Глава 10
Две следующие недели я занимался розыском Палача. Я и до этого пробовал его отыскать, но раньше в этом не было особой необходимости. А теперь необходимость появилась — чую, проклятые энгахи от меня не отстанут, пока я не закрою контракт. Да и после… ладно, об этом мы подумаем потом.
Джемулан даже не пытался мне помогать. Он лишь каждый день напоминал, чтобы я не затягивал с работой — сам же не ударял пальцем о палец. Вообще, мне с каждым днем все меньше нравился этот тип. Холеный, напыщенный, высокомерный, считающий себя даже не пупом земли, а стержнем, на котором держится небесный свод. А как он цедит слова при разговоре, с какой брезгливостью на меня смотрит! Так и хочется кирпичом заехать.
Не был бы я благочестивым монахом, давно бы кишки ему выпустил, да вокруг дерева обмотал… эльфы как раз любят так делать.
Как я уже сказал, в поисках мне приходилось рассчитывать только на себя. Даже чувство Направления не могло ничем помочь — Палача оно не обнаруживает. Нас с этим биороботом сделали на одном конвейере, и в нем это самое Направление тоже есть — а заодно и умение его блокировать. Так что приходится работать старым добрым дедуктивным методом.
Хотя Шерлок Холмс из меня тот еще…
Я начал поиски с вокзалов. Последний раз мы с Палачом виделись в поезде — в поезде, который вез нас обоих в Москву. Разумеется, спустя столько времени я не помнил ни номера поезда, ни номера вагона, ни номера купе. Зато все это помнил Рабан — на то он и мозговой полип, чтобы иметь стопроцентную память.
Правда, сама по себе эта информация ничем не помогла. Ну нашел я в конечном итоге этот поезд, ну выяснил, что он цел, невредим и по-прежнему курсирует по линии Москва-Кемерово. А дальше-то что? Не думаю, что Палач оставил в том купе записку со своим новым адресом. А даже если бы вдруг и оставил — с тех пор прошло полтора года. Все улики давно простыли.
Поэтому вместо поиска улик я занялся поиском свидетелей. В поезде были и другие пассажиры, кроме нас с Палачом — кто-то мог что-то видеть. Хотя найти их — задача тоже не самая простая…
И опять-таки — что мне это даст? Допустим, нашел я кого-то, кто видел, как Палач выходил из вагона — дальше что? Ну в самом деле, не кричал же он на весь вокзал — я пойду туда-то и туда-то, ищите меня там-то и там-то! Глупо.
Впрочем, где и как искать этих пассажиров, я в любом случае не представлял. Единственный, кого можно найти относительно просто — проводник. И я начал обивать пороги всяких мест присутствия, выясняя, кто восьмого мая 2005 года дежурил в девятом вагоне поезда, ехавшего из Кемерово в Москву.
Поработать пришлось немало. Я расспрашивал там и сям, тут и здесь, пока наконец не добрался до архивов графиков дежурств. Пришлось сунуть на лапу, чтобы мне позволили там покопаться — увы, Направление не позволяет читать информацию из компьютера. А позволяло бы — ему совсем цены бы не было.
Итак, Наумова Ольга Михайловна. Ясно. Теперь надо добраться до отдела кадров и узнать теткин адрес…
Это я тоже сделал без особых проблем. Но здесь меня ожидал сюрприз. Оказалось, что госпожа Наумова на железной дороге больше не работает. По самой прозаичной причине — скончалась.
После недолгих уговоров и еще одного барашка в бумажке мне позволили взглянуть на копию свидетельства о смерти. Там русским по белому было написано, что Наумова О. М. скоропостижно скончалась десятого мая 2005… ни хрена себе. Это же двумя днями позже нашей с Палачом посадки в вагон. И если я правильно помню, поезд из Кемерово в Москву идет как раз двое суток…
Никогда не верил в подобные совпадения.
Расспрашивая сослуживцев покойной проводницы, я окончательно убедился, что напал на след. Выяснилось, что Ольга Михайловна в тот день погибла не одна — из злополучного вагона ногами вперед вынесли аж восемь человек.
— У нас, милая, ту историю стараются лишний раз не поминать, — поделилась со мной дежурная по станции, работавшая в тот день. — Кошмарный был денек, тьфу-тьфу-тьфу, не дай бог повторить.
— А что конкретно случилось-то? — любопытствовал я.
— Да психопат какой-то в вагоне ехал. Слетел с катушек и зарезал — вот правду говорю! — восьмерых! Восьмерых человек зарезал! Милиции набежало — страсть! Носом землю рыли, меня пять раз допрашивали, да все попусту.
— И что, поймали этого психопата?
— Наши-то менты? — презрительно хмыкнула дежурная. — Они поймают, пожалуй… лягушку за хвост. Никого не поймали, конечно.
Я еще минут десять выслушивал жалобы на российскую милицию и причитания по поводу того, что нынче по улице пройти страшно — не ограбят, так изнасилуют. Про себя я подумал, что грабить или насиловать мою собеседницу — даму гренадерского телосложения в добрый центнер весом — рискнет только очень храбрый человек.
