Глава 6
Плохой день для торговли

– Припекает, – недовольно заметил Макар.

Алёна невозмутимо шагала впереди.

– Припекает, говорю! Скоро вся спина обварится.

– Рюкзаком прикройся.

– Так лямки натирают! Сама бы попробовала – на голое тело...

Она соизволила полуобернуться.

– Тебя никто не держит, забыл? Давай сюда хабар – и обратно под дерево, в тенечек!

Алёна недаром гордилась своим самообладанием. С ужасом, охватившим ее при виде чахнущего Дерева перехода, она справилась быстро. В конце концов, так легко было сказать себе, что это обычные сезонные изменения. Куда легче, чем задумываться о тайнах иномирской ботаники, поминутно отгоняя коварную мысль – а не ее ли тут вина. Не нарушила ли она что-нибудь... Да вряд ли, что плохого в ее скромной коммерции! В жалких утюжках и пакетиках специй.

Кстати, пора было приниматься за дело. Тащить Макара на люди Алёна боялась. Еще учудит что-нибудь, дубина неотесанная! Но и оставлять его одного, без чуткого руководства, было рискованно. Ведь не пустыня кругом, а сельская округа самой столицы, и государственный тракт совсем близко. Даже она была не готова бросить соотечественника на произвол судьбы в чужом мире. Оглядев нежданного попутчика с ног до головы, повертев так и сяк, девушка поначалу приуныла. Футболка, штаны, кроссовки. Короткая стрижка. Никуда не годится! Здешние мужчины наряжаются величественно, многослойно, даже в самую жару преют, бедные, под ста одежками. К тому же обожают украшения. Распоследний сельчанин хоть пустячный перстенек, да нацепит. А уж наборный пояс, увешанный всякой полезной всячиной, – это вообще не обсуждается. Карманов здесь пока не знают. Еще волосы эти... Мог бы и отрастить, сейчас у половины Москвы лохмы до лопаток. Да ни один приличный человек... Глаза у Алёны злорадно вспыхнули. Раз на приличного человека не тянет, значит, будет рабом.

Футболка отправилась в рюкзак. Мешковатые оливковые шорты Макар по приказанию госпожи, помявшись и стыдливо отворотясь, переодел наизнанку. Теперь вместо карманов на всех мыслимых местах оказались швы, будто одежонку стачали из лоскутов. Разуваться парень отказался наотрез, ссылаясь на отсутствие навыка пешей ходьбы, но и так вышло жалостно. В довершение всего мучительница расстегнула одно из ожерелий, которых на ней красовалось целых три, и с недвусмысленными намерениями подступила к Макару. Тот отскочил, упрямо мотая головой.

– Не надену!

– Наденешь. Так надо, правда. У тебя даже дубинки нет. А так ты – домашний «женин раб», типа камеристки. Оно жирновато, конечно, для такой простушки, как я, но, может, ты мне в наследство достался.

Новоявленный раб с омерзением посмотрел на белые и зеленые камешки, покачивающиеся на длинных цепочках.

– Черт с тобой, цепляй.

Отступив на пару шагов, Алёна придирчиво осмотрела спутника и решительно кивнула:

– Прорвемся! Волосы разлохмать, гляди дикарем. И главное, рта не раскрывай!

Препираясь для бодрости, они двинулись через поле к близкому городу. Странное это было поле. Нехорошие трещины змеились по земной коре. Вернее, корке: земля выглядела иссохшей и неживой. Мало того, трещины – Макар сам себе не поверил – перемещались, едва приметно, но безостановочно двигались, словно менялась картинка в зловещем калейдоскопе. Из них временами вырывался то клок вонючего испарения, то едва слышный звук – вой ли, стон, но не страдальческий, а грозный. Совсем тихо, на грани восприятия, шуршала земля, осыпаясь, убегая в никуда, в то черное нечто, что угадывалось в разломах. Некоторые уже порядком расширились – в канавки, в кривые борозды, будто продранные когтями агонизирующего дракона, а в стороне, заметил Макар, зиял нешуточный овраг. И хорошо, что в стороне, порадовался он: приближаться к земной аномалии почему-то не хотелось совершенно. Мало ли что – или кто – там обнаружится!

