Глава 26
Значит, так. Я хороший, а тот, тот и вон тот — плохие. Я с ними дерусь и побеждаю. Отличный сценарий, и других нам не надо.
Джеки Чан
День Благодарения Богам. Этот праздник родился только вчера, но добрые граждане Наранно уже успели превратить его в давнюю традицию. Распорядители моментально придумали порядок проведения, когда что показывать, чем кого кормить и кого куда сажать.
Колобков привел на торжество всех домочадцев — он давно обещал вывести их куда-нибудь в свет. Тем более, что в отсутствие тещи главе семейства такие мероприятия начали нравиться — раньше Матильда Афанасьевна неизменно отравляла ему настроение.
Местом проведения больших Юберийских Игр избрали амфитеатр Гайдина — гигантское здание, идеально круглое, почти сто метров в диаметре, вмещающее свыше пятнадцати тысяч зрителей. Здесь неоднократно проводились чемпионаты по Троеборью — любимой забаве юберийцев. Кулачный бой, вольная борьба и «битва титанов» — самая интересная часть. А кроме этого, само собой, гонки колесниц, метание копий и дисков, стрельба из лука, соревнования по бегу и прочее, прочее, прочее…
— Как тебе, Петр’лай? — наклонился к Колобкову Наместник Города, сидящий рядом. — Твое мнение — кто вернее попадет в цель?
— Да хрен его знает… — почесал в затылке бизнесмен, глядя на пятерых лучников. — Я ж их никого не знаю — может, вон тот, а может, тот… Гена, Валера, вы чего думаете?
Телохранители переглянулись и пожали плечами. В стрельбе из лука они абсолютно ничего не понимали, так что судить не могли.
— Не хочешь ли ты сделать ставку на одного из луконосцев? — с надеждой спросил Наместник. — Быть может, на моего ставленника — Ар’лай Трозу?
— Это вон тот негр в синем? — задумчиво указал Колобков. — Да ну его — больно хлипкий какой-то…
— Внешность бывает обманчива, Петр’лай. Хорошему луконосцу необязательно иметь спину тролля. Помни — семена вяза падают у его комля. А отец Трозы был лучшим луконосцем всего Наранно…
— Не, нафиг, — отказался Колобков.
Чертанов, сидящий по левую руку от шефа, переводил настолько автоматически, что эти двое даже не замечали, что ведут беседу через посредника. Сергей подумал, что даже если они и не найдут дорогу домой, он, с его теперешними уникальными способностями, с голоду не умрет. Тем более, что побочные эффекты от языкового эликсира уже давно не давали о себе знать…
— Гонки колесниц! — объявил Наместник Города. — Может быть, на них ты пожелаешь что-нибудь поставить, Петр’лай?
Колобков задумчиво посмотрел на молодых форораков, запрягаемых в крохотные колесницы — фактически, просто два колеса и доска между ними. Возничие выглядели чрезвычайно молодо — лет по тринадцать-четырнадцать, не больше. Некоторые и вовсе девушки. Они хором провозгласили хвалу Владельцу и по сигналу факельщика одновременно стегнули бичами своих птиц.
Могучие форораки рванулись с места. Тридцать шесть колесниц понеслись с такой скоростью, что ветер засвистал в ушах. Почти сразу же две из них сошли с дистанции — у одной отлетело колесо, возничий другой не удержался и вылетел. Он шлепнулся в пыль и почти мгновенно погиб — по нему проехала другая колесница.
Соревнование велось не слишком красиво — возничие охотно шли на таран, стегали друг друга бичами, натравливали друг на друга форораков. Хищные птицы жадно рвали своих сородичей и тех, кто ими управлял. Один из кривых клювов уже покрылся кровавой коркой — этот старый самец провел на скачках большую часть жизни и успел научиться тому, что для победы все средства хороши. Возничие сменялись, форорак оставался одним и тем же.
— Пятьдесят моцарен на Старика! — приказал Наместник Города, подзывая к себе одного из Наместников Игры.
— Слушаюсь, льке Мараха, — кивнул тот, делая отметку на пергаменте. — Приказать еще вина?
— Да… и как можно дурманнее!.. — тихо добавил Наместник Города, с намеком дергая щекой. — Понял?
— Слушаюсь, — повторил Наместник Игры.
