Пролог
Прощай, Рим.
Сияющие колонны
И бесконечные дороги,
Могучие легионы
И мирные поля.
Рожденный в огне,
Ты — луч света во тьме.
Прощай, Рим.
Никогда уже твои сыновья не вернутся.
— Стих, выгравированный на камне в руинах Аппии.
Скатертью дорога, ненасытная блудница! Германия победит!
— Нацарапано гораздо позднее под этим стихом.
— Сюда, милорд! — прокричал молодой Рыцарь Воздуха и нырнул в сумрачном небе, изменив направление потока.
Он истекал кровью: один из бритвенно-острых осколков льда, которые метали существа, ранил его в шею, скользнув рядом со шлемом.
Молокососу невероятно повезло, что он вообще остался в живых: раны в шею считались одними из самых опасных.
Если он не прекратит шнырять вокруг и не покажется целителям, ранение может усугубиться, и Легион понесет серьезную потерю.
Верховный Лорд Антиллус Рокус изменил направление своего потока и нырнул вслед за рыцарем вниз к Третьему Антилланскому Легиону, приведенному в боевую готовность на Защитной стене.
— Эй, вы! — прорычал он, без труда нагнав рыцаря с помощью своей более сильной фурии. Как звали это идиота? Мариус? Кариус? Карлус, точно. — Сэр Карлус, отправляйтесь к целителям. Немедленно.
Глаза Карлуса удивленно распахнулись, когда Рокус вырвался вперед, оставив юношу позади, как если бы тот парил на месте, а не несся к земле на максимальной скорости.
Рокус услышал, как рыцарь ответил "Да, ми…", но все остальное утонуло в бешеном реве пробудившейся фурии Верховного Лорда.
Рокус использовал фурию, чтобы улучшить видимость, и сцена, развернувшаяся под ним, предстала в увеличенном виде. Он оценивал ситуацию, в которой оказался Легион, пока летел к нему.
Рокус разразился бранью. Его капитан не ошибся, запросив подкрепление.
Положение Третьего Антилланского было отчаянным.
Рокус получил первый боевой опыт в четырнадцатилетнем возрасте.
За прошедшие с тех пор сорок лет не проходило и месяца без боевых действий того или иного масштаба в непрекращающейся обороне Защитной Стены от нападений коренных северян — Ледовиков.
И за все это время он никогда, ни разу, не видел их в таком количестве.
Целое море дикарей столпилось за Защитной Стеной, десятки тысяч здоровяков, а когда Рокус спустился ниже, его вдруг окутало гораздо большим холодом, чем обычный укол зимы.
За несколько секунд поверхность брони покрылась кристалликами льда, и он был вынужден воспользоваться простейшим заклинательством огня, чтобы не замерзнуть.
Противник создал горы из снега и трупов перед Защитной Стеной, складывая их в наклонные скаты.
Это был тактический ход, который он видел раньше в самых решительных наступлениях. Легион ответил своим обычным способом — горящим маслом и огненными взрывами своих Рыцарей Огня.
Сама стена почти была частью местности, массивное гранитное сооружение было заклинательством поднято из чрева земли на пятьдесят футов в высоту и вдвое больше в ширину.
Это, должно быть, стоило тысяч жизней Ледовиков, устанавливать эти скаты, видеть как они плавятся, и установить их снова и снова, и снова, но они сделали это.
Холода стояли достаточно долго, чтобы подорвать силы легионеров, и сражение бушевало так долго, что вымотало Рыцарей Третьего до такой степени, что они не могли далее удерживать врага на расстоянии.
Ледовики захватили стену.
Рокус чувствовал, что его зубы сжимаются в отчаянии и гневе при виде обезьяноподобных существ, копошащихся в бреши в обороне.
Самые крупные дикари не уступали ростом любому из алеранских легионеров, но были гораздо шире их в плечах, с более мощной грудью.
Их руки были длинными, с огромными ладонями, а их кожный покров — многослойным, с редким прожилками тонкого желто-белого меха, позволяющего им становиться практически невидимыми на ледяных просторах севера.
Желто-белые глаза ярко блестели из-под косматых бровей, и пара тяжелых клыков выступала над массивными мускулистыми челюстями.
Каждый Ледовик в руках держал дубину из кости или камня, некоторые из них были усеяны шипами из кусков, неестественно прочного льда, как будто воплотившего в себе весь холод зимы и изогнувшегося по прихоти дикарей.
Легионеры сплотились вокруг гребенчатого шлема центуриона, пытаясь продвинуться вперед и закрыть брешь, но заклинания, которые должны были держать верхнюю часть стены свободной ото льда, были разрушены, и они скользили.
Их противники, чувствовавшие себя на скользкой поверхности как дома, начали теснить Легион на паре отдельных уязвимых участков, число которых на стене постепенно росло.
Желтоглазые вороновы дети убивали его людей.
Третьему Антилланскому оставалось жить считанные минуты, а потом Ледовики разделаются с ним, и орда двинется дальше, беспрепятственно опустошая земли.
Через нескольких часов орда дойдёт до дюжины стедгольдов и трёх малых городов, и, хотя ополченцы в каждом городе вдоль Защитной стены были достаточно подготовленными и неустанно продолжали тренироваться — Рокус им спуску не давал — в сражениях с таким огромным количеством врагов они могут лишь погибнуть, тщетно пытаясь выиграть время, чтобы их женщины и дети успели убежать.
Он не допустит, чтобы это случилось. Не с его народом. Не на его землях.
Антиллус Рокус, Верховный Лорд Антиллус, позволил своему гневу разгореться жарким белым пламенем и вытащил меч из ножен на боку.