Росло на поле черт знает что. Некоторые из зеленых страдальцев хотя бы выглядели как растения. Чахлые, изнуренные, они, казалось, изо всех сил пытались сохранить рядность посадки и упорядоченность стеблей и листьев. Но многие, с позволения сказать, экземпляры вызывали оторопь. Вон тот, например, багровый, цвета подтухшего мяса – толстенный стебель, весь скрученный, перекореженный, с полопавшейся кожей, еще и в иглах почему-то. И на растение-то непохоже, какой-то адский монстр!

– Что за дрянь они тут растят?

– Вовсе не дрянь. То есть не растят... То есть... Тьфу ты!

Алёна обшарила взглядом ближний клок земли между двумя трещинами.

– Вон, видишь? Мясистые стебли с трилистниками в пазухах. Нечто вроде кукурузы, хотя сходство, конечно, отдаленное. Называется мотак. Основа местного рациона, как у нас хлеб. Он тут и рос – в пояс стоял.

– Что стряслось-то?

– Не знаю. Но что-то стряслось точно. Что-то очень, очень серьезное.

Она мрачно уставилась в землю. Пересохший пруд, гибнущие рыбки с человечьими глазами. Дерево перехода – изъязвленная кора, чернеющие листья, сучья в уродливых нашлепках. Теперь вот еще поле... Что дальше? Прямо возле ног вскрылась новая трещинка, узенькая и быстрая, как змейка. Вынырнула, спряталась и вновь показалась маленькая голова – сплющенная квадратная голова в болотно-зеленых, по черному фону, пятнах. Нет, треугольная. Или пятиугольная? Уже округлая! Овальная, с быстро вытягивающимися вперед челюстями! Цвет менялся с той же быстротой, что и форма, неизменно оставаясь грязным, неприятным. Дисгармония. В этих хаотических трансформациях, как и в метаниях трещин по земле, была непонятная деловитость, но не было смысла, не было цели, будто существо решало и никак не могло решить, каким ему быть, зачем быть и быть ли вообще. Голова исчезла, выскочили пальцы, с отвратительной ловкостью ощупали землю. Алёна не хотела смотреть, но оторваться не могла. Пальцы, похоже, выбрали направление и уверенно двинулись вперед. Два сустава, три, показался из щели четвертый... Ее охватило жутковатое предчувствие, что там, в темной щели, больше ничего нет, ни головы, ни тела, ни остальных лап – только эти три пальца, которым придется вернуться на базу, чтобы вновь явилась на свет голова. Или что-то еще. Похоже, существо прямо сейчас рождалось – нет, начинало быть, потому что даже в худшем из ночных кошмаров происходящее не могло бы называться рождением, – и того, из чего оно становилось, на все не хватало. Между тем из среднего, самого длинного пальца вдруг выскочил очень серьезный коготь, едва не чиркнув Алену по ступне. Она взвизгнула и отскочила, как ужаленная.

– Что? – всполошился Макар. – Кто?

– Там, там...

Она еще тыкала пальцем в сторону агрессора, когда поняла, что проклятой лапы на земле больше нет. И трещины, из которой она так целеустремленно подбиралась к ней, тоже нет. Затянулась, исчезла. А скорее, перебралась куда-то в другое место – чтобы исторгнуть из себя какую-то другую тварь. Они с Макаром, не сговариваясь, схватились за руки и торопливо зашагали дальше. До городских стен оставалось всего ничего.

– И это – хваленый средневековый базар?

