Звериный оскал тьмы
Теперь, имея в своем распоряжении лошадь, Конан продолжал путь на север и в конце концов добрался до полуцивилизованного королевства Куш. Это имя носила только одна страна, но Конан, подобно всем северянам, употреблял его применительно к любой населенной неграми территории к югу от пустынь Стигии. И здесь ему вскоре представилась возможность вновь продемонстрировать свои навыки отчаянного и умелого воина.
1. Тварь во тьме
Амбоола Куш просыпался медленно, с трудом приходя в себя после вчерашней дикой попойки. Несколько мгновений он никак не мог сообразить, кто он такой и где находится. Лунный свет, проникавший внутрь сквозь зарешеченное окошко под потолком, освещал незнакомое помещение. А потом он вспомнил, что лежит на верхнем этаже в камере тюрьмы, куда его бросила королева Тананда.
В вино ему, как он не без оснований подозревал, подмешали сонное зелье. И пока он лежал беспомощный и недвижимый, двое черных гигантов из личной стражи королевы схватили его и лорда Аахмеса, кузена королевы, и приволокли сюда, в тюремные камеры. Последнее, что он помнил, были слова королевы, короткие и презрительные, как удар хлыста: «Значит, вы, негодяи, задумали свергнуть меня, да? Теперь вы узнаете, какая судьба ждет предателей!»
Когда чернокожий гигант пошевелился, лязг железа дал ему понять, что его запястья и лодыжки закованы в кандалы, присоединенные массивной железной цепью к большим кольцам в каменной кладке стены. Он прищурился, напряженно вглядываясь в темноту вокруг. «Что ж, – подумал он, – по крайней мере, я еще жив». Даже Тананде придется подумать дважды, прежде чем казнить командира Черных Копьеносцев – станового хребта и элитного подразделения армии Куша, героя низших сословий королевства.
Более всего Амбоолу изумляли выдвинутые против него и Аахмеса обвинения в совместном злоумышлении против королевы. Да, они с принцем были друзьями. Они охотились, бражничали и играли вместе, и Аахмес в приватных беседах частенько жаловался Амбооле на королеву, жестокое сердце которой было настолько же коварным и предательским, насколько желанным выглядело ее смуглое тело. Но разговоры по душам так и не привели к настоящему заговору. Да и Аахмес никак не годился для авантюр такого рода – добродушный и приветливый молодой человек, которого совершенно не интересовали ни политика, ни власть. Должно быть, какой-то осведомитель, желая возвыситься за чужой счет, донес на них королеве, выдвинув нелепые и вздорные обвинения.
Амбоола внимательно осмотрел свои кандалы. Он знал, что, несмотря на всю его силу, ему не удастся освободиться от них, равно как и от сковывающих его цепей. Не было у него и надежды вырвать кольца из стены. Он знал это совершенно точно, поскольку сам руководил их установкой.
Он понимал, каким будет следующий шаг. Королева прикажет подвергнуть его и Аахмеса пыткам, чтобы вырвать у них подробности заговора и имена сподвижников. Несмотря на всю его дикарскую храбрость, подобная перспектива приводила Амбоолу в ужас. Пожалуй, единственная надежда заключалась в том, чтобы обвинить в соучастии всех лордов и вельмож Куша. Не может же Тананда казнить всех? А если попробует, то воображаемый заговор, которого она так страшилась, быстро станет реальностью…
Внезапно Амбоола протрезвел. По спине у него пробежал ледяной холодок. В камере появился еще кто-то. Он ощущал его присутствие.
Негромко вскрикнув, он прижался спиной к стене и стал напряженно вглядываться в темноту, которая крепко обнимала его, словно призрачные крылья смерти. В тусклом лунном свете, сочащемся в зарешеченное окошко, офицер смог разглядеть жуткую и невообразимую фигуру. Ледяная лапа стиснула ему сердце, которое на протяжении многих битв, вплоть до этой минуты, не ведало страха.
Во тьме заклубился бесформенный серый туман. Слои его свивались и перекрещивались подобно гигантским змеям, и призрачная тварь постепенно обретала зримые и телесные черты. Печать невыносимого ужаса сковала язык и гортань Амбоолы, отразившись в его выпученных глазах, когда он увидел существо, медленно материализующееся из туманной дымки.
Сначала взору его предстала морда свиньи, покрытая жесткой щетиной, которая сунулась в луч света, падающий из окна. Затем в клубящейся тьме он разглядел неуклюжую тушу – нечто огромное, бесформенное и невыразимо злобное, которое тем не менее встало на задние лапы, приняв вертикальное положение. К голове свиньи добавились толстые волосатые ручищи, оканчивающиеся рудиментарными ладонями, такими, какие бывают у бабуинов.
Пронзительно вскрикнув, Амбоола вскочил на ноги, и тогда неподвижная доселе тварь шевельнулась и молниеносно прыгнула к нему – так двигаются чудовища в ночных кошмарах. Перед глазами чернокожего воина на мгновение сверкнула щелкающая челюстями пасть, с клыков которой хлопьями стекала пена, и маленькие свиные глазки, полыхающие красным пламенем бешенства. А потом челюсти сомкнулись в мертвой хватке и огромные клыки принялись рвать и терзать плоть…
Наконец луна осветила черное тело, простертое на полу в расползающейся луже крови. Серая и неуклюжая тварь, всего мгновение назад рвавшая чернокожего воина, исчезла, растворившись в тумане, из которого и возникла.
2. Незримый ужас
– Тутмес! – Голос звучал требовательно и настойчиво, как и кулак, барабанивший в тиковую дверь дома одного из самых честолюбивых вельмож Куша. – Лорд Тутмес! Впустите меня! Дьявол вновь вырвался на волю!
Дверь отворилась, и на пороге появился Тутмес – высокий и стройный аристократ с мелкими чертами узкого лица и смуглой кожей, характерной для его касты. Он кутался в одежды белого шелка, словно собираясь лечь спать, а в руке держал небольшую бронзовую лампу.
– В чем дело, Афари? – осведомился он.
Посетитель, сверкая белками глаз, ворвался в комнату. Он задыхался, словно после быстрого бега. Это был худощавый, жилистый и темнокожий мужчина в белой джуббе, ростом уступавший Тутмесу, и его негроидное происхождение было выражено намного резче. Несмотря на свою спешку, он позаботился тщательно закрыть дверь за собой, прежде чем ответить:
– Амбоола! Он мертв! В Красной башне!
– Что? – вскричал Тутмес. – Тананда посмела казнить командира Черных Копьеносцев?
– Нет, нет! Она не настолько глупа. Он был не казнен, а убит. Что-то пробралось к нему в камеру – каким образом, правда, одному Сету известно, – и разорвало ему горло, переломало ребра и раздробило череп. Клянусь змеями Деркеты, на своем веку я повидал множество мертвецов, но еще ни разу не видел, чтобы кто-нибудь из них выглядел в смерти менее привлекательно, чем Амбоола. Тутмес, это – работа демона, о котором шепчутся чернокожие! Незримый ужас вновь вырвался на свободу в Мероэ! – Афари судорожно сжал в ладони фигурку идола из мягкой глины, служившую ему охранным амулетом и висевшую на шнурке, который болтался на его цыплячьей шее. – У Амбоолы вырвано горло, и следы зубов не похожи на те, что оставляют лев или человекообразная обезьяна. Похоже, они оставлены зубилом, острым как бритва!