После третьего тура был объявлен окончательный победитель — на сей раз не Старик, а Красное Перо. Молодая, но очень перспективная самка форорака с ярким красным хохолком на макушке. Ее возничему откусили два пальца (Старик яростно боролся за победу), но он все равно сиял, прижимая к груди награду — великолепный шлем из чистого электрона.
— Да, сегодня удача не коснулась меня, — развел руками Наместник Города, делая знак слуге оплатить проигрыш. — Но воздух тоже перестает светиться вечером и вновь вспыхивает утром — за поражением непременно последует победа.
— А ралли будет? — лениво поинтересовался Колобков. — Хотя чего это я — у вас тут даже паровоза еще нет… Гюнтер, а давай им паровоз построим?
— Петер, а ты знать, как он быть устроен? — удивился Грюнлау.
— А нафига мне? Петрович знает — у него ру… крылья золотые. Петрович, а?
— Что? — хмуро высунул голову из-под крыла Угрюмченко. — Иваныч, не тревожь меня зря, а то клюну.
С арены убрали остатки разбитых колесниц, а также мертвых форораков и возничих (их оказалось довольно много). Наместники Игры забегали взад-вперед с граблями, расчерчивая дорожки для бегунов. Наместник Города кисло улыбнулся Колобкову, уже не пытаясь соблазнить его ставками. Он все громче пыхтел, усиленно размышляя, что предпринять. Вбухал в этот замысел такие огромные деньги, а купец совершенно не желает сотрудничать!
Правда, львиная доля расходов обещала вернуться в виде прибыли от ставок. Игры полностью контролировались городской администрацией, и почти вся прибыль оседала в казне. Возможно, на этом Дне Благодарения даже удастся что-то заработать…
Рабыни принесли большую медную автепсу — кувшин со встроенной трубой-жаровней. Ее уже заправили углем и развели огонь — вода очень быстро закипела. Наместник Города лично разлил кипяток по керамическим киликам и добавил терпкого виноградного вина. На общественных увеселениях юберийцы всегда смешивают вино с водой — чтобы не слишком пьянеть. Правда, в этом вине также содержались зерна «дурманного мешка» — растения, затуманивающего мысли.
Колобков понюхал и отворотил нос — ему этот «компотик» не понравился. А вот Стефании он пришелся по душе — чертовка не любила излишне крепких напитков, зато с удовольствием поглощала разбавленное вино.
На старт вышли бегуны. Зинаида Михайловна поспешно закрыла глаза дочерям — юберийские атлеты соревновались практически нагишом. Их одежда ограничивалась тяжелыми медными шлемами и двумя огромными щитами на обеих руках. Вес этих «грузиков» выверялся с максимальной точностью — все бегуны должны быть в равных условиях.
— Вон тот — внук моей сестры, — указал Наместник Города. — Верю — у него хорошие шансы. Как твое мнение, Петр’лай?
— Это который? — прищурился бизнесмен.
— Вон тот, с родинкой на правой ягодице.
— Серега, блин, скажи этому мэру, что мужики другим мужикам на задницы не пялятся! — возмутился Колобков. — Нашел тоже примету!
— Петр’лай, ты по-прежнему не хочешь сделать ставку? — настойчиво спросил Наместник.
— Серега, чего этот букмекер ко мне привязался? Чего я ему тут поставлю, если не знаю, кто есть кто? Я вот, скажем, выберу того кучерявого, который самый высокий, а у него дыхалка хреновая, и он тут, может, вообще самый паршивый марафонец! А вон тот мелкий, со шрамом через всю спину — вроде дохляк, а у него, может, резервы внутренние — может, он здесь местный Шумахер!
— Подожди меня здесь, Петр’лай, — не дослушал Наместник Города.
Опо’лай Мараха выбрался из ложи и торопливо куда-то убежал. Стражники помчались следом — ни в коему случае нельзя было забывать о дистанции в шесть шагов.
— Ну наконец-то этот жирный урод [цензура]… - с облегчением вздохнул Колобков. Наместник Города его почему-то ужасно раздражал.
— Петя! — возмущенно вскрикнула жена. — Тут же дети!
— А, извиняюсь. Виноградика хотите? — протянул кисточку бизнесмен. — Девушка, еще вина нашему столику принесите, будьте так галантерейны! Только нормального, неразбавленного!
