Глава 31

— Ты их нашла? — спросил лорд Марк.

— Да, — лаконично ответила Ботари-Джезек.

— И уничтожила?

— Да.

Марк покраснел и откинул голову на спинку кресла, ощутив, как на него наваливается сила тяжести. Он вздохнул. — Ты их смотрела. Я же говорил не делать этого.

— Мне необходимо было убедиться, что это именно они.

— Нет, не было. Можно было просто все уничтожить.

— Так я в конце концов и сделала. Я начала смотреть. Потом отключила звук. Потом пустила на быстрое воспроизведение. И наконец стала останавливать только в контрольных точках.

— Мне жаль, что ты так поступила.

— Мне тоже. Марк, там же сотни часов головидеозаписи! Не могу поверить, что все тянулось так долго.

— На самом деле, прошло всего часов пятьдесят. А может, и пятьдесят лет. Но там одновременно велось несколько записей. Я всегда, что бы ни происходило, видел краем глаза парящую рядом головидеокамеру. Не знаю, зачем Риоваль их делал: чтобы изучать и анализировать или просто чтобы наслаждаться. Полагаю, всего понемножку. Его способности к анализу просто ужасали.

— Я… не поняла кое-что из увиденного.

— Хочешь, чтобы я тебе объяснил?

— Нет.

— Вот и хорошо.

— Могу понять, почему ты захотел их уничтожить. Вырванные из контекста… они могли бы стать ужасающим инструментом шантажа. Если хочешь, чтобы я поклялась хранить тайну, я дам любое обещание.

— Не поэтому. Я ничего не намереваюсь хранить в секрете. Никто и никогда не получит рычага воздействия на меня. Никогда не будет дергать за мои тайные ниточки. В общих чертах можешь рассказать об этом хоть всей галактике, мне наплевать. Но… если бы СБ получила эти материалы, они в конце концов оказались бы в руках Иллиана. А он не сумел бы утаить их от графа или графини — хотя, не сомневаюсь, попытался бы. Или, в конечном счете, от Майлза. Можешь себе представить, как эту дрянь смотрят граф, графиня или Майлз?

Она втянула воздух сквозь зубы. — Начинаю понимать.

— Подумай над этим. Я подумал.

— Лейтенант Айверсон был в ярости, когда вломился туда и обнаружил оплавленные картриджи. Он собирается подать протест по своим каналам.

— Пусть его. Если СБ выразит протест по поводу меня или моих людей, я выставлю свой — против них. Например, где они к чертовой матери были последние пять дней? Я без жалости и угрызений совести востребую этот долг с кого угодно, вплоть до Иллиана. Только пусть перейдут мне дорогу, и… — его враждебное бормотание смолкло.

Лицо Елены было зеленовато-бледным. — Мне… так жаль, Марк. — Она нерешительно коснулась его руки.

Он крепко вцепился в ее запястье. Ноздри Елены раздувались, но она даже не поморщилась. Он сел прямее; точнее, попытался сесть. — Да как ты смеешь меня жалеть! Я победил. Прибереги свое сочувствие для барона Риоваля, если тебе надо. Я его сделал. Одурачил. Побил в его же собственной игре, на его поле. Я не позволю тебе обратить мою победу в поражение ради твоих чертовых… эмоций. — Он выпустил ее руку. Она потерла запястье, спокойно на него глядя. — Вот в чем вопрос. Я могу избавиться от Риоваля, если мне дадут это сделать. Но если они будут слишком много знать — если у них будут эти чертовы записи, — они никогда смогут оставить это дело в покое. Чувство вины возвращало бы их к этому снова и снова, а они заставляли бы возвращаться меня. Не хочу, чтобы меня вынудили всю оставшуюся жизнь сражаться с Риовалем у себя — или у них — в голове. Он мертв, я жив, и хватит на этом.

Он замолк, потом фыркнул. — Согласись, для Майлза это было бы особенно скверно.

— О да, — согласно выдохнула Ботари-Джезек.