Макар разочарованно оглядел горстку старух, жавшихся к крепостной стене. Старухи как старухи, в чем-то темном и теплом не по сезону, в платках до бровей. Такие у любой станции метро дремлют день-деньской над подвядшим укропом и вязаными носками. Эти, правда, выглядели очень уж взбудораженными. Видно, местная милиция сильно лютует, гоняет бедолаг почем зря! Вокруг простиралось ровное утоптанное пространство, совершенно пустое, если не считать брошенной телеги, просевшей на сломанное колесо. Вот стена – другое дело. Высший класс! Настоящая циклопическая кладка, глыбы величиной с типовой дачный домик. Как они их на верхотуру затаскивали? Эх, сейчас бы фотоаппарат. Впрочем... Макар сунулся в боковой карман за мобильником. Что за черт! Гладкий брусочек прощупывался через ткань, но вход все никак не обнаруживался. Сообразив, что к чему, он опасливо глянул на начальницу и, весь извиваясь, полез в карман штанов изнутри. Воровато сделал снимок, сунул телефон в наружный отсек рюкзака под клапан. Наверняка еще пригодится. Интересно, за сколько можно продать такие снимки?

Алёна между тем озиралась, не веря своим глазам. Что это? Почему в базарный день у метрополии не кипит торговля? Вся сельская округа должна была еще затемно съехаться сюда с возами продуктов, с козами, бабами и детишками. Да городские ремесленники, да заезжие купцы из дальних пределов. Уже на подходе ее охватили нехорошие предчувствия – такая стояла ненормальная тишина. Но она упорно врала себе, что это ветер относит в сторону гомон толпы, многоголосицу животных и нестройную музыку уличных артистов. Она так хорошо знала картину, которая должна была открыться за выступом угловой башни, что в первую секунду увидела ее воочию – бурлящую пеструю толпу, плотное скопление телег, превращенных в прилавки, хлопающие на ветру холщовые навесы, развевающиеся стягами отрезы тканей, наглых носильщиков с паланкинами, яркими, как лаковые шкатулки... Мираж развеялся. Пустота хлестнула по глазам, молчание оглушило.

Алена оглянулась на спутника, обвела пустырь широким движением руки:

– Он должен быть здесь.

– Ты хочешь сказать, на всем этом пространстве? – усомнился Макар.

– Места давно не хватало, припозднившимся приходилось вставать вон там, на пригорках.

– И где они все? Слушай, ты день не перепутала?

Она досадливо всплеснула руками:

– Да при чем тут день! Это столица, понимаешь? По местным меркам, самый настоящий мегаполис. Видишь здоровенный каменный выступ? Это городские ворота, к ним ведет государственный тракт, одна из главных дорог страны. Над ним всегда пыль столбом, ездят, ходят туда-сюда. А сейчас никого. И день я, кстати, не перепутала.

Алёна решительно направилась к кучке торговок. Те заполошно глянули на чужаков, но вид девушки в сопровождении смирного домашнего раба успокоил бедолаг. Тревога сменилась нормальным старушечьим любопытством. Алёна приветствовала местных полупоклоном, остановилась у ближайшей, рассматривая товар. Издалека, с приличных случаю вежливостей, завелась беседа.

Макар, как было велено, помалкивал. Расхаживал вдоль куцего торгового ряда, рассматривал выставленное добро. На одном лотке красовалось нечто пахнущее настолько завлекательно, что в желудке немедленно забурлило. Он присел на корточки, пожирая лакомства взглядом. Легко сказать, рта не раскрывай! А если есть хочется? Между прочим, хорошая госпожа обязана заботиться о своем живом имуществе.

– Эй, а это что, сладости? Вкусные, не знаешь?

Вредные бабки дружно уставились на него выцветшими, но очень красноречивыми глазами. Что за век, что за нравы! В былые-то времена рабы знали свое место – глаз не подымут, рта не раскроют, ровно вовсе немые. А сейчас вольничают. Все вольничают, все от рук отбились – слуги, невестки, дети...

Алёна, стушевавшись, торопливо купила нечто длинное, извилистое, сунула балбесу в руки. Макар осторожно надкусил, расплылся в улыбке и захрустел.

А хозяйка-то, видать, неопытная, добросердечная. Где уж ей с наглецом сладить! Время сейчас такое, ни с кем сладу нет. Тема была близка каждой, и старухи будто ожили, загомонили.

