ГЛАВА 21,

Следующий час мы провели довольно спокойно. Констан копал, проявляя чудеса упорства и изобретательности, ведь лопата, которую он раздобыл, разве что гармошкой не складывалась. Виро с небрежным и элегантным видом, точно позируя для картины «Молодой дворянин отдыхает у древа в жаркий полдень», возлежал на траве, лишь изредка нарушая свой покой, помахивая рукой, — из лесу натянуло комаров и мошкары. Гонорий от пережитого впал в ступор и, не двигаясь, стоял чуть поодаль за Виро, используя своего хозяина как естественное препятствие на пути возможных врагов, к которым в первую очередь, разумеется, причислял меня.

Я же, бродя туда-сюда по тропинке, сбивала березовым колом верхушки цветущего люпина и размышляла, не стоит ли решиться на побег прямо сейчас, со всех ног помчавшись в глубь леса. Но весь мой жизненный опыт в голос вопил, что понятия «затеряться в чащобе» и «утопиться в болоте» в данном случае равнозначны.

Ум человека прехитро устроен: он не желает принимать решения, если его к этому не принуждают самым прямым и действенным образом. Если бы сейчас перед моими глазами болталась петля виселицы, я бы с большим воодушевлением бежала бы меж деревьев, не обращая внимания на колотье в боку и незнание окружающей местности. Но покуда петля была всего лишь вероятным итогом моих логических построений, проклятый рассудок робел перед лесными зарослями, пенял на излишек гнуса и недостаток съестного в сумке.

— Госпожа Каррен, гляньте-ка!

«Откопал, стервец. А я-то надеялась, что его какой-нибудь радикулит раньше проймет!»

Все выглядело именно так безрадостно, как я и предполагала. Яма, гора сырой земли, поганенький гроб в яме.

— Надо ж его теперича как-то вытащить, — озабоченно, но без тени сомнения высказался Констан.

Тут я посмотрела на Виро без особой надежды, Виро с удивлением посмотрел на Гонория, словно недоумевая, какое отношение вышесказанное может иметь к ним двоим, а Констан, с обожанием взирая на меня, подытожил весь этот молчаливый диалог:

— Ведь есть же такие заклинания, левитационными именуемые…

Левитацию я проходила. Более того, я даже имела определенный успех в этой сфере магии, жонглируя чернильницами без рук на потеху остальным адептам и воруя тазики в бане Академии во время коллективного мытья. Полет мне, правда, так и не удался, сколь я ни билась, ну да столь сильное волшебство и не входило в обязательную программу обучения.

Итак, я левитировала кошек, тазики, чернильницы, головки сыра из погребов Академии, исподнее адептов младших курсов, но никогда не пробовала поднять в воздух целый гроб. Да еще и не пустой, к вящему моему сожалению. Следует заметить, что только у великих магов любое заклинание срабатывает, стоит его только произнести, причем срабатывает как полагается. При хороших способностях умение концентрироваться оттачивается до совершенства. С моим же скромным даром мне следовало хотя бы сытно перекусить, чтобы не отвлекаться на желудочные спазмы.

Но деваться было некуда.

— Хорошо, попробую, — сказала я тоном, которым обычно говорят: «Не стоит даже пытаться».

Минут десять я пыталась сконцентрироваться. Но сделать это, когда на тебя неотрывно смотрят три пары глаз — с обожанием, ехидством и лютой ненавистью, — было совершенно невозможно. Мысленно я пожелала себе удачи, пробормотала стандартное вступительное заклинание и принялась за дело. Следовало направить энергию строго по прямым к левитируемому предмету, высчитать наилучшие точки присоединения к нему (как минимум их должно быть две, согласно законам магеометрии, чтоб не допустить беспорядочного вращения левитируемого предмета) и воздействовать на них равномерно, дабы подъем происходил плавно. Чем больше точек присоединения, тем сложнее делить между ними потоки силы. Я никогда не пробовала работать более чем с тремя точками, да и то воздействуя на предметы со значительно меньшими габаритами.

Для предмета, имеющего форму параллелепипеда, согласно базовым правилам, нужны были четыре точки, чтобы грамотно распределить нагрузку.

«Безнадежно. Две — максимум», — поняла я, когда попробовала с четырьмя без всякого видимого эффекта. Сила распылялась, даже не дойдя до точек. У меня не хватало мастерства работать с четырьмя прямолинейными, строго направленными потоками.

Поэтому дальнейшее выглядело так, будто гроб вытаскивали двое вусмерть пьяных могильщиков. Он приподнимался то с одной стороны, треща и стучась о стенки ямы, то с другой, словно пытаясь взмыть к небу, подобно шутихе. Шатаясь, переворачиваясь и зарываясь в землю, он подымался и снова падал обратно.

