Глава 9
Криминальная хроника

Спустя две недели я сидела в редакции, лениво копаясь в очередных бумажках. Погода была сказочная, солнце светило без помех, поскольку облаков на небе не наблюдалось вовсе, игривый и теплый южный ветерок приносил с собой жизнерадостную весеннюю свежесть. Словом, это была та погода, при которой чувствуешь себя немного ребенком, всей душой стремящимся сбежать с уроков. Настроения на расписки, предписания и квитанции не было совершенно. А тут еще и миндальное дерево, росшее прямо за окном нашего флигеля, полностью расцвело и теперь с каждым дуновением ветра щедро осыпало землю белыми лепестками с легким розоватым отливом.

Кроме меня в редакции находились Мири и Брендан, разнообразия ради выбравшийся из башни очередного звездочета, дабы подготовить и сдать переписчикам еще один астрологический прогноз.

– Ребята, как вы думаете, – проговорила я, задумчиво обмахиваясь квитанцией на кругленькую сумму, – я тут собралась написать статью о сексуальных маньяках. С чего вы посоветуете начать?

– С похода к лекарю для душевнобольных, – уверенно порекомендовал Брендан.

– Хм… – Я уважительно взглянула на коллегу. – А знаешь, ты прав. Надо пойти в лазарет для душевнобольных и побеседовать с лекарем, наверняка он многое знает о подобных отклонениях и причинах их возникновения…

– Я имел в виду другое, – покачал головой Брендан. – Тебе надо пойти к лекарю для душевнобольных и немного подлечиться. Тогда, возможно, ты перестанешь заниматься всякой ерундой.

– Какая же это ерунда? – возмутилась я. – Чем тебе не нравится моя тема?

– Решительно всем, – отозвался коллега.

– Ну, не знаю, – протянула я, немного огорченная такой реакцией. – По-моему, тема неплохая. Мири, как ты думаешь? – обратилась я к секретарю в поисках поддержки.

Увы, я вновь наткнулась на стену непонимания.

– Честно говоря, я бы тоже порекомендовала тебе написать о чем-нибудь другом, – осторожно призналась она.

– Какие вы все непрогрессивные, – обиженно отмахнулась я. – Вообще-то у меня была еще одна тема. Я думала написать про палачей. А почему вы на меня так смотрите? Что, опять неинтересно?!

С грохотом хлопнула входная дверь; в редакцию ввалился Люк. Свою потрепанную кожаную куртку он нес в руке, поскольку неожиданно теплая погода позволила ему остаться в рубашке навыпуск, перехваченной широким кожаным поясом.

– Ну я и набегался! На добрую неделю вперед! – заявил он, швыряя куртку на ближайший стул.

Мири поморщилась: она терпеть не могла беспорядок, в то время как Люк, Кейт и я имели свойство создавать его вокруг себя в считаные секунды.

– А где Петух? – поинтересовался Люк, заставляя Мири поморщиться еще раз. Девушка уважала своего начальника и крайне неодобрительно относилась к этому прозвищу, однако использовать его в ее присутствии никто не стеснялся. – Мне срочно надо кое-что с ним обсудить.

– Сказал, что будет ближе к вечеру, – сообщил Брендан.

– Да? – Люк выглядел разочарованным. – Ну ладно, придется подождать.

– Ты же говоришь, что на неделю набегался, – усмехнулась я. – Ну так посиди и отдохни. – Я отлично понимала: что бы там Люк ни говорил, он и двух часов не способен спокойно просидеть на одном месте. – А заодно скажи, какая тема лучше – палачи или сексуальные маньяки?

– Лучше сексуальные палачи, – не задумываясь, ответил Люк. – Тогда хоть перед самой смертью можно увидеть что-то, радующее глаз.

– Впечатляющая глубокомысленность, – заметила я.

– Между прочим, для тебя у меня тоже есть кое-какая информация, – сообщил коллега, пропустив шпильку. – Ты в курсе, что твой приятель нарвался на серьезные проблемы?

– Какой приятель? – переспросила я, не особо нервничая.

Назвать моим приятелем Люк мог кого угодно, от Томми Костолома до того же графа.

– Ну, этот, Алисдейр, – уточнил Люк.

