Глава 8

Это было все равно что оказаться в ловушке в запертой комнате с полудюжиной мучимых похмельем серийных убийц. Марк слышал дыхание каждого из рассевшихся вокруг офицерского стола для совещаний. Они собрались в конференц-зале рядом с главной тактической рубкой «Сапсана». Изо всех присутствующих дыхание Куинн было самым легким и частым, Тауры — самым глубоким и угрожающим. Лишь Елена Ботари-Джезек на капитанском месте во главе стола и лейтенант Харт по правую руку от нее выглядели по-корабельному чисто и опрятно. Остальные явились как были после десантной операции, помятые и пропахшие черт знает чем: Таура, сержант Фрэмингем, лейтенант Кимура, Куинн слева от Ботари-Джезек. И, конечно, он сам, одиноко устроившийся на дальнем конце длинного стола.

Капитан Ботари-Джезек нахмурилась и без слов пустила по кругу пузырек с таблетками болеутоляющего. Сержант Таура взяла себе шесть. Отказался один лейтенант Кимура. Таура передала таблетки через стол Фрэмингему, и не подумав предложить их Марку. Он тянулся к этим таблеткам, как томимый жаждой тянется к стакану воды, выливаемому в песок пустыни и поглощаемому им без следа. Бутылочка обошла стол и исчезла в капитанском кармане. Глаза Марка пульсировали в орбитах, а затылок стянуло словно высыхающую сыромятную кожу.

Заговорила Ботари-Джезек. — Мы собрали это неотложное совещание, чтобы разобраться всего с двумя вопросами, и как можно быстрее. Что, черт возьми, произошло, и что нам делать дальше? Записи со шлемов уже на пути сюда?

— Да, мэм, — ответил сержант Фрэмингем. — Их принесет капрал Абромов.

— К несчастью, мы потеряли те записи, которые имеют к происходившему самое непосредственное отношение. Так, Фрэмингем?

— Боюсь что так, мэм. Полагаю, они впечатались в стену где-то во владениях Бхарапутры, вместе с остатками шлема Норвуда. Чертовы гранаты.

— Проклятие! — Куинн сгорбилась в кресле.

Дверь конференц-зала скользнула в сторону, и рысцой вбежал капрал Абромов. Он нес стопку из четырех небольших, прозрачных пластиковых лотков, помеченных «Зеленый отряд», «Желтый отряд», «Оранжевый отряд» и «Синий отряд». На каждом лотке лежал ряд из десяти-шестнадцати крошечных пуговичек. Записывающие устройства шлемов. Личные записи всех десантников за последние часы, отслеживающие каждое движение, каждое сердцебиение, каждое сканирование, выстрел, попадание и разговор по связи. События, происходившие слишком быстро, чтобы осознать их в реальном времени, можно было замедлить, проанализировать, разобрать на кусочки, выявить ошибки в порядке действий и исправить их — в следующий раз.

Абромов откозырял и передал лотки в руки капитана Ботари-Джезек. «Спасибо, можете идти», ответила она и отдала лотки капитану Куинн, а уже та вставила их в приемное устройство компьютера-симулятора и выгрузила данные. Плюс наложила на этот файл код высокой секретности. Ее ободранные пальцы метались над панелью управления видео.

Над поверхностью стола сформировалась уже знакомая призрачная трехмерная голокарта медкомплекса Бхарапутры. — Я перескочу непосредственно к тому моменту, когда мы были атакованы в туннеле, — сказала Куинн. — Вот мы: Синий отряд, часть Зеленого… — Клубок спагетти из синих и зеленых светящихся линий возник в самой глубине туманного здания. — Тонкин — это Номер Шесть Синего отряда, и он сохраняет свой шлем и далее. — Она сделала след Тонкина на карте желтым, для контраста. — У Норвуда пока что Номер Десять Синего отряда. На Марке… — она поджала губы, — шлем Номер Один. — Этого следа, разумеется, недоставало. Она подсветила след десятого номера, Норвуда, розовым. — В какой точке вы с Норвудом обменялись шлемами, Марк? — Задавая этот вопрос, она на него не взглянула.