Он открыл рот и заорал нечленораздельным рёвом от полнейшей ярости, призывая своих фурий, взывая к земле вокруг него, своей земле, за которую всю жизнь сражался, чтобы защитить, как и его отец, и его дед, и его прадед.
Верховный Лорд Алеры выплескивал свой гнев на небо и землю.
И земля и небо ответили.
Чистое сумеречное небо забурлило и почернело от грозовых туч, и тёмные струи тумана потянулись за ним, закручиваясь по спирали, когда он спикировал. Гром усилил боевой клич Верховного Лорда в десятки тысяч раз.
Рокус чувствовал, как его гнев, выплескиваясь в меч, разливается по лезвию алым пламенем, горящим на холодном воздухе с шипением и свистом, освещая небо вокруг себя так, словно солнце снова внезапно появилось над горизонтом.
Свет упал на отчаявшихся легионеров, и они подняли свои головы. Внезапный рев надежды и сильного возбуждения поднялся над Легионом, и построения, начавшие было сбиваться, снова жестко закрепились на местах, щиты сомкнулись твердо и крепко.
Прошло еще несколько секунд, прежде чем первые Ледовики начали поднимать глаза, и только тогда, когда Рокус приготовился вступить в бой, Верховный Лорд обрушил фурий своего неба на врагов.
Молния грянула с неба настолько малыми и многочисленными нитями, что больше всего они напоминали огненный дождь.
Бело-голубые стрелы разметали Ледовиков на земле под стеной, убивая и сжигая, превращая их в орущую, беспорядочную толпу, и вдруг наступление на стену задохнулось.
Рокус бросил кончик своего меча вниз, указывая точно в центр построения Ледовиков на вершине стены, и призвал огонь из своего пылающего лезвия, посылая раскаленный столб пламени, который обращал плоть в пепел и обугливал кости на пятнадцати футах вокруг.
В последнюю секунду он призвал фурий ветра, чтобы замедлиться, и тяжело приземлился на неподатливый камень стены, которая теперь была очищена от коварного льда.
Призвав силы земли, Рокус разрубил две летящие дубины взмахом своего горящего меча, тем самым сметая огненной волной более сотни врагов между собой и южной стороной стены, после чего начал прорубать путь на север.
Ледовики не были дураками. Они знали, что даже самого сильного заклинателя фурий можно свалить с ног, бросив в него достаточно копий, стрел и дубин, и Рокус тоже знал об этом.
Но прежде чем шокированные Ледовики могли скоординировать свою атаку, Верховный Лорд Антиллус оказался среди них со своим смертоносным мечом, не давая ни малейшего шанса пробить его защиту штормом снарядов — и ни одного Ледовика не осталось, ни одного десятка дикарей, подтверждая мастерство Антиллуса Рокуса со сталью в руке.
Ледовики сражались с дикой свирепостью, каждый из них обладал гораздо большей силой, чем человек, но не большей, чем разъяренный Верховный Лорд, черпающий свою силу из земли.
Дважды Ледовикам удавалось схватить Рокуса в свои огромные, жилистые лапы. Он ломал их шеи одной рукой и бросал тела сквозь ряды противника, одновременно сбивая с ног десятки из них.
— Третий Антилланский! — рычал Рокус все это время. — Ко мне! Антиллус, ко мне! Антиллус, за Алеру!
— Антиллус за Алеру! — громом раздался ответ легионеров, и его солдаты начали менять направление и выбивать противника от стен.
Опытные легионеры, сражавшиеся в стороне от лорда, с боевым кличем пробивались сквозь противника, который был близок к тому, чтобы сокрушить их мгновение назад.
Сопротивление врага внезапно растаяло, исчезло так, как песок смывается приливом, и Рокус почувствовал, как ослаб напор врага.
Рыцари Металла Третьего Алеранского, обрушившись с флангов, отрезали им путь к отступлению, после чего оставалось лишь добить животных, остававшихся на стене.
— Щиты! — рявкнул Рокус, взобравшись на амбразуру, где мог смотреть сверху на снежный скат Ледовиков.
Два легионера тут же оказались рядом с ним, защищая всех троих своими широкими щитами. Копья, стрелы и летящие дубины отскакивали от Алеранской стали.
Рокус сосредоточил свое внимание на снежном скате. Огонь мог расплавить его прямо сейчас, но это стоило бы огромных усилий. Легче встряхнуть его снизу.
Он резко кивнул себе, положил голые руки на камень Защитной стены, и обратил свое внимание вниз сквозь камни.
Усилием воли он приказал местной фурии двигаться, и земля за пределами Защитной стены вдруг заколыхалась и вздыбилась.
Огромное ледяное сооружение треснуло и, застонав, рухнуло, погребая под собой тысячи вопящих дикарей.
Рокус поднялся, оттолкнул щиты в сторону, когда огромное облако ледяных кристаллов поднялось в воздух. Он схватил пылающий меч в руку и пристально смотрел, ожидая противника.
На какой-то момент на стене все застыли, ожидая возможности видеть сквозь снежное облако.
Затем появился клич, исполненный триумфа, распространяясь все шире, и мгновенье спустя воздух очистился и явил Рокусу врага, полностью разбитого и отступающего.
Потом, только потом, Рокус позволил огню покинуть свой меч.
Его люди толпились у края стены, выражая криками вызов и превосходство над убегающим противником. Они скандировали его имя.
Рокус улыбнулся и приветствовал их кулаком у сердца. Это следовало сделать. Возможность приветствовать его приводила его людей в восторг, и было бы последней низостью с его стороны не позволить им сполна насладиться моментом.
Они не должны были увидеть фальши в этой улыбке.