– Долго ли идешь, почтенная?

– Откуда будешь? Из каких мест?

– Как там у вас, бедуете?

Алёна выбрала самый безопасный вопрос:

– Долгонько. Вот и к базару, видно, припозднилась.

– Ой, милая! Да не было базара. Нешто не видишь, что тут у нас делается? – Одна из торговок указала на гибнущее поле.

– Вижу. Страсть-то какая! Да что стряслось?

– А у вас, что ли, по-другому? – подозрительно прищурилась одна. – Хорошо живете?

– Плохо, – твердо ответила Алёна, и собеседницы, как стайка мрачных птиц, удовлетворенно закивали. – Всюду запустение, стены крошатся, вода тухнет, – продолжала она с подъемом. – Поверите ли, почтенные, кошки царапаться стали!

Бабки дружно ахнули в концы платков.

– Верно, конец времен настает. Уже, сказывают, и маги нас покинули, – начала одна.

Остальные старухи воззрились на болтушку, и та умолкла, испуганно озираясь.

– Ты иди, голубушка, в город иди, – пресекла разговор самая решительная. – Там свой рынок есть, в богатых кварталах, что вокруг дворцов. Может, повезет тебе, распродашься.

Спорить было не о чем. Алёна поклонилась, свистнула Макару и двинулась к громадине ворот.

В городе признаки непорядка не так бросались в глаза, прикрываясь толчеей тесных улочек, пестротой и многолюдьем. Одно слово, столица. Даже в последний день мироздания будет спешить по неотложным, страшно важным делам. Будут носиться слуги и рассыльные, вспарывать толпу нобили верхами, проплывать – одни в паланкинах, другие пешком, но с пышной свитой – знатные дамы и богатые плебейки, выставляя напоказ если не красоту, так хоть роскошь. Но все это одна видимость, размышляла Алёна, жавшаяся к стене дома, пока мимо проносился правительственный гонец с длинным эскортом стражников-скороходов. Неизбывная тревога, угрюмая тоска сквозили за лихорадочной суетой. Деятельная городская жизнь казалась фальшивкой, обманом чувств, гигантским мыльным пузырем – еще красуется радужными боками, но вот-вот лопнет.

Макар вертелся во все стороны, пожирая глазами потрясающий незнакомый мир. Поначалу он готов был сквозь землю провалиться от стыда – девчачьи бусики жгли грудь, – но скоро и думать забыл о своем позорном статусе, так оглушило и ослепило его происходящее вокруг. Теперь его преследовала одна мысль, упорная, как загноившаяся заноза, – как бы наделать втихую побольше снимков. Он почему-то был убежден, что Алёна его игру в папарацци не одобрит. Еще и телефон отберет, тиранка! Прошла навстречу цветущая красотка лет эдак пятнадцати. Одобрительный взгляд мазнул Макара по лицу и затуманился сожалением, зацепившись за цацку на его ключицах. Девушка очень старалась посторониться, но – то ли из-за узости переулка, то ли из-за пышности форм – принуждена была протискиваться вплотную к симпатичному рабу, задев его всем, чем только можно. Ух ты! Отличное местечко!

– Ай!

– Черт!

Они с Алёной шарахнулись в разные стороны. И вовремя! На мостовую между ними плюхнулось нечто бурое, полужидкое, отвратительное и по виду, и по запаху. Вверху кто-то ойкнул, захлопнулось окно. Отправитель «посылки» пожелал остаться неизвестным.

– Это что, дерьмо? – нервно зашептал Макар на ухо спутнице. – Здесь правда ночные горшки на улицу опорожняют? – и задумался, тревожа давно погребенный в памяти школьный курс истории. – Но где сточные канавы?

– Никаких канав. Помои выплескивают на улицу, но до улицы они не долетают.

– А до чего долетают? – Макар скептически изогнул бровь, созерцая кучу.