Чертанов равнодушно перевел, и рабыня поспешила налить гостю Наместника еще вина. Но все равно разбавила — чисто по привычке. В ее голове абсолютно не укладывалось, что можно пить неразбавленное вино днем. Все равно как если бы гость попросил налить его не в килик, а в шлем — нельзя делать то, чего нельзя делать. А днем вино полагается разбавлять кипятком.
— Ну и гадость… — пробормотал Колобков, с отвращением глотая теплую бледно-вишневую жидкость.
— Прошу прощения! — окликнули его откуда-то снизу. — Ты — капитан большой белой лодки?
Все взгляды поползли вниз. Петр Иванович недоуменно моргнул и невольно протер глаза — там стоял какой-то тип. И он мог поклясться, что секунду назад его еще не было.
Странное, но довольно симпатичное существо, похожее на вставшего на задние лапки хомяка. Около семидесяти сантиметров ростом, с длинным пушистым хвостом, пышным мехом, крохотными ушками и крупными глазами, похожими на заячьи. Шерсть черная, блестящая, переходящая на животе в светло-коричневую, почти желтую. Одет в нечто вроде шотландского кильта с разрезом для хвоста и кургузый кафтанчик. Через плечо перевязь со множеством карманчиков — этакий «патронташ», а за спиной небольшой рюкзачок. На шее висит изящный фиал с высушенным цветком внутри.
— Ага, я капитан, — кивнул Колобков. — А ты кто?
— Папа, какая прелесть, это же хомячок! — восторженно взвизгнула Оля. Она изо всех сил рвалась к странному существу, но мама крепко держала ее за руки — мало ли что это за зверюга?
— Боюсь, что нет, — продемонстрировал крупные зубы грызун. — Я Лайан Кграшан, хумах из Малого Кхагхоста.
— Это еще что за ботва? — уточнил Колобков.
— Это большой остров к юго-востоку отсюда. Мы назвали его в честь нашей далекой родины на Корилле, — печально опустил голову Лайан. В его огромных глазах блеснули слезы — воспоминания явно причиняли ему боль.
— А, Корилл, знаю, — прищелкнула пальцами Стефания. — Есть такой мир в трех шагах отсюда. Но я там никогда не была — там христиан нет.
— Еще один хуймяк, — подозрительно покосился на хумаха Колобков. — Чего-то мне в последнее время не нравятся хуймяки… Тебе чего нужно?
— Я хотел бы сесть на твой корабль и доплыть до Малого Кхагхоста, — невозмутимо ответил Лайан. — Я много путешествовал, но теперь хочу вернуться домой. Вы не пропустите — это совсем рядом с Ара-ми-Ллаадом. Юберийцы редко плавают в те места, поэтому я поплыву с вами.
— Эге! Придержи коней, хуймяк! — выставил руки Колобков. — Я тебя на борт не возьму, понял? Нафига мне лишний груз?
— Петр Иваныч, а почему он говорит по-русски? — неожиданно обратил внимание Чертанов.
— Гы-гы!.. а правда, почему?
— Скромная магия хумахов, — чуть улыбнулся Лайан, погладив фиал с цветком. — Волшебное растение, позволяет говорить на других языках. Я долгое время наблюдал за тобой, капитан, и научил цветок твоему языку.
— Вещь! Сколько хочешь?
— Магия хумахов, человеку бесполезна. Настроено специально на меня.
— Тогда туфта. Чего еще ждешь?
— Я бы все-таки хотел отправиться на твоем корабле.
— Сказано — нет! Хуймяков мне на борту и так хватает! Пингвин — не птица, хуймяк — не шуба! И на твой остров мы не собираемся! Вали отсюда!
— Что ж, Свод Тарэшатт учит нас не ждать подарков от судьбы, — склонил голову хумах, делая шаг назад. — Мне жаль, что ты принял такое решение, капитан, но я не буду спорить…
— Папа! — завизжала Оля. Рикардо в клетке тоже заверещал — приревновал хозяйку.
— Хуймяки на борту только через мой труп! — заявил Колобков. — Понял, хвоста… а где он?!
Куда подевался Лайан Кграшан, никто не разглядел. Вот только что стоял здесь, а теперь исчез — так же незаметно, как и появился. Впрочем, раса хумахов издавна славится умением появляться, когда не просят, и смываться в нужный момент…
— А вот и я, Петр’лай! — вернулся сияющий Наместник Города. — У меня для тебя приятный сюрприз!
