О бегемотах и грибах
— Пойми меня правильно, Юнга, — сказал Лева. Они прогуливались по саду занимаемого бегемотами особняка, курили и беседовали. — Наш план начал давать определенные положительные результаты…
— Твой план, — сказал Юнга.
— Хорошо, мой план, — согласился Лева. — Однако перед тем как перейти к следующей стадии его исполнения, я хотел бы получить ответы на некоторые вопросы.
— Ага, — сказал Юнга. — Вы, человеки, любите задавать вопросы. Но далеко не на все вопросы есть ответы в этой Вселенной. И далеко не все ответы понравятся вопрошающему.
— Именно это меня и тревожит, — сказал Лева. — Видишь ли, мне кажется, что в отношении меня вы проводите в жизнь концепцию шампиньона.
— Прости, я не до конца овладел вашими идиомами.
— Идиомы — это в английском. У нас это фразеологические обороты.
— Ага, — сказал Юнга, стряхивая пепел на куст орхидеи, за которую Ниро Вульф отдал бы желтое кожаное кресло из своего кабинета. — Я запомню. Так что же ты имел в виду?
— Некоторые особенности выращивания данного вида грибов в искусственных условиях для последующей реализации, — сказал Лева.
— И какие же?
— Держите их в темноте и кормите дерьмом.
— Тебе не нравится наша кухня?
— Не в буквальном смысле, — сказал Лева.
— А, — сказал Юнга. — Компостеры в ушах?
— И лапша в мозгах, — сказал Лева.
— Ты не прав, — сказал Юнга. — Тебе никто не врет.
— Молчание — тоже способ говорить неправду.
— Чушь, — сказал Юнга. — Молчание и есть молчание. Оно — золото.
— Я филолог и предпочитаю иметь дело с серебром, — сказал Лева.
— А разве не ювелиры…
— Нет, — оборвал его Лева. — Не ювелиры. Скажи, почему у меня нет полного доступа к вашей корабельной библиотеке?
— А на фига? — спросил Юнга. — Ты знаешь достаточно для выполнения своей задачи.
— Но недостаточно для того, чтобы решить, а стоит ли ее вообще выполнять.
— Опа, — сказал Юнга. — Интересный поворот событий, если учесть, что ты же уже согласился.
— Я свободный человек, — сказал Лева. — Могу и передумать.
— Ха. — Юнга задумался. — Это может создать нам непредвиденные проблемы. Что нежелательно.
— Тогда не проще ли ответить мне?
— Не знаю, что проще, — сказал Юнга. — Это не моя компетенция. Тебе бы с Капитаном поговорить.
— Капитан с Профом инспектируют судно на орбите, — напомнил Лева. — И объявятся не раньше конца следующей недели.
— Поэтому ты решил воспользоваться ситуацией и нажать на меня, — констатировал Юнга. Лева покраснел. Он не думал, что инопланетянин сможет так легко его раскусить. — Что ж, спрашивай. Я посмотрю, смогу ли ответить.
— Может быть, ты просто откроешь мне доступ в библиотеку?
— Нет, — сказал Юнга. — Но я готов рассмотреть некоторые из твоих вопросов.
— Знаешь, — сказал Лева, — у Шекли был такой фантастический рассказ. В нем существовал некий Ответчик, который был способен ответить на любой правильно поставленный вопрос. Этот Ответчик искали многие существа, и, когда они его находили, их ожидало страшное разочарование. Видишь ли, никто из них не смог правильно сформулировать свой вопрос.
— Грустно, — сказал Юнга. — Почему?
— Чтобы сформулировать вопрос корректно, — сказал Лева, — нужно знать три четверти ответа.
— Я бы под этим не подписался, — сказал Юнга. — Тем не менее что-то в этом есть. Может быть, не три четверти…
— Именно, — сказал Лева. — Поэтому ты и хочешь, чтобы я сам спрашивал, не так ли? Чтоб сманеврировать и не сказать мне то, что меня действительно интересует.