— Вы же, кажется, намеревались убить его колом? — язвительно поинтересовался Виро, когда пристанище волкодлака рухнуло с грохотом в очередной раз на дно ямы, едва не развалившись окончательно на множество трухлявых щепок.

— Все способы хороши в борьбе со злом, — пропыхтела я, снова пытаясь собраться с силами.

В конце концов гроб криво обрушился на гору земли рядом с ямой, щедро осыпав ею и меня, и замершего в восхищении Констана.

— Вот это да-а-а… — протянул он восторженно. И тут же задал типичный для себя вопрос: — А человека вы так подымете?

— Легко, — булькнула я, осев на траву. Перед глазами вихрем кружились черные точки.

— Но проверять это стоит только на потенциальных самоубийцах, которым недостает решительности самим оборвать нить своей жизни, — заметил Виро, поучительно подняв палец. — Сроду не видел столь смертоносного заклинания, как эта ваша левитация.

Вне всякого сомнения, это был наш волкодлак. Весьма страхолюдный долговязый мужчина смирно лежал в гробу, без всяких признаков тления, и держал в руках, сложенных на груди, мой штопор.

— Правду бабка говорила — хозяйственный, все в дом, — буркнула я.

Мои спутники дружно молчали, косясь в мою сторону, словно мне правильные решения на ухо без запинки нашептывали мудрые боги. Из этого заблуждения следовало извлечь максимум пользы.

— Осталось только ткнуть его колом в сердце, — объявила я. — Я, честно говоря, проявлю маленькую женскую слабость и предоставлю эту честь мужчинам.

— Э-э-э, простите, — начал неуверенно Виро, отступив на всякий случай поближе к яблоне, давшей ему пристанище. — Но какое отношение имеет женская слабость к… Ах, действительно. Если мыслить широко… Да, разумеется. Можно допустить.

И он осмотрел меня с видом врача, который внезапно обнаружил, что хворь больного еще загадочнее, нежели он думал.

— А я ж пока только ученик, — жалостливо проныл Констан. — Откуда мне знать, где у него сердце? А ежели промахнусь? Вот если бы вы, госпожа Каррен, показали мне, куда да с какой силой…

— Вот сюда, — ткнула я пальцем наугад в костлявую грудную клетку волкодлака. — Изо всех сил.

— Не-э-э…

— Да-а-а.

— Эй, почтенные служители магии! — вдруг встревоженно окликнул нас Виро. — Вам не кажется, что сюда движется какая-то многолюдная процессия? Может, у них староста помер?

Мы дружно уставились на дорогу, ведущую к кладбищу, по которой двигалась группа людей. По местным меркам — толпа. Их скорость передвижения не была свойственна скорбящим людям, убитым горем. Мой жизненный опыт говорил, что так обычно выглядели крестьяне, собирающиеся заняться самосудом.

— Констан, тыкай его быстрее, и уходим отсюда, пока не поздно, — прошипела я и сунула ученику кол.

Кол выпал из ослабевших рук моего храброго ученика. Уголком губ он прошептал:

— Не-а.

— Тыкай, говорю! — пихнула я ему второй кол.

— Не-а.

— Да укокошьте наконец этого поганого оборотня! — яростно прошипел Виро, растеряв остатки своей сонливости и вцепившись в поводья Гонория. Честное животное все равно упиралось, с ужасом кося глазом на волкодлака, хотя его миссия могла считаться выполненной.

Между тем толпа, мрачная, как грозовая туча, была уже близко. Не дойдя до нас метров пяти, воротищенцы остановились, угрожающе глядя на нас и еще более угрожающе сжимая в руках вилы и топоры. Я запоздало подумала, что все-таки надо было сначала поговорить с местными, перед тем как идти на кладбище. Но в первых рядах стояла недобро прищурившаяся бабка, с которой общался Констан, поэтому что-либо объяснять было поздно.

— Вот, говорила я! — возопила она, указывая на нас. — Пришли ироды за костями ведунскими! Никак на зелья али на продажу, чернокнижники проклятые!

— Какие кости!.. — возмутился было Виро, указывая на Мартиция Поука, действительно мало напоминающего скелет, но его перебил Констан:

— Да не чернокнижники мы, а… — и получил тычок от меня.

Ситуация была критическая, и ухудшить ее могло только то, что впоследствии воротищенцы будут осведомлены, где нас искать. Меня поселяне вроде бы узнавать не торопились, и испоганить этот единственный положительный аспект данной ситуации мне вовсе не хотелось.

— Мы не собирались делать с господином Поуком ничего дурного, — обратилась я к крестьянам, гудящим, как потревоженный рой, даже не пытаясь выглядеть искренней, и быстро прошептала, обернувшись к Констану: — Да ткни его этим треклятым колом и побежали!..

