Глава 21
Я отправил в пасть еще одну головку сыра. Вкусно, хотя соли маловато.
– Патрон, рикотта и должен быть несоленым.
– Угу, – промычал я, хватая еще кусок правой нижней рукой. А вот этот, наоборот, малость пересолен.
– Это пекорино, патрон. Очень соленый сухой сыр из овечьего молока. Попробуй лучше моцареллу.
– Угу, – снова промычал я, вовсю работая руками и пастью.
Банкет в папском дворце забабахали на славу. Оркестр играет, столы ломятся от угощения. Гости все наряженные, расфуфыренные. Поголовно высшая аристократия и духовенство. Полным-полно образчиков нелюдских народов – чай, ради них все и затевалось.
Вышколенные лакеи не успевают подносить мне блюда. Все шесть рук так и мелькают в воздухе, отправляя в пасть кусок за куском, ломоть за ломтем. Со стороны я, должно быть, похож на разбушевавшийся тайфун.
Я выпил огромную миску супа из требухи – бузекки. Сожрал здоровенную рыбину с зеленью – буридду. Уплел вязанку свиных сосисок из печени – мадзафегати. Отправил в желудок целый чан риса с зеленым горошком – ризи э бизи. А сейчас облизываюсь на абраккьо с гарниром из ньокки алла романа. Если по-русски – молочный ягненок с картофельными клецками.
Вот кстати! Довольно странная вещь – Америку в этом мире до сих пор не открыли, однако ж картофель вовсю уплетают. И помидоры я на столе заметил. Откуда, как?
– Эти растения тут прошли довольно сложный кружной путь, патрон, – сообщил Рабан. – Еще в прошлом веке великий ацтекский путешественник Тескатлико совершил сухопутное путешествие из Америки в Китай, перебравшись через Берингов пролив на кожаной лодке. Этакий индейский Марко Поло. В Пекине он скончался от болезни, и на его родине о новооткрытых землях так и не узнали. Зато в Китае благодаря Тескатлико узнали о картофеле, томатах и какао – предусмотрительный землепроходец захватил с собой плоды и семена, чтобы преподнести их в дар правителю новой земли. С тех пор минуло почти сто пятьдесят лет – за это время новые культуры разошлись по всей Евразии, дойдя и до Западной Европы. В Италии уже почти полвека широко используют в кулинарии и картошку, и помидоры. А вот какао не очень-то прижилось даже в Китае – капризное растение, трудно выращивать.
– Угу. Теперь понятно, – пробормотал я, не особо вслушиваясь. Сейчас меня занимает совсем другое – жареный ягненок. – Не отдам тебя врагу, в своем желудке сберегу…
Мясо очень нежное и постное. Не нужно даже разрезать. Тем более, что вилок на столе нет вообще (эту штуку здесь считают антихристианской из-за сходства с трезубцем Ррогалдрона), а ножи довольно-таки тупые, с закругленным кончиком. Выпускать когти неудобно – еще людей переполошу.
Так что я вцепился в мясо голыми руками. И меня тут же по ним ударили. Сидящая рядом Аурэлиэль в очередной раз заметила нарушение этикета.
– Что я теперь не так сделал? – устало поинтересовался я.
– У тебя отвратительные манеры, – сухо произнесла эльфийка. – Ты находишься не в лесу, а на торжественном приеме. Потрудись запомнить несколько простейших правил хорошего тона. Мясо ни в коем случае нельзя брать всей рукой – только тремя пальцами…
– Это для пятипалых, – перебил я. – А у меня на руке семь пальцев. Мне как?
– Точно так же. Только тремя пальцами. Нельзя погружать руки в мясо. Нельзя подносить мясо ко рту обеими руками – только одной.
– А остальные пять пусть прохлаждаются?
– Да. Не забывай о манерах. И вообще, воспитанный человек надевает за едой перчатки – руки останутся чистыми и не будут обожжены горячими кусками. К сожалению, к тебе это неприменимо…
Я покосился в ее тарелку. Да, сама Аурэлиэль ест в перчатках. Как уже говорилось, вилок здешние правила застольного поведения не предусматривают, а ложкой едят исключительно жидкие блюда. Эльфийка сейчас кушает салат – берет понемножку тремя пальчиками и чопорно отправляет в рот.
А вот я в перчатках есть не могу. По той причине, что человеческие перчатки на меня не налезают.
Если быть совсем точным, то все-таки налезают, я их несколько раз носил. Только мне в них ужасно неудобно, ибо пальцев целых семь. Примерно как человеку в варежках. Пробовали когда-нибудь ковырять мясо в варежках?
Подали вареных омаров. Я радостно осклабился и тут же отправил первого из них в пасть. Целиком.
