Книга: Клим Драконоборец и Зона Смерти
Назад: Глава 13 Синее море, буйные ветры
Дальше: Эпилог

Глава 14
Дикий берег. Тавры

Что сказать о мужчинах и что сказать о женщинах? Хоть те и другие – из рода человеческого, но столь не похожи они видом своим, и естеством, и разумом, и нравом, что надо бы считать их разными породами людей. И дела меж ними творятся разные, на одну ночь, на месяц или на несколько лет, временами по взаимному влечению или из прихоти, а иногда за деньги или в поисках иных выгод. Но бывает так, хоть и не очень часто, что тянет мужчину к женщине, а женщину к мужчине, влечет с такой необоримой силой, будто они две половинки целого. И тогда нет речи о дне, месяце или нескольких годах, ибо измеряется это влечение целой жизнью. И тогда мы говорим: они испили эльфийский мед. И еще говорим: узы их любви не разрежет клинок и не расточит время.
«Поучение молодым и старым», составленное королевским архивариусом сиром Напзаном
Край тавров к земной Тавриде отношения не имел, так как являлся не полуостровом, а узкой прибрежной равниной, лежавшей между солеными водами и горами. Море здесь вдавалось в земную твердь, образуя длинный и довольно широкий залив, пока безымянный, ибо веницейцы, любители давать названия тому и этому, сюда не заплывали. Да и что тут делать их купцам? Удобных бухт насчитывалось мало, берег был диким, скалистым, заросшим лесами, а его обитатели имели репутацию сущих разбойников.
Но все же были тут места, подходящие для гаваней, и капитан Синдбад, посовещавшись со старинным свитком, выбрал из них наилучшее. Бросили с судна якорь, встали в сотне метров от берега, спустили лодку и принялись перевозить сундуки с дарами и кое-какие припасы. Когда же эта работа закончилась, Синдбад сказал королю:
– Восемь сундуков на берегу, и еще бочонок с пивом, и лепешки, и солонина, и сушеные фрукты… Много всего, мой господин, а у тебя в помощниках только гном, кот и маленький летающий человечек. Как понесешь ты этот груз, как доставишь в свое королевство?
– Я ничего нести не буду, – ответил Клим и показал на ближние холмы, за которыми поднимались в воздух струйки дыма. – Вот поселение тавров, капитан. Я отправлюсь к ним и найму лошадей, подводы и носильщиков.
– Эти люди – разбойники и злодеи, – возразил Синдбад. – Не пойти ли нам туда вместе, прихватив двадцать вооруженных корабельщиков? Иначе, преславный цезарь, я боюсь, что тебя пленят и ограбят.
Клим улыбнулся:
– Не думаю, что это случится. Не тревожься, Синдбад, плыви в Веницею, продавай, покупай и сообщи мне, не чинил ли кто тебе обид. Я с этим перцем живо разберусь.
На том Синдбад-мореход спорить перестал – должно быть, вспомнил, как король разобрался с сиренами и веницейцами с галеры, а до того – с тварями пустоши Демонов. Поднял он якорь и поплыл на запад по Дикому морю, а дозорный попугай на мачте крикнул на прощанье:
– Корроль, корроль Маррклим! До встрречи, твое величество!
Оставшись со своими спутниками у моря, катившего волны на усыпанный галькой берег, Клим залез на большой плоский валун и огляделся. Бухта тут была превосходная, с глубокой водой и двумя мысами с запада и востока, защищавшими ее от штормов. Пологий берег и равнина за ним подходили для городской застройки, огромная скала, вдававшаяся в море, казалась идеальным местом для крепости, а на оконечности каждого мыса можно было возвести форты. В лесу зеленели мощные дубы и грабы, деревья с прочной древесиной, подходящей для корабельного дела, лес и всю равнину замыкала цепь холмов, а дальше вставал невысокий хребет с горными лугами и остроконечными вершинами. Этих пиков было семь, и Климу невольно пришел на память старец Ашрам Абара, носитель семисвечника. В конце концов, с него все началось – так почему бы им не завершиться? Пусть будет память о нем и о мореходе, который доставил сюда короля.