Снаружи поднимался дендарийский пассажирский катер, пилотируемый сержантом Таурой — первая порция Дюрон направлялась на орбиту на яхту Марка. Он помолчал, следя за катером, пока тот не исчез в вышине. «Да. Вперед, вперед, вперед! Прочь из этой дыры — вы и я, мы все клоны. Навсегда. Идите и станьте просто людьми, если сможете. Если я смогу.»

Ботари-Джезек оглянулась на него и произнесла: — Они настоят на медицинском обследовании, ты же знаешь.

— Ага, кое-что они увидят. Я не смогу скрыть побои и, бог свидетель, насильственное кормление — тоже… — как это по-твоему, гротеск?

Она кивнула, сглотнув. — Я думала, ты собирался… нет, не важно.

— Верно. Я же говорил тебе не смотреть. Но чем дольше я сумею избежать осмотра квалифицированным СБшным врачом, тем более неопределенно смогу говорить об остальном.

— Тебе точно нужно подлечиться.

— Лилия Дюрона проделала прекрасную работу. И по моей просьбе единственная медицинская запись об этом осталась у нее в голове. Я смогу уклониться.

— Не пытайся избежать лечения вообще, — посоветовала Ботари-Джезек. — Графиня это обнаружит, даже если всех остальных тебе удастся провести. И еще: я не верю, что тебе не требуется… чего-то большего. И не физически.

— Ох, Елена. Если я что и узнал за последнюю неделю — так это то, насколько все у меня в мозгу перепутано сверху донизу. Худшим из всего, что я повстречал в подвале Риоваля, было чудовище в зеркале: психологическом зеркале барона. Мое ручное чудовище о четырех головах. Доказавшее, что оно пострашнее самого Риоваля. Сильнее. Быстрее. Коварнее. — Он прикусил язык, прежде чем сказал слишком много — прежде чем это прозвучало так, словно он балансриует на грани слабоумия. Он подозревал, что скорее балансирует на грани нормальности, идя к нему долгим кружным путем. Трудным путем. — Я знаю, что делаю. На каком-то уровне я точно знаю, что именно делаю.

— На паре записей… мне показалось, что ты обманывал Риоваля, симулируя расщепление личности. Разговаривал сам с собой…?

— Я никогда не обманул бы Риоваля какой-либо симуляцией. Он десятилетиями занимался тем, что копался на дне человеческого сознания. Но моя личность не совсем расщепилась. Вероятно, она… вывернулась наизнанку. — Нельзя называть расщепленным то, что ощущается таким глубочайшим целым. — Я не то чтобы решил это сделать. Просто сделал.

Она глядела на него с страшным беспокойством. Ему пришлось громко рассмеяться. Но явно подобная жизнерадостность оказала на нее не столь успокаивающее действие, как ему хотелось бы.

— Ты должна понять, — принялся объяснять он. — Порой безумие — это не трагедия. А стратегия выживания. Порой… это победа. — Он нерешительно помолчал. — Ты знаешь, что такое «черная команда»?

Она молча покачала головой.

— Как-то раз я побывал в лондонском музее. Давным-давно, в девятнадцатом и двадцатом столетии на Земле использовали корабли с паровыми двигателями, плавающие по поверхности океана. Жар для паровых машин получали от огромных угольных печей в недрах корабля. И там внизу нужны были дураки, чтобы кидать уголь в топки. Внизу, в жаре, грязи, поту и вони. Они чернели от угля, поэтому их и прозвали «черной командой». А офицеры и прекрасные дамы на палубе не имели с точки зрения общества никакого отношения с этим нищим никудышным придуркам. Но без них не было бы движения. Не было бы огня. Не было бы жизни. Не было бы пара. Черная команда. Невоспетые герои. Уродливые типы из низшего класса.

Теперь она, конечно же, подумает, что у него словесный понос. Желание пропеть на ухо Елене панегирик отчаянной верности его черной команды сейчас было… возможно, не самой удачной идеей. «Ага, меня никто не любит», — жалобно шепнул Рева. «Тебе стоит привыкать.».