Раздался сильный хруст. Во все стороны полетели осколки панциря. Аурэлиэль жалобно всхлипнула и прошипела, беспокойно оглядываясь по сторонам:
– Их же сначала разламывать нужно, столовым ножом! Ну почему ты меня все время позоришь?!
– Извини, – пробурчал я, не переставая чавкать. – Тут ножи больно уж неудобные – фиг что разломишь. Вот почему у них кончик закругленный? Неудобно же.
– Потому что еще совсем недавно специальных столовых ножей вообще не существовало. За едой пользовались теми же, что и в повседневной жизни. Практически каждый носил на поясе нож – для всевозможных целей. В качестве зубочистки тоже использовали заостренный кончик ножа. Но шестьдесят лет назад один человеческий кардинал посчитал ковыряние ножом в зубах нарушением приличий и распорядился кончик закруглить. С тех пор за столом пользуются исключительно такими. Это правила этикета!
– Ладно, я все понял. Но у меня есть один важный вопрос.
– Какой?
– Ты свой бифштекс есть будешь? Если нет – можно, я съем?
Конечно же, Аурэлиэль отдала бифштекс без возражений, даже с облегчением. Довольно странно, что здешние официанты допустили такой просчет – подали эльфу мясо. Уж кажется, должны бы знать, что эти остроухие поголовно травоядны. А бедняжка Аурэлиэль просто не смогла отказаться от поданного блюда – это тоже было бы вопиющим нарушением этикета.
– Мясо не проварено, – задумчиво произнес я, поглощенный размышлениями.
– Ты ешь салфетку, – вежливо сообщила эльфийка.
Ах да, точно. Ошибся слегонца. Это серьезная проблема – когда отсутствует осязание. Ориентироваться на ощупь для меня невозможно – без зрения или Направления не могу точно сказать, к чему прикасаюсь. Что обычная бумага, что наждачная – на ощупь они для меня совершенно одинаковые.
– Икра черная!.. – облизнулся я, сгребая икру с тарелки. – Икра красная!.. О! Заморская икра, баклажанная!..
– Не лезь в мою тарелку, – снова ударила меня по руке Аурэлиэль. – Лазить по чужим тарелкам некультурно.
Я разочарованно подвигал пальцами. Всю баклажанную икру захватили эльфы – они ее просто обожают. Зато черную с красной не едят совсем. И желтую тоже не едят – на столе и такая есть.
– Все же ты отвратителен, – заметила Аурэлиэль, глядя, как я уплетаю. – Задумывался ли ты над тем, что каждая пожираемая тобой икринка – зародыш большой рыбы? Съев всего лишь ложку икры, ты единым глотком уничтожаешь целую рыбью стаю.
– Да, расточительно, – не мог не признать я. – Ну так люди тоже едят икру.
– Люди подобны малым детям, что испражняются прямо под себя, – вздохнула эльфийка. – Когда-нибудь они доиграются. Однажды эти краткоживущие поймут, что кладовые природы не бездонны, но будет уже поздно.
Тут с ней не поспоришь. Я видел миры, где люди довели экологию до абсолютно нефункционального состояния. На моей родной Земле с этим пока что относительно терпимо, но это только пока что.
В этом отношении нам и в самом деле не мешало бы поучиться у эльфов. Поскольку эти остроухие живут тысячи лет, они кровно заинтересованы в сбережении окружающей среды. Среднестатистическому человеку в большинстве случаев наплевать, что там будет с планетой через сто лет. Он до этого времени не доживет, дети тоже вряд ли, а правнуки пусть сами о себе заботятся.
Но для эльфа сто лет – не такой уж большой срок. И ему совершенно не хочется через век-другой сидеть по уши в грязи. Поэтому они в большинстве своем придерживаются максимально консервативного образа жизни, стараясь ничего не менять и не портить.
Зато гоблины в этом отношении даже хуже людей. Я однажды был в мире, населенном гоблинами. Вся планета – как гигантская помойка…
– Как тебе по вкусу наше угощение, гайнике одгя? – обратился ко мне сосед по столу. – Не пгавда ри, весьма утонченный вкус имеют некотогые брюда? Особенно советую попгобовать вот этих ггибочков – пгосто пгересть что такое, завегяю тебя!
Я дернул кистью, выражая согласие с мнением кардинала Щубута. Грибочки и в самом деле замечательные. А как гарнир к нежнейшему оленьему бифштексу – вообще объедение.
– Пгошу угощаться без стеснения, – довольно покивал Щубут. – Икогка тоже весьма хогоша. Я рично отвечаю за качество брюд. Нет сгеди них ничего недостойного и прохо пгиготовренного.