В конце концов мне удалось вернуть нить беседы к интересующей меня теме. Я начал осторожно расспрашивать, не было ли у тех кровавых событий свидетелей, не видел ли кто-нибудь что-нибудь… или кого-нибудь.
— Да не было никого, — сварливо ответила дежурная. — Всех, кто того психопата видел, потом от стенок отскребали. Хотя… одна бабка вроде видела кого-то, но у нее с головой непорядок.
— С головой непорядок?.. Почему?
— Да она рассказывала, что он прямо в стену ушел. Вот так вот — бульк и нету. А поезд-то ехал на ста двадцати!..
Я сделал понимающее лицо, но мысленно поздравил себя с успехом. Теперь не осталось никаких сомнений — бойню в поезде устроил именно Палач. Похоже, его электронный мозг недолго продержался в мирном режиме. Даже до Москвы не доехал…
— Скажите, а поезду еще долго ехать оставалось, когда это произошло? — осведомился я.
— Да нет, уже к городу подъезжали. Когда милиция приехала, покойники еще теплые были.
— Угу, спасибо. И последний вопрос — случайно не знаете, как ту бабушку звали?
— Да мне-то почем знать? — удивилась дежурная. — Я с ней детей не крестила. У ментов спрашивайте, они знать должны.
Я окинул Москву чувством Направления и почувствовал большое количество милиции. Даже слишком большое, пожалуй. Мне столько не нужно. И никому столько не нужно. Нафига они вообще так расплодились? Всю экосистему загадили.
Каждому двоечнику же известно — когда в лесу слишком много волков, зайцы удивительно быстро заканчиваются. А после исчезновения зайцев начинают вымирать и волки — от голода.
У людей все примерно так же.
Фамилия этой старушки оказалась такая, что с первого раза и не выговоришь — Перерепенко. Я отыскал того следователя, который полтора года назад вел вагонные убийства, и узнал, что показания свидетельницы к делу подшиты не были по причине полной их, показаний, бредовости. Саму же свидетельницу увезла скорая с желтым крестом.
На следующий день я начал обходить сумасшедшие дома. Даже в многомиллионной Москве их не так уж и много, так что уже через несколько часов я отыскал тот, в который угодила госпожа Перерепенко. Правда, ее саму я там не нашел — давно выписалась и уехала домой, в Кемерово.
Пришлось мне отправляться в командировку. Со своим новым кулоном я без проблем мог бы и поехать на поезде, и полететь на самолете — но зачем это тому, у кого есть крылья? Летаю я медленнее самолета, зато не нужно тратить время и нервные клетки в аэропорту. Да и вообще мне нравится летать.
Туда и обратно я обернулся за двое суток. Управился бы и быстрее, если бы не пришлось потратить почти целый день на розыск бабушки Перерепенко. Оказалось, что живет она не в Кемерово, а в поселке Бачатский, вместе с дочерью, зятем и двумя внуками. В Москву ездила погостить у другой своей дочери, переехавшей в столицу двадцать лет назад.
К сожалению, ничего интересного гражданка Перерепенко мне не рассказала. Мне и дверь-то открыли далеко не сразу. Трудно их за это упрекать — я нагрянул тридцать первого декабря, в девять часов вечера, когда все уже сидели перед телевизором с шампанским и оливье.
Однако семья Перерепенко не была настолько жестока, чтобы выгнать на мороз хрупкую девушку, в личине которой я появился. Меня впустили, обогрели и даже посадили за стол. Я с грустью подумал, что яцхена бы они черта с два приняли так тепло. Сами представьте реакцию людей, к которым зимней ночью заявляется вот такое когтистое-клыкастое.
Чтобы объяснить столь внезапный визит, я представился следователем из милиции. Мол, поездатый маньяк продолжает бесчинствовать, надо по новой снять показания со всех свидетелей. Я даже удостоверение показал — правда, издалека и не раскрывая. Эти корочки мне одолжил Щученко, так что внутри красовалось мужское имя, мужская фотография и звание полковника КГБ. Плюс еще и выдано было удостоверение в 2012 году…
Эти славные люди долго меня жалели. Мол, такая молоденькая девушка, а должна под самый Новый Год ездить к черту на кулички. А когда они узнали, что я только задам несколько вопросов и обратно, то ужаснулись и стали настаивать, чтобы я у них переночевал. Мол, совсем с ума сошла девка — ночь на дворе, метель метет, да и электрички уже не ходят.
От ночлега я отказался, отбрехавшись тем, что приехал на собственной машине. Хотелось бы, конечно, остаться, послушать бой курантов, обращение президента и заливистый смех Петросяна, но я торопился закончить все побыстрее. Джемулан и без того уже начинает беситься, что я так долго копаюсь.
К тому же спать в кровати мне неудобно. Предпочитаю вниз головой.
Так или иначе, полезной информации я получил ноль. Да, бабушка Настя действительно ездила в Москву в мае прошлого года. Да, она присутствовала при жутком побоище, устроенном одним из пассажиров. Да, она может его описать — здоровый такой детина, короткая стрижка, кожаная куртка. Сильно пьющий, сразу видно — рожа синяя вся и глаза точно стеклянные. Не иначе допился до белой горячки, вот и пошел народ крошить. Всех перерезал, кто в том вагоне ехал.