Пожалуйста, отпустите меня. Он был уверен, что болен: его до сих пор трясло. Какой-то мелкий мускул на загривке сводило спазмом, крошечными подергиваниями, пробивавшимися сквозь общий фон боли. — Мы спустились до конца вот этой лифтовой шахты, — вместо голоса у него вышел сухой шепот. — Затем… когда шлем Десять возвращается наверх, он уже на мне. Норвуд и Тонкин пошли дальше вместе, тогда я их и видел в последний раз.

Действительно, розовая линия снова поднялась по шахте и червем поползла вслед за клубком зеленых и синих. Желтая ушла в одиночестве.

Куинн быстро прокрутила вперед запись голосов. Баритон Тонкина звучал писком накачавшегося амфетаминами комара. — Когда я последний раз вышла с ними на связь, они были вот здесь. — Куинн отметила сияющим пятнышком света это место — внутренний коридор глубоко в недрах соседнего здания. Она замолчала, позволяя желтой линии змеиться дальше. Вниз по лифтовой шахте, сквозь очередной служебный туннель, под самим зданием, вверх и проходя еще одно насквозь.

— Вот, — внезапно произнес Фрэмингем, — вот этаж, где они попались. Мы поймали их передачу здесь.

Куинн отметила еще одну точку. — Значит, криокамера должна быть где-то поблизости от линии их перемещения между вот этим и этим местом, — указала она на два ярких пятнышка. — Должна быть. — Она впилась в изображение прищуренными глазами. — Два здания. Думаю, даже два с половиной. Но в голосовой связи Тонкина нет, черт побери, ничего, что бы дало мне ключ. — В комарином писке слышалось описание нападавших бхарапутрян и крики о помощи, снова и снова, но ни одного упоминания о криокамере. Горло у Марка перехватывало в такт его словам. Куинн, выключи его, пожалуйста…

Программа завершилась. Все дендарийцы вокруг стола уставились на изображение, словно хотели выжать из него что-то еще. Но больше ничего не было.

Дверь отодвинулась, и вошел капитан Торн. Марку никогда не доводилось видеть более измотанное человеческое существо. Торн все еще был одет в грязный комбинезон, а из полуброни он снял только аккомулятор плазменного зеркала. Серый капюшон был откинут, русые волосы прилипли к голове. Глубоко въевшаяся в лицо сажа обозначала границу капюшона серым точно так же, как у Куинн — покрасневшая от ожога перегруженного плазменного поля кожа. Торн двигался торопливо, порывисто, преодолевая почти обморочную усталость. Капитан склонился, опершись на стол; губы его были сжаты в ровную мрачную линию.

— Итак, удалось ли получить от Тонкина хоть что-то? Что есть в компьютере, мы только что видели. По-моему, этого недостаточно.

— Медики привели его в сознание, ненадолго, — ответил Торн. — и он говорил. Я надеялся, что записи регистраторов придадут смысл тому, что он сказал, но…

— Что он сказал?

— Сказал, что когда они добрались до этого здания, — заметил Торн, — то их отрезали. Еще не окружили, но перекрыли дорогу к катеру, и противник стал быстро замыкать кольцо. Тут, сказал Тонкин, Норвуд крикнул, что у него есть идея, что он видит что-то «позади». Он приказал Тонкину отвлекать внимание врага гранатами и охранять один из коридоров — должно быть, вон тот. А сам взял криокамеру и побежал обратно, откуда они пришли. Вернулся он несколькими минутами спустя — не больше шести минут, как сообщил Тонкин. И сказал ему: «Теперь все в порядке. Адмирал выберется отсюда, даже если мы не сможем.» Примерно двумя минутами спустя он был убит разрывной гранатой, а Тонкин — контужен и получил сотрясение мозга.