Я снова дернул кистью, с некоторым трудом воспринимая слова собеседника. Кардинал Щубут Дх’амКа’едзи – гном. В Ватикане всего три кардинала, не принадлежащих к людскому племени, и один из них – преподобный Щубут.
Говорит он с заметным акцентом – не совсем правильно расставляет слова в предложениях, очень сильно давит на шипящие, звук «р» произносит как «г», а «л» – как «р». Не совсем понимаю, как у него это сочетается.
В Италии этого мира довольно много гномов. Их земли расположены буквально по соседству, в Альпах. Никакой Швейцарии нет и в помине – вместо Цюриха и Женевы в недрах таятся подгорные города Эльбрандт и Лясси Лянель. Две гномские столицы.
В отличие от прочих народов, гномов не так уж беспокоит расовая дискриминация – их мало интересует поверхность, а людей мало интересуют пещеры. Однако на торговле это отразилось не самым лучшим образом.
Именно поэтому среди низкорослого народца в последнее время становится все больше христиан. Любовь к деньгам гномы впитывают с молоком матери. Во всех крупнейших городах Европы размещены их банкирские дома. Ростовщичество и ювелирное дело – в этом гномы действительно понимают толк.
– …а потом покойный отец пгизвар меня пгед свои очи и подсказар – иди, пгими рюдскую вегу, – деловито рассказывает Щубут. – Мой семья – очень борьшая семья, у меня пятьдесят два бризких годственника и семьсот восемьдесят два дарьних. Все габотают, загабатывают себе неборьшую дорю в пгибыри. Выгода семьи – выгода каждого. Меня избгари дря того, чтобы сдерар я кагьегу в цегковном дере и дар догогу семье для борьшой пгибыри. Хгистианство – очень выгодная геригия, очень! Бог всего ришь один, и пгосит совегшенно немного! Пгедставряешь ри ты, гайнике одгя, что такое иметь две тысячи богов, каждый из котогых жерает от тебя чего-то своего? Одному угодишь – дгугого оскогбишь! Боже мой, да поровина доходов покойного отца уходира на пгиношения Гогным Хозяевам! Не пгоходиро дня, чтобы очегедной дух не гневарся, тгебуя себе марую жегтву на умиготвогение! Так же совегшенно невозможно сдерать хогошую пгибырь!
– И вы, значит, стали священником, падре? – вежливо спросил я.
– Сначара – да. Сто два года назад пгошро с тех пог. Быри хогошие вгемена и быри прохие вгемена. Два или четыге газа меня хотери отпгавить на костег даже. Сугов Тогквемада, много егеси везде видит. Настоящий гномофоб. Но я все-таки выкопарся и сумер-таки поручить хогошую пгибырь дря себя и семьи. Стар епископом посре доргих тгудов, поручир пгиход в наших гогах. А в пгошром году даже поручир кагдинарьскую мантию – хотя совсем не ожидар, что однажды удостоюсь. Тепегь пгибырь будет еще борьше! Вся семья очень гада, особенно гад мой бгат-банкиг. Очень многие гномы уже изъявири жерание окгеститься – газ есть тепегь кагдинар-гном, значит можно иметь деро с рюдьми. Гном гнома не обманет – черовека может, но не гнома.
Я уже слышал о том, что двое из нынешних кардиналов-нелюдей получили красные сутаны только в прошлом году, уже при папе Леоне. Весьма разумный ход, миссионерская деятельность среди нечеловеческих народов изрядно от этого выиграла.
– И я вообще гад, что сменир геригию, – задумчиво произнес крохотный кардинал. – Хгистианство не торько очень выгодно дря пгибыри, но и дает некотогую увегенность в завтгашнем дне. Спокойствие насчет будущего. А гравное – надежду попасть в Гай.
– А по гномской вере с этим как?
– В стагой геригии гномов Гая нет.
– Что, совсем нет?
– Совсем.
– А что есть?
– Туннерь.
– Какой туннель?
– Обычный туннерь. По веге гномов после смегти ты попадаешь в туннерь.
– Ну так это и у людей в принципе так же. Туннель, в конце него – свет, а за этим светом – Райские Врата. А при них святой Петр сидит, на фейс-контроле.
– А у гномов – торько туннерь. Без света, без Гайских Вгат и без святого Петга. Пгосто идешь, идешь, идешь, идешь по бесконечному туннерю…
– И долго идти?
– Вечно.
– Хреновая какая-то религия… – искренне удивился я.
– Да, у рюдей с этим гогаздо интегеснее. Хотя есть, пгавда, сгеди грубинных гномов стогонники Теогии Комнаты. Сограсно ей, бесконечный туннерь все же не совсем бесконечен. В конце его – Комната.
