История шестая
БОЛЬШОЙ ЭДЕМСКИЙ ШЛЕМ
Маартен Троост немного передвинулся влево и чуть наклонил голову, придирчиво оценивая позицию. Неплохо. Карнаф должен появиться с того края — если он не слишком отклонится от курса, то как раз идеально войдет в кадр.
Сейчас 03.04.67, 15:46 UT. Но это там, на далекой Земле. Здесь, на этой бескрайней равнине, солнце еще только-только выползло из-за горизонта. Очень яркое, очень желтое солнце, похожее на шкварчащую яичницу-глазунью. В северном полушарии Нового Эдема заканчивается лето — жаркое сухое лето, за которым последует сезон дождей, что наполнят реки и озера, вдохнут жизнь в прекрасную планету.
Новый Эдем — старейшая и крупнейшая из звездных колоний. Новый Эдем стал первой живой планетой, что открыли земляне, и по сей день остается одним из наиболее комфортных миров для человека.
Даже более комфортным, чем старушка Земля. При необходимости Новый Эдем может обеспечить пищей и жизненным пространством все население Солнечной Системы, и еще останется куча свободного места. Он размером примерно с Землю, но на нем гораздо больше суши и более мягкий климат. Моря занимают всего двенадцать процентов территории и больше похожи на гигантские реки, изрезающие планету водными артериями. К тому же они пресноводные и поразительно теплые.
Пока что на Новом Эдеме живет всего пятнадцать миллионов человек. Городов как таковых здесь всего три — Элизиум, Вальгалла и Урбем-Анджели. Три четверти населения живет в просторных особняках, не видя вокруг себя ни единого соседа.
Много туристов — на Новый Эдем летят за приключениями, за отдыхом на дикой природе. В основном это опытные путешественники — те, кто вдоль и поперек избороздил Землю, Венеру и Марс и жаждет чего-то новенького, еще не виданного. Новый Эдем — первая ступень к звездам, первая планета на пути к дальним рубежам, к безбрежному океану непознанного.
Именно для этого сюда прибыл и Маартен Троост — чтобы отдохнуть. У него отпуск, и он проводит его здесь, на Новом Эдеме. Сопровождает своего лучшего друга, Максимилиана Хаусера. Тот большой любитель спортивной охоты и в данный момент заканчивает собирать Большой Эдемский Шлем.
Самому же Троосту здесь ловить особо нечего. Среди экзопланет Новый Эдем представлен в Венерианском зоопарке наиболее полно. Свыше трех тысяч видов — почти все сколько-нибудь любопытное. Но Троост даже в отпуске хотел заниматься любимым делом, потому и решил совместить приятное с полезным, посвятив часть своих полутора свободных месяцев одной загадке.
Есть на Новом Эдеме такое редкое животное — барвазан. Не особенно и интересное, похожее на помесь слизняка и слепыша. Нормально живет в зоопарке, нормально питается. Только вот размножаться упорно не желает. Никак. Все перепробовали — спариваться-то они спариваются, да только все вхолостую. Барвазаны откладывают яйца — очень крошечные, чуть больше рыбьих икринок, — но из них ничего никогда не вылупляется. Они изначально пустые, болтуны.
И вот Троост задумал найти и заснять процесс спаривания барвазана в естественных условиях. Благо водится он там же, где и последняя добыча Хаусера — акавиш.
Но сначала нужно закончить с карнафом. Вдалеке уже показалось облако пыли, то разъяренный зверь мчится за «красной тряпкой» — дроном-загонщиком. Эта крохотная машинка пылает алым светом и издает такой раздражающий писк, что обычно мирный карнаф теряет голову от бешенства. В эти минуты на дороге у него не стой — врежется своими тремя тоннами и растопчет в кашу!
Вообще-то карнаф — очень красивое животное. Он похож на шестиногого рыцаря — весь закован в серо-стальную броню, изящен очертаниями и увенчан длинным рогом, похожим на бивень нарвала. Когда карнаф опускает голову, этот рог устремляется вперед, точно пика, и с разгону способен пронзить древесный ствол. Брачный их сезон всегда знаменуется бессчетными турнирами — броненосные гиганты мчатся по равнинам, стремясь поразить друг друга в самое темя.
Они бы гибли во множестве, не обладай их головные пластины прочностью стальной каски. Наружный скелет карнафа настолько хорош, что даже крупнейшие хищники редко могут с ним справиться. Настоящий царь эдемских пампасов.
