Глава 32

Майлз гляделся в старинное зеркало, висящее в фойе перед библиотекой в особняке Форкосиганов. Оно попало в семью как часть приданого матери генерала Петра; его богато изукрашенная резным узором рама вышла из рук кого-то из слуг Дома Форратьеров. Майлз был один, никто за ним не наблюдал. Он подошел поближе к зеркалу и с беспокойством принялся разглядывать собственное отражение.

Алый китель дворцовой красно-синей формы и в лучшие времена не особо выгодно подчеркивал его излишнюю бледность. Майлз предпочитал строгую элегантность парадного зеленого мундира. Твердый от золотого шитья высокий воротник, к сожалению, был недостаточно высок, чтобы скрыть парные красные шрамы по обеим сторонам шеи. Со временем следы разрезов побледнеют и исчезнут, но пока что они просто приковывают взгляд. Он подумал, как бы ему объяснить эти отметины. «Дуэльные шрамы. Я тогда проиграл.» А, может, «любовница укусила»? Ближе к истине. Он провел по рубцам пальцем, повертел головой из стороны в сторону. В отличие от жуткого воспоминания об иглогранате, их происхождения он не помнил. И это беспокоило его куда больше, чем видения смерти: с ним могли случиться столь значимые вещи, а он их не помнит — не в состоянии вспомнить.

Ну, общеизвестно, что у него были проблемы со здоровьем, а шрамы достаточно аккуратны, чтобы сойти за хирургические. Может, комментариев и не последует. Он сделал шаг назад, чтобы полюбоваться на себя целиком. Форма по-прежнему скорее висела на нем, несмотря на то, что последние пару недель мать постоянно предпринимала мужественные попытки заставлять его есть побольше. В конце концов она переложила эту задачу на Марка, словно уступая человеку с б Ольшим опытом. Марк, радостно ухмыльнувшись, принялся беспощадно изводить Майлза. И такая забота сработала. Майлз почувствовал себя лучше. Крепче.

Бал в Зимнепраздник — вполне светское действо, без обязательных военных или правительственных мероприятий, так что двойные парадные клинки он может оставить дома. Айвен свои нацепит, но у Айвена хватает росту, чтобы их носить. А при росте Майлза длинный клинок смотрится совсем по-дурацки, чуть ли ни по земле волочится, не говоря уж о том, что сам об него спотыкаешься, а свою партнершу по танцам ударяешь по лодыжкам.

Из-под арки прозвучали шаги; Майлз быстро обернулся, облокотился на ручку кресла и упер каблук сапога в стену, притворяясь, что не обращает внимания на нарциссическую привлекательность собственного отражения.

— А, вот ты где. — Марк забрел к нему, задержался перед зеркалом, коротко себя оглядел и повертелся, проверяя, как сидит костюм. Разумеется, сидел он превосходно. Марк раздобыл имя императорского портного — секрет, бдительно хранимый СБ, — с помощью простейшей уловки: позвонил Грегору и спросил у него самого. Прямой, свободный покрой пиджака и брюк был вызывающе штатским, но каким-то уж очень четким. Цвета были, в общем, выбраны в честь Зимнепраздника: темно-зеленый — настолько темный, что казался почти черным — был оторочен темно-красным — настолько темным, что выглядел почти черным. Эффект был наполовину праздничным, наполовину зловещим: эдакая маленькая, жизнерадостная бомба.

Майлз вспомнил то давнее мгновение во флаере Вербы, когда ненадолго уверился себя, что он — Марк. Как это было ужасно, как жутко одиноко. Память об этом безутешном одиночестве заставила его вздрогнуть. «Что, он так все время себя чувствует?»

— Неплохо выглядит, — заметил Майлз.

— Ага. — Марк ухмыльнулся. — И ты сам не так уж плох. Меньше походишь на труп.

— Ты тоже приходишь в норму. Потихоньку. — Да, и правда. Какие бы ужасы ни устроил Марку Риоваль, но самые пугающие уродства, те, о которых Марк решительно отказывался говорить, постепенно прошли. Хотя изрядная прибавка в массе осталась. — И на каком весе ты наконец остановишь свой выбор? — с любопытством спросил Майлз.

