Глава двадцать пятая О НЕСОМНЕННОЙ ПОЛЬЗЕ СНА

— Госпожа Странствующая! — Кто-то осторожно трогал меня за руку.

— Ррррр! — не открывая глаз отозвалась я.

— Госпожа Странствующая!

— Укушу! — пригрозила я сквозь сон, но неведомый приставала не унимался.

— Госпожа Странствующая, проснитесь!

— В лягушку превращу! — пробормотала я, но уже знала: от меня не отстанут. Пришлось открыть глаза и сесть.

Возле копны собралась целая толпа. Впереди стояли три седобородых старца, очень внушительных в своих белоснежных одеждах и с огромными посохами в руках. Рядом мялся мужчина чуть помоложе, без посоха, но сплошь увешанный оберегами и знаками. Сбоку приткнулась девица в нарядном уборе, с караваем хлеба в руках, чумазый здоровяк в кожаном переднике, крепкий человек с быстрым хитрым взглядом и толпа детишек с женщинами чуть поодаль — как будто в страдную пору у них не было других дел. В общем, будить меня пришли и самые старые, и самые мудрые, и самые красивые, и сильные, а остальные за всем этим наблюдали. Интересно, за что мне такая честь? Все глядели на меня с почтительным ужасом. Будут выгонять или просить что-нибудь сделать? Ох, лучше бы выгнали!

— Доброго дня! Да оберегут вас Светлые Боги! — поприветствовала я собравшихся. — Вы уж извините, что я сено примяла. Сколько оно стоит? Я заплачу, честное слово!

Как я уже привыкла, моя речь всех порядком смутила. Старцы закашлялись, девица чуть не уронила хлеб, а кузнец наступил на ногу старосте. Тот ойкнул и подпрыгнул.

— Убива-а-ают! — закричала из толпы поодаль какая-то догадливая женщина.

— Может быть — если еще раз разбудите, — буркнула я и откинулась на сено.

— Госпожа Странствующая, помогите нам! У нас такая беда! На вас вся надежда! — Теперь кто-то тянул за сапог. Спорить совершенно не было сил.

— Ладно, помогу, — пообещала я. — Только никаких коров в селе и чтобы до вечера меня не будили! Тогда и поговорим.

Они еще пытались что-то рассказывать, объяснять, но я зарылась поглубже в сено и уже ничего не слышала.

— Значит, спеть буйному домовому?

Я отпила из кружки. До сих пор жутко хотелось спать, хотя селяне послушались и разбудили меня только на закате. В таверну набилась вся прежняя утренняя толпа, включая зрителей. Непохоже, чтобы днем они были сильно заняты. И если мне удалось отбиться от их речей утром, то сейчас пришлось выслушать все.

Вначале выступили три старца. Первый рассказал о мироустройстве, о смене дня и ночи, о том, что снег тает весной, а листья, оказывается, вырастают, а потом желтеют и падают. Потом второй старейшина поведал, как сошлись в битве Боги, как рухнула Северная Твердыня и последний раз изменился мир. Затем взял слово третий — и перешел от всемировых событий к истории славного селения Заячьи Лужки. Оказалось, что сто двадцать три года назад именно их храброе сельское ополчение обратило в бегство шайку из восьми орков и одного старого тролля, которой боялась вся округа, а трусы из Лисьих Опушек и вовсе попрятались в погреба. Позже случилась большая засуха, над которой потешались коварные лисоопушевцы, потом село долго боролось со стадом зубров, опустошавших поля. Может, я что-то и пропустила, потому что пару раз задремала. В общем, старцы ослепили меня своей мудростью, вызвали трепет и вообще рассказали все, что повторяют детям у зимнего очага. Похоже было, что с этих речей в Заячьих Лужках начинались все праздники и собрания, чтобы создать нужное настроение, вызвать трепет и вообще нести память предков через века. Ну и ладно. Если особо не слушала я, то, может, переминающаяся у стены детвора что-то запомнила и намотала на ус. Старцы ушли, настал черед старосты. Я обрадовалась, что речь пойдет о деле, но рано. От старосты я узнала о видах на урожай, про вымахавшую в этом году репу, о долго болевшем ячмене и что зайцы вовсю портят капусту, будто в лесу им есть нечего. Когда он заговорил о ремонте мостков у реки, я уже не выдержала:

— Все это, конечно, очень интересно, но при чем тут я? Мостки вам починить или зайцев отогнать?