– А что с ним? – посерьезнела я.

– Значит, ты не в курсе. Он тоже загремел к позорному столбу.

– Не морочь мне голову, – нахмурилась я. – Дворянина – к позорному столбу? Так не бывает. Его могут посадить в тюрьму, отправить в пыточную, казнить – но никак не к столбу.

– Ну, если хочешь, пойди и подай эту свежую идею тем, кто его туда пристроил.

– Люк, ты же несерьезно.

– Абигайль, мне жаль тебя расстраивать, но я абсолютно серьезен. Причем все еще хуже, чем ты думаешь: на него надели колодки.

– Люк, ты что-то путаешь, – вмешался Брендан. – Если он дворянин, то этого действительно не может быть.

– Кое-кому не мешало бы поменьше бывать наедине со звездами и чуть почаще оглядываться вокруг, – холодно отозвался Люк. – Времена изменились, Брен. Сейчас у нас в городе возможно практически все.

– Значит, так, Люк, – оборвала лирическое отступление я. – Рассказывай все по порядку.

– По порядку так по порядку, – не стал возражать приятель. – Я, конечно, всех подробностей не знаю, но если вкратце, то он повздорил с Майлзом.

– Тем, который новый барон ван Дрейк? – уточнил Брендан.

– Именно.

– Насколько сильно повздорил?

– Порядочно. У Майлза сломана рука, и, похоже, есть вероятность, что она так никогда полностью и не восстановится. Я знаком с лекарем, который его пользует. Тот говорит об этом переломе с таким восторгом, будто речь идет о произведении искусства.

– Похоже, переломы этот твой лекарь любит больше, чем своих пациентов, – заметила Мири.

– А ты можешь назвать хоть кого-нибудь, кто испытывал бы симпатию к Майлзу? – поинтересовался в ответ Люк.

– Я могу, – мрачно сказала я. – Алан Рейвен.

– Вот в этом-то и проблема, – подтвердил Люк.

– Из-за чего Кентон повздорил с Майлзом? – продолжила допрос я.

Люк поморщился.

– Всех деталей не знаю, да, признаться, и не хочу, слишком мерзко. Есть одно семейство торговцев, они у Алисдейра вроде как под покровительством.

Я кивнула. В этом не было ничего необычного: та или иная семья торговцев или ремесленников вполне могла находиться под покровительством какого-нибудь дворянина.

– Ну, в общем, не знаю, с чего это все началось, – продолжал Люк, – но на днях громилы Майлза ворвались к ним в дом. Хозяина избили, а его жену и дочь увезли к барону. Он надругался над обеими, а потом, когда наигрался, отправил их обратно. Дочка полезла в петлю. В общем, Алисдейр, когда узнал, пришел в ярость.

– Я могу его понять, – заметила Мири.

– Стоп-стоп-стоп, – замахала руками я. – Будь Майлз хоть тысячу раз бароном, это серьезное преступление, за такое вешают на площади независимо от социального положения и заслуг перед королевством. Кентон, при всей своей вспыльчивости, не идиот. Почему он не пошел в суд? Он – дворянин, его показания не смогли бы проигнорировать.

– А кто тебе сказал, что он не пошел? – откликнулся Люк. – Именно так он первым делом и поступил. А там ему уже популярно объяснили, что лучшего друга и протеже Рейвена никто и пальцем трогать не собирается. И ни перед каким судом, кроме Страшного, он не предстанет, да и там может сработать какая-нибудь протекция. Вот после этого Алисдейр отправился беседовать с Майлзом лично. Исход этой беседы вам уже известен.

– А дальше?

– А дальше Майлз побежал жаловаться к папочке. А тот уже отправил к дому Алисдейра целый отряд. Кентона силой приволокли на площадь и запихнули в колодки. Барон, с точки зрения графа, – личность неприкосновенная.

– На сколько часов его приговорили? – спросила я.

– Понятия не имею. Не уверен, что цифра вообще прозвучала.

– То есть сейчас он на площади?

– Да.

– Эй, Абигайль, ты куда? – нахмурился Брендан.

– У меня возникло непреодолимое желание сыграть в карты, – хмуро ответила я.