— Ты подозреваешь у меня наличие человеческой хитрости, — сказал Юнга.
— Просто хитрости.
— Но ты не прав. Есть вопросы, на которые я не знаю ответа, есть вопросы, на которые я не имею права отвечать. Если ты задашь вопрос из той области, на который я могу и имею право дать ответ, то ты этот ответ получишь.
— Какова истинная цель моей миссии?
— Подготовить массовое сознание к встрече с инопланетным разумом и по возможности способствовать процессу переговоров и получению их положительного результата.
— И все? И никаких скрытых мотивов, никаких тайных планов?
— Нет.
— Ты не знаешь, не имеешь права мне сказать, или просто «нет»?
— Просто «нет», — сказал Юнга. — Пойми, мы не Чужие из ваших фильмов и книг. Мы не кровавые маньяки, не хищники и не пылаем желанием завоевать всю Вселенную, тем более что это невозможно ввиду ее безграничности. Мы такие, какими ты нас видишь. Мы действительно хотим только того, о чем говорим. Разве мы давали тебе хоть малейший повод в этом усомниться?
— Почему у меня нет полного доступа к архиву?
— Избыток информации вредит ее правильному восприятию, — сказал Юнга. — Если это тебя успокоит, полного доступа к нашим архивам нет даже у МЕНЯ.
— Почему-то это меня не успокаивает.
— Полный доступ имеет только Капитан, — сказал Юнга. — Даже Проф не может вскрыть его файлы.
— Ладно, — сказал Лева. — Это ваши личные разборки в них я лезть не хочу. Но не мог бы ты просветить меня относительно вашей планеты? Я ознакомился с ее историей, ее прошлым и ее предполагаемым будущим, которое обещает быть недолгим. Но каково ее настоящее? Как выглядит ваша планета? Какие животные на ней обитают? Какие деревья растут? Ваш стиль архитектуры? Ваши бытовые проблемы?
— Проф сказал бы, что ты не готов для правильного восприятия этой информации, — сказал Юнга.
— А что скажешь ты?
— Что ты задаешь очень много вопросов. Пойми, кореш, если сравнить наше общество с вашим и привести к общему знаменателю, мое положение и мой возраст окажется очень близким к твоему. Я молод, мне не до конца доверяют, я не вправе принимать самостоятельные решения. У меня нет права открывать тебе нужные файлы.
— Вы думаете, мне не слишком понравится то, что я там увижу?
— Я на эту тему не думаю, — сказал Юнга.
— Почему?
— Потому что есть другие темы, — сказал Юнга. — Прах тебя побери, кореш, на кону стоит сам факт выживания моей расы, понимаешь? И человек, на которого мы поставили все, темная лошадка, которая — кровь из уха — должна прийти к финишу первой, вдруг останавливается посреди скаковой дорожки и начинает рефлексировать! Ты боишься того, что будет с человечеством, так? А я боюсь того, что будет с моим народом!
— Извини, — сказал Лева.
— Не надо извиняться, — сказал Юнга. — Сделай то, о чем мы договаривались, поверь, вряд ли ты пожалеешь. Я не хочу…
Вдруг он замер. Лева знал, что происходит. Юнга прислушивался к встроенному в ухо коммуникатору. На большие расстояния он не работал, так что это не могли быть Проф с Кэпом. Значит, это была Марина.
— Что там? — спросил Лева, когда глазки Юнги совсем остекленели.
— Какие-то люди у ворот, — сказал Юнга. — Трясут бумагами и требуют, чтобы их впустили. И еще они угрожают оружием. Уже пристрелили одну телекамеру.
Левино пространство между правым и левым ухом бешено заработало. Люди с оружием и бумагами. Вряд ли это бандиты, потому как те бумагами не пользуются и вряд ли бы стали требовать, чтобы им открыли ворота. Они вошли бы сами, не спрашивая ни у кого разрешения, и стреляли бы отнюдь не по телекамерам. Значит, это милиция.