И сейчас этот царь с яростным ревом мчится на крохотную двуногую фигурку. Дрон-загонщик уже не требовался — карнаф заметил более крупную мишень и возжаждал выпустить ей кишки. Ему до смерти хотелось излить на кого-нибудь гнев, что гремит в голове бурным водопадом.
Но человек впереди стоял как вкопанный. Бригадный генерал Хаусер медленно поднимал руку, в которой посверкивало оружие. За его спиной вставало солнце — оно светило карнафу в глаза, мешая точно нацелиться. Зверь бежал почти наугад, держа рог параллельно земле. Ступни, «обутые» в роговые лепешки, оставляли глубокие, почти идеально круглые следы.
Вот до цели осталось всего сто метров. Пятьдесят. Двадцать. Десять…
…и Хаусер выстрелил!
Глаза карнафа мгновенно потухли. Какой-то миг он еще по инерции перебирал ногами, а потом они подогнулись, и великолепный зверь рухнул. Так могла бы рухнуть скала — грохот, туча пыли…
Когда она рассеялась, оказалось, что между охотником и кончиком длиннющего рога нет и полуметра.
Хаусер подбоченился и театральным жестом переключил свой инф на громкую связь. В тишине эдемского утра отчетливо прозвучал мелодичный голос:
— Поздравляем, вы получили достижение «Победа над карнафом».
Кружащий над Хаусером дрон-загонщик защелкал, делая фотографии гордого охотника. Тот принял красивую позу, поставил ногу на тушу могучего зверя и ослепительно улыбнулся.
Зрелище было впечатляющим. Хаусер весил примерно столько же, что и Троост, но если у Трооста львиная доля массы находилась в животе, то Хаусер отличался мускулатурой мультяшного супергероя. Был он совершенно лыс и безбород, зато щеголял пшеничного цвета усищами, закрученными на концах.
— Ну что, как я? — озабоченно спросил Хаусер, перемахивая через борт флаера. — Не слишком, а?.. Может, поскромней как-нибудь?
— Ничего-ничего, так хорошо, — успокоил его Троост, поднимая флаер в воздух. — Ну что, теперь до последнего?
— До последнего, — кивнул Хаусер, разваливаясь на сиденье. — Правь прямо в Геенну.
Флаер устремился в небо. Троост и Хаусер перегнулись через борт, глядя, как карнаф медленно встает на ноги. Он некоторое время тряс рогатой башкой, пытаясь сообразить, что произошло, кто это его так оглоушил, потом чихнул, рыгнул, громко пустил ветры и побрел по своим делам.
— Красавец, а?! — осклабился Хаусер. — Скажи, какой красавец! Чуть кишки мне не выпустил! Ух острый же рог у него, ух и острый же!
Генерал знал, о чем говорил. Его предыдущая попытка закончилась именно этим — он промешкал сотую долю секунды, и карнаф выпустил ему кишки. Хаусер заработал клиническую смерть и, что еще хуже, целую кучу штрафных очков, заметно подпортив свою таблицу результатов.
Однако пролежав двое суток в регенеративной ванне, генерал полностью оправился и вновь ринулся на охоту. Причем он желал непременно выследить того самого карнафа, который его убил! Словно пепел капитана Ахава стучал в его сердце!
И вот сегодня Хаусер таки взял реванш. Троост ему почти и не помогал — так, пару раз давал советы профессионального зверолова.
А Хаусер в них почти и не нуждался — он и сам опытный охотник. Полностью собрал уже три Больших Шлема (Земной, Венерианский и Авалонский), а теперь заканчивает четвертый.
Сам Троост собрал все восемь Больших Шлемов еще в юности. Точнее, семь — Большой Протейский Шлем был сформирован всего пятнадцать лет назад, а к тому времени Троост уже охладел к спортивной охоте.
Аж раздуваясь от гордости, Хаусер включил свою стену трофеев. В воздухе появилась орехового цвета поверхность с одиннадцатью отрубленными головами. Допреальными, конечно. Но под каждой — сертификат, подтверждающий, что владелец сей стены действительно одолел данное животное по всем правилам Лиги Спортивной Охоты.
Большой Эдемский Шлем. Двенадцать опаснейших животных планеты Новый Эдем. Точнее, пока что одиннадцать — пиль, аре, тигрис, дов, тео, намер, танин, зеэв, ханак, керах и карнаф. Клыкастые и рогатые, копытные и когтистые, летучие и водоплавающие.
