ГЛАВА 18
В конце концов Тави пришел к выводу, что он просто дуется.
Осознание этого далось ему, конечно же, нелегко. Потребовалось никак не меньше десяти минут злобного глядения в стену после ухода Исаны, прежде чем до Тави дошло, что вид у тетки не совсем здоровый. Это, в свою очередь, заставило его забеспокоиться о ней, а тревога мешала злиться как следует. Злость медленно ушла, оставив после себя только усталость и голод.
Тави сел на кровать, свесил ноги, нахмурился и принялся пинать половицу, вспоминая события вчерашнего дня и то, что они для него значили.
Он пренебрег своими обязанностями и солгал. А теперь расплачивается за это — и не только он, но и люди, которые заботились о нем. Дядька, защищая его, получил тяжелое ранение, а теперь и тетя Исана выглядит так, словно усилия, затраченные на исцеление дядькиной раны, подорвали ее здоровье. Тави доводилось слышать о подобных случаях. И как ни старался Бернард скрыть это, но ходил он, чуть заметно прихрамывая. Вполне возможно, эта хромота останется навсегда — так сильно повреждена была его нога.
Тави уронил голову на руки и зажмурился, ощущая себя дураком, эгоистом, малолеткой. Так ему втемяшилось в голову вернуть овец — его овец! — домой, так хотелось сохранить дядино расположение, что он забыл про собственное достоинство. Он подверг себя и других риску — и все ради одной-единственной мечты — Академии.
А если бы он попал в Академию, но в результате собственных ошибок, стоило ли вообще стараться? Мог бы он согласиться на лучшую жизнь для себя, зная, какой ценой он ее добился?
— Ну и болван же ты, Тави, — буркнул он себе. — Другого такого болвана днем с огнем не сыщешь!
Конечно, все могло бы обернуться куда хуже — и для него, и для его родных. Он сжался при мысли о дяде, лежащем мертвым на земле, или о тете, лежащей с пустым взглядом рядом с лоханью для исцеления… тело ее продолжало бы жить, но она была бы все равно что мертвая. Да, все обернулось не так, как ему хотелось, но и не так плохо, как могло бы.
Хотя у него болели все мышцы до одной, а в голове ощущалась лихорадочная легкость, он встал и шагнул к двери. Он найдет дядю и тетю, попросит у них прощения и предложит искупить Свою вину. Он представления не имел, что ему для этого сделать, но он должен был хотя бы попытаться. Они это заслужили.
Он заслужит то уважение, которого ему так не хватало, не хитроумием или дерзким наскоком, а упорным трудом — как это сделали дядя и тетя.
Тави взялся уже за щеколду, когда в окно негромко постучали. Он оглянулся. Ветер на улице все крепчал, и окна были закрыты ставнями. Возможно, это стучала в них какая-нибудь озорная ветряная фурия.
Стук повторился. Три частых удара, два редких, три частых, два редких. Тави подошел к окну и отодвинул щеколду ставней. Они распахнулись, едва не сбив его с ног, и в комнату ворвался порыв влажного, ледяного ветра. Тави отскочил на пару шагов, и в комнату бесшумно проскользнула чья-то фигура.
Оказавшись в комнате, Амара повернулась и захлопнула ставни. Наряд ее составляли штаны Бернарда, туго затянутые на талии тяжелым кожаным поясом. Его рубаха, куртка и плащ тоже были ей слишком велики, но она затянула их такими же кожаными ремнями, поэтому передвигалась в них без особых затруднений. Обута она была в светлые кожаные шлепанцы поверх нескольких слоев теплых носков. В руке она держала старую кожаную сумку Бернарда с привязанным к ней его же охотничьим луком, десятком стрел и мечом из мавзолея принцепса.
— Тави, — выдохнула она. — Одевайся теплее. Захвати с собой несколько пар носков, одеял и еды, если у тебя здесь есть. Мы уходим.
— Уходим? — ошеломленно пробормотал Тави.
— Говори тише, — прошипела рабыня.
Тави изумленно выпучил на нее глаза.
— Прости.
— Не извиняйся. Лучше поспеши. Времени у нас в обрез.
— Но мы не можем уйти, — возразил Тави. — Гроза начинается.
— Не такая сильная, как вчера, — буркнула Амара. — И мы можем захватить побольше соли. У вас ведь здесь есть коптильня, да? Значит, вы солите мясо?
— Ну конечно, но…
Амара подошла к его сундуку, откинула крышку и принялась рыться в нем.
— Эй! — возмутился Тави.
Она швырнула ему пару теплых штанов. За ними последовали три его самые теплые рубахи. Потом она сняла с крючка у двери его куртку и второй плащ.
— Надевай это, — скомандовала Амара.
