ГЛАВА 20,

— Это та самая деревня? — с некоторой брезгливостью осведомился Виро, окидывая взором пейзаж, который открывался с опушки.

— Она, а как же, — мрачно пробурчала я, осматривая еще не позабывшиеся мне с прошлого избы разной степени кривобокости, окруженные заросшими огородами и пустырями.

За то время, которое прошло с моего последнего сюда визита, успели сгореть две хаты на западной околице, а также кто-то украл ведро из колодца, у которого я некогда мыла ноги. Пропажа ведра меня и вовсе огорчила, так как теперь я не могла решить, обуваться мне или нет. По всему выходило, что бродить по кладбищам босиком — глупое и опасное занятие, но и пачкать свои единственные башмаки не хотелось.

— Эй, вам ведро надыть? — раздался звонкий детский голосок.

Я обернулась, смерила взглядом существо неопределенного пола, похожее на меня в детстве как две капли воды, и с некоторым подозрением согласилась с предположением юного воротищенца или воротищенки.

— Дык я принесу! — радостно заявил благодетель, которого я для удобства решила считать все-таки относящимся к мужскому роду, и действительно исчез в мгновенье ока.

Спустя минуту он вернулся с бадейкой, едва ли не с себя размером, но не торопился отдавать, держась на некотором расстоянии и прижимая ее к себе.

— А если вы ее возьмете да и не вернете? — прищурившись, выдал он, с особым подозрением задержав взгляд на Виро, видимо посчитав его наиболее вероятной кандидатурой на роль потенциального похитителя бадеек.

— На кой ляд нам твое ведро? — возмутился Виро. — На голову я его, что ли, надену?

Следующим испытующим и выразительным взглядом мальчишка дал понять, что не считает эту версию такой уж несостоятельной, приведя Виро в состояние ледяного бешенства.

— Ладно, — сдалась я первой. — Денег мы тебе не дадим, и ведро нам твое не нужно. Проваливай.

— Ой, ну что вы, тетенька, — заныл малолетний паразит. — Я ж не за деньгу… по доброте душевной единственно. Но ведро на хозяйстве одно, и мамка прибьет, ежели не верну… Знаете что? Дайте мне что-нибудь ваше, чтоб потом назад поменяться, а? Ну вот недоверчивый я такой, от природы…

— Да дайте ему лопату! — влез Констан. — Нам, парень, эта лопата шибко нужна, поэтому мы по-любому отдадим за нее твою бадейку.

Не знаю, чем я думала, но протянула выродку лопату, и в следующие несколько мгновений пустынная околица огласилась воплями и проклятиями. Малолетний мерзавец улепетывал со всех ног с нашей лопатой по пустырю, Констан мчался за ним прыжками, что твой камелеопард, а я прыгала в дорожной пыли и завывала от боли, ведь увесистое дубовое днище бадейки вывалилось аккурат мне на пальцы босых ног. Виро, бесстрастно наблюдавший за происходящим, проводил взглядом скрывшегося в лопухах Констана и задумчиво произнес:

— Я все же еще раз уточню: вы абсолютно уверены, что местных жителей нужно от чего-либо спасать?

— Непременно, — отозвалась я, придав лицу выражение жертвенности, как я его себе представляла, а про себя размышляя, как бы здорово было, если б для поимки волкодлака нам требовалась приманка в виде какого-нибудь шустрого мальчонки.

Понурый и запыхавшийся Констан, облепленный репьями от пяток до макушки, вскоре вернулся. В руках он держал нечто, имеющее право условно именоваться лопатой и при некотором избытке сноровки и фантазии способное применяться при копании.

— Резвый, стервец, что мышь амбарная, — извиняющимся тоном сказал он. — Не догнал я его… А это вот во дворе каком-то у забора стояло. Все ж не руками рыть…

Виро все так же многозначительно молчал, но даже если бы в руках он держал табличку с надписью «Более жалкого зрелища я отродясь не видал» со стрелочкой, указывающей в нашу с Констаном сторону, то раздражал бы не намного сильнее.

Я впихнула грязные ноги в башмаки, борясь с сильнейшим желанием плюнуть в колодец, и сказала:

— Ну, раз у нас все в полном порядке с экипировкой, то осталось только разузнать у местного населения, где здесь людское кладбище. Я-то была только на эльфийском. Так что, Констан, милейший, спрячь ты это чудесное копательное приспособление, ибо хозяин должен узнать его из тысячи, насколько я могу судить по его своеобразному внешнему виду, и мы двинемся дальше.

