Глава 32
Мужчины любят женщин, женщины любят детей, дети любят хомячков, а хомячки никого не любят.
Чарльз Дарвин
Покинув камеру, стражники унесли с собой факелы. Слабый свет пробивался только из окошечка на двери — коридоры Таалуйны освещались медными светильниками в виде небольших чайничков. И в этом слабом свете Оля наконец-то разглядела, что они с Геной и Рикардо в камере не одни. То, что она до этого принимала за кучу мусора, слабо шевельнулось и оказалось волшебником Каспаром.
Впрочем, вины Оли в этой ошибке не было — спящего Каспара часто принимали за небольшой стог сена.
— Дядя Каспар! — завопила она, с силой тяня его за бороду. — Дядя Каспар!
— А? Что? Я не сплю, не сплю! — привычно отозвался Каспар. — Почему вы все время меня дергаете?! О, здравствуй, девочка. Ты моя дочь?
— Нет! — возмущенно отреклась от такого «папы» Оля.
— Странно, а как похожа… — задумался Каспар.
— Ничего подобного! — еще больше возмутилась Оля. — Вовсе не похожа!
— Точно? — все еще сомневался волшебник. — А то в прошлый раз я проснулся, а рядом сидит какая-то девчонка, говорит, что дочь. Но я же знаю — обманывает, моей дочери всего-то два года было, а той не меньше десяти… Ох, опять я не выспался… а где те двое, которые все время крутятся поблизости? Что-то мне без них уже скучно… хррр-пс-пс-пс…
— Дядя Каспар, не спи!!! — затрясла его Оля. — Вставай!
Каспар недоуменно моргнул, поднимаясь на ноги. При этом наступил на бороду и чуть не упал.
Престарелый волшебник долго и сосредоточенно ковырял в ухе, а потом вдумчиво изучал извлеченную оттуда серу. Когда же он потянулся к другому уху, Оля поняла, что это может затянуться надолго.
— Дядя Каспар! — строго нахмурилась она. — Смотри, что они с Рикардо сделали!
Каспар прищурился, безуспешно пытаясь разглядеть в этом тусклом свете то, что ему сунули под нос. Наконец он сообразил, что перед ним нечто живое… теоретически живое. Белый хомячок уже не дышал.
— И с Геной! — добавила Оля, указывая на избитого телохранителя. — Вылечи их прям щас, а то я папе скажу!
В отличие от старшей сестры, Оля даже смутно не помнила времена, когда отец еще не был миллионером. В ее сознании твердо сидело убеждение, что папа может все. Главное — подольше ныть.
Конечно, она прекрасно понимала, что лучше сразу приготовиться к чему угодно — за то время, что три волшебника провели на «Чайке», у них еще ни разу не получалось наколдовать что-то без ошибок. Любые чары в их исполнении были, по сути, лотереей. Порой получалось немного не то, что требовалось, порой — совсем не то, порой… порой объект чар просто разлетался на кусочки. Две тысячи лет склероз и маразм исподволь подтачивали колдовскую мощь троих некогда великих чародеев…
Но в данном случае сделать еще хуже не смог бы даже Каспар.
— Сейчас я его вылечу! — радостно пообещал он, закатывая рукава. — Сейчас! Будет крепок, как скала!.. Талкима соотвейша каллаки турра твецэ уззе-ш… уззе-ш… а как же там дальше?…
Заклинание оборванное на полуслове, тем не менее, подействовало. Тысячи ослепительных искр, сорвавшихся с пальцев Каспара, окутали Гену. И, вопреки обыкновению, он ни во что не превратился — наоборот. Синяки и кровоподтеки с тихим шипением исчезли, словно никогда и не появлялись, а из-под кожи послышались странные звуки, похожие на скрип песка на зубах.
Гена начал медленно подниматься на ноги. Он почесал лоб, посмотрел на испачканный и разорванный костюм, перевел взгляд на радостно улыбающуюся Олю и облегченно вздохнул — охраняемый объект невредим.
— Ольга Петровна? — спросил он. — Что тут было… негры с палками ушли?…
— Ушли! — ликующе подтвердила Оля. — Дядя Гена, дядя Каспар тебя вылечил!
— Уже заметил… — все еще с некоторым сомнением пощупал живот Гена.
Он чувствовал себя немного странно. Что-то внутри было не так. Что-то в нем изменилось. Он не мог сказать, что именно, но какие-то изменения точно появились. Только вот какие именно? Телохранитель прислонился к холодной стене и начал ощупывать себя со всех сторон — в то, что сумасшедший старик наконец-то сумел наколдовать что-то без побочных эффектов, верилось слабо.
— Дядя Каспар, а теперь Рикардо! — потребовала Оля.
— А?! Что?! Я не сплю, не сплю! Какая большая мышь…
— Это хомячок!
— Да, очень большая мышь… — задумался волшебник. — А почему у нее нет хвоста?
— Это хомячок, у них хвостики коротенькие!
— Оторвали хвост? Как жестоко… Ничего, сейчас я ее вылечу! — пообещал Каспар.
