– Филька… – Вилль перекатился головой по подушке. Поджав губы, Алесса положила руку на холодный влажный лоб. Ушастого не то что жаль не было, наоборот, хотелось добить, чтобы сам не мучился и другим нервы не трепал.

Прошлым вечером аватар не вернулся к ужину, но обеспокоился этим обстоятельством только император. Как же-с, главный обожатель тон придворным не задал, а без него осетринка в горло не лезет! Его Величество (а следуя примеру монарха, и голодные сотрапезники) апатично колупал несчастную рыбу, когда в залу вошел лакей и скорбно доложил, дескать, к воротам прибежал мальчишка с донесением, что Арвиэль Винтерфелл находится в богадельне на Третьем Лепестке: подорвался на бомбе. У императора пропал аппетит, и он поднялся в кабинет, Ярини бросилась следом. Пока закладывали карету, Алесса спокойно доужинала, рассудив: если в богадельню отвезли, значит, живой.

Навечно верная Повелительнице «тень», похоже, обзавелась тенью собственной. В дверях искомой палаты Алессу чуть удар не хватил. На постели ЕЕ аватара сидела худая белобрысая деваха с либром на шее, держала парня за руку и активно хлюпала носом. Только присутствие сестры милосердия спасло магичку от немедленной встречи с кошачьими когтями и дало возможность все объяснить. Оказывается, она познакомилась с Виллем в здании СОК, куда пришла на практику вместе с мастером. Подмастерье Сорина обучалась в Академии магии целительству, а под конец семестра с двумя однокурсницами пошла намаливать зачет по «Основам менталистики», в которых все трое ни шушеля не разбирались. Выйдя из храма, девушка увидела на Колокольницкой горе старого знакомого и помахала рукой (ясно, что перед подружками выпендривалась), но вместо того, чтобы поздороваться в ответ, аватар дал шпоры коню. Засмеять Сорину не успели. Пришлось работать по специальности, и быстро. Девушка распорядилась отнести пострадавшего в ближайшую богадельню и отправить кого-нибудь во дворец.

– Филюшка… – Аватар всхлипнул. И так последние полчаса.

Терпение лопнуло. Алесса смочила ватку нашатырем и сунула под острый нос. Вилль сморщился и завертел головой, но источник вони неотрывно следовал за чуткими ноздрями. Наконец аватар чихнул и открыл глаза. Через несколько мгновений осовелый взгляд стал более-менее осмысленным.

– Госпожа Добролюба?

– Нет, госпожа Зловреда. Ты лучше меня не нервируй, а то как начну добро причинять, куда попадет – мало не покажется.

– Голову осставь, хозяйка. Мы ее на стенку повессим как трофей. И рога приколотим, шоб красившше было.

Вилль семейного юмора не оценил. Перевел мрачный взгляд с одного на другую:

– Она погибла?

– Да. А вот тебе крупно повезло.

Парень ощупал затылок и скривился, обнаружив шишак с полсливы величиной. Всего-то шишка. А у обычного человека осталась бы дырка. Посмертно.

Опав на подушки, Вилль обреченно прикрыл глаза.

– Филин?

Хотелось помучить его, дубоголового, да усатый болтун все испортил:

– В конюшшне кушшает. Ишшо с утра кушает.

– Как кушает?! – Вилль так и подскочил мячиком. – Живой?!

И везучий вдобавок. Что хозяин, что скотина – одного поля ягода. Пока Сорина оказывала знакомому первую помощь, подружки занялись конем. К счастью, травма позвоночника оказалась не смертельной, а в толпе не нашлось людей достаточно хладнокровных, чтобы прикончить раненое животное до вмешательства целителей.

– Живее всех живых, но если не перестанет лопать, помрет от разрыва пуза, – проворчала Алесса и сжала кулаки. – Ты мне что обещал, красен перец?! В дело Венедикта не вмешиваться!

– Я зашел вернуть одолженную книгу. – Этим кристально-честным глазам просто нельзя было не верить.

– И только?!

– Нет, принести соболезнования… А что за шум на улице?

– А это твои кровососы внесезонный слет комаров устроили. Зудят и зудят с рассвета: сколько крови не выпили, то попортили. Уж их и гоняли, и тремя сутками за нарушение спокойствия грозили, а они покружат-покружат, да опять к ограде липнут. Ты хоть из окошка им ручкой махни, пока в парк не полезли. Миелл-тьярры нынче голодные.

Спав с лица, аватар вскочил, накинул рубаху и бросился открывать окно, едва не позабыв о шпингалетах. Толпа, заполонившая площадь Грифона, впечатляла: собрались не только студиозусы Вилля, но и пол-университета в придачу, а остальной люд и нелюд присоединился «до кучи».

– Урра-а-а!!! – В воздух полетели шапки.

– Ё-моё! – схватился за голову парень, прочтя ультиматум на развернутом вдоль ограды полотне, сшитом из казарменных простыней: «Верните батьку в строй!»

Юноша вошел с прямой спиной и гордо поднятым подбородком, чеканя каждый шаг. Прикрыл дверь. Дрогнул было поклониться, но вовремя вспомнил, что государь велел не равнять его с Верховным Жрецом, и замер стрункой.

– Повелитель.

– Садись, Арвиэль.

На лице мелькнула тень замешательства. Лишь мимолетная тень – аватар не посмел сомневаться дольше. Табу. Пресветлая запретила, родители вдолбили запрет в наивную детскую головенку. Арвиэль сел на предложенный стул, стараясь избегать взглядом бутербродов с семгой – ляпота! Ну не монаршее это дело – бутерброды лепить, чтоб выглядело лепо, а вот наляпать – запросто.

– Ты что предпочитаешь? – кивнув на бокалы, буднично осведомился император.

– Что будет угодно Повелителю, – любезно отвечал юноша.

– Вино пьешь?

– Так точно.

– Кодьяр?

– Так точно.

– Спирт?

– Так точно.

Аристан опустил руки:

– Лампадное масло?

– Так точ… но. – Аватар тонко улыбнулся, намекая, что оценил «изящество» шутки.

Н-да. Предложи ему «кэссаревой водки» – махнет, не моргнув, и протянет ноги в угоду Повелителю. Как говорит Владимир, «тяжелый случай».

Только к вечеру Вилль более-менее свыкся с этим фактом: да, государь действительно угощал его вином, строгал кинжалом ветчину, когда семга закончилась, даже шутки травил на удивление понятные и смешные – народные. Спрашивал, как гвардеец себя чувствует, не болит ли чего, и, положив руку на плечо, убеждал, что не стоит корить себя в гибели вдовы. Это растрогало, но одновременно вызывало недоумение: Повелитель не должен беспокоиться о физическом и душевном состоянии «щита». Наоборот положено – так Пресветлая заповедовала. Непонятно, чего хотел государь. Даже Берен редко когда пил с воспитанником, уж тем более сам не наливал.

Может, это была проверка? Может, следовало отказаться от панибратских посиделок?

Может, и следовало, но Вилль был рад, что не отказался.

Наутро «батька» вернулся в строй. Встречали, как говорится, всем миром, да с таким запалом, что преподаватели чуть не сорвали занятия сами у себя. Госпожа Нэйран зазвала в кабинет, где цветущая секретарша поднесла на рушнике каравай с изюмом вместо соли, который был вежливо надкушен Виллем, а после сдвоенной пары теории и практики до крошки сметен оравой прожорливых студиозусов. Разговор с Кукушонком сложился неважно.

– Если бы ты попал под раздачу вместо меня – всё. Ходила бы Даренка к тебе на могилку, ромашки носила. Не бережешься ради собственного светлого будущего, так подумай о девочке, – взывая к юной совести, поучал Вилль, но мальчишка набычился:

– Чего же сами-то не бережетесь? Ведь и вам есть о ком заботиться!

Ничего не придумалось лучше, кроме как ответить в духе Шантэля:

– Повзрослеешь лет на десять, тогда и поговорим.