— Так я знаю, где у них кладбище, — со свойственной ему беспричинной радостью заявил мой ученик. — Я когда вас, госпожа Каррен, искал в тот раз, то выспросил все подробно, так что не надобно ни у кого ничего более узнавать. Сейчас я вас проведу точнехонько к кладбищу.

И мы легкомысленно последовали за Констаном вдоль заброшенных огородов, хотя я-то могла и сообразить, что любое его предложение следовало отклонять сразу же и категорически.

Кладбище располагалось на западной окраине Косых Воротищ, отделенное от крайних изб полоской изрытого дикими свиньями поля и ветхой деревянной оградой, за которой пышно произрастали старые, искривленные деревья. Оно было еще более заросшим, чем эльфийское, а покосившиеся надгробия навевали размышления о мимолетности бытия и плохой памяти потомков. Приглядевшись и поразмышляв, можно было понять, что воротищенцы попросту хоронили своих покойников на опушке леса, явно считая, что ограничивать площадь кладбища оградой со всех сторон не стоит, так как люди умирали, умирают и будут умирать во все времена, а следовательно, территорией для их упокоения следует запастись впрок. Вдали между деревьями виднелся просвет — наверняка там было еще одно заброшенное поле, а может, и озерцо.

Тропинка вилась меж холмиков, поросших травой и кустами. Было тихо, только со стороны деревни слышался ленивый лай собак и кудахтанье кур. Щебетали лесные птицы, перепархивая с ветки на ветку над нашими головами, мирно гудели пчелы и шмели.

— Что ж, я, пожалуй, подожду вас здесь, — небрежно сказал Виро и спешился у старой яблони-кислицы, явно оценив тенистость ее кроны и приятную мягкость травы подле ее ствола, которая так и манила уставшего путника лечь и проспать на ней до вечера, пока два остолопа будут в поте лица своего разрывать могилы.

Я, в который раз осознав, что мне все-таки придется воплощать в жизнь свой план, не нашлась, что сказать, кроме как жалко пискнуть:

— А кто же будет водить коня от могилки к могилке?

— Вы же собирались просить какую-нибудь клячу у местных крестьян для этой цели. — Виро встревоженно попытался загородить скакуна от нас своим упитанным телом. Лошадь в свою очередь нервно всхрапнула и резко попятилась, упершись тыльной частью в яблоню. От толчка сверху градом посыпались зеленые мелкие яблоки, одно из которых звонко угодило аккурат в макушку секретаря.

— Если мы попросим клячу у местных крестьян, — мрачно произнесла я, — то в результате уйдем отсюда в одних подштанниках. Вы сами могли убедиться в их деловой хватке, взращенной на плодородной почве тотальной нищеты и лени, когда мы попросили у юного аборигена бадейку. Более того, я не уверена, что в этой деревне есть кони. Выжить они здесь могли только в том случае, если научились зимой добывать мох из-под снега, как северные олени.

— А что, если попробовать то заклятие, которое в прошлый раз сработало? — предложил Констан с самым простодушным видом. — Ну то, с ухом?

— Нет! — возопила я, на мгновение утратив контроль над собой и машинально схватившись за ухо. — Мы решили, что будем искать конем, вот так и поступим. То заклятие я больше не применяю. Ни при каких обстоятельствах!

— Ладно, — неохотно согласился Виро после некоторого раздумья. — Коня своего я вам дам. Но водить его меж могилок — это увольте! Если об этом узнает хоть кто-то из моих знакомых… нет, даже если я один буду знать, что согласился на подобное… Я решительно не представляю, как мне потом смотреть на себя в зеркало без стыда. Кроме всего прочего, здесь наверняка водятся ужи — в эдаких-то зарослях. А я их опасаюсь.

Я в свою очередь всю жизнь опасалась лошадей, но выхода не было.

— Как его зовут? — спросила я, неохотно приближаясь к здоровенной своенравной животине с громадными копытами, способными отправить меня в долгий полет в любую секунду.

— Гонорий, — ответствовал Виро, передавая мне поводья. — И помните, он брыкается, когда чует неуверенность.

— Могли бы и не уточнять, — пробурчала я, так как из своего опыта общения с лошадьми усвоила накрепко, что все они брыкаются. А большая часть еще и кусается.

Гонорий фыркал, упирался и явно желал мне зла. Я попыталась скормить ему пару яблок, но он всем своим видом показал, что лучше съест старый сапог, пропитанный крысиным ядом. Если я делала шаг вперед, то упрямый Гонорий делал два шага назад, поэтому передвигались мы в основном пятясь. Виро между тем улегся на травке под яблоней, достал из сумки очередной обед и не обращал на мои страдания ровно никакого внимания, явно посчитав, что конь в результате всех этих передвижений не пострадает, а об остальном заботиться не стоит.