Сбившийся с мысли староста ненадолго замолчал.

— Госпожа, а это у вас настоящий дракон? — поинтересовался как-то оказавшийся рядом лохматый парень с бегающими глазками — я его приметила еще утром среди публики, уж очень колючий и хитрый был у него взгляд.

— Да какой из него дракон! Так, ящерица-переросток, — отмахнулась я.

— Не мешай, Нелад! Что стелешься, как лиса? — цыкнул на парня староста. Нелад тут же исчез.

Я воспользовалась моментом и задремала, чуть смежив веки. Во время речей старейшин я научилась вежливо кивать, не просыпаясь.

— Я ему все, как обычно, собрала — хлеба свежего краюшку, молока и кисель брусничный. Только чуть отвернулась! — Пронзительный голос заставил меня вздрогнуть и проснуться. У стола стояла женщина и в чем-то оправдывалась передо мной, старостой и волхвом. — Только на чуть-чуть!

— Да знаем мы, знаем, — успокоил женщину староста. — Нет твой вины.

— Только чуть отвернулась, а он сразу растирку и подлил! Лисичанские научили, точно! Я и не заметила. — Женщина толкнула вперед зареванного сорванца лет шести, который зарекся больше так не делать.

— С тех пор домовой и не уймется. Десять дней уже прошло. Не то что сундук — даже третьи двери не откроешь, — фустно подтвердил староста. — А открывать надо — вот-вот пшеница осыпаться начнет!

Волхв согласно кивнул. Что-то было в его облике не так! Ага! Поверх обычных оберегов примостился скромный знак Солнца. Интересное украшение для волхва.

— При чем к домовому пшеница? — поинтересовалась я.

— Так мы же объяснили, — удивился староста.

— Да? Правда? — Оказывается, я умудрилась проспать что-то важное. — Ну хорошо, так я должна…

— Спеть домовому, — подсказал староста и хитро мне при этом подмигнул.

Волхв глядел с надеждой.

— Значит, спеть буйному домовому. — Я отхлебнула из кружки.

— Ну да, спеть так, чтобы пробрало. — Староста мигал теперь еще и вторым глазом. — Совсем пришибить не надо, а вот образумить — самое то! Не полевая песня, не мельничная, скорее уж застольная!

Похоже, слава о моих похождениях опять меня обогнала.

— Так у вас проблемы с домом? Завелась какая-то нечисть? Обратитесь в Храм Солнца. — Уже в который раз селяне пытались впутать меня в какие-то свои темные дела, о которых они стеснялись признаться властям. И впутывали же! Но в этот раз смущаться и мямлить никто не стал.

— Так обращались же! — разом сказали староста с волхвом. — Они ответили — гнев Богов. Наслали кару на нас за грехи. Надо терпеть и молиться.

Да, это я тоже уже где-то слышала. Но почему Храм Солнца обошелся без своего любимого огня и серебра? Непонятно. Да, явно я что-то проспала. И спать хотелось до сих пор.

— Хорошо, я ему спою колыбельную, но обещать ничего не могу, — сонно заявила я.

— Вот и славно! Конечно, только споете! — Староста мигал, гримасничал и понимающе улыбался. Хорошо, что хоть кто-то что-нибудь понимал. — А мы двадцать монет заплатим, не пожалеем, а то уже пшеницу пора жать, слива на ветках сохнет, в лес хоть не ходи, водяной мостки расшатал — все спрашивают: когда?

Дальнейшее перечисление их хозяйственных проблем я уже не слушала. Мы скрепили клятву на солнечном диске, обрадованные староста с волхвом тут же вскочили показать мне дом, я с трудом подобрала мешок и отправилась к месту моей следующей песни.

— Это и есть тот самый дом? — ошарашенно спросила я, когда староста и волхв остановились у одной двери и никуда больше двигаться не собирались.

— Да, он, — подтвердил староста, а волхв пробежался пальцами по вырезанному на двери диску с восемью языками. С меня даже слетел сон. Понятно, почему отступили жрецы — воины Светлого Храма. Понятно, почему здесь так обрадовались мне. И ведь никто не врал — это действительно был дом. Ведь даже у Богов должны быть жилища.