Кое в чем л’лэрд прав: нечего всяким микробам соваться в дела старших. Так-то.

В обмен на уничижительный взгляд Кукушонок просиял, однако клятвенно заверил, что перестанет играть в сыскаря. Правильно, экзамен по фехтованию шел первым после Ярицы, так что бесить преподавателя чревато.

Пришлось тащиться в ИСС. Филин, закутанный в кокон целительных заклинаний, пока был невыездным, так что Вилль прикатил в карете с имперским гербом в сопровождении кортежа из восьми гвардейцев лички, видимо, для охраны экипажа (ну не сослуживца же?). Пока лошади прокладывали дорогу по запруженным в преддверии Ярицы улицам, аватар смотрел сквозь щель между шторками на приклеенные к стеклам бумажные снежинки, рогатые рыльца мракобесов, крашенные синим и желтым гирлянды сосулек под карнизами, разноцветные флажки, ледяные кубы, из которых ближе к делу высекут скульптуры, и размышлял, стоит ли говорить, что разглядел эльфийские глаза убийцы, а если нет, то как это замолчать.

Оказалось, замолчать стоило бы. Но уже бесполезно.

Парня описали прохожие, и вот как раз глаза-то они запомнили больше, чем крупный нос и широкие скулы, так что к готовому наброску Вилль просто добавил необходимые штрихи. Как оказалось, тот же тип участвовал в налетах на особняки дворян, причем взрывные смеси и бомба, подложенная госпоже Добролюбе, были подобны тем, что используют в Рудном Мысе для прокладки тоннелей и открытия новых шахт. Словом, новости неутешительные.

О Белом Ключе Вилль не сказал. Он перестал верить служащим в мундирах не синего цвета лички. Пусть идут своей дорогой по следу, который считают истинным.

В трактире, куда Вилль завернул на обратном пути, отпустив сопровождение, только о террористах и судачили. Мол, Его Величество к Ярице готовиться велит, в то время как всякие тати (на этом слове говоривший обычно косился на остроухого парня, обедающего в уголке) лезут в чужие дома, как к себе, да с огнем, мечом и взрывчаткой. Находились и оппоненты, утверждавшие, что, дескать, дворянам, магам и святошам давно пора хвосты прищемить, а император правильно поступает – веселья простому люду не портит, да и сам обещался на праздник выйти к народу.

Обещал, значит, выйдет. Вилль уже знал имена тех, с кем будет защищать Повелителя в день Ярицы. Хорошая подобралась компания, и близкой родни ни у кого нет. Живые щиты императора неверрийского…

Отрешенно колупая тушенную в сметане телятину с ишивенем, Вилль просматривал на четверть заполненную записную книжку. Факты, наброски, догадки, версии; гораздо меньше – обоснованных выводов. Очевидно, за что убили Венедикта. Почему медлили с вдовой – тоже понятно. Двойное убийство привлекло бы лишнее внимание сотрудников ИСС. Версия кражи была единственной, и на первых допросах следователи интересовались событиями дней последних, а не сорокалетней давности. До Белого Ключа разговор попросту не дошел. Но в будущем вполне мог. Когда активировались лже-Сознающие и появилась возможность избавиться от вдовы, к ней пришел господин с тростью, убедился, что лишнего она не сболтнула, и подослал убийцу, причем приметного. Вывод каков? Да простой вывод: бандиты связаны с Тростью, а он – с теми, кто хочет разрушить Союз Четырех Рас. Не скадарцы работают, свои. Соотечественники. И это омерзительней всего.

Итак, к трем сумрачным типам – «вампиру», «нежити» и Цирюльнику – добавился господин Трость. Кто из знакомых ходит с тростью? Однозначно Стайн, факт. Ему по статусу положено выглядеть солидно. В кабинете Флокса Вилль тоже видел трость. Многие придворные долбят дворцовый паркет металлическими наконечниками. А кроме них еще полстолицы опирается на «третью ногу». Беда в том, что все набалдашники так или иначе похожи на луковицу, шар, букву «Т» либо птичий клюв, а иные господа держат несколько тростей, каждую под определенный стиль наряда. Но вот что еще очевидно: в день гибели Венедикта вовсе не подкованные каблуки стучали над кабинетом ассистента Винтерфелла. Это была трость неизвестного господина.

Положив рядом с опустевшей тарелкой четыре медные монетки, Вилль провел стрелки от «нежить» и «Трость», а на месте стыка вывел угольным стержнем: «Ключ?»

До которого еще нужно добраться. Село не было обозначено на карте, зато Елений Град жирной точкой губернского центра алел на самом востоке империи, у границы с Орканом. Хоть верхом, хоть летом – за день не обернешься. Оставался последний вариант…

Вилль не надеялся, что Триш с ходу согласится. Но она была готова прыгнуть, ориентируясь на «маяк», построенный как раз для непрофессиональных телепортистов близ озера Сазан. А оттуда до Еленьего Града полдня пути верхом. Если запастись леденцами-ускорителями для коней, то за выходные как раз управятся.

Встречу назначили на субботнее утро. Филин к тому времени полностью поправился, целебный кокон сняли, и застоявшийся конек одобрительно заржал, приветствуя седло. Триш прискакала в Черногривку первой. И ждала не в одиночестве.

– Что вы здесь делаете?! – подъехав к парочке всадников, красующейся на серых в яблоках жеребцах, недовольно поинтересовался Вилль.

– Ем рябину. Жду, когда ваш, так сказать, рысак перестанет воображать себя гусеницей. Вы опоздали, Винтерфелл.

– Это вы пришли раньше, Шантэль, – проворчал гвардеец. – Тришка, он в курсе, куда мы собрались?

– Вам следовало обратиться к «нему», а не к даме, тем более не так грубо…

– Вилль! Сударь! – Магичка жестом разгородила спорщиков. – Ну что вы грохочете, как два сошедшихся айсберга, будто океана вам мало! Я не рискну телепортироваться без сударя Шантэля, а с ним все получится.

– Симка знает? Алесса? Его Величество?

– Упаси Пресветлая! Но вас, Винтерфелл, приказано сопровождать за пределами города, а сударыню Триссу я сам никуда не отпущу одну. С вами – тем более. Я же не интересуюсь целью вашего предприятия.

Вилль почувствовал себя третьим лишним, опасным для общества.

– Ладно, давайте.

– Держите меня крепче. – Девушка протянула мужчинам руки ладонями вверх. – Сударь?

– Смело берем вектор прямо на восток.

Маг воды закрыла глаза. Лицо побледнело, яблоки тяжело ворочались под дрожащими веками, губы стянулись в тонкую напряженную нить. Не сказать, что зрелище было приятным, но Шантэль внимательно наблюдал за девушкой.

– Что вы чувствуете?

– Течение не быстрое, но мощное. Водоросли… рыба… кажется, это сом. Не меньше двух саженей в длину и толстый как бревно. Брр!

– Сударыня, это Силль-Адара. Такие крупные особи только в ней водятся. Идем на восток…

– Ой! Труп!

– Ничего, пусть себе плывет.

– Он не плывет, он к валуну за ноги привязан…

– Какой давности труп?

– Ммм…

– Может, позже займетесь анатомией?! – взмолился Вилль.

– Сударыня? – Голос эльфа стал мягким, журчащим рекой, затекающим в уши.

– Щука… Очень холодно и течение быстрое, как в ручье… Я сейчас утону… – Триш жадно глотнула звенящий от мороза воздух безлюдного утреннего парка.

– Я держу вас, сударыня. Не бойтесь. Вы немного промахнулись и попали в Елень. Ее так назвали как раз из-за быстрого течения, подобного оленьему бегу. В Сазане щуки не водятся – там карпятник. Забирайте на юго-запад, по чуть-чуть, помаленьку…

– Я безнадежна…

– Считаете, что у меня дурной вкус на таланты? Ищите чистую стоячую воду, не скованную льдом, не по сезону теплую – ведь ее нагревают. Тонкие стебельки рдеста и стержни кубышки, рыбу с зеркальной чешуей. Она лениво шевелит плавниками, с губ срываются пузырьки воздуха…

– Я на месте. – Триш открыла глаза. Мужчины, подобравшись, насколько возможно, крепко сжали хрупкие кисти мага.