— Пиво?
— О, мой добрый друг, я не знаю, о чем ты говоришь, — развел руками Мараха. — Нет-нет, другой, но не менее приятный — я добился, чтобы тебе разрешили участвовать в Большом Троеборье! И не благодари меня, не стоит, я полюбил тебя от всего сердца — это лишь скромная малость, которую я могу для тебя устроить!
— Что?! — завопил вдруг Каспар. — Поджаренные колбаски с укропом?! Кто взял мою порцию?!
— Спи, старый идиот! — прикрикнул на него Бальтазар.
Колобков покачал головой, глядя на полоумных волшебников, и вновь повернулся к ужасно довольному собой Наместнику.
— Слушай, Ополай, или как тебя там. Я ни фига не понимаю, о чем ты мне сейчас говоришь. Серега, ком цу мир! Переведи этому негритянскому мэру, что я ни на что не соглашаюсь, пока не узнаю, на что соглашаюсь. Так что пусть он мне объяснит, что это за эстафета, на которую он меня подписал, а там уж будем думать, лады?
— Серг’лай, скажи льке Колобке, что Большое Троеборье — это финальная и самая интересная часть сегодняшних игр! И именно ему доверена честь выставить свою тройку поединщиков против моей тройки поединщиков! Это будет интереснейшая…
— Правила мне, — процедил Петр Иванович.
Правила быстренько объяснили. Сначала — кулачный бой (Гена оживленно хрюкнул), потом вольная борьба (Валера рубанул воздух), а потом драка любым стилем, с любым оружием и доспехами (тут Колобков посмотрел на Грюнлау, и бизнесмены в унисон захихикали). Ставки делаются на каждую битву в отдельности, выставлять можно любого бойца, один и тот же при желании может участвовать в нескольких сражениях. Обычно в таких случаях с одной стороны поединщиков выставляет распорядитель игр (в данном случае — Наместник Города), а с другой — приглашенный гость. Чаще всего — какой-нибудь крупный Наместник из других мест или важный вельможа-иностранец. Вот, сегодня честь оказали доброму и богатому купцу Колобке.
— А что за ставки? — поинтересовался Петр Иванович.
— Да любые! — развел руками Мараха. — Ну пусть будет одна золотая горошина — просто символически! Боги видят — что много поешь, что мало поешь, все равно ведь поешь!
— Гы-гы, — оценил пословицу Колобков. — Хорошо сказал, блин. Геныч, Валерыч, вы как — в норме? Махаться можете? Размяться не против?
Телохранители замотали головами. Подраться они никогда не возражали. Да, у Гены все еще слегка побаливали ребра, а Валера кривился, держась за не до конца зажившую рану в спине, но это же такие мелочи…
— Спускайтесь, спускайтесь! — позвал Наместник Города, торопливо сбегая по ступеням. Стражники устало бухали сзади, придерживаясь положенных шести шагов.
Оказавшись на песке арены, под взглядами тысяч людей, Чертанов сразу почувствовал себя очень неуютно. Вот Колобков — нисколько, махал руками и улыбался.
— Ну, здравствуйте, россияне, понимаешь! — безуспешно попытался изобразить Ельцина он. — Как живете, россияне?
— Петр Иваныч, люди смотрят, не кривляйтесь! — процедил Сергей. За что и получил локтем в бок.
— Серега, ты мне весь кайф сломал. Тебе не стыдно? Ладно, мужики, к делу. Готовы?
Гена и Валера в унисон кивнули. Кроме них на арену спустились Грюнлау и Стефания. Первый уже проверял шмайссер — если уж разрешено «любое оружие», почему бы просто не продырявить противника свинцовой смертью? Вряд ли кто-то из местных сможет что-то противопоставить немецкому пехотинцу сороковых годов…
— Я бы на вашем месте не слишком радовалась, — скептически заметила чертовка. — И самое главное — не повышайте ставки.
— Ну, как получится, — усмехнулся Колобков. — Так где там первый боксер?
Наместник Города в противоположном конце уже отдавал команды. Из темного прохода показался крупный негр с приплюснутой головой, слегка подергивающийся при ходьбе и как-то странно кривящий левую часть лица. Он уже успел полностью обнажиться — кулачный бой полагалось проводить голышом. Руки ему обмотали толстыми кожаными ремнями, усаженными крупными свинчатками.
