ГЛАВА 32,

Человеку, страдавшему когда-либо под гнетом учителей и преподавателей, известно, что любое явление, описанное этими достойными людьми, становится донельзя скучным. Битвы, восстания, путешествия и открытия, истории которых захватили бы дух любого оболтуса, в переложении на научный язык теряют все свое очарование и порой навсегда остаются тайной для большинства учащихся, мирно дремлющих под перечисление дат, имен и формул.

Вот и явление искаженного пространства в жизни оказалось куда более захватывающим зрелищем, чем казалось во время лекций. Я даже забыла о своих собственных бедах, наблюдая за тем, как отчаянно и безуспешно гребцы пытаются направить лодку в сторону дома чародея. Да, они отчетливо видели холм, на котором возвышался дом, и уверенно держали к нему путь, но спустя пару минут оказывалось, что они дружно гребут то в сторону Болотцев, то в сторону мельницы. Я видела, как лодка на несколько мгновений подергивалась рябью, потом исчезала — и появлялась в нескольких метрах далее, развернувшись в другую сторону. Что чувствовали люди, находящиеся в лодке, я не знала, но подозревала, что они весьма раздосадованы.

Потом ситуация осложнилась. В поле зрения появилась целая стайка лодочек поменьше, которые резво двинулись наперерез лодке бургомистра. По решительности и слаженности их продвижения было ясно, что в них находятся еще более раздосадованные жители Болотцев, потерявшие в одночасье все свое имущество и желающие узнать у бургомистра, как он намеревается исправить ситуацию. Бургомистр конечно же хотел избежать этой встречи.

Несколько минут я с некоторым восхищением наблюдала, как лодки неожиданно пропадают и появляются в самых неожиданных местах. Зрелище и впрямь было удивительное, куда там фокусникам с их зеркалами. Вот болотницкие лодки почти настигают бургомистрову, но тут же все подергивается дымкой, и, сморгнув, я вижу, что они теперь гребут в противоположные стороны. Едва только лодка бургомистра замедляет ход, уверившись, что от болотницкой эскадры ее отделяет приличное расстояние, как вдруг, в мгновение ока, они сталкиваются нос к носу и тут же снова исчезают, чтобы появиться где-то еще, все-таки разминувшись.

— Проклянут люди это место, как пить дать, — пробормотал Виро, стоящий рядом со мной.

«И назовут в мою честь», — печально прибавила я про себя.

Но упорства бургомистру или, скорее, гребцам было не занимать, и спустя некоторое время по радостным возгласам, доносящимся от калитки, за которой теперь простиралась водная стихия, я поняла, что лодка причалила. Теннонт, страдальчески прижимающий ладонь ко лбу, встал со ступеней крыльца и пошел навстречу гостям нашего острова.

Я понимала, что лжечиновник оказался в крайне сложном положении, и от того, какой выход из него он выберет, зависело очень многое. Походило на то, что Теннонт полностью растерялся, а так как подобные чувства явно были ему незнакомы доселе, я подозревала, что чародей может решиться на отчаянный шаг. Унизительная для любого мага беспомощность сковывала этого опасного волшебника по рукам и ногам. Знать бы, с какой целью прибыл к дому поместного чародея бургомистр… Быть может, он наконец-то сообразил, что дело нечисто, и собирается арестовать Теннонта с секретарем? Лучшего момента для этого и не придумаешь! Я понимала, что в таком случае мое положение не намного бы улучшилось, но я была готова заплатить любую цену за то, чтобы отделаться от чародея хотя бы на один день. И особенно на день Солнцестояния.

Моля богов о толике везения, я ринулась к дверям, чтобы, по своему обыкновению, подслушать разговор мага и бургомистра и сделать из него свои выводы.

— Нет-нет-нет. — Рука Виро ухватила меня за шиворот и воспрепятствовала моему намерению. — Ни шагу за порог, госпожа Каррен!

Я мрачно засопела, прикидывая, не сломать ли демону нос, раз уж обстановка так способствует его быстрому исцелению, но решила, что это только лишняя трата времени. Так что пришлось чутко прислушиваться и ловить отзвуки разговора у калитки, который становился все веселее, а закончился и вовсе хоровым пением какой-то песни. Оно было и неудивительно: от всей той магии, что бурлила вокруг дома, мозги у простого человека сдвигались весьма основательно.