Отчетливо запахло колдовством. Людям запах кажется похожим на послегрозовую свежесть озона, но аватар чувствовал, как искажается, распадаясь, Альтея, и аромат цветущих роз оборачивается трупной вонью. Черные стволы деревьев, опушенные сиреневым снегом ветви, да и спутники растворились в слепящем зеленом сиянии. Казалось, тело рассыпалось на миллиарды крошечных частиц, пронзенных этим светом, существующих одновременно вместе и по отдельности. Струя заклинания подхватила их, неумолимо поволокла вперед сквозь пространство и время. Вилль не ощущал ни рук, ни ног, хотя примерно знал, где они находятся. Страх накрыл с головой. Страх не вернуться. Такой же, как в кошмарах прошлого, когда тщетно бился об пол в горящем доме на берегу Себерского Перелива; когда демон шедхе оттеснял сущность хозяина тела на задворки подсознания; когда с пронзенным сердцем умирал, падая лицом на колени Тай-Линн… Алесса, Леська… Повелительница… Половинка сердца, отрубленная во имя торжества Нерушимых Законов…

Зеленый тоннель, с бешеной скоростью мчащий навстречу, остановился и встал на дыбы, распахнув двери в реальность…

– …Совсем, окаянные, очумели! Мало того, што с бреднем кажную ночь шастають, так ишшо с неба валятся, рыбу мне шугають! У-у-у, ведьмари проклятущие! Кыш отседова, инча болтом в зад как засажу! – рассеивая марево, шамкающим голоском взорвалось пространство. Затем нарисовались очертания берега, а собственно на нем – потрясающий арбалетом дедок в ушанке и ватнике, по уши заросший кучерявой бородой как пень мхом. Сами путешественники стояли в озере по колено. Лошадиное, к счастью.

Сторожа утихомирили полушкой и понюшкой, которую Шантэль отдал вместе с кисетом отборного выжегодского табака.

– Я на четверть версты промахнулась, хотя маяк нашла и ориентировалась на него, – покаялась Триш, когда от озера отъехали, а за деревьями показалась невысокая башня с конусообразной крышей.

– Для восьмой попытки неплохо, сударыня. Помнится, в пятый раз вы спутали сероводородный источник с чаном похлебки на приютской кухне, что, впрочем, немудрено, если опираться на нюх. А первый прыжок и вспоминать не хочется.

Вилль тоже не горел желанием слушать об их похождениях. Солнышко стояло высоко, а лазурное небо без единого облака предвещало славный денек. Триш с Шантэлем мило беседовали о давешнем утопленнике, точнее, давности утопления оного, затем разговор незаметно перетек на сазанов и рыбные блюда вообще. К тому времени, как добрались до Еленьего Града, парочка жарко спорила о первородстве яйца и курицы. Остановившись в ольшанике, путники нацепили на себя и лошадей личины, прикручивающиеся к одежде либо сбруе по принципу значка. Теперь эльфы выглядели людьми средних лет, девушка превратилась в конопатого подростка, а жеребцы – в обыкновенных каурок.

– Только не делайте излишне резких движений, иначе заклинание «потечет». Я покупала личины по скидке у знакомых, а они… в общем, не делайте резких движений, – пряча либр под куртку, предупредила Триш.

Как оказалось, не зря перестраховывались: эльфы в Еленьем Граде не жили, и появление на улицах сразу двух Перворожденных вызвало бы чрезмерное любопытство. Породистые кони тоже могли привлечь внимание. Лошадей здесь было мало – сказывался дефицит кормовых угодий в округе, а если и попадались навстречу клячонки, то все маленькие и пятнистые, как коровы. Кстати, вместо коров еленьградцы держали коз и оленей, менее зависимых от открытых пастбищ, чем кургузые товарки. Вообще губернский центр выглядел так, будто путники перенеслись на сотню лет назад. Каменных строений почти не было, даже храм скатали из бревен, сейчас потемневших от времени. Улочки вились узкими лентами, избы с красно-желтыми расписными ставнями, дверьми, коньками и полотенцами тесно лепились друг к другу. Местные женщины надевали под платок кичку не только по праздникам и для обрядов, а повседневно, носили узорчатые распашные поневы с передником вместо современных однотонных юбок колоколом; мужчины подвязывали плетенным из кожи ремешком длинные волосы, в сапогах ходили только стражники и орки, а остальные обматывали ноги зимними онучами и обували лапти. Все очень самобытно, даже сказочно. На оружие из болотной руды Вилль смотреть избегал, чтобы не расплеваться, тем самым совершая «резкое движение».

Аватар предложил разузнать дорогу до Ключа у библиотекаря (они все знают, факт!) или в школе. Его ждало жесточайшее разочарование: учебных заведений в городе не было, библиотеки тем более, а если кому требовалось чиркнуть письмишко родне, шли к местному писарю, по совместительству толмачу и архивариусу.

Архивариус нашелся дома пьяным в сосиску и общаться не хотел. Приняв Шантэля в намороченном малахае, тулупе и с козьей бороденкой за мракобеса, мужик с истошным воплем: «Изы-ы-ыди, отродье!» – запустил в высокого л’лэрда сивушной кружкой. Тот легко увернулся, и остатки браги расплескались по стене. Личина «потекла», но храбрый пьянчужка уже храпел щекой в тарелке. Когда съехавшая к уху борода Шантэля вернулась на место, троица покинула негостеприимный дом.

В храме им растолковали, где искать дорогу, сколько времени она займет, любезно предупредили, что тропа узкая и неторная, но развилок на ней не встретится. Напоследок обнесли чашей недурного вина и вручили по хлебцу.

Миновав ворота и углубившись в лес, путники сняли личины. Тропы не было. Вперед уводила просека, заметенная до середины конской голени – действительно, не торная, но вполне различимая борозда промеж двух гребней заснеженной лещины. Как будто нарочно сажали. С сосновых ветвей перекликались хохлатые свиристели, по стволам карабкались деловитые поползни. Наметив стайку красногрудых снегирей, превративших молодую березку в рябину, Триш со смехом прищелкнула пальцами, вызвав сход лавины с макушки дерева. Потревоженные птицы разлетелись горстью ягод. В лесу поднялся гвалт.

Шантэль с осуждением покачал головой:

– А если что-нибудь случится, и нам не хватит как раз той крупицы магии, что милая барышня потратила на баловство?

Исходя из того, что один ускоритель действует около часа, коням скормили сразу по паре леденцов, и за два часа непрерывного галопа покрыли расстояние где-то в сотню верст. Могли и больше, да снег замедлял бег околдованных жеребцов. Зато они ничуть не устали и, как ни в чем не бывало, помахивали хвостами, вместо мух отгоняя сыплющийся с ветвей иней. Вилль чувствовал себя прекрасно, Триш, спешившись, растирала спину и голени. Бледный Шантэль тоже сполз с жеребца и завалился набок, подтянув к животу больную ногу. Девушка мигом забыла о ноющих мышцах. Беспричинно суетясь, достала из переметной сумки баночку с притиранием и, упав перед эльфом на колени, решительно вцепилась в штанину, однако л’лэрд, сдержанно поблагодарив магичку, забрал мазь и уплелся лечиться за кустики. Видимо, не желал травмировать психику милой барышни видом изувеченной ноги. Заботливый старичок, слов нет.