Фрэмингем кивнул. — Мои люди оказались там максимум три минуты спустя. Они заставили отступить нескольких бхарапутрян, обыскивавших тела, — те то ли мародерствовали, то ли искали разведданные, то ли то и другое сразу, капрал Абромов не может сказать определенно — подобрали Тонкина и тело Норвуда и сбежали оттуда со всей возможной скоростью. Никто из отряда не докладывал, что где-то видел криокамеру.

Куинн с отсутствующим видом грызла обломок ногтя. Марк подумал, что она даже не осознает этого действия. — Это все?

— Тонкин сказал, что Норвуд засмеялся, — добавил Торн.

— Засмеялся. — Куинн поморщилась. — Проклятье.

Капитан Ботари-Джезек глубоко утонула в своем кресле. Все вокруг стола, похоже, переваривали этот последнюю новость, уставившись на голокарту. — Он совершил какую-то хитрость, — заметила Ботари-Джезек. — Или что-то, что он счел хитростью.

— У него было всего где-то пять минут. Что такого хитрого он мог устроить за пять минут? — пожаловалась Куинн. — Все проклятые боги да швырнут этого хитреца в шестнадцать преисподних за то, что он не доложился!

— Несомненно, он собирался это сделать, — вздохнула Ботари-Джезек. — По-моему, не стоит тратить время, определяя вину каждого. А то вины хватит на всех, по кругу.

Торн поморщился, равно как Фрэмингем, Куинн и Таура. И все они поглядели на Марка. Он сжался в кресле.

— Все произошло, — Куинн поглядела на свое хроно, — менее двух часов назад. Что бы ни сделал Норвуд, криокамера еще там, внизу. Должна быть.

— Так что же нам делать? — сухо поинтересовался Кимура. — Высадиться еще с одним десантом?

Куинн поджала губы, не одобряя этого усталого сарказма. — Вызываешься добровольцем, Кимура? — Тот вскинул ладони, капитулируя и умолкая.

— Тем временем, — сообщила Ботари-Джезек, — нас вызывает Станция Фелл, и весьма настоятельно. Нам нужно начинать переговоры. Полагаю, они будут включать и нашего заложника. — Краткий благодарный кивок в сторону Кимуры подтвердил, какой именно единственный эпизод десантной миссии прошел с безоговорочным успехом. Кимура кивнул в ответ. — Кто-нибудь здесь знает, каковы были намерения адмирала в отношении барона Бхарапутры?

Все вокруг отрицательно покачали головами. — Что, и ты не знаешь, Куинни? — изумленно спросил Кимура.

— Нет. Не было времени на болтовню. Я даже не уверена, всерьез ли адмирал рассчитывал на успех твоей операции по похищению, Кимура, или ее ценность была просто в отвлечении внимания. Это больше похоже на его обычную стратегию: не позволять всей операции зависеть от чего-то одного с неясным исходом. Думаю, он планировал, — голос ее упал до вздоха, — положиться на собственную инициативу. — Он выпрямилась. — Но я чертовски хорошо знаю, что именно намерена делать я сама. На этот раз сделка будет в нашу пользу. Барон Бхарапутра станет обратным билетом отсюда для всех нас, и для адмирала тоже, но мы должны разыграть все в точности как надо.

— В таком случае, — проговорила Ботари-Джезек, — думаю, что нам не стоит выдавать Дому Бхарапутра, насколько ценный груз мы оставили внизу.

Ботари-Джезек, Торн, Куинн — все — повернулись и поглядели на Марка, хладнокровно и изучающе.

— Я тоже об этом подумала, — отозвалась Куинн.

— Нет, — прошептал Марк. — Нет! — Его вопль вырвался хриплым карканьем. — Вы же не всерьез. Вы не можете заставить меня быть им, я больше не хочу им быть, боже мой! Нет! — Его трясло, колотило, желудок выворачивало наизнанку и скручивало узлом. Мне холодно.