Теперь остался только один зверь. Самый жуткий обитатель Нового Эдема — акавиш.
Тем временем за бортом стало совсем черно, заработал компенсатор давления. Флаер поднялся в стратосферу и начал набирать скорость. Карнаф водится в Елисейских пампасах — обширной степи в северном полушарии. Акавиш же обитает в Геенне — огромных карстовых пещерах на противоположном конце планеты.
По сравнению с Геенной Мамонтова пещера — просто мышиная норка. Тысячи и тысячи километров хитросплетенных лабиринтов и подземных рек. Там, в бесконечных темных туннелях, бродят самые удивительные создания. В том числе те двое, которые интересуют Хаусера и Трооста — акавиш и барвазан.
— А что за интерес охотиться на этого… как ты там сказал?.. Барвазана?.. — прочавкал Хаусер, обгладывая фазанью ножку. — Он же неопасный. Или опасный?..
— Совершенно безвредный, — подтвердил Троост. — Укус — как щипок. Разве что споткнешься о него, да лицом об камень.
— Ну и чего тогда?..
— Так я на него охотиться и не собираюсь. Я за ним наблюдать буду. Хочу заснять спаривание в естественных условиях.
— Фу, — коротко выразил свое мнение Хаусер. — Единственное спаривание в естественных условиях, за которым я согласен наблюдать, — это между двумя молодыми самками подвида хомо сапиенс.
— А если один из них самец?
— Тогда только участвовать самому. Наблюдать уже не-а. Как эти твои барвазаны-то выглядят хоть?.. А, вот, уже вижу…
Прокрутив на своем визоре найденные в сети фотографии, Хаусер брезгливо поморщился. Выглядит барвазан неказисто, что и говорить.
— Фу, — вторично произнес генерал. — Унылая какая-то животинка. Ни клыков, ни когтей… совсем не противник. Неинтересно.
— Кому что, — дипломатично заметил Троост. — Если вдуматься, даже самые опасные животные представляют для нас угрозу лишь при соблюдении правил спортивной охоты. А если использовать флаеры, дронов и боевое оружие… тут мало кто сможет оказать серьезное сопротивление. На Суртуре вот найдется пара-тройка видов… да на Пирре еще… на Гералии… ну и на Нибиру, я слышал, водится кое-что…
У Хаусера заблестели глаза. Он бы с большим удовольствием поохотился на животное, способное оказать сопротивление боевому флаеру. На Земле, увы, таких нет и никогда не было.
Бригадный генерал Максимилиан Хаусер — прирожденный солдат. Он начинал службу еще в Европейской армии. Однако в 2404 году Европейская армия, как и одиннадцать остальных, прекратила свое существование, но лейтенант Хаусер остался на службе. Правда, теперь уже не в Европейской армии, а в Оборонных Силах Единой Солнечной Системы.
Вот уже почти сто лет в Солнечной системе не было ни одной войны. Границы по-прежнему патрулируются боевыми крейсерами, а Оборонные Силы ежедневно подвергаются муштре, но потенциальных противников на горизонте пока что не видно. И генералы откровенно скучают.
В двадцать пятом веке задействовать военный флот всерьез приходилось всего трижды. Боевой спутник Кханги, комета Мартелла и восстание адмирала Юсуфа. Первые два инцидента можно отнести к стихийным бедствиям, а Юсуф… до сих пор неизвестно, что заставило этого ренегата расстрелять базу и две орбитальные станции на Тритоне, но большинство считает, что он просто сошел с ума. Иногда это случается даже с адмиралами.
Однако именно такие случаи не позволяют отказаться от армии и флота. Нет никакой гарантии, что однажды из космических глубин не явится кто-нибудь враждебный.
— А что, Троост, не нашли еще этих рептилоидов с Ла-Форше? — с деланым равнодушием поинтересовался Хаусер. — Это ведь ты их открыл, э?..
— Я там просто присутствовал, — покачал головой Троост.
— Слышал, у вас там конфликт произошел. Они нам войну не объявят, э?.. — спросил Хаусер, тщетно пытаясь скрыть надежду.
— Да какой конфликт — так, подрались немного…
Рептилоиды Ла-Форше стали настоящей сенсацией. Поначалу принятые за еще один первобытный народ, они оказались не менее, а, скорее всего, даже более развитыми существами, чем земляне. Об их техническом превосходстве говорит хотя бы то, что они овладели межзвездной телепортацией.