Минут через пятнадцать путь продолжили, но уже без волшбы, легкой рысцой. До Белого Ключа оставалось не больше двадцати верст. Снова надели личины. Большую часть пути болтали ни о чем, затем Шантэль решил поделиться мудростью с темной молодежью:

– По местной легенде Белый Ключ стал святым источником после того, как из него испил Аверьян Исцелитель. А может, плюнул в воду, с него сталось бы. В юности Аверьян признавал только одно лекарство от всех недугов – зеленого змия, но после встречи с Иллиатаром пересмотрел приоритеты и обрел дар исцеления.

– Небесным кадилом по лбу дали, и прозрел?

– Напрасно ерничаете, Винтерфелл. Иллиатар не менее реален, чем Mirabelle Shaattar.

Вилль не успел парировать. Вытянув руку вперед, Триш встревоженно произнесла:

– А что это они зимой не топят?!

Белый Ключ был на месте.

Но живых – никого.

Всадники подступили к селу, хлопками по шее подбадривая чем-то взволнованных лошадей. Алый диск висел на расстоянии ладони от пламенеющих закатной опушкой крон, грозя уже через полчаса кануть вниз на долгую зимнюю ночь. Над двумя десятками изб не курился дым, жильем не пахло. Молчали псы, из распахнутых настежь хлевов не слышалось блеяния, снег не пестрел отпечатками лап домашней птицы. Только сорочьими стежками. Жители словно куда-то телепортировались всем селом, прихватив скотину с птицей, но бросив дома.

Вот и поговорили со жрецом. Вот и переночевали на лоне природы.

– Что, шушеля мать, здесь случилось? – ни к кому не обращаясь, пробормотал Вилль.

– Нечто плохое. – Сглотнув, Триш указала на крайнюю избу: – Взгляните-ка.

Плотно закрытые ставни были целы. Дверь тоже. А на ручке, вцепившись мертвой хваткой, висела белая женская кисть. Кто-то решил, что проще грызануть разок, чем отдирать хозяйку от входа в убежище.

Как на ладони открылась панорама последних событий.

Вонзившийся в стену болт. Росчерк когтей на двери. Торчащий из снега обломок кола. Проломленный плетень. Борозда от уволоченного в лес тела, наполовину засыпанная свежим снегом, укрывшим и кровавые следы. На село напали звери. Говорить здесь уже не с кем.

Филин топнул ногой, серые жеребчики с храпом попятились. Вилль сжал рукояти Льда и Пламени. Аватарьи клинки завибрировали, готовясь к бою.

– Предлагаю быстренько осмотреть храм и валить отсюда.

– Поздно, – коротко бросил Шантэль, выхватив из ножен скай’лер.

Звук пришел с противоположного края села, где над крышами возвышался пирамидальный купол храма. Трубное, громкое, хрипловатое мычание изюбря, какое охотники имитируют с помощью берестяного рожка, растеклось между избами, вспугнув напряженную тишину. И оборвалось. Звенящим облаком взмыла над кронами птичья стая.

Одновременно серые жеребцы встали на дыбы. Скакун Триш, тяжело ударив в снег передними ногами, наддал длинным крупом, и девушка, с визгом перелетев через голову коня, вполне удачно приземлилась в сугроб. Шантэль покинул седло самостоятельно. Вилль тоже не стал дожидаться, когда его сбросит взбрыкивающий Филин, и спрыгнул, расправляя крылья. Аватар надеялся, что коням, с задранными хвостами мчавшим обратно к тропе, повезет. Тем, кто остался, – тоже.

Смазанная тень расчеркнула багровеющее небо. Не размышляя, кто или что кинулось на него с крыши, аватар перетек в сторону, ловя тварь на лезвие сабли. Рука непроизвольно ушла вниз под тяжестью навалившегося тела. Триш вскрикнула скорее изумленно, чем испуганно.

Вилль и сам оторопело глядел на снег, в котором утонули располовиненные останки существа. А на поверхности осталось несколько коряг, россыпь прутков да охапка прелой соломы.

– Оружие бесполезно! Это…

Шантэля перебил новый призыв рожка. Теперь Вилль не сомневался, что это был именно охотничий рог, только похожий на олений рев. Дверь со страшной меткой на ручке вылетела, словно кто-то изнутри вдарил по ней тараном. В соседней избе сорвало ставни, и наружу потекла темная бесформенная масса, но внимание аватара было приковано к проему над порогом. Пес размером с молодого бычка припал на передние лапы, однако Вилля смутил не размер даже. Тварь была темно-зеленого цвета и безглазой.

Аватар не успевал сменить ипостась, а в состоянии полуоборота боялся не удержать на лету обоих спутников. Времени хватало лишь на то, чтобы метнуться к ним и встать сложенными крыльями в центр маленького круга. Пальцы мага мерцали, мужчины держали клинки на изготовку.

Рог умолк.

– Мох! – непонятно выкрикнул Шантэль, но разбираться было некогда.

Они повалили со всех сторон, окружив добычу, как свора гончих, только метили не в ноги, а в глотку. Знай успевай отбиваться. Шантэль оказался прав: оружие не причиняло тварям вреда, хотя ошметки летели в стороны. Тай-Кхаэ’лисс протыкали и резали тела, как подтаявшее масло, однако число нападавших не сокращалось. К счастью, и не прибывало: количество голов держалось в пределах десятка. Ледяные осы Триш решетили зеленые, бархатистые на вид шкуры и застревали в мякине. Язык не поворачивался назвать плотью туши, состоявшие из шушель знает чего, включая землю, гнилые обломки мебели, сырые опилки, хвою – в общем, все, что может стать перегноем, на чем селится обыкновенный мох, который растет колонией, размножается, сосет необходимую влагу с питательными веществами, отмирает по частям от старости или иным причинам. Сходство миелл-тьярров с царством растений на этом заканчивается. Но сходство это сейчас равноценно жизни!

Резанув перед собой крест-накрест, Вилль с толчка взмыл в воздух. Вертикальный взлет, тем более в осадных условиях, сродни первой вольтижировке, выполненной на полном скаку: один шанс из ста, что ничего не сломаешь и не свернешь. Уязвимые нетопыриные крылья могли не вынести нагрузки, однако снизу ударила струя теплого пара, придавая телу необходимое ускорение. Развернув полотнища, аватар завис над местом боя. Заметив, что с другом все в порядке, Триш перевела сложенную чашечкой ладонь в жест «стоп». Магичка стояла, разведя руки в обе стороны, спиной к спине с эльфом, а у ног ее лежала кучка бурой трухи. Миелл-тьярры топтались по кругу, щеря беззубые с виду пасти. Тварей осталось девять.

– Выжлятник – твой! – Замкапитана не поднял головы, но было ясно, кому отдан приказ.

Так точно!

Надеясь, что спутники справятся, Вилль завернул к храму, где прятался тот, кого л’лэрд назвал «выжлятником». Позади остался громкий отрывистый полурык-полутреск, в котором можно было угадать лай атакующей своры.

Мох. Это просто мох. Неважно, что мох разумен и плотояден, что понимает эльфийскую речь и слушается хозяина. Главное сейчас – его слабости. Такие же, как у природного прототипа. Мох не заколоть и не зарезать, со стихией огня Триш никогда не дружила…

Но это не значит, что у мага воды нет в рукаве пары козырей. Простите, дорогие мужчины, но вы сейчас – боевые единицы под номером ноль.

Триш поманила пальцем одну из тварей, и она раззявила пасть. Ну, так и есть. Зубов нет, зато небо и десны покрывают ризоиды, наверняка твердые, не только высасывающие воду, но и перетирающие жертву, как жернова зерно. Вот почему трупов не осталось.

«Йожика бы им…» – мелькнуло в голове до того, как миелл-тьярр бросился. Триш вскинула руку ладонью к противнику, развеивая заклинание ледяных ос и одновременно активируя другое. Тварь начала распадаться в полете, теряя деревянные внутренности, и к ногам мага осыпалась труха. Полное обезвоживание ни для кого не проходит бесследно. Жаль, заклинание энергоемкое. Ну да ничего, на свору замшелых голубчиков хватит. Вон как попятились. Чуют смерть.

