Глава 15
Малый Кхагхост. Остров примерно с Калимантан размером. Большая часть – степи и лесостепи, ландшафт очень ровный, из возвышенностей только небольшие холмы. Северная часть принадлежит Ара-ми-Ллааду – стране, в которой обитает чернокожий народ, родственный юберийцам. Остальная территория заселена хумахами.
«Чайка» встала на якорь в небольшой бухте, поблизости от крупного поселения – Древограда. Порта как такового здесь нет – хумахи равнодушны к мореплаванию, а иноземные гости у них бывают редко. Почти вся торговля идет через Ара-ми-Ллаад. Специально для их кораблей хумахи даже соорудили небольшую пристань.
Малый Кхагхост оказался удивительно спокойной и мирной страной. Пасторальные пейзажи, кругом растительность. Колосящиеся нивы, плодоносящие деревья, живые изгороди из орешника. Тишину нарушает лишь птичий щебет, шум ветра в листве, да изредка – громкие резкие крики. Так хумахи перекликаются друг с другом.
Этот низкорослый народ – прирожденные агрономы. Вся их жизнь в сельском хозяйстве. Они выращивают более трехсот съедобных растений, в том числе такие, о которых люди и не слышали. У одних съедобны корневища или луковицы, у других – стебли или колосья, у третьих – цветы.
Хумахи едят очень много растительности, однако не брезгуют и насекомыми. Целые отряды собирателей занимаются добычей кузнечиков, гусениц, термитов и их куколок. Вдоль побережья всегда можно заметить хумахов, разыскивающих раковины моллюсков. Некоторые не прочь отведать и рыбки – в виде экзотического деликатеса. А вот мяса хумахи не едят совсем.
Прогуливаясь по Древограду, Колобков не переставал чувствовать какую-то неправильность. Вроде бы город. Довольно большой, почти что столица. Куда ни глянь – прохожие. Не люди, конечно, а длиннохвостые грызуны, покрытые пышным мягким мехом разных расцветок… но все-таки прохожие.
И в то же время – ни одного здания. Ни единого. Только холмы, похожие на гигантские кротовины. Правда, очень красочные кротовины – выложенные песчаником, украшенные цветами и вьющимся плющом.
Каждый такой холм – главный вход, «крыльцо» перед собственно домом. Хумахи живут в норах – очень глубоких и длинных норах. Как рассказал Лайан Кграшан, общая протяженность туннелей может достигать двухсот пятидесяти метров. Там множество жилых и хозяйственных залов, кладовых, спаленок, отнорков-уборных и запасных выходов, служащих в том числе и для вентиляции. В отличие от главного входа, богато украшенного и видного издалека, запасные всегда тщательно замаскированы, а точное их количество порой неизвестно даже хозяину.
Конечно, увидеть эти норы изнутри землянам не удалось. Рост хумаха – от сорока до семидесяти сантиметров. Лайан Кграшан по меркам своего народа считается очень крупной особью. И там, где подобные существа чувствуют себя просторно и комфортно, человек может плотно застрять.
Колобков невольно представил себя Винни-Пухом в гостях у Кролика.
Зато экипаж «Чайки» вволю насмотрелся на главную достопримечательность Древограда – исполинское дерево в самом центре. Вдвое выше американской секвойи, впятеро толще африканского баобаба, верхний слой коры темно-зеленый и мягкий, как мох. Порода неизвестна – этот колосс был посажен здесь в незапамятные времена, далекими предками нынешних хумахов. Возможно, такие деревья растут на оставленной ими родине, в загадочном мире Корилл.
Торговля с местными пошла бойко. Хумахи не плавят металлов сами, но весьма ценят металлические изделия людей. «Самозатачивающиеся» ножи, взятые в Порт-Вариусе, оказались здесь ходовым товаром.
Правда, возникли определенные затруднения с валютой. У хумахов нет денег как таковых, поэтому приходится использовать бартер. Купцы из Ара-ми-Ллаада привозят металлические орудия, гончарные изделия и стеклянную посуду, а назад везут ткани, зерно и благовония – мастику, камфару, кардамон, гвоздику, алоэ, золотой лотос, розовое масло. Основные продукты, экспортируемые Малым Кхагхостом.
Зерном и благовониями Колобков не заинтересовался. Трюм «Чайки» плохо подходит для перевозки зерна, а в благовониях Колобков ничего не понимал. Зато ткани были им оценены по достоинству. И не только им.