– Ни до чего. Исчезают в воздухе. Сразу же. То есть исчезали раньше.

Он посмотрел на девушку, не шутит ли. Нет, ни тени веселости. Наоборот, как в воду опущенная.

– Как это – исчезали? Так не бывает.

Алёна невесело усмехнулась:

– Бывает. Ты что, не понял? Это не прошлое. Это другой мир. Совсем другой. Мир магии.

Рынок на центральной площади действительно был. Не в пример сельскому, солидный и дорогой. Но чудилось, во время оно торговля тут шла и бойчее, и веселей. Алёна нашла местечко с краю, встала тишком. Велела Макару:

– Раб, доставай товар!

Тот хмыкнул, покрутил головой, однако послушался, скинул с плеч рюкзак. Потянулся так и эдак, крякнул (Алёна точно знала, назло ей выделывается), распустил завязки рюкзака.

– Там холстина есть, – шепнула девушка. – Вынь, постели.

Торговлю начали скромно: с разрозненных серебряных вилок, с дешевых круглых зеркалец, с нескольких пакетиков приправы для сала. К изумлению Макара, все это уходило влет, особенно специи. Он и мигнуть не успел, как оказался вместе с Алёной в центре волнующейся толпы. Услышав, что облюбованный скромной горожанкой пакетик перца – последний, толпа взвыла. Несколько рук, жадных, требовательных, будто собственной жизнью живущих, вытянулось к ним, стаскивая перстни с пальцев, потрясая увесистыми кошелями. Но совестливая Алёна отдала товар женщине по сговоренной цене. Та выгребла из карманов все до последней монеты и поспешила исчезнуть, лучась счастьем.

Макар понял, что пора брать власть в свои руки. Для начала он решительно отодвинул от «хозяйки» раздосадованных покупателей:

– Граждане, не напирайте! Товаров много, главное впереди. Только сегодня и только для вас! Итак, наше первое предложение...

Он и сам не понимал, что на него нашло. Он, тишайший редактор, покрывающийся пунцовыми пятнами, если на него обращалось более двух пар глаз, вдруг стал повелителем толпы. Полуголый, в вывернутых наизнанку штанах, с камушками на шее, – в каком-то неведомом мире, даже не прошлом, а совсем-совсем не существующем! Алёна только глазами хлопала, наблюдая, как работает мастер.

Первым делом Макар покончил с ненужной благотворительностью. Невыгодно это, да и подозрительно. Местные умели и любили торговаться, и победа того, кто выкрикнет самую большую цену, воспринималась как должное – раз богат, владей. Макар лишь ввел процесс в цивилизованное русло, вопил: «Двадцать пять, господин в золотом оплечье, кто больше?», как заправский аукционист, и троекратно хлопал в ладоши, прежде чем объявить: «Продано!» Алена только успевала принимать плату.

Волноваться и краснеть ему было просто некогда. Он понятия не имел, что Алена насовала в рюкзак, и всякий раз, запуская в него руку, мог только гадать, какой предмет сейчас извлечет на свет божий, а главное, как будет его рекламировать. Довольно быстро выяснилось, что самые обычные вещи здесь ведут себя как угодно, только не по инструкции. Скажем, зеркало не отражало. То есть отражало, конечно, но вовсе не то, что перед ним оказывалось в данный момент, а нечто совершенно произвольное, управляемое исключительно волей смотревшего. Макар начал было расхваливать «идеальную гладкость и незамутненную чистоту отражения» – странная какая-то реакция, примолкли все, переглядываются растерянно. Он с удвоенным пылом про возможность «рассмотреть все до последней реснички», но тут Алена, пихнув его в бок, подхватила: «На лице своей покойной бабушки». В общем, оказалось, что здешний народ любуется на себя исключительно в бронзовые полированные кругляши, а импортные зеркала использует, всяк в меру своей магической одаренности, для поиска пропавших вещей и людей, для пригляда за теми, кто вдали, а то и для общения с мертвыми. О «незамутненной чистоте» мечтать не приходится. Хоть что-нибудь разглядишь в дымке времени или расстояния, и на том спасибо.