Здесь, у бухты Синдбада, решил он, встанет город Ашрамкала, с удобной гаванью, фортами и крепостью на скале. Отсюда потянется на север Таврский тракт, с постоялыми дворами, укреплениями и, возможно, еще одним городом в степи, на границе Озерного края. Хребет будет назван Семисвечником, и на его зеленых склонах будут пастись овцы, а пониже, на равнине – лошади. Здесь он выстроит флот, обучит корабельщиков, поставит гарнизоны, и, глядишь, превратятся со временем тавры-разбойники в мирных скотоводов. Ну а кто не пожелает, тому дорога в лучники, в пограничную стражу и в конные полки.
Еще бы реку отыскать, подумал Клим, озираясь на все стороны со своего валуна. Найти речку с чистой прозрачной водой, что течет неспешно по камешкам – так, как струятся светлые волосы, когда их расчесывает королева… И будет это река Омриваль, река его синеглазой владычицы. Пусть не самая большая в мире, но дорогая сердцу, питающая новый край, где поселятся люди. И когда-нибудь, через много веков, вспомнят они про короля, который…
– На беррегу пустынных волн стоял он, дум великих полн, – раздался снизу ехидный голос хатуль мадана. – Очнись, твое величество! Порра устанавливать связи с местным населением. А население тут, должен заметить, специфическое, со всякими прредррасудками. Я тут уже побывал, и мменя тут чуть ммне съели.
Клим спрыгнул с валуна, галька скрипнула под его сапогами.
– Ты прав, пора! Диспозиция такая: я наведаюсь к аборигенам за транспортом, а вы сидите здесь при сундуках. – Он прищурился, взглянул на дымы за холмом. – Кажется, селение близко… Я не задержусь.
– Хорошо бы, – молвил шут. – А то нагрянут без тебя злодеи, и как нам отбиваться? У них небось дозорные на скалах… Значит, видели корабль!
– Видели, – согласился кот. – Таврры на беррегу не живут, ррыбу ммне ловят и ммне едят, а прромышляют охотой. Но дозоррные у морря у них поставлены. Вдруг соленые воды чего прринесут… Нас со старрым Ашррамом быстрро опрриходовали.
– В этой бухте? – спросил Клим.
– Ммнет, дальше к западу. Там сплошные скалы из воды торрчат, на них и швыррнуло коррабль. – Кот сделал паузу. – Вот что, твое величество… Заметил я, пока были мы в плену, что прредводителем у таврров ммне самый умный, а самый злобный и здорровый. Но можно вызов ему брросить – обычай у них такой. Ты это учти. И еще ммне советую в лес ходить, там волколаки.
– Кто предупрежден, тот вооружен, – сказал Клим. Наполнил флягу пивом, капнул туда зелья и отправился в путь.
Дорога нашлась быстро – неширокая, разбитая, с колеями то ли от волокуш, то ли от телег. Она поднималась от прибрежных скал, петляла точно прихотливая река и вела в обход леса, по каменистой земле, где росли лишь корявые, согнутые ветрами сосны. Прикинув, что из-за этих зигзагов путь увеличится вдвое, а то и втрое, Клим решил идти напрямик через лес. Встреча с волком-оборотнем или другой нечистью его не слишком тревожила.
Итак, он повернул в дубовый лес, казавшийся издалека таким зеленым и приветливым. Но едва он миновал опушку, где росли редкие деревья, как выяснилось, что под зелеными кронами сущий бурелом, груды гниющих ветвей, поваленные штормами стволы, густой подлесок, пни, овраги и болотистые низины. Эта непролазная чаща совсем не походила на ухоженные Эльфийские Леса и даже на тайгу, где властвовал древний гигант-Хозяин – там хотя бы были звериные тропы, а здесь Клим не видел ни зверей, ни троп. Хотя, возможно, какая-то мелочь тут водилась – ежи, ужи, мыши да лягушки.