Думаю, мой ответ правильно поняли все, кроме самого Брендана.

На то, чтобы дойти до площади быстрым шагом, потребовалось меньше десяти минут, и около половины пятого я уже была на месте. Было еще светло, как и обычно в такой час в это время года.

Кентона я увидела сразу, но зрелище это, должна признать, не доставило мне ни капли радости. Одежда Алисдейра была измята и разорвана в нескольких местах, на лице темнела струйка запекшейся крови, которая когда-то сочилась из рассеченной губы. Шея и руки были помещены в специальные прорези в деревянных колодках, крепившихся к позорному столбу. При этом для того, чтобы сделать наказание более мучительным, колодки крепились сравнительно низко, и приговоренному, если он не был совсем уж маленького роста, приходилось стоять, согнувшись в три погибели.

Я сглотнула. Мое собственное наказание, из-за которого я не так давно была готова чуть ли не бежать из графства, казалось сейчас детским лепетом. Сделав глубокий вдох, а затем резко выдохнув воздух, я направилась к столбу с жизнерадостной улыбкой на лице.

– Извини, в карты с тобой сыграть не смогу – руки заняты, – первым заявил Кентон, помахивая в знак подтверждения торчащими из колодок кистями.

Выглядел он устало, но держался хорошо. Надо сказать, намного лучше, чем я в свое время. Впрочем, на то они и аристократы: их чуть ли не с рождения учат сохранять самообладание в любых обстоятельствах. Чувство собственного достоинства – в первую очередь, все остальные эмоции – даже не во вторую, а в третью. Однако тем большим испытанием на прочность должно было явиться подобное наказание…

– Я и не думала играть с тобой в карты, – многообещающе возразила я. – Я планирую использовать тебя совершенно по-другому.

– Только не говори, что собираешься взять у меня интервью, – простонал он. – Все что угодно, но только не это. Можешь даже надо мной надругаться.

– Надругаться над тобой я всегда успею, – возразила я. – У меня есть совершенно другая идея. Видишь ли, когда я работаю над статьями, мне бывает нужно зачитывать кому-то вслух свои черновики. Но никто почему-то не хочет слушать, все в ужасе разбегаются. А ты ведь сейчас разбежаться не сможешь. Вот и будешь моим слушателем.

Я самодовольно потерла руки.

– Абигайль, откуда в тебе столько садизма? – поморщился он. – Я ведь даже уши заткнуть не смогу.

– На это-то весь и расчет, – радостно сообщила я.

В процессе разговора я извлекла из сумки флягу с водой и шагнула к Кентону поближе.

– Не положено, – тут же заявил стражник, до сих пор в разговор не встревавший, но не без интереса следивший за его ходом.

Еще бы ему не следить, ведь волей-неволей он был бы вынужден стать вторым слушателем моих гипотетических черновиков.

Я молча извлекла из кармана серебряную монету и молча же сунула ее в привычно подставленную ладонь.

– Пойду прослежу, чем там ребятня голубей кормит, – деловито произнес стражник. – А то некоторые так и норовят вместо хлеба камушков подкинуть.

– Очень благородное занятие, – похвалила я, поднося ко рту Кентона флягу и наклоняя ее под соответствующим углом.

Он сделал несколько жадных глотков. Затем я налила немного воды на платок и принялась аккуратно вытирать с лица Кентона запекшуюся кровь.

– Тебе совершенно необязательно со мной возиться, – заметил он, прикрывая глаза.

– Не надейся от меня отделаться. Я не собираюсь так легко выпускать из рук безвольного слушателя.

– Я всегда знал, что от тебя следует ожидать всего самого худшего.

– На сколько тебя сюда поставили?

– Понятия не имею. Они не сочли нужным сообщить.

– Как давно ты уже здесь?

– Час или полтора. Кстати, откуда ты узнала?

– У меня особые источники информации. Хоть и нет своих людей в охранном отделении.

Я задумалась. Если час или полтора, значит, вернее всего, половина наказания уже позади. В колодки надолго не заключали, как правило, часа на два-три. Максимальный срок, о котором мне доводилось слышать, – это шесть часов, но то был беспрецедентный случай. Человека потом в буквальном смысле слова унесли с площади: держаться на ногах он не мог.

