Плющ кинулся молниеносно, как хищник. Да он и был хищником – прирученным, дрессированным, но все же плотоядным, который охотится на дичь, чтобы выжить. Основной природный инстинкт. И купеческий дом – его охотничья территория.

Перекатившись через плечо, Дан чудом увернулся и вскочил на ноги у стола, прожженного, покрытого разноцветными кляксами, заваленного осколками битых пробирок. Похоже, оставшись в одиночестве, тварь здорово бушевала. Циката и съерт послушно скакнули в ладони. Хотя что с них проку. Это создание регенерирует за считаные секунды и практически неуязвимо для холодного оружия.

Миелл-тьярр… Лесной пес.

Перебирая корнями, плющ переполз с потолка на стену и напружинился, разглядывая потенциальный обед. Да-да, именно разглядывая. Дан не знал, как устроено зрение у разумных растений, но эту стойку, когда готовый атаковать хищник не сводит глаз с добычи, нельзя было спутать с чем-либо. Распахнулись рыже-алые крапчатые бутоны, похожие на цветы леопардовой лилии. На заостренных концах пестиков выступили капельки влаги. Бархатистые тонкие листья завибрировали. Сейчас выстрелит, понял аватар.

Сразу десяток ядовитых пестиков прошили воздух. Отбивать было бессмысленно, и Дан просто рухнул ничком, закрыв руками голову. Пара иголок накрепко засели в деревянной ножке стола, остальные, видимо, долетели до стены. Выход был прямо напротив в паре десятков шагов, и тусклый свет, струясь по ступеням, падал на Дана. Но как добраться? Миелл-тьярр разросся во всю стену, пустил корни по лестнице, уцепился за дверь.

Растение выбрасывало какой-то феромон, липкими нитями заматывающий разум аватара в кокон паники. Десятки раз Дан заглядывал в лицо смерти, но не думал, что последняя маска будет так ужасающе прекрасна. Плотоядные растения – настоящее совершенство, продуманное от шиповидных пестиков до корней, способных удержаться на, казалось бы, гладкой стене. Они умны, послушны, они никогда не охотятся впрок… От одиночества они сходят с ума.

Лепестки сомкнулись, превратив чашечки в наконечники стрел, наведенных на цель, по стеблям прошла волна спазмов. Миелл-тьяр нагонял сок в иглы, чтобы ударить вновь.

– Ven… Venne! – с трудом сохраняя контроль, приказал Дан.

Плющ потянулся на голос как приблудная собачонка, которой дали обнюхать руку. Неуверенно полз, с надеждой и опаской одновременно. Пригреют или побьют?

Ментальные нити слабели, обвисали и отрывались медленно, одна за одной. Стало легче дышать. Дан понес околесицу на эльфийском, лихорадочно соображая, как обращаться с этой тварью. Сказать «фу»? Назвать хорошим барбосиком? Под чашечкой почесать? А ведь лесной пес думает, что пришли его накормить…

Испуганно взвизгнула и заржала чья-то лошадь. Заржала на улице, за толстыми внешними стенами, однако и здесь это прозвучало как раскат грома, с легкостью перебив шелестящий голос эльфа. Дан осекся. Плющ замер точно у невидимой черты, поникшие бутоны снова закачались на гибких стеблях как змеиные головки, разевая ядовитые пасти…

– Venne!

– Ну что ж ты сразу не сказала, что тебе нельзя перегреваться! – в который раз всплеснула руками Марийка, едва не опрокинув стакан наливки.

– За здоровье! – Поправив войлочную шляпу с обмякшими бортами, Ирэн отсалютовала клюквенным морсом.

Выпили, закусили мочеными яблоками. После инъекции в локте немного саднило, но в целом наследница чувствовала себя очень неплохо. Боль исчезла, прихватив за компанию насморк. Но второе – заслуга исключительно бани, в приступе как раз не повинной. Эти приступы давно стали обыденностью, чем-то вроде регулярных женских неудобств. Но раньше боль хотя бы стучалась, прежде чем вломиться в голову и скрутить тело судорогами. На этот раз она вынесла барьер с тарана. Ирэн просто диву давалась, что смогла попасть в вену, практически ничего не видя, вгоняя иглу занемевшими пальцами.

Брр! Упаси Иллада такому повториться.

Слабость постепенно уходила, сменяясь жаждой… как это? А! Покуролесить!

