Вернувшись в Лерден после почти месячного отсутствия и целого дня полета из Бренна, Николас обнаружил перед подъездом скучающий в ожидании экипаж, а в самом доме — компанию гостей. Все уютно устроились в отремонтированной наконец гостиной, развлекая себя непринужденной беседой, различными вкусностями и карточной игрой. Было видно, что собрались так они уже далеко не в первый раз, притерлись друг к другу и вроде совсем неплохо без него обходятся. Приветствовали его вроде радостно, но складывалось ощущение, что как-то все немного напряглись. Даже Марион, которая тут исполняла роль хозяйки и королевы и которой это явно нравилось.

«М-да, вот так уедешь, даже и не очень надолго, а потом и не пойми куда возвращаешься», — мысленно поморщился Николас, но при этом приклеил на рот самую сияющую улыбку и вслух почти пропел самым жизнерадостным голосом:

— Сюрприз! Не ждали, поди, еще? А я к вам на крыльях прилетел! Перепончатых!

— Наоборот, только тебя (вас) и ждем! — запротестовали нестройным хором присутствующие, тоже спешно надевая на рты улыбки. — Который день ждем! Уже отчаиваться начали!

На шею Николасу, однако, никто не кинулся. Только руками на расстоянии засучили, приветствуя. Марион ждала, пока он сам к ней подойдет, а вот девушки (Орлетта, Брина и Дета) как-то зажались, явно не решаясь на более активные действия. И причина такого их поведения сейчас шла, робко улыбаясь, к вернувшемуся хозяину дома. И называлась эта причина кэр Митр, последний оставшийся в живых рыцарь, наверное, уже несуществующего ордена Света!

— Дорогой граф, — немного смущенно обратился он к Николасу, — я все-таки решился воспользоваться вашим приглашением, а ваша матушка была настолько любезна, что приютила бездомного кэра. Вы не будете против того, что я погощу у вас немного? Не скрою, ваш независимый статус для меня сейчас оказался очень ценен. Но я надеюсь быть для вас и вашей матушки не нахлебником, а другом, которому вы сейчас помогли и который будет вам за это всегда благодарен.

Ха, еще один бесхозный кэр в гости пожаловал! И пока хозяина не было дома, исполнял его роль объекта всеобщего внимания и домогательств. Николас почувствовал легкий укол ревности, но сам же рассмеялся над комизмом ситуации. То-то у девушек, когда он вернулся, глаза разбежались, как бы косоглазие не заработали! Как себя вести не знают, чтобы никого не обидеть. Ну-ка, посмотрим!

Николас широко заулыбался:

— Дорогой кэр Митр, я счастлив вас видеть и горд тем, что вы приехали именно ко мне. Я совершенно искренне предложил вам свою дружбу, и мне очень приятно, что вы ее приняли!

Он крепко стиснул гостя в объятиях, чуть отпустил руки и хлопнул его по обеим лопаткам еще раз, прижимая к себе.

— Дом наш, конечно, не дворец, живем мы с матушкой скромно, но дружно и с полным взаимным доверием и любовью. Будем рады принять вас не только в гости, но и в свою семью!

Говорил он немного на публику, но кэра Митра, кажется, проняло. Он, похоже, даже всхлипнул и стиснул его в свою очередь в объятиях, уронив голову куда-то ему за плечо, так как был немного выше Николаса.

— Спасибо, кэр, спасибо! — пробормотал он срывающимся голосом. — Вы воистину благородный рыцарь и замечательный человек. А ваша матушка — идеал женщины и матери. Ее материнская забота… я даже никогда и не знал такой. И ваши друзья… так меня приняли… Никогда… не…

Митр замолчал, то ли мысль потерял, то ли слов подобрать не мог, зато сжал Николаса так, что кости затрещали. Хорошо, что они оба кэры, а иначе ребра бы точно поломанными остались.

Если честно, Николас ждал, что после того, как они пообнимаются с Митром, девушки к нему тоже обниматься полезут. Для того во многом сцену и замутил. Но эксперимент не прошел. Митр настолько растрогался, что перетянул центр всеобщего внимания на себя. В результате бедные девицы не знали, то ли одного кэра приветствовать, то ли другого ободрять. В конце концов к нему подошла только одна Орлетта, да и то на секунду и как-то неуверенно. Быстро пожала предплечье и тут же затесалась в общую стайку около Митра, которого уже Дета с Бриной успокаивали. Одна Марион с сына умиленных глаз не сводила. К ней он и пошел.