Но как они нас выследили? Я менял лица, менял машины, постоянно отрывался от «хвостов», Марина сканировала пространство на предмет жучков и прочей электронной дряни, да и система безопасности гиптиан ни в какое сравнение с земными аналогами не шла. Или это просто очередной рейд операции «Вихрь-антитеррор»?
Лева поднес к губам свой коммуникатор:
— Марина?
— Да.
— Отключи компьютер, спрячь весь компромат, орудие и так далее, — хорошо хоть катера нет — Кэп и Проф Улетели на нем.
— Уже сделано.
— Я сейчас подойду, будь готова к проверке документов.
— Угу.
Что за «угу», подумал Лева. Роботесса становится все более и более похожа на человека. Однако ее расторопность Леву радовала.
— Юнга, — сказал Лева. — У меня есть к тебе несколько необычная просьба.
— Проси, — осторожно сказал Юнга.
— Раздевайся.
— Я не в том настроении.
— Брось прикалываться, — сказал Лева. — Раздевайся и перестань курить. Или ты хочешь, чтобы тебя обнаружили в твоей попоне и курящим сигару? Контакт между нашими цивилизациями будет преждевременным и вряд ли принесет какие-то позитивные плоды.
— По-твоему, голым я смотрюсь лучше?
— Голым ты больше похож на землянина, — сказал Лева. — Может быть, и пронесет, но если я вдруг появлюсь в сопровождении других людей или они появятся без меня, будь добр, не разговаривай и вообще не подавай никаких признаков разумности.
— А что же мне делать?
— Пастись.
За воротами обнаружились четверо, трое в штатском и один в милицейской форме. Это был местный участковый, явно не слишком уютно чувствующий себя в новой компании. Остальные могли принадлежать к любому ведомству начиная с налоговой полиции и заканчивая ФСБ, их внешний вид ни о чем не говорил. Двое были в серых костюмах, один в легкой кожаной куртке. Под мышкой у каждого топорщилась кобура. И ожидание им явно уже наскучило.
— Чем могу быть полезен, господа? — спросил Лева, открывая калитку и прикидывая, кто из них мог быть стрелком по камерам.
— Проверка паспортного режима, — сказал участковый. — Ваши документы.
— В доме, — сказал Лева. — А если проверка паспортного режима, то на фига ОМОН?
— ОМОН? — спросил парень в куртке. — Какой ОМОН?
— Вон тот ОМОН, — сказал Лева. — Что сидит в автобусе.
Парень в куртке обернулся. Метрах в пятидесяти от въездных ворот действительно стоял автобус с тонированными стеклами, чертовски напоминающий автобусы, знакомые многим бизнесменам по «маски-шоу». Еще большее количество москвичей и гостей столицы видели такие автобусы по телевизору. Но парень сделал вид, что видит автобус в первый раз.
— Это не наш автобус, — сказал он.
— Конечно, не ваш, — подтвердил Лева. — Все знают, что ОМОН ездит на собственных автобусах.
— Ваши документы, — неуверенно повторил участковый.
— Да иди ты в баню, — сказал ему первый деловой костюм. — Мы войдем.
Это был не вопрос. Это было утверждение.
— А ордер у вас есть?
— Ага, — сказал второй деловой костюм. — И на обыск, и на арест.
— Посмотреть можно?
— Можно, — сказал парень в куртке. — Смотри.
Лева вырос в семье интеллигентных родителей. В детстве Лева был тихим мальчиком и не участвовал в дворовых забавах своих сверстников. Круг его знакомых состоял из похожих на него людей, и максимумом того, что они позволяли себе при ссорах, был крик и хлопанье дверями. Поэтому он оказался совершенно не готов к тому, что парень в куртке ударит его ногой в живот.