— Ты его видишь. А то стал бы я вкладывать в гардероб целое состояние!

— Хм. А тебе удобно? — спросил Майлз, сам такого удобства не испытывая.

Марк сверкнул глазами. — О да, спасибо. Мысль, что даже одноглазый снайпер с дистанции двух километров в полночную грозу никак не может перепутать меня с тобой, заставляет меня испытывать несомненное удобство.

— О-о. Ладно. Ну, думаю, так и есть.

— Продолжай упражнять мозги, — сердечно посоветовал ему Марк. — Это тебе полезно. — Он сел, откинувшись на спинку, и задрал ноги.

— Марк? — позвал из вестибюля голос графини. — Майлз?

— Тут, — отозвался Майлз.

— А-а. — Графиня свернула в фойе. — Вы оба тут. — Она улыбнулась обоим с глубоким материнским торжеством и очень довольным видом. Майлз невольно ощутил тепло, словно внутри растаял наконец и потек водой оставшийся от криозаморозки ледяной осколок. На графине было новое платье, еще богаче украшенное, чем обычно: зеленое с серебром, с защипами, гофрировкой и шлейфом, подчеркивающее богатую фактуру ткани. Хотя даже платье не делало ее чопорной и строгой — не смело. Графиню наряды не пугали. Скорее наоборот. А глаза ее своим блеском затмевали серебряное шитье.

— Отец нас ждет? — спросил Майлз.

— Спустится вниз через минуту. Я настояла, что мы уедем точно в полночь. Вы двое, конечно, можете остаться и дольше, если захотите. Я знаю заранее: он переутомится, доказывая всем шакалам, что он слишком крепок, чтобы они могли на него броситься — даже если шакалов поблизости не кружит. Условный рефлекс всей жизни. Попробуй привлечь его внимание к Округу, Майлз. А то бедный премьер-министр Ракоци с ума сойдет, чувствуя, что Эйрел глядит ему через плечо. Надо бы нам после Зимнепраздника переехать из столицы в Хассадар.

Майлз, имевший весьма ясное представление о том, сколько времени занимает заживление после операции на грудной клетке, ответил: — Думаю, ты сможешь его урезонить.

— Добавь на чашу весов и свой голос. Я знаю, что тебя он одурачить не сможет, и он это тоже знает. Э-э… а с медицинской точки зрения, чего мне ожидать нынче вечером?

— Он протанцует два танца: один — чтобы доказать, что может, а второй — чтобы доказать, что первый раз не был случайностью. А потом ты безо всяких проблем уговоришь его присесть, — уверенно предсказал Майлз. — Давай, изображай курицу-наседку, а он притворится, что остановился, чтобы сделать тебе приятно, а не потому, что вот-вот упадет. Мне тут показалось, что Хассадар — хороший план.

— Да. Барраяр просто не знает, что делать с правителями в отставке. По традиции они весьма любезно отправляются в мир иной, а не болтаются поблизости, комментируя работу своих преемников. Эйрел в чем-то первый. Хотя у Грегора есть куда более устрашающая идея.

— Да?

— Он что-то бормочет насчет поста вице-короля на Сергияре, когда Эйрел полностью поправится. Похоже, нынешний вице-король умоляет о возвращении домой, просто слезно просится. А более неблагодарной работы, чем у губернатора колонии, мне вообразить трудно. Честный человек должен землю рыть, пытаясь разрешить конфликт потребностей: сверху давит правительство материнской планеты, снизу — колонисты. Я была бы крайне признательна за любые твои усилия по развенчанию иллюзий Грегора на сей счет.

— О, не знаю, — Майлз задумчиво приподнял брови. — Я хочу сказать… как план отступления. Целая планета, чтобы играть с ней. Сергияр. Разве это не ты ее открыла, когда еще была капитаном Бетанского Астроэкспедиционного корпуса?