Увы, пообщаться с ними теснее, вступить в дипломатические отношения, обменяться знаниями так и не получилось. Вскоре после «разоблачения» они просто… исчезли с Ла-Форше. Исчезли бесследно — как люди, так и машины. Видимо, вернулись на свою родную планету.
Только вот где она — их родная планета?
Исследователи сейчас переворачивают Ла-Форше вверх дном, пытаясь отыскать какие-нибудь намеки, но пока тщетно. Возможно, рептилоиды посчитали землян слишком глупыми. Или слишком драчливыми. В любом случае, вступать в контакт они явно не стремятся.
Полет до Геенны занял три с половиной часа. Троост и Хаусер успели поужинать, сыграть в танкодром, дважды пересмотреть видео охоты на карнафа, изучить трехмерный план исследованной части лабиринтов Геенны и прослушать сводку последних новостей Нового Эдема. Комфортный прогулочный флаер-яхта летел абсолютно бесшумно, над силовым колпаком мерцало звездное небо, в салоне звучала одна из классических симфоний Уильямса…
— А что жену на охоту не взял? — спросил Троост.
— Да ну ее. Говорит — скучно.
— А дети?
— Тоже.
В отличие от Трооста, Хаусер прилетел на Новый Эдем всем семейным кланом — с женой, сыном, женой сына, старшей дочерью, первым и третьим мужьями старшей дочери (второй полететь не смог), младшей дочерью, двумя внуками и двоюродным племянником. Но спортивной охотой в этой ораве увлекался только глава семейства — остальные предпочитали загорать на эдемских пляжах, прогуливаться по тенистым кущам и, конечно, нежиться в онсэне Гихон — знаменитых геотермальных источниках.
Именно ради них многие туристы и прилетают на Новый Эдем. Все остальное вполне можно найти и на Земле, а вот такого грандиозного природного комплекса бассейнов и водопадов на родной планете нет. Воды Гихона насыщены минералами, пенятся и бурлят, как в гигантском джакузи, и даже вкус имеют ощутимо сладкий.
Но сам Хаусер в Гихоне пробыл всего два дня. Повалялся на горячих камнях, спустился в бочке по Иерихонскому водопаду, поплавал в подземных реках, прошёлся по дну Лазурного озера, поел природного супчика из Великого Термального Котла и двинул на охоту — добивать Большой Эдемский Шлем.
Троост, который к тому времени уже облазил весь Гихон и не нашел никакой любопытной фауны, если не считать нескольких видов рачков-хемотрофов, охотно присоединился к приятелю. Что поделаешь, среди всех возможных видов отдыха Маартену Троосту интересны лишь те, что связаны с живой природой.
Геенна расположена не так уж далеко от Гихона. Всего четыреста километров к юго-востоку. Там находятся крупнейшие на Новом Эдеме горы — Эмпириды. Под их основным хребтом раскинулся колоссальный пласт известняка, в котором за миллионы лет и образовался гигантский карстовый лабиринт.
Более двух тысяч проходов, свыше пятисот подземных залов и около трехсот глубочайших шахт, ведущих в самые недра планеты. Геенну исследуют уже почти полтора столетия, но на карту до сих пор нанесено всего тридцать процентов ее общей территории. А некоторые спелеологи полагают, что и того меньше — есть теория, согласно которой под известной Геенной находится еще и второй слой, даже более обширный, чем первый.
Флаер приземлился возле одного из второстепенных спусков. Обычные туристы здесь бывают редко — малоизученные территории, свободного допуска нет. Безопасность не гарантирована, необходим сертификат спелеолога-спортсмена.
Хаусер облачился в защитный комбинезон с респираторной маской. Троост остался в своем всегдашнем — там имелись все необходимые средства защиты. Стоя на пороге, они оба несколько секунд моргали, пока глаза переключались на ночное зрение. Вдаль по туннелям унеслись дроны-разведчики.
— Ну что, будем на связи, — махнул рукой Хаусер, уходя налево. Троост двинулся направо.
Охота на каждого зверя каждого Большого Шлема ведется по строго определенным правилам. Просто добыть животное несложно — нашел через спутник, подлетел сверху, застопил, сфотографировался. Если есть желание — взял соскоб, чтобы затем клонировать кусок мяса и отведать добычу на вкус. Все.