Жители Заячьих Лужков могли по праву гордиться предками. Потому что были среди них и великие мудрецы, и искусные чародеи. Так угодить и Предвечным и Светлым Богам, да еще чтобы не ворчали власти и храмы, — это надо было еще придумать и сделать! Вот о каком деянии должны были помнить и повторять детям старейшины!

Непроста и запутанна людская жизнь в селах, деревеньках и хуторах. С неба надзирает за ними ослепительное светило, его слуги на земле строго следят за поклонением Светлым Богам и косо глядят на дружбу с другими силами. Но солнце высоко, его Храмы в больших городах, а рядом обитает множество сил и созданий, с которыми нужно уживаться, иначе не сунешься в лес за ягодой или зверем, не наберешь дров на костер, а про рыбалку лучше вообще забыть. Нужно договариваться, что-то придумывать, делать, скрывать. И жители Заячьих Лужков когда-то придумали!

Огромное дерево — одно из Первых — высилось над серединой села. Да, встречаются деревья и выше, и толще, бывают с лучшей листвой и с более густыми ветками. Но Первое Дерево не спутаешь ни с чем, не пройдешь мимо. И зверь, и гном, и человек сразу чуют, что корни его растут от сердца земли, под корой его течет кровь мира, а ветры вьют гнезда и спят на его узловатых ветвях. Люди поселились здесь во времена вовсе незапамятные. Но даже с приходом Светлых не порвали старой дружбы. Они построили вокруг Дерева храм!

Кровля из коры окружала дерево, будто пышная юбка разукрашенную красавицу, бревенчатые стены заключили его в неразрывное кольцо. Да, храм выстроили немалый, но чудо было не в этом! Как они смогли это сделать — устроить служение Пришедшим в сердце предвечной силы? Или это было не так уж трудно? Не знаю, никогда особо не понимала все эти магические тонкости. Но теперь стало ясно, почему здесь так мне обрадовались. Устроить бучу в храме не посмел бы никто из местных — им еще здесь жить. А я, даже если что-нибудь натворю, уже завтра могу быть очень далеко.

— Ладно, где там моя ящерица? — спросила я у виновато переминающихся старосты с волхвом.

Воротника привели быстро, и в этот раз даже не закормленного — просто слегка отмытого. Он уже меньше напоминал бочонок с лапами и хвостом, но лезть по тонким веткам я бы его еще не послала.

— Кто-нибудь дорогу мне покажет?

Как раз вовремя из глубин святилища донесся слабый тоскливый крик.

— Нет-нет, я тут подожду, — сразу же отказался староста, а волхв отчего-то схватился за глаз и тоже сказал, что вовнутрь — ни ногой.

— Хорошо. — Мне совершенно не хотелось сейчас спорить, — Там где-нибудь кровать есть?

Оказалось, что нет.

— Ну ладно, принесите мне тюфяк с сеном и приходите утром.

Водрузив на плечо принесенную постель, я закрыла за собой и дракончиком храмовую дверь.

— Цыпа-цыпа-цыпа, — сразу же на всякий случай позвала я. Совершенно не представляю, как подзывать домовых.

— У-у-у-ы-ы-ы, — тут же отозвался голос откуда-то из глубины, от Древа. Туда я и пошла. Как и ожидалось, этот храм мало походил на человеческое жилище, да и со святилищем было мало сходства. И вправо, и влево уходили короткими изгибами широкие проходы, прямо передо мной, в трех шагах, была дверь. Все хорошо освещалось через десятки неприметных оконцев, но блеска золота не было. Оно и понятно — все же здесь не столица и не гномьи прииски. Откуда взяться любимому металлу солнечных жрецов? Множество знаков Солнца было на стенах, бронзовые диски тоже могли пригодиться служителям Света, но вот руны Земли точно были для другой силы. Интересное соседство! Когда я подошла к двери, впереди закричали повеселее.

— Иду-иду, — проворчала я, — Только, чур, не жаловаться, когда найду.

Что-то в этой двери было не так. Но что именно, я поняла, когда потянулась к ручке и недоуменно замерла. Потому что ручек было две — по одной с каждой стороны двери. К чему бы это?

На всякий случай я дернула за левую — дверь пошла на меня. Закрыла. Потянула справа — дверь снова начала открываться. Быстро, пока ничего не случилось, я ее захлопнула.

Ну и куда эти двери ведут? С какой стороны открыть, чтобы чем-то не шарахнуло? Почему староста и волхв ничего мне не сказали? Ручка справа, ручка слева и навесы с двух сторон. Как они это сделали?