– Что еще за комната?
– Не комната, а Комната. Великая Комната. Хотя рично я сомневаюсь в ее существовании.
– А что там, в этой Комнате?
– Ничего. Пор, поторок, стены.
– И что в ней делать?
– Что хочешь. Можно стоять. Можно сидеть. Можно режать.
– И долго так гимнастику делать?
– Вечно.
– Блин, одно лучше другого… – хохотнул я. – Что туннель, что комната – один хрен, если вдуматься.
– Да, поэтому я и гад, что сменир геригию. Я не знаю, как выгрядит хгистианский Гай, но надеюсь, там все же будет не торько бесконечный туннерь. Я не очень-то рюбрю туннери, есри честно. Поэтому и предпочер жить сгеди рюдей, в их гогоде. Хотя гномофобов здесь все-таки многовато. Это иногда мешает моей пгибыри.
Я сунул в рот последний кусок и оставил столовые приборы в покое. Вроде бы наконец-то наелся. Я удовлетворенно похлопал себя по животу и повернулся к Щубуту, желая задать еще пару вопросов. Но тут в зале заиграла торжественная музыка. Народ прекратил есть и повернул головы к входу. Швейцары в ливреях распахнули двери и глашатай трубно объявил:
– Прибыл король цверго-о-о-ов!..
– Дорогу!.. Дорогу королю цвергов!.. – тут же раздались басовитые окрики.
В распахнутые двери ввалились две дюжины коренастых широкоплечих коротышек. Все в тяжелой броне с шипами, все вооружены до зубов. Из-под груды железа видны только густые бороды.
Впереди всех вышагивает сам король. Совершенно ничем не отличается от своих гвардейцев – тоже в доспехах, с огромной секирой, вместо короны – остроконечный шлем. Вот разве что плащ за спиной развевается – черные звезды на алом фоне.
– Его Вечность король Казехирак Длинноус! – провозгласил глашатай.
– ∑שׂכּхזּאּדּ Ωỵrפּוֹתּשׁיִבּ غפּטּיּזּתּхשּאּĐ! – важно произнес король.
Я не понял ни единого слова. А вот Аурэлиэль закусила губу, с трудом удерживаясь, чтобы не рассмеяться. Я с любопытством посмотрел на нее, и она вполголоса объяснила:
– Мне всегда смешно видеть, как цверги пыжатся на таких церемониях. Король, надо же!..
– А что не так? – не понял я. – Король, ну и чего?
– Да просто у себя дома эти короли точно так же рубят уголь в шахтах, как и последние из их подданных. Кажется, у цвергов восемнадцать королей… или девятнадцать?.. Не помню точно.
– А нафига так много?
– Понимаешь, они к этому относятся совсем не так, как Народ или люди. Их короли… понимаешь, для цвергов король – это что-то вроде бургомистра… или нет, даже деревенского старосты. Руководит, следит за порядком, представляет свой клан на переговорах с Народом, людьми и троллями… да вот и все, по сути. Никаких особых прав у него нет, никаких почестей не воздается. Нет даже королевского дворца – живет в тех же условиях, что и все остальные. «Король» у них – не титул, а должность. Правда, должность наследственная – передается от отца к сыну.
– Ах вот оно как…
– Да. Но оказавшись на подобном приеме у нас или людей, король-цверг сразу надувается от важности. Усомнись на мгновение в его праве сидеть рядом с королями Франции и Испании – и рискуешь получить удар топором. Цверги очень болезненно воспринимают любое умаление их прав.
– Будем знать.
– Да, это тебе стоит усвоить, – кивнула моя учительница хороших манер. – И заодно запомни – в разговоре с цвергом ни в коем случае не употребляй слов «маленький», «мелкий», «короткий», «низкий» и любых других, имеющих подобное значение. Любое подобное слово цверг может воспринять в качестве намека на его рост. И вполне может без долгих раздумий шарахнуть топором. Кстати, на всякий случай воздержись и от слов противоположного значения – «большой», «крупный», «длинный», «высокий» и так далее. Особо обидчивые цверги их тоже почитают за личное оскорбление.
– Тогда уж проще вообще молчать, по-моему. А в чем у них проблема-то, собственно? Гоблины и гномы еще ниже цвергов, но почему-то не обижаются.
– Не обижаются. А вот цверги обижаются, и даже очень. Уж много раз им пытались доказывать, что люди и эльфы, например, тоже кажутся коротышками рядом с троллями или ограми – но цверги не воспринимают логических аргументов, когда дело касается роста. Так что постарайся выбирать слова максимально осторожно, если доведется говорить с кем-нибудь из них.