Но так может каждый дурак. Это совсем неинтересно. И неспортивно. Поэтому Охотничий Клуб давным-давно выработал строгие правила для каждого вида добычи. Только соблюдая их от и до, можно заработать достижение в Лиге Спортивной Охоты.
Карнафа, например, нужно непременно выманивать на открытое место, злить до кровавых глаз, дожидаться, пока он разгонится, и только в самый последний миг стопить. Чистейшая победа — если карнаф упал менее чем в метре от твоих ног.
А акавиша нужно тропить. Разыскать в бескрайних просторах Геенны его следы, а потом долго идти по ним, пока наконец не найдешь самого хозяина. После этого либо схватка, либо короткое преследование — и выстрел! Бить надо непременно в головогрудь — брюхо акавиша огромно и не содержит жизненно важных органов, а лап у него целых десять и паралич одной или двух опять-таки некритичен.
Разумеется, боевое оружие применять нельзя. Убить или хотя бы травмировать добычу — настоящий позор для охотника-спортсмена.
Первое время Троост и Хаусер постоянно перекликались. Потом Хаусер заметил в ультрафиолетовом свете смазанные липкие отпечатки и с головой ушел в выслеживание добычи. Он по-прежнему присутствовал в угловом субэкране на визоре Трооста, но в разговор больше не вступал.
Троосту и самому стало не до этого. Он опустил на лицо респиратор, чтобы защитить кожу и дыхательные пути. Здесь, рядом с поверхностью, воздух еще пригоден для дыхания, но чем глубже, тем больше в нем становилось сероводорода. Подземные реки Геенны молочно-белы из-за серной кислоты.
Именно благодаря кислоте и сероводороду эти пещеры и кишат жизнью. Стены покрыты склизкими колышущимися коврами, на которых пасутся стада насекомых. Эти ковры — сложные колонии бактерий. Настолько сложные, что некоторые таксономисты даже предлагают считать их многоклеточными… не животными, конечно, не растениями и не грибами, а совершенно другим царством.
Эти бактериальные колонии питаются сероводородом и сами, в свою очередь, дают пропитание множеству существ. Они — основа пищевой цепочки Геенны. Их едят насекомые, насекомых — насекомоядные, а тех — хищники вроде акавиша.
Ночное зрение Троосту почти не требовалось — на потолке светятся сотни тысяч голубых огоньков. Это хищные черви-удильщики — толааты. На их свет летят обманутые насекомые и попадаются в ужасные ловушки из шелка и слизи.
Кроме толаатов в течение следующего часа Троост имел возможность наблюдать хафарперэта, хадафа, арцава и стаю аталефов. В переводе на всеземной эти слова звучат совершенно банально — «крот», «землеройка», «медведка», «летучая мышь». По давней традиции названия животным и растениям Нового Эдема даются на одном из старых земных языков — иврите.
Названия стали для таксономистов настоящей головной болью. Уже сейчас известно более двухсот живых планет, и на каждой тысячи крупных видов — а уж всякую мелкоту и считать некогда. Попробуй придумай для всех них названия — причем оригинальные, благозвучные и не повторяющиеся. Поймешь тогда, какую громадную работу проделал библейский Адам.
Биологическая номенклатура давно отказалась от латинских наименований, перейдя на цифро-буквенную кодировку. Официальное обозначение жизнеформы состоит из тридцати четырех символов и включает звездно-планетарный код, инициалы первооткрывателя, год открытия и таксономическую классификацию (на месте неустановленных рангов временно ставятся нули). Это удобно для систематики и легко расшифровывается, но непригодно в повседневном обращении. Общеупотребительные наименования тоже необходимы.
Хорошо, когда на планете есть аборигены — можно использовать местные названия. Иногда и здесь случаются казусы — одно из крупных одомашненных животных Пана, например, зарегистрировано под названием «чъы-ха-до», что в переводе с туземного языка означает «это мое, не трогай». Но это уже не так важно.
Чтобы как-то облегчить процесс, за помощью обратились к старым языкам. Взять тот же Новый Эдем. Аталеф совершенно не родственен земным рукокрылым, но у него тоже есть перепончатые крылья — вот и назовем его «летучей мышью». Только на иврите. Хафарперэт обладает огромными когтями, роет землю и питается насекомыми? Будет «кротом». И не важно, что он вчетверо крупнее земного крота, а вместо шерсти покрыт скользким «целлофаном».