Но его уже охватил азарт. Макар отважно совал руку в мешок, выуживал очередной лот и вдохновенно врал, сочетая внутреннее чутье с анализом реакции потребителей. Алёна, маячившая за плечом, что-то испуганно шепчущая, порой только глаза закатывала. Но разошедшегося «раба» было не остановить. Комплект игральных карт он, вспомнив прочитанное в глубокой юности фантастическое произведение, превратил в средство экстренной связи. Алёна перепугалась. Она-то предполагала сбыть картинки как инструмент для гадания. Но наскоро организованная презентация подтвердила – картонные «пейджеры» работают, и еще как! Ошарашенной Алёне злодей всучил трефового валета. Та заспорила было: «Да какой из тебя треф!» – но со стихийным бедствием разве справишься. Вынужденная углубиться в толпу с картой в потной ладони, она случайно наступила на острый камешек, и – о чудо! – бубновая дама в руке Макара скривилась от боли, что громогласно подтвердили выбранные наугад наблюдатели. Колоду тут же купил за бешеные деньги купец, охотно пояснив, что торговля у него обширная, караванная, и за всем пригляд нужен.

Самый тяжелый и громоздкий товар, конечно, оказался на дне рюкзака. Подуставший Макар взял паузу, разглядывая допотопную ручную мясорубку и нечто столь же древнее, в виде красного пластмассового цилиндра с прогоревшим проводом.

– Зачем взяла? – шепнул он напарнице, кивая на неликвид. Та только плечами пожала:

– А как все беру, по наитию.

– И что оно говорит, твое наитие?

– Молчит пока.

Поразмыслив, Макар решил сначала сбыть мясорубку. Теперь понятно, что всю дорогу отягощало его обожженные солнцем плечи и язвило в спину. «Вот продам тебя какому-нибудь остолопу, – мстительно подумал он, – будет тобой...» А что, собственно, будет делать с помощью мясорубки новый хозяин? Гвозди забивать? Макар неуверенно повертел ручку.

– Вот, значит, мясорубка... – Народ, затаив дыхание, ждал. – Это такой прибор для... для...

Макар перевернул проклятый агрегат, потряс его, зачем-то приник ухом к раструбу, послушал. Тишина. Он подул в раструб, едва слышно выдохнул: «Ну и что нам делать?» В недрах монстра раздался щелчок, протяжный скрежет, и Макара что-то чувствительно двинуло по лбу. Он откинул голову назад. Ручка! Длинная, литая, массивная, она провернулась сама собой на валу – раз, другой, третий. Потрясенные зрители отступили, взирая на ожившее чудище с благоговейным страхом. Но больше всех был потрясен сам Макар, оцепеневший посреди пустого круга с вытянутыми руками, в которых содрогалась и рычала мясорубка. Снова щелчок. Из дырчатой решетки вытекла струйка темно-синего дыма. Она все ползла и ползла, не расплываясь в воздухе, как положено порядочному дыму, не теряя насыщенности цвета, деловито сплеталась, изгибалась, скручивалась. Перед Макаром и Алёной само собой выписывалось в воздухе слово.

Обведенные кольцом пустоты, они нашарили руки друг друга, сцепились пальцами. Макар, загипнотизированный медленным танцем дымных струй, созерцал послание, едва осознавая его грозный смысл. Алёна смотрела дальше, сквозь него, словно оно было начертано на прозрачном театральном занавесе, готовом взвиться вверх. Мизансцена была выстроена, и Алёне она очень не понравилась. Из щели проулка между официозной каменной колоннадой и скромным частновладельческим тыном шустро выползала сверкающая, ощетинившаяся колючками змея. То была длинная колонна воинов, нарядных, словно игрушки. Впереди на золотой платформе, влекомой косматыми чудищами размером с быка, возвышался картинный старец-маг. Гигант в черной хламиде, с развевающейся на ветру бородой. Елки-палки, даже посох имеется, узловатый, кривоватый – сразу видно, жутко мощный. Его взгляд прошил пространство площади, как лазерный луч, и воткнулся Алёне в глаза, отчего волосы у нее встали дыбом.