– Когда это случилось?
– Где-то около полуночи. Стражи в нижнем зале башни, охранявшие лестницу, которая вела в его камеру, услышали его крики. Они бросились к нему и застали его в том виде, о котором я вам только что рассказал. Сам я спал в нижней части башни, как вы мне и велели. Увидев случившееся своими глазами, я поспешил прямо сюда, приказав стражникам ничего и никому не говорить.
Тутмес улыбнулся холодной неприятной улыбкой.
– Тебе хорошо известно, что Тананда легко впадает в бешенство. Заточив Амбоолу и своего кузена Аахмеса в темницу, она с легкостью могла приказать убить Амбоолу, а потом изуродовать его труп так, чтобы это походило на работу чудовища, слухи о котором давно бродят в этих краях. Это вполне возможно, не так ли?
В глазах советника отразилось понимание. Тутмес, взяв Афари за руку, продолжал:
– А теперь ступай и нанеси удар прежде, чем королева узнает о случившемся. Возьми с собой отряд Черных Копьеносцев и казни стражников за то, что они уснули на посту. Постарайся сделать так, чтобы всем стало известно – ты выполняешь мой приказ. Это покажет Черным, что я отомстил за их командира и вырвал оружие из рук Тананды. Убей их раньше, чем она сделает это. Потом пошли гонцов к остальным благородным вельможам. Если Тананда так поступает со знатью этой страны, нам следует быть настороже. Далее ты отправишься во Внешний Город и найдешь там старого Агееру, колдуна. Не говори ему прямо, что в случившемся виновата Тананда, а лишь прозрачно намекни на это.
Афари содрогнулся.
– Как может простой человек солгать этому дьяволу? Глаза его горят, как уголья, и способны заглянуть, кажется, в самую душу. Я видел, как он заставляет трупы подниматься, ходить и разговаривать, а черепа – щелкать и жевать своими лишенными плоти челюстями.
– А ты не лги ему, – ответил Тутмес. – Просто намекни ему на свои подозрения. В конце концов, если Амбоолу действительно убил демон, кто-то же должен был вызвать его из вечной ночи. Не исключено, что за этим стоит Тананда. Так что поспеши!
Когда Афари, обдумывая полученные от патрона распоряжения, удалился, Тутмос на несколько мгновений замер в центре комнаты, стены которой были увешаны гобеленами с варварской роскошью. Голубой дымок курился из куполообразной кадильницы, стоявшей в дальнем углу. Тутмес позвал:
– Муру!
По полу зашлепали босые ноги. Малиновый гобелен, косо висящий на стене, отодвинулся, и необычайно высокий мужчина, пригнув голову, чтобы не удариться о притолоку скрытой двери, шагнул в комнату.
– Я здесь, хозяин, – сказал он.
Мужчина, ростом намного превосходивший высокого Тутмеса, был одет в ярко-красную тогу, переброшенную через плечо. Хотя кожа его была черной как смоль, узкое лицо с орлиным профилем свидетельствовало о принадлежности к правящей касте Мероэ. Бритую голову украшала полоска густых курчавых волос, подстриженных в виде необычного гребня.
– Он вернулся обратно в свою клетку? – осведомился Тутмес.
– Вернулся.
– Все чисто?
– Да, мой господин.
Тутмес нахмурился.
– Как ты можешь быть уверен, что он всегда будет выполнять твои команды и возвращаться к тебе? Быть может, в один прекрасный день, когда ты выпустишь его, он убьет тебя и вернется в тот нечестивый мир, который называет своим домом?
Муру развел руки в стороны.
– Заклинания, которым я научился у своего хозяина, изгнанного из Стигии волшебника, и которым подчиняется демон, еще ни разу не подвели меня.
Тутмес окинул чародея пронзительным взглядом.
– У меня создалось впечатление, что вы, волшебники, бóльшую часть жизни проводите в изгнании. Откуда мне знать, быть может, кто-нибудь из моих врагов подкупит тебя, чтобы однажды ты натравил на меня свое чудовище?
– Хозяин, гоните прочь подобные мысли. Куда мне деваться без вашей защиты и покровительства? Кушиты презирают меня, поскольку я не принадлежу к их народу. А по причинам, которые вам известны, я не могу вернуться в Кордафу.
– Гм… Ну что же, хорошенько следи за своим демоном, потому что скоро, не исключено, он может вновь нам понадобиться. Этому болтливому идиоту Афари больше всего на свете нравится выглядеть большим умником в глазах других. Он распустит слухи об убийстве Амбоолы и о том, что королева приложила к этому руку. Пропасть между Танандой и ее лордами станет еще шире, а выиграю от этого один я.
Посмеиваясь – сегодня он пребывал в прекрасном настроении, что случалось редко, – Тутмес плеснул вина в два серебряных кубка и подал один из них высокому изможденному чародею, который принял его с молчаливым поклоном. Тутмес продолжал:
– Разумеется, он не станет рассказывать о том, что вся эта запутанная история началась с его ложного доноса королеве на Амбоолу и Аахмеса, чего я вовсе не приказывал делать. Он не знает того, что – благодаря твоим умениям некроманта, друг мой Муру, – мне все об этом известно. Он делает вид, что предан лично мне и моей партии, но предаст нас, не раздумывая ни секунды, если решит, что ему это выгодно. Предел его мечтаний – жениться на Тананде и править Рашем в качестве принца-консорта. Когда я стану королем, мне понадобится более надежный и достойный доверия инструмент, чем Афари.
Потягивая вино, Тутмес размышлял вслух:
– С тех пор как последний король, ее брат, пал в битве со стигийцами, Тананда отчаянно цепляется за трон слоновой кости, настраивая одну партию против другой. Но ей недостает силы духа, чтобы твердой рукой удержать власть в стране, где традиции не приемлют женщины-правителя. Она – безрассудная и импульсивная блудница, и единственный способ удержать власть в ее понимании – это убить благородного вельможу, которого она более всего опасается в данный момент, таким образом настраивая против себя всех остальных. Присматривай за Афари хорошенько, Муру. И держи своего демона в узде. Это создание нам скоро понадобится.
Когда кордафанец вышел, опять наклонив голову, чтобы не удариться о притолоку, Тутмес поднялся по лестнице из полированного красного дерева и вышел на плоскую, залитую лунным светом крышу своего дворца.
Глядя через парапет, он увидел под собой тихие улочки Старого Города Мероэ. Он видел дворцы, сады и огромную внутреннюю площадь, на которую по команде своего командира могли в мгновение ока выехать тысяча чернокожих всадников из конюшен соседних казарм.
Взглянув дальше, он увидел большие бронзовые ворота Старого Города, а за ними – Внешний Город. Мероэ стоял посреди гигантской равнины, тянувшейся до самого горизонта, монотонную, ровную, как стол, поверхность которой лишь изредка нарушали покатые холмы. Неширокая речушка, петляющая по саванне, испуганно жалась к беспорядочно застроенным окраинам Внешнего Города.
