Глава 17

Ежов неуверенно летел по коридору, то и дело во что-нибудь врезаясь. Где-то там, в недрах «Вурдалака», Рудольф чинил установку искусственной гравитации. Но пока он ее не починил, в корабле царила невесомость.

И это оказалось совсем не так здорово, как выглядит на посторонний взгляд. Сначала, конечно, свободный полет кажется забавным, но потом развлекаться надоедает и начинаешь понимать, что просто жить в невесомости очень неудобно. Нет, если приноровиться, то, конечно, можно существовать и в таких условиях — человек ко всему привыкает. Но пока не привык, это сильно раздражает.

К примеру, в невесомости очень трудно передвигаться. Шевелиться нужно очень осторожно — достаточно самого ничтожного движения, чтобы полететь… чаще всего совсем не туда, куда нужно. Несмотря на пропажу веса, масса и плотность никуда не исчезла, поэтому удары о твердые поверхности остаются все такими же болезненными.

— Уи-и-и-и!!! — донесся восторженный вопль. Ежова нагонял Денисов, резко загребая руками, как пловец брассом. Он приспособился к новым условиям с поразительной скоростью. — Вот это я понимаю, это круто! Реально чувствуешь, что в космосе! Блин, Петрович, по натуре круто!

— А ну, с дороги, придурки! — словно ракета, пролетела мимо Джина.

Вот у нее уж точно не было никаких проблем — десантница всю жизнь провела, выделывая разные акробатические трюки в нечеловеческих условиях.

— Слышь, Петрович, как ты это терпишь? — посмотрел ей вслед Николай.

— А ты?

— А я и не терплю! — гордо ответил Денисов. — Вон, зырь — я ей на спину харкнул! А ты вон какой здоровый — врезал бы ей разка, шоб знала свое место!

— Думаешь, я не пробовал?

— И че? — живо заинтересовался Николай.

Ежов осмотрелся вокруг, убеждаясь, что поблизости никого нет, и рассказал Хорьку о том, как легко этот черт в юбке (фигурально выражаясь — юбок Джина никогда не носила) победил его при первой встрече. И потом тоже…

— Да уж… — присвистнул Денисов. — Есть женщины в русских селеньях, их бабами нежно зовут — слона на ходу остановят, и хобот ему оторвут! Ништяк стишок, а?

Час назад звездолет вошел в гипер. Косколито сидел за штурвалом, невзирая ни на какие трудности. Хотя сейчас он не сидел, а лежал — дремал, тихо посвистывая через ноздри. Пристегнул себя ремнями, сделанными специально для подобных случаев, и спокойненько отдыхал, предоставив вождение автопилоту. Благо маршрут был знакомый, не обещающий никаких трудностей. Разве что скерхемозо могли повстречаться…

Собственно говоря, весь мостик сейчас представлял настоящее сонное царство. Экипаж за последнее время жутко вымотался, но сейчас каждая секунда была на вес золота, поэтому никто не мог себе позволить пойти в каюту и спокойно вздремнуть, как в обычное время. Так и спали на рабочем месте.

В воздухе плавало множество удлиненных пилюль — противосонные капсулы. Они удовлетворяли потребность в сне, но взамен выдавали ужасающую головную боль. К тому же эта разновидность действовала только на млекопитающих. Десять минут назад Койфман принял парочку, но нечаянно тряхнул пакетик слишком сильно, в результате чего они и расплылись по всему помещению. Теперь старичок плавал вокруг системы связи, глупо улыбался и время от времени что-то нажимал. По сути дела спал с открытыми глазами.

Фрида висела возле голокуба, примотав себя ремнями, и, похоже, тоже дремала. Во всяком случае, поза была неестественной, да и не двигалась она что-то уже слишком долго. Но точно сказать было трудно — из-за отсутствия у бундесской девушки глаз.

Могучий Остап дрых, привязав себя за ногу к ручке «мусоропровода». Великан был единственным, кроме Денисова, кому нравилось отсутствие тяжести — впервые он чувствовал себя легким и невесомым. В обнимку с ним спала Джина — ей было лениво как-то закрепляться в пространстве, поэтому она просто пристегнула брючный ремень к пальцам алкморега и задремала, упираясь каблуками ему в живот. Денисов, когда это увидел, оценил идею и сделал точно так же — пристегнул себя брючным ремнем. К ремню Джины. Так что сейчас они напоминали сиамских близнецов. Только не очень похожих.