Верх, низ или золотая середина? Любопытно аж до костей, хе-хе…

Дан отстраненно гадал, с какого конца миелл-тьярры начинают жрать. Уж лучше голова, чем ноги. Яд оказался паралитическим, и полукровка сам себя представлял тушкой, которую вот-вот начнут потрошить. Он не мог даже моргнуть, тем более шевельнуться. Оставалось любоваться изрытым корнями потолком и размышлять, насколько быстро его сожрет плющ. Почему-то было не страшно, только очень обидно за бесцельно прожженную жизнь. Женщины, игры, дороги – вот, пожалуй, все, о чем можно вспомнить. А теперь… Не будет у бродяги Эданэля-Аэшура могилки с мраморным надгробием, не возрыдает на лавочке безутешная вдова, не встанет на крыло белый волчонок. Э-хе-хе… Печально все это.

Жалость к самому себе накатила внезапно, и Дан шмыгнул носом.

Минуточку… Шмыгнул?!

Сосредоточившись, он попробовал шевельнуть указательным пальцем. Подушечка обо что-то царапнулась, фалангу прострелило. Больно… Больно!!!

Оцепенение проходило: дар Пресветлой смог побороть один из сильнейших ядов. Дан скосил глаза на миелл-тьярра. Тот висел на стене точно скадарский ковер, все еще сомневаясь, а можно ли есть двуногое существо с острыми ушами, чем-то похожее на хозяина. Однако движение добычи не осталось незамеченным: плющ стек на пол и заскользил, поднимаясь волной, готовой захлестнуть и смять тело в мешок с костями. Дан встал на четвереньки. Его мотало и мутило, но даже секундная передышка была сейчас непозволительной роскошью. В замкнутом пространстве невозможно было развернуться, чтобы не угодить в зеленую сеть. Дан нырнул под стол, выкатившись уже по ту сторону преграды…

…чтобы опять растянуться на полу. Иглы вжикнули в ногте от макушки.

И что теперь?! Клинки остались там, у корней… Горючее! Сухое горючее!!!

Волна страха хлынула, вымывая из головы проснувшееся здравомыслие, из сердца – надежду. Снова пошел в ход феромон. Миелл-тьярр дрожал, будто гигантский студень, утробно рокоча. Оно и разговаривать умеет?!

Изумление придало сил. Вырвав из кармана кисет, с треском дернув тесемку, Дан сыпанул полную горсть чудо-порошка, не смущаясь тем, что на пол угодило почти столько же. Сжатые бутоны раскрывались огненными звездами с жалом в сердцевине.

Ну, иди сюда, песик…

Жгутами выстрелили стебли, прилепляясь к потолку, стенам, столу; извиваясь, раздались в сторону цветы, открывая то, что пряталось внутри клубка из листьев, придаточных корней и лоз – корневище, похожее на чешуйчатые осьминожьи щупальца. Собака простит хозяину предательство, но миелл-тьярры слишком умны для этого. Предавшему однажды веры нет.

Ближе… Ближе… Ближе!

Отброшенный чудовищной силой, ударился в стену стол и треснул напополам. Лесной пес голодно распахнул пасть. Горючий порошок закружил в спертом воздухе, осел на «деснах» твари густым инеем. А кисет угодил точно в цель.

– Гори-гори ясно!

«Сюда б компанию для хоровода», – отрешенно подумал Дан.

И полыхнуло. В том числе у него под ногами.

– Хороший парень, да, жаль, больно красивый! – Поддатенькая Марийка оперлась щекой о ладошку.

– Почему жаль? – удивилась трезвая Ирэн.

– Да красавцам мы, девки простые, без надобности. Им принцесс заморских подавай!

Принцесса с хохотом сползла с лавки.

Держась за грудь, Дан сполз по стене. Сердце колотилось, едва не пробивая грудную клетку. Багровый туман в голове рассеивался, и аватару казалось, что он видит выходящие из ноздрей красноватые струйки пара, светлеющие до абсолютной белизны. В области макушки бухало мерно и гулко, в глазах двоилось – наверное, так себя чувствует перебравший селянин, которого жена приводит в чувство сковородкой.

Стебли, уже мертвые, медленно тлели, навевая невеселые мысли о бренности сущего… Тьфу, шушеля мать, какая бренность?! Не сожрали, из огня выпрыгнуть успел – от счастья плясать надо! Да настроения не было.