Подобную же картину можно увидеть на многих других планетах. Редко за какими закреплен «собственный язык» — чаще исследователи все же проявляют фантазию, ищут аналоги в мифах, сказках, литературе и кино, добавляют прилагательные или даже выдумывают новые слова. Но если ничего на ум не приходит — помогут старые языки. Та же латынь, тот же греческий.
С погружением в недра шагать приходилось все осторожнее. Становилось темнее, туннели причудливо извивались, могли неожиданно расшириться в огромный зал или сузиться до тесной щели. Пару раз Троост пролезал с большим трудом, втягивая свой объемистый живот, а один раз ему даже пришлось ползти на четвереньках.
Маячащий впереди дрон-разведчик иногда попискивал, предупреждая о трещине или яме. Луч его фонаря выхватывал из мрака то небольшой водопад, то глубокий колодец. Повсюду виднелись нагромождения гигантских глыб, а в потолке зияли провалы — из некоторых даже пробивался слабый свет. Ходы разбегались в разные стороны и снова сходились на перекрестках. Все они были похожи друг на друга, и зверолов то и дело сверялся с трехмерной картой, висящей в углу зрения.
Но через некоторое время Троост выбрался на один из «проспектов» — длинных широких туннелей, проложенных подземными реками. Здесь было почти сухо — поток воды давно сменил русло, то ли уйдя в глубину, то ли просто сместившись в сторону. На гладком потолке не было ни единого сталактита — вместо них мерцали созвездия толаатов.
Живности здесь тоже было несравнимо больше. В воздухе вилась мошкара, стены шевелились многоногими коврами, под ногами постоянно что-то хрустело. Порой мелькали и зверьки покрупнее — то высунется хафарперэт, то проползет суетливый арцав.
Но Троост искал барвазанов. И не просто барвазанов, а барвазанов, собирающихся спариваться. Сейчас у них брачный период, так что свадьбы играются повсеместно, но Геенна огромна, а барвазан чуть побольше человеческого предплечья. Можно месяц бродить по туннелям и так ни одного и не встретить.
Однако задача сильно облегчается, если у тебя есть биоискатель. Троост еще на Венере взял образец тканей барвазана, приготовил генетическую метку и теперь спокойно шел по следу. В углу его визора светилась карта туннелей, а на ней — все барвазаны, зафиксированные в радиусе километра. Оставалось только методично просеивать их.
На одиночных зверьков Троост не обращал внимания. Его интересовали парочки. И лучше не такие, что уже вплотную друг к другу — эти закончат амурные дела раньше, чем зверолов до них доберется, — а те, что еще в стадии ухаживания. Троост хотел заснять весь процесс — с первого момента и до последнего. Наверняка есть какой-то нюанс, которого им недостает в зоопарке — специальный корм или местоположение… Должна же быть причина, по которой они мечут неоплодотворенную икру…
Троосту вспомнился схожий случай на Протее. Некоторые тамошние формы жизни оказались трехполыми. Самец, самка и гермафродит. И успешное спаривание требует всех трех полов одновременно. Самец обрабатывает гермафродита, гермафродит — самку, и только таким путем сперма успешно попадает куда нужно. Биологи обнаружили это далеко не сразу.
Но барвазаны несомненно двуполы, это установлено точно. Так почему же они не размножаются?
Даже с биоискателем поиски подходящей пары затянулись. Барвазаны вели себя чопорно, словно англичане викторианских времен. Деликатно кушали со стен склизкое месиво бактериальных колоний вместе с насекомыми, время от времени легонько пофыркивали, но совершенно не стремились заканчивать прелюдию.
Троост битых полтора часа наблюдал за одной парой, и в конце концов самец вроде бы начал залазить на самку… но тут она чихнула и равнодушно выползла из-под кавалера. А тот ничуть и не расстроился — молча отвернулся и поковылял в противоположную сторону.
На визоре появилась усатая рожа Хаусера. Троост отщелкнул ее за грань восприятия, чтобы не загораживала обзор, и спросил:
— Как охота, Хаусер?
— Иду по следу, — довольно ответил генерал. — Уже горячо. Думаю, вот-вот настигну. Кстати, ты на карту смотрел?
— Вижу тебя, да, — подтвердил Троост. — Совсем близко. Поймаешь своего — можем перекусить.
— А у тебя как?
— Да не везет пока что. Думаю, надо засаду сделать. Нашел уже хорошее местечко — встану лагерем, запасусь терпением… Рано или поздно спарятся — не сегодня, так завтра.