На этот раз он вообще не стал бормотать свою дурацкую абракадабру — все равно его чары действовали не благодаря заклинаниям, а вопреки им. Просто тряхнул руками, выбрасывая волну Трансформирующего Хаоса… и Рикардо начал стремительно изменяться. Раны закрылись, следы ушибов исчезли, сломанные кости срослись, но этим дело отнюдь не ограничилось…
Оля взвизгнула и разжала руки — белый хомячок ужасно потяжелел. Коротенькие лапки на глазах удлинялись и толстели, шерсть и кожа грубела, и он все больше рос, рос, рос… пока не вырос так, что занял все свободное место в камере. Теперь Рикардо больше напоминал белого медведя, чем сирийского хомячка. Хотя морда осталась такой же, как раньше, да и вел он себя по-прежнему.
— Властью Серого Черепа, у хомячка есть Сила!!! — восторженно завизжала Оля.
Чудовищный хомяк утробно зарычал. Теперь его пискливое тявканье трансформировалось в жуткий басовитый рев, похожий на медвежий. Зверь навис над вопящей девочкой и с шумом втянул в себя запах. Взгляд Гены заметался по камере, ища что-нибудь, способное заменить оружие — чтобы сладить с нынешним Рикардо, нужна была по меньшей мере рогатина. А лучше — винчестер.
Но хомячок не стал нападать на хозяйку. Он сунул огромный розовый нос ей в ладони — от них пахло ужасно знакомо. Когда он был маленьким слепым хомячонком, его впервые взяли в эти руки, и громовой голос изрек: «МАМА, ДАВАЙ ВОЗЬМЕМ ЭТОГО, ОН САМЫЙ СИМПАТИЧНЫЙ». Девочка Оля стала первым существом, которое увидел маленький Рикардо, когда открылись глаза, она всегда вкусно кормила его, регулярно меняла опилки и чесала пузико. И хомяк платил ей взаимностью, яростно защищая от всех потенциальных врагов. В меру слабых хомячьих сил, конечно. Теперь она сильно уменьшилась в размерах — ну так что же с того? Она по-прежнему его хозяйка. Фактически, родная мать.
— Ольга Петровна, он не цапнет? — спросил Гена, прижавшись к стене. Не из-за страха, а из-за тесноты.
— Рикардо, фу! — приказала Оля, заметив, что хомячок пытается повернуться к источнику звука. — Дядю Гену не трогать! И дядю Каспара тоже!
— А? Что?! Я не сплю, не сплю! Э-э-э… а откуда здесь этот сугроб? Почему он шевелится?
— Это хомячок! — уже не обиженно, а торжествующе ответила Оля. — Рикардо, сломай дверь!
Хомяк непонимающе подвигал усами. Он знал несколько простейших команд вроде «фу» или «фас», да и вообще отличался на редкость высоким интеллектом для грызуна, умел подавать хозяйке лапку, садиться и ложиться по приказу. Но на такие сложные фразы, как «сломай дверь», его, конечно, уже не хватало.
— Рикардо, где кормушка? — спросила догадливая Оля. — Там! Там морковка!
Понятия «кормушка» и «морковка» Рикардо знал — они входили в десятку любимых слов. Все-таки Оля очень много разговаривала со своим зверьком, а память ему досталась хорошая.
Поняв, что любимый корм находится за этой хлипкой преградой, Рикардо исступленно впился в нее зубами. Челюсти грызунов необычайно сильны, а резцы удивительно остры и постоянно самозатачиваются. Серые крысы при необходимости способны перекусывать проволоку и прогрызать жесть — то же касается и прочих представителей отряда. Тем не менее, массивная бронзовая дверь оказалась Рикардо не по зубам — он лишь сточил тоненькую стружку.
Это потрясло исполинского хомяка до глубины души — какая-то дурацкая заслонка не пускает его к корму! Он встал на задние лапы (теперь они у него изрядно раздались вширь — оставаясь в прежних пропорциях, хомяк такого размера просто не смог бы передвигаться) и с силой навалился всей тушей на дверь. Да еще и боднул головой. Дома он так взламывал дверцу клетки, пока Оля не повесила более прочный засов. Но до того…
Так случилось и на этот раз. Примитивный тумблерный замок, удерживаемый всего лишь деревянными штырями, жалобно скрипнул и сломался, не выдержав такого чудовищного напора. Гигантский хомяк недовольно заворчал — теперь этот проход стал для него слишком тесным. Он уже успел, сам того не заметив, раздавить свою прежнюю клетку.
По коридору бежали тюремщики, привлеченные шумом. Впереди всех — Наместник Камер, дюжий юбериец, обритый наголо. Впрочем, плешь он успешно скрывал под медным шлемом-горшком, украшенным султаном из ярких перьев.
Обнаружив перед собой белоснежное чудовище размером с очень большого медведя, они невольно притормозили. Наместник Камер поднял копье и с силой метнул его в цель — этот юбериец не боялся ни богов, ни змеелюдей.
Перо копья лишь слегка царапнуло бок Рикардо — после превращения его шкура стала толще слоновьей. Тем не менее, великолепная шерсть окрасилась кровью. Хомяк бешено заревел и бросился вперед, подминая под себя вопящего от ужаса стражника. Наместник Камер успел отпрыгнуть в сторону, подставляя под удар одного из подручных. И не пожалел — ужасающие резцы исполинского хомячка вонзились в горло стражника, отрывая голову, как гнилой капустный лист. Он тут же поднял голову, многообещающе глядя на второго — тот дико закричал и шарахнулся назад. Красные хомячьи глазки торжествующе блеснули — враг бежит!