Слишком многие остались здесь, безмолвными фигурами в антилланской броне для того, чтобы она была искренней.
Усилия, приложенные для того, чтобы целый день управлять фуриями, утомили его, и он не хотел ничего, кроме тихого, сухого места для сна.
Вместо этого, он награждал своих капитанов и штат Третьего, а затем шел в палатки целителей, чтобы посетить раненых.
Отсутствие поощрений это то, чего не заслужил ни один из них.
Те мужчины были ранены на службе у него.
Они терпели боль ради него. Он мог пожертвовать часом сна, или двумя, или десятком ради того чтобы облегчить их боль хоть на мгновенье, для чего требовалась лишь несколько добрых слов.
Сэр Карлус был последним, кого посетил Рокус. Молодой человек был очень слаб.
Его травмы были более обширны, чем он полагал, и после исцеления с помощью магии воды он оставался обессиленным и дезориентированным. Причиной могло быть повреждение шеи.
Рокус сказал бы, что и с его мозгом не всё было в порядке.
— Благодарю вас, милорд, — сказал Карлус, когда Рокус сел на край койки. — Мы бы не устояли без вас.
— Мы сражались все вместе, парень, — грубовато ответил Рокус. — Не за что меня благодарить. Мы — лучшие. Это часть нашей работы. Часть нашего долга. В следующий раз, возможно, Третий спасёт меня.
— Да, милорд, — сказал Карлус. — Сэр? Это правда, что говорят? То, что вы вызвали Первого Лорда на поединок чести?
Рокус фыркнул от смеха.
— Это было давно, парень. Да, это правда.
Тусклые глаза Карлуса на мгновение заблестели.
— Держу пари, вы бы победили.
— Не говори ерунды, парень, — сказал Рокус, вставая и сжимая плечо молодого Рыцаря. — Гай Секстус — Первый Лорд. Он бы мне голову оторвал. И сейчас сможет. Слышал о том, что случилось с Бренсисом Каларом, а?
Карлус не был рад получить такой ответ, но сказал:
— Да, милорд.
— Отдыхай, солдат, — сказал Рокус. — Молодец.
Наконец, Рокус повернулся, чтобы выйти из палатки. Вот и всё. Долг выполнен. Наконец-то он может несколько часов отдохнуть.
Усиление в последнее время атак на Защитную стену заставило его потребовать, чтобы Крассус проходил службу в своём первом Легионе на родине. Великие фурии знали, что мальчик сейчас мог бы стать полезным.
Как и Максимус. Эти двое, кажется, научились сосуществовать, по крайней мере, без попыток убить друг друга.
Рокус фыркнул, усмехнувшись от хода своих мыслей. Он рассуждал, как старик, усталый и больной, желающий переложить свою ношу на юные плечи.
Хотя он полагал, что скорее предпочтёт состариться.
Всё равно. Было бы неплохо, чтобы кто-то помог.
Просто этих дикарей, вороновых отродьев, так много. И он сражался с ними, вороны побери, уже так долго.
Он направился в сторону лестницы, ведущей вниз, в укрепления внутри Защитной стены, где его ждала койка в отапливаемой спальне.
Он прошёл, может быть, десять шагов, когда в отдалении раздался вой ветра, созданного воздушным потоком приближающегося Рыцаря Воздуха.
Рокус остановился, и спустя минуту, влетел Рыцарь Воздуха в сопровождении одного из Рыцарей Третьего Алеранского, которые служили в воздушном патруле.
Было уже темно, но снег всегда делает это неудобство незначительным, особенно когда видна луна. Тем не менее, пока мужчина не приземлился, Рокус не мог разглядеть эмблему Первого Антилланского на его броне.
Рыцарь, тяжело дыша, поспешил к Рокусу, и поспешно отдал честь ударом кулака в грудь напротив сердца.
— Милорд, — выдохнул он.
Рокус ответил на приветствие.
— Докладывайте.
— Сообщение от Капитана Тиреуса, милорд, — задыхаясь, сказал Рыцарь. — Его позиции подвергаются массированным атакам, и он настоятельно просит подкрепления. Мы никогда не видели так много ледовиков в одном месте, милорд.
Рокус на мгновение взглянул на него и кивнул
Затем, без лишних слов, он призвал своих фурий ветра, поднялся в воздух и направился на запад, туда, где в сотне миль вдоль стены, находился Первый Антилланский, на лучшей скорости, какую мог развить на такой дистанции.
Его люди нуждались в нем. Отдых может и подождать.
Это был единственно верный выбор.
***
— И меня не волнует, насколько жестокое у тебя похмелье, Хаган! — заявил капитан Демос, не повышая голоса, который, тем не менее, разносился по всей длине судна и отдавался повсюду в доке.
— Ты свернёшь эти канаты в бухты как следует, или я прикажу тебе соскребать ракушки с днища всю дорогу через Путь!
Гай Октавиан наблюдал, как угрюмый, с мутными глазами, моряк возвращается к своей работе, чувствуя на этот раз куда большую симпатию к капитану Слайва.
Корабли начали выходить из гавани в Мастингсе с утренним приливом, сразу после рассвета.
Сейчас время приближалось к полудню, гавань и море выглядели как лес мачт и поднятых парусов, скользящих по волнам до самого горизонта.
Сотни кораблей, самый большой флот, какой когда-либо видела Алера, уже вышли в открытое море.
Фактически, единственным кораблём, всё ещё стоящим в порту, был Слайв. Он выглядел облезлым, старым и изношенным. Но он таким не был.
Его капитан просто решил отказаться от привычной покраски и отделки. Паруса были грязными и заляпанными дёгтем, а канаты тёмными от пятен смолы.