Как всегда, то, что представлялось простым и легким делом в книжках и на словах, грозило полным провалом в жизни.

— Констан, милейший, — пропыхтела я, изо всех сил повиснув на поводьях. — Сходи-ка поищи боярышник и наруби кольев. И подлиннее.

— Это чтоб в волкодлака ими тыкать?

— Ну а куда же! — гаркнула я, а потом, понизив голос, сообщила Гонорию, которого уже успела возненавидеть: — Но если ты не поможешь нам его найти, то станешь первой в истории лошадью, которую посадили на кол!

Уж не знаю, насколько лошади разумны, но после этого Гонорий нехотя сделал пару шагов вперед, а я от неожиданности шлепнулась на весьма колючий куст.

Дело сдвинулось с места: конь с большой неохотой шел за мной, для порядка упираясь через каждые два-три шага. Неподалеку были слышны глухие удары и треск ветвей — Констан сокрушал приглянувшееся ему в качестве боярышника дерево горе-лопатой. Виро дремал, подложив под голову плащ.

Вскоре обнаружился еще один изъян народного способа борьбы с волкодлаками. Уж не знаю, каких лошадей использовали герои песен и сказаний — быть может, то были специальные снулые и покладистые животные, наподобие тех, что смиренно вращают мельничные жернова. Эти славные непарнокопытные тихо и мирно брели за владельцами, не обращая внимания, куда их тащат, — в овраг или же по отвесной скале. И лишь почуяв волкодлачий дух, они останавливались как вкопанные и знаками поясняли, в какой именно могилке затаилось чудовище. А потом еще и копать помогали.

То ли дело Гонорий — существо избалованное, испорченное и ничего не соображающее в охоте на нежить. Он пятился и от могилок, и от кустов, и от ежей, потревоженных нами в кустах. Если бы я принимала всерьез все его взбрыкивания и замирания, то следовало бы признать, что львиная доля воротищенцев стала волкодлаками после своей кончины, а ежи-оборотни — бич дальних и ближних окрестностей.

— Вот, госпожа Каррен, нарубил я колышков! — ликуя, оповестил меня Констан, вынырнув из кустов, и Гонорий немедленно попятился от него, явно намекая, что именно в Констана следует ткнуть колом в первую очередь. Тут я с ним была солидарна в некоторой степени, поэтому даже не обозвала «тупой скотиной», как делала это последние полчаса, извлекая из себя особо крупные колючки.

Я осмотрела колья, годные на то, чтоб подвязывать к ним на огороде огурцы. Две штуки были осиновыми, один — ореховый, а последний — откровенно березовый.

— Отличный боярышник уродился в этих краях, — радушно сказала я. — Ну что ж, продолжим поиски…

Надо сказать, что к тому моменту я уже смирилась, что все мои намерения пошли прахом, тем более что находить и откапывать волкодлака я не собиралась. Поэтому в моей голове оформилась мысль, что стоит еще немного побродить по кустам, затем сказать своим спутникам, что мы ошиблись кладбищем, и вернуться домой. Ясное дело, что это был никудышный план, но он включал в себя ужин и сон в чистой постели. На данный момент это компенсировало все его недостатки.

В душе моей воцарился относительный покой. Гонорий исправно пятился и дергал головой, пихая меня из одних кустов в другие; Констан волочил охапку кольев, кося глазом на коня и явно пытаясь обнаружить в его поведении хоть что-то необычное. «Вот до того дерева дойдем, и все», — подумала я, привычно выбираясь из колючих зарослей.

— Ишь негодяи-то какие! — вдруг раздался дребезжащий старческий голос. — Что удумали, ироды! Кобылу свою жирную на кладбище выпасывать! На людских костях!

На тропинке стояла бабка весьма грозного вида с пучком полевых цветов в руке.

— Последние времена пришли, не иначе! — вещала она. — Хвала богам всемилостивым, не дожил мой покойный муж, чтоб увидеть эдакое непотребство. Покойники ить в гробах переворачиваются, чуют, что над их головами скот четвероногий копыта свои в землицу освященную впечатываить по людскому попущению! Но ничего, будет вам наука, как подохнет ваша кобыла в страшных мучениях. От кладбищенской-то травы да яблочек смерть лютая, падучая, судорогами и кровавым потом известная!

Я бросила взгляд в сторону Виро, рядом с которым возвышалась горка яблочных огрызков, потом перевела взгляд на Гонория, как-то подозрительно ехидно прядающего ушами. Мне вспомнилось, как берейтор в Академии говаривал с уверенным видом: «Конь — он поумнее человека будет».

