ГЛАВА VIII

Столица королевства Тилиана — величественный град Флоридол расстилался перед нами во всем своем великолепии. В мощной фортификационной системе с бастионами, куртинами и зубчатыми галереями, по которым важно прохаживались арбалетчики, явно чувствовалось влияние близких соседей-гномов. Да и самих представителей горного народа, по уверению Римбольда, во Флоридоле хватало. И всюду — на насыпных террасах, спиралями опоясывающих город, на многочисленных клумбах, на балконах домов — цветы. И не просто какие-нибудь скромные фиалки или тюльпаны, а самые что ни на есть причудливые и изощренные анемоны, фрезии, плетистые розы и еще куча других ярких и пахучих растений, названий которых я не знал. Как сообщила нам Глори, у местных жителей изрядный бзик насчет того, что самая характерная достопримечательность их родины, данная ею богами, — камни всех размеров. А уж моей жене доверять можно — ее покойная матушка была урожденной принцессой Тилианской. С другой стороны, при условии того, что на территории Тилианы находятся богатейшие месторождения полезных ископаемых, а также самые крупные в мире золотые и оловянные прииски, ее граждане не бедствуют и могут позволить себе закупать у соседей дерево, плодородную почву, саженцы и вообще все, что душе угодно.

Флоридол был последним крупным форпостом цивилизации на нашем пути в Дальне-Руссианский Предел. Дальше простирались лишь дикие предгорья с одинокими поместьями, замками и убогими деревеньками пастухов. Именно поэтому мы не могли не посетить столицу королевства перед финальным отрезком пути. Никто не мог предположить даже приблизительно, когда в следующий раз удастся пополнить запасы. Наконец именно во Флоридоле, равно как и в любой другой столице, мы могли получить все абсолютно бесплатно, помахав перед носом у определенных горожан ясаком КГБ.

Памятуя о произошедшем в Кунгуре, Глори категорически отказалась отпускать нас с Боном куда-либо без присмотра. Парень слегка обиделся и заявил, что тогда он пойдет один, и не куда-либо, а во вполне конкретное святилище Ссуфа. Римбольд отправился хвастать друлловским браслетом перед какой-то дальней родней, а мы решили просто побродить по городу. Денек был на редкость погожий и радостный. Мы лакомились пирожными и засахаренными фруктами на увитых плющом балконах, гуляли, взявшись за руки, по террасам среди буйства зелени или просто болтали, сидя на лавочках у великолепных фонтанов. Именно там мы и услышали чудный женский голос, поющий что-то проникновенное, наполненное светлой грустью. Голос доносился со второго этажа изящного домика, украшенного лепниной, из-за непроницаемого шелкового, расшитого золотом полога.

— Везет же некоторым, — вздохнула Глори. — Вот что бы мне так не петь!

— Здорово звучит, — признал я. — Но не расстраивайся, по сравнению со многими — со мной, например, — ты поешь очень даже ничего. Жалко только — редко.

— Ничего — это пустое место! — фыркнула моя жена, у которой в тот день настроение скакало не хуже выдроскунса в брачный период. — Ты же знаешь, что меня просто бесит, когда я делаю что-то хуже других! По мне лучше вовсе не делать, чем делать… ничего!

Я пожал плечами. И в этот момент пение стихло, дверь изящного дома приоткрылась и из нее выскользнула юркая старушонка. Повертев головой, словно принюхиваясь, она быстро засеменила в нашу сторону. Приблизившись, бабка извлекла из складок платья сложенный вдвое листок бумаги и с поклоном протянула Глори.

— Что это?

— Моя госпожа велела передать вам записку, — проскрипела старая карга. — И дождаться ответа.

— Вы явно что-то напутали, — прищурилась Глори. — Во Флоридоле у меня нет знакомых. Кто ваша госпожа?

— Леди Сирина ле Берж. И я ничего не напутала.

— Фамилия известная, — подняла брови моя принцесса, — но мы не знакомы.

— А кто такая эта Сирина? — заинтересовался я.

— Понятия не имею. Говорю же, лично я ее не знаю. А что до остального, она принадлежит к одному из самых знатных и влиятельных семейств в королевстве. Мама рассказывала, что в юности Камилла ле Берж была ее камеристкой и близкой подругой.

— Камилла ле Берж — покойная матушка моей госпожи, — с новым поклоном вставила бабка.

— Вот даже как? Ладно, поглядим, что она пишет. Глори развернула письмо, быстро пробежала его глазами и протянула мне. Записка гласила:

— Ну, и что ты думаешь насчет всего этого? — спросила Глори, когда я дочитал. В ответ я пожал плечами и поднялся:

— Не сходив, не узнаешь. Признайся, тебе ведь до смерти любопытно, что случилось с этой Сэ-Эл-Бэ?

— Плохо же ты меня знаешь! — фыркнула жена, также вставая. — Мне до смерти любопытно, каким боком я оказалась замешанной в ее дела…

Гостиная была обставлена с образцовым вкусом. Служанка предложила нам располагаться на уютном и мягком даже на первый взгляд диванчике, вкатила низенький столик с напитками и фруктами и куда-то ушуршала. Есть мне не хотелось, поэтому я принялся рассматривать портреты в тяжелых золоченых рамах, украшающие стены. Первый и второй изображали дам в пышных туалетах. Несмотря на более чем сорокалетнюю разницу в возрасте, с первого взгляда было видно, что они состоят друг с другом в близком родстве. На третьем холсте красовался воинственного вида длинноволосый мужчина в архаичной броне эдак трехсотлетней давности. Правой рукой он сжимал топор, а левая покоилась на большом щите. Герб на этом щите заслуживал отдельного описания: серебряный осел, грозно оскалившись, сокрушал передними копытами основание черной башни. Ниже следовал девиз: «Не по ушам, но по делам!»

— Это мой предок, знаменитый маршал Сирил ле Берж.

В дверях стояла женщина. То есть по фигуре и голосу было понятно, что это женщина, причем молодая, а что до остального, то лицо незнакомки скрывала густая черная вуаль с прорезями для глаз, а тело — черный же плащ.