— Правду говорят, что жен может быть много, а мать только одна, — пробормотал он себе под нос. — Мой «гарем» мне, похоже, изменил. Пора замену искать. Или ну этих аристократок на фиг?

Николас с недобрым прищуром посмотрел на Орлетту. Его сердце при виде ее все еще непроизвольно сжималось, но нарастало и раздражение. Письма, понимаешь, пишет. Ждать обещает. Оно и видно, как ждет. Ну и жди дальше…

Почувствовав взгляд, девушка обернулась и встретилась с ним глазами. На долю секунды в них мелькнули растерянность и смущение, сменившиеся решительностью. Не отводя глаз, она сделала к Николасу несколько шагов, но тот уже сам отвернулся, подошел, наконец, к матери и обнял ее, отрешившись от всей суеты вокруг. После чего опустился рядом с ней в ближайшее кресло, а горничная, повинуясь жесту Марион, немедленно подала ему чистый прибор, подвинув стоявшие рядом початые блюда в сторону.

— Садись, сынок, рядышком! — важно, но вместе с тем нежно произнесла хозяйка. — Расскажешь нам о своих приключениях и впечатлениях! Что делал, с кем встречался. А то мы о тебе только в газетах читали, да раз герцогиня де Лион мне тебя по хрустальному шару показала. Как ты с королевой в театре беседовал.

Все присутствующие с интересом повернулись к Орлетте, ожидая пояснения или хотя бы продолжения. Но та, поборов минутное замешательство, немного смущенно, но решительно и ловко перевела разговор на другое — как одеваются дамы в Бренне и какова сейчас мода в Летеце и Линне. Девушки, да и все остальные, оживленно включились в обсуждение, но быстрые взгляды, которые они периодически бросали на подругу, показывали, что от вопросов об остфальской королеве и хрустальном шаре ей никуда не деться.

Постепенно атмосфера разрядилась, а беседа стала непринужденной, прежде всего, благодаря стараниям Николаса, который подробно и с юмором стал описывать свои путевые наблюдения, а кое-что и изображать в лицах. Например, он рассказал о недавно появившихся в Бренне модных детских колясках, в несколько гротескной форме отразивших основные черты характера дэнцев: их любовь к монументальности, порядку и заботе о детях. В результате коляски с тягой в одну человеческую силу лишь немного уступали в габаритах экипажам, в которые запрягали лошадей, и имели дикое количество ограничений по их использованию. Катить их разрешалось только по тротуару по специально отведенной для этого полосе, пересекать проезжую часть только в местах, имеющих соответствующую разметку и находящихся под контролем стражи, а оставить их без присмотра на пару минут у магазина или торговых рядов было самым надежным способом сесть в тюрьму на полгода. В общем, хочешь иметь кучу лишних хлопот — купи такую детскую коляску. Но при этом завести их старались практически все семьи с маленькими детьми!

Засиделись допоздна, после чего кэр Митр отправился провожать девушек по домам. Не самое сложное занятие, так как развозила их стоявшая все это время у подъезда карета, принадлежавшая, как выяснилось, Брине де Аргон. Судя по всему, такие проводы успели за декаду стать традицией. Предложение составить им компанию Николас отклонил, резонно заметив, что и одного кэра в качестве охраны более чем достаточно, а нагуляться и даже налетаться он сегодня успел досыта. И если Орлетта с Детой были этим, похоже, разочарованы, то Брина, чей коттедж в кампусе был последней точкой маршрута экипажа, вроде даже вздохнула с облегчением. Похоже, у ее отношений с кэром Митром появились перспективы (интересно, для кого более заманчивые?), и еще один кавалер имел все шансы стать лишним.

Ситуацию прояснил утром сам Митр, пришедший к Николасу перед завтраком с желанием объясниться.

— Брат мой кэр, — начал гость, глядя в пол и переминаясь с ноги на ногу, — попав в твой дом, я не только смог ощутить, насколько прекрасной бывает семейная жизнь, но и невольно оказался вовлечен в общество твоих очаровательных друзей. Потрясающе красивых и обаятельных девушек, чье дружеское участие буквально вернуло меня к жизни. Но дальше я столкнулся с этической проблемой. Мне, долгое время лишенному женского общества ради служения не совсем понятной мне идее, о чем я теперь жалею, очень трудно держать себя в руках и никем из них не увлечься. Но я прекрасно понимаю, что твой дом они посещали не ради меня…

— Тебя беспокоит, что ты стал охотиться на чужой территории? — Николас сделал «страшные» глаза, потом рассмеялся. — Не, на дуэль вызывать не буду. Или боишься отбить у меня подружку с помощью своего неотразимого обаяния? Не обольщайся. У этих девушек пробудился ко мне интерес только после того, как я стал кэром. Не думаю, что кто-нибудь из них в меня действительно влюблен, так что увести у меня никого не получится. Просто некого. Развлекайся на здоровье.