Между тем стражник поспешно возвратился к столбу и оттолкнул меня себе за спину. В чем дело? Я огляделась. Как раз вовремя, чтобы заметить, что со стороны центральной улицы на площадь вышел добрый десяток людей. Впереди шагали Рейвен с Майлзом, за ними – многочисленные телохранители. Правая рука у барона безвольно висела на перевязи. Радуясь предусмотрительности стражника, я до времени отступила в тень.

Граф и барон остановились непосредственно напротив столба, недвусмысленно продемонстрировав, что прибыли на площадь именно за этим.

– Распакуй его, – велел стражнику Рейвен, и тот принялся торопливо проворачивать ключ в запирающем колодки замке.

Оказавшись на свободе, Кентон моментально, хоть и не без труда, разогнулся и застыл, меряя графа тяжелым взглядом.

– Теперь ты понял, кто хозяин в Торнсайде и кому здесь нельзя идти наперекор? – спокойно спросил Рейвен.

Кентон промолчал.

– По-моему, он ничего не понял, – заявил Майлз. – И это меня не устраивает. Слушай, ты, ублюдок! – Он шагнул вперед, подходя к Кентону почти вплотную. – Либо ты сейчас встанешь передо мной на колени и поцелуешь мои сапоги – и тем покажешь, что хорошо усвоил сегодняшний урок, либо пеняй на себя. Я жду!

Я схватилась руками за голову. Реакцию на такое предложение несложно было предвидеть. Ну же, Кентон, не глупи! В конце-то концов, ничего от тебя не отвалится!

Но нет, разумеется, нет.

– Такой вариант подойдет? – осведомился Кентон и плюнул Майлзу на сапоги.

И, я отлично видела, это он еще основательно сдерживал свою ярость.

Зато барон сдерживаться не стал, сразу же ударил Кентона левым кулаком в челюсть. Тот отшатнулся, а дальше охранники поспешили позаботиться о том, чтобы у их хозяина не оказалась сломана заодно и вторая рука. Хотя я лично считаю, что симметрия – это красиво.

– Закуйте его обратно, – пожал плечами Рейвен, и руки и шею Кентона снова стиснули колодки, а стражник повторно запер замок. – Раз урок усвоен не был, пускай проторчит здесь двое суток, – жестко продолжил он, сверля Алисдейра взглядом. – Без перерыва на сон. Без еды и питья.

– Двое суток?

Стражник был удивлен настолько, что даже решился переспросить.

– Я разве неясно выразился? – раздраженно отбрил его Рейвен.

Не выдержав, я выступила вперед.

– Вы сошли с ума, – решительно заявила я, глядя графу прямо в глаза. – Отмените этот приговор немедленно. Он же может умереть.

– А, это ты, – спокойно отозвался Рейвен. – Ну и что с того, что может умереть? Я могу приговорить его и к виселице, если сочту нужным, тогда он умрет наверняка. Так что я еще поступаю вполне гуманно.

Я сильно сомневалась в том, что вариант с виселицей менее гуманный, чем нынешний, но от высказываний на этот счет воздержалась. Не стоило подавать графу лишних идей.

– Впрочем, если захочешь, ты можешь облегчить его страдания, – заметил Рейвен. – Если придешь ко мне сегодня ночью, я его отпущу.

– Даже не вздумай, – процедил Кентон.

– И не собираюсь, – подтвердила я. – Кто он мне: муж, брат, сват?

– Ну так и иди отсюда, – равнодушно передернул плечами граф.

Я отступила обратно в тень, но уходить не стала.

– Ты все понял? – снова повернулся Рейвен к стражнику.

– Так точно.

На этот раз солдат ответил по форме, вытянувшись по стойке смирно.

– Вот и отлично. Пойдем, – бросил Майлзу граф. – Нам здесь больше делать нечего. За эти два дня спесь спадет с него навсегда. Если захочешь взглянуть на это жалкое зрелище, можем вернуться сюда послезавтра.

– Он не уйдет отсюда до тех пор, пока не поцелует мне сапоги, – предупредил барон. – Или пока его не вынесут отсюда ногами вперед.