— Я приветствую вас в своем доме, госпожа, сударь, — произнесла она, и я сразу же понял, что именно эта женщина исполняла песню, совсем недавно у фонтана привлекшую наше внимание.

— Леди Сирина? — спросила Глори, вставая и делая шаг вперед.

— Да, Ваше высочество, — прошептала хозяйка, неожиданно падая на колени и припадая к ее руке. — О, благодарю, благодарю вас за то, что вы откликнулись на мою мольбу!

— Сейчас же встаньте! И давайте обойдемся без «высочеств». Меня зовут Глорианна, а это мой муж, Сэдрик… Сэдрик Райвэллский.

Ох, предупреждать же надо! Хорошо, что в этот момент я не ел и не пил, иначе неминуемо поперхнулся бы и отправился в лучший мир куда раньше, чем планировал. Разумеется, Сосновая Долина, где я родился и вырос, входила в состав королевства Райвэлл, но всему же есть предел!

Сирина подчинилась и присела передо мной в глубоком реверансе:

— Для меня честь познакомиться с вами, лорд Сэдрик.

— С кем? А… взаимно, леди Сирина… — О боги! Ну не привык я к тому, чтобы меня обзывали лордом! И кланяться не привык! Искренне надеюсь, что наше общение с этой светской львицей знакомством и ограничится и мне не придется поддерживать беседу. Иначе я буду мямлить, заикаться и по нескольку минут думать, к какому такому лорду обращаются.

К счастью, Глори знала меня достаточно хорошо, чтобы сделать аналогичные выводы. Она доверительно подхватила ле Берж под локоток и зашептала ей в капюшон на уровне уха:

— Знаете, Сирина… вы ведь позволите себя так называть?

— Я буду счастлива, ле…

— Чудесно. Так вот, мой супруг, невзирая на все свои достоинства, весьма скромен, поэтому в неофициальной обстановке предпочитает общаться без титулов и расшаркиваний. Кстати, меня также лучше называть просто по имени. Во Флоридоле я проездом и сугубо как частное лицо.

— Я… я постараюсь…

— Будем крайне признательны. А теперь давайте присядем, и вы спокойно расскажете нам, что за беда с вами произошла. Но для начала — как вы узнали, кто я такая?

— О, это не составило труда. Как вы, должно быть, знаете, ваша и моя матери в юности были весьма дружны. У нас дома есть несколько портретов принцессы Эльзы, а вы с ней просто одно лицо. Надеюсь, ваша матушка в добром здравии?

— Увы, она умерла двенадцать лет назад.

— Простите. Леди Камилла тоже оставила меня в позапрошлом году. Вон тот портрет был закончен за несколько месяцев до ее кончины.

— А кто эта юная красавица на соседнем? — не удержался от вопроса я.

— Вы мне льстите, — прошептала Сирина, склонив голову, из-под вуали внезапно донеслись сдавленные всхлипывания.

— Право же, нет нужды так реагировать. — Глори ласково обняла ле Берж за плечи. — В конце концов, мой муж не сказал ни слова лжи. Вы действительно очень красивы, Сирина.

— Была-а! — простонала хозяйка и зарыдала в полный голос. А голос у нее, как я уже говорил, о-го-го! Мы беспомощно переглянулись.

— Простите, простите меня! — немного успокоившись, произнесла ле Берж. — Я понимаю, как глупо и жалко должна выглядеть в ваших глазах, но поверьте: то, что случилось со мной, просто ужасно!

— Вашей жизни что-то угрожает? — быстро спросил я, не дожидаясь новой порции слез. — По вашему виду я могу заключить, что даже в собственном доме вы не чувствуете себя в безопасности и вынуждены скрываться.

— Как бы я хотела, чтобы все было так, как вы предположили! Но увы, Сэдрик: мой враг — это я сама, и угроза — тоже я. Ведь пузырек с настойкой из яда коралловой гадюки — достаточная угроза для жизни?

— Еще бы! По прошествии двух минут после принятия вас не спасет даже полное переливание кро… что?!

— Вы не ослышались. Если ваша супруга не захочет или не сможет мне помочь, завтра на закате я приму яд. Лучше смерть, чем позор!

— Давайте по порядку, — попросила Глори. — Разумеется, я приложу все силы для того, чтобы предотвратить столь печальный исход.

— Спасибо! — проникновенно шмыгнула носом наша хозяйка. — Видите ли, как и матушка, я служу во дворце и состою в свите Ее королевского высочества Тиннэ…

Из дальнейшего рассказа Сирины я узнал, что у предыдущей правящей четы Тилианы были большие проблемы: из-за предсмертного проклятия какого-то вредного чернокнижника королева рожала одних только дочерей. И нарожала эдак с дюжину, если не поболе, благо средства позволяли, а супруг был совсем не против укрепить очередным династическим браком и без того процветающую внешнюю политику. В результате правящий дом Тилианы породнился практически со всеми ближними и дальними государствами, включая захудалый Гройдейл. Но вот когда стало ясно, что наследника королевство так и не дождется, младшую дочурку спешно попридержали в девицах, и король с наиболее приближенными советниками заперся в Большом Совешательном Зале, чтобы выбрать достойного зятя. Чтоб из хорошей семьи, без наследственных дефектов, не дурак, не урод и, по возможности, подальше от Тилианы.

После трехдневных дебатов наиболее достойным был признан руанский принц Неодор. Его и женили на принцессе Тиннэ при условии, что он будет не королем, а всего лишь консортом и передаст власть своему сыну по достижении им совершеннолетия. Ныне до этого светлого дня осталось всего ничего — каких-нибудь года полтора. Судя по тому, что я слышал, инфант Унгдум уже приплясывает от нетерпения, а наиболее продвинутые придворные спешат заручиться его благосклонностью, для чего в глаза именуют «величеством». Понятное дело, что Неодора это не сильно радует, равно как и близкая перспектива из фактического правителя процветающего королевства превратиться просто в папу.