– Угу. Постараюсь. Кстати, а на слово «максимально» цверги как реагируют?
– Да, ты прав. В разговоре с цвергом лучше употребить «предельно» или еще какой-нибудь синоним.
Я вдумчиво откусил кусок сыра, разглядывая цвергов во все глаза. Сегодня я увидел их первый раз в жизни.
Кстати, гномов я до сегодняшнего дня тоже не видел. И вообще плохо представлял себе разницу между гномом и цвергом. Полагал, что это примерно одно и то же.
Однако ж на деле – ничего подобного. В том же английском языке гном – «gnome», а цверг – «dwarf». А в немецком гном – «Gnom», а цверг – «Zwerg». В Европе их никто не путает. Это только наши доморощенные переводчики почему-то решили, что нефиг баловать бородатых коротышек, обойдутся и одним названием на двоих.
В чем же обстоит разница? Ну, проще сначала перечислить сходства. Цверги и гномы маленького роста, бородаты, живут под землей и добывают полезные ископаемые. Это у них общее. Но на этом сходства заканчиваются и начинаются различия. Перечислю по пунктам.
Рост. Уже одной только разницы в росте более чем достаточно, чтобы избавиться от путаницы. Рост цверга колеблется между ста двадцатью и ста сорока пятью сантиметрами. Не такой уж и лилипут, собственно. Даже можно принять за очень низкого человека. Тот же Денни де Вито вполне бы сошел за своего – особенно если прилепить бороду.
Гномы заметно ниже цвергов. Причем у них на удивление широкий диапазон роста – от тридцати до ста десяти сантиметров. Высокий гном почти вчетверо выше низкого. Вот кардинал Щубут, например, сидит на специальном стульчике – в этом святом отце сантиметров сорок, не больше. И в то же время его личный секретарь сидит на совершенно нормальном стуле и даже достает ногами до пола – в этом парне метр с лишним. Хотя он точно такой же гном – даже приходится Щубуту дальним родственником.
Комплекция. Здесь цверги и гномы тоже совершенно различны. Цверг, несмотря на небольшой рост, весит даже больше среднего человека – девяносто, а то и все сто килограмм. Эти ребята поголовно широкоплечи, кряжисты и очень сильны. Похожи на бородатые ящики. На одни только их доспехи поглядеть – не меньше центнера железа.
В то же время гном по комплекции мало отличается от человека. Бывают толстые гномы, бывают худые гномы, бывают скрюченные гномы – кардинал Щубут, например, похож на гороховый стручок – но в целом они довольно человекоподобны.
Бороды. Бороды есть у тех и других. Но очень по-разному. Для цверга борода – главное достоинство в жизни. В их языке слова «борода» и «гордость» звучат совершенно одинаково. Цверг скорее предпочтет быть кастрированным, чем побритым. Волосы на лице начинают расти у них еще в колыбели – причем не только у мужчин, но и у женщин. Безбородый цверг – чрезвычайно редкое и очень несчастное явление.
В то же время гном относится к бороде совершенно спокойно. Большинство из них ее носит, но многие сбривают, ничуть по этому поводу не переживая. У женщин лица гладкие, никакой растительности.
Жизненный уклад. На первый взгляд может показаться, что уж тут-то цверги и гномы почти не отличаются. Те и другие жадноваты, живут в горах, строят пещерные города, добывают руду, обрабатывают металл… но тем не менее, различия между ними все же велики.
Цверги – народ боевой, задиристый. Они отличные кузнецы, но лучше всего у них получается броня и оружие. Любимый металл – железо. А вот гномы – существа миролюбивые, проблемы предпочитают решать не на поле боя, а за столом переговоров. Тоже прекрасные кузнецы, но предпочтение отдают тонкой работе – ювелирным изделиям и звонкой монете. Любимый металл – золото.
Помните пушкинские стихи о споре золота с булатом? Именно таковы основные разногласия гномов и цвергов. С одной стороны хитрые и алчные ростовщики, с другой прямодушные и задиристые оружейники. Ладят они не слишком хорошо – благо разделяет их значительное расстояние. Гномы живут в Альпах, цверги – в Скандинавских горах.
Однако у гномов и цвергов все же есть и немало общих черт. Действительно, те и другие живут под землей. Действительно, те и другие добывают полезные ископаемые. И именно за это те и другие мне искренне симпатичны. За то, что они простые работяги, в поте лица добывающие свой кусок хлеба.
Конечно, у людей гномы и цверги не так популярны, как эльфы. Эльфы ведь такие прекрасные, такие чудесные, такие одухотворенные! Они танцуют на лужайках, поют песни и обладают дивным волшебством. Буквально напрашиваются на роль в какой-нибудь балладе. Тот же Шекспир писал именно о эльфах – не о гномах. Какой вообще интерес рассказывать истории о бородатых чумазых карликах, машущих киркой? Все равно что о шахтерах сагу слагать.