— То есть ты не будешь ревновать меня к Брине?

— К Брине? Нет. Но должен предупредить, что эта девушка явно хочет замуж, так что просто интрижку с ней завести не получится. Точнее, последствия могут быть не самыми приятными. Или ты на ней жениться хочешь? Ты знаешь, что у нее графство Пэм в качестве приданого?

— Она об этом в первый же день знакомства проговорилась.

Проговорилась? Николас мысленно хмыкнул, представив, какие при этой оговорке были лица у Орлетты и Деты. А Митр, кажется, совсем не такой романтик, каким себя изображает. Ну, совет да любовь им!

— И еще, знаешь, о чем я подумал? — Митр говорил, чуть захлебываясь, явно стесняясь, но с уверенностью в своей правоте. — Ты ведь, наверное, где-нибудь в Дэнляндии останешься? Отто тут точно скоро войну развяжет, вполне может статься, что тебе с Вендией или Галлодией воевать придется. Ибра же — страна нейтральная. Гарантия, что на поле боя мы с тобой не встретимся. А Брина? Очень милая девушка, хорошо воспитанная и с богатым приданым. Лучшей жены мне, наверное, и не найти. Так что, если ты не против…

— Не против, не против! — От серьезного тона и смущенного выражения Митра Николас не выдержал и рассмеялся. — Только ты меня с герцогом де Аргон не путай. Тебе руку дочери у него просить надо, а не у меня. Ну а сердце — у самой девушки. Так что желаю удачи!

Рассуждал только что кэр Митр довольно цинично, но теперь сентиментально повис на шее у Николаса, как тряпка на заборе, и даже вымочил ему воротник слезами.

— Ты такой благородный, спасибо тебе… — бормотал он.

И как такие черты характера в человеке одновременно уживаться могут? А рубашку переодеть придется…

Утро и большую часть дня Николас провел в своей лаборатории. Он бы оттуда и вовсе не вышел, да Марион по случаю возвращения сына с обедом расстаралась. Благодаря продаваемым артефактам «древних», доходы у них существенно увеличились. И как следствие, вполне всех устраивавшая раньше кухарка была понижена в должности до старшей помощницы повара. Но она не возражала, так как зарплату ей хозяйка даже прибавила, а в помощь появились еще двое поварят. Главное же, что ставший официально заправлять на кухне повар, переманенный по ее рекомендации из довольно престижного ресторана, оказался по случайному стечению обстоятельств ее мужем. Так что вдвоем на кухне они появлялись редко, только в особо торжественных случаях, одним из которых как раз и стало возвращение хозяина.

Дел же в лаборатории накопилось много. Прежде всего, надо было восстановить комплект носимых с собой артефактов, уменьшившийся в результате его подарка королеве Агнессе. И очень хотелось попробовать изготовить артефакты, аналогичные тем, с помощью которых организаторы Бреннского конгресса пытались повлиять на его участников. Королева Остфалии все-таки предоставила Николасу возможность с ними ознакомиться, правда, совсем на короткое время — видимо, рассчитывала, что он не сумеет понять их устройство. Он и не сумел, так как с ментальной магией был знаком крайне поверхностно, но встроенные в них узоры заклинаний, как мог, срисовал. Теперь предстояла интересная работа — разобраться, из каких частей эти заклинания состоят и как они работают. А потом и самому их создавать научиться, хотя бы в виде артефактов. Но работа эта обещала быть довольно долгой, так что вкусный обед был достаточно серьезным аргументом сделать в ней перерыв.

Девушки на обед тоже пришли, но в неполном составе. У Деты неожиданно нашлись другие дела. Точнее, ей эти дела нашел ректор, связавшийся с университетом по хрустальному шару. Он малой скоростью возвращался вместе с остальной делегацией Лердена, и их возвращение домой ожидалось еще не раньше чем через неделю. Как выяснилось потом, Дета срочно была назначена магиней-наставницей при наследнике княжеского престола, тоже Бурхарде, как и его отец.