Он отхлебнул пару глотков из фляги, и это прибавило энергии и силы. Теперь он не лез вверх-вниз по кучам бурелома и оврагам, а перепрыгивал через них, бодро скакал по рухнувшим стволам, а через болота перебирался в три-четыре прыжка. Вскоре деревья начали редеть, зато поднялись между ними заросли густого колючего кустарника. Струившийся с неба свет не мог пробиться в их гущу, и там, во тьме, кто-то шелестел и порыкивал. Эти звуки сопровождали Клима на протяжении полета стрелы, делаясь все более близкими. Он замедлил шаги, потом остановился, прислонившись к дубовому стволу и опасаясь, что какой-то хищник прыгнет ему на спину и вопьется в шею. В кустах зашелестело сильнее, и вдруг из них высунулась огромная волчья морда: зрачки красные, пасть раскрыта, и из нее капает слюна.
С минуту Клим смотрел в яростные глаза волколака, сжимая рукоять десантного ножа. Затем промолвил:
– Я тебе не по зубам, байстрюк. Ступай своей дорогой, а я пойду своей.
Оборотень рыкнул с угрозой, но его глаза погасли. Добыча и правда была не по зубам. Чутьем или остатками человеческого разума он понимал, что либо ему перережут глотку, либо раскрутят в воздухе и стукнут о пень. Захлопнув пасть, он начал пятиться в кусты.
– Послушай меня, убирайся отсюда, – сказал Клим. – Хочешь, в Веницею иди или к фрязинам, а лучше на север, где тоже есть горы и чащобы. Нынче я здесь хозяин. От меня ничего не дождешься, кроме как секирой по башке. – Сделав паузу, он добавил: – Ничего личного, приятель, только бизнес. Мне нужен этот лес.
Красноглазая тварь исчезла. Клим зашагал дальше и выбрался на опушку, к прежней разбитой дороге с колеями. Теперь она не петляла, не кружила, а тянулась прямо к холмам, за которыми поднимались дымы селения.
Он не прошел и нескольких шагов, как сзади, возникнув будто из-под земли, к нему пристроились трое. Коренастые бородатые парни с рогатинами и дубинами, в козлиных шкурах, обмотанных вокруг пояса, загорелые до черноты и с гривами, не стриженными испокон века. Но кое-какие признаки цивилизации Клим заметил: на одном был пояс с медными бляхами, на другом – перевязь с метательным топориком, а третий щеголял в дырявых башмаках, явно веницейской работы.
Дозорные со скал, решил Клим. Возможно, стражи, охраняющие селение.
Повернувшись к ним, он произнес:
– Кто говорит по-хайборийски?
Молчание. Только хищные зыркающие взгляды; кажется, эта троица уже делила его обувь и одежду. Хоть был он в старой куртке и стоптанных сапогах, а все одно – добыча.
– Отвечайте, и побыстрее! – Клим рявкнул так, что они присели. – Я король, а короли ждать не любят!
– Я понимать, – наконец пробормотал щеголь в башмаках.
– Вот и отлично. Кто главный в вашем стойбище?
– Вождь. Могучий и страшный!
– Имя, болван!
– Вождь Шалавей.
– Мчись вперед и скажи Шалавею, что я буду биться с ним за власть над племенем. Пусть попрощается с женами и детишками. И пусть готовит рогатину, дубину или что там у него есть.
– У него есть меч, и он изрубить тебя на мясо для котла, – пообещал щеголь и помчался по дороге.
Два его дружка наставили рогатины на Клима. Получалось, что вроде не волей своей он идет, а будто его конвоируют или даже гонят. Для короля совсем позорно.
Клим отвесил каждому по затрещине, сбил тавров на землю и переломал их рогатины.
– Встать, бездельники! Встать и вперед!
Со страхом переглянувшись, они повиновались. Так король Хай Бории и вступил в селение: два лохматых кренделя впереди, словно герольды, а он – за ними, как подобает знатной персоне.
Поселок, а точнее, стойбище полукочевого племени оказалось куда более убогим, чем деревушка псоглавцев в Иундее. Не дома из бревен, а шатры из грубо обработанных шкур, не огороды с плодами земли, а груда сваленных в траву кореньев, не глиняные миски и горшки, а единственный котел у палатки вождя. Людей тоже было много меньше – от силы сотня, считая с детишками. Только одно сближало эти селения: козы за изгородью из неошкуренных стволов, связанных лыком.