Обидно за мужиков. Ужасно обидно.
Судя по тому, что я здесь вижу и слышу, эти цверги представляют один из крупнейших кланов – Ваддард-Олдрон. В переводе на наш язык – «Звенящая Кирка». Дела у них последнее время идут не очень хорошо – истощилось несколько ценных жил, произошло сильное землетрясение, эпидемия вспыхнула, да еще и монстр какой-то в подземельях завелся. Нечто наподобие приснопамятного Гренделя – является по ночам, убивает спящих.
Цверги – народ не особо религиозный. К богам у них отношение примерно такое же, как к королям. Нечто вроде небесного МЧС. Когда возникают проблемы, с которыми своими силами не справиться, цверги в некотором роде «подают заявку» на небеса, прося помощи.
Для этого в их пещерах стоят специальные каменные идолы. Принцип простой – берешь бумажку, пишешь на ней пожелание, а сверху кладешь подношение. Золотой слиток, самоцвет или какое-нибудь изделие. Чем ценнее, тем лучше.
Короче, «я даю, чтобы ты дал».
Если желание исполнилось, надо прийти к идолу и посмотреть – на месте ли твоя «мзда». Если пропала – значит, бог взял ее в качестве платы. Если на месте – значит, бог проявляет щедрость и разрешает оставить золото себе. Можно смело забирать обратно и жить счастливо.
Ну а если желание не исполнилось – значит, мало дал, надо добавить. Иди снова к идолу, сыпь золота побольше и жди.
Но в этот раз боги что-то совсем уж обленились. Цверги клана Ваддард-Олдрон завалили своих идолов золотом по самые уши, все настойчивее требуя прекратить черную полосу. И никакого результата. Народ понемногу начал роптать. Матерки становились все громче.
В конце концов цверги пошли на крайние меры. Направили к «небесному начальству» гонца. Если выражаться точнее – совершили человеческое жертвоприношение. Не в буквальном смысле человеческое, конечно, а цвергское.
В гонцы был избран не кто-нибудь, а предыдущий король. Ему выдали дипломатические полномочия, наказали спросить с обленившихся богов по всей строгости и вручили длинный список претензий и пожеланий.
После чего долбанули топором по темечку.
Изменений к лучшему цверги так и не дождались. Видимо, наверху заявку отклонили.
Гонец тоже почему-то назад не вернулся.
Прошло еще сколько-то времени, и клан окончательно впал в уныние. Этой зимой совет старейшин решил – раз старые боги не хотят помогать, надо сменить их на других. После долгих споров и пререканий выбор был сделан в пользу Бога людей. Новый король Карзехитар Длинноус лично возглавил делегацию в Ватикан.
– Мы, стало быть, принесли тут вашему Старшому кой-чего, – бегло заговорил по-немецки Карзехитар, степенно поглаживая бороду. – Слышали о нем много хорошего, хотим, стало быть, тоже к нему под начало пойти.
Коренастые мужички тем временем вносят в зал все новые железные ящики, доверху набитые золотом, серебром, драгоценными камнями и различными изделиями из камня и металла. Кардиналы и епископы глядят на это с несомненным одобрением, кое в чьих глазах явственно виден жадный блеск. Кардинал Щубут вообще аж приплясывает на стульчике, потирает сморщенные ладошки, трясет козлиной бороденкой.
А вот папа смотрит на подношения невесело, подперев щеку кулаком. Даже вздыхает с легкой грустью.
– Мы принимаем твои дары, добрый король, – наконец заговорил Леон Второй. – Завтра ты и сопровождающие тебя будут окрещены в соборе Святого Петра, и вы вступите в лоно истинной Церкви. После этого…
– Погодь, братишка, – поднял мозолистую ручищу цверг. – Это ты чего-то не о том говоришь. Мы вот, стало быть, принесли вашему Старшому подарки. Примет он нас теперь под начало?
– У Господа нашего найдется место для каждого. Лишь пожелай прийти к Нему – и врата Его пред тобой распахнутся.
Король Карзехитар наморщил лоб, явно с трудом понимая, о чем говорит собеседник. Всякая философия и высокий штиль вызывают у цвергов только головную боль. Они привыкли говорить четко, просто и конкретно.
– А под начало-то он нас примет? – осторожно уточнил длиннобородый карлик.
– Да, примет, – вздохнул папа. – И не потребует за это никакой платы.