Краем глаза Триш заметила, как Вилль, располосовав противника, напружинился. Не взлетит. Сил не хватит. Держа на прицеле скалящихся, но не рискующих напасть миелл-тьярров, девушка сложила кисть горстью, взывая к грунтовым ручьям. Закипающая вода устремилась по подземным капиллярам, стекаясь под ноги аватара. Формула была рассчитана на саму Триш с учетом ее веса и телосложения, так что недостающую мощность пришлось компенсировать заклинанием левитации, отнявшим немало сил. Зато Вилль взлетел. Да какой там! Ракетой взвился! По крайней мере, подходило под Володино описание запуска.

– Выжлятник – твой!

Раньше Триш не слышала, чтобы сударь Шантэль «тыкал» кому-нибудь, даже к Симке обращался исключительно на «вы». Но сейчас было не до велеречивости.

Серая крылатая тень заскользила в сторону храма. Миелл-тьярр крупнее остальных повернул голову вслед за нею и зарычал-заскрипел, привлекая внимание своры. Выжлак, значит. В погоню зовет…

Сударь Шантэль выкрикнул несколько фраз на эльфийском. Издевка в голосе резала почти физически. Интересно, как л’лэрд их обозвал? Или воспитанным девушкам этого знать не положено?

А вот псы точно знали перевод. Возмущенно «затявкали», а выжлак, припав к земле, разразился отрывистым треском, видимо, поливая остроухого хама орочьим трехэтажным. На этой твари маг воды и сконцентрировалась. Она прижалась к мужской спине крепче, чем может позволить себе воспитанная девушка. Но сейчас не до этикета.

– И все же, сударыня, я склонен настаивать, что Альтея создала несколько диких особей женского пола и одного петуха, уже взрослых и способных к размножению, – менторским тоном произнес сударь Шантэль. Триш мысленно хмыкнула: наставник неисправим!

– Вынуждена с вами не согласиться, сударь. Если куры уже были взрослыми, они не успели накопить в организме достаточно кальция для кладки яиц, а к тому времени, как накопили бы, петуха могли съесть хищники.

– Яйца тоже могли съесть хищники. И потом, кто их высиживал?

– Альтея могла поместить их в безопасный природный инкубатор…

– Хррряк!!! – Выжлак справедливо решил, что последнее слово должно остаться за дамой, и рявкнул, прерывая спор. А может, свою точку зрения высказал. Или нахамил.

Свора поддержала вожака. И бросилась с азартным треском. Двоих Триш высушила с обеих рук, а третьего от души пнула в морду, всем весом навалившись на эльфа. Сударь Шантэль устоял, едва покачнулся. Псу пришлось хуже: у него отвалилась башка. Не смертельно, однако магичка не дала ему времени отрастить новую и влепила заклинанием в обрубок шеи. В состав этого миелл-тьярра входили скалка, берестяная кружка и деревянный стульчак. Интересно, куда содержимое последнего дел? Съел?

Выжлак, который до этого момента бесстрастно наблюдал за гибелью вверенной своры, вдруг оскалился, точно ухмыляясь, коротко вякнул и стек в снег. Остальные последовали его примеру, разбросав мусор по улице. Ах, трусливые ракообразные!

Но Триш не дали вслух возмутиться позорным бегством противника. Даже пикнуть не успела, как эльф закинул ее на плечо и в несколько скачков залетел на ближайшее крыльцо, коим оказалось то самое, уже без двери. Там и остановился, озирая окрестности, правой рукой сжимая скай’лер, а левой… Может, ему по нраву соседство собственного носа с чужой задницей? Или то, что за оную задницу можно подержаться в обход этикета? Триш хихикнула, и мужчина, опомнившись, наконец поставил ее на крыльцо. Судя по недовольному виду, лекция на тему правил поведения в боевых условиях обеспечена.

Но это – на десерт. А сейчас в меню блюдо из мха. Сеней белоключинцы не пристраивали, так что происходящее в комнате было на виду. В щели между темными досками потолка сыпалась деревянная труха, следом полезла зелень. Так вот как миелл-тьярры пробрались в избы! Через малейший зазор, через мышиные норы. Наверняка ночью и напали на спящих людей. Шансов выжить не было.

Сударь Шантэль сжал плечо Триш. Проследив за его взглядом, маг увидела, как шевелится снег, перекатываясь холмиками, точно мышцами. Пятеро миелл-тьярров ползли к строптивой добыче под прикрытием, шестой лез с потолка и уже успел раздраконить табурет, чтобы превратить ножки в лапы. Займешься им, и неуязвимая для сушильного заклинания свора ударит в спину. Наверняка сударь Шантэль думал о том же. Ну что ж…

Безвыходное положение? Их не бывает!

– И все же, сударь, первым было яйцо! – И точка.

С растопыренных веером пальцев потекло заклинание, меняющее состав снега. Лесная почва уже была достаточно кислой, так что не пришлось плести матрицу, лишь усилить концентрацию до смертельно опасной. От едкого запаха из глаз брызнули слезы, наставник спрятал нос в рукав. Нос ученицы. Стало полегче, тем более что от одежды эльфа приятно пахло шиповником.

Наверное, стоило бы описать, как в ужасных корчах погибал недавний враг, да не хотелось. Домашний родич созданий, которым не повезло с хозяином, жил в новом доме Триссы Крутоярской и иногда, стоя в уголке, по-щенячьи трепал старый валенок.

Последний пес – наверняка это был выжлак – бросился, так и не оформившись окончательно. Триш спустила заклятие, навстречу полетела какая-то пыльца. Наставник потянул ученицу на себя и вниз так резко, что оба едва удержались на крыльце и не рухнули в кислотный сугроб. В него осела непонятная пыльца, зато маг воды не промахнулась. Останки миелл-тьярра рассеялись по полу от центра комнаты до порога.

– Так яйцо? – беззаботно осведомилась Триш, набросив на снег матрицу щелочи. Либр почти выдохся, но еще оставалась пара заряженных браслетов, которые магичка не снимала с тех пор, как в дом вломились бандиты.

Вложив скай’лер в ножны и скрестив руки на груди, наставник широко улыбнулся.

– Нет, сударыня, курица. Но вы поработали…

Все же Триш оказалась в сугробе. С нехилого такого толчка. Прежде чем рухнуть навзничь, она видела плотно сжатые губы и широко распахнутые глаза наставника. Как в том сне. Невесть откуда взявшийся вихрь подхватил эльфа и, протащив аж до кромки леса, шарахнул о сосну так, что дерево всколыхнулось до кроны, осыпаясь снежными хлопьями. Сударь Шантэль не упал. Не позволили. Взметнувшийся снег закружил волчком вокруг неподвижно висящего тела, тая и образуя водяной кокон…

Краем глаза заметив движение за слюдяным окном, Триш залепила туда сгустком чистой силы. Болезненный вскрик был ей наградой.

Решив, что займется магом позже, девушка бросилась к наставнику. Он не потерял сознание и ощупывал «стенки» кокона изнутри. Триш прижала ладони снаружи. Мужчина вопросительно приподнял брови, из ноздрей выкатились пузырьки.

А волшебница не могла помочь. Чтобы разбить кокон, нужен был всего один удар. Только вот сил не осталось совсем.

Изнутри храм был покрыт мхом как плесенью. Деревянный свод, земляной пол, лавки, иконостас с треуглом в центре – всё. Некоторые участки фосфоресцировали могильной зеленью, от запаха прелой сырости не спасали настежь открытые двери. Выжлятник сидел на алтаре по-лягушачьи, с упором на передние конечности, подобрав задние, а у подножия данью кровавому вождю лежали черепа – вытертые до белизны, словно отполированные. От такого зрелища даже у аватара сердце екнуло. Если это существо когда-то было эльфом, то сходство осталось лишь в длинноухости. Теперь кожа потемнела до зеленовато-сизого оттенка, вместо волос голову покрывала курчавая поросль мха. С гротескной горгульей морды бликовали хищные зрачки.