Когда лодка с визитерами отчалила и пару минут спустя стала видна из окна, я удостоверилась в верности сего предположения: бургомистр в первозданной наготе махал нашему дому шляпой, пританцовывая так, что лодка едва не зачерпывала бортами воду. Гребцы, впрочем, вели себя не намного достойнее, и я начала опасаться, что в город они вернутся вплавь, да и то под вечер.

— Тут и раньше нормальных людей было не сыскать, — раздраженно пробурчал Теннонт, заходя в дом. — Теперь же все рехнулись окончательно. Решительно, это место — худшее, где случалось мне бывать в моей жизни. Виро! Почему эта зловредная девица не связана по рукам и ногам?

— Да куда она тут денется? — промолвил секретарь со старательной небрежностью.

— И то верно. Не настолько она глупа. — И даже это Теннонт умудрился произнести с презрением.

Пару минут он молчал, что-то обдумывая, а затем сказал, словно рассуждая вслух:

— И все же выбраться отсюда к вечеру необходимо. Следовательно, мы примем приглашение этого полоумного бургомистра.

— Какое приглашение? — спросил Виро, покосившись на меня.

— На традиционный городской бал в честь Солнцестояния. — Теперь уже каждое слово сочилось презрением. — В свете обстоятельств минувшей ночи — благотворительный бал. Говорю же, они тут все спятили. Но за нами вечером пришлют лодку, и будет невежливо отказаться от столь своевременной помощи.

Ежегодный Эсвордский бал в честь дня Солнцестояния был одним из самых важных событий в светской жизни городка, сколь бы ни презирал провинциальные увеселения Теннонт. Если людям простого сословия дозволялось танцевать вокруг костров, славя древних богов, то представители почтенных семейств отдавали дань традиции в соответствии со всеми правилами приличия. Конечно же любая девушка из приличной семьи мечтала попасть на этот бал. Свадьбы в высшем эсвордском свете было принято справлять осенью, как и в более простых слоях общества, а так как в приличных семьях между помолвкой и свадьбой должно пройти около полугода, сами понимаете — бал на день Солнцестояния был важнейшей вехой в жизни барышень.

О, сколько визитов было нанесено Виктредису в прошлом году в канун этого праздника! Для варки приворотных и отворотных зелий поместный маг изъял две самые большие кастрюли с кухни, и не поручусь, что он разливал их содержимое по бутылочкам сколь-нибудь внимательно. «Ведро отворотных зелий плюс ведро приворотных равно нулю в любом случае!» — говаривал приземленный магистр, не ведавший каких бы то ни было сердечных мучений, не считая тех, что вызваны перееданием на ночь.

Мне же оставалось лишь коситься на румяные от смущения щеки юных просительниц, видневшиеся из-под капюшонов, да нещадно бороться с невольной завистью, из-за которой в моей голове постоянно проносились заманчивые и яркие картинки недоступной и веселой жизни.

И кто бы мог тогда подумать, что вскоре мне предстоит отправиться на самый странный ежегодный Эсвордский бал за всю историю города!

Случались ли еще где-нибудь балы, которым предшествовало явление Креста Освальда, потоп, буря и возникновение хаотического портала? Часто ли на них собирались присутствовать могущественные чародеи вместе со своими секретарями-демонами? Завершался ли какой-нибудь провинциальный бал принесением в жертву ни в чем не повинной служанки поместного чародея, которой не повезло оказаться записной лгуньей? О, я думаю, эта ночь должна была запомниться эсвордцам надолго, и отнюдь не потому, что благотворительность — доброе дело.

— …Если не получится улизнуть сразу по прибытии в город, мы, чтобы не вызывать подозрений, появимся на балу, но незаметно уйдем до наступления полуночи. — Теннонт расхаживал взад-вперед по гостиной, морщась от мигрени. — Главное, чтобы эта паршивка не вздумала от нас сбежать. Я обессилен и не смогу постоянно за ней следить. Виро, полагаюсь на тебя целиком и полностью. Не спускай с нее глаз. Пусть наденет что-нибудь сносное, и…

— У меня нет ничего сносного, — злорадно встряла я. — Меня не пустят на бал.

Теннонт чертыхнулся, но, видимо, сразу мне поверил.

— Ничего-ничего, — пробормотал он с ненавистью, — этой беде мы поможем.