— Естественно. Не опереди нас барраярская военная экспедиция, Сергияр был бы сейчас дочерней колонией Беты. И куда лучше управлялся бы, поверь мне. Там действительно кому-то нужно взять дело в свои руки. Одни только экологические проблемы просто вопиют о нехватке данных… ну, например, эта эпидемия червя. Немного предусмотрительности в бетанском стиле было бы… ну, ладно. По-моему, в конце концов они с нею разобрались.

Майлз с Марком переглянулись. Это не было телепатией. «Эйрел Форкосиган, возможно, не единственный стареющий и супер-энергичный специалист, которого Грегор был бы счастлив сплавить из столицы», — такая мысль в это мгновение, безусловно, посетила обоих.

Марк нахмурил брови. — А как скоро это может случиться, мэм?

— О, как минимум — не раньше, чем через год.

— А! — Марк просветлел.

В арку двери просунул голову оруженосец Пим. — Готовы, миледи, — доложил он.

Всей толпой они вышли в вымощенный черно-белой плиткой вестибюль и у подножья изгибающейся спиралью лестницы обнаружили графа. Он с удовольствием глядел, как они предстали перед ним. За время своих медицинских злоключений граф тоже похудел, но в красно-синем мундире он смотрелся лишь более подтянутым. Форму и парные клинки он носил с бессознательной легкостью. Через три часа он выдохнется, подумал Майлз, но к тому времени успеет произвести устойчивое первое впечатление на многочисленных наблюдателей. Это его первый официальный выход в свет после пересадки сердца. Цвет лица — превосходный, взгляд — бритвенно-острый, как всегда. Но в шевелюре больше не осталось темных волос. А если не считать этого, можно и вправду подумать, что он будет жить вечно.

Вот только Майлз так больше не думал. Задним числом вся эта история с сердечной болезнью перепугала его до чертиков. Самым страшным было не то, что однажды отец умрет, и, наверное, раньше него самого — это был естественный порядок вещей, и ради графа Майлз не желал бы, чтобы случилось по-другому, — но то, что Майлза может в этот момент не оказаться рядом. Когда он будет нужен. Скажем, он может гулять где-то с дендарийскими наемниками, и еще много недель не узнает об этом. Опоздает.

Поскольку оба были при мундире, сын-лейтенант откозырял отцу-адмиралу с привычной долей иронии, которая сопровождала их взаимное воинское приветствие. Майлзу больше хотелось его обнять, но это выглядело бы странно.

«К черту, как все выглядит!» Он шагнул вперед и крепко обнял отца.

— Эй, парень, эй, — отозвался граф, удивленный и довольный. — Не так все и плохо, правда. — Он обнял Майлза в ответ. Потом граф снова выпрямился и оглядел всех: свою элегантную жену и обоих — теперь обоих — сыновей. Улыбаясь так самодовольно, как может только обладатель богатства, он развел руки, точно обнимая всех троих, мимолетно и чуть ли не застенчиво. — Итак, мы, Форкосиганы, готовы брать штурмом Бал Зимнепраздника, а? Дорогая капитан, предвижу, что тебе будут сдаваться целыми толпами. Как твоя нога, Марк?

Марк выставил вперед правый ботинок и покрутил им. — Готова к тому, чтобы быть оттоптанной любой фор-девицей весом до ста килограммов, сэр. Там внутри в носках ботинок стальные прокладки, — добавил он в сторону, Майлзу. — Я не полагаюсь на случай.

Графиня оперлась на руку мужа. — Веди нас, дорогой. Форкосиганы Победоносные.

«Форкосиганы выздоравливающие, на это больше похоже», — подумал Майлз, следуя за ними. — «Но стоит посмотреть, как в результате выглядит парни с противной стороны.»

Майлз не удивился, когда буквально первым, кого встретила на входе в Императорский дворец компания Форкосиганов, оказался Саймон Иллиан. Тот был одет как обычно в соответствии со своими обязанностями: парадный красно-синий мундиром скрывал множество комм-линков.