— Ольга Петровна, помогите разбудить старикана! — виновато попросил Гена, безуспешно пытавшийся растолкать похрапывающего Каспара.
Оля немедленно повисла на седой бороде, и дряхлый волшебник немедленно заметался, требуя объяснить, почему его опять будят и куда подевались два идиота, которые его все время развлекают.
А в коридоре бесновался Рикардо. Широкие каменные коридоры Таалуйны превратились в хомячью нору, и гигантский грызун безжалостно истреблял подлых захватчиков, как это делают его дикие степные сородичи.
Нет страшнее зверя, чем хомяк в своей норе!
За спиной у белого чудовища остались два изуродованных трупа. Наместник Камер отступал все дальше, безуспешно тыкая в Рикардо горящим факелом. Хомяк фыркал, отдергивался, но упорно приближался, зажимая противника в угол.
А потом все-таки зажал.
Гена, как раз к этому моменту вытащивший Каспара из камеры, торопливо закрыл Оле глаза — ей этого видеть не следовало. Запахло паленой шерстью, послышались дикие крики боли, хруст костей, а потом все стихло. Рикардо еще раз фыркнул, брезгливо нюхая то, что получилось. Мясо он все-таки не любил — его интересовал только сам процесс.
— Рикардо, иди сюда, мой хороший! — позвала Оля. — Дядя Гена, подсадите меня!
— Ольга Петровна, вы что?! — поразился телохранитель, но девочка уже карабкалась на спину хомячка.
Тот повернул голову, пошевелил усами, обнюхал седока и успокоился. Оля завизжала от восторга и крепко вцепилась в густую шерсть. Гена недоверчиво покачал головой.
— Вашему отцу это не понравится, — сообщил он.
— Я предлагаю пойти… — начал Каспар.
Оля с Геной повернули головы в его сторону, ожидая продолжения. Но волшебник молчал.
— Ну? — поторопил его Гена.
— Что? Я все сказал! — возмутился Каспар.
Гена флегматично пожал плечами, снимая со стены факел. Подумав, он напялил на голову шлем Наместника Камер и вооружился его же копьем. Оно единственное осталось целым — остальные Рикардо сломал. Поясной нож телохранитель тоже прихватил с собой.
— Я пойду вперед, — заявил он, протискиваясь мимо Рикардо. Тот сдавленно зарычал, но Оля, сидящая на загривке, потянула его за уши.
— Держись крепче, рогатая, не падай! — требовал тем временем Колобков. — А то грохнешься, и… пш-ш-ш-ш!!!
— Если я черт, это не значит, что я боюсь воды! — огрызнулась Стефания. — Веди свой агрегат и помалкивай!
Она сама не знала, почему позволила уговорить себя на эту глупость. Что ей эти смертные? Она уже давно не ангел, так зачем?…
— Вы, люди, все-таки ужасно глупы, — фыркнула она. — Твоя дочь еще несовершеннолетняя, она, скорее всего, сразу попадет в Рай. Если ты действительно хочешь ей добра, то позволь ее убить.
Клешни робоскафа невольно защелкали — Колобкова такое предложение возмутило до глубины души. Он открыл рот, но так и не нашел подходящих слов — один только мат.
Они со Стефанией пересекали бухту, освещая путь прожектором «Амацумары». Очень мощным прожектором. За робоскафом оставалась полоса бурлящей воды — антигравитационное поле воздействовало на нее, как хороший миксер. Колобков сосредоточенно вел свое сокровище, одновременно слушая музыку — в робоскафе нашлась и «магнитола». Хотя мелодии в ней ему не слишком-то понравились.
Чертовка крепко вцепилась в «горб», вихляя хвостом туда-сюда. Для этой вылазки она разделась почти догола — при ее акробатических трюках одежда только мешала.
«Алло! Алло! Иваныч, как меня слышишь? Как слышишь?» — послышалось в наушнике.
«Achtung! Achtung! Ich prьfe die Verbindung! Петер, ты есть слышать меня?» — присоединился еще один голос. — «Петровач, что ты видеть с неба?»
«Темно, как в колхозном сортире!» — отрапортовал Угрюмченко. — «Иваныча вижу — как он рассекает! Ну чисто водный лыжник!»
«Петрович, не засоряй эфир!» — присоединился третий голос. — «Петр Иваныч, вам еще далеко?»
«Уже рядом, Серега, почти подошел!» — ответил Колобков. — «Еще малясь! Василь Василич, как дела на «Чайке»? Подонков всяких не видно?»
«Как в аптеке, Иваныч!» — отрапортовал штурман. — «Тишь, благодать! Если кто на пирсе появится, мы их шквальным огнем! Я за штурвалом — если что, швартовы отдам в момент, Валерка твой дежурит!»
«Ну и лады. Отбой».
Чертанов на пару с Угрюмченко все-таки сумели состряпать вполне приличную систему связи. Мельхиор нашел для них в Орто Матезис Сцентии великолепную схему — предельно простую и эффективную, но пока что не изобретенную на Земле. Хотя возможность для этого уже существовала — понадобилось всего лишь раскурочить бесполезные сотовые и такой же бесполезный ресивер. Механику, правда, пришлось нелегко — орлиные лапы не очень-то приспособлены для тонкой работы, поэтому он в основном руководил.