Наиболее простым объяснением этого события было то, что у Бурхарда III стали проявляться признаки ухудшения здоровья. Вот фон Кредер и подсуетился, под предлогом повышенной охраны княжича и заботе о его образовании и здоровье, ввести в его окружение своего человека. Интересно, а половое воспитание в программу обучения монархов входит? Или только «этика королевской семейной жизни»? Шутка получилась пошловатой, но у Николаса и настроение в последнее время было неважным. И даже не из-за собственного бездействия в отношении болезни князя. Тут как раз все понятно, если попросят — поможет. Только и без него там лекарей хватает, которые никого постороннего к монаршему телу и близко не подпустят. Хуже, что теперь вокруг него, Николаса, со всех сторон большая политика, куда ни шагни, неминуемо вляпаешься. Даже набежавшие, а теперь разбегающиеся девушки — только фишки в политической игре, и цена их вниманию очень невелика. Но то, что разбегаются, неожиданно оказалось неприятным.

В общем, блины с паюсной икрой он ел без большого удовольствия. Но на тушенных в сметане рябчиках начал оживать, свинина в ананасовом кляре и яблоки под карамелью уже хорошо пошли. А пончики с курагой и хворост в сахарной пудре на десерт… пальчики оближешь! Читал он у одного древнего автора описание прекрасного города, где «абсолютно все было создано для наслаждения». А потом на десяти листах шло перечисление, что там вкусного можно было поесть. И больше ни о каких прочих «наслаждениях» ни слова не было. Что-то в этом есть…

Под благодушное настроение Николас предложил сходить в театр и был активно поддержан всеми остальными. Даже Марион, которая сама никуда идти не собиралась, твердо заявила, что подобные, как она выразилась, «интеллектуальные» развлечения — самое подходящее занятие для молодежи.

Правда, Николас сомневался в правомерности отнесения развлечений молодежи в театре к интеллектуальным. Что делают молодые люди в ложе театра, когда в зале погасили свет? Наслаждаются спектаклем, не спеша потягивая игристое вино из хрустальных бокалов. Вообще-то он так и собирался поступить, добавляя к этому комментарии по поводу игры актеров. Лично он прекрасно знал эту пьесу, даже сам исполнял в ней одну из ролей, комедийный персонаж доброго доктора средних лет, в любительском спектакле. И вроде это у него неплохо получалось. По крайней мере, профессиональный артист на сцене, на его взгляд, мало чем его превосходил, а грим так и вовсе был очень похож. О чем он и сообщил соседям по ложе. Однако разговор поддержала, и то без энтузиазма, только сидевшая рядом Орлетта. Брина и Митр уже вовсю целовались, изредка прерываясь на нежное воркование, и на то, что происходило на сцене и в зале, внимания почти не обращали.

Орлетта тоже как-то подозрительно сильно прижалась к нему боком, а потом, тяжело вздохнув: «Все самой делать приходится!» — перебралась к нему на колени.

Николас с секундным замешательством подготовил к этому событию едкий комментарий, но произнести его неожиданно для себя не смог. И не потому, что рот был запечатан поцелуем, это уже после произошло. Почему-то подвел, казалось бы, абсолютно надежный организм кэра. Язык взбунтовался и не захотел говорить колкости. Внутри разлилось приятное тепло, а руки сами собой прижали девушку к себе поплотнее. А тут еще и их лица оказались почти вровень. Вместе со всеми своими составляющими, как то глаза и губы…

В результате вплоть до следующего антракта, когда в зале снова зажгли свет, Николас совершенно забыл о пьесе, а вот о том, как его начинало лихорадить от одного вида девицы де Лион во время занятий в таком уже далеком прошлом семестре — вспомнил. Пренеприятная сцена в кафе в день зимнего солнцестояния тоже всплыла в памяти, но боль как-то смазалась. Не была тогда Орлетта его девушкой, хоть он о ней и мечтал. А теперь — стала. Причем сама очень хотела ею быть, и никого другого ей не нужно. По крайней мере, здесь и сейчас. Это он чувствовал. Он вообще все ее эмоции чувствовал. И они ему очень нравились.