Куинн с Ботари-Джезек поглядели друг на друга. Ботари-Джезек кивнула, приняв бессловное послание.

Куинн произнесла: — Все свободны, возвращайтесь к своим обязанностям. Кроме вас, капитан Торн. Вы освобождаетесь от командования «Ариэлем», оно переходит к лейтенанту Харту.

Торн кивнул, словно ожидал именно этого. — Я арестован?

Глаза Куинн сощурились от боли. — Черт, у нас на это нет времени. И людей. К тому же ты еще не доложился после операции, и помимо этого, мне нужен твой опыт. Эта… ситуация может быстро измениться в любую секунду. Считай, что ты под домашним арестом и приписан по мне. Можешь охранять себя сам. Займи одну из гостевых офицерских кают здесь, на «Сапсане», и назови ее своей камерой, если тебе так хоть немного легче.

Физиономия Торна сделалась совершенно мрачной. — Есть, мэм, — безо всякого выражения ответил гермафродит.

Куинн нахмурилась. — Иди, приведи себя в порядок. Продолжим позже.

Все, кроме Куинн и Ботари-Джезек, один за другим вышли. Марк попытался последовать за ними. «А ты — нет», — произнесла Куинн голосом, похожим на погребальный колокол. Марк снова рухнул в кресло и съежился. Как только последний дендариец покинул помещение, Куинн протянула руку и отключила все записывающие устройства.

Женщины Майлза. Про Елену, его детскую любовь, а ныне — капитана Ботари-Джезек, Марк выучил все, когда комаррцы тренировали его быть лордом Форкосиганом. Хотя она оказалась не совсем такой, какую он ожидал. Дендарийка Куинн оказалась для комаррских заговорщиков сюрпризом. Обе женщины оказались случайным образом похожи с виду: короткие темные волосы, тонкая бледная кожа, влажные карие глаза. А так ли уж это случайно? Или Форкосиган подсознательно выбрал Куинн как подмену Ботари-Джезек, когда не смог получить оригинал? Даже имена у них были похожи, Элли и Елена.

Ботари-Джезек была на целую голову выше, с удлиненным, аристократическим лицом и куда более хладнокровна и сдержанна — впечатление, усиливаемое ее опрятным серым офицерским мундиром. Куинн, в комбинезоне и боевых ботинках, была ниже ростом — хотя на голову выше его самого, — более округлых форм и вспыльчивей по характеру. И обе ужасали. Собственный вкус Марка в плане женщин — если он останется в живых, чтобы воплотить его на практике, — склонялся в сторону кого-то вроде той блондиночки-клона, кторую они извлекли из-под кровати, будь она только в подходящем возрасте. Низенькая, мягкая, розовая, робкая — та, что не убьет и не съест его после спаривания.

Елена Ботари-Джезек наблюдала за ним с чем-то вроде ужасающего любопытства. — Так на него похож. Хотя не он. Ты чего трясешься?

— Мне холодно, — пробормотал Марк.

— Тебе холодно! — в ярости подхватила его слова Куинн. — Тебе холодно! Ах ты, проклятый всеми богами маленький придурок… — Она резко развернула вращающееся кресло и села к Марку спиной.

Ботари-Джезек встала, обогнула стол и подошла к нему. Женщина-ива. Она коснулась его липкого от пота лба; Марк дернулся, чуть ли не сорвавшись с места. Она наклонилась и заглянула ему в глаза. — Куинн, сдай назад. Он в психологическом шоке.

— Моего внимания он не заслуживает, — выдохнула Куинн.

— И, несмотря на это, он все еще в шоке. Если хочешь добиться результата, ты должна принимать его в расчет.

— Проклятье. — Куинн развернулась. Текущая из глаз влага промывала новые дорожки на ее красно-белом, измазанном грязью и засохшей кровью лице. — Ты-то не видела. Не видела лежащего Майлза, сердце которого разметало взрывом по всей комнате.