— Справишься? — с некоторым опасением спросил Колобков.
— Я тяжеловес, шеф, — равнодушно ответил Гена, снимая пиджак. — Только пусть и мне такие кастеты дадут — я этому черному все кишки отобью.
Гене тоже пришлось раздеваться догола — правила категорически запрещают кулачным бойцам надевать что-либо, кроме ремней на руках. И ему выдали такие ремни — правда, пришлось помочь в обматывании.
Наместник Игры встал в центре, поглядывая то на одного бойца, то на другого. Зрители подались вперед — знаменитый Стурм’лай Запа уже почти три центума удерживал титул чемпиона Наранно, и у него накопилась уйма поклонников. Но и белокожий воин из-за моря выглядел очень внушительно. Когда Гена снял последнюю деталь одежды, в толпе начали передавать из рук в руки монеты — многие уже успели поспорить, целиком ли эти люди белые, или самая важная деталь все-таки черная, как у всех?
Проигравших пари оказалось гораздо больше, чем выигравших.
Гена и Запа начали сближаться. Юберийский боец вытаращил глаза и злобно ощерился. Гена молча сжал кулаки, неторопливо оценивая противника. Ему сразу стало ясно, что обычный спортивный бокс тут лучше не применять — все-таки на руках не мягкие перчатки, а самые настоящие кастеты. Первый же удачный удар может оказаться и последним.
Телохранитель резко шагнул вперед и нанес первый удар, целясь в область сердца. Пока что пробный — оценить противника. Запа молниеносно отшатнулся, даже не думая закрываться руками, как в боксе. Опасения Гены подтверждались — кулачные бойцы Юберии использовали несколько иную технику. Но, к его большой радости — менее совершенную, чем земной бокс.
Они обменялись еще несколькими обманными ударами. Гена находился в стандартной левосторонней стойке — голова немного пригнута, подбородок прикрыт левым плечом, левая рука чуть поднята и выставлена вперед, вес тела распределен равномерно на обе ноги. Запа же поминутно приплясывал, голова втянута в плечи, а руки широко расставлены и согнуты в локтях. При этом он очень низко наклонялся — так он создавал серьезные неудобства более высокому сопернику.
— Люк-люк асть’ха лоо-то аппа’ус и зазим оррть’хната ! — презрительно заявил Запа.
Хорошо, что Гена не понимал юберийского.
Первый серьезный удар нанес Запа — кулак, усеянный свинцовыми шишечками, впечатался в подбородок Гены. Телохранитель отшатнулся, брызнула кровь. Но в следующий миг назад отлетел уже Запа — с разбитой переносицей. Сокрушающий удар русского бойца превратил и без того изуродованный нос в нечто совсем непотребное.
— У! О! Ы! — добавил хук слева Гена.
Еще несколько минут бойцы колошматили друг друга. Кровь щедро орошала песок, на коже начали появляться синяки и кровоподтеки. Но вот Гена размахнулся особенно сильно и нанес свой коронный удар в челюсть — Запа потерял четыре зуба и грохнулся на песок.
— Нокдаун! — гулко пробасил телохранитель, сплевывая кровавую слюну. — Раз!.. Два!.. Три!.. Четыре!.. Пять!..
— Тальке!!! Тальке стуль’яя!!! — орали трибуны.
— Добей его, добей, придурок! — надрывался Чертанов, переводя крики зрителей и рефери. По местным правилам лежачего бойца вполне можно было добить, пока он не поднялся.
Но Гена не понимал этих криков и не слышал тонущего в общем хоре Чертанова. На счете «пять» Запа медленно поднялся на ноги, пошатываясь и хрипло дыша. Он сжал кулаки и с ревом понесся на Гену.
Тот только усмехнулся. Разозлившийся боец — легкая мишень. Юбериец не успел нанести ни одного удара — его встретил мощнейший джэб правой. Запа раскрыл рот, глотая воздух, и упал навзничь.
— Раз!.. — снова начал считать Гена. — Два!.. Три!.. Четыре!.. Пять!.. Шесть!.. Семь!.. Восемь!.. Девять!.. Нокаут!
— Ген’лай!!! Ген’лай!!! Ген’лай!!! — скандировали трибуны, приветствуя нового чемпиона.