— Я не замужем, — продолжала тем временем Сирина, — хотя с самого первого выхода в свет не испытывала особого недостатка в кавалерах, многие из которых были бы совсем не против породниться с ле Бержами. Но флирт флиртом, а сердцу не прикажешь. И вот совсем недавно я без памяти влюбилась в одного человека. Он молод, красив, богат и принадлежит к очень знатному роду, а в скором времени возвысится еще больше. Я долго скрывала от него свои чувства, но однажды на балу не выдержала и открылась. Каковы же были мои изумление и восторг, когда мой избранник ответил мне взаимностью! Мы стали тайно встречаться, все было просто чудесно, и уже очень скоро я считала себя без пяти минут невестой. А потом… — И она вновь разрыдалась.

Глори тяжело вздохнула, налила из хрустального графина стакан сока и протянула ле Берж. Неразборчиво поблагодарив, та отвернулась к стене, приподняла вуаль и торопливо осушила стакан до дна.

— Спасибо.

— На здоровье. И что же было потом?

— А потом он решил представить меня своим родителям и в случае их согласия официально объявить о нашей помолвке. И вот позавчера во дворце ко мне подошла одна дама — ума не приложу, откуда она узнала о нас, — и завела разговор на тему грядущего знакомства. «Моя милая, — сказала она, — вы должны отдавать себе отчет в том, членом какого семейства планируете стать. И какие требования в этом семействе предъявляют к невестам. Их внешность должна быть безупречной, а ваши уши…»

— А что такое с вашими ушами? — покосилась на портрет Глори. Сирина всплеснула руками:

— Ах, не смотрите туда! Разумеется, ни один художник не осмелился бы изобразить их такими, какие они есть на самом деле. Впрочем, вы могли и не слышать легенду о Бедулоте Болотном и ягодах Мукры.

— О ком, простите?

— О, это давняя история. Мой великий предок, странствующий рыцарь Бедулот Болотный, в юности не слишком почтительно обошелся с могущественным гномом-магом. В отместку тот как-то раз угостил Бедулота заклятыми винными ягодами, от которых его уши стали… хм… несколько больших размеров, чем от рождения. Как ни бился несчастный рыцарь, к кому ни обращался за помощью — тщетно. Никто не мог снять заклятие. Ничего не попишешь — пришлось идти на поклон к проклятому гному. В первый и второй раз Мукра посмеялся над героем и прогнал его прочь, но Бедулот не унимался. На третий раз гном все-таки сжалился, но предупредил, что заклятие необратимо: избавившись от уродства сам, Бедулот обречет на него всех своих потомков до тех пор, пока его кровь в них будет достаточно сильна. Герой рассмеялся и заявил, что вряд ли обзаведется не только потомками, но и женой, поскольку жизнь странствующего рыцаря непредсказуема и полна опасностей. Мукра загадочно ухмыльнулся и скормил моему предку другую ягоду. Стоило Бедулоту проглотить ее, как огромные уши, причинявшие ему столько страданий, исчезли без следа.

Поблагодарив гнома, рыцарь отправился на поиски новых приключений. Нанявшись в армию короля Тилианы Арктура, он проявил чудеса храбрости в войне с вторгшимися в королевство варварами. Благодарный король возвеличил доблестного воина, наградил землями и отдал ему в жены дочь своего родного брата. От таких предложений, понятное дело, не отказываются, к тому же Бедулот напрочь забыл о предостережении Мукры. Однако уже через девять месяцев (пришлось вспомнить. Первенец рыцаря, будущий маршал Сирил, родился с такими лопухами на голове, что будь здоров. Для него впоследствии даже пришлось заказывать шлем особой конструкции, поскольку в стандартный уши просто не помещались.

— Бедная жена! — вздохнула Глори.

— Ох, не говорите! Для нее проклятие Мукры и вовсе чуть не обернулось заточением в монастырь.

— Не может быть!

— Еще как может. Бедулот отправился на войну, а его женушка не нашла ничего умнее, чем завести любовника. И добро бы просто завести, но забеременеть и не успеть до возвращения законного супруга избавиться от плода.

— И что, он узнал о ее недостойном поведении?

— Само собой. Да и как было не узнать, если у младенца, появившегося на свет, уши были самые что ни на есть обычные. Гнев Бедулота был страшен, и, не будь неверная супруга племянницей Арктура, — не миновать ей развода и монастыря. Чтобы только замять скандал, король самолично посвятил юного Сирила в рыцари и пожаловал ему герб, на котором родовой недостаток выглядел чуть ли не достоинством. Ко всему прочему, во всем, кроме ушей, юноша был диво как хорош, а уши он еще с детства привык ловко прикрывать длинными и густыми волосами, так что для несведущего почти ничем не отличался от прочих. Ну и самое главное: статью и рыцарской доблестью он пошел в папашу, а на поле боя величина ушей стоит отнюдь не на первом месте. И даже не на втором. Посему Сирил окончил жизнь маршалом, обласканным королем и придворными, причем последние едва ли не в поединках выясняли, кто из них более достоин породниться с героем. В финале выбор пал на вдового графа ле Бержа, который вместе с единственной дочерью передал Сирилу все свои земли и имя.

Памятуя о судьбе свекрови, молодая супруга если и гуляла на сторону, то крайне осторожно, а попутно нарожала мужу уйму ушастых ребятишек. Но поскольку кровь Бедулота в них была уже не столь чиста, то и размер ушей заметно уступал «оригиналу». Так и пошло: каждое следующее поколение ле Бержей все больше и больше походило на обычных людей, и недалек тот день, когда проклятие Мукры окончательно сойдет на нет. Возможно, уже мои дети могли бы быть совершенно нормальными, но я…

— Но вы?

— Но я послушала даму… ах, зачем, зачем я это сделала?! Лишь потом я узнала, что дочь ее также имела виды на моего возлюбленного и наш «случайный» разговор был тщательно спланирован.

— Но ведь вы сами говорили, что проклятие гномийского мага снять невозможно?