Резная женская фигура на носу, которую на других кораблях часто делали похожей на доброжелательную фурию в женском облике или на почитаемого предка, больше всего походила на молодую портовую шлюху.
Тот, кто не знал, на что смотреть, и какое общее количество парусов корабль мог поднять, мог и вовсе упустить из виду длинные, изящные, хищные обводы Слайва.
Он был слишком мал, чтобы устоять против настоящего военного корабля, но в открытом море был быстрым и проворным, а его капитан был опасно компетентным человеком.
— Вы абсолютно уверены в этом? — прогремел голос Антиллара Максимуса. Трибун был одного роста с Тави, только с более развитой мускулатурой, а его доспехи и снаряжение от долгой службы покрылись таким количеством царапин и вмятин, что никогда бы не прошли смотр на плацу.
Не то, о чём любой в Первом Алеранском Легионе стал бы сильно беспокоиться.
— Уверен я или нет, — тихо ответил Тави, — его корабль один до сих пор в порту.
Максимус поморщился.
— Верно подметил, — проворчал он. — Но он же треклятый пират, Тави. У тебя есть титул, о котором сейчас нужно думать. Принцепс Алеры не должен использовать посудину вроде этой как свой флагманский корабль. Это… сомнительно.
— Ну и что с того, что у меня есть титул, — ответил Тави. — Ты знаешь более опытного капитана? Или более быстрый корабль?
Макс тяжко вздохнул и посмотрел на третьего человека в доке.
— Практичность превыше всего. Это твой пунктик.
Молодая женщина заговорила с абсолютной уверенностью.
— Именно, — сказала она спокойно.
Китаи все еще носила свои длинные белые волосы по моде клана лошади народа Маратов, побрив кожу головы по бокам и оставив длинную полосу по центру черепа, как грива одного из тотемных лошадей клана всадников.
Она была одета в кожаные верховые бриджи, свободную белую тунику и пояс дуэлянта, на котором было два меча. Если прохладное утро середины осени и доставляло ей, в ее легком наряде, беспокойство, виду она не подавала.
Ее зеленые глаза, вздернутые по углам, как и у всех ее сородичей, зорко рыскали по кораблю, как у кошки, одновременно отсутствующим и заинтересованным взглядом.
— У алеранцев в головах очень много глупых мыслей. Колотятся в их черепах достаточно часто, и некоторые из них обязаны в конце концов выпасть.
— Капитан? — позвал Тави, усмехаясь. — Будет ваше судно готово отплыть куда-нибудь сегодня?
Демос подошел к борту корабля и, опершись предплечьями на него, пристально посмотрел на них:
— О, да, Ваше Высочество, — ответил он. — Будете ли вы на нем, когда оно отплывет, совсем другой вопрос.
— Что? — сказал Макс. — Демос, тебе оплатили половину стоимости контракта, авансом. Я лично сделал это.
— Да, — ответил Демос, — я буду рад пересечь море с флотом. Я буду рад взять тебя и симпатичную девушку-варвара. — Демос указал пальцем на Тави. — Но Его Королевское Высочество не ступит на борт, пока он не рассчитается со мной.
Макс прищурился:
— Твой корабль ужасно забавно смотрелся бы с большой дырой, прожженной в нем насквозь.
— Я заткну ее вашей глупой головой, — парировал Демос с ледяной усмешкой.
— Макс, — мягко одернул Тави. — Капитан, могу я подняться на борт для оплаты долгов?
Макс тихо пробубнил:
— Принцепс Алеры не должен просить разрешения сесть на пиратский корабль.
— На его собственном корабле, — пробормотала Китаи, — капитан главнее Принцепса.
Тави поднялся до конца трапа и протянул руки.
— Ну?
Демос, худощавый мужчина, ростом слегка выше среднего, одетый в черные тунику и бриджи, повернулся, чтобы облокотиться о борт и изучить Тави. Его свободная рука, отметил Тави, словно случайно находилась в одном или нескольких дюймах от его меча.
— Вы уничтожили часть моей собственности.
— Вы правы, — сказал Тави. — Цепи в вашем трюме, в которые вы заковывали рабов.
— Вам придется заменить их.
Тави пожал бронированным плечом.
— Сколько они стоят?
— Я не хочу денег. Это не из-за денег, — сказал Демос: — Они были моими. Вы не имели никаких прав на них.
Тави спокойно встретился взглядом с мужчиной:
— Я думаю, несколько рабов могли бы сказать то же самое о их жизнях и свободе, Демос.
Демос на секунду прикрыл глаза, а затем ответ взгляд. Он немного помолчал и сказал:
— Не я сотворил море. Я лишь плаваю по нему.
— Проблема в том, — сказал Тави, — что если я дам вам эти цепи, зная, что вы собираетесь с ними делать, я стану частью того, для чего их используют. Я стану работорговцем. А я не работорговец, Демос. И никогда им не буду.
Демос нахмурился.
— Похоже, мы в тупике.
— И вы уверены, что не измените своего мнения?
Взгляд Демоса обратился к Тави и затвердел:
— Нет, если солнце не упадет с неба. Замени цепи или убирайся с моего корабля.
— Я не могу этого сделать. Ты понимаешь почему?
Демос кивнул.
— Понимаю. Даже уважаю. Но это не меняет положения вещей, отродья воронов. Что дальше?
— Необходимо решение проблемы.
— Его нет.
— Думаю, что ранее уже слышал эти слова раз или два, — заметил Тави, усмехаясь. — Я заменю ваши цепи, если вы дадите мне одно обещание.
Демос наклонил голову, его глаза сузились.