Телохранитель поднял руки, криво усмехаясь окровавленным ртом. Ему повезло — все зубы остались в целости.
В него метали монеты, украшения и яркие птичьи перья. Трое младших Наместников Игры уже бегали, собирая все это добро — награда от зрителей принадлежит победителю (за вычетом небольшой доли для амфитеатра).
— Геныч — молодец, чемпион! — захохотал Колобков, встречая усталого телохранителя. — Настоящий боксер! Все, отдыхай!
— Поздравляю, Петр’лай, — подошел криво улыбающийся Наместник Города. — Видят боги, твой кулачный боец куда лучше моего. Подожди немного времени, сейчас сюда доставят борца. Вот, возьми свой выигрыш за первый тур.
В пухлую ладонь Колобкова опустилась одна моцарена. Петр Иванович скривился — он успел забыть, какую незначительную ставку сделал. Тяжелый кошель всякого добра, поднесенный Гене, только усилил его расстройство.
— Поражение — всегда грустно, — склонил голову Наместник Города. — Но я уверен, мой добрый друг — ты позволишь мне отыграться. Не увеличить ли нам ставки? Съешь ли ты одну виноградину, съешь ли целый виноградник — грех один и тот же…
— Молодец, хорошо сказал! — одобрил Колобков. — Серега, ты пока не переводи. Валерыч, победишь его борца?
— Я тоже тяжеловес, шеф, — хмыкнул Валера. — И черный пояс по дзюдо. Слажу как-нибудь.
— Серега, теперь переводи. Скажи мэру, что я ставлю большую канистру золота — все, что выручил за жемчуг.
— Петр Иваныч…
— Серега, заткнись и переводи. Понадобится твое мнение — спрошу.
Чертанов мрачно перевел. Наместник Города обрадованно закивал и махнул рукой — на противоположном конце арены уже раздевался его чемпион.
Валера медленно снял все, кроме трусов — борьба, в отличие от кулачного боя, проходила в набедренных повязках. Две миловидные рабыни неспешно начали натирать его благовонными маслами, громко и беззастенчиво обсуждая достоинства «белого силача». Чертанов, единственный из землян понимающий их слова, смущенно покряхтывал и думал — переводить ли это Валере или не стоит?
— Спасибо, — отстранил от себя девушек дзюдоист, разминая кисти. — Шеф, а что тут за правила-то?
— Простые, — ответила вместо него Стефания. — Позволяются любые приемы, кроме ударов кулаком или ногой. Надо прижать противника лопатками к земле и удержать, пока вода из чашки выльется на землю… ну, это секунды две. Просто сделай это и победишь.
— А, ну вроде как в борьбе нанайских мальчиков, — задумался Валера. — Ладно, сейчас я им покажу, что такое черный пояс…
Аркаим Вуххвайтайбо ан Кааццариву, противник Валеры, прибыл прямиком из Ваннвайга. Как и большинство ваннвайгов, он отличался ширококостным сложением, чуть приплюснутым носом и очень темной кожей — гораздо темнее, чем у юберийцев или мбумбу. И, как и Стурм’лай Запа, он уже давно носил титул чемпиона Наранно. Только не в кулачном бое, а в борцовском искусстве.
— Сумимасэн, — наклонил голову Валера.
— Аллгин хустуаррива , - недоуменно посмотрел на него Аркаим.
— Ну вот и поздоровались, — удовлетворенно кивнул Валера, бросаясь на него.
Аркаим встретил Валеру умелым захватом за ногу, но получил в ответ локтем в грудь и молниеносный удушающий прием. Еще один захват, подножка и бросок — Валера упал, но тут же поднялся.
— Вадзаари… — пробормотал он, пригибаясь и с силой ударяя Аркаима головой в грудь — это правилами не возбранялось.
Ваннвайг упал на бок, перекатился, подскочил, как мячик, и обхватил Валеру в могучих объятиях. Тот провел подсечку и вновь швырнул противника наземь. Уже валяясь на песке, Аркаим схватил телохранителя за голень и дернул. Валера упал.