Морщась от подкатывающих к горлу спазмов, Дан подошел к останкам плюща. Разумные растения, подобные этому, – одна из тайн Силль-Миеллона, обросшая слухами, как ядовитым лишайником. Сами по себе миелл-тьярры опасны только для нарушителей границ леса и заменяют остроухим цепных псов, храня верность каждый своему хозяину. Только далеко не всякий эльф способен вырастить подобного сторожа. Сколько таких умельцев в Силль-Миеллоне и от чего это умение зависит, Дан не знал, но предполагал, что и трех десятков не наберется. Процесс «посева» общественности неизвестен, однако те, кому посчастливилось увидеть (и не стать закуской) миелл-тьярра, в один голос утверждали – дескать, собака и есть! Реагирует на голос хозяина, свист, выполняет команды типа «Сидеть!», «Умри!», «Дай ветку!»; собеседник в трактире и купец по совместительству рассказывал, что лесной пес уволок у него кольцо сырокопченой колбасы.

На первый взгляд милые забавные создания. Да, когда хозяин рядом.

Оставшись без хозяина, миелл-тьярр оголодал и озлобился. Телепатически эти твари могут общаться только с эльфами, поэтому на помощь позвать было некого. Пока что его сдерживал снег и закаменевшая почва, но, случись оттепель, и плющ выбрался бы из дома на охоту. На горожан. С ним, конечно, справились бы, да только несложно догадаться, чем встречали б потом заезжих эльфов. Да, миелл-тьяры верны и послушны, но, как любому мыслящему существу, им не чужды чувства обиды и ненависти. На Дане плющ решил выместить злость за то, что сородичи полукровки его предали и бросили умирать.

И что за лопоухий идиот забыл его здесь?!

Если только…

…это не было сделано специально.

Как пузырьки со дна пруда, всплыли в памяти слова мага-артефактора: «Да с месяц назад занедужил, недельку помаялся, да и преставился… У нас тогда ваши сородичи останавливались…» Совпадение? Ох, вряд ли…

Значит, некие эльфы вывозят с родины саженец, находят городок, где живут только люди и лесного пса никто не услышит, затем продают его бирюку Хвату, который вскорости помирает от неизвестной лихорадки! О, как удачно да лихо! Миелл-тьярры даже от паразитов не страдают, не говоря о том, чтобы стать источником болезни, так что купца, скорей всего, заразили сами эльфы. Или прокляли…

Да эльфы ли? Что, сами себя решили подставить?! В Силль-Миеллоне, конечно, хватает дурачья, но не до такой степени!

Эти просчитали все до мелочей. Расспросив горожан, узнали о доморощенном алхимике, а тот, естественно, клюнул на силльмиеллонскую диковинку. Хват внезапно заболевает, умирает, и голодный плющ начинает звереть, оставшись один. Сюда никто не ходит, что только усугубляет настроение прирученного растения. В конце концов, его не остановил бы и снег. И что потом? Тот же маг-артефактор узнал бы силльмиеллонского пса и припомнил давешних эльфов. Все очевидно. Городок стоит у наезженного тракта, так что к славице, а то и раньше, о происшествии узнали бы в столице. А занеси сюда нелегкая кого-нибудь из настоящих эльфов, могло б и до убийства дойти.

Дан поймал себя на том, что прячет в волосы кончики ушей.

Из дома он выбрался машинально, а сухое горючее скупал уже на трезвую голову. Это добро лишним не будет. Подкопченный внешний вид объяснил тем, что испытания порошка прошли успешно. Дана все еще подташнивало, и обеденную залу «Трех яблонь» он пересек, не дыша. Заговорщицки хитренькое лицо Ирэн, в одной рубашке восседавшей на кровати соседа, вытянулось как банановая кожура.

– Как день прошел? – буднично поинтересовался аватар.

– Замечательно… – Ирэн подвинулась. – А у тебя?

– Аналогично.

Сбросив куртку на пол, Дан рухнул плахой и уже не чувствовал, как будущая кэссарица стаскивает с него сапоги и расплетает косу.

Хоть Русанна Ринвейн назвала сына Жаворонком, проспал он до полудня в угоду «совиному» прозвищу. Снились почему-то шушели, хороводящие вокруг плюща с песенкой: «Гори-гори ясно, чтобы не погасло!», – однако миелл-тьярр гореть не думал, а вместо этого хлопал им в листья. Затем один из «деток» запрыгнул к Дану на грудь и смачно облобызал.

– Изыди, нечистый. – Спихнув целовальника на пол, аватар утерся рукавом.

– Сам дурак! – обиделся «шушель», и Дан, окончательно проснувшись, узнал, что он еще и смерд.

Сон был бредовым не только по содержанию. Нечисть боится эльфийских псов как огня и предпочтет держаться в стае себе подобных особняком от миелл-тьярра. Вот и объяснение разудалой шушелиной компании. А то, от чего заболел Котька Хват, наверняка имело отношение к некромантии, и, как следствие, разупокоению дохлой мелюзги типа «мышь домовая».