— С какой стороны открывать? — обратилась я к Воротнику. Дракончик недоуменно заморгал. Идти в обход?

То, что я сделала потом, осталось не воспетым в сказаниях подвигом. До сих пор не пойму, как у меня хватило храбрости. Хотя какая храбрость? Мне просто так хотелось спать, что на страх не осталось сил. Да и идти куда-то, блуждать по храму не хотелось. Так что я отогнала за угол Воротника, велела не высовываться и потянула за ручку слева. Дверь слегка приоткрылась. Я дернула справа. Дверь тоже поддалась. Я поглядела, как они открываются, потом спохватилась и отошла в сторону — вдруг оттуда полетят огненные стрелы или обрушится храм? Тишина. Я встала, подошла, вгляделась — и одобрительно хмыкнула. Ну хитрецы! Никакой магии — лишь мастерство и смекалка. Но сделано хорошо.

В одну дверь просто была врезана вторая, открывающаяся с другой стороны. Так делают окошки в воротах крепостей, только окно обычно бывает в локоть шириной, а эта дверь почти не уступала по величине первой, оставляя по краю лишь неширокую раму. В общем, слева дверь открывалась до самого пола, а справа — оставляя немалый порожек в мою ладонь высотой. Большая рама была покрыта рунами освобождения, а по малой шли знаки печати и запрета. Тут и думать нечего — мне надо было идти через большую дверь.

Я еще бы повосхищалась выдумкой неведомых мастеров, но слегка задремала и встряхнулась, когда из глубины храма снова донесся крик. Пора было выполнять уговор. Уже спокойно я потянула ручку на себя. За дверью вставала следующая стена, выше прежней, под убегающую вверх крышу. Я сделала шаг вперед.

Хрясь! Под моей ногой что-то лопнуло, и уже через мгновение я отпрыгнула назад и навалилась на дверь. Слетевший с плеча тюфяк помешал ее захлопнуть. За неприкрытой дверью что-то лязгнуло, перекатилось и стихло. Воротник сидел у входа и с любопытством на меня глядел.

— Чего расселся? Пойди погляди!

Дракончик даже не шевельнулся. Пришлось проверять самой. Я прислушалась. Тишина. Глянула — сначала одним глазком. Перед дверью лежал раздавленный кувшин с растекшейся вокруг темной лужей.

— Ну вот, испортила храмовую утварь, — расстроилась я. А все почему? Я перестала глядеть под ноги. Надо отдохнуть и выспаться. Хороший из меня сейчас боец! Одно радует — дело придется иметь только с маленьким безобидным домовым. Да и воевать с ним совсем не обязательно.

А вообще что-то мои последние песни проходят во все более опасной обстановке. Шипы, что ли, на арфу нарастить, а барабан оковать понизу железом? С этой мыслью я все-таки зашла в следующий коридор, переступив через первую глиняную жертву моей еще не спетой песни. Огляделась — и озадаченно остановилась.

В этом коридоре было даже больше всяческих вещей, чем в первом. Множество пучков трав, запечатанные кувшины и жбаны, звериные шкуры и кости, причудливые деревянные загогулины. Все это еще недавно было развешано на вбитых в стены колышках, расставлено по полкам, упрятано в лари у стены. А сейчас где-то половина всего валялась на полу — сломанное, порванное, выпачканное и разбитое. Да-а-а, кто же тут так набедокурил? Дети?

— Ну маленький, где ты? — позвала я и, не дождавшись ответа, потянула следующую дверь, сделанную по подобию предыдущей.

Стена повыше и все тот же разгром. Я лишь слегка огляделась и уже шагнула дальше. Здесь над головой появился дощатый настил — храм шел уже в два яруса, не меньше. А в остальном — та же картина. Еще одна дверь. Еще. Я уже начинала слегка беспокоиться.

Храм оказался чересчур огромным. Домовой мог прятаться от меня хоть сто лет. Пустить на поиски Воротника? Я оглянулась. Как раз в это время дракончик тянул какую-то белую тряпку с полки. Тряпка ползла — и здоровенная стеклянная бутыль на ней — тоже.

