9
Бывший взломщик стоял в дверях своей лавочки с совком в руках.
— Извини за вазу, — сказал я. — Не знаю, как это получилось. Она просто бросилась под мой локоть. Так было в первый раз, помнишь, а во второй…
— Ладно-ладно, ничего, — ответил агент, — у меня еще одна есть. Надеюсь, успею продать ее до твоего следующего визита…
— Желаю удачи в этом нелегком деле. Вообще, все вещи в твоей лавке как-то странно себя ведут, ты заметил?
— Они так ведут себя, когда ты приходишь, — вздохнул Бом-Бом. — Их всех начинает обуревать жажда самоубийства…
— А тем шкафчиком ты очень дорожил? Фогард вздрогнул. На его лице крупными буквами
было написано страдание, а бакенбарды обвисли, точно побитые молью боевые знамена. Ну а я тут при
чем? Шкафчик сам напросился. Нечего было висеть там, где проходит мое плечо. Ловкость и быстрота — мой конек, так что не надо лезть на рожон.
— Я куплю другой шкафчик, — сказал агент, мечтая поскорее от меня избавиться. Каждая минута, проведенная мною в «Сокровищнице королей», по его мнению, оборачивается колоссальными убытками.
Здесь он, конечно, преувеличивает.
— Хорошо. Тогда пока. Все, как договорились. Завтра утром я у тебя.
Фогард сглотнул, вероятно думая, где бы достать такой большой сейф, куда можно было бы на время моих визитов прятать свой драгоценный хлам.
— Да-да. Локи, не беспокойся, со мной все будет нормально, — сказал Фогард, махая мне и закрывая дверь.
Сделал он это быстрее, чем того требовала дружеская вежливость, но я только пожал плечами. У каждого свои причуды, и Бом-Бом не исключение. К примеру, бывший взломщик каждый вечер вытирает пыль с портрета своей жены-пиратки. Нормален ли он?
Кстати, насчет нормальности. Обсудив поведение Виртольда, мы пришли к единодушному мнению, что у него мозги набекрень. Среди наших заказчиков это не редкость, и Виртольд в целом вполне вписывался в определенный процент типов, страдающих легкой шизофренией.
В общем-то это не имело особенного значения. Есть цель, есть хорошая оплата. Сегодня вечером я прогуляюсь по указанному адресу и разведаю обстановку. Прикину план наступления и отхода, проверю, как обстоит дело с крышами. В районе, где обитал клиент, я работал мало, так уж вышло, поэтому освежить в памяти подробности было необходимо.
Но это позже. Сейчас домой — и за уборку. Потом смотаюсь к сестре, чтобы она починила мою воровскую одежонку. Потом…
Ноги сами несли меня куда-то, и, перебирая в уме нехитрые мыслишки, я успел отойти от «Сокровищницы королей» на полтора квартала. Насвистывая, сунув руки в карманы, Локи успевал радоваться солнечному дню и свежему ветерочку — и продолжал бы и дальше в таком духе, если бы не чья-то реплика.
— А? — Я обернулся.
Прохожие были сонными и ползли по улице, как мухи, измазанные медом. Никому не было до меня дела, кроме одной благообразной женщины с красивым декольте. Она смотрела на Локи умоляющими глазами, на щечках ее рдел румянец. В руках вертелся небольшой черный веер с белыми цветочками.
Декольте привлекло мое внимание, а потом я понял, что откровенно глазеть не слишком прилично, и поднял взгляд на милое лицо. Лицо стало еще милее, когда его хозяйка всплеснула руками. Из меня чуть не вышибло слезу.
— Вы что-то сказали? — спросил я, когда смог отлепить язык от нёба.
— Я извинилась.
— Зачем вам извиняться?
— Так сложились обстоятельства, — вздохнула дама.
— Хм… вы имеете в виду, что судьба жестока? — Да!
Она посмотрела мне в глаза, и я начал подтаивать, как восковая свеча на яростном солнцепеке.
— И чем же я могу вам помочь?
Моя душа жаждала именно этого: я хотел помочь даме во что бы то ни стало.
— Там, за углом. Вон там, за вашей спиной…
— Ага.
— Там есть одна старушка. Бедная и несчастная старушка. Она стоит у бордюра и не может перейти через улицу. Это очень печальная история…
У меня защипало в носу. Я моргнул раз десять, не в силах взять в толк, при чем тут старушка.
— Она хочет, чтобы вы ей помогли, — сказала прекрасная дама, раскрывая веер. Он трепетал в ее руке, словно крылышко гигантской бабочки.
— Я?
— Вы, и только вы! Может быть, от вас зависит судьба этого несчастного создания! — Прекрасная дама подпустила вздох в свою белую грудь.
Я размяк еще больше. Удивительно, как меня удержали ноги.
— Старушке приходится рассчитывать только на ваше милосердие! Переведите ее через улицу. Это все, что она просит!
— А почему именно я?
Этим вопросом я несколько испортил романтизм момента. Бровки дамы устремились к переносице, но тут же разошлись и встали домиком.
— Если бы я знала! Я сама предложила ей, но старушка наотрез отказалась от моей помощи. Нет, сказала она твердо, мне нужен только вон тот спригган.
— Да что вы говорите, — отозвался я.
— А еще она сказала, что из всех, кто топчет мостовую в этот момент и в этом месте, вы самый милосердный! — добавила прекрасная дама.
— Откуда же ей знать? — проворковал я.
Слеза выкатилась из прекрасного левого глаза женщины и покатилась по алебастровой щеке, украшенной пятном румянца. Мой организм прямо ёкнул.
— Сердце, истосковавшееся по милосердию, знает больше, чем разум…
О, отлично сказано! Прямо для книжки!
Эта слеза решила дело. Оставаясь на месте, я причиняю невыносимые страдания сразу двум существам. Никто не скажет, что Локи бездушный изверг, и сейчас я это докажу.
— Значит, перевести через улицу?
— Ага, — сказала прекрасная дама. — Это все, что от вас требуется.:.
Странные фортели выкидывает судьба. Разве я об этом не знал? Разве была у меня какая-то причина сомневаться? А что насчет Неумолимого Рока с кирпичом? Его удары не всегда похожи на удары, иногда на легкий толчок, но ведь и его бывает достаточно, чтобы сигануть в пропасть, размахивая конечностями и вопя во все горло.
Впрочем, все равно. Прекрасная дама смотрела на меня так, что любой нормальный мужчина на моем месте просто обязан был ради нее свернуть себе шею.
— Хорошо, — сказал я. — Старушку перевести — это раз плюнуть.
— Потом возвращайтесь… — ответила дама, пряча нижнюю половину лица за веером.
Я улыбнулся так ослепительно, как только мог, и отправился за угол пружинящей походкой. Пусть видит, что не зря планида свела нас в этот час и в эту минуту…
За углом я остановился. У бордюра лежала кучка свежего конского навоза. При всем воображении его нельзя было принять за страдающую женщину преклонных лет. Если здесь, конечно, не колдовство. Может быть, страдалицу превратил в это какой-нибудь злюка-чернокнижник?
Очень странно. Кругом люди и нелюди, всякие разные, но все по большей части молодые и средневозрастные.
— А где же старушка? — спросил я.
— Я старушка!