Теперь на борту «Чайки» находился слепленный на скорую руку пункт связи, за которым сидел Чертанов, а в зубы всем основным членам экипажа (Петровичу — в клюв) воткнули крохотные блоки приема-передачи. Эту работу выполнил Бальтазар (хотя за ним пришлось присматривать — он все время порывался вырвать пациентам пару-тройку лишних зубов).
— Подходим… — пробормотал Колобков, замедляя ход.
Движители слегка опустились, антигравитационное поле ослабло, расстояние между днищем робоскафа и поверхностью воды уменьшилось. Еще немного, и робоскаф остановился совсем — осталось всего ничего до отвесной скалы. Здесь волны бушевали особенно сильно, яростно колотясь в эту преграду и бессильно откатываясь назад. «Амацумара» слегка качнулась, и Колобков торопливо включил страховочные поля. Воздух слегка замерцал.
— Ну, рогатая, хватайся! — крикнул он.
Стефания уже давно прикрепила к животу нипондус, а к спине — еще один предмет, извлеченный из того же «горба». Толчок, рывок, и вот уже она лишена веса и устремляется в небеса, увлекаемая распрямившейся силовой нитью. Колобков дернул рычаг — перед глазами появилась голографическая схема, демонстрирующая движения нипондуса. Он слегка скорректировал направление, ослабил напор… и из наушника донеслось сварливое:
«Прекрати меня колыхать, смертный! Пододвинь немного вперед, я не дотягиваюсь! Вот… вот… еще чуть-чуть… есть! Схватилась! Можешь выключать!»
Колобков послушно отключил невесомость и втянул отцепившийся нипондус обратно. И сразу же повел «Амацумару» в сторону — туда, где к морю спускалась мраморная лестница, оканчивающаяся великолепными пропилеями . Там размещалось главное святилище Юберальты — юберийского божества морей.
Эта лестница тоже оканчивалась очень крутым спуском — метров на пятнадцать выше уровня воды. И волны колотились не менее яростно, поэтому высадить там десант не смог бы ни один захватчик. Во всяком случае, с местным уровнем техники. Но «Амацумара» могла и не такое…
Стефания, закусив губу, подползла к крохотному оконцу, возле которого ожидающе парил Петрович. Он часто взмахивал крыльями и тяжело дышал, широко раскрыв клюв. Пожилой беркут ужасно устал висеть неподвижно.
— Не грохнешься, девчурка? — сочувственно спросил он.
Чертовка ничего не ответила. Она действительно с огромным трудом удерживалась на гладкой стене — не будь архитектура Юберии слегка трапецеидальной, она бы вообще не смогла тут проползти. Но в конце концов ей все же удалось зацепиться за край амбразуры . Она перебросила себя на другую сторону и вцепилась в решетку обеими руками.
— Пролезешь? — уточнил Угрюмченко.
Стефания снова ничего не ответила. Она слегка прищурилась, внимательно вглядываясь в темноту камеры. Вертикальные зрачки расширились, как у кошки.
— Там никого нет, — наконец сообщила она.
— Как никого?! — не поверил Петрович. — Мля, ты что, я же точно помню — за этим окошком я их видел! Ну-ка, подвинься, дай я посмотрю!
Стефания даже не подумала выполнить просьбу. Вместо этого она вынула из гнезда раструб мощной газовой горелки. Баллон с газом висел на спине. Угрюмченко аккуратно приземлился ей на плечи и начал крутить клювом клапан-регулятор.
— Аккуратнее! — злобно прошипела чертовка. Восьмикилограммового беркута не назовешь легкой ношей. — Когти!
— Фто кофы, фто кофы?! — огрызнулся Петрович. — Туфой фафой фран, не офкруфифаеффя!
Но через несколько секунд он все же провернулся. Послышалось шипение. Чертовка осторожно достала зажигалку, с превеликим трудом удерживаясь на скользкой стене, чиркнула колесиком и поднесла огонек к форсунке. Вспыхнуло и загудело голубое пламя.
— Горячей всего в самой середине длины, — подсказал механик, даже не думая слезать с плеч Стефании.
— Не учи черта обращаться с огнем, — хмыкнула та, разрезая решетку. — А еще мощней эта штука может?
— Может. Только брови опалишь.
— Дурак, я купаюсь в лавовом озере!
— Ну… тогда ладно.
После пары минут работы горелкой Стефания вынула слесарное зубило и в несколько ударов выбила прогревшиеся прутья. Петрович неохотно вспорхнул с ее спины, и худенькая чертовка ужом проскользнула в камеру.
— Ай, я плечо ободрала! — как-то очень по-детски взвизгнула она.
— Ниче, до свадьбы заживет. Где там дочка хозяйская?
— Да нет здесь никого, сказала же! — устало ответила Стефания. — И дверь выломана… изнутри. Медведь, что ли, какой-то проломился? Судя по следам, похоже…
— Девчурка, помоги, что ли? — жалобно проклекотал беркут, безуспешно пытаясь протиснуться в то же окошко. — Я себе так все перья поломаю…
— Не пролезешь, старый дурак! — выпихнула его обратно чертовка. — Из всех вас сюда пролезу только я… ну и еще Мельхиор. Выворачивать кости из суставов можем только мы с ним… и то у него они всегда выворачиваются не туда. Он тоже старый дурак…
— И то верно… — согласился Петрович, сердито глядя на узенькую амбразуру. — Ладно, тогда я к Иванычу полетел — буду держать наблюдение. А ты тут… давай… Справишься?