Высокая массивная стена, окружающая дворцы правящей касты, отделяла Старый Город от Внешнего. Правители были потомками стигийцев, которые много веков назад пришли на Юг, чтобы покорить здешнюю империю и смешать свою гордую кровь с кровью своих чернокожих подданных. Старый Город строился очень продуманно, с прямыми улицами и большими площадями, мощенными камнем, и пышными садами.
Внешний же Город, напротив, представлял собой живописную мешанину землянок и глинобитных хижин. Его кривые улочки сходились и пересекались безо всякого плана, выбегая на открытые неровные места. Во Внешнем Городе жили чернокожие обитатели Куша, аборигены этих земель. В Старом Городе не имел права селиться никто, кроме касты правителей, за исключением их слуг и чернокожих всадников, охранявших их покой.
Тутмес окинул взглядом скопление множества хижин. На грязных площадях горели костры; по кривым улочкам метался тревожный свет факелов. Время от времени до него долетали обрывки варварских песен, в которых слышались нотки гнева или жажды крови. Тутмес плотнее запахнулся в накидку и вздрогнул.
Отойдя от края крыши, он вдруг замер при виде человека, спящего под пальмой в искусственном саду. От толчка Тутмеса мужчина проснулся и вскочил на ноги.
– В словах нет нужды, – предостерег его Тутмес. – Дело сделано. Амбоола мертв, и еще до рассвета весь Мероэ будет знать о том, что его убила Тананда.
– А… дьявол? – весь дрожа, прошептал мужчина.
– Благополучно вернулся в свою клетку. Слушай меня внимательно, Шубба: тебе пора отправляться в путь. Найди среди шемитов подходящую женщину – белую женщину. Как можно скорее доставь ее сюда. Если ты вернешься до наступления полнолуния, я дам тебе столько серебра, сколько ты сможешь унести. Но если тебя постигнет неудача, я повешу твою голову как украшение на вот этой пальме.
Шубба пал ниц и коснулся лбом земли. Затем, поднявшись на ноги, он поспешно удалился с крыши. А Тутмес вновь устремил свой взгляд на Внешний Город. Ему показалось, что огни костров засветились там еще злее и яростнее, а в монотонном грохоте барабанов зазвучали зловещие нотки. К звездам вдруг взлетел многоголосый яростный вопль.
– Итак, они узнали, что Амбоола мертв, – прошептал Тутмес, и вновь по его крепкому телу пробежала дрожь.
3. Тананда едет верхом
Рассвет окрасил небо над Мероэ в малиновые тона. Воздух, в котором еще висели клочья тумана, прорезали мощные столбы золотистого света, отражаясь от медных куполов и шпилей обнесенного каменной стеной Старого Города. Вскоре жители Мероэ проснутся и примутся за свои повседневные дела. Во Внешнем Городе стройные, как статуэтки, чернокожие женщины уже отправились на рыночную площадь с калабасами и корзинами на головах, а молоденькие девушки весело переговаривались и хихикали, спеша к колодцам. Голые детишки дрались и играли в пыли или гонялись друг за другом по узким кривым улочкам. Чернокожие гиганты сидели на корточках у дверей крытых тростником хижин, занимаясь своим ремеслом, или же блаженно дремали в тени, лежа на голой земле.
На рыночной площади под навесами восседали торговцы, разложив прямо на грязной мостовой горшки, прочие товары, овощи, фрукты и другие съестные припасы. Чернокожие обитатели города отчаянно торговались и спорили из-за бананов, сваренного из них пива и чеканных украшений из меди. Кузнецы колдовали над маленькими жаровнями, тщательно выковывая железные подковы, ножи и наконечники для копий. А с небес безжалостно палило жаркое солнце, и в его лучах плавилось все – пот, радость, гнев, нагота, нищета и энергичная решительность жителей Куша.
И вдруг во всеобщей какофонии зазвучали новые ноты. На площадь выехала группа всадников, направляясь к большим воротам Старого Города. Кавалькаду из полудюжины конников возглавляла женщина.
Кожа ее лоснилась смуглым оттенком бронзового цвета; роскошные черные волосы, откинутые со лба, перехватывала на затылке шитая золотом узкая лента. Кроме сандалий на ногах и золотых пластинок, украшенных драгоценными камнями, которые лишь частично прикрывали ее полные груди, из одежды на ней была лишь коротенькая атласная юбочка с поясом на талии. Черты лица у нее были прямые и резкие; в больших блестящих глазах светились уверенность и сила. Она управляла стройной кушитской кобылкой с легкостью опытной наездницы, держа в руке украшенную изумрудами уздечку и широкие поводья из ярко-красной кожи, расшитые золотом. Ее обутые в сандалии ножки упирались в широкие серебряные стремена, а поперек луки седла лежала тушка газели. Рядом с ее лошадкой трусила пара поджарых гончих.
При виде наездницы шум и разговоры стихали, работа останавливалась. Лица чернокожих мрачнели; в мутных глазах вспыхивало красное пламя. Люди перешептывались, и голоса их сливались в негромкий зловещий ропот.
Молодой человек, скакавший у стремени женщины, занервничал. Он смотрел прямо перед собой, на кривую улочку. Прикинув расстояние до больших бронзовых ворот, которые еще даже не показались среди хижин, он прошептал:
– Народ волнуется, ваше величество. Поездка через Внешний Город сегодня была бы безрассудством.
– Все черные собаки Куша не помешают мне охотиться, – ответила женщина. – Если они начнут докучать нам, раздави их конем.
– Это легче сказать, чем сделать, – проворчал молодой человек, окидывая встревоженным взглядом молчаливую толпу. – Смотрите, они выходят из домов и выстраиваются вдоль дороги.
Они выехали на широкую, неправильной формы площадь, на которой столпились чернокожие. На одной стороне ее виднелась хижина из сухой глины и пальмовых стволов. Она была крупнее соседних, и над дверным проемом висели черепа. Это был храм Джуллы, который представители правящей касты презрительно именовали «обиталищем дьявола». Чернокожие горожане поклонялись Джулле, а не Сету, богу-змею своих правителей и их стигийских предков.
Чернокожие запрудили площадь, провожая всадников тяжелыми взглядами. В их угрюмом молчании ощущалась скрытая угроза. Тананда, которую впервые посетило чувство некоторой неуверенности, не заметила всадника, приближавшегося к площади с противоположной стороны. При обычных обстоятельствах он непременно привлек бы ее внимание, поскольку кожа его не была ни коричневой, ни черной. Он был белым человеком, крепкого и мускулистого телосложения, в кольчуге и шлеме.
– Это собаки замыслили непотребство, – пробормотал молодой человек, едущий сбоку от Тананды, и потянул из ножен свой кривой меч.
Остальные стражники – такие же чернокожие, как и люди на площади, – теснее сомкнулись вокруг королевы, но не спешили обнажать клинки. Низкий угрожающий ропот стал громче, хотя толпа по-прежнему не двигалась с места.
– Поедем прямо через них, – скомандовала Тананда, давая шпоры своей лошадке. Чернокожие угрюмо расступались перед нею.
А потом вдруг из «обиталища дьявола» вышел худощавый, черный мужчина. Это был старый Агеера, колдун, в одной лишь набедренной повязке. Показывая трясущимся пальцем на Тананду, он завопил:
– Вот едет та, чьи руки обагрены кровью! Это она убила Амбоолу!