— Пообещайте, что никогда не используете иные цепи, кроме тех, что дам вам я.
— И вы всучите мне потертые ржавые обломки? Нет, благодарствую, Ваше Высочество.
Тави умиротворяюще поднял руку:
— Вы увидите их прежде, чем решить, давать ли мне обещание.
Демос скривил губы. Затем резко кивнул.
— Идет.
Сняв ремень тяжелой курьерской сумки с плеча, Тави бросил ее Демосу.
Капитан поймал ее, крякнув под таким весом, и, подарив Тави подозрительный взгляд, открыл.
Демос долго смотрел внутрь в абсолютной тишине. Затем, звено за звеном, он вытянул комплект рабских цепей из сумки.
Каждое звено было из золота. Демос целую минуту заворожено водил по цепям кончиками пальцев.
Это была самая большая удача за всю жизнь наемника, и много, много больше. Он поднял глаза на Тави, недовольно наморщив лоб.
— Вы не обязаны принимать их, — сказал Тави. — Мои Рыцари воздуха перенесут меня на другое судно. Вы присоединитесь к флоту. И вы снова сможете заняться работорговлей по окончании контракта.
— Или, — продолжил он, — вы можете принять их. И никогда впредь не заниматься работорговлей.
Какой-то момент Демос только медленно тряс головой.
— Что вы наделали?
— Я только сделал для вас более выгодным прекращение работорговли, чем продолжение этого бизнеса, — ответил Тави.
И без того слабая улыбка окончательно сползла с лица Демоса:
— Вы дали мне цепи, сделанные под мой размер, Ваше Высочество. И просите меня носить их открыто.
— Я буду нуждаться в умелых капитанах, Демос. Я буду нуждаться в мужчинах, слову которых могу доверять, — усмехнулся Тави и положил руку на плечо собеседника. — И в мужчинах, у которых есть сила духа, чтоб устоять перед золотым блеском. Что скажете?
Демос бросил цепи в сумку и повесил ее на плечо, затем поклонился ниже, чем Тави когда-либо видел в его исполнении прежде.
— Добро пожаловать на "Слайв", милорд.
Демос немедленно развернулся и начал громко раздавать приказы команде, и Макс с Китаи подошли к рампе и стали рядом с Тави.
— Это было здорово, Алеранец, — пробормотала Китаи.
Макс помотал головой.
— Что-то в твоей черепушке пошло не так, Кальдерон. Как-то ты криво на все смотришь.
— На самом деле, это была идея Эрена, — отозвался Тави.
— Хотелось бы, чтоб он пошел с нами, — прогрохотал Макс.
— Такова очаровательная жизнь Курсора, — ответил Тави. — Но как бы не повернулись дела, мы не будем долго отсутствовать. Отвозим Варга и его людей домой, вежливо наводим шороха, чтобы поддержать дипломатические каналы открытыми, и возвращаемся. На все — два месяца или около того.
Макс проворчал:
— Что дает Гаю время добиться поддержки в Сенате и объявить тебя его наследником, законно и официально.
— И помещает меня как вне досягаемости потенциальных убийц, так и там, где это важно для Империи, — согласился Тави. — Я особенно люблю первых.
Моряки начали отдавать швартовы, и Китаи сильно сжала руку Тави.
— Пойдем, — позвала она. — Пока ты не выплеснул свой завтрак на свою же броню.
Когда корабль отошел от причала и закачался на волнах, Тави почувствовал, что его начинает мутить, и заторопился в каюту избавиться от брони и удостовериться, что у него много воды и одно или два пустых ведра.
Он был ужасным моряком, и жизнь на судне превращалась в чистое мучение.
Тави почувствовал новый спазм в желудке и с тоской подумал о хорошей, твердой почве, так и кишащей убийцами.
Два месяца в море.
Он едва ли мог представить себе что-то ужаснее.
***
— Это отвратительно, — пожаловался Тоннар, едущий в пяти ярдах позади лошади Кестуса. — Похоже на какой-то дурной сон.
Кестус взглянул вниз, на боевой топор, притороченный к седельному вьюку его лошади. Будет трудно бросить его с достаточной силой, сидя верхом на лошади, но черепушка у Тоннара такая слабая, что это вряд ли имеет значение.
Конечно, тогда возникнут проблемы в виде трупа этого болвана и возможного обвинения в убийстве.
Правда, у Кестуса была вся глухомань вдоль тропы через дебри на юго-западе Пустоши, чтобы спрятать тело, но тогда возникнет проблема с новичком, которая всё усложнит.
Он оглянулся на третьего члена патруля, тощего, жилистого недомерка, который называл себя Иварус и имел достаточно здравого смысла, чтобы большую часть времени держать рот на замке.
Кестус был убеждённым сторонником того, что следует избегать лишних осложнений. Поэтому он сделал то, что он обычно делал, когда Тоннар трепал языком. Он проигнорировал его.
— Ты знаешь, что это такое, оказаться рядом с Глухоманью? — продолжал Тоннар. — Повсюду дикие фурии. Разбойники. Эпидемии. Голод.
Он печально покачал головой.
— И когда старый Гай стёр Калар с лица земли, он уничтожил и около половины трудоспособных мужчин в округе. Женщины отдавались мужчинам за пару медных баранов или горбушку хлеба. Или просто, чтобы рядом был кто-нибудь, кто, как они думали, будет защищать свое потомство.
Кестус с тоской думал об убийстве.
— Я болтал с одним парнем с северной границы, — походя произнес Тоннар, — он оприходовал четырех баб за один день.
Пустомеля хлестнул свободными концами поводьев по веткам ближайшего дерева, раскидывая осенние листья, и случайно ударил по шее лошадь.
