Часть четвертая
Перекресток

– Ах, какая прелесть этот Провал! – не мог упокоиться Тришка.

Вцепившись в решетку, он разглядывал мрачную скалу и озерко грязно-голубой воды. В ней плавали мутные разводы и птичий пух.

– Прямо сумасшедшая прелесть! – гог втянул носом сероводородный запах и одобрительно покачал хвостом. – Таких Провалов не сыщешь во всех известных мирах. И в неизвестных денем с огнем не сыщешь. Правильно я говорю?

– Совершенная истина, – согласился Шанен Горг. – Именно таких э-э… Провалов больше нигде нет. И времени любоваться им, у нас тоже нет, – напомнил дейф очарованному соратнику.

– А раз он такой единственный и неповторимый, – рассуждал Тришка, будто не слыша последнего замечания магистра, – то его мы и сделаем символом нашего города. Орел – птица непостоянная и пакостная. Вышел из нашего подчинения, улетел. А Провал никуда улететь не может. Не может он никуда улететь? – поглядывая на магистра, гог моргнул влажными глазками.

– Тяжело ему такое, – ответил Хельтавар

– И слово какое красивое: Про-вал, – со вкусом произнес Триша. – В нынешней революционной обстановочке очень отвечает чаяньям граждан. Надо бы только этот Провал перенести в наиболее публичное место, а то нехорошо ему на отшибе.

– Ну хватит, идем отсюда, – Хельтавар повернулся и зашагал через темный туннель к выходу.

– Уважаемый! – спохватился гог. – Почтенный! Величайший! – выкрикивал он, семеня за магистром. – А как же насчет перенести наш Провальчик? Я тут один не справлюсь.

Хельтавар молча шел в полумраке длинного коридора в скале.

– Не хотите ли вы сказать, что все тяготы революции лягут на мои хрупкие плечи? – возмутился Тришка. – Это жестоко! Бесчеловечно! Возьмите на себя хотя бы часть хотя бы часть городского дизайна!

– Можешь представить, – Шанен Горг остановился и провел ладонью по округлой стене, – что этот великолепный туннель вырублен людьми вручную. Железными инструментами и свершено без применения маги.

– Да ну? – Тришка недоверчиво глянул на магистра. – И даже никто из Верховных не помог?

Хельтавар скорбно качнул головой:

– Порох помог, а из Верховных никто.

– А почему так? Хреново молились?

Не ответив, магистр зашагал к светлому овалу выхода, который был уже близко.

– Бедные, бедные люди! – причитал гог. – Ничего, скоро у них начнется другая жизнь. Мы построим счастливейший из миров, свободный от старых и подлых законов.

Такси – желтая «Волга» с синими шашечками и флажком с надписью «Рев. Совет» – ждала их на площади перед кафе. Тришка был рад, что ему, наконец, удалось уговорить Хельтавара, нанять такси, а не ходить целый день пешком. Еще раз оглянувшись на портик с колоннами и двух каменных гарпий, – теперь они сторожили проход к Провалу взамен облезлых львов – Триша помахал рукой группе растерянных курортников. Открыв дверь такси и плюхнувшись на переднее сидение, он сказал:

– Трогай, шеф!

Машина плавно набрала ход. В форточку засквозил приятный ветерок. Стало как-то веселее на душе, будто после порции клубничного мороженого.

– Теперь куда? – спросил водитель, едва проплыл мимо высотный корпус санатория «Родник».

– А в центр нам. В самый главный центр, – отозвался гог. – Будем новое место для Провала подыскивать. Обидно: такое великолепие пропадает вдали от народных масс.

– Нам, пожалуйста, к зданию Администрации, – попросил Хельтавар. – Там, говорят, митинг какой-то происходит?

– Да, часа полтора назад много народу собралось. Требовали мэра призвать к ответу, – сообщил таксист, лениво наблюдая за лентой дороги. – Бунтуют люди. В основном курортники и торгаши. Первым никак из города не выехать из-за образовавшейся границы. А торгаши недовольны этими… как их… бородатыми… макабцами. Мол, клиентов у них отбивают.