Ощущение было новым, но ярким и запоминающимся. Воздух со свистом покинул легкие и не желал возвращаться обратно, тело согнулось и понеслось навстречу асфальту, который, как и положено всякому порядочному асфальту, был твердым и неприветливым. Боль была самой сильной из всех, какие Лева испытывал в своей жизни, включая и острый приступ аппендицита.
— Это произвол, — прохрипел Лева чьей-то ноге. Позиция для наблюдения была не самой удачной, но он видел, как из автобуса высыпает целая куча высоких шнурованных ботинок.
Деловые костюмы перешагнули через Леву, и пошли внутрь. Лева попытался подняться, и тут прямо по нему пронеслось стадо омоновцев. Лева испытал чувства неандертальца, оказавшегося на пути сезонной миграции мамонтов. Потом милосердный ботинок предпоследнего милиционера врезался ему в голову, мир вспыхнул, подобно угрожающей Гип-то сверхновой, и исчез.
Мир вернулся вместе с нанесенной Леве увесистой пощечиной, от которой дернулась голова, едва не вывихнулась шея и загорелась кожа на лице. Уже предчувствуя, что ничего хорошего он не увидит, Лева открыл глаза, и ожидания его сбылись.
Он сидел на стуле в гостиной гиптианского особняка, обстановка которого наводила на мысли о трехнедельной оргии его хозяев, сопровождающейся беспрерывным запоем всех гостей, отягощенным ломанием мебели и биением стекол. Иными словами, в доме был бардак.
На изрезанном кожаном диване сидели два деловых костюма и Марина. Парень в кожаной куртке, так ловко орудующий ногами, стоял, подпирая собой одну из стен, и задумчиво поигрывал Левиным паспортом в руках.
Лева провел языком по сухим губам. Если бы Анна Каренина выжила после проехавшегося по ней товарняка, она наверняка испытывала бы те же ощущения, что и он сейчас.
Один деловой костюм сунул ему под нос свою красную книжечку.
— Майор Козлов, — представился он.
— Очень приятно, — прошипел Лева, отмечая точность, с которой фамилия выбрала этого человека.
— А ты кто?
— Вон у того урода мой паспорт.
— Еще схлопочешь, — сказал урод.
— Расскажешь это моему адвокату, — сказал Лева. А последнее время в его поведении появились наглость и смелость, которых раньше не было. Не иначе, сказывались тесные отношения с криминальным миром.
— Непременно, — сказал урод. — Что ты делаешь в этом доме, Лев Сергеевич?
— С тобой беседую, — сказал Лева.
— Нет, — сказал Козлов. — Так у нас не пойдет. Лейтенант, погуляйте где-нибудь с полчасика, хорошо?
— Как скажете, товарищ майор, — сказал урод, передавая Козлову паспорт и покидая помещение.
— Итак, — сказал майор, прикрывая за своим подчиненным дверь. — Начнем с самого начала. Лев Сергеевич Комаровский, семьдесят седьмого года рождения, проживающий в Москве по адресу и так далее… Что вы здесь делаете?
— Я здесь в гостях, — сказал Лева.
— У кого?
— У нее, — Лева показал на Марину. По документам она являлась арендатором особняка. Конечно, документы, удостоверяющие ее личность, в отличие от арендного Договора, были фальшивыми, но такого высокого качества, что Лева даже не беспокоился. Почти.
— Кем вам приходится гражданка Марина Борисовна Морская?
— Знакомой.
— Понятно, — сказал Козлов. — А кем вам приходится Левон?
— Кто? — Все-таки как-то вычислили, подумал Лева. Дилетант я все-таки в этом деле, надо было какие-то другие ходы искать.
— Левон, — сказал Козлов. — Известный криминальный авторитет по кличке Левон.
— Впервые слышу, — сказал Лева, идя по пути Михася, который, наверное, единственный из всех граждан России публично заявил в телевизионном интервью, что никогда не слышал о солнцевской братве. — А как его зовут?