Дитирон тоже спал. И, в отличие от всех этих человеческих неженок, он не стал себя никуда прикреплять. Просто свернулся калачиком, напоминая трехпоясного броненосца в свернутом состоянии, и задремал, медленно плавая где-то под потолком. Время от времени он натыкался на что-нибудь, но его это беспокоило мало — свернутого уу-де-шуу вообще трудно как-либо побеспокоить. Все равно что черепаха, спрятавшаяся в панцирь. Или, опять же, свернувшийся броненосец.

Рудольф не спал. Он возился в машинном отделении, ожесточенно чиня искусственную гравитацию. Работа шла медленно из-за практически полного отсутствия запчастей. Дело в том, что пару недель назад эта установка уже ломалась, и в тот раз механик извел на ее починку почти весь свой запас. Обновить его он еще не успел.

Соазссь тоже не спал — он плавал в трюме, пересчитывая, оценивая и каталогизируя доставшуюся добычу. А заодно прикидывая, чему будет равна его доля после реализации оной.

Не спал и Сиреневый Бархат — Плывущие вообще не спят в том смысле, в каком мы это понимаем. Время от времени они впадают в своего рода коматозное состояние, но это происходит вдвое реже и длится вдвое меньше, чем у людей. Невесомость его тоже не смущала — гравитация Плывущим вообще безразлична. Что есть, что нет — они постоянно поддерживают вокруг себя поле, избавляющее от такой досадной обузы, как сила тяжести.

И, конечно, не спал капитан. Он восседал на своем троне и вполголоса беседовал с Ежовым, медленно летающим вокруг него подобно спутнику. Святослав и Михаил обсуждали общую картину ситуации. Рядом с ними плавали шарики кофе — в момент аварии рядом с Моручи стояла кофейная чашка. Теперь жидкость превратилась в несколько микроскопических планет и пустилась в свободное странствие по мостику.

— Именно так, — кивнул Моручи, указывая на одну из точек в голоэкране. — Это космическая станция чужих. Названия нет, только номер… очень длинный. Личное имущество Куросавы. Она вращается вокруг Мораны — последней планеты в нашей центральной системе.

— Как там с охраной?

— Не знаю. Раньше не было повода поинтересоваться. Я вообще мало знаю о Куросаве — скрытная личность. Живет отшельником, изучает древнюю историю…

— Вроде России двадцать первого века?

— Ну да… — усмехнулся Святослав. — Для нас это древность. Возраст — около ста десяти. Сильный ментат.

— Нет, это все я уже знаю, — отмахнулся детектив. — Что известно о самой станции? Можно посмотреть подробнее?

Моручи увеличил экран еще больше, и растянул изображение на целый метр. Теперь станцию можно было разглядеть во всех подробностях.

— Это тоже древняя история, — глубокомысленно кивнул он. — Эту станцию строили не мы — она уже была там, когда наши предки открыли Сварог. Скорее всего, ее построили те, кто жил на Свароге до нас.

— А там кто-то жил? — удивился Ежов.

— Кто-то жил… — пожал плечами Моручи. — Когда-то. Когда мы прилетели туда впервые, там уже не было никого разумнее тапирников. И несколько древних развалин — какие-то храмы, статуи, даже парочка городов… Но никакой полезной информации. Мы до сих пор не знаем даже, как они выглядели.

— А как же статуи?

— Не статуи — развалины статуй. Просто бесформенные глыбы, которые когда-то что-то изображали. Все это очень древнее — все ученые и ментаты в один голос утверждают, что на Свароге нет разумной жизни уже семь тысячелетий, не меньше. Еще глубже заглянуть не получается…

— Хорошо, допустим. Давайте-ка еще раз просмотрим план Куросавы, как мы его сейчас видим…

— Начинай, лейтенант, — согласился Моручи.

— Итак, перед нами Александр Куросава. Человек, до определенного момента тихо живущий на своей станции… кстати, откуда она у него?

— Купил. Лет тридцать назад.

— А деньги откуда? Такая вещица должна стоить немало…

— Ну, он все-таки принадлежит к Императорскому Дому, — пожал плечами Моручи. — У нас у всех есть кое-какие средства. А стоила станция немного — кому нужна эта дряхлая развалина? Это ведь даже не станция на самом деле — там нет никакой техники, один только корпус. То есть, раньше не было — теперь-то Куросава, конечно, что-то установил…

— Хорошо. Понятно. Итак, начнем с мотива. Предположительно, мотив примерно тот же, что был у… ну… да вот хоть… как этого звали, из «Гамлета»?

— Кого?