Его голос стал той искрой, от которой вспыхнул пожар. Толпа грозно взревела и подалась вперед, крича:
– Смерть Тананде!
В мгновение ока в ноги всадников вцепились сотни черных рук, пытаясь стащить их с коней. Молодой человек постарался загородить Тананду собой, но брошенный кем-то камень угодил ему прямо в голову. Стражников, которые наконец-то выхватили мечи и попробовали было оттеснить толпу, стаскивали наземь, пинали и забивали до смерти. Тананда, охваченная ужасом, пронзительно закричала, когда лошадка ее попятилась и встала на дыбы. Со всех сторон ее обступили чернокожие мужчины и женщины.
Какой-то гигант сдернул ее за ногу с седла, прямо в жаждущие руки толпы. С нее сорвали юбку, и кто-то стал размахивать ею над головой, тогда как толпа зашлась грубым хохотом. Какая-то женщина плюнула Тананде в лицо и сорвала с нее нагрудные пластины, оцарапав ей кожу грязными ногтями. В голову королеве угодил метко брошенный камень.
Тананда вдруг увидела, что к ней пытается протиснуться какой-то человек, сжимая в руке булыжник. В воздухе засверкали выхваченные из ножен кинжалы. Чернокожих собралось столько, что они мешали сами себе, иначе с ней давно было бы покончено. Раздался громкий рев:
– К храму Джуллы!
Ответом послужил нестройный гул голосов. Тананда почувствовала, как напирающая толпа волоком тащит ее куда-то. Удары, предназначавшиеся ей, к счастью, пропадали втуне из-за плотно окружавших ее тел.
А потом толпа вдруг остановилась и подалась в стороны – это в нее на полном скаку врезался незнакомый белый всадник. Мужчины с криками валились под копыта его коню. Тананда на мгновение увидела его рослую фигуру, возвышающуюся над толпой, загорелое, испещренное шрамами лицо под козырьком шлема и огромный меч, мерно взлетающий и вновь опускающийся в веере ярко-алых брызг. Но тут откуда-то из толпы прилетело копье и ударило коня в живот. Тот заржал от боли, прыгнул вперед и свалился наземь.
Всадник, однако, успел вовремя соскочить и устоял на ногах, раздавая направо и налево разящие удары. Брошенные наудачу копья отскакивали от гребня шлема и щита на левой руке, а его широкий меч без устали кромсал плоть и кости, крушил черепа и вспарывал животы, так что внутренности вываливались в смешанную с кровью пыль.
Натиск его был столь страшен, что толпа расступилась. Очистив вокруг себя свободное пространство, белый мужчина наклонился и подхватил с земли насмерть перепуганную девушку. Прижав ее к себе и прикрыв щитом, он стал отступать, безжалостно прорубая себе путь мечом, пока не уперся спиной в стену хижины. Загородив ее собой, он с удвоенной силой принялся орудовать клинком, отражая натиск беснующейся толпы.
А потом раздался грохот копыт. На площадь ворвался отряд стражников, тесня перед собой бунтовщиков. Кушиты, охваченные внезапной паникой, с криками разбегались по кривым улочкам и переулкам, оставляя после себя груду тел на грязной площади. Капитан стражи – чернокожий гигант в малиновом атласе и позолоченных доспехах – подскакал к ним и спешился.
– Долго же ты ехал сюда, – сказала ему Тананда.
Капитан посерел. Прежде чем он успел пошевелиться, Тананда подала знак стоящим позади него воинам. Один из них обеими руками с такой силой вонзил капитану копье между лопаток, что кончик его высунулся из груди несчастного. Офицер повалился на колени, и удары еще полудюжины копий добили его.
Тананда тряхнула длинными черными растрепавшимися волосами и в упор взглянула на своего спасителя. Из многочисленных царапин на ее теле текла кровь, и она была обнаженной, как новорожденный младенец, но при этом смотрела на мужчину перед собой без малейшего смущения. Он не отвел глаз и ответил ей восхищенным взглядом, любуясь ее зрелой смуглой фигуркой с полной, изумительной формы грудью, поражаясь ее самообладанию и невозмутимости в столь отчаянной ситуации.
– Кто ты такой? – требовательно спросила она.
– Я – Конан из Киммерии, – пробурчал он в ответ.
– Из Киммерии? – Она явно никогда не слыхала об этой дальней стороне, лежащей в сотнях лиг к северу. Королева нахмурилась. – У тебя стигийский шлем и щит. Ты что же, в некотором роде, тоже стигиец?
Он покачал головой, обнажая белые зубы в волчьей ухмылке.
– Я забрал доспехи у одного стигийца, но сначала мне пришлось убить этого придурка.
– И что же в таком случае ты делаешь в Мероэ?
– Я бродяга, – просто ответил он. – Предлагаю свой меч тем, кто готов нанять его. Я пришел сюда в поисках денег и счастья. – Он решил, что было бы неразумно с его стороны посвящать ее в историю своего пиратства на Черном побережье или рассказывать о том, что он успел побывать и вождем одного из племен в джунглях к югу отсюда.
Королева окинула оценивающим взором высоченную фигуру Конана, обратив внимание на ширину его плеч и груди.
– Я нанимаю твой меч, – сказала она. – Какова твоя цена?
– А какую цену ты предлагаешь? – осведомился он, метнув полный сожаления взгляд на труп своего коня. – Я бродяга, у которого нет ни гроша за душой, а теперь еще и спешенный.
Она покачала головой.
– Нет, клянусь Сетом! Ты более не нищий бродяга, а капитан королевской стражи. Достаточно ли ста золотых монет в месяц, чтобы купить твою верность?
Он искоса посмотрел на труп прежнего капитана, лежащий в шелках и дорогих доспехах в луже крови. Но его улыбка от такого зрелища не потускнела.
– Полагаю, да, – ответил Конан.
4. Золотоволосая рабыня
Шли дни, и луна то прибывала, то вновь убывала. Конан железной рукой подавил недолгое и неорганизованное восстание низших каст. Шубба, слуга Тутмеса, возвратился в Мероэ. Войдя в комнату Тутмеса, мраморный пол которой застилали львиные шкуры, он сказал:
– Я нашел женщину, которая вам нужна, хозяин. Это – немедийская девушка, захваченная в плен с торгового корабля Аргоса. Я заплатил за нее целый кошель золотых монет шемитскому работорговцу.
– Я хочу посмотреть на нее, – распорядился Тутмес.
Шубба вышел из комнаты и вернулся через мгновение, держа за руку девушку. Она была гибкой и стройной, и ее белая кожа восхитительно контрастировала с черными и коричневыми телами, к которым привык Тутмес. Ее вьющиеся волосы золотистым водопадом ниспадали на белые плечи. Из одежды на ней была только рваная накидка. Шубба снял ее, и девушка предстала перед ним во всей своей роскошной наготе.
Тутмес безразлично кивнул:
– Да, она стоит потраченных на нее денег. Если бы я не стремился занять трон, то, пожалуй, оставил бы ее себе. Ты научил ее кушитскому, как я тебе приказывал?