— Этого мы не знаем, — признал Козлов.
— А говорите, известный авторитет, — съязвил Лева.
— У нас есть оперативная информация, выявленная в ходе розыскных мероприятий, согласно которой этот особняк является одной из резиденций Левона.
— Вот как? — удивился Лева. — А тогда почему я его ни разу не видел?
— Имеются ли в доме оружие, наркотики и незадекларированные денежные средства? — Козлов пропустил его реплику мимо ушей.
— Пока вы не заявились, не было, — сказал Лева.
— Что вы имеете в виду? — нахмурился Козлов.
— Что у вас при себе полно оружия, — невинно сказал Лева.
— Вы водите странную компанию, Лев Борисович.
— Сергеевич, — поправил Лева.
— Какая разница? — спросил Козлов.
— Вы что-нибудь нашли? Из того, что перечислили?
— Вопросы здесь должен задавать я, — сказал Козлов. — Но я вам отвечу. Нет, мы ничего не нашли. Возможно, вы умеете прятать лучше, чем мы — искать.
— Вы мне льстите, — сказал Лева. — Но, если вы ничего не нашли, что вы до сих пор тут делаете?
— Беседуем, — сказал Козлов. — Не так ли, Лев Сергеевич?
— Я не нахожу общей темы для беседы.
— А я сейчас найду. Вы вообще чем занимаетесь, кроме как у криминальных авторитетов гостите?
— Учусь.
— Где?
— В институте.
— В каком?
— Филологическом.
— В армии служили?
— Нет.
— А хотите? Могу устроить. Возраст у вас пока еще подходящий…
Лева промолчал.
— Не хотите, — констатировал Козлов. — А вы, гражданка Морская, швейцарская подданная, наследница чужих миллионов, чем занимаетесь в Москве?
— Изучаю историческую родину предков с целью написания о ней книги, — Маринина легенда была разработана заранее. Не то чтобы Лева ожидал визита силовых структур, но предпочитал быть к нему готовым. На какой-нибудь стадии это все равно обязательно бы случилось.
— Хорошее дело, — сказал Козлов. Если бы у него была хотя бы пятидесятипроцентная уверенность в том, что Лева — это Левон, сейчас они беседовали бы в другом месте. Но парень никак не напоминал грозу криминального мира. Обычный молодой раздолбай. Надо его хорошенько пугнуть, и больше мы о нем не услышим. — Ну что ж, у меня, извините, дела в другом месте, так что оставляю вас с лейтенантом. Лейтенант?
Дверь скрипнула, и урод вернулся.
— Продолжайте сами.
Оставшись без начальства, урод рванул с места в карьер.
— Гражданку я задержать не могу, а тебе придется проехать вместе со мной.
— Какое обвинение? — поинтересовался Лева.
— Никакого пока. Я имею право задержать тебя на трое суток до выяснения личности.
— Очень любопытно, — сказал Лева. — Я имею в виду по поводу выяснения личности. Не мой ли паспорт и водительские права вы держите у себя в руках?
— У меня есть все основания считать эти документы фальшивыми.
— Еще любопытнее, — сказал Лева. — Все об этих самых основаниях вы можете рассказать моему адвокату, когда мы выдвинем встречный иск по компенсации морального ущерба за незаконное задержание. Хочу вас заверить, что у меня ОЧЕНЬ дорогой адвокат, так что сумма компенсации будет немаленькой.
— Только не надо меня пугать, — сказал урод. Но на самом деле лейтенант понимал, что задерживать Леву пока не за что. Пока. Потому что невиновных людей нет. Есть только недопрошенные.
Особняк был шикарным и говорил о наличии огромных сумм денег на счетах его обладателей или арендаторов. А любой милиционер знает, что огромные деньги в нашей стране практически невозможно заработать без нарушения законов. Следовательно, любой гость этого особняка просто не может не быть замешанным в каких-то темных делах. Остается только понять, в каких именно.