— Моя лопата! — вдруг выкрикнул кто-то из гущи толпы. — Паскудники вороватые! Я-то думаю, куда она подевалась?! Только вчера держак поменял!

— Тыкай его, Констан!

— Батя, вот этот за мной гонялся и обещался убить страшным способом! — вдруг прорезал общий гам тоненький детский голосок, звенящий от сдерживаемых слез, и я увидала еще и малолетнего упыреныша, который всучил нам бадейку без дна.

«Сейчас нас будут бить», — поняла я, потому что гам достиг опасного шумового предела, а передний ряд качнулся.

— Чего вы ждете? — просипел Виро, попятившись. — Они же нас вместе с вашим волкодлаком закопают!

— Констан, бей! — заорала я что было мочи, а ученик сделал попытку закатить глаза и потерять сознание.

— Да пропади оно все пропадом!

Виро выхватил у меня березовый кол, ткнул Поука куда-то в область солнечного сплетения, отчего волкодлак взвыл совершенно не так, как должны выть умирающие волкодлаки, что обещало немало тревожных ночей местным жителям. Но увидеть, к чему это все привело в итоге, мне не удалось, потому что практически одновременно с этим Виро вскочил на коня, довольно ловко затащив меня вслед за собой, и поскакал по могилам, изрыгая отборные проклятия.

Я, вцепившись коню в гриву, помотала головой, приходя в себя. Неровный галоп по пресеченной местности этому не способствовал.

— Констан! — взвизгнула я, оглянувшись.

И причины паниковать у меня имелись, потому что ученик оленьими скачками мчался за нами, преследуемый косоворотищенцами, которые вопили, как грешники на сковородках.

Расстояние между нами увеличивалось. Ясно было, что ученик нас не догонит, потому что даже жажда жизни не способна настолько увеличить скорость бега.

— Надо его забрать! — заорала я.

— Я что — рехнулся?! — проорал в ответ Виро. — Ни одни пончики мира не стоят такого риска!

Дальнейшее описать в деталях не могу, потому что смутно помню происходившее. Однако, восстанавливая события, можно прийти к следующему выводу: поняв, что бессердечный секретарь не собирается спасать моего ученика, я, преисполнившись решимости — или вконец ополоумев, — на скаку спрыгнула с коня, каким-то чудом одновременно с этим выдернув меч Виро из ножен. Почему я не сломала шею, не напоролась животом на могильный крест или не отсекла себе разом все конечности, до сих пор остается тайной. Предпочитаю думать, что боги спасли меня, чтобы доказать: благородные порывы и безрассудная храбрость им угодны, а идиоты и вовсе пользуются их искренним расположением.

Вскочив на ноги, я побежала навстречу крестьянам, размахивая мечом и испуская вопли, которые должны были им доказать: я сошла с ума и способна на все. Позади такие же нечленораздельные вопли издавал Виро, осадивший лошадь и наблюдающий за происходящим.

Меч был тяжелым, хотя и показался мне вначале сугубо декоративным. Меня шатало во все стороны, и выглядело это зрелище, должно быть, устрашающе, хотя бы потому, что было очевидно — никто в радиусе двух метров от меня не может считать себя в безопасности.

Завидев меня с мечом, крестьяне остановились, а когда сообразили, что я, в отличие от них, останавливаться не собираюсь, бросились врассыпную. Более того, я являла собой настолько кошмарное зрелище, что вслед за ними побежал и бедняга Констан. Никогда еще кладбище не слышало столь жутких звуков: голосили бабы, ревели мужики, визжали дети, выл мой убегающий ученик. Впервые я задумалась о карьере в ратном деле, но времени у меня не было.

— Стой, полудурок! — завопила я вслед Констану. — Я же тебя спасаю!

Тот оглянулся на бегу, но и не подумал останавливаться.

Я выругалась и швырнула меч в кусты.

Ученик замедлил бег и неуверенно остановился. Вслед за ним остановились и двое воротищенцев. Ясно было, что сейчас нас ждет вторая часть этого кошмарного действа.

— Беги, идиот! — из последних сил проорала я и подала ему яркий пример.

Теперь происходящее выглядело так: по кустам и зарослям сорной травы мчалась я, за мной, с небольшим отрывом, мой ученик, и с удвоенной энергией нам на пятки наступали воротищенцы.

— Недоумки! — завопил кто-то в полном отчаянии и с явными нотками ненависти.

Навстречу нам скакал Виро; Гонорий в панике выпучил глаза и шел напролом, не разбирая дороги. В следующее мгновение я вновь очутилась на коне, на этот раз перекинутая через седло, а еще секунду спустя ликующее пыхтение и возмущенное ржание Гонория сообщили мне, что Констан тоже где-то здесь, позади Виро.