Та дернулась и встала на дыбы, и Тоннар еле удержался, чтобы не выпасть из седла.
Мужчина раздраженно проклял лошадь, жестко сжал ее бока ногами, всаживая пятки, и сильно натянул повод, чтоб удержать животное под контролем.
Кестус лениво добавил воображаемую пытку к воображаемому убийству, ведь, правильно исполненная, она могла быть забавна.
— А мы здесь, — прорычал Тоннар, широким жестом обводя сплошной лес вокруг. — Люди наживают состояния и живут, как лорды, а Юлий приводит нас в самый центр ничего и нигде. Не на что посмотреть. Некого ограбить. Никаких женщин, чтобы согреть постель.
Иварус, чье лицо в основном было скрыто под капюшоном плаща, сломал ветку толщиной с палец с дерева рядом с тропой.
Затем он пустил свою лошадь рысью и поравнялся с Тоннаром.
— Они бы в очередь выстраивались, чтобы раздвинуть для нас ноги за кусок хлеба, — говорил Тоннар. — Но нет…
Иварус совершенно спокойно поднял палку и сломал ее о голову Тоннара. Затем, не говоря ни слова, заставил своего скакуна занять отведенное ему место.
— Проклятые вороны! — взревел Тоннар, одной рукой хватаясь за череп. — Вороны и демоновы фурии, ты ошалел, парень?
Кестус и не пытался спрятать улыбку.
— Он думает, что ты полный идиот. И я с ним согласен.
— С чего бы? — запротестовал Тоннар. — Только потому что я хочу покувыркаться с девочкой или двумя?
— Потому что ты хочешь использовать отчаявшихся умирающих людей, — отозвался Кестус. — Но не продумал пару моментов. Люди голодают. Болезнь свирепствует. А солдатам платят. Сколько легионеров, как ты думаешь, были убиты во сне ради одежды и монет в кошельках? Сколько, полагаешь, заболели и умерли, как все прочие? И если ты потрудишься обратить внимание, Тоннар, все эти преступники будут иметь сотни поводов убить тебя. Ты будешь слишком занят попытками остаться в живых, чтобы приставать к женщинам.
Тоннар нахмурился.
— Смотри, — сказал Кестус, — Юлий провел нас сквозь бунтовщиков Калара в полной сохранности. Никто не погиб. С ним мы избежали самого худшего. Да, этот путь не столь прибылен или богат… на авантюры, как патрулирование неподалеку от Глухомани. Но мы не умираем от чумы и сравнительно спокойны за свое горло, пока спим.
— Вы просто боитесь рисковать, — возразил Тоннар глумливо.
— Да, — согласился Кестус. — Как и Юлий. Что и объясняет, почему мы еще все вместе.
До сих пор.
Балабол покачал головой и повернулся, впиваясь взглядом в Иваруса.
— Тронь меня снова — и я выпотрошу тебя, как рыбу.
— Хорошо, — отозвался Иварус. — Как только мы спрячем тело, Кестус и я сможем сменить скакунов и набрать темп. — Человек в капюшоне посмотрел на Кестуса. — Сколько еще у нас времени до того, как придется возвращаться в лагерь?
— Пара часов, — лаконично ответил Кестус. Он прямо взглянул на Тоннара. — Плюс-минус.
Тоннар пробормотал что-то себе под нос и затих. Остальная часть пути прошла в благословенном, профессиональном молчании.
Кестусу понравился новый парень.
Когда сумерки сгустились над землей, они выехали на поляну, которую Юлиус выбрал в качестве базы для лагеря.
Это было хорошее место. Крутой склон со следами работы фурий земли обеспечил их чем-то, что напоминало убежище от непогоды.
Небольшой ручей тек неподалеку, и лошади заржали, ускоряя шаг, почувствовав место, где смогут отдохнуть и получить зерно.
Но еще до того, как выехать из-под надежной защиты густых вечнозеленых деревьев, окружавших поляну, Кестус остановил лошадь.
Что-то было не так.
Напряжение без видимой причины охватило его, немного ускорив сердцебиение. Он замер еще на мгновение, пытаясь определить источник беспокойства.
— Проклятые вороны, — вздохнул Тоннар. — И что теперь?..
— Тише, — прошептал Иварус напряженно.
Кестус оглянулся на маленького жилистого человека.
Иварус также был на грани.
В лагере царили совершенное молчание и безмолвие.
Отряд лесничих патрулировал этот район, что когда-то был землями Верховного Лорда Калара Бренсиса, отрядами в полный десяток, но разъезды в три-четыре человека то и дело покидали и возвращались в лагерь.
Весьма вероятно, что все, кроме пары лесничих, отсутствовали на обходах. Вполне возможно, что те, кто остался патрулировать лагерь, ушли разведать местность, чтобы сорвать чьи-то планы.
Но шансов на это было немного.
Иварус заставил свою лошадь встать рядом с конем Кестуса, и пробормотал:
— Костер не горит.
Этот факт определял все. В любом действующем лагере поддержание огня воспринимаемый как что-то само собой разумеющееся. Слишком много головной боли причиняет необходимость раз за разом разводить его снова.
И даже если костер прогорел дотла, до горячих углей и пепла, остается ароматный дым. Но Кестус не ощущал этого запаха.
Ветер слегка переменился, и лошадь Кестуса напряглась и задрожала от внезапного испуга, её ноздри раздувались. Что-то шевельнулось примерно в тридцати ярдах от них.
Кестус сохранял неподвижность, понимая, что любое движение может привлечь к нему внимание. Послышались шаги, шуршание опавших осенних листьев.