— Куинни, на самом деле он же не умер, верно? Он просто заморожен, и… и… потерялся. — Не было ли в ее голосе тончайшего оттенка неуверенности, отрицания?

— О, он умер на самом деле, еще как. На самом что ни есть деле умер и заморожен. И останется таким навечно, если мы его не вернем! — Кровь, покрывавшая весь ее комбинезон, запекшаяся в складках ладоней, измазавшая лицо, наконец побурела.

Ботари-Джезек набрала воздуху. — Давай сосредоточимся на том деле, которое сейчас в наших руках. Неотложный вопрос состоит в том, сможет ли Марк одурачить барона Фелла? Фелл однажды встречался с настоящим Майлзом.

— Это одна из причин, почему я не посадила Бела Торна под строгий арест. Бел был тогда там и, надеюсь, он сможет помочь советом.

— Да. И вот что любопытно… — Она боком присела на край стола и принялась раскачивать ногой. — В шоке был Марк или нет, но легенды-прикрытия Майлза он не разрушил. Имя «Форкосиган» с его губ не сорвалось, верно?

— Верно, — признала Куинн.

Ботари-Джезек поджала губы, изучая Марка. — А почему? — внезапно спросила она.

Марк еще чуть-чуть сполз, сжавшись, в кресле, пытааясь скрыться из-под ее пристального взгляда. — Не знаю, — пробормотал он. Она неумолимо не сводила с него глаз, и он сумел пробурчать чуть громче: — По привычке, наверное. — Большей частью, по привычке Сера Галена в старые недобрые дни выколачивать из него дерьмо, как только он в чем-нибудь напортачит. — Когда я играю роль, я ее играю. М-Майлз никогда бы так не обмолвился, ну, и я тоже.

— А кто ты, когда не играешь роль? — Ботари-Джезек глядела на него прищуренными, оценивающими глазами.

— Я… почти не знаю. — Он сглотнул, и попробовал еще раз заставить свой голос звучать громче. — Что станет с моими… с клонами?

Куинн попыталась было заговорить, но Ботари-Джезек подняла руку, останавливая ее. И вместо этого произнесла сама: — А что бы ты хотел, чтобы с ними стало?

— Я хочу, чтобы их освободили. Чтобы они оказались на свободе где-нибудь в таком месте, откуда Дом Бхарапутра не сумеет снова их похитить.

— Странный альтруизм. Не могу удержаться и не спросить: почему? В первую очередь, почему ты вообще предпринял эту операцию? Чего надеялся достичь?

Он открыл рот, но не произнес ни звука. Он не мог ответить. Его еще не оставили липкий пот, слабость и дрожь. Голова у него болела по-черному, словно от нее отлила вся кровь. Он помотал головой.

— Ф-фу! — рявкнула Куинн. — Что за неудачник. Что за чертов анти-Майлз! Вырвать поражение из пасти победы…

— Куинн… — тихо произнесла Ботари-Джезек. В ее голосе, в одном-единственном слове, прозвучал глубочайший упрек, который Куинн расслышала и признала, ответив на него пожатием плеча. — Думаю, ни одна из нас не знает, что это у нас в руках, — продолжила Ботари-Джезек. — Но я понимаю, когда мне что-то не по силам. И в то же время знаю кого-то, кому это окажется по силам.

— Кого?

— Графиню Форкосиган.

— Хм. — Куинн вздохнула. — Тут еще одно. Кто расскажет ей о… — резко повернутый вниз большой палец означал и Единение Джексона, и пагубные события, только что там случившиеся. — Да помогут мне боги: если я действительно командую теперь этим флотом, это мне придется доложить обо всем Саймону Иллиану. — Она помолчала. — Хочешь принять командование, Елена? Как старший из присутствующих здесь капитанов кораблей, ведь теперь Бел Торн под этим вроде как арестом, и вообще. Я взяла в свои руки командование потому, что под огнем была вынуждена это сделать.