Мельникова жена управилась в срок, и Дан с Ирэн разжились теплой одеждой. Яд миелл-тьярра оказался сильным и страшно въедливым: аватарий дар только с ним и боролся, так что на регенерацию в ближайшее время можно было не рассчитывать. Распрощавшись со всеми, беглецы отошли от городка подальше и телепортировались, условившись думать о пиках Поднебесной Цепи. Чем бес не шутит, вдруг сработает?

Не сработало.

Румяное светило стояло в зените, и Дан понял, что их снесло к западу. Но куда? Они брели по неезженой дороге, увязая в снегу, а с обеих сторон громоздились лохматые елки. К счастью, время волчьего солнца не подошло, и голосистые хищники не зарывались.

– Я в этом тулупе похожа на купчиху, – нарушила тишину кэссиди. Дан всерьез удивился: на его прихотливый взгляд, короткая рыжеватая дубленка сидела идеально. Об этом вслух и сказал.

– Да-а? – капризно протянула Ирэн. – Тогда почему все пялились, когда мы выходили из Ветлюги?

– Потому что ты загорелая и у тебя необычный для тех мест цвет волос.

– Я – рыжая, тулуп – рыжий, сумка тоже рыжая!

Дан предпочел не раздувать спор, зная, что не в дубленке дело. За обедом Ирэн пыталась выспросить о вчерашнем приключении, но не хотелось говорить о несчастном миелл-тьярре, которого пришлось прикончить, как бешеного пса. Дан отшутился, кэссиди обиделась. Ну и ладно.

– Интересно, где мы? – Ирэн сменила тему. Но не тон.

– А вот у них и спросим. – Дан указал на россыпь домов за пахотным полем, ныне отдыхающим до весны. Деревня была большой, даже бревенчатая часовенка имелась с деревянным же треугольником на крыше. Наконец-то вышли к жилью!

– У смердов?

Дан прикинул, что в таком расположении духа они если и получат ответ, то непечатный.

– У смердов я спрошу, – поправился он. – А ты посиди пока… да вон на том пеньке!

Ирэн согласилась, только заручившись обещанием байки о чуде-юде многолапом, в доме заброшенном притаившемся, да о храбром витязе с ушами вострыми.

Дана заметили издалека, но, когда он подошел, единственная улица в деревне была пуста. Нет, домашняя живность кудахтала, гоготала, мычала. Из конуры лениво брехнул пес; гнусавым мявом отвечала с забора кошка. Но люди спрятались по домам. Чувствуя на себе подозрительные взгляды из-за щелей да занавесок, Дан постучал в ближайшую избу.

И понял, что зря сюда пришел.

Аватар как в воду канул. Небось смерды пригласили этого очаровательного болтуна за стол, а теперь потчуют щами или вкусной картошкой, запеченной в чугунке со сметаной, морковкой и укропом. Есть не хотелось, но заставлять даму ждать – просто варварство! Ирэн задрала рукав: ну вот, час и десять минут прошло! Небо затянуло, полетел мелкий снежок.

Мягкое хрупанье нарушило сонную тишину. Встревожившись, с хриплым граем снялись с веток вороны. Из низины на холм поднялась кляча, тяжело ступая тонкими, как сухие лучины, ногами. Она была до того отощавшей, что казалось, будто кожа обтягивает голый костяк; хвост и грива обвисли паклей и заиндевели. И какой изверг довел животное до такого состояния?!!

– Кося-кося-кося! – Ирэн вытянула руку, прикидывая, не сочтет ли Дан расточительством запас сухарей, скормленных бедной лошадке.

Лошадка подняла невидящий взгляд мутно-белых, как вареные яйца, глаз. Из безвольно открытого рта свисал синюшный язык, но пар не шел. Кляча не дышала. Она была мертвой.

…Ирэн бежала по колено в снегу параллельно дороге, зная, что разупокоенная лошадь не сунется в лес по старой привычке. Страшно не было, просто сам факт превращения доброго, ласкового, умного животного в ходячего мертвяка выбил из колеи. Раньше наследница о подобном и не слыхала. Здесь – чужая страна, чужие люди, чужая тьма… А она – одна. Хотелось видеть ироничный проницательный взгляд Дана прямо сейчас – пусть смеется! Напротив деревни кэссиди наконец остановилась, упираясь ладонями в колени, пытаясь успокоить дыхание.

И внезапно разогнулась, не веря собственным глазам. Ирэн нашла эльфа.

Припорошенный свежим снегом труп лежал в мусорной яме.