– Монополисты проклятые, – выругался Тришка и потянулся к пачке сигарет. – Шеф, можно твою попробовать? Никогда не курил, чесно слово.

– Кури, – разрешил водитель и продолжил рассуждать о беспорядках возле Администрации: – Еще есть недовольные работой ЖидМасТрубы. Требуют, чтобы пиво подавали не только по утрам, но и вечерами, а подачу грязной воды, подсолнечного масла и чего-то еще отменили.

– На такое мы пойти не можем, – гог прикурил, чмокая, и выпустил струйку дыма. – Поставки жидкостей должны отвечать потребностям всех слоев населения. И, главное, не быть в нагрузку городскому бюджету. В общем, чилдриков пока маловато, чтоб по вечерам пиво из крана. И не пивом единым.

– Точно! Пиво без водки, что чешуя без селедки, – рассмеялся водитель.

За станцией канатной дороги он поехал быстрее, с опаской поглядывая на дракошей – они кружили над сверкающими крестами церкви. Обогнал автобус и, проскочив два перекрестка, свернул налево. Улочки, примыкавшие к Верхнему рынку, уже опустели – торговый день закончился – и такси без помех и очень быстро достигло гостиницы «Пятигорск». Отсюда до здания Администрации было рукой подать.

– Сколько с нас, разнесчастных? – спросил Тришка и нехотя полез в карман.

– Сто семьдесят рублей. Если можно, чилдриками, – водитель виновато улыбнулся.

– Это можно. Величайший, заплати, а? – Тришка обернулся к дейфу. – У меня дырка в кармане. Наверное, мыши прогрызли и все денежки тю-тю.

– Вот только не надо обманывать, – Шанен Горг потер ладони, сотворяя синенькую купюру. – Прошлый раз у тебя все деньги ушли якобы на нужды революции, а теперь, говоришь, мыши.

От стыда или более пылкого чувства нос Триши покраснел. Он проворно выскочил из машины, предпочитая дожидаться магистра на улице. Едва Хельтавар вышел и отряхнул свой безупречный костюм, «Волга» отъехала в сторону, развернулась и помчалась по улице вверх. У таксиста было предчувствие, что перед «белым домом» сейчас произойдет нечто чрезвычайное. Может быть, в его черепушке на миг проснулся дар прорицателя, а может, на эту мысль его натолкнули жуткие рубиновые искры, сверкнувшие в зрачках дейфа, когда тот приподнял очки.

Такси уехало. У гостиницы «Пятигорск» было безлюдно, пустынно, только ветер гонял обрывки рекламных буклетов и мелкий мусор. За то рядом, на площади перед Администрацией творилось практически вавилонское столпотворение. Возле центральной клумбы собралась многочисленная толпа, которая скандировала:

– Воду! Воду! Даешь чистую воду! Без перерыва!

Поодаль расположилась группа разгоряченных, неопрятно одетых мужчин. Их было немного, но выкрикивали они громко:

– Пиво! Пиво! По утрам и вечерам!

Женщины, ставшие полукругом у ступеней к скверу, взирали на них крайне неодобрительно и роптали. Видимо, там в большинстве собрались пенсионерки и домохозяйки, пострадавшие от неожиданного ассортимента жидкостей, поставляемых ЖидМасТрубой. Если прислушаться, то их реплики звучали так:

– Моя новая кофточка! Поставила полоскать, а из крана… Масло на нее из крана!

– А Петровне халатик грязью какой-то обдало.

– А у меня из-за этой грязи стиральная машина сгорела! За шестнадцать тысяч!