— О! — оценил Хаусер. — Я с тобой! Но у тебя перекусить, надеюсь, есть? А то я взял пару сэндвичей, но уже оба съел.
— Свои бутерброды я тоже уже съел. Но у меня походный репликатор есть. Наскребем заправки со стен, вот и будет обед.
— А попить?
— Так тут рядом ручей есть. Наберем кислоты, пересинтезируем в чай.
— Я пива хочу.
— Или в пиво. Молекулы-то те же. Аш два о, углеводы и этиловый спирт…
— В чае нет спирта, — возразил Хаусер.
— Так я не про чай, а про пиво. А в чае кофеин. Я тут анализатором пробежался — в некоторых червях есть почти идентичная молекула.
— Отлично. Встречай — мой акавиш, похоже, прямо к тебе идет. Не вздумай мне его застопить, Троост!
— Не волнуйся, — рассеянно ответил зверолов, доставая из кармана силовую палатку.
Тщательно выбрав место, Троост водрузил на нем это устройство размером чуть побольше пальца и вызвал на инф панель управления. Там появились режимы раскрытия, размеры, плотность защиты. Немного поиграв с параметрами, Троост остановился на чуть подправленной стандарт-модели для сероводородной пещеры.
Распахнувшееся силовое поле мгновенно сгустилось, образовав защитный купол диаметром в пять метров и высотой в два с половиной. Изнутри раздалось шипение — аппарат очищал воздух от вредных примесей. Через несколько минут панель управления окрасилась зеленым — условия внутри палатки приемлемы для человека. Троост вошел внутрь, включил маскировочный режим и принялся ожидать Хаусера.
Ожидая, он решил сделать себе что-нибудь пожевать. В репликаторе еще оставалась заправка — немного, но на один хороший бутерброд хватит. Ничего другого с помощью походного репликатора и не приготовишь — недаром же в обиходе его называют «бутербродницей». Настоящий-то репликатор в карман не поместится.
Собственно, у «бутербродницы» всего четыре основных режима — жидкость, пюре, засыпка и нарезка. Выходное отверстие слишком узкое, чтобы выдавать продукты иной формы. Троост сделал хлебный ломтик, ветчинно-колбасный, мультиовощной, картофельный, соленый арбузный, мясной «оленина», немного кетчупа, хлебный с кунжутом, сложил все это вместе… и облизнулся в предвкушении.
Но только он надкусил получившийся сэндвич, как ему наконец улыбнулась удача! Как по заказу появились два барвазана, явно планирующие сыграть свадьбу!
Зрелище было весьма портящее аппетит. Барвазаны напоминают земных слепышей, но их кожу покрывает оболочка, похожая на плотный и очень скользкий целлофан. Бледно-розового цвета, с дряблыми жирными телами и кривыми лапами-обрубками, барвазаны могут передвигаться довольно быстро, но выглядят они при этом так, будто им переломали половину костей и они корчатся от боли.
Однако Троост моментально забыл обо всем, поглощенный съемкой. Для этого ему не нужно было ничего делать — просто не отрывать взгляда от цели. Инф автоматически записывает все, что видит и слышит его владелец. Большая часть автоматически же и стирается спустя заданное время (по умолчанию — семьдесят пять земных суток), но любой отрезок можно выделить и сохранить, сделав фильмом.
Барвазаны спаривались очень активно. Даже агрессивно, пожалуй. Они так неистово пищали, словно их рвали на куски.
К тому же они… пахли. Сидя в палатке Троост, конечно, этого не чувствовал, но инф сразу уведомил его о изменении состава, плотности и температуры атмосферы снаружи. Судя по цифрам, вонь от барвазанов пошла такая, что затмила даже тухлояичный аромат сероводорода. Крайне интересный эффект — в зоопарке Троост как-то не обращал на это внимания.
Он задумался, как лучше обозначить запах в фильме. Инф записывает все пять видов ощущений, так что в фильме полного погружения можно ощутить и вкусы, и ароматы… но вряд ли зрителю понравится нюхать эту адскую смесь. Пусть даже это не реальный запах, а просто сигнал, направляемый мыслечипом к рецепторам обоняния. Таким образом можно «понюхать» хоть иприт, не опасаясь за свое здоровье.
Только много ли найдется желающих?