Задним числом Николас попытался проанализировать возникшее тогда состояние. Наверное, ауры слились в одну, так что они даже без секса стали единым целым. Но не смотрел он на ауры. Только в глаза девушке и на прядь ее волос, закрывавшую ему обзор во время поцелуя. На аккуратное ушко, оттянутое тяжелой сережкой, когда прядь волос отодвигалась в сторону. И просто в никуда. Так что видел он немного, тем более что осязание давало гораздо больше впечатлений, чем зрение. Причем исключительно приятных. Особо он, конечно, руки не распускал, в театре все-таки находятся. Но девушка сама к нему прижалась так плотно, что тема различных выпуклостей ее фигуры если и не была полностью раскрыта, то уж точно давала немало материала воображению.

Когда они наконец оторвались друг от друга и снова вошли в образ добропорядочных зрителей, Орлетта удивительно естественным движением взяла своего кавалера под руку и, чуть отстранившись, заглянула ему в глаза. В ее взгляде он прочитал и кокетство, и легкое самодовольство, и уверенность собственницы, однако так ли это было на самом деле, Николас уверен не был. Не сомневался только в том, что девушка довольна и им, и собой, и тем, как они провели это действие спектакля. В его же взгляде вначале доминировали вскипевшие гормоны, но скоро прорезалось беспокойство. Однако увидев, что, несмотря на все их усилия, ни макияж, ни наряд герцогини совершенно не пострадали, не смог мысленно не поаплодировать качеству дорогой косметики с магической составляющей. Профессиональный интерес позволил собрать мысли в кучку, и он попытался выделить эти заклинания, используя зоркость кэра.

Заметив это выражение сосредоточенности и восхищения, Орлетта довольно улыбнулась и наклонилась к уху кавалера.

— Замечательная пьеса, не правда ли? — прошептала она томным голосом. — Мне все понравилось…

— Ну вот, — немедленно отреагировал Николас, — а вы, герцогиня, в театр ходить боялись!

— Действительно, столько времени зря потеряла! Знаю, сама виновата. Но мы ведь все наверстаем? Правда, дорогой граф?

«Наверстывали» они и в течение оставшихся действий, и во время пешей прогулки к посольству. Брина и Митр уехали в карете, а они пошли пешком, благо недалеко, а погода стояла замечательная. Или она им такой только показалась? Накал страстей они снизили, понимая, что и так уже позволили себе немного больше, чем следовало, и заходить дальше пока не стоит. Так что в театре сумели и вкус игристого вина с конфетами и фруктами распробовать, и игру актеров обсудить, а по дороге к посольству — звездами полюбоваться. Правда, за руки они держались при этом почти все время, но целовались не чаще, чем раз в две минуты. Причем затянулся поцелуй только один раз — перед расставанием.

Никаких клятв они друг другу не давали, даже о любви не говорили, но оба были оживлены и много смеялись. И договорились завтра снова встретиться после окончания ее занятий в университете: вместе где-нибудь пообедать и еще раз в театр сходить.

Расстались они, испытывая во многом сходные чувства. Во внезапно вспыхнувшую великую любовь не верили оба. Скорее воспринимали происходящее как попытку склеить дорогую и красивую фарфоровую вазу, которую они неосторожно разбили. Вероятность того, что ваза станет как новая или даже лучше — чрезвычайно мала, но в мире, где есть магия, теоретически возможно все.

Оба испытывали благодарность друг к другу за то, что ни один из них не делал попыток выяснения отношений. Глупо качать права, когда этих прав нет вообще. Да и не время сейчас — в себе сначала бы разобраться, а потом, глядишь, и не понадобится.

Правда, проанализировать свои чувства попытался только Николас по дороге домой. Орлетта самокопанием не занималась. Но если бы она попробовала перевести бурлившие в ней эмоции на язык разума, то результат был бы очень похож на то, о чем думал молодой человек.

То, что им было так хорошо друг с другом, удивило обоих. Особенно Орлетту. Конечно, она надеялась снова раздуть пламя из угольков прежней любви в неосмотрительно отвергнутом поклоннике. Собственно, именно этого она все последнее время и добивалась. Но то, что сама при этом так сомлеет, никак не ожидала. И отпускать его у посольства, где их прощание невольно затянулось, ей не хотелось совершенно искренне. А волнующее предвкушение завтрашней встречи не покидало ее с момента расставания.

Николас ее искренность почувствовал и тоже недоумевал по этому поводу. Разумом он сильно сомневался в чувствах девушки, да и в своих совсем не был уверен. Так что это было? Их тела сами решили за них? Или все-таки души? Или вообще боги вмешались? Им-то зачем? Его ум отказывался признать (или принять), что кто-то или что-то может принимать решения за него. А может, это его подсознание так постаралось? На подсознание всегда все списать можно. Равно как и на богов. Но неприятный осадок оставался. А душа все равно пела!