— Нет, — твердо заявил Тави. — Никуда я не пойду. Я вообще недавно вернулся. Люди ранены из-за того, что пытались искать меня, и я не собираюсь подвергать их такой же опасности еще раз. Не хочешь же ты, чтобы я подверг опасности людей моего стедгольда только ради того, чтобы помочь беглой рабыне!
Амара подошла к двери и проверила, надежно ли задвинута щеколда.
— Тави, у нас совсем нет времени. Если хочешь жить, иди со мной. Сейчас же.
От удивления Тави даже уронил одежду, которую машинально держал в руках.
— Че-чего?
— Если ты не уйдешь со мной прямо сейчас, до рассвета тебе не дожить.
— О чем это ты?
— Одевайся — сказала она.
— А вот и нет, — огрызнулся он. — Никуда не пойду, пока не узнаю, что происходит.
Она прищурилась, и в первый раз за время их знакомства Тави ощутил исходящую от нее угрозу.
— Тави, если ты не оденешься и не пойдешь со мной, мне придется оглушить тебя, завернуть в одеяло и тащить так.
Тави облизнул пересохшие губы.
— Н-ни хрена не утащишь, — заявил он. — Через зал не потащишь, а через окно — с твоей-то лодыжкой тоже не получится.
Амара стиснула зубы.
— Что ж, разумно, — буркнула она. — Ладно, слушай. И этот стедгольд, и, возможно, все жители долины в опасности. Мне кажется, мы с тобой можем помочь им. Одевайся, Тави. Ну пожалуйста. Я все объясню, пока ты это делаешь.
Тави поперхнулся. Стедгольд в опасности? Что это она такое говорит? Меньше всего ему нужно сейчас снова пускаться в бегство: ведь это только докажет тем, кого это касается, что ему нельзя доверять…
Но ведь Амара спасла ему жизнь. И если она говорит правду…
— Ладно. Рассказывай.
Он подобрал одежду и принялся натягивать рубаху. Амара кивнула и подошла ближе, забрав у него лишнюю одежду.
— Во-первых, я не рабыня. Я курсор. И попала к вам в долину по личному приказу Первого лорда.
На мгновение Тави оцепенел, потом опомнился и сунул руку в рукав.
— Что, с почтой?
Амара вздохнула.
— Нет. Это лишь одна из наших обязанностей, Тави. Я — агент Первого лорда. Он полагает, долине угрожает опасность, и послал меня сделать с этим что-нибудь.
— Но ты же девушка!
Она нахмурилась и бесцеремонно надела ему через голову вязаный свитер.
— Я курсор. И мне кажется, Первый лорд не ошибается.
— Но я-то тут при чем? И Бернардгольд?
— Ты видел эту опасность, Тави. Мне необходимо доставить тебя в гарнизон. Ты должен рассказать графу, что ты видел.
Тави похолодел и снова уставился на нее.
— Мараты, — прошептал он. — Мараты надвигаются. Ведь правда? Как тогда, когда они убили принцепса.
— Похоже на то, — кивнула Амара.
— Мой дядя их видел… вот он пускай и идет. Граф ни за что не поверит, если…
— Он не может, — вздохнула Амара. — У него провалы в памяти после исцеления. Он не помнит ничего.
— Ты-то откуда это знаешь? — вскинулся Тави.
— Подслушала. Притворилась, будто упала в обморок, а сама слушала все, что здесь говорилось. Твой дядя не помнит, а твоя тетка относится ко мне с подозрением. И объяснять им все это некогда — нам надо уходить, прямо сейчас.
Тави застегивал тяжелую куртку, но тут пальцы его снова застыли.
— Почему?
— Потому что там, внизу, сидят люди, которые пришли, чтобы убить меня, тебя и всех, кто видел маратов.
— Но зачем алеранцам хотеть этого?
— Послушай, нам и правда некогда. Это враги. Они хотят свергнуть Первого лорда, а для этого им нужно, чтобы мараты вырезали долину. Тогда они смогут убедить все королевство в том, что якобы Первый лорд слаб и не контролирует ситуацию.
Тави широко раскрыл глаза.
— Вырезать долину? Но ведь тогда…
Она смотрела на него с застывшим лицом.
— Если мы не предупредим графа, если он не приведет войска, чтобы дать им отпор, мараты убьют всех. И в этом стедгольде, и во всех остальных.
— Вороны… — прошептал Тави. — Ох, вороны и фурии…
— Ты единственный, кто их видел. Единственный, на кого я могу сослаться, чтобы убедить графа поднять войска по тревоге. — Амара вернулась к окну и снова распахнула ставни. Потом повернулась к Тави и протянула руку.
— Так ты со мной?
Они взяли простыню с кровати Тави, привязали ее одним концом к ее ножке и свесили за окно во двор. Ветер задувал с севера, неся с собой жгучий зимний мороз. Амара спустилась первой и махнула Тави; тот передал ей свою поклажу, наскоро увязанную в одеяла с его кровати, и, набравшись храбрости, сам полез по простыне вниз.