Клим направился к вигваму Шалавея, где висел над костром котел и где столпилось все местное население. Котел был велик, и в нем явно готовили пищу для всего племени; булькало там какое-то варево, не очень аппетитное на вид. Шалавей, крепкий мужчина лет сорока, стоял рядом, опершись на тесак, явно позаимствованный на каком-то корабле. Широкая разбойничья рожа, нос как клюв коршуна, и пасть, в которую можно засунуть кулак. Он походил на Соловья-разбойника как родной брат, как горошина из того же стручка. Но взгляд у него не волчий, отметил Клим. Взгляд у Шалавея был скорее озабоченным и твердым, как у вождя, который намерен лечь костьми, но защитить свое право на власть и свой народ.
По пути к нему Клим выдернул жердь из козьей загородки, крутанул в воздухе, бросил и вытащил другую, подлиннее. Жердь была толщиной в руку, из срубленного недавно и еще не потерявшего прочности ствола. При виде его маневров разбойничья ватага – а мужчин в ней было десятка два – загудела, затопала, вверх поднялись дубины и стиснутые кулаки, и над ухом Клима просвистел камень. Несомненно, здесь болели за вождя и не придерживались джентльменских правил.
Поэтому Клим, не мешкая, ткнул своим оружием в грудь Шалавея. Тот попытался отвести удар, стукнул тесаком по жерди, но перерубить ее не смог – тесак, похоже, лет десять не точили. Конец жерди ударил не в грудь, а под ребра, в солнечное сплетение, и вождь, задохнувшись, сложился пополам. В следующий миг жердь прогулялась по его темени, хлынула кровь, и Шалавей рухнул на землю.
– Есть еще желающие? – спросил Клим, небрежно помахав деревяшкой.
Но желающих не нашлось.
Бросив жердь, он склонился над поверженным противником. Оглушенный, тот лежал без сознания с закрытыми глазами. Тавры, обступившие его, угрюмо молчали; должно быть, в их лохматых головах бродила одна-единственная мысль: сейчас этот чужак вытащит нож и прикончит вождя.
Рана на темени была небольшой, но сильно кровоточила, и густые волосы Шалавея слиплись колтуном. Клим накрыл ее ладонью, другую руку положил на грудь вождя и сосредоточился. Чудо исцеления свершилось быстро: кровь перестала течь, Шалавей глубоко вздохнул и поднял веки. Их взгляды встретились, и в глазах тавра Клим прочитал обреченность и покорность судьбе. Похоже, он уже простился с жизнью.
Тавры за спиной Клима зашумели, но он не обращал на них внимания.
– Я исцелил рану, что нанес тебе. Поднимись, Шалавей! Кто упал на землю от моего удара? Вождь крохотного племени, где один котел на сотню ртов. А встанет сир Шалавей, наместник короля Хай Бории на Таврском берегу! Ты получишь власть, оружие и золото и будешь говорить с другими вождями как с младшими братьями. Такова моя воля!
Шалавей хрипел, моргал, но постепенно слова короля дошли до него. Он начал приподниматься, опираясь на руку.
– Чего… кхх… чего ты за это потребуешь? – пробормотал вождь на хайборийском. – Чего потребуешь… – Он встал на колено и добавил: – Мой господин?
– Для начала немногого: чтобы вы не грабили несчастных корабельщиков, а помогали им. Кстати, я не вижу в вашем селении никаких богатств. Где дорогие одежды и ткани, где ларцы с монетами и остальная добыча? Где все, что вы взяли на разбитых кораблях?
– Земля наша скудна, и, кроме охоты и коз, нам нечем кормиться, – молвил вождь. – Все, что выбрасывает море, как и выкуп за пленников, мы меняем на рожь и ячмень, масло и мясо. Без этого нам не прожить, и мы меняемся с людьми, что живут за горами.
С нехайцами, значит, подумал Клим, а вслух сказал:
– Земля ваша богата, но вы не умеете взять ее сокровища. Я научу вас. – Он поднял лицо к небесам. – Клянусь Благим Господом, здесь больше не будут грабить, и никто не назовет тавров разбойниками! И еще клянусь, что племя, которое нынче беру я под руку свою, забудет о лишениях и голоде!
Тавры снова загомонили, и Клим повернулся к толпе лохматых полуголых мужчин и женщин. Очевидно, многие из них понимали хайборийский и даже могли говорить на этом языке. Теперь они показывали то вверх, то на землю между шатрами и бормотали:
– Знак! Вещий знак! Знак, что сказанное им исполнится!