Несмотря на все эти переживания, спал он как младенец.

После этого вечера начались у них частые свидания. С классическими разговорами ни о чем, перемежаемыми поцелуями. Как будто с чистого листа начали. Ведь настоящих свиданий у них раньше и не было, та злосчастная встреча в кафе под эту категорию никак не попадала, да и все последующие тоже.

Но совсем с чистого листа не получалось. Все-таки в их отношениях было что-то не так. Настроение у обоих приподнятое, гормоны играют… А доверия нет. Вроде и хорошо им друг с другом, но ожидание подвоха не рассасывается. Даже когда через неделю гуляний за ручку Орлетта пришла в лабораторию к Николасу посмотреть, как он работает, да так и осталась на ночь, ничего не изменилось. (Лаборатория у него была обычной квартирой на первом этаже, где ему и раньше ночевать доводилось, так что комната для сна, свободная от реагентов, имелась.) То есть вместе им стало еще лучше, гармония тел оказалась полной, и ни с кем другим им так хорошо никогда не было. Николас иногда себя даже ловил на том, что прямо лужей готов растечься от нежности и благодарности. Ведь уверенность в том, что не только ты всегда хочешь свою женщину, но и она тебя — дорогого стоит! И никакой симуляции желания, никаких стонов и криков, ничего громче шепота и прерывистого дыхания из их спальни не раздавалось, но не почувствовать, какое наслаждение получает твоя женщина, нельзя. И до чего же приятно знать, что не только сам удовольствие получил, но и ей не меньшее доставил…

А доверия все равно не было.

Поэтому когда он, рассматривая с нежностью ауру затихшей рядом девушки, не обнаружил никаких следов влияния на нее амулета против беременности, то даже не удивился.

Ауру Орлетты он исследовал за это время не менее внимательно и с не меньшим удовольствием, чем ее тело. Вовсе не из чувства ревности. То, что у девушки никого с того самого времени не было, он и раньше знал. Проверял иногда, не мог удержаться. Сейчас же он стремился сделать ее совершенной, подправляя малейшие дефекты, которые только по ауре и заметить можно. Прыщики, которых в принципе было совсем немного, он все еще в первый день ликвидировал, потом и почти все родинки свел. Так что просматривал больше на предмет случайных синяков и ссадин, усталость снимал, да и просто любовался. Попутно заинтересовался, как накладывается на ауру влияние надетых амулетов и артефактов. Подаренный им кулон защиты Орлетта никогда не снимала. Вот Николас его и усовершенствовал, окончательно завязав на ее ауру, так что его стало можно, не трогая, мысленным посылом активировать. А в случае любого воздействия, наносящего ауре ущерб, защита стала включаться автоматически. Заодно зарядил кулон под завязку и даже емкость увеличил до пяти процентов своего резерва, который у него тем временем немного возрос. Самому понравилось, как получилось.

То, что амулета от беременности на девушке больше нет, он заметил, когда решил исследовать его влияние на ауру. Пригляделся обычным зрением — точно, ничего нет. То есть обычные кольца да сережки присутствуют, так в них и заснула, но магической составляющей в них никакой нет. Только его кулон светится. Вчера вроде еще один амулет на шее висел, как раз от беременности. На той же цепочке, что он вместе с кулоном сделал. Получается, специально сняла, а не просто забыла. Хотя девушки про такое не забывают…

Сделанное открытие Николаса расстроило, но не сильно. В конце концов, что плохого, когда девушка за тебя замуж хочет? Лучше бы об этом просто сказала, конечно, а не пыталась навязать ему решение таким способом. Но ведь он же и ответные меры принять может!

На следующее же утро, пока Орлетта была в университете, он купил в лавке Хокенштейма такой же амулет для изучения, а потом убил весь день на конструирование заклинания по типу проклятий, что ему удалось в Бренне срисовать. Только вместо ментального воздействия или болезни его заклинание накладывало на ауру защиту от беременности. Где-нибудь на полгода, пока само не развеется. После чего, с чувством злорадного удовлетворения, втихаря наложил его на возлюбленную.

Эх, неправильно их роман развивается!

Князь с сопровождающими вернулся в Лерден почти на две недели позже Николаса, но на жизни молодого кэра это никак не отразилось. Князь его к себе не приглашал, а ректор с Детой, как въехали во дворец, так оттуда и не появлялись, даже в университете не показывались.