Теперь оба борца лежали на боку. Они не давали друг другу подняться, их руки и ноги переплелись, и они с силой давили, стремясь перевернуть друг друга на спину. Валера покраснел от натуги, глаза вылезли из орбит, а на спине выступила кровь — раскрылась не до конца зажившая рана. Но и Аркаим выглядел не лучшим образом — он оказался несколько более рыхлым, чем пришелец с Земли, и все больше слабел.
Наконец Валера пересилил. Он перекатил Аркаима на спину и вдавил его лопатками в песок. Наместник Игры неторопливо перевернул вверх дном килик с водой, и жидкость устремилась к земле. Шлепок, вверх подлетают комочки мокрого песка, и Наместник кивает — победа за Валерой.
— Иппон!.. — выдохнул тот, поднимаясь на ноги.
— Валерыч, вернемся домой, похлопочу, чтоб тебя президентским кимоно наградили, — заявил Колобков. — Не посрамил честь страны перед иностранцами!
— Тогда уж полное дзюдоги , - застенчиво попросил Валера.
— Это как получится. Серега, крикни мэру, чтоб тащил мой выигрыш!
Чертанов послушно крикнул. Но тот уже и сам торопливо шел к победителю, а за ним рабыни волокли огромный кувшин, заполненный моцаренами и лаисами .
— Ап-ап-ап! Ты честно заслужил эти деньги, Петр’лай, — сокрушенно покачал головой Наместник Города. — Но раз уж вода покрыла голову, так не все ли равно — на руку или на три пальца? В третьем поединке я хочу поставить на кон вот это — великое сокровище моей семьи!
У Колобкова жадно загорелись глаза. Наместник Мараха шевельнул пальцами, и рабыня поднесла деревянную подставку, накрытую платком. Платок сдернули… и под ним оказалась белоснежная раковина, оправленная в золото и усеянная огромными драгоценными камнями. На макушке торчал громаднейший рубин.
— Парамоша, да ты азартен! — ахнул Колобков. — Гюнтер, твое мнение — сколько эта ботва стоит?
— Я не есть специалист в ювелирный дело, но мне казаться, что такой раковин должен оцениваться не менее, чем в пятнадцать миллион евро! — закивал Грюнлау, смотревший на сокровище с не меньшей алчностью. — Петер, мы есть обязан его заполучить!
— Автомат у тебя заряжен?
— Петер, это есть шмайссер — он не автомат, он пистолет-пулемет.
— Да какая, нафиг, разница? — поморщился Колобков. — Патронов много?
— О да, достаточно. Но Петер, ты хочешь мэра… как же это есть по-русски… отстрелить?
— Да ты чего, Гюнтер? — обиделся Колобков. — Я что — отморозок какой-нибудь, людей за брюлики стрелять? Просто выиграем третий раунд… Серега, спроси у мэра — в третьем туре точно можно использовать любое оружие? Совсем-совсем любое?
— Да, совершенно любое, — подтвердил Наместник Города, выслушав перевод. — Любое оружие, любые доспехи… можно сражаться на колеснице, если хочется. Никаких ограничений нет — с каждой стороны по одному бойцу, и они могут пользоваться, чем хотят.
— Тогда в чем проблема? — пожал плечами Колобков. — Гюнтеров дедушка замочит ихнего фраера, и раковина с брюликами наша. Серега, скажи мэру, что ставка принимается.
— Он спрашивает, что вы поставите напротив, — перевел Чертанов. — Говорит, что эта раковина стоит бешеных деньжищ — почти как целый дворец. Редчайший уник.
— Эм-м-м-м… у-у-у… Да вот хоть «Чайку» мою! Он же ее как раз хотел купить, верно? Ну вот и скажи…
— Петр Иваныч…
— Серега, в глаз дам.
— Хорошо, хорошо, вы начальник… — пробурчал сисадмин, осуществляя перевод.
Наместник Города предложению ужасно обрадовался. Он торопливо отдал указания Наместнику Игры, тот сделал положенные отметки на пергаменте и предложил держащим пари расписаться — ставки пошли очень крупные, одним честным словом обойтись было уже нельзя.
— Договорились, Петр’лай! — ехидно ухмыльнулся он, выхватывая свиток и убегая. — Сейчас, сейчас явится мой поединщик…
В противоположном конце арены уже поднимали навесные ворота. Огромные — их тянули с помощью десяти могучих эпиорнисов. А из ворот начал медленно выходить некто очень, очень огромный…
— Гигантский черный тролль… — застонала Стефания.