— Не важно. — Он прекратил монолог и улыбнулся. — Но, могу сказать тебе, Гален после Риоваля кажется… просто крошечным. А Риоваля я разбил. В каком-то странном смысле, я сейчас себя чувствую необычайно свободным. И намереваюсь двигаться в этом направлении и дальше.

— Ты мне сейчас кажешься… извини… просто маньяком каким-то, Марк. Для Майлза такое нормально. Ну, привычно. Но он рано или поздно поднимается на самый пик, а потом в конце концов скатывается вниз. По моему, тебе следует беречься такого развития событий — у вас это может быть общее.

— Настроение словно вертят на конце эластичного троса, да?

Из ее губ невольно вырвался короткий смешок. — Да. — Я буду остерегаться перигея.

— Хм, да. Хотя обычно именно в апогее все вокруг разбегаются и ныряют в укрытие.

— Сейчас я к тому же накачался, ну, кое-какими болеутоляющими и стимуляторами, — заметил он. — А то не продержался бы последние пару часов. Боюсь, действие некоторых из них проходит. — Отлично. Быть может, она спишет на это кое-что из его болтовни, и в то же время это чистая правда.

— Хочешь, я приведу Лилию Дюрону?

— Нет. Я просто хочу тут посидеть. И не двигаться.

— По-моему, мысль хорошая. — Елена поднялась со стула и подобрала свой шлем.

— Зато теперь я знаю, кем хочу стать, когда вырасту, — внезапно заявил он ей. Елена замерла, подняв брови.

— Хочу быть аналитиком СБ. Гражданским. Тем, кто не пошлет людей не в то место или с опозданием на пять дней. Или не подготовленными должным образом. Хочу целыми днями сидеть в крохотном кабинетике в самом сердце крепости и делать все как надо. — Он ждал, что она сейчас посмеется над ним.

Вместо этого, к его изумлению, она серьезно кивнула. — Мы — самое острие оружия СБ; так вот, я была бы рада.

Она небрежно козырнула ему и повернулась. Когда она скрылась в лифтовой трубе, он все еще был озадачен выражением, увиденным в ее глазах. Это была не любовь. Не страх.

Как Марк и заявил Елене, он какое-то время просто сидел, уставившись в окно. Рано или поздно ему придется шевельнуться. Может, под предлогом перелома ступни он уговорит дать ему грави-кресло. Лилия обещала, что ее стимуляторы дадут ему шесть часов собранности, а потом обмен веществ заставит платить по счетам, и счет этот принесут громилы с утыканными гвоздями дубинками, эдакие виртуальные вышибалы долгов по нейромедиаторам. Интересно, эта нелепая фантазия — не первый признак приближающегося биохимического спада? Он взмолился, чтобы смог протянуть хотя бы до того момента, как окажется в безопасности на катере СБ. «Ох, братец. Забери меня домой.»

Из лифтовой шахты донеслось эхо голосов. Появился Майлз, который тащил за собой какую-то Дюрону. В своем сером дюроновском трикотажном костюме он выглядел тощим, как скелет, и бледным, точно привидение. Похоже, вес у них на двоих общий. Если бы он мог волшебным образом передать Майлзу все те килограммы, что за последнюю неделю заставил его набрать Риоваль, оба смотрелись бы получше. Но если он будет продолжать толстеть, вдруг Майлз совсем исхудает и исчезнет? Тревожащая картинка. Это все препараты, парень. Просто препараты.

— О, отлично, — произнес Майлз. — Елена сказала, что ты еще наверху. — С бодрым видом иллюзиониста, представляющего особенно классный фокус, он вытолкал молодую женщину вперед. — Узнаешь ее?

— Это Дюрона, Майлз, — сказал Марк мягко, но устало. — Они мне теперь сниться будут. — Он помолчал. — Или это вопрос с подвохом? — Тут он выпрямился в кресле, потрясенный тем, что узнал ее. «Да, ты способен различать клонов.» — Это она!

— Именно так, — улыбнулся довольный Майлз. — Мы с Вербой помогли ей тайком сбежать от Бхарапутры. И она отправится на Эскобар вместе с сестрами.