— Именно это я и сказала коварной даме. А та рассмеялась и заявила, что во времена Бедулота не было волшебной чаши Неодора.

— Вы имеете в виду принца-консорта? — удивилась Глори.

— Да. В его личных покоях стоит тумба белого мрамора, на ней — большая золотая чаша с жидкостью, внешне неотличимой от воды. Но на самом деле это отнюдь не вода, а самые настоящие слезы Замученной Девственницы…

— Что, опять? — не удержался я.

Дело в том, что мы уже однажды сталкивались якобы со слезами богини целомудрия и распутства. Правда в тот раз они пролились на землю дождем из эйлонов, а в роли богини невольно выступил мой тесть, что-то напутав в заклинании Переноса. Вкратце поведав Сирине эту историю в надежде ее развеселить, я вызвал лишь новые всхлипывания:

— Ах, Сэдрик! Содержимое той чаши — не подделка, и в этом я убедилась на собственном опыте. Любой, кто умоется слезами, тут же становится красавцем. Я собственными глазами видела, как рыцарь Ястребиное Копье, чье лицо было иссечено в битве, омыв его этими слезами, избавился не только от жутких шрамов, но и выпрямил перебитый в детстве нос. Были и другие случаи, когда принц-консорт награждал фиалом с чудесной жидкостью отличившихся придворных. Моя «доброжелательница» всего лишь «забыла» упомянуть, что слезы облагораживают лишь в том случае, если их наливает и подносит человеку лично владелец чаши, да еще после моления Девственнице. Если же нет, то угроза «Ты у меня слезами умоешься!» приобретает вполне конкретный смысл…

Итак, я улучила момент, когда Неодор и моя госпожа отправились на охоту, прокралась в покои принца и наполнила из чаши небольшую бутылочку. Ах, как долго тянулся день! Бутылочка, спрятанная под платьем, жгла тело, как раскаленные уголья, в каждом взгляде мне чудилось молчаливое обвинение, и даже дворцовые статуи, казалось, кричат мне вслед: «Держи воровку!» Но все же день подошел к концу. Почти бегом я выскочила из дворца и понеслась домой. Прибежав, я закрылась в своей комнате, плотно занавесила шторы, вылила содержимое бутылочки в таз, умылась и…

— Не подействовало? — сочувственно спросила Глори. Сирина с горестным всхлипом сбросила с головы капюшон, сорвала и отшвырнула прочь вуаль и обернулась к нам.

М-да… Какими бы ни были ее уши до рокового умывания, теперь с ними было все в порядке. Зато нос напоминал искривленный корень какого-то неведомого растения и, сгибаясь под прямым углом, нависал над верхней губой…

Мы вышли из дома Сирины, заверив ее, что сделаем все от нас зависящее, дабы до завтрашнего заката солнца притащить ей фиал с волшебными слезами, налитыми собственноручно принцем-консортом. Именно мы, поскольку когда сделать это пообещала одна Глори, ле Берж тут же начала завывать, как двуручная пила за работой, и выла до тех пор, пока и я не дал слово. Не понимаю, какой от меня может быть толк в подобной авантюре, но чего не сделаешь, лишь бы тебя сквозь всхлипывания не величали сэром и милордом? Да еще попутно взывая к рыцарскому великодушию, какового у меня, в силу плебейского происхождения, отродясь не водилось!

Вернувшись в гостиницу и не застав там ни Бона, ни Римбольда, мы стали держать совет вдвоем.

— Ты догадался, кто такой таинственный возлюбленный этой дурочки? — вопросила Глори. В ответ я недоуменно развел руками:

— Какой-то молодой хлыщ из обеспеченного и наверняка древнего рода. Раз уж там настолько щепетильно относятся к невестам, будто выбирают будущую королеву… Ой! Неужели ты хочешь сказать…

— Какой ты у меня сообразительный! — взъерошила мне волосы жена. — Да, я почти уверена в том, что Сирина очаровала моего дражайшего кузена принца Унгдума. Помнишь, она обмолвилась о том, что ее милый, и без того знатный, скоро будет вознесен на небывалую высоту? А ведь Унгдум через год с небольшим официально взойдет на престол.

— Тогда я не понимаю, в чем проблема, — пожал плечами я. — Если этот твой кузен действительно так влюблен, что готов связать с ней свою судьбу, то она могла просто послать ему письмо с этой пронырливой старушонкой или любым другим слугой. У принца явно больше возможностей выпросить у папы волшебные слезы, чем у двоюродной племянницы, которую тот знать не знает.

— Я тоже об этом думала. Но ведь может статься, что они не ладят друг с другом. И, самое главное, бедняжка боится — совершенно справедливо, с моей точки зрения, — что ни Унгдум, ни Неодор не захотят выручать обворовавшую их особу. А если и захотят, то о свадьбе с принцем она может забыть навсегда.

— По-моему, лучше быть живой старой девой, чем мертвой невестой инфанта.

— Не сомневаюсь. Но не нам ее судить. И уж коли мы обещали помочь, то давай подумаем, под каким предлогом лучше выпросить у дядюшки Неодора немного волшебной водички? У меня есть одна идейка, но для ее осуществления тебе, бедняжка, придется еще немного побыть лордом Сэдриком.

— Ох, только не это! — схватился за голову я. — Одно дело — эта девица, которая настолько подавлена, что не совсем адекватно воспринимает окружающую ее действительность, и совсем другое — королевский дворец! Они же меня враз раскусят!

— Не раскусят. Райвэлл от Тилианы довольно далеко, и какие манеры у тамошнего дворянства, тут представляют весьма смутно. В крайнем случае решат, что ты просто дурно воспитан. Обещаю, что не стану чересчур сильно за тебя краснеть. Постарайся только не слишком вживаться в роль и не вызывать любого придворного хлыща на дуэль за косой взгляд.

— Еще чего не хватало!.. Постой, так ты это что, серьезно?

— Разумеется, — невозмутимо кивнула негодяйка.