— Лети, лети! — отвернулась Стефания. — Что же тут за слон такой поработал…
Полторы сотни чернокожих бойцов угрюмо маршировали по скупо освещенным улицам Наранно. Тишину нарушали только звуки шагов и злобное карканье форораков. Два десятка шотелидов и колдун ехали в колесницах.
Шотелиды и палицаи посматривали друг на друга с недоверием и злобой — им совсем не хотелось сражаться бок о бок. Шотелиды считали палицаев быдлом и отребьем, место коим только на Красной Колеснице. Палицаи же называли шотелидов заносчивыми кретинами, постоянно машущими своими кривыми саблями.
— Переговоров не вести, ртов не открывать, — инструктировал бойцов Шуа’лай Стаза. — Убить всех. Веревки не забыли? Хорошо. С белым кораблем обращаться бережно — если хоть что-нибудь сломаете, скормлю вас всех змеелюдям.
Стазе тоже захотелось получить в собственность многострадальную «Чайку» — на этом судне он мог сбежать подальше от надоевшей Юберии. Подумать только — большой корабль, который может приводить в движение один человек! Для Кромаку такое казалось невозможным, невероятным.
Колдун незаметно натянул вожжи, притормаживая своего форорака — ему совсем не хотелось принимать на себя первые удары. Нет уж, пусть Безумные Волхвы истребляют этих бесполезных вояк — им так или иначе сегодня погибать. А он будет спокойно колдовать из-за их спин.
— Луки приготовить! — вполголоса приказал командир шотелидов. — Щиты убрать на спину! Палицаи — выдвинуться вперед!
— Почему мы вперед? — прошипел командир палицаев. — Мы не хотим погибать, пока вы будете отсиживаться сзади!
— Потому что у нас есть луки, а у вас нет, не знающий мяса !
Палицай заворчал, но уступил — с такой логикой спорить было трудно. Этот парень не слишком-то разбирался в военном деле, но уж такие-то простые вещи он знал.
— Построиться в шеренгу! — приказал командир, выводя отряды на пристань.
Он хлестнул своего форорака, объезжая ряды бойцов и убеждаясь, что все стоят правильно. Его взгляд упал на приотставшего Стазу, и губы невольно изогнулись в кривой усмешке. Правда, шотелид неверно понял мотивы колдуна — он решил, что владыка заклинаний банально перетрусил. Ему и в голову не пришло, что Стаза задумал сформировать своеобразный «заградотряд» из одного человека.
— Колесничие, занять позиции в центре и на флангах! — приказал командир. — Лучники, натянуть тетиву! Приготовиться дать залп! Сосредоточить огонь на колдунах! Палицаи, стоять, не шевелиться!
Он подъехал к колеснице Стазы и тихо спросил:
— Сколько там воинов? Больше полуроты?
— Полуроты? — скривился Стаза. — Нет, полагаю, там всего два или три бойца.
— Что?!! — взревел командир. — Ты привел нас сюда в таком количестве, чтобы сража…
— Лдушшарат! — выкрикнул Имя Немоты колдун.
Командир замолчал, в ужасе тараща глаза. Язык отказывался повиноваться, изо рта не вырывалось ни звука.
— Я могу убить тебя движением пальца, — шепнул Стаза. — А там таких, как я, двое. И кто знает, какие еще у них сюрпризы? Я боюсь другого — что даже такого количества окажется недостаточно…
Грюнлау и Валера стояли на причале, охраняя трап. «Чайка» стояла под парами, готовая в любой момент отдать швартовы. Дожидались одного — прибытия освобожденных пленников.
Колобков с большим удовольствием доставил бы их обратно так же, как Стефанию — на «Амацумаре». К сожалению, робоскаф все-таки рассчитывался только на одного седока, на нем просто-напросто не было пассажирских мест. Петр Иванович вообще предпочел бы взять Валеру или Грюнлау, но эти двое попросту не смогли бы удержаться на этой штуковине.
Впрочем, проползти по гладкой стене или протиснуться в амбразуру они бы тоже не смогли.
Поэтому «Чайка» до сих пор пребывала в гавани. Швартовный трос держался на одном честном слове — оставили один только узелок, который можно было сдернуть просто резким рывком судна. Фабьев сидел в рубке с кружкой горячего какао и внимательно осматривал все вокруг в бинокль. Чертанов же сидел на связном пункте, контролируя всех участников операции. А вот жену и детей Колобкова заперли в каюте и строго приказали не высовывать носа — ночь обещала быть жаркой.
Зато оставшихся волшебников, наоборот, вытащили наружу и поставили вместо пугал. Эти старые пердуны при большой необходимости все еще могли устроить такой фейерверк, что не спасет никакая армия. Жаль, конечно, что этот процесс не удавалось проконтролировать, но невозможно получить сразу все.
— По-моему, здесь чего-то не хватает, — задумчиво сказал Бальтазар, сморкаясь в воду.
— Э-э-э… соленых орешков?
— Нет…
— Чаю?
— Нет…
— Варенья?
— Да нет, старый идиот! Почему тебе вечно приходят в голову всякие глупости? Здесь не хватает… я уже забыл. Из-за тебя забыл.