— А, сегодня вечером он здесь лично, — пробормотал граф, углядев на другой стороне вестибюля давнишнего шефа своей Службы Безопасности. — Значит, нигде крупных заварух быть не должно. Отлично.

Блестящую от снега верхнюю одежду они сдали на руки дворцовой прислуге. Майлз дрожал. Он решил, что это последнее приключение сдвинуло его расписание. Обычно на время зимы в столице он ухитрялся устроить себе задание за пределами планеты. Иллиан кивнул и подошел к ним.

— Добрый вечер, Саймон, — сказал граф.

— Добрый вечер, сэр. Сегодня вечером все тихо и спокойно.

— Прекрасно. — Граф приподнял бровь, слегка забавляясь. — Уверен, премьер-министр Ракоци будет счастлив это слышать.

Иллиан открыл было рот — и захлопнул. — Хм. Привычка, — в замешательстве проговорил он. И уставился на графа Форкосигана с выражением чуть ли не досады. Словно он знал лишь один способ обратиться к человеку, который тридцать лет был его командиром, — отдать рапорт; но адмирал граф Форкосиган рапортов больше не принимал. — Странное чувство, — признался он.

— Свыкнешься, Саймон, — заверила его графиня Форкосиган. И решительно отбуксировала своего мужа прочь с орбиты Иллиана. Граф попрощался с ним полу-салютом, вторя словам графини.

Тогда взгляд Иллиана упал на Майлза с Марком. — Хм, — произнес он тоном человека, которому на лошадиной ярмарке только что достался не лучший, а лишь второй экземпляр.

Майлз подтянулся и выпрямился. Медики СБ дали ему добро на возвращение к действительной службе через два месяца, когда он пройдет окончательное физическое обследование. Он не дал себе труда упомянуть перед ними свою небольшую проблему с конвульсиями. Может, первый приступ был просто эффектом идиосинкразии на фаст-пенту. Конечно; а второй и третий — галлюцинации от препаратов…

Но больше после этого у него припадков не было. Майлз неуверенно улыбнулся, стараясь выглядеть пышущим здоровьем. Иллиан, глядя на него, лишь покачал головой.

— Добрый вечер, сэр, — это уже Марк приветствовал Иллиана. — СБ сумела доставить клонам мои подарки к Зимнепразднику, все в порядке?

Иллиан кивнул. — Пятьсот марок каждому, адресованные персонально и вовремя; да, милорд.

— Отлично. — Марк улыбнулся той остро отточенной улыбкой, после которой люди обычно спрашивали себя: о чем же он на самом деле думает? Клоны были предлогом, под которым Марк, как и обещал, выдал Иллиану для передачи СБ миллион бетанских долларов. Деньги были положены на депозит и использовались на нужды клонов, в том числе и на оплату места в привилегированной школе. Иллиан был тогда так потрясен, что ушел с видом механической куклы, а Майлз наблюдал за этим эффектом, как зачарованный. К тому времени, как клоны закончат школу, миллион как раз истратится — это Марк подсчитал. Но подарки к Зимнепразднику были личными и оплачивались отдельно.

Марк не спросил, как же были приняты подарки, хотя Майлз и умирал от желания узнать; вместо этого он отошел с очередным вежливым кивком, словно Иллиан был клерком, с которым он только что завершил незначительное дело. Майлз откозырял и поспешил вдогонку. Марк боролся с усмешкой до ушей и в конце концов совершенно по-дурацки улыбнулся.

— Все это время, — доверительно, вполголоса сказал Майлзу Марк, — я переживал из-за того, что никогда не получал подарков. И мне даже в голову не приходило переживать из-за того, что я никому их ни разу не дарил. Знаешь, Зимнепраздник — это совершенно очаровательно. — Он вздохнул. — Жаль, я не знаю этих ребятишек-клонов достаточно хорошо, чтобы выбрать каждому подходящий подарок. Но хоть так они получат подарок по собственному вкусу. Все равно что вручить им два подарка в одном. И как это вы, ребята, дарите что-то тому же Грегору?