– Да. Мы упражнялись в городе стигийцев и после, каждый день, пока были в пути. По шемитскому обычаю за недостаточное прилежание я лупил ее комнатной туфлей. Ее зовут Диана.
Тутмес опустился на кушетку и жестом показал девушке, чтобы она села на пол рядом с ним, поджав под себя ноги. Она повиновалась.
– Я намерен подарить тебя королеве Куша, – сказал он. – Формально ты будешь считаться ее рабыней, но на самом деле принадлежать будешь мне. Ты станешь регулярно получать от меня распоряжения и неукоснительно выполнять их. Королева жестока и вспыльчива, так что постарайся не злить ее. Ты ничего не скажешь, даже под пытками, о твоей связи со мной. Имей в виду: если ты, оказавшись в королевском дворце вне пределов моей досягаемости, решишь ослушаться, я продемонстрирую тебе свою силу.
Взяв девушку за руку, он повел ее по коридору. Затем они спустились по каменной лестнице и вошли в длинную, тускло освещенную комнату. Помещение было разделено на две равные половины хрустальной стеной, прозрачной и чистой, как вода, но при этом достаточно толстой и прочной, чтобы выдержать таранный удар слона. Тутмес подвел Диану к этой стене и велел ей стать к ней лицом, а сам отступил на шаг. Внезапно в комнате погас свет.
Девушка застыла в темноте, и по телу ее пробежала волна непонятного ужаса. На другой половине начал медленно разгораться свет. Она смотрела, как из темноты возникает жуткая бесформенная голова чудовища. Девушка увидела звериную морду, острые, как лезвия бритвы, клыки и грубую щетину. Когда этот ужас приблизился к ней, она вскрикнула и повернулась, чтобы убежать, в панике забыв о том, что от монстра ее отделяет стена из хрусталя. В темноте она налетела на Тутмеса. Тот прошипел:
– Ты видела моего слугу. Не подведи меня, иначе он найдет тебя, где бы ты ни была. От него тебе не спрятаться. – Когда он прошептал ей на ухо кое-что еще, она лишилась чувств.
Тутмес на руках отнес ее вверх по лестнице и передал чернокожей женщине с наказом привести в чувство, а потом накормить, напоить, выкупать, причесать и умаслить благовониями. Словом, подготовить для завтрашнего представления королеве.
5. Плеть Тананды
На следующий день Шубба подвел Диану из Немедии к колеснице Тутмеса, подсадил ее наверх и взял вожжи. Рядом с ним стояла совсем другая Диана, чисто вымытая и надушенная, и скромный макияж лишь подчеркивал ее красоту. На ней была настолько тонкая шелковая накидка, что сквозь нее просвечивал каждый изгиб ее тела. В ее золотистых волосах сверкала серебряная диадема.
Но девушка до сих пор пребывала в ужасе. Жизнь ее превратилась в кошмар с тех пор, как ее похитили работорговцы. В течение долгих последующих месяцев она пыталась утешиться мыслью о том, что ничто не длится вечно, и, раз уже все так плохо, значит, скоро непременно должны произойти перемены к лучшему. Но вместо этого положение ее только ухудшилось.
И вот сейчас ее должны были преподнести в дар жестокой и вспыльчивой королеве. Если она останется жива, то попадет в переплет, оказавшись между молотом – чудовищем Тутмеса – с одной стороны, и наковальней – подозрениями королевы – с другой. Если она откажется шпионить для Тутмеса, ее уничтожит демон; если же она станет выполнять его приказы, ее разоблачит королева и непременно предаст еще более страшной смерти.
Небо над головой приобрело свинцовый оттенок. На западе громоздились грозовые тучи: в Раше вот-вот должен был начаться сезон дождей.
Громыхая по булыжной мостовой, колесница направилась к главной площади перед королевским дворцом. Колеса мягко поскрипывали по нанесенному ветром песку и начинали громко тарахтеть, как только повозка выезжала на мощеную дорогу. Навстречу им попалось всего несколько мероитов, поскольку полуденное солнце палило немилосердно. Большинство представителей правящего класса отдыхали под крышами своих особняков. И лишь парочка чернокожих слуг, бредущих по улице, обратила свои пустые взгляды к колеснице, когда та проезжала мимо.
Остановившись напротив дворца, Шубба подал руку Диане, помогая ей сойти, и провел ее через высокие бронзовые ворота. Толстый мажордом проводил их по коридорам в большую комнату, богато отделанную с роскошью, подобающей стигийской принцессе, – что в некотором смысле соответствовало действительности. На кушетке из черного дерева и слоновой кости, инкрустированной золотом и перламутром, сидела Тананда, одетая лишь в символическую юбочку малинового атласа.
Королева с оскорбительным высокомерием окинула презрительным взором дрожащую золотоволосую рабыню, остановившуюся перед ней. Девушка была очень красива, и такой собственностью можно было гордиться. Но Тананда, поднаторевшая в изменах, была склонна подозревать изменников и в окружающих. Внезапно королева заговорила, и в голосе ее зазвучала завуалированная угроза:
– Отвечай, девчонка! Для чего Тутмес прислал тебя во дворец?
– Я… я не знаю, к-куда п-попала. Кто вы? – У Дианы оказался слабый высокий голос, как у ребенка.
– Я – королева Тананда, идиотка! А теперь отвечай на мой вопрос.
– Я не знаю, что отвечать, моя госпожа. Мне известно лишь, что лорд Тутмес прислал меня в качестве подарка…
– Ты лжешь! Тутмеса раздирают амбиции и честолюбие. Поскольку он меня ненавидит, он не станет делать мне подарки без задней мысли. Должно быть, он что-то замыслил. Говори, или тебе будет хуже!
– Я… не знаю! Ничего не знаю! – запричитала Диана и расплакалась. Напуганная почти до полусмерти демоном Муру, она не могла бы заговорить, даже если бы хотела. Язык отказался повиноваться ей.
– Разденьте ее! – приказала Тананда. Прозрачную накидку сорвали с тела Дианы.
– Подвесьте ее за руки! – последовало новое распоряжение королевы. Стражи связали запястья Дианы, перекинули веревку через балку и туго натянули, так что руки девушки оказались вытянутыми над головой.
Тананда встала с кушетки, сжимая в ладони хлыст.
– А сейчас, – с жестокой улыбкой сказала она, – посмотрим, что тебе известно о маленьких планах нашего дорогого друга Тутмеса. Спрашиваю в последний раз – будешь говорить?
Захлебываясь от рыданий, Диана могла лишь покачать головой. Хлыст свистнул и впился в кожу немедийской девушки, оставив на ее спине красную полосу. Диана пронзительно вскрикнула.
– Что здесь происходит? – раздался глубокий голос.
В дверях стоял Конан в кольчуге, надетой поверх джуббы, и с мечом на перевязи. Вступив в интимные отношения с Танандой, он обзавелся привычкой появляться во дворце без приглашения. У Тананды и до него были любовники, к числу которых принадлежал и погибший Амбоола, но еще ни в чьих объятиях она не испытывала такого экстаза и еще ни разу она столь бесстыдно не выставляла свои отношения напоказ. Она никак не могла насытиться гигантом-северянином.
Сейчас она, однако, резко развернулась к нему.