— О чем?
— Что о чем?
Они еще немного постояли, глядя на соплю Бальтазара, вальяжно уплывающую в океан, а потом Мельхиор начал озираться по сторонам.
— Тебе не кажется, что нас было больше?
— Кого это «нас»? — брюзгливо переспросил Бальтазар. — Нет никаких «нас» — есть только я и все остальные.
— Э-э-э?… Но ведь был же еще и этот… ну, такой, с бородой, он еще все время похрапывал.
— Да, что-то такое вспоминается. И где он?
— Это я у тебя спрашиваю.
— Где этот тип? — не слушал его Бальтазар. — Я отлично помню, он должен мне деньги! Не помню, сколько, но должен!
— Такое впечатление, что тебе все должны деньги.
— Да. Ты тоже мне должен. Отдавай!
— А у меня нету… — растерянно охлопал передник Мельхиор.
И в этот момент тишина взорвалась криками.
Грюнлау и Валера резко схватились за оружие — из-за склада вылетали колесницы, запряженные форораками. В кромешной мгле засвистели стрелы. Оба охранника, не сговариваясь, бросились на «Чайку», под защиту фальшборта.
— Отходим, отходим, шкипер, делай отплытие! — закричал немец, на миг высунувшись из-за укрытия и дав короткую очередь по нападающим. — Валера, убирай сходня! Schnell, schnell!
— Суиллиастир!!! — донеслось из темноты.
Дизель яростно взревел — «Чайка» попыталась отойти. Но у нее ничего не вышло — она словно приросла к пирсу корнями. В рубке бесновался Фабьев, не понимая, что происходит, но все без толку — Имя Водяного Клея, произнесенное Стазой, действовало безупречно.
— Уяк!.. Уяк!.. — вздыхал Валера, высовываясь из «дота» и паля в бегущих к судну палицаев.
Грюнлау вел огонь короткими очередями, после каждой уточняя наводку. Он старался подстрелить в первую очередь колесничих — форораки, оставшиеся без управления, тут же вцеплялись в ближайшего человека.
А вот волшебники даже не почесались. Как стояли во весь рост, беседуя о всякой ерунде, так и продолжили стоять. И моментально поплатились — воины, помнящие приказ начальства, буквально осыпали их градом стрел. Бальтазар стал похож на подушечку для булавок, Мельхиор… у Мельхиора они даже не поцарапали кожу.
— Какое нахальство! — фальцетом воскликнул старый китаец, вытаскивая из живота стрелу. Крови не вытекло ни капли — только струйка черного газа. — Я покажу вам, как… а-а-а-а-а-а-а-а!!!
С его пальцев сорвались огненные ливни. Такие мощные, что Бальтазар не удержался и замахал руками в стороны. Грюнлау едва успел пригнуться, и тут же помчался прочь — магический огонь расплавил значительный кусок фальшборта.
Валера пронесся короткими перебежками к взбесившемуся волшебнику, бросился ему в ноги и схватил поперек туловища. Тощий старик почти ничего не весил — могучий телохранитель без особого затруднения поднял его, как ребенка, и крепко сжал оба запястья. Огненные ливни продолжали хлестать — теперь по косой дуге прямо в океан.
— Огонь! — приказал Грюнлау. — Огонь волшебником! По врагу — пли!!!
Валера ухмыльнулся, перехватил Бальтазара поудобнее и вытянул его руки по направлению к нападающим. Два десятка палицаев, уже примеривающихся перемахнуть на палубу, превратились в ходячие и орущие факелы. Бальтазар тоже орал, требуя немедленно поставить его на ноги.
— Я забыл, как остановить это заклинание! — жалобно крикнул он. — Забыл!
— Ну и не вспоминай пока, — сдвинул его правее Валера.
Живой огнемет в его руках продолжал вопить и вырываться, но действовал очень эффективно. Стало светло, как днем — море огня, выплеснутое Бальтазаром, подожгло несколько складов. Сам пирс тоже загорелся.
— Какая забавная игра! — обрадовался Мельхиор, перемахивая через борт.
— Стой, безумный alte mann!!! — крикнул Грюнлау, торопливо меняя магазин.
Уцелевшие палицаи и подоспевшие им на помощь шотелиды (стрелы в колчанах почти закончились), с большим энтузиазмом приняли дряхлого йога. На него набросились со всех сторон и начали дубасить и рубить. К превеликому удивлению бойцов, великолепные шотелы не смогли даже оцарапать этого сумасшедшего старца. Его смяли массой и повалили. Ни Валера с волшебником наперевес, ни Грюнлау не стреляли в ту сторону — боялись повредить Мельхиору. Хотя могли бы уже убедиться, что йогу высшего ранга не повредит даже ядерный взрыв.
— Ай, ай, мой радикулит! — закряхтел старик. — Ай, ай, спину ломит! Кто-нибудь… ой, спасибо!
Кто-то из палицаев действительно со всей силы саданул Мельхиора по позвоночнику. И старикан тут же поднялся, без особого напряжения раскидав окруживших его воинов. Он схватил какого-то шотелида за руку и завертел его над головой — словно ребенок плюшевого мишку. Воин, весящий раза в полтора больше этого старика, завопил от ужаса.