— Ну этого… который дядя… — потер лоб Ежов. «Гамлета» он не читал, только один раз видел фильм. — Либо Клавдий, либо Полоний, точно помню…

— Не имеет значения, — поморщился Моручи, который вообще смутно понимал, о чем толкует детектив.

Имя Шекспира к семьдесят второму веку все еще помнили, но уже очень смутно — примерно так, как в двадцать первом Еврипида или Аристофана. Любой грамотный человек знает их имена, но вот сказать, что конкретно они написали, это уже посложнее… А попробуй найди такого, который их произведения еще и читал!

— В общем, Куросава хочет влезть на трон, — вздохнул с облегчением Ежов, выпутавшийся из литературных аллегорий. — Но ему это сделать посложнее, чем этому Клавдию или Полонию — он где-то в середине шестого десятка. Попробуй-ка, дождись своей очереди! И тогда он начинает убивать тех, кто стоит перед ним. И проявляет неслабый талантище! Двадцать четыре убийства, и все безукоризненные — на него не падает даже тени подозрения!

— Возможно, меньше, — поправил его Святослав. — Кто-то из них мог умереть и сам.

— Возможно. В любом случае два года назад Куросава решил сменить курс. Похоже, понял, что этот путь слишком долгий. К тому же рано или поздно он все-таки мог бы ошибиться. И тогда он решает убить всех зайцев одним ударом. Он подготавливает новый план — сложный, но действенный. Четыре дня назад в новостях сообщили о трауре на Свароге — умерла императрица Белинда…

— Да, я уже знаю… — печально склонил голову Моручи.

— Послезавтра состоится церемония… прощания с телом, кажется?

— Да, у нас хоронят только через неделю после смерти, — объяснил Святослав. — До этого тело держат в специальном саркофаге-консерватории…

— В общем, послезавтра все родственники и друзья императрицы соберутся на эту церемонию, — перебил его Михаил. — И среди них в обязательном порядке будет сам император и тридцать шесть старших членов Императорского Дома…

«Вурдалак» слегка качнулся. И все предметы, до этого свободно болтающиеся в воздухе, попадали на пол. Вновь включилась искусственная гравитация.

— Опца… — выдавил из себя Ежов, приземлившийся на копчик.

Остап, шмякнувшийся на спину, что-то невнятно промычал и проснулся. И с непониманием уставился на Джину и Николая, использующих его живот вместо матраса.

— Нет, ну это что-то совсем уже неправильное! — возмутился алкморег. — Ну, Кроу ладно — она дивчина хоть и вредная, да зато гарная. А ты что тут расселся, Денисов?! Я тебе не подушка! А ну, слазь быстро, а то щас как стукну!

Дитирон тоже упал. Но он даже не проснулся — спящим уу-де-шуу можно играть в футбол, как мячиком, он ничего не почувствует.

— Алло, капитан, я все починил, — объявился на мостике широко улыбающийся Рудольф.

— Уже видим, — кивнул Моручи, отстегивая себя от кресла. — Хорошая работа, механик. Ву, сколько нам еще быть в гипере?

Перед VY-37 высветились голографические цифры. 02:36:44… 02:36:43… 02:36:42…

— Понятно, два с половиной часа, — махнул рукой капитан. — Экипаж, это время можете отдыхать. Заодно перекусим. Чья у нас сейчас очередь готовить?

Повисло ожидающее молчание. Никто не знал, но все надеялись, что кто-то знает.

— Ах да, я же еще списка не составил, — вспомнил капитан. — Ладно, сейчас составлю. А первым у нас будет… хм-м…

Моручи незаметно включил в личном информе генератор случайных чисел и заказал число от одного до двенадцати, предварительно пронумеровав всех членов экипажа. Выпало двенадцать.

— Тщательно все взвесив, я пришел к выводу, что первым на дежурство по камбузу заступает сержант Денисов, — важно сказал он.

— Ф-фу… — облегченно выдохнули все, кроме вышеназванного.

— Но поскольку он пока еще не умеет обращаться с современной техникой, в помощь ему придается второй пилот Кроу, — добавил Моручи, вновь запустив генератор случайных чисел. На этот раз выпала тройка. Точнее, сначала выпала единица — сам капитан, но Моручи решил, что информ ошибся.

— Ну, юнга, ты вляпался, — тихо пообещала Николаю Джина, незаметно пиная его в лодыжку. Тот ответил тем, что наступил ей на ногу, широко при этом улыбаясь.