Двор они пересекли молча. Никого не было видно, хотя свет и шум из зала пробивались сквозь неплотно прикрытую дверь. Ворота в стене оказались открытыми, и они выскользнули наружу. Наступил вечер, и на земле лежали темные, размытые тени.
Тави вел их мимо конюшни, к коптильне. Она находилась стена к стене с кузницей — так дым из обоих помещений выходил в одну трубу. В коптильне царил запах дыма и мяса.
— Бери соль, — шепнула ему Амара. — Бери целый мешок, если есть, а если нет — ведерко. Я посторожу здесь. И быстрее!
Тави проскользнул внутрь и принялся шарить на полке в дальнем, темном углу. Первым делом он подобрал пару окороков и сунул их в свой узел. Соль хранилась в большом домотканом мешке. Тави попробовал поднять его, но с трудом оторвал от земли на пару дюймов. Тогда он поставил его на место, взял одно из своих одеял и оторвал от него два больших лоскута. Он насыпал на них соли, свернул в узелки и крепко завязал кожаными ремешками, на которых обычно подвешивали мясо.
Он поднял их с земли и как раз возвращался к двери, когда услышал на улице сдавленный крик. Послышалось тяжелое дыхание, потом пара глухих, тяжелых ударов. С бешено колотящимся сердцем Тави выскочил из дверей.
Амара стояла, придавив одним коленом грудь упавшего на землю мужчины и прижимая к его горлу нож.
— Прекрати, — прошипел Тави. — Слезь с него!
— Он набросился на меня, — возразила Амара.
Нож в ее руке даже не пошевелился.
— Это Линялый. Он никому не причинит вреда.
— Он мне не ответил.
— Ты его напугала, — буркнул Тави и толкнул ее в плечо.
Амара свирепо оглянулась на него, но не упала. Нож, впрочем, от горла Линялого она отняла, встала и отошла от него на шаг.
Тави нагнулся, взял Линялого за руку и потянул вверх, помогая подняться. Тот был одет в теплую одежду, включавшую в себя войлочную шапку с ушами, свисавшими ему до плеч и придававшими ему сходство с неуклюжим щенком. Он также натянул вторую, надетую поверх первой, пару перчаток с несколькими оторванными пальцами. Лицо раба исказилось от страха, и он пятился от Амары, пока не столкнулся спиной с Тави.
— Тави, — пробормотал Линялый. — Тави. Домой. Гроза.
— Я знаю, Линялый, — сказал Тави. — Но нам надо идти.
— Некогда, некогда, — оборвала его Амара, оглядываясь по сторонам. Если кто-то из них увидит нас…
— Тави дома, — настаивал Линялый.
— Не могу. Нам с Амарой нужно к графу Грэму, предупредить его о том, что мараты наступают. Она курсор, и нам нужно спешить, пока плохие люди не успели помешать нам.
Линялый медленно повернул голову и уставился на Тави. Лицо его скривилось в замешательстве.
— Тави уходит? Нынче?
— Да. Я взял соль.
— Да идем же, — прошипела Амара. — Некогда.
Линялый насупился.
— Линялый тоже.
— Нет, Линялый, — возразил Тави. — Тебе придется остаться.
— Пойду.
— Нам надо идти налегке, — напомнила Амара. — Раб остается.
Линялый запрокинул голову и завыл, как раненый пес. Тави охнул и, бросившись к нему, зажал ему рот рукой.
— Тихо! Да тише же, Линялый, они нас услышат!
Линялый перестал выть, но все еще смотрел на Тави в упор.
Тави переводил взгляд с Линялого на Амару и обратно. Амара закатила глаза и сделала ему рукой жест поторапливаться. Тави поморщился.
— Ладно. Можешь идти. Только выходить надо прямо сейчас.
Рот Линялого сложился в дурацкую ухмылку, и он захихикал. Махнув рукой, он нырнул в дверь кузницы и спустя несколько мгновений появился с потрепанным заплечным мешком на спине, приговаривая себе под нос какую-то бессмыслицу.
Амара тряхнула головой.
— Он у вас совсем идиот?
— Он хороший человек, — обиженно возразил Тави. — Он сильный, и он работает за троих. Он не будет нам мешать.
— Надеюсь, — буркнула Амара, сунула нож обратно за пояс и кинула свой узел Линялому. — Я ранена, а он здоров. Пусть несет.
Линялый поймал узел, неуклюже поклонился Амаре и перебросил его через плечо.
Амара повернулась спиной к Бернардгольду, но Тави положил руку ей на плечо.
— Эти люди… Им, наверное, легко будет догнать нас, пеших?