– Да поцелует, куда он денется, – заверил его Рейвен.

– Даже не мечтай, – процедил Кентон. – Я скорее отправлюсь отсюда в могилу.

– Значит, отправишься, – все так же невозмутимо согласился граф. – Такой вариант нас тоже вполне устроит.

Я молча следила со своего места за тем, как они удаляются с площади. И лишь после того, как топот шагов перестал доноситься до моих ушей, снова подошла к Кентону.

– Ты идиот! – закричала на него я. – Что тебе стоило немножко ему подыграть?

– Подыграть?! – яростно переспросил он. – По-твоему, я должен был унижаться перед этим крысенышем?!

– Запомни раз и навсегда: человека унижает не то, что он делает, а то, как он это делает, – рассерженно заявила я. – Можно и ноги поцеловать так, чтобы остаться при этом на высоте.

– Что-то я в этом сомневаюсь.

– И очень напрасно, – отрезала я. – Если на то пошло, то жалок во всей этой ситуации был именно Майлз со своими идиотскими претензиями. У человека комплекс неполноценности. Его в детстве не любила мама, или папа слишком часто порол, или соседская девочка отобрала игрушку. Он жаждет самоутверждения и обратился за помощью к тебе. Что, так жалко было пойти ему навстречу?

– Слушай, шла бы ты домой, – устало произнес он. – Без тебя тошно.

Я пожевала губами, потом поправила съехавшую набок сумку.

– Я вернусь.

С этими словами я решительно зашагала прочь по мостовой.

На площадь я уже не вернулась. Оказавшись на прилегающей к ней улице поздно вечером, когда в городе стало темно, а люди в большинстве своем сидели по домам, я осталась дожидаться в крытой повозке, на которой сюда и приехала. Поэтому я не видела того, как трое одетых в темное мужчин тенью проскользнули на площадь. Не видела, как один из них неслышно подкрался к зевающему на посту стражнику и обеспечил ему незапланированный, но продолжительный отдых одним коротким ударом по голове. Я не имела возможности наблюдать, как, погнушавшись возиться с замком, другой мужчина в темном раскрыл колодки при помощи пары инструментов, по ходу дела безвозвратно приведя их в негодность, и как он вместе с одним из своих напарников подхватил на руки Кентона, который, лишившись предоставляемой колодками опоры, рухнул как подкошенный.

Когда спустя не более двух минут все четверо добрались до повозки, я соскочила на землю и откинула полог, помогая уложить Кентона внутрь.

– Мой человек довезет вас до дома, – сказал мне затем один из мужчин. – Не беспокойтесь: мы умеем заметать следы.

– Знаю, – кивнула я.

– И то правда, – усмехнулся он. – Надо будет освежить в памяти статью, а то я уж начал подзабывать нашу тогдашнюю беседу.

– Сколько я вам должна?

– Ну что вы! Нисколько. Все сделано на исключительно добровольных началах, из личного уважения к вам. К тому же мне и самому давненько хотелось снести к чертовой матери эту деревянную штуку. Им понадобится время на то, чтобы ее заменить, – удовлетворенно отметил он.

– Спасибо.

Я крепко пожала ему руку, и он ответил не менее душевным рукопожатием.

– Если что – обращайтесь.

Подмигнув мне на прощанье, он сделал знак одному из своих людей, и они вдвоем почти мгновенно растворились в ночной темноте. Третий запрыгнул на козлы, я забралась обратно в фургон. Повозка потихоньку запрыгала по камням, которыми была вымощена улица. Я устроилась внутри, положив голову Кентона себе на колени, и снова поднесла ему флягу. На этот раз он взял ее сам, хотя затекшая рука слушалась его с трудом.

– Спасибо, – едва слышно сказал он, возвращая мне флягу. – Кто эти люди?

– Те самые, которые ноги раздвигают в темном переулке, – ехидно ответила я.

– У тебя настолько прочные связи в преступном мире?

– А тебя в этом что-то не устраивает? Не привередничай, ты теперь, знаешь ли, и сам – часть преступного мира. Да и я, кажется, тоже.