Оказавшись на камбузе, вдали от глаз отца-командира, эти двое первым делом передрались. И, к великому удивлению Джины, победил в этой стычке Денисов.

Нет, сначала десантница, разумеется, задавала ему взбучку, а тот от нее драпал, заставляя за собой гоняться. Но потом он заманил разгорячившуюся Джину в полупустой консерваторий, выпрыгнул оттуда и запер дверь. Изнутри консерваторий не отпирался — еще чего не хватало! А вдруг продукты разбегутся?

— А ну-ка, выпусти меня! — озлобленно потребовала десантница.

— Сначала попроси как следует, — скучающе сказал Николай, глядя на нее в прозрачное окошечко.

— Я же все равно выйду! — сжала кулаки Джина. — Я же тебя покалечу и изнасилую!

— Вах, баюс, баюс!

Они некоторое время ругались сквозь дверь. Кстати, получалось это довольно плохо — дверь у консерватория стояла металлопластиковая, очень прочная, и звуки через нее практически не проникали.

Но потом Джина начала замолкать. Стасис-поле, царящее в консерватории, на живые объекты действует намного слабее, чем на неживые (иначе доставать продукты было бы очень сложно), но все же действует. И сейчас оно как раз начало действовать на Джину…

Десантница задумалась. Она примерно представляла, что происходит с человеком, застрявшим в консерватории — ее пару раз накрывал луч станнера. Принцип один и тот же. Конечно, это не больно, но приятных ощущений тоже немного.

— Открой дверь… — уже с жалобной ноткой попросила Джина. Ей совсем не хотелось превращаться в статую до тех пор, пока кто-нибудь не вытащит ее наружу.

Денисов сообразил, что слегка перегнул палку. За такую шкоду его могут наказать по крупному. Он некоторое время размышлял, что для него опаснее — Джина, вновь оказавшаяся на свободе, или гнев капитана. И в конце концов выбрал Джину.

Рукоять повернулась, и дверца консерватория распахнулась.

— Еще раз выкинешь что-нибудь такое, я тебя!.. — прошипела десантница, с легкостью поднимая коротышку на метр от пола.

— Е-мое, краля, поставь меня на землю! — возмутился Денисов. — Блин, я тебя ща как пырну финкой!

В дверях показалась оранжевая приплюснутая фигура Дитирона.

— Капитан спрашивать, скоро ли быть еда готов? — вежливо спросил уу-де-шуу. — Капитан говорить, чтоб ваша прекращать играть в игрушка, и обеспечил наша кушай.

— А как он узнал? — оторопел Денисов, от удивления прекративший требовать, чтобы его поставили на землю (на самом-то деле на пол — откуда земля в космическом корабле?).

— Это же капитан! — презрительно фыркнула Джина, разжимая руки. — Капитан все знает! А ты, твердоголовый, раз уж пришел, иди сюда, будешь помогать!

Дитирон послушно подошел поближе. Его примитивный разум четко делил всех живых существ на своих и чужих. Чужих он стремился как можно скорее убить (и съесть, если вкусно), своих же он старался защищать и помогать чем только можно. Джина была своя, поэтому он с готовностью выполнял любую ее просьбу. Ежов был чужой, поэтому он пытался его съесть. Потом детектив перешел в разряд своих и Дитирон перестал на него нападать.

— Значит, так, юнги! — закатала рукава Джина. — Сейчас будем готовить паштет а-ля Кроу!

— Это че, из вороны, что ли? — брезгливо поморщился Денисов, вполне прилично владеющий английским. — Не, я лучше сухариков порубаю…

— Болван! — отвесила ему затрещину десантница. — Это фамилия моя — Кроу! Паштет изобрела я, и называется он в мою честь!

— Все равно че-то неохота… — с подозрением посмотрел на нее Николай, потирая ушибленную макушку. Другой рукой он в это время машинально обшаривал джинины карманы.

— Будешь жрать, что дадут! — брызнула в него слюной Джина, не замечая, что ее обворовывают. — Значит, сейчас мы будем готовить паштет… то есть, это вы будете его готовить, а я буду вами, дураками, командовать. Для начала нам понадобится… м-м-м… молоко, мука, масло и яичные желтки. Включай конвертер.

Николай и Дитирон озадаченно уставились на этот прибор, причем каждый надеялся, что приказ был обращен к другому. Денисов просто не умел управлять этой штуковиной, а конечности Дитирона совершенно не приспособлены для сенсорной системы конвертера. Хотя и управлять он тоже не умел.

— Чего ждем? — поинтересовалась Джина голосом, холодным, как вершина Джомолунгмы.