Значит, это – не страшная сказка для жестокосердных волчат, не желающих контролировать в себе зверя и дикие инстинкты. Все правда.

Те, кто потерял меру, кто превращал гон в кровавую забаву, кто признавал нескучной охоту лишь на разумную дичь, со временем менялись до неузнаваемости. Не только тело и рассудок – искажалась сущность. Охотник становился частью своры.

Ashvette… Про́клятый…

Сытое любопытство с морды проклятого как тряпкой свезло, когда он разглядел Тай-Кхаэ’лисс; в глазах зажглась тревога, когтистая рука потянулась к висящему на груди костяному рогу. Ну-ну. Не поможет, ashvette.

– Kholled’ven, – пожал плечами Вилль. – Thie narrash att.

– Tshh-haaa… Ashvett Theare… – с издевкой просипел выжлятник и прищелкнул языком. Мох у алтаря зашевелился, словно под ним извивались гигантские черви, череп с вершины груды сухо застучал вниз, и несколько мгновений спустя два миелл-тьярра уже сидели по бокам от хозяина, как верные стражи. Проклятый приосанился, задрав острый подбородок. Н-да, мания величия никого не красит, а уж этого косорылого…

– Venne. Avatte d’Shaattar. Mirabelle Daenna ashvettenn att.

Собственно, больше выяснять нечего, и аватар зашагал к алтарю, чавкая по сырому мху. Даже не пытаясь убежать или напасть, про́клятый поднес рог к черным губам. На сей раз звук был, как в книгах описывается: высокий, чистый и такой густой, что казалось, еще немного, и сама Поднебесная Цепь содрогнется. Арвиэль Винтерфелл фанфары не любил, а потому снес башку возмутителю тишины. Вот так просто. Безо всякого боя. Не считать же сопротивлением изумленное вяканье псов, когда добыча, только что целенаправленно перевшая прямо в пасти, вдруг взвилась под свод и приземлилась уже за алтарем?

«Вот песец остроухий, совсем обленился. Небось давно забыл, с какой стороны за клинок браться», – думал Вилль, равнодушно наблюдая, как исчезает кровь на лезвии Льда. Обыкновенная, красная. От тела остался рыжеватый костяк, при касании рассыпавшийся в прах; так же бесславно сгинули миелл-тьярры. Только череп таращился с алтаря пустыми глазницами…

Это был первый эльф, убитый аватаром. Пусть измененный, потерявший рассудок и сущность, но все же сородич. Волчонок с детства презирал в людях способность убить себе подобного, а теперь… Наверное, что-то должно было дрогнуть внутри. Однако совесть, корившая за расправу в скадарской лаборатории, молчала.

Рог Вилль прихватил с собой – пусть л’лэрд посмотрит.

Спутники обнаружились на подступах к деревеньке, притом непонятно, кто кого поддерживал – шли в обнимку. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что у Триш дрожат ноги, а Шантэль трясется целиком. И немудрено.

– Вы что, в святой кринице решили искупнуться, да постеснялись оголить протез при сударыне?! – спустившись, поинтересовался Вилль.

– Иди-дите к лешему, Ви-ви-вин… – Шантэль проглотил длинную фамилию. – То-только снача-чала плечо впры-пры…

– Ах н-нет, сударь, снача-чала в сухо-хое пыр-пыр-пыр… – перебила белая как мел Триш.

– Вы не против заняться всем этим в комфортных условиях? – предложил гвардеец, ткнув большим пальцем за плечо.

Пока он растапливал печь в облюбованной избе, Триш раздобыла сухую одежду. Шантэль чихал безостановочно и ворчать не успевал, так что без протестов переоделся в штаны с начесом и небеленую рубаху навыпуск, даже валенки обул, правда, протез опять никому не показал – облачался за пологом, сымпровизированным из простыни. Выбитое плечо вправили. Триш музыкально поскрипела зубами за л’лэрда, скривив при этом мученическую гримасу. Шантэль так засмотрелся на дергающийся глаз и выгнутый коромыслом рот ученицы, что боли, похоже, не почувствовал.

– Эти миелл-тьярры – предшественники нынешних пород, – спокойно хлебнув только что вынутый из печки чай, пояснил л’лэрд. – Сейчас мы выращиваем исключительно сторожевых псов, а мхи сродни гончим по духу, но набор качеств у них не намного выше, чем у дворняг. Вот ваш, кхм, Йожик, сударыня, – миелл-тьярр породистый. Он не ослушается команды, без приказа не сцепится с другим псом и не нападет на хозяев дома, который сторожит, даже если те будут над ним издеваться, как ваш братец. Во время боевой трансформации кора и колючки шиповника становятся прочными, как мореный дуб, лозы виноградов эластичны, а плющи стреляют ядовитыми иглами. У мхов этих приспособлений не предусмотрено: средств нападения почти никаких, а отсеченные части отмирают мгновенно. Они уязвимы и постоянно находятся в процессе регенерации, поэтому прожорливы. Их жизнь – непрерывный гон, и даже если свора не голодна, они будут охотиться впрок. Причем бесполезно удерживать их на сворке: хозяина не тронут, но сорвутся все равно. К тому же… ммм… заводчик выращивал только выжлака, а тот способен воспроизвести десять – четырнадцать бесплодных особей за всю жизнь. Свою свору. Так вот в течение года после размножения и родитель и молодняк еще ненасытней обычного.

– Зачем же вы их выращивали? – спросила Триш.

– Наш первый опыт по пробуждению разума в представителях растительного царства – не слишком удачный, но необходимый старт. Сторожей мы выращиваем из окультуренных видов, способных не только защитить, но и украсить дом. Они отлично приживаются поодиночке, не погибают после смерти хозяина, как предшественники, и у каждой породы свой индивидуальный характер. Опять же рождаемость заводчик контролирует. Неплохая альтернатива мантикорам Геллеры, да, Винтерфелл? – Шантэль хмыкнул. – Только далеко не каждый из нас доверит своего питомца человеку…

– Лис уже исправился! – поспешно вставила Триш, когда Шантэль отвлекся запить чаем варенье. Пока л’лэрд переодевался, девушка выудила тараканов из плошки. Увы, не всех…

– Горбатого можно хотя бы целителю показать, а вашего братца… – С гневным ликом судьи, выносящего смертный приговор, л’лэрд воздел ложку с одинокой вишенкой, на которой распластался прусак, словно пьяный циркач на шаре. Триш сделала страшные глаза. Спасая ее репутацию, Вилль подозрительно уставился в потолок: как раз над столом между досками зияла дыра, в которую не то что таракан – мышь провалится. Такое объяснение удовлетворило эльфа, и, вернув на место ложку с содержимым, он любезно подвинул плошку к небрезгливому аватару.

– Значит, сейчас гончих вы не разводите? – Стряхнув прусака на пол, Вилль колупнул варенье.

– Давным-давно о них не слышал. Все споры мы уничтожили, а взрослые выжлаки уже должны были погибнуть от старости.

– Странно.

– Вот именно, Винтерфелл! Не странно ли, что миелл-тьярры вырезают именно то село, которое вам понадобилось? К тому же выжлятник действует сообща с магом. С человеком!

– Спросили бы, если б Триш его не убила!

– Мне нужен был его либр, – тяжело и глухо выговорила девушка.

– Так оглушила бы и связала. За пару минут твой наставник не растаял бы, – буркнул аватар. По милости барышни остались без «языка». Слов нет.

– Кому суждено сгореть – тот не утонет, да, Винтерфелл?

В наступившей тишине было слышно, как ворчат уголья. Опустив взгляд, Шантэль вцепился в кружку, только сказанного не воротишь. Да, л’лэрд, вы правы: от прошлого не убежишь. Смерть можно отсрочить, но что тебе уготовано, то и сбудется.