— Да посмотри ты на меня! Какой я, к бесу, лорд?! Глори критически оглядела меня со всех сторон и поцокала языком:

— Да, не очень…

— Вот видишь! — с огромным облегчением вздохнул я. Как оказалось, преждевременно.

— …но мы это исправим! — оптимистически закончила моя вредная супруга, вставая. — Сиди здесь, никуда не уходи и привыкай к тому, что ты — лорд. Зеркало тут большое, так что можешь потренироваться в поклонах. Я скоро вернусь. Где у нас там ясак КГБ?

Вернувшийся часа через полтора Римбольд не иначе как подумал, что у меня съехала крыша. Я важно расхаживал по комнате взад-вперед, положив руку на эфес и кидая по сторонам горделивые взоры, время от времени то склоняясь в поцелуе к воображаемой ручке, то отвешивая полный достоинства (как я надеялся) поклон. Поклонившись в очередной раз, я встретился глазами с нашим гномом. Он стоял на пороге комнаты, боясь пошевелиться, и на его физиономии был написан явный ужас.

— Готовлюсь к своему первому выходу в свет, — как ни в чем не бывало пояснил я. Бородатый осторожно кивнул и попятился.

— О, Римбольд!

— А! — подскочил на месте гном, так неожиданно прозвучал у него за спиной голос вернувшейся Глори.

— Как чудесно, что ты появился! — Моя принцесса схватила обалдевшего гнома за плечо и потащила его в комнату. — Мне срочно требуется твое профессиональное мастерство.

— Мое что?

— Ну ты же, если мне не изменяет память, придворный парикмахер?

— Да.

— Великолепно! Тогда мой руки, готовь инструменты и приступим. Времени в обрез! Карета ждет у дверей! — С этими словами она бросила на стол два здоровенных свертка.

— К-какая карета? — хором вопросили мы с Римбольд ом.

— Самая обыкновенная, — не моргнув глазом, ответствовала Глори. — Дерево, бархат, позолота. Плюс четверка настоящих белых лошадей… Во имя всего святого, мальчики! Хватит на меня таращиться! Времени действительно не так уж много — через два часа у нас с Сэдом свидание с Его королевским высочеством принцем-консортом Неодором.

По прошествии часа я тупо пялился в зеркало и гадал, откуда у того странного типа, который глядел на меня, мои глаза. Кроме цвета и формы глаз, тип нисколько не походил на моего хорошего знакомого Сэда, да и те я с трудом спас от линз карего цвета. Глори, разумеется, ворчала, но я уперся рогом — и она сдалась. Зато во всем остальном они с гномом, быстро вошедшим во вкус, поиздевались надо мной на славу.

На подбородок мне прилепили бородку клинышком, а под нос — тоненькую ниточку усов, по-дурацки закрученных кверху. И бородка, и усы были пепельного цвета (последний писк моды, по заверению Глори, — и отчаянный писк, исторгнутый мною). Мою буйную темно-русую шевелюру обкорнали «под горшок», выкрасили под цвет бородки и натянули набекрень жутко узкий и неудобный берет с усыпанной жемчугами брошью и пышным пером белой цапли, спускающимся на плечо. Но берет — это еще цветочки! Вся остальная одежда — начиная от жилета, настолько густо вышитого драгоценными и полудрагоценными камнями, что в нем можно было смело встречать прямой секущий удар двуручника, и заканчивая лосинами в обтяжку, у которых штанины были разного цвета, — являла собой просто верх неудобства и глупости. В довершение всего следовали полкило колец, цепочек, запонок и прочей драгоценной дребедени, включая цельнозолотой наборный пояс на бедрах, к которому с одной стороны был привешен такой же вычурный и омерзительно короткий кинжал (абсолютно тупой, чтоб я сдох!), а с другой — кошелек.

Обнадеживало одно — в эдаком виде меня уж точно никто не узнает. А если гном когда-нибудь проговорится, то я сверну ему шею!

К моему удивлению, Глори, над прической которой как раз колдовал вышеупомянутый гном, вооруженный расческой и щипцами для завивки, оглядела меня с явным одобрением.

— Очень мило. Пожалуй, я передумала, милый. Я не стану за тебя краснеть.

— Зато я стану! — прорычал я, пытаясь хоть немного ослабить немилосердно сжимающий горло воротник кружевной сорочки.

— И ты не станешь, — «обнадежила» меня нахалка. — Потому что сейчас Римбольд закончит и я возьмусь за твое лицо.

— А что такое с моим лицом? — испуганно отшатнулся я.

— Ничего особенного. Нужно всего лишь чуть подкрасить губы, чуть удлинить веки, а все остальное — к разговору о покраснении — густо напудрить. Благородная бледность сейчас в моде. А пока давай повторим, что ты скажешь моим августейшим родственничкам… Короче, когда еще через полчаса мы вдвоем катили в действительно ожидавшей у дверей карете по направлению к королевскому дворцу, я находился в состоянии, близком к паническому. Слегка радовало одно: Глори, затянутая в корсет, была более всего озабочена собственным дыханием, и на подкалывания в мой адрес у нее просто не было сил. Впрочем, справедливости ради стоит признать: роскошное платье было моей супруге весьма к лицу. Я поделился с ней этим тонким наблюдением и предложил по возвращении в Дыру прикупить нечто похожее. В ответ мне продемонстрировали кулак и зловещим хрипом пообещали жестоко изувечить следующим после «этой дряни Сирины ле Берж»!

— Дорогая племянница! Мы так рады приветствовать вас и вашего уважаемого супруга в этом доме! — Его королевское высочество принц-консорт был сама любезность, а его речи настолько медоточивы, что я сильно удивился отсутствию в тронном зале пчел.

— Спасибо, милый дядюшка! — в тон Неодору пропела Глори, которая совершенно освоилась уже через десять минут пребывания во дворце. К тому же она ухитрилась так расстегнуть один крючок корсажа, что это не было заметно, а дышать стало ощутимо легче. — Я так давно не была на родине, не видела вас, тетушку Тиннэ и кузена…

— Да, да, — тут же закивал принц, совершенно игнорируя тот факт, что видит эту молодую особу впервые в жизни. — Мы же родственники, поэтому должны поддерживать отношения. Как поживает наш дорогой кузен и твой отец, король Лейпольдт?