— А-а! — Марк откинулся в кресле. — Ага. О! Отлично. — Он неуверенно потер лоб. «Забирай свое очко, Васа Луиджи.» — Не думал, Майлз, что ты заинтересуешься спасением клонов.

Майлз заметно поморщился. — Это ты меня заставил.

Ой. Он не хотел намекать на пребывание у Риоваля. Понятно: девочка не хотела, но Майлз притащил ее сюда, намереваясь подбодрить Марка. Майлзу не столь очевидно — а вот Марку кристально ясно, — что здесь есть элемент подспудного соперничества. В первый раз в жизни Майлз ощутил затылком горячее дыхание брата-конкурента. «Что, неуютно? Ха! Привыкай, парень. Я с этим жил двадцать два года.» Майлз говорил про Марка «мой брат» тем же тоном, каким сказал бы «мои ботинки» или, скажем, «моя лошадь». Или — ладно, будем справедливы, — «мой ребенок». Нечто вроде самодовольного патернализма. Майлз не ожидал встретить равного себе и с теми же задатками. Внезапно Марк сообразил, что у него появилось очаровательное новое хобби, которого ему хватит на много лет. «Бог мой, а мне понравится быть твоим братом, Майлз!».

— Да, — благодушно отозвался Марк. — ты тоже можешь. Я знал, что ты сможешь, если постараешься. — Он рассмеялся. Но к его ужасу, смех в глубине горла перешел в рыдания. Он подавил и смех, и плач. Сейчас он не смееет ни смеяться, ни выражать еще каких-то чувств. Самоконтроль и так слишком тонок. — Я очень рад, — констатировал он как можно нейтральнее.

Майлз, от чьих глаз не укрылась вся сцена, кивнул. — Отлично, — заявил он столь же нейтрально.

«Благослови тебя бог, братик.» По крайней мере, Майлз понимает, что значит балансировать на лезвии ножа.

Оба поглядели на девочку-Дюрону. Она поежилась под весом двойного ожидания, тряхнула волосами и нашла наконец слова. — Когда я впервые тебя увидела, ты мне не очень-то понравился, — сказала она Марку.

«Когда ты меня впервые увидела, я сам себе не очень нравился.» — Да? — подбодрил ее Марк.

— Я и сейчас считаю, что ты смешно выглядишь. Даже смешнее, чем другой, — она кивнула на невозмутимо улыбавшегося Майлза. — Но… Но… — Ей не хватило слов. Осторожно и нерешительно, точно дикая птичка к кормушке, она отважилась к нему приблизиться, склонилась и поцеловала в распухшую щеку. И, как птичка, упорхнула.

Майлз хмыкнул, глядя, как она спускается в лифтовую шахту. — А я надеялся на чуть более восторженное проявление благодарности.

— Ты еще поймешь, — спокойно ответил Марк, потрогал щеку и улыбнулся.

— Если считаешь это неблагодарностью, пообщайся с СБ, — мрачно посоветовал Майлз. — «И сколько оборудования вы потеряли?»

Марк приподнял бровь. — Цитата из Иллиана?

— О, так ты с ним уже встречался?

— О да.

— Жалко, меня там не было.

— И мне жалко, что тебя там не было, — искренне признался Марк. — Он был… язвителен.

— Готов поклясться. По части язвительности он, по-моему, самый большой специалист — за исключением моей матери, когда та выходит из себя, но это, благодарение богу, случается не слишком часто.

— Тогда тебе стоило бы посмотреть, как она его изничтожила, — сказал Марк. — Столкновение титанов. По-моему, тебе бы понравилось. Мне — понравилось.

— Да ну? Похоже, нам много о чем есть поговорить…

В первый раз, понял Марк. Его охватил душевный подъем. К несчастью, поднялось в этот момент не только настроение — в этот момент на лифте поднялся человек, вынудивший их прервать разговор. Мужчина в ливрее Дома Фелл заглянул через хромированные перила, увидел Марка и козырнул его. — Курьерская доставка человеку по имени Марк, — объявил он.

— Марк — это я.