— Ты все сделала отлично, — сказала Ботари-Джезек с легкой улыбкой. — Я поддержу тебя. — И добавила. — Тебя всегда самым тесным образом привлекали к делам разведки. Ты — логичный выбор.

— Да, знаю. — Куинн скривилась. — А ты расскажешь его семье, если до этого дойдет?

— Для такого дела, — вздохнула Ботари-Джезек, — самый логичный выбор — я. Да, я расскажу графине.

— Договорились. — Однако обе выглядели так, словно спрашивали себя, кому из них досталась лучшая — или худшая — половина дела.

— Что касается клонов, — Ботари-Джезек снова пристально поглядела на Марка, — каким образом ты хотел бы заработать их свободу?

— Елена, — предупреждающе произнесла Куинн, — не давай никаких обещаний. Мы не знаем, что нам еще придется отдать за то, чтобы отсюда убраться. Чтобы, — она снова показала вниз, — вернуть его.

— Нет, — прошептал Марк. — Вы не можете. Не можете отправить их… обратно вниз, после всего.

— Я уже отдала Филиппи, — мрачно проговорила Куинн. — И тебя бы отдала во мгновение ока, если не считать того, что он… Ты вообще знаешь, почему мы оказались внизу с этой треклятой десантной вылазкой? — спросила она.

Марк без слов покачал головой.

— Из-за тебя, маленькое дерьмецо. Адмирал уже наполовину договорился с бароном Бхарапутрой. Мы собирались выкупить Зеленый отряд за четверть миллиона бетанских долларов. Это стоило бы не намного дороже десантной операции, если посчитать все оборудование, которое мы потеряли с катером Торна. И все жизни. Но барон отказался добавить в общую кучу и тебя. Почему он не собирался тебя продавать, я не знаю. Ты для всех бесполезен. Но Майлз тебя бы не бросил!

Марк потупился, уставившись на собственные руки, нервно хватающие одна другую. Потом поднял взгляд и увидел, как Ботари-Джезек снова изучает его, как если бы он был жизненно важным зашифрованным сообщением.

— Как адмирал не бросил бы своего брата, — медленно произнесла она, — так и Марк не бросит клонов. Верно? Да?

Он бы сглотнул, но у него и слюна кончилась.

— Ты сделаешь все, чтобы спасти их, а? Все, что мы ни попросим?

Он открыл рот и снова его захлопнул. Это должно быть стать глухим, беззвучным «да».

— Ты сыграешь для нас роль адмирала? Конечно, мы тебя поднатаскаем.

Он наполовину кивнул, но все же умудрился выпалить: — А обещание?…

— Мы возьмем всех клонов с собой, когда будем улетать. Мы высадим их где-нибудь, где их не сможет достать Дом Бхарапутра.

— Елена! — запротестовала Куинн.

— Я хочу, — на этот раз он сглотнул, — получить слово барраярки. Ваше слово, — сказал он Ботари-Джезек.

Куинн закусила нижнюю губу, но ничего не сказала. После долгой паузы Ботари-Джезек кивнула: — Хорошо. Даю в этом свое слово. Но ты обязан полностью с нами сотрудничать, понимаешь?

— Ваше слово как кого?

— Просто мое слово.

— … Да. Хорошо.

Куинн поднялась и глянула на него сверху вниз. — Разве он сейчас подходит, чтобы сыграть эту роль?

Ботари-Джезек проследила за ее взглядом. — В этом состоянии — нет. Думаю, нет. Пусть он вымоется, поест, отдохнет. Тогда посмотрим, что можно сделать.

— Возможно, барон Фелл не даст нам времени нянчиться с ним.

— Скажем барону Феллу, что адмирал принимает душ. Это вполне будет правдой.