Между тем весенний семестр подошел к концу, в отсутствие ректора как-то буднично проскрипела сессия, приближались каникулы. Брина собралась провести их дома в Аргоне, видимо, свои отношения с Митром хотела легализовать. Звала Орлетту с собой — посмотреть, как живут герцоги в Ибре, а также в качестве моральной поддержки. Митр, естественно, собирался их сопровождать, Николаса тоже приглашали. Он в принципе склонялся поехать, мир посмотреть, да и с Орлеттой у них продолжался медовый месяц, растянувшийся уже, почитай, на шесть недель. Наслаждение от физической близости оставалось таким же ярким, а в поездке, глядишь, и остальное наладить получится…

Пока обсуждали визит и готовились к отъезду, в их жизнь активно вмешались внешние события.

Началось все с того, что с Николасом по хрустальному шару связалась королева Агнесса и попросила его срочно прибыть в Бренн, буквально в тот же вечер. Да, именно, лететь в форме дракона с максимальной скоростью. Нет, ненадолго, самое позднее — на следующий день он назад в Лерден вернется. Зачем и почему такая спешка? Вот при встрече и узнает. И вообще, рыцари просьбы своих дам не обсуждают, а принимают к исполнению.

Сообщив о странном разговоре девушкам и матери, Николас вылетел, не задерживаясь. Оказалось, что при необходимости скорость у него может быть очень приличная. Не факт, что арбалетная стрела его догнать сможет, а стреле из лука он просто крылышками помашет. Хотя крыльями он на такой скорости как раз и не махал, сложив из них за спиной что-то вроде треугольника, тяга была исключительно магической.

В общем, гнал так, что за два часа долетел, чуть мимо не проскочил. Сбавил скорость, сделал круг над дворцовой площадью, выискивая, куда бы приземлиться. Оказалось, его уже ждут, хотя он и прилетел значительно раньше, чем обещал. Видимо, в Остфалии команды передаются и выполняются по-военному быстро. Откуда-то выскочили с десяток гвардейцев с флажками и стали ему сигналить. Команд, отдаваемых флажками, он не знал, но догадаться было несложно: площадку перед дворцом расчистили и оцепили, машут явно ему, значит, можно садиться.

Дальше, правда, небольшая заминка вышла. Приземлился он, в человека перекинулся, в очередной раз порадовавшись, что одежда при этом никуда не исчезает. Ну и ждет, куда его встречающие поведут. А те все флажками знаки какие-то продолжают показывать, никак перестроиться не могут.

— Господа! А словами сказать?! Я этот язык глухонемых не понимаю. А по-дэнски, кстати, и в драконьей форме свободно изъясняюсь. Если кто забыл…

Иронию просто не заметили, видимо, гвардейцев с флажками заклинило. Или они просто команду исполняли и до получения новой так семафорить и будут. Николас мысленно понизил оценку порядка в Остфалии. Перекинулся обратно в дракона и рыкнул уже на всю площадь:

— Дежурного офицера ко мне!

Прибежал как миленький. И даже отрапортовал на нормальном языке. И проводил, куда следует. Главное, правильно задачу поставить!

Повели его, естественно, во дворец. Снова перекинуться пришлось, чтобы двери ненароком не поломать. А вот дальше — в какое-то непонятное небольшое помещение, где все стены были вместо обоев металлическими листами покрыты. Пол и потолок, впрочем, тоже. Несмотря на то что это был явно металл, света он практически не отражал. Освещал комнату стоявший на столике шандал с одинокой свечой, жалобный огонек которой силился разогнать темноту, но это у него получалось плохо. Свет как будто притягивался к стенам, растворяясь в них без остатка, так что вокруг стоял даже не полумрак, а холодная и тревожная мгла.

В этой неуютной комнате у столика с канделябром стояло всего два кресла, одно из которых оказалось занятым вовсе не пригласившей его королевой, а ее царствующим супругом — его величеством Отто I, а вообще просто Отто, без номера, ибо ни второго, ни третьего пока еще не было. Король молча сделал Николасу приглашающий жест рукой, а другой изобразил что-то пальцами в направлении эскорта. В результате этой манипуляции сопровождающие остались снаружи, а дверь, тоже металлическую, они за кэром закрыли.

Николас изобразил легкий поклон:

— Не ожидал, но рад вас видеть, ваше величество! Не просветите, в этом сейфе вы храните свою бесценную жизнь или только мысли?