В конце концов до нее дошло, что криком и ругательствами тут не поможешь — ничто в этом мире не сможет обучить двух столь примитивных существ работать с точными приборами раньше, чем все на борту перемрут от голода.

— Хорошо… — многообещающе поджала губы она, демонстрируя всем и каждому, что на самом деле ничего хорошего не видит. — Хорошо… Конвертером займусь я, потому что сегодня я очень добрая. А вы двое… Ты, коротышка, займешься зеленью — петрушку, укроп, сладкий перец, зеленый салат и… и… и парочку ма-аленьких острых перчиков, — облизнулась Джина. — Берешь все это и мелко-мелко рубишь. А ты, твердоголовый, отвечаешь за мясо. Берешь полкило, снова мелко-мелко рубишь и слегка обжариваешь. Хотя погоди-ка… Нет, полкило — это если на меня одну. А с нашим жирдяем… бери уж сразу килограмм двадцать… нет, двадцать пять, чтоб он наконец-то наелся… Вопросы есть?

Вопросов не было. Денисов послушно разыскал в консерватории все вышеназванное и начал рубить. Дело нехитрое — подумаешь, зелень нашинковать… Одновременно он с большим любопытством поглядывал, как дела у Дитирона. Там было на что посмотреть.

Уу-де-шуу действовал очень лихо. Он даже не сходил с места — просто выбрасывал из паутинных бородавок нити на нужную длину и подтягивал все необходимые предметы поближе к себе. Так он откопал в консерватории внушительный кусок мяса (филейную часть гигантского янусского вепря), прикинул вес, взвесив его на паре паутинок, и тут же подчистил языком лишнее. Потом подтянул к себе разделочную доску и специальный инструмент уу-де-шуу — обычный нож-тесак, только вместо рукояти широкое медное кольцо. Дитирон надел его на правый бивень и начал рубить мясо, разбрызгивая во все стороны крохотные кусочки. Их прямо в воздухе перехватали нити, словно сами собой вылетающие из бородавок. Левым бивнем он в это время придерживал доску, чтобы не улетела.

— Аккуратнее, тупица! — деловито пнула его Джина, когда ей в лицо брызнула струйка крови. — Мясоруб долбаный…

— Блин, краля, ты не серчай на убогого! — попенял ей Денисов, заметив, как озадачилась морда Дитирона, не понимающего, за что его ударили. — Он же нечаянно, понимать надо!

— Понима-ать… Молчи и работай, а то я и тебя…

Из крана конвертера тем временем потекла густая желтая масса — яичный желток. Остальные ингредиенты Джина уже сделала. Она перемешала все добытое из недр этого хитрого прибора в огромном чане, добавила соли, горчицы и буляхнула добрый стакан лимонного сока. У Николая моментально заедрило в носу — он страдал аллергией на цитрусовые.

— Апсик! — как-то очень по-детски чихнул он. — Апсик!

— Отворачивайся, когда чихаешь, придурок! — прошипела на него Джина.

— Е-мое, так я и отвернулся! — оскорбился Денисов. — Во, зырь, на травку ни капельки ни попало!

— Ты отвернулся в мою сторону, дурак! — коротко ударила его в плечо десантница, другой рукой обтирая лицо. — Уж лучше б ты зелень обрызгал!

— Второй пилот, как дела? — ожил экранчик на стене. — Через час мы уже выходим из гипера — обед скоро?

— Капитан, забери моя отсюда! — пожаловался Дитирон, с трудом орудуя огромной жаровней. Его паутинные «руки» плохо переносили жару, превращаясь в нечто вязкое, похожее на жидкое тесто. А потом и вовсе растворялись с тихим шипением. — Джина злой, мучит моя!

— Не мучит, а воспитывает, — сухо поправила его та. — Сейчас все будет, капитан, уже заканчиваем. Если б не эти тупицы, давно бы уже…

— Второй пилот, за действия бойцов всегда отвечает командир, — перебил ее Моручи. — Бойцы облажались — командир облажался. Если обед запоздает, я накажу тебя, а не их.

— Слышь, мужик, а тебя как по батюшке? — спросил Денисов у Дитирона, пока офицеры выясняли отношения.

— Моя не понимай.

— Ну, папу твоего как звали?

— Хурум.

— Ага… Слышь, Хурумыч, а как капитан эту гадючку накажет? Морду, что ль, набьет? Или зарплату урежет? Или в звании понизит? Или в угол поставит?