Расстояние и время перестали существовать. Алёна подробно, до волосинки, видела кустистые, грозно насупленные брови повелителя, торжественно вздымающуюся руку и крепкий желтый ноготь на пальце, устремленном прямо ей в переносицу. Голова змеи широко распахнула пасть и начала заглатывать площадь.

– Там, там... – беззвучно зашептала девушка.

Макар проследил за ее взглядом. Магические письмена тем временем истаяли. Представление началось. В глубине сцены толпа мужиков в опереточных ярких доспехах, но с серьезными пиками деловито брала площадь в «клещи». Дядька-черномор, прибывший с воинами, тряс бородищей и махал руками – руководил. Макар дернул за руку остекленевшую напарницу. Местные омоновцы неумолимо приближались, причем было отчего-то понятно, что прибыли они не трясти торговок, а по их с Алёной душу. Он с сомнением поглядел на мясорубку, хотел было отшвырнуть за ненадобностью – не отмахиваться же ею, в самом деле, – но рука не поднялась бросить ценную вещь, сама прибрала в мешок.

– Эй, подруга, у тебя, часом, ствола не завалялось?

– Не-эт, – всхлипнула та. – Только фен...

«Только фен. Нет. Это происходит не со мной», – медленно, отчетливо подумал некто у Макара в голове. Реальность отделилась и отдалилась от него, будто отвели подальше от глаз ярко раскрашенную картинку. Там, на картинке, наступали солдаты, плескались на ветру полотнища тканей над притихшим базаром, и птицы, вроде воробьев, но травянисто-зеленые, безнаказанно воровали с лотков семечки. А здесь, в настоящей жизни, Макарова рука нащупала в рюкзаке перегоревший фен и выхватила, как выхватывают пистолет. Макар почти не удивился, когда кусок пластика в его руке сипло чихнул, содрогнулся, извергая кольцо вонючего дыма, – и вдруг выдал фонтан пламени, что твой огнемет. Прихлынувшая было под давлением солдат толпа отшатнулась с многоголосым воплем. Макар с феном в вытянутой руке стремительно развернулся, окружая себя и Алёну стеной огня. Вояки скомкали строй. Мелькнул за языками пламени гротескный силуэт старца в черном пеньюаре. Макар, успевший заметить, как пламя лизнуло толпу, никому не причинив вреда, крепко ухватил подельницу за руку и рванул сквозь огненное марево прочь, к свободе.

Выбравшись с базара, они углубились в лабиринт улочек и понеслись, не разбирая дороги. Да и как ее было разбирать, в незнакомом-то городе! Макар, возглавивший бегство, петлял, сворачивал наугад, стараясь лишь не двигаться по кругу.

Кончились переполненные людьми деловые кварталы. Пошли усадьбы, пасторально утопающие в зелени садов, но за глухими городскими стенами светлого камня. В столице жило много богачей, и устроились они с размахом. Скоро Макар понял свою ошибку. Людей здесь было мало, и каждый окидывал чужаков подозрительным взглядом. Подворотни перегорожены крепкими железными решетками. Широкие прямые улицы отлично просматриваются, и в их створе беглецы уже несколько раз заметили вооруженных людей в форменных латах. Хорошо еще, постройки здесь были не гладкостенные, а с затеями – в выступах, в колоннах, в резных мордах, лыбившихся на прохожих отовсюду, куда только дотянулся архитектор.

– Мы уже в пригороде? – спросил Макар, прижимаясь к стене за каменным нашлепом.

– Наоборот! Самый центр. Дворцы знати, ведомства всякие. Я, кажется, сообразила. Вон та масса зелени вдали – видишь, между двумя башнями...

– Вроде сморчков?

– Да. Это Запретный лес.

– Бегом!