Хотя даже просто смотреть этот фильм желающие вряд ли найдутся. Но Троост снимал не для зрителей, а чтобы узнать — чего же этим барвазанам не хватает в зоопарке? Кормят тем же. Освещение такое же. Сероводород — есть. Так чего же им…
И тут процесс был прерван самым грубейшим образом. Из широкого туннеля вырвался чудовищный десятиногий паук размером с небольшого медведя. Самый ужасный хищник Геенны — акавиш.
Судя по тому, как жадно он тряс хелицерами, его привлек запах. Акавиш целеустремленно ринулся к парочке барвазанов и, прежде чем те успели дернуться, заглотнул обоих. Распахнулась огромная пасть, гибкие щупальца-педипальпы подхватили зверьков и протолкнули их внутрь.
Были — и нет.
Троост изумленно моргнул. Конец у его фильма получился… неожиданный.
Зверолов резко опустил респиратор и вышел из палатки. Акавиш обернулся к нему и издал долгий шипящий звук. Троост поднял стопер и прищурился.
Но стрелять ему не пришлось. С гулким топотом из туннеля выбежал Хаусер и заорал, привлекая внимание акавиша. Тот развернулся — и получил стопящий луч между глаз.
— Поздравляем, вы получили достижение «Победа над акавишем», — раздался приятный компьютерный голос. — Поздравляем, вы собрали Большой Эдемский Шлем.
— Ага! — торжествующе рыкнул Хаусер. — Есть успех!
Он несколько раз сфотографировался рядом с акавишем, но ногу, как на карнафа, ставить не стал. Хоть акавиш и похож на многократно увеличенного паука, туловище у него мягкое, тяжелый армейский сапог может повредить кожу.
Троост же был недоволен. Прожорливый акавиш испортил ему всю работу. Что бы Хаусеру оказаться чуточку проворнее? Застопил бы его хоть минутой раньше — и все бы от этого только выиграли.
Особенно Троост и барвазаны.
Но теперь уже ничего не поделаешь. И раз объекты наблюдения погибли, надо этим воспользоваться и сделать вскрытие. Тоже небезынтересный процесс.
Дождавшись, пока Хаусер оставит акавиша в покое, Троост для верности застопил его повторно, надел перчатки, спрыснул все вокруг дезинфектантом и приступил к вивисекции. Послушный мыслям хозяина, униор трансформировался то в скальпель, то в пилу, то в ланцет, то в остеотом, то в расширитель. Стержень «умного» металла извивался в руке, точно живой, отращивая тончайшие лезвия, захваты, ложечки, иглы…
Хаусер наблюдал за этим с большим интересом. Он имел довольно смутное представление о работе космического зверолова, но это оказалось выше всех его ожиданий. Кто бы мог подумать, что звероловы режут гигантских пауков!
Разумеется, Троост работал очень осторожно. Ему совсем не хотелось стать невольным звероубийцей. Просто извлечь пищу из желудка акавиша, а потом аккуратно все срастить и отпустить несчастное животное, которому не дали спокойно пообедать…
Но когда он наконец добрался до желудка… его рука замерла. Многое Троост повидал на своем веку, но такого…
Барвазаны были живы! И не просто живы — в конце концов, проглотили их всего несколько минут назад, — но и продолжали спариваться! Прямо в желудке акавиша!
Оказалось, что вонючая слизь, покрывающая их тела, неплохо предохраняет от желудочного сока. Ненадолго, конечно, но для того, чтобы окончить половой акт, — более чем достаточно. Извиваясь и пища, самка метала икру… и, попадая в желудочный сок, эта икра стремительно развивалась! Прямо на глазах Трооста крошечные шарики вспухали, лопались и выпускали наружу микроскопических созданий, похожих на помесь глиста с головастиком!
Теперь все стало понятным. В Венерианском зоопарке перепробовали все возможные способы помочь барвазанам размножаться, но никому, разумеется, и в голову не пришло скормить их гигантскому пауку! А это, оказывается, единственный для них способ дать потомство…
Через несколько минут барвазаны закончили. Троост не стал их извлекать — бедные зверьки уже отчасти переварились. Зато их детеныши, почти неразличимые глазом, так и сновали в соляной кислоте, склевывая что-то со стенок желудка. По-видимому, через какое-то время они выберутся наружу… тем или иным путем… и жизненный цикл замкнется.
— Что ж, по крайней мере, они умирают счастливыми… — философски произнес зверолов и начал зашивать акавиша.