— Ты что?! — Я еле успела подхватить бутыль, спасая самозваное драконье величество от совсем не королевской гибели. Если выпустить Воротника, то от храма может вообще ничего не остаться, — Веди себя тихо, иди следом, — уже привычно приказала я дракончику. И зачем я его вообще взяла? Как же спать хочется! — Малыш! Малыш! Домовой! Домовой! — Я открыла очередную из дверей, остановилась и замолчала, потому что шагах в пяти увидела Древо.

Да, храм как-то преграждал, накапливал его силу, пропуская наружу лишь слабый отблеск. А здесь она плескалась — чистая и незамутненная.

Золотым сиянием было наполнено все — стена, крыша, неохватный ствол, огибающие его лесенки и коробки, настеленные до ствола половицы, сам воздух. Здесь не было ярусов — крыша смыкалась у Древа на высоте трех моих ростов, не меньше. Я зачарованно замерла на месте. Да, этой силе было здесь не место — она должна была разлиться по окрестностям, наполнить каждую травинку и колосок, чтобы продолжил движение Круг. А здесь она давила на глаза, даже воздух был тяжелым и горячим. Понятно, почему жителям Заячьих Лужков не дают прохода ни в поле, ни в лесу, ни на речке. Хорошо жить при Древе, впитывая изливающуюся от него силу, отгоняющую болезни и добавляющую года, но и отвечать, если что, приходится перед всей округой. И такую мощь запечатал один маленький домовой? Я начала оглядываться. На дереве и стенах висело множество лоскутов, полотенец и шкур, углядеть что-то между ними было трудно.

— Хозяи-и-ин! — позвала я, не надеясь на ответ.

— Ы-ы-ырг! — громоподобно рыкнул кто-то рядом со мной. Я подскочила на месте, развернулась, а потом разглядела рычуна и отлетела еще на пару шагов.

— Ты — кто?

Сначала я приняла его за сверток волчьих шкур. Но сверток вдруг шевельнул короткой толстой лапой. Медвежонок? Но у медвежат нет таких здоровенных ушей и пальцев без когтей. Мигнули, мельком глянули на меня и снова закрылись огромные зеленые глаза. Неужели…

— Дддомовой? — неуверенно спросила я.

Кормили его хорошо, можно было не сомневаться.

Ну и без истекающих в святилище сил, конечно, не обошлось.

Он был мне по пояс ростом, не меньше. И раза в два меня шире. Всклокоченный серый мех покрывал его целиком, кроме пяток и ладоней, розовеющих голой кожей. И пятки, и ладони я видела хорошо — домовой сидел на собственном заду, вывернув ноги и откинув в сторону толстую верхнюю лапу-руку. После своего мощного рыка он вроде успокоился и просто сидел, мерно помахивая одной лапой и звучно сопя.

— Ну хорошо. Не сердись, ма… хозяин. Давай я спою тебе песенку. Хорошо? Воротник! Сидеть! Нельзя!

Дракончик глядел на домового круглыми восторженными глазами и медленно к нему продвигался, стелясь над полом. Я бесцеремонно схватила драконьего короля за шкирку и вытащила за дверь, приказав:

— Чтобы за эту дверь — ни ногой!

Как же хочется спать!..

Я быстро достала арфу, оживила струны. Домовой не шевелился. Была у меня одна песня — как раз на такой случай. Ее я разучила, когда затевали между собой ссоры младшие Сестры. После этой песни они обычно обнимались и дружно плакали.

— Почтенная публика! На ваш суд и досуг предоставляется песня о трех галчатах! — быстро заявила я и тут же тронула струны, — «В лесу зеленом светит солнце. Кричат галчата из гнезда…»

Песня была немалой — о счастливом житье-бытье трех птенцов в гнезде и их хлопотливой мамаши, о ссоре из-за червяка и как из-за драки гнездо упало на землю, где и нашла их пробегавшая лисица. Хоть бы не заснуть самой, пока буду петь.

— А-а-а! — вдруг страшно заорал домовой. Зал Древа отозвался невнятным эхом. С меня слетел всякий сон. Я отпрыгнула, едва не уронив арфу. В дверь зацарапался обеспокоенный Воротник.

— Ты чего?

— А-а-а! О-о-о! А-аоыоа-а-а!..

Теперь я была готова к его крикам и почти не вздрогнула. Домовой колотил руками и ногами по полу и орал не переставая. Крики переплетались, поднимались то выше, то ниже, переходили в завывания. Странно. Вроде бы рано, страхи в песне еще не начались. Или обиженному домовому сейчас любое слово острее ножа?