– Пойду осмотрюсь. – Вилль встал из-за стола. Шантэль отрешенно перебирал пальцами по кружке. Небось Тришка ждет, когда лишний уйдет, чтобы убедить наставника, какой он замечательный, а в том, что гадость сказал, виноваты нервы и покойный маг. Такая злость взяла… Аватар кашлянул: – Когда-то верховая охота с гончими была традиционной забавой силльмиеллонских королей и их приближенных…

– Винтерфелл…

– Со временем это обросло слухами и стало легендой. Страшной, но красивой…

– Винтерфелл, не надо.

– Ты слышала о Дикой Охоте, Триш?

– Винтерфелл, заткнитесь! – Шантэль вскочил.

Девушка перевела вопросительный взгляд на побледневшего советника короля Саридэла.

– Но ведь они охотились…

– …на людей. – Вилль ухмыльнулся. – Пойду прогуляюсь.

Терракотовая птица взмахнула крыльями с широкой бело-голубой каемкой, отпустила прихваченный коготками рукав и полетела в направлении Еленьего Града. Селяне зря относятся к сойкам, как городские – к воронам. И те и другие гораздо смышленей почтовых голубей, находчивей, а главное, могут запомнить и передать послание тем, кто не умеет читать. Сбежавшим коням, например. Умница Руавэн все поймет и приведет остальных.

Сунув за пазуху ноющую правую руку, припадая на вновь отбитую левую ногу, л’лэрд Шантэль побрел в избу. На затылке выросла шишка, по лопаткам наверняка расплылся синяк, вдобавок до сих пор грудь болела после вынужденного ныряния. Что сегодня за день такой! Позорная одежка тоже настроения не красила, особенно ушанка.

Винтерфелл вышел из храма, но, увидев л’лэрда на противоположном краю деревни, вернулся обратно. Неразумный мстительный мальчишка. Привык в любой реплике искать поддевку в свой адрес, будто на нем свет клином сошелся.

Шантэль прикрыл дверь, оставив за порогом мороз и догорающее небо над гребнем сосновых крон. Сударыня Трисса как раз вынимала из печи чугунок с бобами, приправленными тушеной олениной. Потенциальному охотнику за людскими головами достался приветливый кивок вместо настороженного, даже испуганного взгляда, преследующего каждое движение. Впрочем… Барышня не врала, убеждая, что эпитет «милая» к ней не подходит. Милые девушки не бьют людей ломом по голове. Ни способ убийства, ни потрясающе хладнокровное отношение к самому факту не вязались с образом наивного дитя. Нет, пока утопленник отплевывался, Трисса добросовестно хваталась за голову, причитала, но уже четверть часа спустя руки у нее не дрожали.

Повесив тулуп, сняв шапку с еще влажных волос, Шантэль присел за стол.

– Сударыня, насчет Дикой Охоты…

– Промолчим! – отрезала ученица, вместо скатерки расстилая снятую с коника пару рушников. – Во-первых, я знаю, что вы – теоретик, а не практик. А во-вторых, даже если было что-то, оно осталось в прошлом. Да и потом, в Алую Волну мы тоже поступали с вами не по-соседски.

– Быть может, сударыня, именно вам суждено возвести надежный мост между Силль-Миеллоном и Неверрой. – Триш закатила глаза, приняв пожелание за шутку, и Шантэль сменил тему: – Кроме вас Винтерфелл еще кому-нибудь говорил, куда и зачем направился?

– Не думаю, да и я только вам сказала. Что Вилль в Ключе ищет, я сама не знаю. Он не говорил, а я не допрашивала.

Мальчишка… Знал, что на порядочность человечки можно положиться, что никому она чужие тайны не выдаст, хоть режь. Даже друзьям. И если бы не боялась телепортироваться в одиночку, оба ребенка погибли бы здесь, так и не поняв, в чьи лапы попали.

– Вы мудро поступили, предупредив меня. Другим ничего знать не нужно, даже Лису. Сами понимаете, что эти знания влекут за собой опасность, так зачем подвергать ей семью?

– Я и не собиралась рассказывать. Это – дело Вилля, а я только помогла, чем смогла. Да и не хочется вспоминать все это, хотя, – ученица фыркнула, – вряд ли я забуду, как вы убегали со мной на плече. Хорошо, кстати, бегаете, сударь…

– Благодарю. А теперь – спите.

Переложив на кровать обмякшую ученицу и укрыв ее пледом, л’лэрд Шантэль достал из-под тюфяка рог, принесенный мальчишкой. Если Винтерфелл разглядывал его, то видел традиционные охотничьи руны по кромке раструба, но снять серебряный мундштук не догадался. Эльф поддел ножом ромбовидный лепесток, отходящий от трубки, как от стебля.

И прочел вырезанное по кости имя охотника, заключенное в лист Ветви.

Если в храме когда-то существовал архив, то Вилля он не дождался. Наверняка сожгли, покончив с селянами, чтобы обрубить все нити, ведущие к истине. Под ногами шуршал сухой бурый мох; обвалившись струпьями, он обнажил темный иконостас, которому могло быть больше тысячи лет. Вот только не уберегли смертных ни образа́, ни сила святого ключа.

Аватар спустился к источнику. Над купальней раскинулся шатровый свод на восьми балясинах, внакладку перекрытый скругленными досками так, что казался затянутым в драконью броню. На пороге Вилль замер. Там, где селяне обычно вешают подкову, а богомольцы рисуют треугл, был вырезан Иллиатар, а по правую руку от него – простоволосая женщина в стилизованном венке, с обращенными к небу ладонями. Значит, в Белом Ключе жили старообрядцы, почитавшие не только Бога Отца, но и Природу Мать.

Он наполнил ковш из глиняной трубы. Брр, аж клыки свело. Святая не святая, но мозги прочищает на «банзай»! Вилль решительно убрал под скамью прихваченную в одной избе брусничную настойку. Помянуть погибших лучше песней.

Бывают же на свете… особи, которых приличным словом-то не назовешь. Целое село вырезали, чтобы избежать случайной утечки информации, как вышло с Венедиктом и его женой. Люди помолились на сон грядущий, легли в свои постели, но с петухами не проснулись. Да и петухов к утру не стало. Убийцы затаились в опустевшем селении, зная, что аватар не замедлит явиться в поисках ответов, не посвятив в планы знакомых, а найдет погибель. Предположили, что с ним приедет знакомый телепортист, даже наверняка угадали, кто именно, и в противовес Триш отправили коллегу. Триш и Вилль могли исчезнуть, как несчастные белоключинцы. Убийцы избавились бы от черепов, прибрали в храме… Что в будущем увидел бы здесь случайный путник? Нетронутые дома, целую мебель и посуду, полные снеди кладовки, обед в печах, белье на веревках… А жителей нету. Как в Елень канули. И никаких следов борьбы. На такой исход рассчитывали те, кто стоит за всем беспределом. А Шантэль, конечно, уверен, что лично сорвал коварный план по убиению недалеких аватар. Ну-ну. В общем, с рассветом надо убираться отсюда, пока сообщники убийц не нагрянули проведать обстановку, либо л’лэрд не лопнул от гордости. Кстати, старикан темнит что-то. Наверняка знает или подозревает больше, чем рассказал. Например, за какие такие коврижки обезумевший выжлятник Дикой Охоты вдруг заделался в компаньоны магу? Почему решил взять на себя убийство сородича-аватара? Вообще вся история закручивается, как воронка смерча, кружит-кружит, сгущая тучи, набирая обороты, и неизвестно, что произойдет, когда носик упрется в землю. А основной вопрос – глаз бури – все еще скрыт облаками: кто и по чьему приказу убил Венедикта? Ради сохранения чьего инкогнито не пощадили целое село? С кем богослов встречался перед смертью?..

Вот на последний вопрос ответ, пожалуй, напрашивается. Куда бы ни собирался нести сведения Венедикт – в тайные службы, в ИСС, к магам, – он должен был спросить дозволения у его архисвятейшества. Так-то. И еще один фактик в нагрузку. Еленьградский жрец утверждал, что в последние годы дорогу в Белый Ключ не спрашивали. Значит, некто бывал здесь раньше, вероятно, с тем, кто взял имя и сан жреца Теофана Улесса.