Появился Юлиус. Седой лесник был одет в свою обычную в лесу кожаную одежду, всю тёмных оттенков коричневого, серого и зеленого.
Он остановился у кострища, глядя на него и почти не шевелясь. Его рот приоткрылся. Он выглядел бледным и усталым, а глаза были тусклыми и безжизненными.
Он просто стоял.
Юлиус никогда так не делал.
Всегда находилась какая-то работа, и он терпеть не мог попусту тратить время. Если ничего другого не оставалось, он использовал вынужденный простой на оперение стрел для отряда.
Кестус переглянулся с Иварусом. Хотя новичок не знал Юлиуса так же хорошо, как Кестус, судя по выражению его лица, он пришел к тому же умозаключению, что и Кестус: самое лучшее сейчас — осторожно, молча ретироваться.
— Вот тебе и старый Юлиус, — пробормотал Тоннар. — Ну что, доволен?
Он прикрикнул на лошадь, всаживая каблуки в бока и посылая вперёд.
— Не могу поверить, что он дал костру погаснуть. Теперь нам придётся снова его развести, прежде чем поесть.
— Нет, придурок! — зашипел Кестус.
Тоннар оглянулся через плечо с сердитым выражением лица.
— Я голоден, — жалобно сказал он. — Ладно тебе.
Тварь, что вылезла из-под земли у самых ног лошади Тоннара, не была похожа ни на одно животное, что Кестус когда-либо видел.
Она была огромной, размером с повозку, и покрыта блестящим, на вид гладким черно-зеленым панцирем или броней.
У неё было много конечностей, почти как у краба, большие, цепкие клешни, как у омара, и блестящие глаза, утопленные в глубокие впадины в этом странном панцире.
И она была сильной.
Она оторвала ногу у лошади Тоннара, прежде чем Кестус успел хотя бы выкрикнуть предупреждение.
Дико заржавшее животное повалилось, залив все вокруг кровью. Кестус слышал, как затрещали кости Тоннара, когда лошадь рухнула на него.
Тоннар начал кричать в агонии — и продолжал кричать, пока другая клешня чудовища, чем бы оно ни было, распорола ему живот, прямо через кольчугу, и выпустила дымящиеся на холоде кишки.
В голове потрясённого Кестуса мелькнула полу истеричная мысль: бедняга не мог даже умереть спокойно.
Существо начало методично рвать лошадь на куски, его движения были такими же быстрыми и точными, как у занятого своей жестокой работой мясника.
Кестус перевёл взгляд на Юлиуса. Капитан медленно повернул голову, посмотрел на них и открыл рот, словно в неторопливом широком зевке.
Потом Юлиус завизжал. Но оглушительный звук, который он издавал, даже отдалённо не напоминал человеческий.
В нём было что-то металлическое, какой-то диссонанс, странное переливчатое дребезжание, от которого у Кестуса заныли зубы, а лошади нервно плясали, вскидывали головы и закатывали глаза от внезапного испуга.
Звук затих.
А мгновение спустя, лес пробудился и зашелестел.
Иварус поднял руки и откинул капюшон, чтобы лучше слышать шорохи.
Они раздавались повсюду, шуршание раздавленных опавших листьев, скрип сосновых иголок, треск хвороста, сосновых шишек, упавших веток, ломающихся под кем-то, пробирающимся через чащу.
Ни один звук не был громче, чем едва слышный шёпот. Но их были тысячи.
Весь лес звучал так, как если бы превращался в один огромный костёр.
— О, великие фурии, — выдохнул Иварус. — Проклятые вороны.
Он поглядел расширившимися глазами на Кестуса, разворачивая лошадь, лицо его было бледным от ужаса.
— Не задавай вопросов! — прорычал он. — Просто беги! Беги!
Иварус действовал по своей же команде, пришпоривая лошадь и пуская в галоп.
Кестус оторвал, наконец, взгляд от пустых глаз того, что было их командиром, и погнал своего коня вслед за Иварусом.
И тут он осознал, что…
Твари.
Эти монстры в лесу. Твари двигались вровень с ними, словно тени, едва различимые в сгущающейся темноте.
Никто из них не выглядел, как человек. Никто из них не выглядел, как что угодно, виденное Кестусом. Его сердце колотилось от первобытного, инстинктивного ужаса, и он заставлял свою лошадь скакать ещё быстрее.
Было чистым безумием мчаться вот так — через лес, в непроглядной темноте.
Ствол дерева, низко растущая ветка, торчащий корень, или любая из тысяч других подобных вещей, могли убить человека или лошадь, если они столкнутся с ними в ночном мраке.
Но твари подбирались всё ближе, позади и по обе стороны от них, и Кестус понял, что это означает: они охотились, загоняя их, как оленей, убегающих от погони, действуя сообща, чтобы их прикончить.
Ужас перед этими охотниками перевесил его здравомыслие. Он хотел только, чтобы его лошадь могла бежать быстрее.
Иварус, шлёпая по воде, переехал ручей и резко изменил курс, заставив лошадь продираться сквозь колючие кусты, и Кестус, не отставая, следовал позади.
Когда они углубились в заросли, обдирая шкуры лошадей и свои собственные, Иварус сунул руку в поясную сумку и вытащил небольшой шар из того, что выглядело, как чёрное стекло.
Он что-то произнёс над ним, затем повернулся в седле, крикнул "Пригнись!" и бросил его Кестусу в лицо.
Кестус резко наклонил голову. Шар промелькнул над его сгорбленными плечами, и упал в темноте позади них.
Потом была внезапная вспышка света и рёв пламени.