Душ. Еда. Он настолько изголодался, что почти не хотел есть, желудок онемел, он чувствовал вялость во всем теле. И замерз.

— Все, что я могу сказать, — подытожила Куинн, — он чертовски дурная подделка под настоящего Майлза Форкосигана.

Вот-вот, именно я это и пытался вам втолковать.

Ботари-Джезек покачала головой, с каким-то раздраженным согласием. — Пошли, — сказала она ему.

Она отвела его в офицерскую каюту, маленькую, но — слава богу — отдельную. Она была необжитой, пустой, чистой и по-военному аскетичной, а воздух там был слегка застоявшимся. Он предположил, что Торн должен обретаться где-то в аналогичной каюте поблизости.

— Я распоряжусь доставить для тебя кое-какую чистую одежду с «Ариэля». И принести поесть.

— Сперва поесть — можно?

— Конечно.

— Почему вы так внимательны ко мне? — Голос его вышел жалобным и недоверчивым; боюсь, подумал Марк, я так произвожу впечатление слабака и параноика.

На ее орлином профиле отразилась задумчивость. — Я хочу знать… кто ты такой. Что ты такое.

— Вы же знаете. Я — специально изготовленный клон. Изготовленный именно здесь, на Единении Джексона.

— Я не имею в виду твое тело.

Он сгорбился в непроизвольной защитной позе, хотя и знал, что она подчеркивает его уродство.

— Ты очень замкнут, — заметила она. — Очень одинок. Майлз совсем не такой. Как правило.

— Он не человек, он толпа. Он целую чертову армию заставляет тащиться за собой. — Не говоря уж об этом ужасающем гареме. — Полагаю, ему это нравится.

Ее губы тронула неожиданная улыбка. В первый раз он увидел, как она улыбается. Улыбка меняла ее лицо. — Да, по-моему, нравится. — Улыбка погасла. — Нравилось.

— Вы делаете это для него, верно? Ведете себя со мной так, потому что считаете, что ему этого хотелось бы. — Не потому, что он сам имеет на это право, нет, никогда, но все из-за Майлза и его чертовой одержимости братскими чувствами.

— Отчасти.

Все верно.

— Но главным образом потому, — продолжила она, — что в один прекрасный день графиня Форкосиган спросит меня, что я сделала для ее сына.

— Вы собираетесь обменять его на барона Бхарапутру, да?

— Марк… — Ее глаза потемнели от странной… жалости? иронии? Он ничего не сумел прочесть в ее глазах. — Это она спросит о тебе.

Она развернулась на каблуках и оставила его одного, плотно закрыв дверь каюты.

Он принял самый горячий душ, какого можно было добиться от крошечного смесителя, и долгие минуты стоял в жарком воздухе сушилки, пока его кожа не раскраснелась. Лишь тогда он перестал дрожать. Он усталости кружилась голова. Когда он наконец выбрался из душа, то обнаружил, что кто-то побывал здесь и принес еду и одежду. Он торопливо натянул белье, черную дендарийскую футболку и серые трикотажные брюки своего прародителя, а затем накинулся на ужин. На этот раз это было не изысканное, особое меню Нейсмита, а скорее поднос со стандартным, готовым к употреблению пайком, разработанным так, чтобы поддерживать в форме крупного физически активного солдата. Далеко не лакомство гурмана, зато в первый раз за несколько недель у него на тарелке оказалось достаточно еды. Он жадно заглотил все, словно тот, кто чудесным образом эту еду доставил, мог появиться вновь и отнять ее. С разболевшимся желудком он забрался в кровать и улегся на бок. Он больше не дрожал, словно от холода, не чувствовал себя опустошенным, покрытым потом и трясущимся от недостатка сахара в крови. Однако какое-то физическое сотрясение по-прежнему прокатывалось по всему его телу, подобно черному приливу.

По крайней мере, ты вытащил клонов.

Нет. Их вытащил Майлз.