Поднявшись со скамейки, Вилль прислушался. Как же тихо. Не кладбище, нет. Уснувший мир без луны и звезд. Интересно, сущности умерших еще здесь или уже три дня минуло? Может, они не знают, что их нет больше в мире живых, и продолжают топить печи, кормить скот, ходить к соседям… Может, кто-то сейчас набирает воду из родника, не замечая, что она льется сквозь призрачный ковш, не видя стоящего рядом парня, чье сердце еще бьется.

Сменив ипостась, аватар вдоволь налакался из криницы, жмурясь от удовольствия. Хорошо пошла. Подлунный мир оказался вполне себе трескучим, хрустящим и ветреным. Волк поднял морду к звездному пологу и запел. Незнакомая стая подхватила…

В избу он возвращался трусцой. Волк сумел удержаться от пометки села как частной собственности, но не отказал себе в удовольствии поваляться перед искомым крыльцом. Лапами кверху Шантэль его и застукал, более того, чуть помои на живот не вылил.

– Вы… отставить немедленно! – Эльф сердито плеснул в сторону.

Перевернувшись, волк склонил голову набок:

– Я есть хочу. Шантэль, давайте поиграем в салки! – и вывалил язык.

Замкапитана перекорежило. Аватар впился умильным взглядом в его правую голень (об левую-то, деревянную, разве что клыки точить). Верно истолковав намек, эльф совсем погрустнел и попятился, держа ведро перед собой ободом к Виллю. Наверное, на голову решил нахлобучить. Волки ведер не боятся! Он припал на передние лапы. Язык ну никак не желал умещаться в пасти, а снег вку-у-усный! А еще – мясомясомясо… Ням-ням, нос оближешь!

Надо отдать должное выдержке л’лэрда, он не заорал – рявкнул:

– Винтерфелл, прекратите! Не то я надену на вас строгий ошейник с намордником и приволоку к Его Величеству на поводке!

Волк беспечно потрепал за ухом:

– Шантэль, ну что вы как баба над крысой? Не видите – шучу.

Проследив за маятником метущим хвостом, эльф опустил ведро.

– Вас надо в цирк сдать, животное. Идемте ужинать, только лапы вытрите.

Триш спала так крепко, что вопли ее не разбудили. Пока Шантэль тыкал ухватом куда угодно, кроме устья, а затем походкой канатоходца под мухой нес горшок к столу, волк выкусил заледеневший снег между пальцами и перетащил коврик от кровати к печке. Маленький, но это неважно – все равно ночью гармошкой соберется. Просто без коврика спать неуютно, опять же морду удобно в складки спрятать.

Шантэль в раздумье занес ложку над горшком.

– Э-э-э… Вам в тарелку положить?

– Ну не на пол же!

Не чавкал, в тарелку не давился, не разбрасывал еду, после ужина прополоскал пасть можжевеловой водой, но Шантэль косился так, словно волк засвинячил всю избу, а в благодарность вытер слюни об его штанину. Подыгрывая, Вилль предложил вылизать посуду. Не дали, а жаль: все самое сладенькое в помойку ушло. Расточительство какое! В отместку волк растянулся на полкомнаты, зная, что, хотя Шантэль его не боится, без разрешения не переступит, а там и в тугоухого сыграть можно… однако эльф не спешил лезть на печь. Шушель с ним. И пусть только попробует отдавить хвост! Вообще-то после плотной закуски нормальные волки делают массаж, то бишь разглаживают живот о землю, но когда в воображении нарисовалась реакция на сие действо… Отвернувшись к печке, Вилль закрыл глаза, ухо – на стреме.

Пяти минут не прошло.

– Винтерфелл, вы не спите?

– То, что я ответил – уже ответ?

Послышались шаги – едва уловимый ведущий и по-человечьи тяжелый приставной; рядом с головой опустился табурет. Вилль тоже сел: некомфортно смотреть снизу вверх, а так – глаза в глаза.

– Что вы хотели узнать в Белом Ключе?

– Правда ли, что водичка святая, али врут люди.

– И для этого понадобилась такая конспирация и риск? Вы использовали Триссу втемную, зная, что телепортист из нее аховый.

– Триш не любопытная. А ничего, что мы при ней разговариваем?

– Она не проснется – выдохлась. – Но л’лэрд понизил голос: – Вы могли погибнуть.

– В Равенне на любого может упасть сосулька.

– Если на вас или Триссу упадет, то не случайно.

Волк философски зевнул.

– Впредь я запрещаю вам обращаться к ней за помощью.

Волк поперхнулся:

– Не много ли на себя берете?

– Ровно по силам. Если вам не жаль подругу, то пожалейте перспективного мага, который стремится не к власти над стихией, а союза с ней. К тому же теперь ей будет некогда. Она усвоила теорию, и настало время перейти к практике.

Ах вот в чем дело! Нынешний глава водников не в ладах с Силль-Миеллоном из-за Алидары и Силль-Тьерры, но архимаг, видящий стихию глазами наставника-эльфа, – совсем другое дело. Родственная, так сказать, сущность, хоть и не остроухая.

– Да и вам, – продолжил Шантэль, – стоит поберечься и как можно реже покидать дворец.

– У меня занятия, если помните, а скоро начнутся экзамены и педсоветы. Вы сами отправили меня в отпуск и избавили от необходимости быть во дворце постоянно…

– С согласия Его Величества я подыскал вам тихое, спокойное занятие в университете…

Кто?!

– Что-о?!!

– Чтобы вы никуда не лезли, никому не мешали и не тратили время на поиски неприятностей. И надо же! Вы и там умудрились влипнуть в историю.

– Мешал?! Ублюдки, взорвавшие ЭКЗО и напавшие на Повелителя, до сих пор на свободе! Мой… друг пропал! А вместе с ним – кэссиди! По столице разгуливает маньяк! Убийца моего коллеги не пойман! Если все бездействуют, то кому я… ммм…

Стальные пальцы Шантэля сомкнулись на челюстях, захлопнув волчью пасть. Кончик языка остался на свободе, но им особо не наболтаешь!

– Значит, по-вашему, служба безопасности, внутренняя и внешняя разведка, тайный сыск маются дурью, и только отрок Винтерфелл бесстрашно прет на своем монструозном коне, освещая дорогу этому стаду баранов?

– Мгм! – сердито кивнул Вилль. Может, наплевать на субординацию, вырваться и тяпнуть? За протез!

– Кэссиди с телохранителем телепортировались на север, оттуда – в центр. В начале нынешней недели мы получили вести из Ветлюги – на настоящий момент это последние данные. С нашими беглецами все в порядке, живы-здоровы, даже представление в корчме дали. Те, кто идет за ними, стирают и путают следы, но мы уверены, что найдем их. – Освобожденный волк в назидание показал клыки, но старикан только головой покачал. – Ну когда же вы станете мужем…

– Му-ужем? Никогда!

– Я сажаю вас под домашний арест.

– Что?! Не имеете права!

– Имею. Я – ваш капитан. Извольте выполнять мои приказы.

– Это пока что…

– Господин Гром узнает все о ваших похождениях, даю слово Перворожденного. Не о вашей шкуре пекусь, а о настроении л’лэарди Алессы. Вы почти не появляетесь дома, она тоскует. Зная характер ее матери, могу предположить, что рано или поздно принцесса отправится по ночным подворотням искать лекарство от скуки.

Если Шантэль ждал бурной реакции на свою «осведомленность», то прогадал. Вилль давно заметил, что л’лэрд на равных обращается к девушке из леса.

– С того момента, как мы вернемся во дворец, вы находитесь под домашним арестом, гвардеец.

– Слушаюсь, л’лэрд капитан.

«Вот только узнаю, где Даренкина тетка работала, и все…»