— Да мы ить не пасем коня! — вступил в беседу Констан. — Мы тут по другому делу…

— Проезжали мимо, остановились передохнуть, а конь отвязался и сбежал. Вот мы его и ловим, — торопливо закончила я.

— Не похоже что-то. — Бабка подозрительно прищурилась. — Я за вами давно наблюдаю. Не сбегала ваша скотина копытная. Вы ее туды-сюды водите, чтоб нанести урона поболее.

— Взмылился он просто, — перешла я в наступление, поняв, что бабку так просто не проймешь. — Вот и водим, чтоб поостыл и не захворал.

— Взмылился, говоришь? — Прищур бабки стал просто физически невыносим. — Ить вы на нем втроем галопом скакали?

— Да, — твердо сказала я. — Сейчас он передохнет немного, и дальше поскачем.

Тут Гонорий сделал попытку встать на дыбы и истерически заржал. Все же, несмотря на всю свою разумность, шуток кони иногда не понимают.

Старушенция смерила нас испытующим взглядом с ног до головы, отчего даже у Гонория осанка стала лучше, и процедила:

— Ладно, езжайте, коли так.

И поковыляла обратно, заставив меня испустить вздох облегчения. Что-то мне подсказывало: местные жители не обрадовались бы, если б узнали, что кто-то роется на их кладбище. Еще неизвестно, что тут судачат по поводу моего прошлого визита. Хорошо, что я без мантии, — может, и не признают. И просто замечательно, что бабка решила убраться восвояси. Самым разумным будет как можно скорее последовать ее приме…

— Госпожа Каррен, — скороговоркой протарахтел мне на ухо Констан. — А правду говорят, что волкодлаки, когда людьми были, при жизни отличались крайней везучестью и отвратной харей?

— Ну да, — не особо задумываясь, подтвердила я сей известный факт на свою же голову. А ведь могла и сообразить, зачем ему знать, правда ли…

— Бабушка! Бабушка! — заорал мой ученик, заставив меня в очередной раз похолодеть от ужаса. — Подождите минуточку!

Мне оставалось только беспомощно наблюдать, как Констан бодрыми прыжками мчится за бабкой, а потом с жаром говорит ей что-то. Бабка степенно кивала головой, его слушая, а потом что-то сказала и пальцем ткнула куда-то в сторону яблони, под которой дремал Виро.

Сияющий Констан такими же заячьими прыжками вернулся ко мне и дрожащим от счастья голосом произнес:

— Я все разузнал, госпожа Каррен. Это господин Мартиций Поук, вон там его могилка. Госпожа Уфелия сказала, что такой отвратной рожи и такого везения отродясь не видывали. У него даже изба ни разу не горела! Хозяйственный был и скупой, как ростовщик. Помер год назад и вон там похоронен. А еще все в округе знают, что господин Поук имел склонность к колдовству, да и про то, что оборотничеством сей господин баловался, каждый воротищенец слышал сызмала… Я-то ей ничего не сказал про то, что мы его откапывать собираемся, так что консти… конспирация соблюдена.

И он поволок опешившего вконец Гонория к могиле Поука. Уж не знаю, было ли дело в правдивости народных песен или же нервы коня окончательно сдали, но перед могилой господина Мартиция конь встал на дыбы, вырвал поводья из руки Констана и торопливо поскакал к дрыхнущему хозяину.

— Он это, госпожа Каррен! — с восторгом ученого, совершившего величайшее открытие в своей жизни, вскричал Констан.

Я подошла к нему и вынуждена была констатировать, что и впрямь свежая земля вокруг могилы была притоптана чуть больше, нежели у остальных. Да и само захоронение выглядело чертовски свежим. Как будто тот, кто лежал метром глубже, попал туда аккурат этой ночью, а уж никак не год назад.

— О, так вы все-таки ее нашли? — Виро сонно смотрел на нас, не делая никаких попыток подняться.

Гонорий, судя по всему, растерявший остатки своих лошадиных мозгов, пытался спрятаться за хозяина, припав к земле.

— Ну так мы же не лаптем щи хлебаем, — печально сказала я, глядя в сторону леса. «И впрямь придется откапывать, вот беда…»

От размышлений меня отвлек стук лопаты о землю. Констан принялся энергично рыть холмик. Если бы его счастливую физиономию сейчас увидел незнакомый человек, то явно бы решил, что бедняга откапывает клад, не иначе.

— А я, честно говоря, думал, что вы прикидываетесь, — с уважительным удивлением произнес Виро, который, к сожалению, передумал дремать и не мешать нам. — Известно ведь, что поместные маги борются разве что…

— …с крысолаками, — мечтательно и тоскливо закончила я за него.