– Это всего лишь северная шлюха, которую Тутмес прислал мне в подарок, – без сомнения, для того, чтобы воткнуть кинжал мне под ребра или подсыпать отравы в мое вино, – недовольно ответила она. – Я пытаюсь узнать у нее правду. Если ты хотел заняться со мной любовью, приходи попозже.
– Это не единственная причина, которая заставила меня прийти сюда, – ухмыльнувшись по-волчьи, отозвался варвар. – У меня есть одно небольшое государственное дело. Что это за глупость – впустить черных в Старый Город, чтобы они смотрели, как будут сжигать Аахмеса?
– Почему глупость, Конан? Это покажет черным собакам, что со мной шутки плохи. Негодяя подвергнут таким пыткам, что слухи о них будут передаваться из поколения в поколение. И так будет со всеми врагами нашей династии! А что, у тебя есть возражения?
– Только одно: если ты позволишь нескольким тысячам кушитов войти в Старый Город, а потом пробудишь в них жажду крови зрелищем пыток, им не понадобится много времени, чтобы поднять очередное восстание. Твоя божественная династия дала им не слишком много поводов любить себя.
– Я не боюсь этой черной мрази!
– Может, и так! Но я уже дважды спасал от них твою прелестную шейку, и в третий раз удача может изменить мне. Я попытался только что растолковать это твоему министру, Афари, в его собственном дворце, но он ответил, что таково твое распоряжение и он ничего не может сделать. Тогда я подумал, что ты можешь прислушаться к доводам разума, если их изложу тебе я, поскольку твои люди чересчур боятся тебя, дабы сказать что-либо, что может тебе не понравиться.
– Я не стану делать ничего подобного. А теперь ступай и дай мне заняться делом – разве что ты хочешь сам взять хлыст в руки.
Конан подошел к Диане вплотную.
– У Тутмеса есть вкус, – заметил он. – Но девчонка напугана до смерти. Что бы ты от нее ни услышала, оно не стоит затраченного времени. Отдай ее мне, и я покажу тебе, чего можно добиться обычной добротой.
– Ты и доброта? Ха! Занимайся своими делами, Конан, а мои оставь мне. Лучше усиль караулы в преддверии сегодняшнего зрелища. – Тананда резко обернулась к Диане: – А теперь говори, потаскуха, будь проклята твоя жалкая душонка! – Хлыст свистнул в воздухе, и королева уже занесла руку для очередного удара.
Двигаясь со стремительностью льва и совершенно не прилагая к этому никаких усилий, Конан перехватил запястье Тананды и вырвал у нее хлыст.
– Отпусти меня! – завизжала она. – Ты посмел применить ко мне силу? Да я прикажу…
– Что ты прикажешь? – спокойно осведомился Конан.
Он отшвырнул хлыст в угол, вытащил кинжал и перерезал веревки, которыми были связаны запястья Дианы. Слуги Тананды обменялись встревоженными взглядами.
– Не забывайте о своем королевском достоинстве, ваше величество, – проворчал Конан, подхватывая Диану на руки. – Помните, что, пока я командую вашей стражей, у вас, по крайней мере, есть шанс. Без меня – вы сами знаете ответ. Увидимся во время казни.
И он зашагал к дверям, унося с собой немедианскую девушку. Визжа от ярости, Тананда подхватила отброшенный хлыст и швырнула его вслед Конану. Рукоять ударила его в спину, и хлыст упал на пол.
– Только потому, что кожа у нее белая, как рыбье брюхо, – и у тебя, кстати, тоже, – ты предпочел ее мне! – в бешенстве выкрикнула Тананда. – Ты еще пожалеешь о своей наглости!
Рассмеявшись рокочущим смехом, Конан вышел вон. Тананда бессильно осела на пол, колотя по мраморным плитам кулачками и всхлипывая от досады и отчаяния.
Через несколько мгновений Шубба, направляя колесницу обратно к дому своего хозяина, проехал мимо жилища Конана. Он с изумлением увидел варвара, перешагивающего порог своего дома с обнаженной девушкой на руках. Шубба щелкнул вожжами, поторапливая лошадей.
6. Темный совет
Зажглись первые лампы, разгоняя подступившую темноту, когда Тутмес расположился в комнате вместе с Шуббой и Муру, высоким чародеем из Кордафана. Шубба, с опаской поглядывая на хозяина, только что закончил свое повествование.
– Вижу, что я недооценил подозрительность Тананды, – обронил Тутмес. – Жаль терять такой многообещающий инструмент, как немедийская девчонка, но не всякая стрела попадает в цель. Вопрос, однако, заключается в следующем: что мы будем делать дальше? Кто-нибудь видел Агееру?
– Нет, мой господин, – ответил Шубба. – Он исчез после того, как поднял мятеж против Тананды, – и очень вовремя, должен сказать. Одни говорят, что он покинул Мероэ; другие утверждают, что он прячется в храме Джуллы, день и ночь творя чудеса и предсказания.
– Если бы у нашей божественной королевы была хоть капелька мозгов, – злобно оскалился Тутмес, – она бы отправила в «обиталище дьявола» надежных стражников и развесила бы всех колдунов на стропилах их собственного убежища. – Двое его собеседников вздрогнули как по команде и опасливо переглянулись. – Знаю-знаю, вы боитесь их заклинаний и призраков. Что ж, посмотрим. Девчонка отныне совершенно бесполезна для нас. Если Тананде не удалось силой вырвать у нее наши тайны, то Конан добьется этого лаской, а в его доме она не узнает ничего, что представляло бы для нас интерес. Поэтому она должна умереть. Муру, ты можешь отправить своего демона в дом Конана, пока он сегодня вечером будет командовать своими стражниками, чтобы покончить с девчонкой?
– Это я могу, хозяин, – ответил кордафанец. – Должен ли я приказать ему остаться и убить Конана, когда тот вернется? Потому что я вижу – ты никогда не станешь королем до тех пор, пока Конан жив. Пока он занимает свой нынешний пост, он будет драться, как дьявол, защищая королеву, свою возлюбленную, потому что он дал слово, невзирая на то, что в остальных вопросах они могут ссориться и расходиться во мнениях.
Шубба добавил:
– Даже если мы избавимся от Тананды, нам все равно будет мешать Конан. Он может захотеть сам стать королем. Он уже и так фактические некоронованный король Куша – конфидент и любовник королевы. Стражники любят его, клятвенно уверяя, что, несмотря на свою белую кожу, внутри он такой же чернокожий человек, как и они.
– Хорошо, – заключил Тутмес. – Давайте избавимся от сладкой парочки одновременно. Я буду наблюдать за пытками Аахмеса на главной площади, чтобы потом никто не мог упрекнуть меня в том, что я замешан в убийстве.
– А почему нельзя натравить демона и на Тананду? – поинтересовался Шубба.
– Еще не время. Во-первых, я должен заручиться поддержкой остальных вельмож в своей борьбе за трон, а это будет нелегко. Слишком многие из них спят и видят себя королем Куша. До тех пор, пока моя партия не усилит свое влияние, моя власть будет такой же слабой, как сейчас у Тананды. Поэтому я удовлетворюсь тем, что буду ждать, пока королеву не погубят собственные излишества.