Должно быть, для столь опытного мага накладывание личины было делом пустячным. Наверняка он сотни раз создавал иллюзии разнообразнейшего рода, отточив свои действия до автоматизма. Он привык, что это занимает пару минут и не требует никакого напряжения сил.

Но сейчас все было совсем по-другому.

— Вот же дьявольщина! — воскликнул Теннонт в очередной раз и утер пот со лба. — Может, пронести ее в мешке?..

Я с вежливым любопытством рассматривала софу, на которой сидела. Ее теперь покрывал слой каких-то вьющихся цветов, ощутимо покалывающих мою пятую точку колючими стеблями. До этого софа была сплошь залита какой-то слизью, так что цветы и впрямь радовали глаз, словно намекая на то, что ситуация ведь могла и ухудшиться, и только богам ведомо, что может быть хуже зловонной, зеленоватой слизи. В моем же внешнем виде не изменилось ничего, не считая того, что после очередного пасса Теннонта мои башмаки окончательно развалились, звонко лопнув по швам. Заклинания чародея искажались совершенно непредсказуемо, и мне оставалось лишь уповать, что в следующий раз с таким же звонким хлопком не лопнет моя голова.

— Карету из тыквы не забудьте, — съехидничала я, заставив Теннонта сбиться. На меня обрушилась лавина проклятий, и Виро был вынужден отвесить мне неловкий подзатыльник.

Следующее заклинание пощадило софу, но Виро в пышном кринолине выглядел настолько забавно, что я захихикала, воскликнув: «А вот и тыква!» — после чего получила куда более искренний тычок.

Через час мне уже наскучило происходящее до смерти. Представляю, что чувствовал секретарь, на которого обращалась львиная доля заклятий, каждый раз преображая его до неузнаваемости.

Но упорство чародея было все же вознаграждено. Когда он, обессилев, присел на табуретку и в очередной раз пробубнил что-то, махнув рукой в сторону окна, я вдруг почувствовала легкое щекотание во всем теле, местами переходящее в зуд. Сморгнув, я обнаружила, что обряжена в отвратительное платье багрово-фиолетовых тонов, которое как нельзя лучше подчеркивало синюшность моей бледной кожи. На ногах у меня теперь красовались алые остроносые туфли на высоких каблуках, в которых я могла бы проковылять несколько метров разве что вдоль стены.

Платье было совершенно натуральное — видно было даже переплетение нитей и аккуратные стежки швов, так что при других обстоятельствах столь искусная работа чародея заслуживала похвалы. Внимательнее осмотрев свой наряд, я поняла, что каждая его деталь подчеркивает какой-либо недостаток моего сложения. Декольте демонстрировало мои выпирающие ключицы, узкие рукава с небольшими фонариками — крупные локтевые суставы и кисти рук, а покрой лифа — отсутствие женственных округлостей где-либо. Приходилось признать — Теннонт разбирается в женских одеяниях, ибо столь неудачное платье можно было создать только намеренно.

— Ну вы и мерзавец, — искренне сказала я, поняв, что даже самую извечную женскую мечту можно испоганить.

Может быть, я бы и получила очередную затрещину, но тут маг позеленел, булькнул и спешно покинул гостиную. В какой-то мере я была готова разделить его чувства. От вида моего волшебного платья и в самом деле подташнивало. Но я, памятуя о том, что в любой мелочи нужно самым подлым образом искать положительные стороны, злорадно ухмыльнулась, мысленно пожелав Теннонту еще долго помнить дом эсвордского чародея, после чего заметила, что Виро рассматривает меня с заметным любопытством.

— Чего? — Я воинственно скрестила руки на абсолютно плоской благодаря платью груди.

— Первый раз увидел ваше лицо, госпожа Каррен, без… этого всего. — Его неопределенный жест пояснил, что в виду имеются сплошные боевые ранения, покрывавшие доселе мою физиономию. — И это… я был неправ насчет вашего носа. Он не такой уж неблагородный, как мне казалось. Просто тогда он был распухший, грязный и исцарапанный, да еще и текло из него вечно. И глаза у вас на самом деле вовсе не как маленькие воспаленные щелочки…

— Ах, оставьте, я не привыкла к столь изысканным комплиментам! — огрызнулась я, но лицо пощупала. И впрямь, давно оно не было таким гладким и целым.