Вверху темной метелью безостановочно кружили вороны, а на земле столбом взвивалась пыль. В этом облаке вдруг что-то застучало, загремело, заскрежетало, и возникла из него огромная фигура в шлеме с опущенным забралом, в кольчуге и стальных наплечниках. Первым делом пришелец наклонился и стащил с ног семимильные сапоги. Затем поднял забрало.
Сир Олифант Беспощадный барон диц Шакузи! В сапогах, пропавших в лесных дебрях на далеком востоке!.. Клим не верил собственным глазам.
Сир Олифант огляделся, отвесил короткий поклон королю и с лязгом потащил из ножен меч. Его доспехи сверкали в солнечных лучах, над шлемом развевался белый плюмаж, и походил он на грозного ангела, посланного самим Господом. А такие ангелы обычно знают, кого карать и кого защищать.
– Что прикажешь, мой повелитель? – гаркнул сир Олифант. – Вижу, тут полно придурков. Снести им головы или только проучить?
Тавры в страхе отступили, раздался плач детишек, заголосили женщины.
Клим положил руку на плечо Шалавея.
– Они не придурки, отважный рыцарь, а мои добрые подданные. Не пугай их, убери меч и скажи, как ты здесь очутился. И сапоги! Откуда у тебя сапоги?
Сир Олифант вложил клинок в ножны, перебросил сапоги через плечо и произнес гулким басом:
– Это все девица, государь, такая шустрая особа из службы графа Ардалиона. Заявилась в столицу в конце прошлого месяца, сказала, что зовут ее теперь Мата Хари, и выложила графу на стол твои сапоги и голову злодея, который их похитил. Ох, крутая девка! – Рыцарь стукнул кулаком по бедру, и его кольчуга зазвенела. – Ох, крутая! Башка того разбойника с котел, шея бычья, а с девкой все ж не совладал!
– Я ее знаю, – сказал Клим. – Боец невидимого фронта, очень ценный работник. И вороны у нее на посылках, в море меня нашли и здесь тоже… Большой талант у барышни!
– Без сомнения, – согласился сир Олифант, озирая деревню, крытые шкурами шатры и загон с козами. – Но скажи, твое величество, как мы будем выбираться из этих гиблых мест? Ты ведь не пустым с корабля сошел? Опять же нужен провиант, вода и лошади. А лошадок я что-то не вижу!
– Сейчас мы определимся с транспортом. – Клим вытащил из-за пояса увесистый кошель и вложил его в руки вождя. – Сослужи мне первую службу, Шалавей. В кошеле золото, а у моря мои спутники с тяжелыми сундуками. Нужны лошади и повозки, чтобы доставить груз в Озерный край, к любому баронскому замку. Там твоей службе конец, в столицу мы сами доедем.
Шалавей запустил пятерню в нечесаную гриву.
– Лошадей у нас отродясь не бывало, а повозки найдутся. Только не смейся, господин, – козлы их тащат, шесть козлов на телегу. Не быстро, зато надежно. Козел, он тварь упрямая, по болоту пройдет, любую кручу одолеет, волка взденет на рога. Повелишь, и будут козлы, с пастбища пригоним.
– Я бы, конечно, предпочел эльфийских единорогов, но пусть будут козлы, – сказал Клим. – Королевские козлы тоже звучит неплохо… Собирай их, Шалавей, готовь телеги и возниц, и пусть спускаются к берегу. Я подожду там.
Он повернулся и зашагал по дороге в сопровождении сира Олифанта. Позванивала кольчуга рыцаря, бился о бедро длинный меч, скрипели сапоги, шелестел плюмаж на шлеме, и тихий хор этих звуков казался ему приветом с родины. Сир Олифант шел рядом, надежный, будто скала, и так о многом хотелось его расспросить! Он не был дома больше трех месяцев, не видел сына и жену, не знал, что творится в королевстве… Все, как предсказано оракулом: путь Туда был не очень долог, но Обратно пришлось странствовать по горам, лесам и соленым водам. Не один день!
Прошло минут двадцать, и Клим наконец нарушил молчание:
– Как там мой мальчуган?