— Больно? Что болит? Тебе страшно? — Я неосторожно склонилась над домовым и чуть не упала, сбитая волной мощного перегара. Так вот откуда был этот тяжелый запах! Мохнатый хозяин и хранитель храма не тосковал, не печалился и не таил обид. Он просто был непробудно пьян! Подлитая в кисель растирка отправила домового в глубокий загул с битьем посуды, раскидыванием утвари и распеванием песен. Последнему я особенно обиделась.

— Слушай, вообще-то я должна тебе петь!

— Оло-о-ориэ-э-эна мелькентарэ-э-э…

Вой лохматого вдруг сложился в Старшую Речь. Ничего себе! Он поет о Ходящей по цветкам! Где он только слышал слова? Отдельные места у домового получались даже вполне ничего, но все больше выливалось обыкновенным ревом. Неужели до сих пор не выветрилась растирка? Или сила храма добавила своего угара? Но ясно было одно — быстро все это не кончится.

— Давай! Очнись!

Домовой меня не замечал. Я ухватила его за плечи. Что тут думать? Окунуть его в холодную воду или погонять вокруг храма, чтобы выветрился хмель, — вот и все, что нужно. Могу ему даже при этом спеть. Итак, я схватила его за плечи. И тут же об этом пожалела. Потому что он меня заметил.

Зеленые глазищи уставились на меня и тут же нехорошо сузились. Повеяло чем-то грозным. Я отпустила мех и откатилась назад. Домовой подвывал, дергал ногами, а вокруг него медленно поднимались в воздух вещи.

Крупные и мелкие, осколки и камни, тряпки и сундуки. Поднимались на небольшую высоту и застывали, слегка покачиваясь, как щепки на воде.

— Ты чего? Обиделся?

За моей спиной с шумом хлопнула дверь — так сильно, что задрожала стена. Удрать? Я сделала осторожный шаг к выходу. Двери как будто меня услышали, медленно приоткрылись, а потом оглушительно хлопнули — одна за другой. Я в ловушке. Удары слышались по всему храму. Даже в избе не стоит злить домового. Л если домовой — хозяин переполненного силой святилища?

А к мохнатому крепышу продолжали подтягиваться вещи и всякий мусор. Подползали по полу и поднимались возле него в воздух. Но самое главное — менялась Сила: стекалась, собиралась вокруг домового в тугой комок. «Что-то сейчас будет», — подумала я на бегу к единственному укрытию. И едва успела добежать, когда все лопнуло.

Гром! Треск! Скрежет! Все это пришло чуть позже. Вначале упала на миг давящая тишина. А потом в стены и пол ударило все собранное вокруг домового барахло. Ударило, выбивая щепки из бревен, обрывая полки и застревая в дереве, сбивая все остававшееся до этого момента на месте. Все это я видела из-за Древа. Меня не зацепило только чудом.

— И не стыдно тебе! — крикнула я, осторожно выглядывая из-за ствола, — Тот малец уже повинился! Не будет он больше! Чем бушевать — лучше бы песню мою послушал.

Если домовой кого-то и слушал, то только себя. Он до сих пор выл, раскачивался и колотил лапами. Может, он даже и сам не понимал, что творит.

— Все село из-за тебя страдает, — продолжала я совестить мохнатого гуляку, — Водяной мостки шатает, пшеница осыпается, капусту эти самые… зайцы погрызли!

К чему я все это говорю? Не знаю, но больше ничего в голову не лезло. Еще немного, и я принялась бы пересказывать домовому историю Заячьих Лужков. Но тут я заметила, что к мохнатому певцу тихо ползет здоровенный сундук. Опять?

И снова выручило чутье на силу, вдруг у меня открывшееся. Вещи еще ползли к домовому, а я уже упала за Древо. И вовремя — потому что в этот раз они ударили внезапно.

Шарах! Снова дрожь ни в чем не повинных стен, снова грохот, лязг и треск. По спине что-то ощутимо пару раз ударило и стихло. Я осторожно повернула голову. В лежащем на мне тюфяке застряло два острых глиняных осколка. Надо же, а я и не заметила, что до сих пор таскаю его на плече! Да, а ведь мечтала быстро спеть домовому песенку — и спать до рассвета.

Мешок с инструментами вдруг шевельнулся и уперся в ствол.