Большая группа активистов сотрясала воздух требованиями восстановить нормальную телефонную связь. Возле них собрались группы поменьше с запросами не столь громкими и порою абсурдными. Кто-то умолял вернуть какого-то Фиму. Кто-то – забетонировать рот памятнику Кирову, который имел неосторожность сквернословить на вокзальной площади. А кто-то прекратить показ безнравственного и преступного телесериала «Совокупление мипилитириды». Ближе к Администрации широким фронтом развернулись курортники и гости города, которых занесла судьба в Пятигорск по путевкам, командировкам и всяким иным уважительным причинам. Многие из них держали транспаранты с надписями: «Долой границу!», «Пустите домой!», «Скучаю по теще!», «Хочу к жене и детям!». На некоторых табличках было просто начертано фломастерами и даже губной помадой: «Москва» или «Саратов», «Украина» или «Магнитогорск». Здесь же топтались сотрудники ликвидированной прокуратуры с лозунгом «Прокуроры против беспредела», под которым был нарисован нож и пистолет. Особняком держалась толпа макабцев. Они быстренько приняли местные манеры самовыражения и тоже обзавелись табличками, на которых было написано коряво и с множеством ошибок: «Мы тоше хатим жидь!», «Дайте скорее жидь!», «Нет дескременацие!», «Хатим жидь в дамах с краватями и туалетами!».

Макабцев и здание Администрации от агрессивного люда отделяла длинная шеренга ОЧМОНа – Отряда Чесной Милиции Особого Назначения. Чесный милиционеры, вооруженные резиновыми дубинками и пластиковыми щитами, стояли сурово и неподвижно, до сих пор пресекая попытки пройти через обозначенную линию. Однако толпа, за два часа изрядно разросшаяся и окрепшая в бунтарских настроениях, грозила вот-вот пойти на цепь ОЧМОНовцев и порвать ее. Выкрики представителей Администрации, сгрудившихся возле микрофона, призывавших граждан к спокойствию, лишь сильнее заводили собравшихся, вызывали то смех, то острые приступы злобы. А на крыше книжного магазина появились хулиганистые парни. Они лихо посвистывали и поигрывали булыжниками, вот-вот готовыми пойти в ход.

– Уважаемый, – сказал Тришка магистру, – а неплохое место. Широкое и людное. И вид прекрасный. Мне нравится, – задержавшись на ступеньках, он вдохновением оглядел площадь и продолжил спуск.

– Только народ шумит непонятно чего, – продолжил гог, протискиваясь через плотные ряды собравшихся. – Ой, народ! Ой, народ какой дурной! Бьюсь об заклад, если им чилдриков дать каждому по горсточке, то мигом разойдутся и забудут, чего шумели.

– Может быть. Но, поскольку денег у тебя нет, мы попробуем унять беспорядки другим способом, – ответил Хельтавар и направился прямиком к шеренге милиционеров.

Сначала ему попытались преградить путь какие-то пенсионеры, озабоченные ростом тарифов на коммунальные услуги. Однако когда они разглядели дейфа получше или приметили семенившего за ним Тришку, то мигом расступились. А старушка в плетеной шляпке душевно пропела:

– Спаси и сохрани!

– Аминь, – согласился Хельтавар.

– Мы свои! Хрипуновцы мы! – сказал Тришка ОЧМОНовцам, сомкнувшим щиты. – Нам по ту сторону надо. К микрофону.

– Чего еще? – не понял намерения гога старший лейтенант – он распоряжался на этом участке оцепления.

– К микрофону надо, – повторил Тришка. – С народом будем базарить. И спасать ваши задницы.

– Пропусти нас, – ласково произнес магистр и приподнял очки, словно под темными стеклами скрывались не глаза дейфа, а некий универсальный и всемогущий пропуск.

– Слушаюсь! – выпалил старший лейтенант и вытянулся по стойке смирно.

В шеренге доблестных ОЧМОНовцев мигом образовалась брешь, куда направился Шанен Горг с Тришкой.

– Здравствуйте! Здравствуйте, товарищи! – приветствовал Триша заседателей городской Думы и людей из Администрации, державшихся тесной кучкой. А Васюкину Игорю Владимир овичу он подошел и пожал руку. Потом спохватился и потряс потную ладонь Руслану Мудашеву, который тоже занимал какой-то очень важный пост в мэрии.