– Вполне благополучен, – прогудел сир Олифант. – Когда я видел принца в последний раз, он ухватил меня за усы и не хотел отпускать. Ручки у него маленькие, но крепкие.
– Моя королева здорова?
– Здорова, но я бы не сказал, что щечки у нее – кровь с молоком. Тоскует… – Сир Олифант сочувственно вздохнул. – Почему бы тебе, государь, не надеть сапоги-скороходы и не отправиться к ней прямо сейчас? Поверь, я управлюсь и с таврами, и с их козлами.
Сердце Клима забилось чаще, но он сказал:
– Совесть не позволит мне бросить тебя здесь, в полном одиночестве.
– Почему в одиночестве? Забирай шута, кота и маленького джинна, а мне пришли в помощь сира Вервага или сира Бакуда. Любой из них, надев сапоги, окажется тут еще до захода солнца. – Пока Клим обдумывал эту мысль, сир Олифант крутил усы и вроде бы что-то вспоминал. Затем произнес: – Кстати, государь, сир Бакуд весьма отличился в деле с киммерийцами.
– Что за дело? – спросил Клим, вспоминая свое сновидение и совет, который он дал Омриваль.
– Эти наглецы подступили к цитадели в Северных горах, требуя дань, но сир Ротгар перебросил туда двадцать полков. Мы могли раскатать их в лепешку! – Рыцарь стиснул рукоять меча и свирепо ощерился. – Могли бы, но королева запретила кровопролитие. Она воистину так же мудра и добра, как и прекрасна… По ее приказу сир Ротгар вывел войско в поле, и киммерийские оборванцы сообразили, что им ничего не светит. Ничего, кроме рва, куда закопают пару тысяч трупов. Но гордость не позволила им тотчас пойти на мировую, и они выслали трех конных поединщиков. Сир Бакуд Железнобокий вышиб всех из седел.
– Баан! Слава! – воскликнул Клим. – Сир Бакуд достоин награды!
– Вот и отправь его сюда. Он любит путешествовать, и он большой знаток лошадей, но на козлах еще не ездил.
Некоторое время они в молчании шли по дороге. Голова у Клима слегка кружилась, но не от свежего морского воздуха. Мнилось ему, он ощущает запах волос и кожи Омриваль и чувствует на губах вкус ее губ. Натянуть сапоги, и к ней… это было бы чудесно…
Чтобы избавиться от наваждения, он спросил:
– С ассамблеей и сочинителями все в порядке?
– Вот с этим беда! – Сир Олифант нахмурился. – Собрались они дней шесть или семь назад, и Гортензий Мем чего-то не поделил с Туйтаком. Они сцепились, Туйтак разбил Гортензию нос, а тот укусил Туйтака за ухо и пнул в задницу. Скандал, твое величество! Пришлось городскую стражу вызывать.
Клим покачал головой:
– Ох уж этот творческий темперамент! Значит, сцепились… А что же Джакус?
– Сам не видел, но говорят, что метался вокруг них и кудахтал, как курица. А надо бы тотчас по сусалам! По сусалам и на сутки в холодную!
– Да, твердости Джакусу не хватает, – задумчиво промолвил Клим.
Они опять замолчали. Дорога петляла, огибая лесную чащу, и временами оттуда доносился протяжный вой оголодавших волколаков. Иногда один из них, а то и двое, высовывали морды из-за деревьев, но, узрев сира Олифанта, подобного стальной башне, пугались и прятались обратно в лес. Олифант, как и другие рыцари личной охраны короля, был мужчиной рослым, на голову выше Клима, с богатырской статью и длинным мечом. На спор он взваливал на плечи и поднимал лошадь – правда, без всадника.
Так, в тишине и покое, они добрались до моря. Црым, узрев спутника короля, подпрыгнул от радости и завопил:
– Что я вижу! Наш беспощадный барон диц Шакузи! Могучий сир Олифант и его огромный меч! Ну теперь мы в полной безопасности – мы сами и наши сундуки. Вира лахерис, мой господин!
– Майна хабатис, – ответил Олифант шуту. – Ты жив, скоморох, и это меня радует. Признаться, я сомневался, что ты переживешь путешествие в Иундею. По дороге тебя могли съесть, повесить или превратить в мокрицу.