Хумахи по праву гордятся своей одеждой. У них прекрасные портные и модельеры. Большинство мужчин носит ланте – нечто вроде шотландского кильта с разрезом для хвоста. Сверху – стемах, кафтанчик, умело подчеркивающий яркость и густоту меха. Женская одежда в целом похожа на мужскую, но отличается большим изяществом и тщательностью отделки. Дамы, от природы одаренные особенно гладкой и красивой шерстью, порой прогуливаются в одних только юбках-лиане.
Но сама одежда у купцов спросом не пользуется. Костюм, идеально сидящий на хумахе, совершенно бесполезен человеку. Другое дело – ткань, из которой эти юбки и кафтаны шьются. Драгоценный секрет Малого Кхагхоста – атолан.
Структурой и консистенцией атолан напоминает шелк, но производится из льна. Это настоящее искусство – особые сорта льна бережно выращиваются и обрабатываются, пока на свет не появляется тонкая, но очень прочная ткань. Однако этим дело не заканчивается – «сырой» атолан имеет скучный коричневато-серый цвет. Чтобы он обрел полную ценность, его нужно раскрасить.
Раскраска атолана – народное искусство хумахов. Вначале на ткань наносят рисунок расплавленным воском. Потом ее погружают в корыто с краской, и та окрашивает места, на которых воска нет. После этого процесс повторяют, но уже с другим рисунком и другой краской. Самые драгоценные образчики проходят через десять-двенадцать «восковых ванн» и способны затмить расцветкой павлиньи хвосты.
Хумахи добились огромных успехов в раскрашивании атолана. Одних только разновидностей рисунка у них более трех тысяч – тут и геометрические узоры, и растительные орнаменты, и изображения животных, и дивной красоты пейзажи. Оттенков краски также существует более пяти десятков.
Множество хумахов носит одежду, пошитую из ткани собственной раскраски. Этот процесс для них – не просто ремесло, но нечто сродни медитации. Во время создания атолана хумах ни с кем не общается и очень мало ест. Хорошим тоном считается не наносить узор по шаблону, а придумать собственный, совершенно уникальный.
Невеста на свадьбу всегда надевает атолановое покрывало собственноручного производства. Эта работа становится для нее своеобразным экзаменом, подтверждением того, что из девушки выйдет хорошая жена и мать. Таким же покрывалом накрывают и больного – чтобы усилить защитную энергию; и мертвого – чтобы он благополучно отошел в другой мир.
Из атолана шьют не только одежду и покрывала. Из него делают занавески и скатерти, перчатки и носовые платки, зонтики и сумочки. Мастера-хумахи создают настоящие произведения искусства, приобретаемые в других странах за большие деньги. Атолан с успехом расходится по всему архипелагу Кромаку – даже сам Владелец Юберии носит халат из этой удивительной ткани.
Конечно же, Колобков не упустил удачной возможности. Он сразу начал закупать атолан в огромных количествах. А поскольку платил он заметно больше, чем обычно платят купцы Ара-ми-Ллаада, хумахи моментально смекнули свою выгоду. Не прошло и трех дней, как трюм «Чайки» оказался набит драгоценным материалом и изделиями из него. Такими изделиями, которыми может пользоваться человек, разумеется.
Чертанов трудился без устали, переводя шефу речь туземцев. Колобков и Грюнлау придирчиво отбирали самые лучшие образчики атолана, то и дело ловя хумахов на шельмовстве. Предприимчивые грызуны постоянно пытались подсунуть что похуже.
– Серега, скажи этому хуймяку, чтобы вешал лапшу на уши своим хуймячатам, а не мне, – приказал Колобков, отбрасывая в сторону штуку атолана. – Не знаю, что за Пикассо эту тряпку красил, но я такое и даром не возьму.
Низенький хумах оскорбленно пошевелил усами и залопотал, бесцеремонно тыкая Колобкова пальцем в коленку.
– Он говорит, что это и есть настоящая красота, – равнодушно перевел Чертанов. – Говорит, что примитивному разуму не понять истинного искусства.
– Где тут искусство-то? – фыркнул Колобков. – Это ж мазня. Ты мне дай нормальный узор, как у остальных. А не эти кляксы размазанные. Выглядит так, будто ты на ней лягушек молотком давил.
Чертанов выслушал объяснение хумаха и перевел:
– Он говорит, что это искусство для избранных. Не все понимают.
– Авангард, короче, – перебил Колобков. – Спасибо, не надо.
– Петя, а тебе что, не нравится авангардное искусство? – поинтересовалась Зинаида Михайловна, тоже перебирающая атолановые ткани.
