Что случилось?
— Машина повреждена. Вероятно, я испортил программу, когда начал стирать информацию о предыдущем полете в Центральном компьютере ИИИ. Она не поддается перенастройке. Боюсь, что теперь на этой машине нельзя отправиться не то что во Флоренцию, но даже в обратный путь.
Антипов разом сник и отвернулся от монитора.
— Что же ты будешь делать? — поинтересовался его сиятельный сын.
— Не знаю. Сдамся на милость преследователей и полечу домой вместе с ними.
Султан озабоченно пожевал губу.
— А их машина в порядке?
— Наверное.
— Значит, я могу отправиться к Леонардо на ней.
— Гениально! — выдохнул Антипов, с искренним восторгом глядя на Абдул-Надула. — Но рискованно. К тому же я усугубляю свою вину перед ИИИ… А, ладно, терять уже нечего — полностью мозги не ампутируют. Пойдем, сынок.
Они перебрались в машину детективов. Антипов тут же отсоединил ее от связи с восстановленным компьютером ИИИ.
— Помни, — инструктировал он султана, настраивая автономную программу на перелет во Флоренцию, — без поддержки Центрального компьютера возможности машины ограничены. Ты не сможешь вернуться в ту же самую секунду, из которой улетел. Программа будет работать в режиме реального времени. Это значит, что в Истанбуле после твоего отлета пройдет столько же часов, сколько ты проведешь во Флоренции.
— Часов? — разочарованно протянул Абдул-Надул.
— А ты хочешь оставить меня на своем престоле на годы?
— Нет, — поразмыслив, ответил султан. — Но я рассчитывал хотя бы на месяц.
— На такой срок не хватит энергозапасов, а восполнить их ты не сумеешь, — покачал головой реставратор. — Даю в твое распоряжение сутки. Завтра ночью, в это же время, я буду встречать тебя здесь. И учти: опоздание грозит бедой и тебе, и мне.
— Я понял, — кивнул султан. Он не совсем представлял себе, что такое «энергозапасы», но хорошо знал, что означает слово «беда».
Антипов вышел из машины. Проем тут же затянулся, и поверхность валуна приняла самый незатейливый вид.
— Ну, сынок… да хранит тебя Аллах! — прошептал Антипов, едва сдерживая желание броситься обратно в кабину. Валун задрожал, раздался легкий хлопок — и через мгновение лишь примятые кусты напоминали о том, что здесь стояла машина времени.
В нервном ознобе Антипов плотнее закутался в свой шикарный халат. На рукаве зияла неопрятная дыра, с подола свисал расшитый жемчугом лоскут… Только сейчас художник начал осознавать, что ему предстоит не только вернуться во дворец, но и заменить собой султана. Что, если визирь распознает подмену? Хитрый, опасный Осман-Ого, уже однажды засадивший его в Клеть! А ведь есть еще начальник алебардщиков, казначей, министры Дивана… о боже, султан-валиде!
— Сутки, всего одни сутки, — шептал Антипов, пытаясь унять скачущее сердце. И зачем только он согласился на эту авантюру? Приключений захотелось напоследок! Уж лучше б он тихо-мирно отправился с тем пареньком в Управление полиции…
— А ну, прекрати истерику! — велел себе художник, сжимая вспотевшие ладони в кулаки. — Продержаться на троне сутки способен даже полный кретин. Скажусь больным и велю никого к себе не пускать. В конце концов, имеет султан право охрипнуть?..