— Ты куда?! — Я схватила его двумя руками. К домовому снова стягивались осколки и обломки. Целых вещей почти не осталось.

— Слушай, ты так весь храм разнесешь, — крикнула я с вполне понятным беспокойством.

— У-у-у! Ы-ы-ы! Э-э-э! — Домовой точно меня не слышал.

Я поудобней накрылась тюфяком. Надо пережить этот удар и убегать. Что там с дверью? Я повернулась, чтобы поглядеть на свой путь к свободе, и похолодела: в приоткрытую дверь медленно заходил Воротник.

— Ты куда! Ты! Я! — У меня просто закончились слова. Я что, зря ему приказывала? А дракончик тем временем просочился целиком и с любопытством оглядывал разгром, прикидываясь глухим. Сила снова сплелась в пульсирующий клубок. Вот-вот! Вот-вот!

— Не-э-эт! — закричала я.

Удар. Забыв об осторожности, уже не думая прятаться за Древо и окаменев от ужаса, я смотрела. Смотрела, как летят от домового углы разбитого окован ного сундука, острые щепки, черепки. Летят, чтобы ударить по дракончику. Воротник даже не лег, не прижался к полу. Зеленый дурачок застыл столбом, обратившись к домовому мордой.

И перед ним замерли три окованных железом угла сундука, черепки и щепки и бессчетный мусор.

— У-у-ы? — смолк на миг домовой, а весь этот хлам тихо опустился на землю, как осенние листья. И Сила медленно выглаживалась в зале, переставала шарахаться и пульсировать.

Мохнатый пьяница глядел на Воротника выпученными глазами.

— Опять ползут! Уйди, зеленый! Отстань! Сгинь! Пропади! Слезьте с меня! Слезьте! — вдруг внятно завизжал лохматый гуляка, а потом взвился в огромном прыжке к Древу.

Я отшатнулась, но домовому не было до меня дела. С неожиданной ловкостью крепыш пробежался по оставшимся на Древе мосткам и с подвыванием исчез в дыре высоко в стене.

— Пошел прогуляться, — заключила я и напустилась на дракончика: — Я велела ждать меня за дверью!

— А разве ты меня не звала? — Как всегда, по морде Воротника совершенно невозможно было что-либо понять.

— Ладно. Хорошо, что пришел, — пробурчала я, остывая, — Так ты можешь остановить его силу?

— Да какая там сила! — небрежно заявил дракончик, — Это возле корней он герой! А чем дальше к краю храма, тем слабее.

— Понятно. А ведь он от тебя кинулся…

— Конечно! Мой народ чтят от самых высоких облаков до корней гор… — затянул величальную песню драконьему племени Воротник.

— Понятно, понятно. — Было у меня другое объяснение страху домового, но Воротник на него обидится. Мало кому захочется узнать, что его приняли за пьяный морок. Да, что-то у меня с домовым пока не складывалось. Выловить его в закутках храма я не могла, а песню спеть надо. Очень сомневаюсь, что поможет, но договор надо выполнять. А спать-то как хочется! Что же делать? Хмельной домовой мог объявиться где угодно, когда угодно и вытворить неизвестно что. Спать с таким соседством как-то не хотелось. Чем бы занять домового на всю ночь?

Ответ снова пришел ниоткуда. Вернее, он как раз вертелся рядом и нюхал Древо.

— Значит, так, — начала я, дернув дракончика за хвост, чтобы привлечь внимание. — Главное — не устрой пожар и не обрушь храм. Понял? Повтори!

— Не устроить, не обрушить, — послушно сказал Воротник.

— И не загоняй его к выходу. Играйте в той стороне. — Я махнула рукой за Древо. — Понял?

— Понял, — не стал спорить дракончик.

— Он нужен живым, не бей его, не кусай и не царапай… — Тьфу ты! Я начала прямо туруловские речи! — В общем, побегайте с ним до утра, а к рассвету чтобы были оба у меня! Я сплю у выхода!

Едва поверивший своему счастью Воротник не стал ждать, пока я передумаю. Чуть тяжелее, чем недавно домовой, он вскарабкался по Древу и исчез в одной из дыр. Вскоре испуганное ухканье возвестило, что чешуйчатый нашел мохнатого. Послышался далекий треск и грохот, который быстро перекатился в указанную мной сторону, за Древо. Я умиротворенно вздохнула и зашагала к месту будущей ночевки.