— О, превосходно! Он передавал вам наилучшие пожелания.

— И ты передай ему от нас пожелания долгих лет жизни и процветания его державе.

— Не премину.

— Скажи, племянница, твой отец так и не дал народу Гройдейла новой королевы после смерти моей дорогой сестры? — подала голос Тиннэ.

— Ах, не знаю! От владений моего супруга до Гройдейла такой долгий путь… Кажется, нет. А впрочем, какие его годы…

— Да, действительно, — непонятно почему приосанился Неодор. — Если человек — настоящий мужчина, а мой дорогой кузен Лейпольдт, несомненно, относится именно к таковым, то это — навсегда, и годы для него ничего не значат!

По дороге во дворец Глори просветила меня насчет одной слабости принца-консорта. Так и не став королем, он испытывал перед всеми венценосными особами, тем паче — по рождению, невольный трепет. Посему отдаленным родством даже с монархом крохотного и бедного Гройдейла, равного по площади от силы пятой части Тилианы, он весьма гордился, при всяком удобном случае пел ему дифирамбы и обзывал дорогим кузеном. Да и вообще, я успел заметить, что власть имущие, общаясь друг с другом, явно тяготеют к обращению «дорогой, дорогая». Профессиональное, должно быть, ведь любой правитель — прежде всего торговец. Он всегда готов уступить кому угодно себя, свою страну, природные ресурсы, народ, друзей, детей и родственников, но заранее намекает, что отнюдь не задаром.

— Скажи, племянница, как долго мы будем наслаждаться вашим драгоценным обществом? На послезавтра у нас намечен грандиозный карнавал, потом — всенародный праздник по случаю дня рождения твоей тети, а потом…

— Увы, — тяжко вздохнула Глори, — как бы мне ни хотелось погостить на родине подольше, нас с лордом Сэдриком привела к вам жестокая необходимость. Но о ней мой супруг расскажет сам.

— Разумеется, мы с радостью выслушаем лорда Райвэллского, который всегда может рассчитывать на наше понимание и родственную поддержку, — важно кивнул принц-консорт. Острый локоток Глори незаметно, но крайне чувствительно воткнулся мне в бок. Мой выход. Ох, только бы ничего не забыть и не перепутать! Я вышел вперед, раскланялся, мысленно попросил заступничества у Ссуфа, испокон веков покровительствующего брехунам и авантюристам, и начал излагать:

— Как вы уже знаете, дорогие родственники, я ношу титул лорда Райвэллского. Но он достался мне от отца, а по матери я веду свою родословную от легендарного воителя Амры Аквилон-Киммерийского.

Я сделал паузу, чтобы дать возможность слушателям переварить полученную информацию и преисполниться благоговейного трепета. Сам я трепетал отнюдь не по этой причине. Если матушка узнает, кого я записал ей в предки, ее хватит удар. А потом и меня, поскольку рука у матушки тяжелая, а вся кухонная утварь в доме ей под стать.

— Я не буду рассказывать, — продолжал я, — ибо это всем известно, как славный Амра, самый известный из всех рыцарей востока, был злодейски задушен во время дворцового переворота. Как его дочь спаслась от убийц, подосланных кровожадным варваром Ну-мидидом, нашла приют при дворе короля Райвэлла и вышла замуж за одного из славных рыцарей по имени… — ох, так и знал, что забуду! Впрочем, если никто из присутствующих не возразил по поводу того бреда, который мы с Глори сочинили час назад, боясь показать свою некомпетентность и обидеть высокого гостя, то я мог нести все, что вздумается. Поэтому я вздохнул и закончил: — … по имени сэр Ки Дотт…

— Шон Ки Дотт? Знаменитый странствующий рыцарь? — впервые подал голос инфант Унгдум. Несмотря на поразительную, как и у родителей, красоту, явно полученную путем умывания в слезах Замученной Девственницы, — неправдоподобно золотые локоны, голубые глаза, белоснежные зубы, правильные черты лица и изящное телосложение, — голос юноши был визглив, как несмазанный дверной засов. Тем не менее я вполне понимал, почему Сирина запала на этого молодчика. От такой внешности, будь она даже не у наследника престола, голова закружится!

— Сын мой, — чуть поморщился Неодор, — негоже хозяину перебивать гостя…

Унгдум кинул на родителя возмущенный взгляд и демонстративно надул свои прекрасные губы. Само собой, неправдоподобно алые. Решив не усугублять перепалку, я торопливо поднял руки:

— Право, Ваше высочество, я нисколько не обижен. Нет, дорогой кузен, это был дальний предок славного сэра Шона. А что, вы знакомы с рыцарем Лохолесья? Унгдум важно кивнул: — Да, не так давно он посетил нас с кратковременным визитом, желая своими глазами увидеть могилу Бедулота Болотного. Как жаль, что нам не удалось уговорить его остаться при Тилианском дворе! Такой славный воитель, несомненно, стал бы украшением нашей армии.

Как я не расхохотался в тот момент, для меня до сих пор остается загадкой. Возможно, для инфанта Ки Дотт и впрямь казался героем, но армию любого государства он мог украсить лишь в одном качестве — шута, которого пускают впереди всех. А дальше дело техники: знай обирай трупы вражеских солдат, скончавшихся от смеха. Как бы там ни было, я совладал с собой и продолжал:

— Итак, мой отец, последний лорд Райвэллский, женился на наследнице крови Амры, вдове лорда Соснодоллского, который умер от оспы. От этого брака у мамы уже был ребенок — двухлетняя дочь Хмырилла. Дивный был ребенок… до тех пор, пока в семь лет не решил добыть чуток меда из дупла со стальными пчелами. А стальные пчелы, дорогие родственники… — И я пустился в живописные объяснения выведенных Великим Черным Магом Полуботинусом Желтым монстров, сочиняя на ходу. Все в зале (включая Глори) слушали затаив дыхание.