— Мысли, дорогой кэр, исключительно мысли. И особо ценные разговоры. Здесь не только идеальная звукоизоляция, но и магическое воздействие невозможно. Вот и приходится при свечах сидеть в наглухо задраенном помещении, где воздуха совсем не так много. Так что сразу перехожу к делу.

Дело оказалось чрезвычайно простым. Король хотел использовать дракона в качестве средства передвижения и устрашения одновременно. Конгресс завершился, все государи по своим столицам разъехались, вот тут и надо брать их тепленькими. На лошадях да с сопровождающими много не наездишься, а на драконе можно как снег на голову свалиться. Для него всю Дэнляндию из конца в конец пролететь — меньше дня надо. Так что и маршрут и остановки можно выбирать так, как ему самому удобно, где захотел, там и сел. Захотел, естественно, не Николас, а король Отто.

Охрана тоже без надобности. Отмороженный на голову дракон, про которого известно, что он «одним махом трех кэров побивахом», кого угодно до икоты доведет. А уж защитить своего наездника всяко сумеет.

Говорил король красиво, доверительно и напористо одновременно, заслушаться можно было! Однако если отбросить эстетику, содержание речи Николаса не впечатлило. Но сперва он задал уточняющий вопрос: когда это у него успела сложиться столь страшная репутация?

Оказалось, на распространение самых жутких слухов о нем брошены все агенты Остфалии по всему цивилизованному миру. Так что можно не беспокоиться, что кто-то не поверит. Если даже из Брахмана посольства будут им интересоваться, все равно решат, что хотя бы половина из рассказанного — правда. А дальше народное творчество само его образ доработает. Чинцы, которые на все события всегда быстро реагируют, уже даже выпуск хитрых машинок наладили, имеющих форму дракона и предназначенных для шинковки овощей, нарезания колбасы кружочками и изготовления из теста лапши. Последний пункт бедного кэра особенно впечатлил.

— Это что же получается?! — От возмущения Николас чуть не забулькал и перешел на «ты» с королем. — Ты хочешь стать рыцарем в серебряных доспехах, который взнуздал жуткого монстра и теперь летает на нем по всей Дэнляндии, внушая всем страх и восхищение?!

Король не стал отрицать.

— И тебе за это императора всей Дэнляндии дадут, а мне титул ездовой и кусачей собаки?! С манором в виде будки во дворе?!

Отто очень натурально возвел глаза к небу и тяжело вздохнул:

— Дорогой кэр, мне казалось, что во время конгресса вы всецело поддерживали идею объединения Дэнляндии. Теперь у нас с вами есть исторический шанс эту идею претворить в жизнь. А награда за труды? Моя дружба и личная благодарность. А у моих друзей, как вы сказали, «манор» не может быть меньше герцогства. Не баронство же вам предлагать? По заслугам и честь. Ибо не может барон дружить с императором, только служить ему. А какое конкретно герцогство? Давайте подождем до объединения Дэнляндии. Чувствует мое сердце, что скоро многие границы поменяются, и враги объединения свои владения потеряют. Совсем недолго ждать осталось, и только от нас с вами зависит этот момент приблизить.

— И?

— Здесь и сейчас клянусь перед богами, что после объединения Дэнляндии в империю сделаю вас герцогом! Надеюсь, королевского слова вам достаточно? Или надо «бумагу» писать?

Николасу очень хотелось «бумагу» потребовать, но он прекрасно понимал, что такая грамота ничего не даст. Протокол о намерениях от дарственной сильно отличается. Да и выражать королю свое полное недоверие его клятве богам, пожалуй, будет перегибом палки. Хотя… комната очень подозрительная. Есть опасение, что сквозь эти стены даже боги ничего не слышат, так что призыв к ним быть свидетелями может оказаться просто сотрясанием воздуха. Ладно, ответим в том же духе:

— Клянусь сделать все от меня зависящее для объединения Дэнляндии и восшествия на престол империи государя Отто и его рода. Клянусь верно служить ему и его делу, пока он сам не освободит меня от этой клятвы. И да будут боги нам свидетелями, и проклятие да падет на нарушившего клятву, как пало оно на князя Лерденского за нежелание принять волю дэнцев и волю богов.

Получилось довольно замысловато, но упоминание о проклятии князя Бурхарда заставило Отто задуматься. О чем конкретно, осталось непонятно, но после небольшой паузы король продолжил:

— Раз мы обо всем договорились, давайте готовиться к отлету. Народу еще не объявляли, но в Лердене с сегодняшнего утра новый князь.