— Кроме вас, — уточнил я.
— Дак я там и не ехала, — покачала головой бабушка. — Я в соседнем вагоне ехала. А в этот до ветру ходила — а то у нас очередь шибко длинна была. Вышла из тамбура, увидала того убивца — аж обмерла. А он на меня глянул дак… ой, не приведи господь сызнова встретить. Чтоб он пропал совсем, синяк проклятый.
Я спросил насчет прохождения сквозь стену. Бабуся сразу подозрительно прищурилась и начала мямлить, что это ей все с испугу почудилось — а на самом деле убийца просто выбил стекло, да и выпрыгнул…
Что, говорите, все стекла в вагоне были целые? Ну значит еще как-нибудь выбрался, мало ли…
Я видел по глазам бабушки Насти, что она прекрасно все помнит, но признаваться не хочет. В прошлый раз рассказала как есть — так ее в дурку отправили. Сидеть там старушка не хотела, а потому быстренько согласилась, что проходящий сквозь стену человек ей привиделся из-за шока. Да и возраст уже, сердечко пошаливает, глаза не видят ни дыры. Лечащий врач ей посочувствовал, удостоверился, что пациентка совершенно вменяема, и выписал на свободу.
Впрочем, мне этого признания не требовалось. И так все понятно. Собственно, я мог бы сюда и не летать — что в вагоне хозяйничал именно Палач, стало очевидно уже давно. Ничего нового я здесь не узнал, только время зря потратил.
Обратно в Москву я летел уже первого января 2007. Летел сквозь ночь и метель — над сибирской тайгой, над Обью и Волгой. Солнце успело взойти и снова зайти, когда я приземлился на старом кладбище.
Не дойдя немного до сторожки, я встретил Святогневнева. Он орудовал лопатой, расчищая занесенную дорогу. Очистив небольшой квадратик, возвращался к стоящему на снегу фонарю и переносил его чуть дальше. Работа продвигалась медленно.
— Бог в помощь, — поздоровался я. — Подсобить?
Святогневнев пробормотал что-то неразборчивое, продолжая ковыряться в снегу. В этом тусклом освещении его мертвенно-бледное лицо выглядело довольно зловеще. Вдвойне зловеще — если знать, что этот невзрачный сутулый дяденька на самом деле ходячий мертвец.
Чуть поодаль лопатой махала коренастая горбатая фигура. Зомби Погонщика Рабов работал механически, как заводной человечек. Иногда в нем что-то сбоило, он поднимал лопату выше и начинал ранодушно копать воздух.
— Тупой он у тебя какой-то, — прокомментировал это я.
— А что ты хочешь, он же зомби… — вяло ответил Святогневнев. — Как слетал-то?
— Жить буду.
— Узнал что-нибудь?
— Узнал, что в поезде Палач убил восьмерых, а потом ушел сквозь стену.
— О-о…
— Угу.
— А он до Москвы-то хоть доехал?
— Немного не доехал. Наверное, пешком потом добрел. Только вот куда он потом делся?
— Ну, массовых убийств в столице вроде как не было… — промямлил Святогневнев. — Хотя я в то время еще в Красноярске был… даже нет, не в Красноярске, а в тайге. Я тебе не рассказывал, как я две недели в Красноярск ковылял?
— Два раза рассказывал.
— Да?.. Ладно тогда. Кстати, а почему Палач вдруг опять начал убивать? Ты же говорил, что он… э-э… завязал?
— Говорил. Он и завязал… вроде бы. Но вот… наверное, опять не в ту сторону замкнуло. Когда мы с ним вместе ехали, он выглядел адекватным… для робота, конечно. Все в Москву хотел попасть…
— А зачем?
— Да на «Гею» он хотел. На вашу вторую базу. Говорил, что там его могут… не знаю, перепрограммировать или что-то вроде. Может, он именно на эту базу и двинул… только где ж ее искать-то? Направлением я ее обнаружить не могу, пытался уже.
— Так меня бы спросил. Я знаю, где она.
— Откуда? — удивился я. — Ты же раньше не знал.
— Раньше не знал — а теперь знаю. Я тебе еще не рассказывал? Я пару месяцев назад связался с одним старым приятелем…
— Что за приятель?
— Лаборант мой бывший. Он раньше у нас на «Уране» работал, а лет пять назад резко в гору пошел, и его на «Гею» перевели. Головастый черт!.. Лет на пятнадцать моложе меня, собака, а уже профессор!.. Кандидат всех наук!
— Угу. Ну-ка подробнее…
Святогневнев рассказал подробнее. По его словам, этот самый профессор несмотря на относительную молодость — тридцать с хвостиком — обладает на «Гее» очень высоким допуском. Вхож чуть ли не во все секретные проекты. Имел некоторое отношение и к проекту «Зомби» — непосредственно не участвовал, но со стороны наблюдал и даже подкинул пару идеек.
Впрочем, в этом Святогневнев признался неохотно.
— Позвонить ему? — предложил мой знакомый мертвец.