– Э, нет, так не пойдет, – покачал головой Карзехитар Длинноус. – Это не деловой разговор. Мы, стало быть, сами бесплатно не работаем, и от других такого не ждем. Так своему Старшому и передайте – мы ему, стало быть, платим по совести, а он нам за это помогает… вот у меня тут перечень есть, чего нам нужно. Перечень длинный, так что и подарки принесли немалые. Если мало покажется – добавим, скупердяйничать в таких делах не обучены, с члякликлами дел не имеем. Так, стало быть, справедливо будет. Согласен со мной, братишка?
Сразу два кардинала склонились к папе, шепча ему в оба уха. Разъясняют особенности менталитета цвергов. А заодно намекают, что у собора-де крыша прохудилась и вообще – от чистого сердца же предлагают, зачем отказываться, людей обижать? То есть не людей, а цвергов. В их пещерах золота-серебра и без того целые груды, не обеднеют.
А этот долгобородый карапуз – хозяйственный мужик, хоть и король. На наших сибиряков чем-то похож.
– Мы принимаем твои дары, добрый король, – повторил Леон Второй. – Завтра мы обучим тебя, как принято обращаться к нашему… Старшому, выражаясь твоими словами. Пока же отдохни с дороги и прими участие в нашем пиршественном веселье. Тебя и твоих собратьев рады здесь видеть.
Карзехитар Длинноус немного подумал и согласно тряханул бородищей. Вышколенные лакеи забегали меж столов, рассаживая кубообразных карликов по местам. Те смотрят вокруг угрюмо, насупленно. И броню никто не потрудился скинуть. Говорят, некоторые цверги настолько суровы, что не снимают лат даже во время сна.
Страшноватое должно быть зрелище – супружеская пара цвергов в постели. Оба в доспехах, с оружием, поверх одеял две огромные бородищи. Кто муж, кто жена – совершенно непонятно. Одинаковые, как горошины.
Я вдруг обнаружил, что кардинал Щубут успел куда-то исчезнуть. Кажется, в церковной организации он исполняет обязанности казначея – разумеется, его очень заинтересовали подношения клана Ваддард-Олдрон.
Зато ко мне поближе подвинулся другой кардинал – и тоже нелюдского племени. Седовласая голова в красной шапочке чуть склонилась, и престарелый эльф вежливо произнес:
– Elen sнla lъmenna omentielvo, yondonya.
– И вам приятного аппетита, падре, – ответил я. – Чему обязан знакомством?
– Захотелось лично побеседовать с демоном, принявшим Веру, – с легкостью перешел на итальянский эльф. – Мое имя – отец Сардо. А под каким именем известен ты?
– Олег.
– Благодарю тебя за ответ, сын мой. Не поведаешь ли мне – кто ты таков, откуда взялся и отчего изменил обычным устоям демонов?
– Обычным – это каким?
Седой эльф на секунду призадумался. Мне пришло в голову, что этому патриарху, должно быть, не меньше трех тысячелетий – волосы белые, как снег, лицо вдоль и поперек бороздят морщины, на скуле почерневший от времени рубец. Только глаза по-прежнему ясные и светлые.
Увидеть такого эльфа – большая редкость, несмотря на их удивительное долгожительство. Смерть от старости – далеко не единственная смерть. Особенно в эпоху жестокого средневековья. Войны, бандитизм, болезни, голод, природные катастрофы, несчастные случаи, дикие звери и чудовища, происки нечистой силы… эльфы тоже страдают от всего этого.
Да, они живут невероятно долго, но в отличие от полноценных бессмертных – ангелов, демонов, джиннов, титанов и прочих – так же легко погибают, как и люди. Поэтому до настоящей старости доживает в лучшем случае один эльф из сотни.
Банальная статистика – чтобы жить вечно, недостаточно одной лишь вечной молодости.
– Обычным… – задумчиво произнес отец Сардо, отхлебывая какую-то зеленоватую жидкость с терпким запахом. – Не стану лгать, я не так уж много знаю о демонах. Но я живу на этом свете уже две тысячи восемьсот восемьдесят лет. Это очень долгий срок – очень долгий даже для эльфа. Мне довелось повидать всякого. И так уж случилось, что я дважды имел возможность свести с демонами близкое знакомство. Оба раза я лишь чудом остался жив. Первая встреча оставила мне на память вот это украшение, – эльф коснулся рубца на скуле, – вторая лишила женщины, которую я любил. Не стоит удивляться, что после этого я с сомнением встречаю демона, не пытающегося перегрызть мне горло.
– Демоны тоже разные бывают, – ответил я. – Не все среди них тупые монстры. С некоторыми вполне можно и договориться.
– «Среди них»?.. – чуть приподнял брови кардинал. – Верно ли я понимаю тебя, сын мой? Сам себя ты, получается, к демонам не причисляешь?