— …жестоко искусанная, не удержалась на ветке и упала с десятиметровой высоты. Чудом уцелев, моя сводная сестренка стала калекой на всю жизнь и была вынуждена с тех пор скрывать лицо под густой вуалью. Матушка от горя заболела и умерла.

— Какая трагедия! — патетически воскликнул Неодор, а принцесса закивала и промокнула воображаемую слезинку платочком. Лишь инфанта мой рассказ нисколько не тронул.

— Так ей и надо, дурехе! — заявил он, зевнув.

— Унгдум! — возмутилась Тиннэ.

— Что Унгдум?! Во-первых, девчонки должны играть в куклы, а не лазать по деревьям. Во-вторых, любой кретин знает, что в дупло стальных пчел сначала нужно вылить пару ведер воды, чтобы они заржавели и утратили подвижность, а уж потом…

— Хватит, сын! — хлопнул по подлокотнику Неодор. — Пока я правлю Тилианой, в моем присутствии никому не позволено оскорблять чувства моего гостя и родственника!

Инфант злобно стрельнул в родителя глазами и замолчал, но по его губам я прочитал язвительное: «Вот именно — пока!»

— Извините, лорд Сэдрик. Прошу вас, продолжайте.

— Благодарю. Мне осталось рассказать совсем немного. Восемь лет назад скончался отец, и я официально стал лордом Райвэллским, унаследовав все, кроме Сосновой Долины. С ней было сложнее. Умирая, матушка оставила завещание, в котором все свои земли и доходы поделила в равных долях между Хмыриллой и отцом. Отдельным пунктом значилось, что отец не в праве продать или сдать в аренду даже малейший клочок земли до тех пор, пока сестрица не выйдет замуж. Вся беда в том, что после несчастья женихи не толпились на пороге несчастной Хмыриллы, несмотря на богатое приданое. Нам же сейчас позарез нужны весьма значительные средства для одного предприятия, сулящего в случае удачного завершения баснословную прибыль.

— И вы хотите, кузен, попросить у нас взаймы? — с явной издевкой в голосе поинтересовался Унгдум. Тон его явно давал понять, какого мнения будущий король Тилианы о бедных родственниках. Этот заносчивый сопляк, чье внешнее совершенство лишь подчеркивало мерзкий характер, начинал здорово действовать мне на нервы. Но, помня о предостережениях Глори, я лишь глубоко вздохнул и покачал головой:

— Нет, кузен. Я бы никогда не посмел настолько злоупотреблять родственными связями со столь уважаемыми мной людьми, как ваши родители.

— Вот образец истинного благородства и учтивости! — воскликнул растроганный Неодор. Судя по всему, он и впрямь был готов ссудить меня любой суммой хотя бы ради того, чтобы досадить своему обожаемому отпрыску. — Чего же вы хотите от нас, дорогой племянник… вы ведь позволите называть вас так?

— Почту за честь, ваше величество, — нарочно «оговорился» я, склонив голову.

— Высочество! — заскрежетал зубами инфант, вскакивая с места.

— Унгдум!!! — слаженно рявкнули его родители. Лицо принца налилось кровью:

— «Унгдум, Унгдум!» — передразнил он. — Я уже почти семнадцать лет Унгдум! Ну ничего, скоро любой, кто посмеет обратиться ко мне как-то иначе, нежели король Унгдум, лишится головы!

С этими словами принц вскочил с места, растолкал ошарашенных придворных и выбежал вон из зала.

— Вот, дорогая супруга! — даже с некоторой мстительностью кивнул на захлопнувшиеся двери принц-консорт. — Вот вам забота о единственном сыночке, вот вам потакание детским шалостям, вот вам достойное воспитание наследника престола! А я ведь предупреждал!

— Неодор! — жалобно простонала Тиннэ, заламывая руки. — Кто же мог предположить…

— А нужно было, ибо все к тому шло. Но вы же и слышать не желали о ремне. А теперь поздно, мадам! Карета укатила! Раньше он просил, потом — требовал, а теперь, извольте видеть, угрожает, не стесняясь ни гостей, ни подданных. И кому? Родному отцу! Стыд и позор!

Чисто по-человечески мне стало очень жаль этих симпатичных людей, из венценосных особ мигом превратившихся в обыкновенных родителей. «Пристукнуть, что ли, втихаря этого змееныша? — подумал я. — Уж хуже, точно, никому не станет…»

— Простите нас, дорогая племянница, — устало произнес Неодор. — И вы, лорд Сэдрик, простите.

— Вам не за что извиняться, — хором ответили мы с Глори.

— Спасибо, вы так великодушны… Так чем я могу вам помочь?

— Ваше высочество. Его королевское величество Недолёк Третий, волею богов монарх Райвэлла, с удовольствием ссудил бы нам необходимую сумму под залог Сосновой Долины, но из-за завещания матушки я не имею над ней юридической власти. Зная о нашей беде, мой дорогой тесть Лейпольдт Четырнадцатый посоветовал нам с леди Глорианной обратиться к вам. Мы надеемся, что, омыв лицо в слезах Замученной Девственницы, моя сестра избавится от своего уродства и благополучно выйдет замуж.

— Неодор! — категорическим тоном заявила Тиннэ, вытерев глаза. — Ты просто обязан помочь нашим дорогим родственникам.

— Я тоже так думаю, — кивнул принц-консорт. — И хотя волшебной влаги осталось не более чем на два раза, в этом случае я ее не пожалею. Идемте!

Слез Замученной Девственницы, и правда, оставалось в чаше совсем немного. Неодор простерся ниц перед мраморной тумбой, на которой стоял сосуд, и затянул длиннющую благодарственную молитву богине любви и красоты, прося исцеления для скорбной девы Хмыриллы. Я с облегчением перевел дух — до самого последнего момента мне не верилось в то, что эта авантюра увенчается успехом. А вот Глори, к моему безмерному удивлению, побледнела и уцепилась за мою руку, чтобы не упасть.

— Опять корсет? — обеспокоенно прошептал я.