Дитирон крепко задумался. Из его широко раскрытой пасти потекла тоненькая струйка слюны — у уу-де-шуу это соответствует нашему наморщенному лбу. Такое обилие вариантов поставило неандертальца в тупик.

— Моя думай, что не бить, точно, — глубокомысленно заметил он. — Джина люби, когда она бить.

— Да не, ты не понял, — досадуя на тупого инопланетянина, постучал ему по спинному щитку Денисов. — Наказание — это когда тебя бьют! Блин, я уж понял, что эта краля садистка похлеще того маркиза!

— Моя все поняла! — досадуя на тупого инопланетянина, легонько ткнул его кончиком бивня в живот Дитирон. — Моя говори, что Джина люби, когдаона бить. Твоя поняла? Джина люби сама бить, и люби, когда она бить! Когда другая человека бить она! Теперь твоя поняла?

— Погодь, погодь… — постепенно начало доходить до Николая. — Блин, Хурумыч, так че — эта краля не только садистка, но и мазохистка?! Во блин, концерт Глинки!

— Почему стоим без дела? — осведомилась Джина, которая, оказывается, уже давно закончила отчитываться перед капитаном, а теперь стояла сзади и слушала разговор этих двоих. — Что, не слышали, что сказал капитан?! Если экипаж останется без обеда, вам двоим лучше сразу застрелиться!

— Э нет! — хитро покачал перед ее лицом пальцем Денисов. — Капитан сказал, что если мы облажаемся, он накажет тебя!

— Точно, моя свой ухо слышала! — подтвердил Дитирон.

— Так, вы двое, вы меня слушайте, — нетерпеливо щелкнула их в лбы Джина. — Если экипаж останется голодным, капитан меня накажет, так? А если капитан меня накажет, я очень огорчусь, так? А огорчусь я по вашей вине, так? А как вы думаете, что происходит с теми, кто меня огорчает, а? То-то же… А теперь быстро за работу!

— Слышь, краля, — возмущенно спросил Николай, впервые обратив внимание на полку с кухонными приборами, — а ты не слишком охренела? Ты глянь, Хурумыч, тут же и овощерезка, и мясорубка, все дела… Ультрасовременные, блин, технология будущего… А нас вручную заставили пахать!

— Вам полезно, — отрубила Джина, все еще не простившая Денисову свое заточение в консерватории. — А будешь много болтать, самого в мясорубку засуну!

Святослав Моручи сидел в капитанском кресле и нетерпеливо барабанил пальцами по подлокотнику. Все остальные на мостике занимались делом — Косколито вел корабль, Фрида работала с гиперкубом, Рудольф чинил «мусоропровод», сломавшийся из-за падения привязанного к нему Остапа. Ежов, Койфман, Соазссь и Сиреневый Бархат играли в маджонг. Сиреневый Бархат выигрывал.

— Кофе капитану на мостик! — от скуки крикнул в переговорный экран Моручи. — Дельта!.. а, шайтан, опять забыл… Кто-нибудь еще там есть?..

Из экрана донеслась возня и перебранка — «кухонные мужики» спорили, кому нести капитану кофе. Через несколько минут на мостике появился Денисов с подносом, отдал его Святославу и явно вознамерился остаться здесь и тоже попить кофейку. Но за ним явилась Джина и утащила за шиворот.

— Рыба! — машинально воскликнул Михаил, забирая последнюю костяшку.

— [Желто-синие зазубренные полосы] ! — чертыхнулся Сиреневый Бархат. Вокруг него начал ощутимо нагреваться воздух. — [Голубой круг, оранжевая дуга] …

— Может, еще разок? — предложил Койфман.

— Нет, спасибо… — кисло отказался Соазссь, которому не везло больше всех. Проиграв больше двадцати СОПовских кредитов, он растерял все удовольствие. Да и не было его, вообще-то — хуассин никак не мог понять суть этой человеческой игры.

В дверях показался Дитирон. На левом бивне у него болталась здоровенная сковорода, а правым он изо всех сил по ней лупил.

— У-у-ужин! — протяжно возопил он. — У-у-ужин!

— А по громкой связи нельзя было объявить?.. — начал Моручи, но закончить не успел.

Из люка канонерки вылетел Остап и на всех парах ринулся на камбуз. За ним потянулись все остальные. Даже Косколито передоверил дела автопилоту и устремился есть — серран успел зверски проголодаться.

— Капитану ужин на мостик! — вдогонку этой толпе приказал Святослав, которому показалось лениво слезать с насиженного места. — И быстро!