Хельтавар отделался лишь несколькими любезными поклонами.

Потом Тришка окинул важных чиновников очень важным взглядом и сказал:

– Что ж, господа-товарищи, конфликты нужно разрешать. Нужно, нужно. Не гоже, когда конфликты превращаются в такой масштабный скандал. Вредит это делу революции, понимаете ли.

– Мы то понимаем… – отозвался Руслан Мудашев, польщенный вниманием гога, – но сделать ничего не можем. Нет нужных средств и возможностей.

– Давайте тогда вместе. Так сказать, сплоченными усилиями, – Тришка подошел к стойке, наклонил микрофон пониже и громко сказал: – Раз, два, три! Проверка связи!

Волновавшаяся толпа притихла.

– Как слышите, товарищи? – осведомился гог и поднес ладошку к оттопыренному уху.

По разноголосым откликам Тришка догадался, что народ слышит его неплохо.

– Ну, жалуйтесь, что вам не нравится, – сказал гог.

И в следующий миг понял, что совершил очень каверзную промашку: толпа затихла, но только на миг, чтобы переварить Тришкины слова. В следующую секунду ее прорвало сотнями рассерженных голосов. Народ придвинулся ближе к оцеплению и орал всякие немыслимые жалобы. Господин Васюкин, Руслан Мудашев, другие лица и физиономии из «белого дома» попятились к дверям. ОЧМОНовцы подняли и сомкнули щиты.

– Что ж ты наделал! – разочарованно проговорил магистр своему соратнику. Оттеснил его от микрофона и, вытянув руку к группе требовавшей открыть магическую границу, произнес:

– Вы хотите покинуть наш город?

– Да! Немедленно! К чертовой матери! – раздалось из толпы.

– Выполняю, в меру сил и возможностей, – отозвался Хельтавар.

Он щелкнул пальцами. Мигом в воздухе возник желтоватый вихрь. Над головами гостей из Москвы, Тамбова, Магнитогорска, других городов разлилось сияние, и открылся портал – воронка с туманными краями. В ее зеве виднелось мутно-зеленое небо и бурые холмы с уродливыми, неземными деревьями.

– Пожалуйста, – с любезной улыбкой сказал Шанен Горг, и народ, желавший скорее покинуть город, начал вдруг отрываться от земли, воспарять к воронке.

Толпа сразу притихла и с волнением наблюдала, как в портале один за другим исчезают курортники да прочие гости города, помахивая транспарантами, болтая ногами, что-то беззвучно выкрикивая. Молодая женщина уронила сумочку с паспортом и просроченными билетами на самолет до Санкт-Петербурга. Сопротивляясь неведомой силе, дамочка вертелась у границы портала, хваталась за зыбкие края, пока мужчина в синей майке не боднул ее в живот. Дальше они полетели в обнимку, кувыркаясь и что-то пылко высказывая друг другу.

Через пару минут площадь перед «белым домом» освободилась от трети митингующих – одни подались к иным мирам, другие, так сказать, сделали ноги. И те, что напирали на цепь ОЧМОНовцев, поубавили в энтузиазме, отступили к клумбе.

– Вы, – Хельтавар вытянул палец к макабцам, – чего хотели?

– Жилья у нас нету. На улицах прозябаем, – начал иноземец в цветастом халате.

– Скотину содержать негде. Повозку никуда не приткнуть, – поддержал его другой, блеющим словно у козла голоском.

– Определите их в пансионат или санаторий, – посоветовал магистр представителям Администрации. – Надеюсь это в ваших силах?

Руслан Мудашев отчаянно закивал.

– А вы? – дейф вытянул палец к старушенции, сжимавшей древко транспаранта.

Бабуся оказалась смелая, даже дерзкая и заорала:

– Воды чистой мне будьте любезны! Никогда такого безобразия не было, чтоб из крана текло всякое дерьмо. Воды! Чистой и без перерыва!

– Будет лично вам чистая, – прервал ее Хельтавар. – И без перерыва. Ни один сантехник перекрыть не сможет.