Они совершили еще одну перебежку, едва не вылетев прямо в лапы патрулю. Трое солдат прошагали так близко, что на беглецов дохнуло жаром от их раскалившихся на солнце лат.

– Почему запретный? Заколдованный, что ли?

– А черт его... Туда можно только верховным магам – это у них тут вроде совета министров.

– А президент?

– Правитель. Король, только его сейчас нет.

Макар не удержался, фыркнул:

– Где же он? В творческом отпуске?

– Понятия не имею! – Алёна строго глянула на весельчака. – Нам-то какое дело? Нам выбираться надо.

– Ладно, дальше что?

– Дальше Ничья роща.

– В смысле «ничья»?

– В смысле, что не ходит туда никто. Из людей.

– Кто же ходит?

– Боги, – шепнула Алёна.

– И ты в это веришь? – тем же таинственным шепотом откликнулся Макар.

Невыносимый все-таки тип. Усилием воли девушка справилась с нахлынувшим раздражением. Не время скандалить, вот вернутся, она ему задаст. Как он из поломанного фена-то отстреливался... Это что-то!

– Вокруг дворцы правителя и верховных магов. Их охраняют, не подступишься, я старалась не приближаться. А вот в роще была. Там ни одного стражника. Незачем, и так никто не сунется.

– Видела богов? – Макар озорно улыбнулся.

– Богов не видела. Озерко там в середине, круглое, как тарелка. А в озерке... – Алёна поежилась, вспомнив, что сталось со священным водоемом. – Ладно, хватит болтать. Что делать будем?

Они свернули в неширокую боковую улицу. Одновременно с ними в другой ее конец вступила группа солдат. Не раздумывая, Макар под прикрытием сильно вынесенной воротной башенки взлетел на стену, заволок наверх Алёну, и оба рухнули в чей-то сад. Треск кустов, по счастью, заглушила визгливая брань – невидимая отсюда дама от души поливала слуг сочной руганью. В ответ послышались робкие оправдания. Макар тыркнулся в одну сторону, в другую, боясь нарваться на людей. Пригнувшись, мягко побежал вдоль стены, прочь от омерзительного голоса. Едва заметная в каскадах тяжелых, гроздьями свисающих к земле соцветий, мелькнула зеленая дверца. Беседка?

Совсем рядом, отделенный лишь густой зеленью, кто-то ругнулся сквозь зубы. Решив пересидеть и оглядеться, Макар юркнул в беседку, увлекая следом Алёну. Под ногами заскрипело, запружинило. Внутри было темно из-за густой листвы и очень тесно. Алёна с разбегу врезалась ему в спину, и Макара швырнуло вперед, прямо на лиственный полог, оказавшийся миражом. Во всяком случае, ладонь прошла его насквозь, не встретив сопротивления, и почти сразу уперлась в преграду. Он ощупал гладкие переплетающиеся полосы, вроде стенки корзины. Стукнул раз. Тоненькая, гибкая стеночка. Другой, третий... За стенкой – совсем близко – с удовлетворением вздохнул некто, судя по всему, очень крупный. Зашевелился, энергично встряхнулся, отчего все вокруг них заходило ходуном. Что-то мощно просвистело в воздухе, тоже раз, другой, третий... А в следующий миг их швырнуло друг на друга, подбросило вверх – и понесло. За спиной Алёны захлопала распахнутая настежь дверца. Девушку едва не выбросило наружу при резком толчке. Макар ухватил ее за руку, дернул на себя, подальше от зияющего голубизной просвета в зарослях. Но дверца случайно захлопнулась сама, и он, нашарив задвижку, запер ее.

– Летим! – вскрикнула Алёна. – Мы ведь летим, правда?

В верхней части дверцы обнаружилось окошечко. Открыв его, Макар увидел лес разномастных крыш, стремительно уносящихся вниз. Между крышами змеились ручейки улиц, по ним возбужденно сновали фигурки. Кто-то визжал. Фальшивая беседка мчалась в воздухе, забирая все выше и унося в своем нутре двух незадачливых беглецов.