– Но этого не случилось, благородный сир, – заметил Бахлул ибн Хурдак, опускаясь на плечо Клима. – Мы здесь, и мы все живы – чего не скажешь о чудовищах, которых его величество искоренил и сжег. Дотла!
– Отличная новость! – громыхнул сир Олифант. – Государь, по скромности своей, мне об этом не рассказывал. Значит, теперь в Иундее все спокойно.
Хатуль мадан, в отличие от шута и джинна, рыцаря приветствием не удостоил, разве что небрежно махнул хвостом. Зато он с интересом уставился на сапоги, свисавшие с плеча сира Олифанта, облизнулся и промурлыкал:
– Кажется, сударри мои, сегодня я буду есть сметану и тешить корролеву и ее фррейлин песнями. Мрр… Очи черрные, очи стррастные… Или: ночевала тучка золотая на грруди утеса-великана… что-нибудь в этом рроде… Как думаешь, твое величество?
– Вполне возможно, – сказал Клим. – Тавры дают нам повозки с возницами и проводниками, и сир Олифант уверен, что сможет доставить наш багаж в столицу. Особенно если я, вернувшись во дворец, отправлю ему в помощь сира Бакуда.
Услышав про повозки, проводников и сира Бакуда Железнобокого, Црым воодушевился, пересчитал сундуки и произнес:
– Мой государь! Ты не против, если я останусь и совершу путешествие с сиром Олифантом и сиром Бакудом?
– Не против. Но почему ты так решил?
– Во-первых, я не хочу обременять твою королевскую спину. Во-вторых, здесь семь сундуков с подарками для королевы, и я чувствую за них личную ответственность. А в-третьих, – промолвил шут, понизив голос, – в-третьих, это будет поучительно. Я опишу путь от Дикого моря в столицу в последней главе своей хроники.
– Это важные резоны, – согласился Клим, натягивая семимильные сапоги. Не сходя с места, он присел, и кот прыгнул ему на плечи, слегка потеснив джинна. – В самом деле, семь сундуков королевы – это серьезно. Но не будет ли долгий путь слишком для тебя утомительным?
– А я постараюсь не утомляться, государь. Сяду в удобную повозку с самым ценным сундуком или даже лягу, чтобы…
Бе-э-э! Послышалось с дороги. Бе-э-э, бе-э-э!
Три упряжки с огромными бородатыми козлами спускались к морю. Шерсть козлов свисала до земли, рога торчали словно острые пики, и весь их вид выражал недовольство и готовность кого-нибудь куснуть, лягнуть или боднуть. Телеги, кое-как сбитые из корабельных досок, обломков кораблекрушений, двигались неторопливо, подскакивая на каждом ухабе. Колеса у них были не совсем круглые, борта отсутствовали вовсе, и тавры-погонщики не сидели в них, а шагали рядом, подбадривая козлов кнутами.
Црым онемел, выпучив глаза. Потом выдавил:
– Козлы! Благой Господь, козлы!
– И что с того? – пробасил сир Олифант, нимало не разочарованный. – Не убивайся, шут! По-моему, ни коням, ни ослам они не уступят, особенно в наших обстоятельствах. Опять же бороды, рога… Это выглядит очень благородно.
– Но козлы! – снова завопил скоморох. – И эти жуткие повозки!
Клим рассмеялся:
– Побольше энтузиазма, друг мой! Ты сделал правильный выбор. Твоя книга обогатится массой интересных подробностей.
Прощаясь с шутом и рыцарем, он взмахнул рукой. Что-то пискнул Бахлул ибн Хурдак, хвост кота щекотал шею Клима, но ему чудилось, что это локоны Омриваль или, может быть, маленькие ручки принца. Он бросил взгляд на море и небо, на огромную скалу, где встанут башни крепости, на зеленый лес и галечный пляж с сундуками, пивным бочонком и корзинами с провизией. Он осмотрел все это, подумал, что еще не раз сюда вернется, и глубоко вздохнул.
«Омриваль, любимая моя! Валя, Валентинка! Я иду к тебе!»
Клим повернулся лицом к северу и сделал первый шаг.
Назад: Глава 13 Синее море, буйные ветры
Дальше: Эпилог