Я не стала уточнять, что подобными связями в преступном мире воспользовалась в первый раз в жизни. Будем надеяться, что и в последний. Хотя… с ними оказалось значительно приятнее иметь дело, чем со многими знакомыми мне владельцами легальных бизнесов. Не говоря уж о еще одном моем интервьюируемом.

Кентон прикрыл глаза и ничего больше не говорил, возможно, задремал. Я аккуратно провела рукой по его волосам и дальше ехала в молчании. Вскоре повозка остановилась, и наш возница откинул полог фургона.

– Все тихо, можете выходить, – сказал он мне.

Кентон открыл глаза и приподнялся на локте.

– Подожди, я сейчас.

Я выскочила наружу и огляделась. Как я и просила, мы подъехали к дому со стороны черного хода. Повозки в пределах городской черты не редкость, в позднее время – тоже. Некоторые торговцы, к примеру, развозят по вечерам не распроданные за день продукты, пристраивая их по дешевке заинтересованным клиентам. Так что сам факт появления возле моего дома крытой повозки не мог навлечь на меня подозрений, да и в любом случае найти сейчас, практически ночью, другое укрытие, достаточно надежное, было бы непросто. Но оставалось одно настораживающее обстоятельство, и это обстоятельство звалось Лукрецией.

– Вас что-то смущает? – предупредительно спросил наш сопровождающий-возница.

– Одна моя соседка, – кивнула я. – Очень любит следить за моим домом. В основном за главным входом, конечно, но с нее станется заглянуть и сюда.

– Соседку нейтрализуем, – невозмутимо пообещал сопровождающий.

Я кашлянула, подавившись слюной.

– В каком смысле – нейтрализуем?

– В хорошем, – улыбнулся он, заставляя меня занервничать еще сильнее. – Что за соседка? Старая дева, с утра до вечера перемывающая всем косточки, а ночью страдающая бессонницей от перевозбуждения?

– Откуда вы знаете? – изумилась я. – Вы что, с ней знакомы?

– Нет, – с вселенской грустью в голосе сказал бандит. – Просто у меня самого такая же… Не беспокойтесь, сейчас все устрою. Только одна просьба. Вы не могли бы дать мне автограф? Для мамы.

Последнее слово он произнес с особой нежностью.

– Ну разумеется.

Привычно подписав тот же номер недельника, который в свое время протянул мне Томми Костолом, я вернула его сопровождающему.

– Теперь дождитесь, пока я начну с ней говорить, и тогда идите в дом, – проинструктировал меня он.

– Спасибо.

Он пошел вдоль стены дома соседки, завернул за угол и громко постучал в дверь. Сперва ответа не было, но после повторного стука из-за двери раздался настороженный голос:

– Кто там так поздно?

Я откинула полог и заглянула в фургон.

– Сможешь выйти? – прошептала я Кентону.

– Постараюсь, – шепнул он в ответ.

К его мышцам, похоже, постепенно возвращалась способность функционировать более или менее нормально; во всяком случае, он кое-как выбрался из фургона и с моей помощью добрался до двери. А между тем до нас доносились голоса со стороны соседнего дома.

– Многоуважаемая госпожа, – проникновенно говорил наш недавний сопровождающий. – Я хочу обратиться к вам с покорнейшей просьбой.

– С какой такой просьбой? – ворчливо спросила Лукреция. – Милостыню не подаю!

– Ну что вы, госпожа! – с упреком в голосе произнес мужчина. – При чем тут милостыня?

– А в чем тогда дело?

– Не соблаговолите ли вы пустить к себе на постой немолодого, но страстного мужчину в самом расцвете сил?

Ответом ему было напряженное молчание за дверью.

– Вот безумец! – прошептала я, тихонько открывая дверь черного хода. – Если оттуда сейчас высунется пара загребущих ручек и Лукреция с криком: «Мужчинка, ничейненький!» – затащит его внутрь, я его спасать не пойду!

К счастью для моего сегодняшнего сообщника, в ответ на очередное проникновенное: «Мадам, ну что же вы молчите?» – из дома Лукреции послышалось визгливое: «Убирайтесь или я позову стражу!»

– Ну и слава богу! – тихонько заключил мужчина в черном и возвратился на козлы как раз тогда, когда я заперла свою дверь с внутренней стороны.