— Я не слишком ловко управляюсь с лошадьми. Ты тоже не заклинатель земли. Может, раб?
Тави покосился на Линялого и поморщился.
— Нет. То есть он немного заклинает металл. И подковывает лошадей. Но сомневаюсь, чтобы он заклинал еще и землю.
— Тогда нам лучше поспешить, — сказала она. — Один из наших преследователей заклинает так, что может заставить лошадей делать все, что ему захочется.
— Но верхом они догонят нас в два счета.
— Тем более надо спешить. Будем надеяться, они не спохватятся до утра.
— Подожди меня у конюшни! — буркнул Тави и бросился в темноту.
Амара прошипела что-то ему вслед, но Тави не обратил на это внимания и нырнул в дверь.
Вся живность Бернардгольда была ему хорошо знакома. Овцы сонно топтались в своем загоне, коровы — чуть дальше. По Другую сторону прохода шумно сопели во сне гарганты, а за ними слышалось беспокойное пофыркивание лошадей.
Он бесшумно крался по проходу, когда услышал какие-то звуки наверху, на сеновале. Он замер и прислушался.
— Ну вчера весь день такой вышел, — говорил странный, жестяной какой-то голос, — а уж ночь какая! Хотя, поди, это не сравнить с жизнью торговца каменьями, сэр.
Тави зажмурился. Голос был определенно Беритты, но слышался, словно через длинную трубку, издалека и немного искаженно. Только через пару мгновений до него дошло, что звучит он в точности так же, когда тетя говорит с ним с помощью Рилл.
Другой, незнакомый Тави женский голос отозвался где-то совсем рядом:
— Вот видишь, милый? Теперь ему дали пить, а мы можем слушать. Иногда полезно торопиться.
— Ох уж эта мне спешка, — проворчал в ответ также незнакомый Тави мужской голос. — Когда мы перебьем их всех и завершим все задуманное, закую тебя в кандалы и запру на неделю.
— Ты так романтичен, милый, — промурлыкала женщина.
— Тихо, я хочу слышать, что он говорит. — Оба замолчали, и до Тави доносились теперь только далекие жестяные голоса. Он набрал в грудь воздуха и медленно-медленно двинулся вперед, мимо люка на сеновал, откуда доносились голоса, к стойлам, куда поставили чужих лошадей.
Лошади стояли расседланные, но взнузданные; седла стояли у стен в стойлах: гости явно готовы были выехать в любую минуту, поэтому отказались повесить их на вешалку в конце прохода. Свернутые потники тоже лежали рядом.
Тави шагнул в первое стойло и постоял, давая лошади обнюхать себя. Потом опустился на колени рядом с седлом, достал из-за пояса нож и бесшумно перерезал подпругу. Кожаный ремень был толстый, но острый нож справился с ним за считанные секунды.
Тави проделал это еще дважды, оставляя стойла открытыми, потом вернулся, вывел лошадей под уздцы в проход и, держа в руках все три повода, повел их к дверям конюшни.
Проходя под люком сеновала, Тави снова поежился, и сердце его забилось вдвое чаще. Люди, которых он не видел, с которыми он незнаком, явились сюда, чтобы убить его — он так и не понял до конца, за что. Это казалось странным, почти нереальным — и все же страх перехватывал ему горло.
Они почти миновали лестницу на сеновал, когда одна из лошадей фыркнула и тряхнула головой. Тави застыл, с трудом подавив желание бежать куда глаза глядят.
— Страх, — вдруг прошипел женский голос. — Там, под нами, — лошади!
Тави дернул за поводья и пронзительно свистнул. Лошади захрапели и пустились неуверенной рысью. Тави отпустил поводья, метнулся вперед и распахнул двери конюшни настежь. Стоило лошадям оказаться на улице, как он испустил леденящий душу вопль и они поскакали во весь опор в темноту.
За спиной послышался злобный рев, и Тави, оглянувшись через плечо, увидел огромного, даже выше дяди, мужчину, скатившегося по лестнице с обнаженным мечом в руке. Тот стоял, бешено оглядываясь по сторонам, и Тави не стал дожидаться, пока тот его увидит.
Кто-то схватил его за руку, и он с трудом удержался, чтобы не вскрикнуть. Амара прикрыла ему рот ледяными пальцами и бегом потащила за собой в сторону тракта. Тави оглянулся и увидел Линялого, нагруженного всей их поклажей, но не отстававшего от них ни на шаг. Больше за ними, похоже, никто не увязался.
— Отлично, — прошептала Амара, и он увидел, как блеснули в темноте ее зубы. — Неплохо проделано, Тави.
Тави улыбнулся ей в ответ.
И тут до них донесся крик — отчетливо слышный, полный страха и отчаяния. Кричали из-за стены стедгольда.
— Тави! — кричала Исана. — Беги, Тави! Беги!