– А я требую отменить показ вашего сериала «Совокупление мипилитириды»! – крикнула женщина элегантной внешности. – И заткнуть рот Кирову! Позорище какое!

– А этого не будет, – отверг Хельтавар.

– У нас демократическая революция! Мы за либеральные ценности и свободу слова! – схватив микрофон, пояснил Тришка.

– Да пропади оно все пропадом! Провались ваша революция! И все здесь провались! – заорал мужчина, еще недавно примыкавший к группе любителей пива.

Неизвестно что ввергло его в такое мрачное настроение, но орал он громко и топал ногами. Может, от воплей и его лошадиного топота, а может, от чего-то иного бетонные плиты под мужичонкой растрескались, и вся площадь заходила ходуном. Переломились бордюры клумбы, березка и ели наклонились в стороны. Из глубин земли раздалось ворчание, а потом страшный грохот. Митингующие с криками бросились прочь, и даже стойкие ОЧМОНовцы не выдержали: побросали щиты, дубинки; кто бегом, кто быстрым шагом двинулись к лестнице. Лишь Тришка и магистр Шанен Горг, остались на месте, словно в их сердцах поселилась бесконечная храбрость.

А перед зданием Администрации происходило нечто катастрофическое. Площадь начала прогибаться, проваливаться кусками. Посреди ее образовалась гигантская трещина, которая все ширилась, удлинялась через сквер куда-то к памятнику Владимир у Ильичу, стоявшему на возвышенности. И со зданием Администрации творилось дело совсем неприличное. Теперь его никак нельзя было назвать «белым домом», поскольку стало оно серым или скорее черным. Фасад его изменился до неузнаваемости: прямоугольные окна исчезли, их заменили окошки стрельчатые с угрюмой лепниной. Следом бывшая Администрация обзавелась островерхой крышей и зубчатыми башенками. Возле входа, где дрожали от ужаса представители мэрии и городской Думы, выросли колонны грубого камня и материализовались тяжелые кованые решетки.

– Товарищ Васюкин, вы посмотрите, что делается! – восхищался Тришка. – Ай, какой дворец образовался за вашими спинами! А здесь-то что! Глядите, здесь! – гог замахал ручонкой, призывая заместителя мэра подойти поближе и заглянуть в пропасть – она разверзлась на месте недавнего митинга.

– Эй, господин Мудашев! Чего вы стоите, как неродной?! И вы товарищи! – окликнул гог сотрудников Администрации, которые перепуганными поросятами жались друг к другу. – Ступайте сюда, а то не увидите всю прелесть!

Самым отважным оказался все-таки заместитель мэра. Он сделал несколько шагов и робко заглянул в пропасть. Ему открылся истинно грандиозный вид: сразу внизу блестело озерко с грязно-голубой водицей, а от него тянулся каньон неимоверной глубины. Дно его срывал мрак, скальные выступы внизу окутывали серые языки тумана. И из этой ужасной пропасти веяло сыростью и такой тоской, что волосы на голове товарища Васюкина встали дыбом, и он произнес, безумно глядя перед собой:

– Боже мой! Как же мы теперь на работу будем ходить?! Неужели мимо этого?!

– Очень полезный пейзаж, я вам скажу, – заметил Тришка. – Глянешь из окошка, и сразу вспомнишь о нищете и смерти. Эти мысли самые главные, для важных господ, которые заботятся о простых горожанах. – Тришка повернулся к Хельтавару и признал. – Славненько Провальчик переместился! Лучшего места и не придумаешь! Но все-таки чего-то не хватает. Самой малости, магистр.

– Пожалуй, – дейф поднял ладонь, прошептал два слова, и воздух в каньоне вздрогнул от сотен крыльев черных птиц. На одном из каменных выступов появились сирены. Их красивые и жутковатые голоса разнеслись эхом между скал.

– Ах, как поют! – восхитился гог. – Правда, уважаемый? – он слегка ткнул локтем товарища Васюткина. – Поют сладенько, точно ваши депутаты перед выборной кампанией.