Кестус бросил взгляд через плечо и увидел огонь, охватывающий заросли с такой бешеной силой, что это могло быть только результатом какого-то заклинательства.
Он разливался, как волна, распространяясь во все стороны; сухостой горит быстро, а пожар был еще быстрее. Быстрее, чем могли скакать их лошади.
Они вырвались из чащи, едва ли не на биение сердца опережая преследующий огонь, но не ранее, чем два существа размером с больших кошек вылетели из пламени, полыхая, как пара комет.
Кестус мельком заметил какое-то большое паукообразное создание, а потом одно из них приземлилось на спину лошади Иваруса, по-прежнему полыхая.
Лошадь захрипела, и ее копыто то ли ударило по поваленному стволу, то ли провалилось в яму в травяной подстилке. Что вылилось в костоломное падение, увлекшее Иваруса за собой.
Кестус был уверен, что парень скоро будет мертв точно так же, как Тоннар.
Но Иварус спрыгнул с падающей лошади, кувыркнувшейся через голову, и встал на ноги в нескольких ярдах от нее, скорректировав свое падение.
Он вытащил короткий гладиус из ножен на поясе, отбив удар, пронзил тварь, все еще цеплявшуюся за круп его лошади, а затем сбил второе полыхающее паукообразное создание прямо в воздухе, до того, как то сумело бы до него добраться.
Еще до того, как труп коснулся земли, Иварус швырнул еще две черных сферы в ночь позади себя, налево и направо.
Сверкающие огненные занавеси взвились в мгновение ока, присоединяясь к Геенне Огненной, разраставшейся в чаще.
Кустус остановил свою перепуганную лошадь, жестко заставил ее развернуться, и подъехал к Иварусу, в то время как раненое животное продолжало кричать в муках.
Он протянул руку.
— Давай!
Иварус развернулся и одним точным ударом прекратил страдания раненой лошади.
— Мы не убежим от них вдвоем, — сказал он.
— Ты этого не знаешь!
— Вороны, парень! Они обогнут завесу и отрежут нас через секунды. Убирайся отсюда, Кестус! Ты должен сообщить обо всем этом.
— Сообщить о чем? — Кестус почти кричал. — Проклятые вороны и…
Ночь стала белой, и алло-раскаленная боль стала всем миром Кестуса. Он смутно ощутил, как падает с лошади. Он не мог дышать. Не мог кричать. Все, что он мог — чувствовать боль.
Он сумел посмотреть вниз.
В его груди зияла дыра с почерневшими краями.
Она проходила сквозь броню, прямо через солнечное сплетение, мертвую точку его тела. Звенья вокруг были расплавлены. Огненная магия. Его поразили огненной магией.
Он не мог дышать.
Он не чувствовал ног.
Иварус сел рядом с ним и стал исследовать рану.
Его рассудительное лицо стало еще более мрачным.
— Кестус, — сказал он спокойно. — Прости. Я ничего не могу сделать.
Кастусу пришлось приложить усилия, но он сфокусировал взгляд на Иварусе.
— Бери лошадь, — проскрежетал он. — Уезжай.
Иварус сжал плечо Кестуса.
— Прости, — повторил он снова.
Кестус кивнул. Перед его внутренним взором вспыхнули воспоминания о расчленении Тоннара и его лошади, заставив кое-что осознать. Он задрожал, облизнул губы и сказал:
— Не хочу, чтоб те твари меня убили.
Иварус на секунду закрыл глаза. Затем поджал губы и кивнул один раз.
— Спасибо, — отозвался Кестус и закрыл глаза.
Сэр Эрен, Курсор, гнал коня Кестуса, пока почти не загнал, используя все уловки, о которых слышал, читал или когда-либо видел, чтобы скрыть свой путь и сбить преследователей со следа.
К восходу он чувствовал себя столь же истощенным и слабым, как его скакун, но вокруг не было никаких признаков преследования. Он остановился около маленькой речки и прислонился к дереву, на мгновение закрыв глаза.
Курсор не был уверен, сможет ли его монета достучаться до Алеры Империи из такого небольшого притока, но у него не было выбора, он должен попробовать. Первого Лорда нужно предупредить.
Он вытащил цепочку на шее с висящей на ней серебряной монетой.
Он бросил монету в воду и сказал:
— Услышь меня, маленькая речка, и свяжи меня с Господином твоим.
Некоторое время ничего не происходило. Эрен был готов сдаться и продолжать путь, когда поверхность воды начала бурлить, поднялась и сложилась в образ Гая Секстуса, Первого Лорда Алеры.
Гай был высоким, красивым мужчиной, которому можно было дать около пятидесяти лет, если не брать во внимание серебряные волосы.
В реальности, Первому Лорду было за восемьдесят, но, как у всех мощных заклинателей воды, возраст не влиял на его внешний вид, в отличие от обыкновенных алеранцев.
Хотя его глаза ввалились и были уставшими, они сверкали умом и ясностью, выдавая несгибаемую волю. Водяная статуя сосредоточилась на Эрене, нахмурилась и заговорила.
— Сэр Эрен? — сказал Гай. — Это ты?
Его голос звучал странно, как будто он говорил внутри туннеля.
— Да, сир, — ответил Эрен, склонив голову. — У меня срочное известие.
Первый Лорд подал знак рукой:
— Докладывай.
Эрен сделал глубокий вздох.
— Сир. Ворд здесь, в лесах на юго-западе Каларанской Пустоши.
Лицо Гая застыло, плечи напряглись. Он подался вперед, пристально глядя на Эрена.
— Ты уверен в этом?
— Полностью. И более того.
Эрен сделал глубокий вздох.
— Сир, — сказал он спокойно. — Они научились магии фурий.