– Зинулик, не нервируй меня, – отмахнулся упарившийся муж. – Авангард – это не искусство.
– Как не искусство? А что же тогда?
– Говнопись, – обрубил Колобков. – Искусство – это то, для чего нужен талант, мастерство и большое старание. А картинку Малевича нарисует даже трехлетний ребенок. За пять минут.
– Ну и что с того? Это не аргумент, Петя.
– Не аргумент? – хмыкнул Колобков. – Ладно, вот тебе аргумент. Искусство – это то, что доставляет радость уму или сердцу. А эта мазня ни хрена не доставляет. Я вообще не понимаю, что там нарисовано.
– Петя…
– А что, я неправ? Может, я просто старый тупой дурак, но я бы этих авангардистов пинками гнал со всех выставок. Малюют, как курица лапой, да еще корчат из себя невесть что.
– Петя, ну это просто не все понимают, – попыталась урезонить мужа Зинаида Михайловна. – Не для толпы. Некоторым очень даже нравится…
– На всякое дерьмо найдется свой копрофаг, – отрезал Колобков. – И нечего меня толпой обзывать. Еще Ленин сказал, что искусство принадлежит народу. А Ленин зря не скажет, он мужик умный был. Вон у Айвазовского картины или у Репина – ведь все ж понимают. Профессор пройдет – залюбуется, гопник пройдет – залюбуется. Вот это я понимаю искусство – чтоб всем нравилось, чтоб все понимали. А не только… некоторые. Хы-хы.
– Ограниченный ты все-таки человек, Петя, – поджала губы супруга. – Права была мама…
– Так, вот про это не надо! – встревожился Колобков. – Не нужно тут вспоминать… всякие гадости. А то еще явится.
– Вы, Петр Иваныч, я гляжу, совсем обнаглели, – возмутилась Зинаида Михайловна. – Мало того, что маму мою какому-то папуасскому вождю в жены отдали, так еще и разговариваете о ней, как о нечисти какой-то!
– Зинуль, а ты чего это на «вы» вдруг? – испугался Колобков. – Если я где неправ был, так ты меня извини. Не со зла.
– Ладно уж, – смилостивилась супруга.
– А если тебе эта расцветка так сильно понравилась, так давай сейчас хуймяка назад воротим. Куплю я у него весь рулон – бери его себе на здоровье. Платье сошьешь или еще чего…
– Да не собираюсь я носить такое уродство! Хочешь, чтобы на меня пальцами показывали?
– Ну нет, так и нет, – примирительно сказал Колобков. – Эй, эй, стоять! Геныч, цапай вон того щекастого!
В воздухе словно промелькнула черная молния. Раздувая ноздри, Гена с легкостью изловил крупного хумаха. Тот, нисколько не протестуя, невозмутимо уставился на Колобкова большими влажными глазами.
– А ну, выворачивай щеки! – протянул пухлую ладонь бизнесмен.
Висящий в руках здоровенного телохранителя хумах сделал вид, что не понимает, о чем речь.
– Я к вам обращаюсь, товарищ хуймяк! – настойчиво повторил Колобков. – Немедленно верните мои вещи! Серега, переведи ему!
Чертанов скучным голосом принялся объяснять хумаху, что Петр Иваныч требует вернуть украденное. Тот какое-то время отнекивался, но потом все же раскрыл рот, выплевывая два «самозатачивающихся» ножа и еще какую-то ерунду.
Подобное происходило уже неоднократно. Хумахи не испытывают никакого уважения к чужому имуществу. Для них собственность – это то, что ты хорошо заныкал в своей кладовой или защечных мешках. А если что-то лежит на виду и не слишком строго охраняется – это общее, это можно брать с чистой совестью. Отвернись на секунду – и хумах мгновенно запихнет приглянувшуюся вещь за щеку.
Колобков даже установил на яхте круглосуточную охрану, чтобы отгонять мохнатых воришек. Правда, будучи уличенными, они никогда не протестуют, покорно принимая ругань и даже битье. Этот народ отличается мирным характером – ссоры редки, до драк дело почти никогда не доходит.
Хотя пацифистами хумахов тоже не назовешь. Только вчера земляне были свидетелями жестокой расправы над местным задирой. Тот, будучи выше и сильнее среднего хумаха, постоянно становился инициатором конфликтов – грубил прохожим, отбирал вкусности, приставал к девушкам, вламывался в чужие норы. В конце концов терпение общины лопнуло. Обычно миролюбивые грызуны собрались целой оравой, всыпали хулигану по первое число и приказали убираться на все четыре стороны.