7. Судьба королевства
На главной площади Старого Города принца Аахмеса привязали к столбу в самом ее центре. Аахмес был пухлым молодым человеком со смуглой кожей. Его полная неискушенность в вопросах политики и позволила Афари заманить его в ловушку, выдвинув против него ложные обвинения.
Сцену, напоминавшую один из кругов ада, освещали костры в углах площади и шеренги многочисленных факелов. Вокруг платформы по трое в ряд выстроились королевские стражники. Кровавые отблески пламени плясали на длинных наконечниках их дротиков и пик, щитах из слоновьих шкур и плюмажах головных уборов.
На одной из сторон площади сидел на лошади Конан, возглавляя роту конных стражников, державших копья поднятыми кверху. Вдалеке, в громоздящихся облаках сверкали молнии.
В самом центре, там, где был привязан лорд Аахмес, стражники очистили свободное место. Здесь королевский палач накалял в небольшом горне свои инструменты. Вся остальная площадь была заполнена жителями Мероэ, образовавшими огромную толпу. Пламя факелов выхватывало из темноты сверкающие белки глаз и блеск зубов на темной коже. В первом ряду зрителей выделялся Тутмес со своими слугами.
Конан обвел толпу внимательным взглядом. Ему не давали покоя дурные предчувствия. До сих пор он исправно поддерживал порядок; но кто знает, что может случиться, когда вспыхнут и разгорятся примитивные, низменные страсти? В душе у него тлело смутное беспокойство. Время шло, и он вдруг понял, что его волнует совсем не упрямая королева, а судьба немедийской девчонки, которую он оставил дома. С ней сейчас была лишь одна служанка, чернокожая женщина, потому что все до единого стражники ему нужны были для того, чтобы держать под контролем площадь и толпу на ней.
За несколько часов знакомства с Дианой Конан привязался к девушке. Милое и нежное создание, скорее всего, еще девственница, она так разительно отличалась от яростной, вспыльчивой, жестокой и чувственной Тананды. Ему досталась волнующая роль любовника королевы, но спустя некоторое время Конан начал подумывать о том, что неплохо было бы для разнообразия завести не столь непредсказуемую подругу. Зная Тананду, он не стал бы исключать возможность того, что она может подослать одного из своих слуг с наказом убить Диану, пока Конан будет занят выполнением своих обязанностей.
В центре площади палач принялся раздувать угли мехами. В руке он держал инструмент, который светился ярким вишневым пламенем в темноте. Ропот толпы заглушал его слова, но Конан знал, что сейчас палач пытается выведать у Аахмеса подробности заговора. Пленник отрицательно покачал головой.
В голове у Конана зазвучал настойчивый внутренний голос, призывающий его как можно скорее вернуться домой. В гиперборейских землях Конану доводилось присутствовать при ученых беседах жрецов и философов. Они часто спорили о том, существуют ли духи-хранители и могут ли люди мысленно общаться друг с другом. Будучи твердо уверенным в том, что все они сумасшедшие, он тогда не придал их словам большого значения. И только сейчас он понял, что они имели в виду. Он попытался отогнать от себя тревожные мысли, считая их плодом своего воображения, но они упрямо возвращались, еще более настойчивые, чем прежде.
В конце концов Конан не выдержал и обратился к своему адъютанту:
– Монго, принимай командование до моего возвращения.
– Куда вы направляетесь, лорд Конан? – спросил чернокожий воин.
– Проедусь по улицам, проверю, не собралась ли где под покровом темноты банда каких-нибудь негодяев. Будь внимателен и поддерживай порядок, я скоро вернусь.
Конан развернул лошадь и рысью выехал с площади. Толпа разомкнулась, пропуская его. Ощущение тревоги усилилось. Он перевел лошадь в галоп и вскоре натянул поводья, останавливая ее перед своим домом. Вдали прогремел первый, еще слабый раскат грома.
В доме было темно и тихо, если не считать огонька в задней половине. Конан спешился, привязал лошадь и шагнул через порог, положив ладонь на эфес меча. В то же мгновение он услышал испуганный крик, в котором узнал голос Дианы.
Конан с проклятиями устремился вглубь дома, выхватывая на ходу меч. Крик доносился из гостиной, в которой царила темнота, рассеиваемая лишь робким светом одинокой свечи, горевшей на кухне.
У дверей гостиной Конан замер, завороженный представшим перед ним зрелищем. Диана съежилась на низенькой кушетке, застеленной шкурой леопарда; руки и ноги ее были обнажены, шелковая ночная рубашка сбилась на сторону. В расширенных глазах девушки застыл ужас.
А посреди комнаты висел серый клубящийся туман, медленно обретавший жуткие очертания. Из прозрачной дымки проступили покатые, поросшие шерстью плечи и толстые звериные лапы. Затем возникла огромная свиная морда с острыми как бритвы клыками и щелкающими челюстями.
Тварь появилась словно бы из ниоткуда, вызванная к жизни демонической магией. В памяти у Конана ожили древние легенды – передаваемые шепотом из уст в уста рассказы о страшных неуклюжих созданиях, бродящих в темноте и отличающихся нечеловеческой злобой и яростью. На долю секунды атавистические страхи заставили его заколебаться. А потом, испустив яростный крик, он прыгнул вперед, чтобы вступить с бой, – и споткнулся о тело чернокожей служанки, которая лишилась чувств и сомлела прямо в дверном проеме. Конан во весь рост растянулся на полу, и меч вылетел из его руки.
В то же самое мгновение монстр, двигаясь со сверхъестественной быстротой, развернулся и бросился на Конана, одним прыжком покрыв разделявшее их расстояние. Но варвар простерся на полу, и демон пролетел над ним и врезался в стену коридора снаружи.
В мгновение ока противники вскочили на ноги. Чудовище вновь ринулось на Конана. За окном сверкнула молния, и в ее мертвенно-бледном свете блеснули острые, как ножи, клыки твари. Киммериец левым локтем ударил ее в челюсть, правой рукой судорожно шаря по поясу в поисках кинжала.
Волосатые ручищи демона обхватили Конана и сжали его с чудовищной силой; у любого другого, не такого крепкого и выносливого мужчины, уже давно сломался бы позвоночник. Конан услышал, как с треском рвется его одежда, разрываемая когтями твари, а потом со звонкими металлическими щелчками лопаются кольца кольчуги. Хотя демон весил примерно столько же, сколько Конан, мощь его была просто невероятной. Сопротивляясь изо всех сил, Конан вдруг почувствовал, как его левая рука медленно загибается назад, а поросячья морда чудовища склоняется все ближе к его лицу.
В полутьме они громко сопели и неуклюже передвигались по комнате, словно партнеры в каком-то диком танце. Конан шарил по поясу в поисках кинжала, а демон наклонялся, стараясь вцепиться клыками ему в горло. Киммериец решил, что его пояс наверняка сбился на сторону, раз он никак не может ухватиться за рукоятку кинжала. Он чувствовал, как уходят его силы, как вдруг в правую руку ткнулось что-то холодное. Это был эфес его меча, который подняла Диана и теперь подала ему.
Отведя правую руку назад, Конан нащупал уязвимое место на теле демона, а потом с силой ткнул в него клинком. Шкура твари, похоже, обладала необычайной прочностью, но все-таки лезвие пробило ее и погрузилось в тело. Щелкнув челюстями, тварь издала жуткий вой.