Воины шарахнулись прочь. Вокруг старого колдуна почти мгновенно образовалось пустое пространство. И в этом пространстве раздался ужасный взрыв — притаившийся в тени Стаза тихо произнес Имя Огненной Смерти. Самое мощное Имя из всех, выученных им за всю жизнь. Колдун осел на землю, хрипло дыша и держась за сердце — это заклятие истощило его до предела.
В небеса взметнулись клубы дыма. Воздушная волна расшвыряла шотелидов и палицаев — кое-кто погиб. «Чайка» покачнулась, Грюнлау не удержался на ногах и упал, уронив шмайссер. Валера удержался с большим трудом, но Бальтазара в его руках повело в сторону, и он поджег небольшую баржу.
— Немедленно поставь меня, молокосос! — взревел старик. — У меня руки затекли и спину ломит!
Дымовое облако рассеялось, и в нем обнаружился донельзя удивленный Мельхиор — целый и невредимый, только очень грязный. Воины в ужасе бросились врассыпную.
— Не убегайте, я ваш друг! — обиделся Мельхиор, швыряя в одного из них булыжник. Палицай упал замертво.
Командир шотелидов, единственный сумевший сохранить целую колесницу, промчался по пирсу, собирая уцелевших воинов в подобие боевого порядка. Больше трети его рати уже лежали мертвыми или тяжелоранеными — сожженные Бальтазаром, продырявленные Грюнлау, покалеченные Мельхиором. Но оставалось еще вполне порядочно. Он торопливо вызвал из рядов (немоту Стаза с него давно снял) лучников, сохранивших часть стрел, и дал команду сосредоточить огонь на Валере с Бальтазаром. Большая часть снарядов ушла в «молоко» или бесславно превратилась в пепел еще на подлете, но одна стрела все-таки угодила в цель. Валера в последний момент дернулся, загораживаясь Бальтазаром — он уже убедился, что этому сумасшедшему старику такие пустяки нипочем. Однако результат получился не очень удачным — от боли волшебник таки вспомнил, как остановить огнемечущие чары.
И остановил.
— Твою мать, сайгак, стреляй, стреляй!!! — бешено затряс старика Валера. — Патроны кончились?!!
— Я требую проявлять ко мне уважение… — вяло пробормотал Бальтазар.
Телохранитель раздраженно отшвырнул его в сторону, едва не проломив палубу, и бросился навзничь — стрелы продолжали свистать.
Шмайссер Грюнлау тоже огрызался довольно редко — немец зарядил уже предпоследний магазин. Теперь он очень тщательно прицеливался, прежде чем выпустить новую очередь.
Двое из шотелидов все-таки перепрыгнули через борт и, помня приказ Стазы, первым делом набросились на валяющегося Бальтазара. Шотелы свистнули в воздухе, ударяя по тощей морщинистой шее. То, что магам надо отрубать голову, воины хорошо знали
— Прекратите это! — возмутился старик, рефлекторно выбрасывая руки вперед. Шотелиды замерли, не закончив удара — их словно бы заморозили. — Не волнуйтесь, я сейчас сделаю вам освежающую клизму!
То, что произошло за этим, выглядело удивительно тошнотворно. Шотелиды дико закричали, выронили оружие, скорчились, держась за ягодицы, и начали биться в припадке. Через несколько секунд у них обоих попросту лопнули глаза, а изо рта, ушей, ноздрей и пустых глазниц хлынула кровь. Бальтазар удовлетворенно потер руки.
— Освежающая клизма никогда не подводит, — важно заметил он.
Мельхиор же продолжал весело играться с другим воином — он крутил его над головой, как игрушку йо-йо. Тот кричал… кричал… кричал… а потом у Мельхиора в руках осталась оторванная ладонь, а все остальное улетело в сторону гавани и с тихим плеском исчезло под водой.
— Вяжите мага, вяжите мага! — закричал из укрытия Стаза. — Зачем я приказал взять веревки?!
Десяток шотелидов с веревочными петлями начали подбираться к Мельхиору. Тот добродушно взирал на это, не делая попыток защититься. Грохнул браунинг Валеры — один из воинов упал замертво. Остальные же начали швырять свои арканы в престарелого волшебника. Грюнлау ничего не мог сделать — все его силы уходили на то, чтобы удерживать атакующих подальше от «Чайки». Хорошо еще, что палицаи окончательно растеряли боевой дух, и на штурм шли почти исключительно шотелиды.
Мельхиор удивленно посмотрел на оплетшие его веревки, а потом осторожно коснулся одной из них пальцем. Из-под ногтя у него вырвалась крошечная искра, превратившаяся в ярко-желтый огонек. Он перекинулся на веревку и побежал по ней — прямо к удерживающему другой конец шотелиду. Воин испуганно завопил и разжал руки, отшвыривая веревку прочь. Остальные тоже торопливо побросали свои арканы. Мельхиор удивился еще больше, пожал плечами и начал аккуратно выбираться из пут.
— Ну же, старикашка, давай, где у тебя тут огонь включается?! — злобно бормотал Валера, снова подобрав Бальтазара с палубы. — Ну где у тебя кнопка?!
— Молодой человек, я рекомендую тебе выпить вот это успокоительное! — предложил волшебник, доставая из кармана какое-то зелье.