– Не причисляю. И никогда не причислял. Демоном меня назвали другие. Даже не назвали, а… назначили, что ли…
– Удовлетворишь ли ты мое любопытство, если я спрошу…
– Давайте как-нибудь в другой раз, падре, – устало махнул рукой я. – Не в настроении я прошлое ворошить. Вот накачу стопарик – тогда может и расскажу. А пока лучше скажите, как вы сами до этого дошли?
– До чего – до этого?
– Ну, сан приняли. Эльф-священник – тоже не каждодневное зрелище. Тем более кардинал. Вам красную шапочку тоже в прошлом году вручили, как падре Щубуту?
– Нет, – задумчиво мотнул головой отец Сардо. – Ты ошибаешься, сын мой. В отличие от святых отцов Щубута и Крэйга, я был рукоположен в кардиналы задолго до рождения нынешнего папы. Милостью Божией я занимаю свой нынешний пост уже более двухсот лет.
– Ого! – не выдержал я.
– Понимаю твое удивление, сын мой. Предыдущий папа – да и до него тоже многие – не раз покушался на мой сан, ища возможности низвергнуть меня в небытие, обратить к праху. Но я слишком сроднился с камнями Ватикана. Даже у ненавистника всего нечеловеческого Джулиана так и не вышло сковырнуть с моей главы это украшение. Единственное, чего он добился – да я и не возражал – это удаления меня из Ромеции и всей Италии. Последние пятнадцать лет я жил в Айнельдеоне, прекраснейшем из городов моих сородичей. И могу с гордостью сказать, что это время не прошло даром. Немало из Народа прислушались к моим увещеваниям и обратились к Богу Истинному, Богу Вечному. Несмотря на то, что в ту лихую годину нас хулили и преследовали, нашлись все же те, кто отыскал в своем сердце силы не отождествлять Бога и неразумных прислужников Его.
– А кем до этого были, падре? Как вообще так вышло, что вы решили принять сан?
– Это давняя история, сын мой… – опер подбородок на ладони отец Сардо. – Память моя по-прежнему ясна и не омрачена старческими недугами, но события столь давние все же по большей части выветрились из нее. Тем не менее, я до сих пор хорошо помню ту встречу… помню тот день… помню того человека… я никогда его не забуду. Это было не здесь, а в глухих восточных лесах, где ныне разместилось Королевство Венгерское. Много моложе меня сегодняшнего, я странствовал в тех местах по неким надобностям. Так случилось, что я уже и не помню, по каким именно. Да это и не имеет значения. Наша встреча произошла случайно… хотя с тех пор я о многом передумал и уже не верю в ее случайность, ибо нет на этом свете случайностей, а есть лишь Промысел Божий. Так было предрешено. Так нужно было, чтобы я встретил того человека. Мужа низкорослого, лысого, с ногами кривыми, с осанкою достойною, с бровями сросшимися, с носом немного выступающим, полного милости. Не сразу я понял, что судьбоносна эта встреча для меня. Даже осыпал его насмешками – к теперешнему моему великому стыду.
– И кто это был?
– Муж достойнейший из достойных, – повторил кардинал. – Случилось так, что нам с ним было по пути, и дальше мы пошли вместе. При этом я, эльф к тому времени уже немало проживший, не переставал подтрунивать над человеком «возраста детского, но уже плешь нажившего». Была во мне тогда такая черта – смотреть на людей и прочих краткоживущих с презрительным снисхождением, аки на бабочек-однодневок. В гордыне своей юности я глумился над всем, что задевало мой высокомерный снобизм, мою нетерпимую ограниченность, мои глупые предрассудки. Теперь стыжусь былого. Вспоминаю, с каким терпением и смирением сносил мои колкости тот муж. Вспоминаю, как одним лишь возложением рук исцелял он язвы у прокаженных, не гнушаясь касаться их нечистой плоти. Немало довелось ему испытать на пути – его осыпали бранью и побоями, гнали и терзали. Однажды его бросили в темницу – однако воззвал он к Богу, и вдруг сделалось великое землетрясение, так что поколебалось основание темницы. Я видел это собственными глазами, сын мой. Постепенно его речи вошли в мои уши и достигли сердца. Я продолжал следовать за ним, совершенно позабыв о том, куда стремился до этого. И в конце концов случилось так, что я обратился в его Веру и был лично им окрещен.
– Так кто это был-то? – снова спросил я.
– При рождении его нарекли Саулом. Но гораздо лучше он известен под именем Павел. Первопрестольный апостол. Именно поэтому даже в самые скверные для эльфов времена никто и не помышлял отлучить от Церкви меня…