— К лешему корсет!

— Вы что-то сказали, дорогие мои? — вопросил с пола принц-консорт.

— Мы возносим молитвы вместе с вами, дядюшка. Удовлетворенный Неодор забубнил дальше.

— Что случилось?

— Мне пришла в голову страшная мысль. А что, если слезы, выпрошенные для исцеления девицы Хмыриллы, не подействуют на девицу Сирину? Или от них у нее рядом с первым носом второй вырастет?

Эта идея меня так поразила, что я не удержался и в сердцах топнул ногой, что уж никак не походило на молитву. К счастью, Неодор именно в этот момент гулко приложился лбом об пол, завершая ритуал, и ничего не услышал. Поднявшись, принц-консорт достал из шкафчика небольшой фиал синего стекла, наполнил его из чаши и протянул мне. Я с глубоким внутренним трепетом принял драгоценный сосуд в ладони и благоговейно поцеловал.

— Так это правда?!

В комнату влетел Унгдум, пылающий яростью. Его глаза сверлили фиал в моих руках, будто желая испепелить его.

— Сын мой, — возмущенно поднял брови Неодор, — что означает это вторжение?

— Когда мать мне сказала, я не поверил! — бушевал инфант, не обращая на слова родителя никакого внимания. — Как ты мог! Отказав мне и Люсинде, дать слезы этим… этим…

— Это мое право, — ледяным тоном произнес принц-консорт. — Слезы Замученной Девственницы — моя частная собственность и не принадлежат Тилиане. Лишь я один могу ниспросить у богини преображения для другого человека.

— Вот именно! Эту парочку ты видишь первый раз в жизни и тут же оказываешь им милость, в которой отказал моей невесте и будущей королеве Тилианы!

— Вашей невесте? — Мое удивление превысило осторожность. — Но кузен, мы слышали, что вы собираетесь связать свою судьбу с Сириной ле Берж…

— Если вам, кузен, — ядовито выплюнул Унгдум, — больше нечего делать, кроме как собирать сплетни, то это ваше дело. А я не знаю никакой Сирины! Кто она вообще такая?

— По-моему, она состоит в свите вашей уважаемой матушки, — ответила за меня Глори. — Так же, как в свое время ее мать, Камилла, состояла при принцессе Эльзе.

— Извините, дорогая племянница, — мягко возразил Неодор, — но это явная ошибка. Я помню леди Камиллу, она недавно покинула этот мир…

— Да, я слышала. Такое горе…

— Полностью разделяю вашу точку зрения. Но все дело в том, что, во-первых, леди Камилла умерла бездетной, и славный род ле Бержей на ней пресекся, а во-вторых, среди придворных дам моей супруги нет ни одной Сирины. Да и вообще, если мне память не изменяет, никого, чье имя бы начиналось на букву «Эс»… Хотя этот факт нисколько не извиняет возмутительного поведения моего сына. Немедленно извинитесь, Унгдум!

— И не подумаю! — Инфант подбежал к чаше со Слезами и сунул в нее нос — Так мало?! Короче, папочка. Или ты немедленно повторишь ритуал для Люсинды фон Дорин, или в тот же день, когда я взойду на престол, ты отправишься в вечное изгнание в самый отдаленный горный замок. И эту зануду, мою мамашу, с собой прихватишь!

И вновь мои рефлексы сработали раньше головы. Одним прыжком оказавшись рядом с Унгдумом, я схватил его за прекрасные волосы и с размаху окунул физиономией в чашу с волшебными слезами.

— Сэд! — возмутилась жена.

— Лорд Сэдрик! — возмутился принц-консорт.

— Буль-буль-буль! — возмутился инфант.

— Ну достал! — чистосердечно ответил я всем троим, выпуская золотистые… упс, уже нет… локоны… и не локоны…

— Папа! Если ты немедленно не прикажешь казнить этого урода… — заверещал, отплевываясь, Унгдум.

Неодор посмотрел на него с очень нехорошим прищуром:

— Урод в этой комнате только один, — медленно произнес он. — А мой сын, инфант Унгдум, сегодня ночью исчезнет при невыясненных обстоятельствах.

Потом принц-консорт брезгливо взял кособокого, горбатого, бельмастого, редкозубого и покрытого пигментными пятнами карлика за шиворот и повернул лицом к большому зеркалу на стене.

Дико вскрикнув, инфант потерял сознание. Неодор обернулся ко мне и неожиданно отвесил низкий поклон:

— Лорд Сэдрик, я перед вами в неоплатном долгу. В ответ я засунул в карман бесценный фиал синего стекла, который мне был совершенно не нужен, и тоже поклонился:

— Мы квиты… Ваше королевское величество…

— Ну, какие у нас новости? — жизнерадостно вопросил Бон, поздним вечером вернувшись домой. — Надеюсь, ни во что такое не вляпались?.. Эй, вы что на меня так странно смотрите? Что-то случилось?

— Да нет, ничего такого, — беспечно ответила Глори. — Сначала мы с Сэдом пообщались с человеком, которого не существует в природе, в доме, которого нет в природе. Потом разом исчерпали все возможности ясака КГБ, не получив для себя ничего. Далее Сэд изменил внешность и присвоил себе имя и титул райвэллского дворянина. В дальнейшем мы вдвоем полдня вдохновенно обманывали правителя Тилианы, дабы выманить у него бесценное сокровище. И, в завершение всего, вступили в преступный сговор с целью государственного переворота, подлога и похищения наследного принца. Я ничего не упустила, дорогой?

— Вроде бы нет, дорогая, — в тон ей ответствовал я, на всякий случай готовясь подхватить парня, буде тот начнет падать в обморок. — А впрочем, вы не упомянули о том, что я категорически отказался от баронского титула и подданства королевства Тилиана.

Это сообщение переполнило чашу. Бон все-таки упал. Правда, на постель, так что ловить его я не стал.

— Но почему? — послышался его слабый голос.

— Да как тебе сказать… Наверное, мне просто не нравится, когда меня обзывают лордом…