Телохранитель взял бутылочку с мятно-розовой жидкостью, недоверчиво понюхал и решил, что рисковать не стоит. Правда, пахло апельсинами и ежевикой, но кто мог поручиться, что это не яд? Большинство эликсиров Бальтазара либо убивали пациента сразу, либо вызывали неприятные побочные эффекты.
Почему-то чаще всего — острый понос.
— Спасибо, не хочу, — отказался Валера, выбрасывая бутылочку прочь.
И моментально обрадовался, что не стал пить ЭТО. Там, куда выплеснулся эликсир, поднялось облако бледно-розового газа метров пяти диаметром. Четверо шотелидов, попавшие под действие загадочного средства, заверещали от боли — их кожа начала покрываться пузырями, а потом просто стекла с тела, как расплавленная пластмасса. Трупы получились поразительно отвратные.
Стаза скрипнул зубами, глядя на редеющие ряды своего войска, глубоко вдохнул и крикнул:
— Мастимауррада!!!
Имя Гнилостной Пелены едва не убило и без того усталого колдуна — из носа у него хлынула кровь, а дыхание стало прерывистым. Но результат получился очень впечатляющим — прямо перед «Чайкой» возникло нечто вроде зеленовато-бурого покрывала. Оно несколько секунд висело неподвижно, а потом начало приближаться. Там, где она проходила, вода мутнела и покрывалась пятнами. Край пирса, задетый смертоносным заклятием, буквально на глазах сгнил.
— Вот чертовщина! — выдохнул Фабьев, глядя на эту мерзость. — Мазуты бестолковые, сделайте что-нибудь, ну?!
Ему никто не ответил — у Грюнлау с Валерой и без того хватало забот. Старый штурман на миг замер, а потом повернул прожектор. Световой сноп рассек Гнилостную Пелену, как нож масло, но ей это мало повредило. Тогда Фабьев включил на полную мощность сирену. От этого жуткого звука вздрогнули даже тренированные шотелиды, но только не продукт черной магии Стазы.
— Все, идеи кончились, — опустились руки у штурмана.
Валера наконец-то повернул голову в ту сторону и опрометью бросился на нос — Гнилостная Пелена уже почти коснулась «Чайки». Перед собой телохранитель держал вяло дрыгающегося Бальтазара.
— Давай, сайгак! — прорычал он, вытягивая волшебника вперед. — Хочешь жить — колдуй чего-нибудь!
— Что это за гадость?! — завизжал Бальтазар, тщетно пытаясь вырваться. — Откуда она взялась?! Вы хотите меня убить?! Уберите ее!!!
Старик выхватил из кармана снежно-белый фиал и с силой шарахнул его о палубу. Оттуда начал подниматься серебристый дым, окутавший нос «Чайки» густым облаком. Валера закашлялся и схватился за горло, поспешно выползая из загазованного участка — пах этот дым совсем не розами. Бальтазар кашлял еще громче, но не выползал.
Покинув опасное место, телохранитель упал без сил, раскинув руки. Глаза покраснели и болели. Но чем бы ни был фокус, примененный Бальтазаром, Гнилостную Пелену он уничтожил. От нее остались жалкие обрывки, быстро рассеявшиеся в воздухе.
Стаза тихо застонал, глядя на бесславную гибель одного из лучших своих орудий. Применить еще какое-нибудь Имя он уже не мог — исчерпался так, что с трудом стоял на ногах. Зато он мог обратиться к другой магической отрасли — не такой мощной, но зато менее требовательной к мане.
— Дай-ка сюда! — вырвал у какого-то мертвеца шотел он.
Колдун поднял его на уровень глаз, глубоко вздохнул, и отчетливо произнес:
Благословляю тебя, меч,
Великий, грозный, шумный, страшный,
Снеси главу немедля с плеч,
Без рук, но словно в рукопашной.
Благословляю тебя, меч,
Ты заключи врага в объятья,
В могилу призван ты увлечь,
Сразиться с бурной бранной ратью.
Волна и ветер, свет и мрак,
Все бронзе и клинку подвластно,
Не устоит пред нами враг,
Да будет смерть его ужасна!
Шотел начал медленно вращаться. Стаза медленно убрал руку, но бронзовое лезвие не упало — оно осталось висеть в воздухе, вращаясь все быстрее и быстрее. Через несколько секунд шотел взвился в воздух и с бешеной скоростью устремился к «Чайке», превратившись в настоящий пропеллер.
— А у меня тоже такая есть! — обрадовался Мельхиор, выдергивая из-за уха крохотную палочку.
Палочка в одно мгновение выросла, оказавшись и-визой — зулусской деревянной палицей с набалдашником. Она тоже закрутилась пропеллером и полетела вслед зачарованному шотелу.
Шотел притормозил и повернул назад. И-виза с треском врезалась в него, и колдовские штуковины начали бешено колотиться друг о друга, стуча и лязгая. Шотел состоял из бронзы, а и-виза всего лишь из дерева, но в смысле магии изделие древних зулусов оставило юберийский меч-серп далеко позади. Все невольно подняли головы — так фантастично выглядела эта дуэль без дуэлянтов.
В довершение всего пошел дождь. Сизые грозовые тучи, собравшиеся над заливом Кармелия, наконец-то раскрыли свои недра, исторгнув потоки ледяной воды. Ударила первая молния.
— Еще один! — потребовал Стаза, бешено ища другой шотел. — Дайте еще один!..
И тут его шарахнули по затылку.