— Левона знаешь?
— Начальство уже спрашивало, — сказал Лева.
— А теперь я спрашиваю! — Плавно и постепенно опер начал переходить на крик. — И ты будешь мне отвечать! Будешь!
— Буду, — легко согласился Лева. — Левона не знаю.
— Что делаешь в его доме?
— Это не его дом, — сказал Лева. — Это ее дом. Пока не истечет срок аренды.
Опер обернулся, точно только что вспомнил о присутствии при допросе еще кого-то. И этот кто-то ему мешал.
— Гражданка, выйдите, пожалуйста.
— Это мой дом, — напомнила Марина. — И этот человек — мой гость. Я не собираюсь его оставлять наедине с таким неотесанным мужланом, как вы.
Опер сжал кулаки, в лицо ему бросилась кровь. Еще немного, подумал Лева, и он на нее накинется. И она его изуродует. Или убьет. Тогда будут еще большие проблемы.
Хотя робот выполнял свою программу — защищал его. И где это она таких слов нахваталась, неожиданно подумал Лева. Неотесанный мужлан! На улицах так давно уже не говорят.
И хотя Лева не испытывал ни малейшего желания оставаться наедине с неотесанным мужланом, он попросил Марину выйти.
Продемонстрировав великолепную для неодушевленного существа мимику, Марина вышла и оставила их наедине.
— Это шмара Левона? — с места в карьер попер урод.
— Я попросил бы вас быть сдержаннее при выборе слов, — сказал Лева. — Потому что если она шмара, то вы — мусор.
На этот раз ему прилетело в табло. Прилетело солидно, с хорошим замахом, прицельно в челюсть.
Лева опрокинулся вместе со стулом, благо длинный ворс ковра поглотил последствия самого падения, сосредоточив боль только в месте нанесения удара. Но на фоне общего Левиного самочувствия, которое, с учетом предыдущего приключения, было неважным, удар прошел практически незамеченным.
Лева перевернулся на живот и встал на четвереньки.
— В гестапо практиковались? — спросил он, сплевывая кровь с разбитой губы. Пошатал языком зубы, вроде все на месте.
За гестапо он получил ногой по ребрам, несильно, скорее для острастки.
Потом опер помог ему подняться и снова усадил на стул.
— Кто из нас мусор, это еще вопрос, — сообщил он. — Будешь колоться?
— Лучше уж вы без меня, — сказал Лева. — А то еще привыкну.
Он сам не понимал, зачем это делает. Вроде мазохистом он не был, и боль не доставляла ему удовольствия. Просто после ворвавшегося в дом ОМОНа в голове сдвинулся какой-то винтик, который и позволял говорить вслух то, о чем он раньше только думал. Говорить, невзирая на последствия.
Но, вопреки ожиданиям, опер не стал его бить за очередную дерзость. Он сел на диван и закурил дешевую вонючую сигарету.
— По молодости все думают, что они самые умные, — философски заметил он. — Все думают, что они невиновны и лучше всех знают законы. Все считают себя записными остряками. Сколько я вас таких видел, и не перечесть. Но утром из камеры все выходят гораздо тише, спокойнее и мудрее.
— Наверное, они там медитируют, — предположил Лева.
Опер не стал ему отвечать. Может быть, потому что не хотел, может быть, потому что ему не дал омоновец, который вежливым стуком ноги распахнул дверь и попросил опера выйти пошептаться. Шептались они минут пять, за это время Лева немного пришел в себя и попытался разработать стратегию дальнейшего поведения. Стратегии не получалось, ибо сейчас от него мало что зависело.
Опер вернулся, небрежно держа в руках игрушечный пистолетик. Знал бы он, что за аппарат попал в его руки, подумал Лева и поблагодарил гиптиан за то, что они не пошли у него на поводу и не сделали оружие более достоверным.
Опер бросил пистолетик на пол, с довольным видом уселся на диван и забычковал окурок в обшитую мореным дубом стену.