Проклятье, проклятье, проклятье…

Этот наполовину свершившийся провал был совсем не тем славным освобождением, о котором он мечтал. Ну а каких последствий он ждал вообще? Во всех своих отчаянных построениях он практически ничего не планировал дальше возвращения на Эскобар с «Ариэлем». На Эскобар, с улыбкой на лице и с клонами под крылышком. Он так и видел картину своего будущего разговора с разъяренным Майлзом, но тогда Майлз уже опоздал бы его остановить, забрать у него победу. Он чуть ли не ожидал, что будет арестован, но под арест пойдет охотно, насвистывая. Чего же он хотел?

Быть свободным от вины за то, что выжил? Разрушить старое проклятье? «Из тех, кого ты здесь знал, никого не осталось в живых…» Он думал — когда вообще об этом задумывался, — что им движет именно этот мотив. Может, все было не так просто, и он сам хотел от чего-то освободиться… В последние два года, обретя свободу от Сера Галени и комаррцев стараниями Майлза Форкосигана и опять-таки освобожденный Майлзом, уже окончательно рано утром на лондонской улице, он не обрел того счастья, о котором мечтал во времена своего рабства у террористов. Майлз разбил лишь физические цепи, сковывавшие его; но иные оковы, невидимые, врезались так глубоко, что вокруг них наросла плоть.

И что это за они? Дендарийцы? Сам Майлз? Или стоящие за Майлзом зловещие, завораживающие тени — граф и графиня Форкосиган?

Образ родителей Майлза был неопределенным, размытым. Неуравновешенный Гален изобразил их, своих ненавистных врагов, отвратительными негодяями — Мясником Комарры и его мегерой-женой. Однако, с другой стороны, он требовал, чтобы Марк изучал их, пользуясь не подвергнутыми цензуре материалами: написанными ими текстами, произнесенными публично речами, частными видеозаписями. Родители Майлза были явно сложными людьми, вряд ли святыми, но так же явно — и не «бешеным садистом-мужеложцем и сукой-убийцей» из параноидального бреда Галени.

На видеозаписях граф Эйрел Форкосиган выглядел просто седеющим, плотного сложения мужчиной с необычно пристальным взглядом на довольно грубоватом лице и глубоким, рокочущим, ровным голосом. Графиня Корделия Форкосиган выступала не столь часто; это была высокая женщина с рыжими с проседью волосами и удивительными серыми глазами, слишком сильная, чтобы ее можно было назвать хорошенькой, но столь уравновешенная и уверенная, что казалась красивой, даже если, строго говоря, таковой не являлась.

А теперь Ботари-Джезек грозится отвезти его к ним…

Марк сел и включил свет. Быстрый осмотр каюты не выявил ничего, пригодного для самоубийства. Ни оружия, ни режущих предметов — дендарийцы разоружили его, когда он оказался на борту. Не к чему прицепить веревку или пояс, чтобы повеситься. Свариться заживо в душе — не вариант; прочно запечатанный датчик выключит воду автоматически, как только ее температура выйдет за пределы физически переносимой. Он снова отправился в постель.

В его сознании снова и снова в замедленном воспроизведении прокручивалась картинка: грудная клетка спешащего, орущего человечка взрывается карминным фонтаном. Он сам изумился, когда заплакал. Это шок, это должен быть просто шок, Ботари-Джезек же поставила диагноз. Я ненавидел этого маленького паршивца, когда он был жив, почему же я плачу? Абсурд. Быть может, он сходит с ума.

Две ночи без сна оставили ему состояние звенящего оцепенения, однако заснуть сейчас он не мог. Он лишь задремал, проваливаясь и снова выныривая из полусна и недавних, жгучих воспоминаний. В полубреду ему привиделось, что он плывет по реке крови в надувной лодке, отчаянно вычерпывая заливающий ее алый поток. Так что когда Куинн пришла за ним всего после часа отдыха, это было настоящим облегчением.