Конан наносил удар за ударом, но монстр, кажется, не чувствовал укусов холодной стали. Лапы демона сжали киммерийца в губительных объятиях. Гигантские клыки щелкали уже у самого его лица. На кольчуге со звоном расходились все новые и новые кольца. Чудовищные когти вспороли тунику на плече варвара и пропахали кровавые борозды на покрытой потом спине. А спереди одежду Конана заливала вязкая тягучая жидкость из ран твари, ничуть не походившая на обычную кровь.
В конце концов, собрав остатки сил, Конан обеими ногами ударил монстра в живот и вырвался из его смертельных объятий. Киммериец стоял, пошатываясь и тяжело дыша, а по телу его струились кровь и пот. Когда демон вновь устремился к нему, размахивая чудовищными лапищами, Конан перехватил меч обеими руками и нанес отчаянный удар. Лезвие впилось монстру в шею, почти отделив голову от тела. Могучий удар способен был обезглавить двоих или даже троих обычных людей, но ткани монстра оказались намного крепче человеческих.
Тварь неуверенно попятилась и рухнула на пол навзничь. Конан выпрямился, тяжело дыша, опустив клинок, с которого капала тягучая слизь, и тут Диана бросилась ему на грудь, крепко обхватив руками за шею.
– Я так рада! Я молила Иштар, чтобы она прислала тебя…
– Ну, ну, успокойся, – пробормотал Конан, неловко гладя девушку по голове. – Я, конечно, выгляжу, как покойник, но пока еще могу стоять на ногах…
Он оборвал себя на полуслове, и глаза его изумленно расширились. Мертвая тварь поднималась с пола, и ее уродливая башка покачивалась на рассеченной наполовину шее. Она устремилась к двери, споткнулась о тело чернокожей служанки, все еще лежавшей без чувств, вывалилась в коридор и исчезла в ночи.
– Кром и Митра! – выдохнул Конан. Отстранив от себя девушку, он проворчал: – Потом, потом! Ты хорошая девочка, но мне надо проследить за этой тварью. Это и есть тот самый демон ночи, о котором говорят легенды, и, клянусь Кромом, я узнаю, откуда он пришел!
Пошатываясь, он вышел на улицу и тут обнаружил, что лошадь его исчезла. Обрывок поводьев, болтавшихся на коновязи, подсказал ему, что бедное животное, обезумев от ужаса при виде демона, порвало узду и сбежало.
Через несколько минут Конан вернулся на площадь. Проталкиваясь сквозь толпу, которая разразилась восторженным ревом, он увидел, как чудовище покачнулось и упало к ногам высокого кордафанского чародея, стоявшего рядом с Тутмесом. В последнем отчаянном усилии тварь положила морду на ноги колдуна.
В толпе раздались гневные крики – люди узнали в чудовище того демона, что долгие годы терроризировал Мероэ и его жителей по ночам. И хотя стражники все еще сдерживали толпу, оттесняя ее от эшафота, сзади к Муру потянулись руки, хватая его за одежду. В поднявшемся всеобщем гаме Конан расслышал пронзительные крики:
– Убить его! Он – хозяин демона! Убить его!
И вдруг на площади воцарилась звенящая тишина. На свободном месте, откуда ни возьмись, появился Агеера, наголо бритая голова которого была разрисована так, чтобы придать сходство с черепом. Казалось, он перепрыгнул через головы стоящих людей и приземлился на открытом пространстве.
– Для чего убивать инструмент, а не человека, который орудует им? – пронзительно заверещал он. Он ткнул пальцем в Тутмеса. – Вот стоит тот, кому служит Муру! И это по его приказу демон убил Амбоолу! Так сказали мне духи в тишине храма Джуллы! Убейте и его тоже!
Когда в Тутмеса вцепились десятки рук и потащили его вниз, Агеера махнул рукой в сторону платформы, на которой сидела королева.
– Убивайте всех вельмож! Сбросьте свои цепи! Убивайте хозяев! Будьте свободными людьми, а не рабами! Убивайте, убивайте, убивайте всех!
Конан едва устоял на ногах, когда толпа вокруг качнулась сначала в одну, а потом в другую сторону, скандируя:
– Смерть им, смерть им, смерть им!
Одного за другим вельмож валили на землю и разрывали на куски.
Конан стал пробираться к своим вооруженным стражникам, с помощью которых он все еще надеялся навести порядок на площади. А потом поверх голов беснующейся толпы он увидел то, что в корне изменило его планы. Королевский стражник, стоявший спиной к платформе, вдруг развернулся и метнул копье в королеву, которую ему полагалось защищать. Оно прошло сквозь ее роскошное тело, как раскаленный нож сквозь масло. После гибели повелительницы конные стражники присоединились к своим соплеменникам и принялись убивать господ без разбору.
Спустя несколько минут Конан, избитый, в разодранной одежде и с растрепанной гривой, но верхом на лошади, вернулся к своему жилищу. Привязав животное, он вихрем ворвался в дом и достал из тайника кошель с монетами.
– Уходим отсюда! – рявкнул он, обращаясь к Диане. – Возьми с собой каравай хлеба! Где, черт побери, мой щит? Ага, вот он!
– Но разве ты не хочешь забрать с собой все эти красивые вещи?
– Некогда. Со смуглокожими господами покончено. Держись за мой пояс, когда будешь сидеть позади меня. Ну-ка, полезай в седло, живее!
Неся на себе двойную ношу, лошадь тяжелым галопом поскакала по улицам Старого Города, которые кишмя кишели грабителями и мятежниками, преследователями и преследуемыми. Какой-то мужчина, вознамерившийся было схватить их лошадь под уздцы, с криком полетел под копыта, и в следующий миг жутко захрустели его кости; остальные стремительно разбегались в разные стороны, освобождая им дорогу. Они выехали из города через огромные бронзовые ворота, а позади дома вельмож один за другим превращались в желтые пирамиды ревущего пламени. Над головой у них сверкали молнии, рокотал гром, а потом на них водопадом обрушился дождь, который, правда, часом позже перешел в надоедливую морось. Лошадь пошла шагом, осторожно выбирая дорогу в сплошной темноте.
– Мы все еще едем по стигийской дороге, – проворчал Конан, тщетно вглядываясь в ночную тьму впереди. – Когда дождь прекратится, мы тоже сделаем остановку, чтобы просохнуть и хоть немного поспать.
– Куда мы направляемся? – раздался сзади нежный серебристый голосок Дианы.
– Не знаю, но я устал от стран, населенных чернокожими. С ними решительно невозможно иметь дела; они – такие же закоснелые и тупоголовые фанатики, как и варвары моей родной северной страны – Киммерии и Ванира. Я намерен еще раз попытать счастья в цивилизованных странах.
– А как же я?
– Чего ты хочешь? Я могу отправить тебя домой, а могу взять с собой. Как решишь, так и будет.
– Думаю, – слабым голоском произнесла девушка, – несмотря на то, что я промокла насквозь и все прочие неудобства, мне нравится нынешнее положение вещей.
Конан молча ухмыльнулся темноте и послал лошадь рысью.
notes