— А вот и дело нарисовалось, — сказал он. — И вправду говорят, был бы человек, а дело найдется. Что вы скажете по поводу содержания в домашних условиях экзотического животного при отсутствии каких бы то ни было документов?
Лева мысленно застонал. Они наши Юнгу. Один тот факт, что опер неожиданно перешел на «вы», говорил о том, что помимо Юнги он нашел крючок, на который Леву можно было поймать.
— Я гость в этом доме, — напомнил Лева. — Это не мой бегемот.
— А откуда вы знаете, что речь идет о бегемоте? — начал крутить опер. — Я ведь ни слова не говорил о бегемоте. Значит, вы знаете о бегемоте?
— Такую тушу в саду трудно не заметить, — сказал Лева, мысленно прося у Юнги прощения. — Конечно, я знаю о бегемоте.
— Итак, вы знаете о бегемоте, — сказал опер с таким видом, будто Лева только что признался в участии в заговоре с целью отравить Папу Римского. — Что именно вы о нем знаете?
— Что он есть, — сказал Лева. — Что бегемоты живут в Африке.
— А вы знаете, какую гору справок надо собрать, чтобы держать бегемота у себя в саду?
— Не знаю, — сказал Лева. — И у МЕНЯ в саду никаких бегемотов нет.
— Во-первых, нужно разрешение на ввоз, — начал перечислять опер, игнорируя Левины попытки откреститься от бегемота. — Потом заключение ветеринара, разрешение санэпидемстанции, справка из жэка, квитанция об уплате пошлин… У вас есть какие-нибудь бумаги?
— Это не мой бегемот, — твердо сказал Лева.
— А чей?
— Не знаю, — сказал Лева.
— Я тут полистал договор аренды, — сообщил опер. — В нем ни слова о животных нет, так что не стоит мне плести, будто бы бегемот был тут до вас. И пока я не установлю, чей это бегемот, я буду считать его вашим. Поэтому я вас забираю. Бегемота тоже.
— А его куда? — Это было уже хуже. Намного хуже. Это пахло катастрофой и провалом всего плана.
— Как куда? — искренне удивился опер. — Сначала на карантин, а потом — в зоопарк. Так что собирайтесь — и поедем.
— Хорошо, — смирился Лева. — Поедем так поедем. Но если уж это МОЙ бегемот, то не могу ли я попрощаться со СВОИМ бегемотом?
— Странная просьба для человека, у которого НЕТ бегемота, — сказал опер. — Но я же тоже не зверь. Я понимаю, как человек привязывается к СВОЕМУ бегемоту, этой жирной ушастой твари. Прощайтесь, только недолго.
В сопровождении опера и двух омоновцев, словно он был особо опасным преступником, только что взятым над еще не остывшим трупом с окровавленным топором в руках, Лева вышел в сад. Вокруг Юнги стоял почетный караул из троих черных масок. По знаку опера они отошли в сторону и позволили Леве приблизиться.
Лева опустился рядом с Юнгой на одно колено, обнял его за шею и начал шептать на ухо ласковые слова.
— Юнга, эти волки нас забирают.
— На кичу париться? — с тихим восторгом в голосе спросил Юнга.
— Заткнись, — сказал ему Лева, — и не разговаривай, что бы с тобой ни делали. Это меня забирают на кичу, тебе же в другое место, — и, прежде чем Юнга успел задать неминуемый следующий вопрос, добавил: — В зоопарк. Понимаешь ли, менты не знают, что ты гиптианин. Они думают, что ты бегемот, вас, знаешь ли, легко перепутать. Поэтому постарайся вести себя так, как и положено себя вести дикому, но одомашненному бегемоту, ладно? Что бы это ни значило.
— Кончай базар! — нетерпеливо крикнул опер. — Карета у подъезда, уж кучер ждет…
А он еще и поэт, подумал Лева. Куда катится этот мир?