— Мы следуем традиции. Двести литров кленового сиропа с Дендарийских гор, ежегодно доставляемых к его двору. Вот и вся забота. Если думаешь, что это с Грегором тут проблемы, подумай-ка насчет нашего отца. Все равно что делать подарок на Зимнепраздник самому Деду Морозу.

— Да, я уже ломал над эти голову…

— Иногда невозможно отдариться. Приходится просто дарить дальше. А ты, э-э… подписал конверты с кредитными карточками для клонов?

— Вроде того. Если честно, я подписался «Дед Мороз». — Марк прочистил горло. — В этом и смысл Зимнепраздника, верно? Научить тебя… делать подарки. Дед Мороз — это последняя инстанция, так?

— Думаю, так.

— Я так и понял, — Марк решительно кивнул.

Они вместе поднялись по лестнице в зал приемов и взяли по бокалу. Майлз с удовольствием заметил, что они привлекли массу внимания и взглядов украдкой от собравшихся здесь сливок форского общества. «О, Барраяр! Как мы тебя, удивили?»

«Он-то меня точно удивил».

Марк в качестве брата — это будет весьма забавно. «Союзник, наконец-то! Ну, я так думаю…» Интересно, сможет ли Майлз когда-нибудь заставить Марка полюбить Барраяр так, как любит его сам? Мысль эта странным образом заставила его занервничать. Лучше не слишком любить этот мир. Барраяр может быть смертносен, если относиться к нему, как относишься к женщине. А еще… это вызов. Вызовов тут достаточно, и никакого искусственного дефицита.

Майлзу нужно быть очень осторожным, чтобы не дать Марку повода принять его поступки за попытку верховодить. Яростная аллергия Марка при малейшем намеке на контроль вполне понятна, но поэтому наставлять его — задача деликатная.

Лучше не выкладывайся изо всех сил, старший братец. Ты знаешь, что теперь твои силы не безграничны. Он провел ладонью по яркой ткани форменного кителя, точно и трезво понимая, что значит это «не безграничны». И все же для учителя наивысшая победа — если его побьет ученик. Милый парадокс. Я никак не могу проиграть.

Майлз ухмыльнулся. Ага, Марк. Догони меня, если сможешь. Если сможешь.

— А-а, — Марк кивнул в сторону мужчины на противоположной стороне зала, одетого в винно-красный мундир графского Дома. — Вон там — это не лорд Форсмит, промышленник?

— Да, он.

— Я был бы счастлив с ним поговорить. Ты с ним знаком? Можешь меня представить?

— Конечно. Думаешь об очередных инвестициях, да?

— Да, я решил их разнообразить. Две трети в барраярские предприятия, одну треть — в галактические.

— Галактические?

— Я кое-что вкладываю в эскобарскую медицинскую технологию, если тебе надо это знать.

— Лилия?

— Угу. Ей нужен стартовый капитал. Я собираюсь быть пассивным компаньоном с неограниченной ответственностью. — Марк помедлил, колеблясь. — Решение должно быть медицинским, ты это знаешь. И… хочешь поспорить, что она вернет эти деньги с прибылью?

— Не-а. И, если по правде, я был поосторожничал спорить с тобой о чем-либо.

Марк улыбнулся самой отточенной из своих улыбок. — Отлично. Ты тоже учишься.

Майлз провел Марка вдоль комнаты и представил его, как тот и просил. Форсмит был счастлив найти здесь кого-нибудь, кому действительно хочется поговорить с ним о работе; скучающее выражение испарилось с его лица при первом же пробном вопросе Марка. Майлз махнул рукой, выпуская Марка на свободу. Форсмит экспансивно жестикулировал. Марк слушал так, словно у него в голове жужжало звукозаписывающее устройство. На том Майлз их и оставил.

Он высмотрел в зале Делию Куделку и направился к ней, чтобы затребовать один из танцев попозже и, возможно, перебежать дорогу Айвену. Если повезет, то она заодно даст ему шанс опробовать эту реплику насчет дуэльных шрамов.