Хотя убить все-таки не убили – убийство претит самой природе хумахов.
Внешней угрозе этот народец тоже способен противостоять. Выгуливая Рикардо, Оля наивно попыталась познакомить его с длиннохвостыми «хомячками». Девочка очень надеялась, что зверюшки подружатся. Однако хумахи совсем не обрадовались дальнему родственнику. Напротив – детей и женщин моментально попрятали по норам, а мужчины вооружились пиками и рогатинами. Опасливо поглядывая на громадного зверя, несколько почтенных патриархов подошли к Оле и попросили ее увести Рикардо подальше от поселения.
Девочка очень обиделась за своего хомячка, но просьбу все же выполнила. Ей совсем не хотелось, чтобы зверюшки передрались. Да и за Рикардо она немного испугалась.
– Петр Иваныч, можно мне немного отдохнуть? – попросил Чертанов, закончив переговоры с очередным хумахом-торговцем. – У меня что-то живот крутит…
– А ты, Серега, когда бананы жрешь, кожуру-то снимай! – хохотнул Колобков.
– Да-да, очень смешно. Так мне можно отдохнуть?
– Нельзя. Прими какой-нибудь эффералган из аптечки и шнель работать! Солнце еще высоко!
Чертанов покривился. Мог бы и сам догадаться, что отпроситься не получится. Петр Иваныч – человек веселый и добродушный, но в качестве начальника – деспот, каких еще поискать. Его вселенная вращается исключительно вокруг него самого, и он искренне удивится, если услышит, что у подчиненных тоже иногда бывают желания и потребности.
– Ну что ты, Серега, вечно такой кислый? – поморщился Колобков. – Встряхнись! Вон, прими сто грамм для бодрости. Или мандаринку скушай. У этих хуймяков мандаринки вкусные.
– Да не хочу я никаких мандаринок…
– Ну и зря. Что у тебя за проблемы, скажи мне? По Фаньке, что ли, все скучаешь?
– По Фаньке?..
– Ну это та гражданка с хвостом и рожками…
– Я помню, кто такая Стефания! – перебил Чертанов. – С чего вы взяли, что я по ней скучаю?
– А ты сегодня ночью ее имя во сне выкрикивал.
– Вот уж неправда! – аж вздрогнул Чертанов.
– Правда, правда. Я сам слышал.
– Как вы могли слышать? У нас же каюты в разных концах яхты.
– А я ночью покурить захотел, а сигареты кончились. Я у тебя и стрельнул.
– Как это вы сумели? Я же дверь на ночь запираю.
– Так у меня ключ универсальный есть. От всех кают. И я сам слышал, как ты во сне вопил, будто тебя черти в кипятке варят. И про ту рогатую еще вспоминал. Громко так, с чувством.
– Не напоминайте мне про нее, Петр Иваныч! Мне и так каждую ночь кошмары снятся!
– Гы-гы! – расплылся в улыбке шеф. – Да уж, Серега, кинула она тебя по полной программе!
– И не говорите… – совсем помрачнел Чертанов. – Даже вспомнить тошно… Я-то думал, она… А она…
– Все правильно она с тобой поступила, – серьезно кивнул Колобков. – Так тебе и надо. Вот ты знаешь, чему нас учит история Ромео и Джульетты?
– М-м… тому, как прекрасна любовь?..
– Нет. Тому, что думать нужно головой, а не мошонкой.
Чертанов посмотрел на шефа глазами тонущего котенка.
– Давай уже, Серега, взбодрись! – раздраженно пихнул его в плечо Колобков. – Я с тобой нянькаться не нанимался!
– Здравствуй, капитан, – послышалось откуда-то из-под ног. – Ты готов идти?
Колобков встретился взглядом с Лайаном Кграшаном и прищелкнул пальцами:
– Совсем забыл! У нас же уговор был, про гигантскую жемчужину!
– Я все помню, – спокойно кивнул хумах. – Если ты уже закончил торговые дела с моими собратьями, завтра утром мы можем отправиться в храм, про который я тебе говорил.
– А чего утром? До заката еще часа три – пошли прямо сейчас.
– Прости, капитан, до затемнения мы не успеем. Это не так близко.
– И долго?..
– Примерно полдня пути.
– А… Ну ладно, тогда завтра. Серега, слышал, что хуймяк говорит? Завтра с самого ранья в поход пойдем.
– Я не хочу, – отказался Чертанов.
– А тебя никто и не спрашивает. Тебе проветриться нужно, а то ты квелый, как цветы без поливки. Прогуляешься с нами, приободришься.