…Сидя у окна, я мрачно наблюдала, как целая болотницкая флотилия направлялась к Эсворду, лавируя между затопленными домами. С крыш им махали женщины и дети. На особо старых, поросших травой и мхом сараях флегматично паслись козы. Любопытное явление наблюдалось в ближайшем к нашему холму дворе. Искажение пространства проходило аккурат посредине плоской крыши сарая, и беспокойная коза, которая нашла там себе пристанище, периодически исчезала, а потом снова выныривала из ниоткуда.

Теннонт обмяк на поросшей цветами софе, напоминая одного из царей древности, подготовленного к погребению, какими обычно их изображают в учебниках по истории. Время от времени он вопрошал, не видна ли лодка от бургомистра, на что Виро, искренне разделяющий мой интерес к вышеупомянутой козе, отвечал отрицательно, и мне иногда чудилась нотка радости в его голосе.

Время тянулось так медленно, что, казалось, вот-вот пойдет вспять. Внутри головы звенела гулкая пустота, в которой плавали бессвязные мысли.

«Что я почувствую, когда умру? Где же я ошиблась? Так и не довелось в этом году пойти по грибы… Жив ли Констан? Вышла ли замуж кузина Мари? Что подумает Виктредис, когда вернется в свой дом и увидит эти развалины?»

Я пыталась отвечать на эти вопросы, как ответил бы кто-то мудрый и добрый: что, скорее всего, я даже не успею ничего почувствовать, и вообще, все может как-то обойтись; что уже неважно, с какого неверного шага все началось; что мироздание во всех его проявлениях не станет хуже, если я перестану быть его частью… Констан, скорее всего, жив и очень скоро вернется к своим прежним занятиям, выбросив из головы все свое магическое сумасбродство; кузина Мари должна была выйти замуж давным-давно, ведь она была так мила и образованна, а Виктредис… Что ж, так ему и надо.

— Лодка, госпожа Каррен, — тихо сказал мне Виро. А потом повторил громче, для Теннонта: — Лодка от бургомистра скоро будет у нас!

— Следи за ней в оба! — вполголоса сказал Теннонт Виро, когда мы вышли из дому. — Кто знает, что ей взбредет в голову? Захочет выпрыгнуть из лодки или завопить в голос — неприятностей не оберешься. Как отплывем на приличное расстояние от этого проклятого места, попробую наложить на нее заклятие молчания, чтобы она не испортила нам всю игру.

Я услышала, как жалобно заржал в конюшне конь Теннонта, словно догадываясь, что хозяин бросает его на произвол судьбы. Никто сегодня не кормил коня, и мне стало стыдно перед бедным животным.

— Мне очень жаль, — тихо сказал Виро, и спину мне кольнуло острие кинжала.

— Вы повторяетесь, — зло ответила я и шагнула к лодке, где нас ждали гребцы, выглядевшие так, будто каждый из них приговорил полбочонка эля и теперь даже собственное весло кажется ему презабавнейшей штукой, полной неожиданных открытий.

— Господин Теннонт, мое почтение! — приветствовал лжечиновника капитан городской стражи, поднимаясь нам навстречу. — Рад препроводить вас и ваших спутников!

— О, чем обязан такой честью? — спросил Теннонт любезнейшим тоном, но я почувствовала, что он напрягся. Присутствие капитана в лодке стало для него неприятным сюрпризом, я тоже радоваться не спешила, и не зря.

— Некоторые… э-э-э… беспорядки в городе. Жители затопленных домов недовольны… их можно понять, но вас сопроводят до ратуши стражники. Все же с вами… э-э-э… человек, которого… э-э-э… винят в происшедшем… — смущенно промямлил капитан, с трудом сдерживаясь, чтобы не последовать примеру давящихся от смеха гребцов, которым слова капитана явно казались самой смешной шуткой в мире. Впрочем, при последних словах веселье поутихло, и я была одарена множеством ненавидящих взглядов.

— Ах, это… — произнес Теннонт с заметным облегчением. — Пусть жители Эсворда и затопленных домов не тревожатся. Суд его высочества всегда быстр и справедлив. Это я говорю вам как полномочный представитель князя Йорика, удостоенный права вершить правосудие от его имени. Думаю, все устроится ко всеобщему удовлетворению и…

— Давайте побыстрее… — сдавленно произнес капитан, попеременно то краснеющий, то бледнеющий.

И мы торопливо отчалили в неизвестном направлении.