Тяжелым галопом конь поскакал к лесу, и вскоре первая ветка хлестнула меня по физиономии. Крики косоворотищенцев указывали на то, что они не сдаются, правильно полагая, что конь не вынесет троих. Полоса леса закончилась, я поняла это по тому, что ветки перестали выдергивать из моей головы клочья волос. Теперь мы скакали по полю.

Я попыталась так изогнуться, чтоб увидеть, преследуют ли нас, но не преуспела.

— Гонятся! — оповестил нас Констан, чьи ноги опасно и беспорядочно болтались прямо у моего носа.

— Ничего, сейчас лес начнется! — обнадежил нас Виро. И впрямь, еловая лапа отвесила мне оплеуху почти сразу после его слов.

…Скачка закончилась именно так, как я и предполагала. Спустя несколько минут после того, как мы влетели в лес, конь споткнулся, и мы втроем, описав прекрасные и неповторимые в каждом отдельном случае дуги, сверзились в какую-то лужу.

Конь заржал — должно быть, проклиная нас до седьмого колена на своем лошадином наречии, и скрылся из виду в лесной чаще, явно считая, подобно мне самой в детстве, что бегство в неизвестность — достойная альтернатива деспотичному и полоумному окружению.

Почти одновременно мы все встали на ноги, мокрые с ног до головы. Вода с унизительным журчанием стекала с нашей одежды. Лужа, а точнее говоря, небольшое болотистое озерцо, была именно тех справедливых размеров, при которых ни один человек, в нее угодивший, не чувствовал себя более сухим и менее вонючим, нежели остальные.

— Бежим, они сейчас нас нагонят! — воскликнул Констан и пошлепал по воде в произвольно выбранном направлении.

Я сначала хотела последовать его примеру, но затем замерла, как Виро, прислушиваясь. Судя по всему, за нами больше никто не гнался.

— Эй, ты, бегун! Стой! — окликнул Виро Констана.

— А? Чего? — замер Констан. К этому времени он успел добежать туда, где воды было уже по пояс, и продолжал медленно погружаться, так как дно озерца было отменно топким.

— Да не гонится за нами никто!

Мы, настороженно озираясь и прислушиваясь, выбрались на болотистый берег. Кругом царила абсолютная тишина, только хлюпала вода в нашей обуви. Выглядели мы весьма печально — насквозь мокрые, увешанные тиной и какими-то водорослями соплевидного типа. Вдобавок ко всему, судя по ощущениям, озерцо кишело пиявками.

Во время безумной скачки у всех физиономии были изрядно поцарапаны. Если одежда Констана и без того не отличалась аккуратностью, то на щегольской наряд Виро теперь нельзя было смотреть без слез, что секретарь успешно демонстрировал, медленно оборачиваясь вокруг своей оси и стеная. Нам-то с Констаном было по большому счету наплевать, во что превратился его бархатный камзол и белоснежная рубашка.

— А почему они перестали за нами гнаться? — задумчиво произнес Констан.

— Ну, вариантов несколько, — сообщила я, начиная раздеваться, наплевав на все правила приличия. — Первый: они осознали, что мы хотели им добра, рассмотрев получше господина Поука. Это было бы хорошо, если бы не то печальное обстоятельство, что обычно в подобных ситуациях Поуков и им подобных рассматривают уже после того, как повесят благодетелей. Второй: им надоело за нами гнаться, что тоже маловероятно, потому что подобному типу людей быстро надоедает заниматься домашним хозяйством или полевыми работами, но никак не гнаться за людьми, которых можно с чистой совестью повесить. Третий: они вспомнили, что есть дела и поважнее, но опять-таки в этой деревне нет дел поважнее. И четвертый, самый неприятный, но самый вероятный: этот лес настолько опасен, что они не решились сунуться сюда даже за нами.

— Болота Керрега… — побелев, как стена, простонал Констан. — Я и запамятовал, что они здесь подходят вплотную…

Я закончила развешивать свое выжатое одеяние на ветвях кустов, но никто, кроме комаров, даже не заметил, что я стою в весьма скудном исподнем. И в кои-то веки дело было вовсе не в том, что мое телосложение не способно вызвать интерес у кого-либо, помимо кровососущих насекомых и всеядной нежити.

— Те самые болота Керрега? — нервно осведомился Виро.

Я пожала плечами и взмахнула рукой, предлагая ему осмотреться, чтобы исключить всяческие сомнения по этому поводу. В ближайших кустах что-то гулко заурчало и захрустело, удаляясь в глубь леса.

— К ужину мы не вернемся, — мстительно сообщила я секретарю и внимательно проследила за усугублением выражения отчаяния, появившегося на его некогда беззаботном и довольном лице. Более ничего приятного в сложившейся ситуации не было, как ни ищи.