Курьер подошел к нему, быстро провел мимо лица сканером для подтверждения личности, открыл прикованный к запястью цепочкой тонкий портфель и отдал в руки Марку карточку в конверте без всяких надписей. — Барон Фелл шлет вам свои наилучшие пожелания и надеется, что это поможет вам проделать ваш путь быстрее.

Кредитная карта. Ага! А с ней весьма толстый намек. — Мои наилучшие пожелания барону Феллу и… и… что мы хотим сказать барону, Майлз?

— Полагаю, я бы сжал это до «спасибо», — посоветовал Майлз. — По крайней мере, пока мы не окажется далеко-далеко.

— Передайте ему мое спасибо, — распорядился Марк курьеру. Тот кивнул и покинул комнату тем же путем, как и вошел.

Марк глянул на стоящий в углу комнаты комм-пульт Лилии. Далековато до него идти. Он показал пальцем: — Майлз, не мог бы ты, гм, принести мне дистанционный считыватель от того комм-пульта?

— Конечно. — Майлз взял плоскую коробку и вручил ему.

— Предсказываю, — заявил Марк, помахивая кредиткой, — что меня обсчитают — серьезно, но не настолько сильно, чтобы я рискнул вернуться к Феллу и начать ругаться. — Он вставил карту в паз и улыбнулся. — Точно!

— Сколько ты получил? — спросил Майлз, вытягивая шею.

— Ну, это очень личный вопрос, — Майлз виновато вжал голову в плечи. — Давай меняться. Ты спал с твоей Дюроной-врачом?

Майлз прикусил губу, любопытство явно в нем боролось с джентльменскими манерами. Марк с интересом наблюдал, что же выйдет. Лично он поставил бы на любопытство.

Майлз сделал глубокий вдох. — Да, — признался он наконец.

«Я так и думал». Удачу они с Майлзом, похоже, поделили ровно пополам: Майлзу везение, ему все остальное. Но не на сей раз. — Два миллиона.

Майлз присвистнул. — Два миллиона имперских марок? Впечатляет.

— Нет-нет. Два миллиона бетанских долларов. Что-то около восьми миллионов марок, верно? Или ближе к десяти. Наверное, зависит от обменного курса. Конечно, даже близко не подходит к десяти процентам стоимости Дома Риоваль. Скорее похоже на два процента, — высчитывал Марк вслух. Наслаждаясь редкой и исключительной картиной: Майлз Форкосиган, лишившийся дара речи.

— И что ты собираешься со всем этим делать? — прошептал Майлз по прошествии целой минуты.

— Вкладывать, — энергично заявил Марк. — Экономика Барраяра расширяется, верно? — Он помолчал. — Хотя сперва я собираюсь отдать один миллион СБ за их услуги в течение последних четырех месяцев.

— Никто не платит СБ!

— А почему бы нет? Например, смотри: вот операции твоих наемников. Разве не предполагается, что они должны быть рентабельными? Дендарийский флот может стать для СБ настоящей дойной коровой, если верно им управлять.

— Свою прибыль Барраяр получает в виде политических последствий, — твердо заявил Майлз. — Хотя… если ты и правда это сделаешь, я хочу присутствовать. Поглядеть, что за выражение будет на физиономии Иллиана.

— Будешь хорошо себя вести, разрешу тебе пойти со мною. О, я действительно собираюсь так поступить. Есть долги, которые я никогда не смогу отдать, — он подумал о Филиппи и остальных. — Но во имя этих долгов я намереваюсь заплатить по тем счетам, по каким могу. Хотя будь уверен, все сверх того я оставлю себе. Лет за шесть я смогу эту сумму удвоить и вернуться к тому, с чего начал. Или к большему. Гораздо легче сделать два миллиона из одного миллиона, чем две монеты из одной, если я верно понимаю правила игры. Я научусь и выдержу экзамен.

Майлз уставился на него, не сводя глаз. — Да уж, не сомневаюсь.

— Ты хоть имеешь понятие, в каком я был отчаянии, когда затевал этот налет? И как был перепуган? Я намерен приобрести ценность, которую больше никто не сможет игнорировать, даже если она будет измеряться лишь деньгами. Деньги — такая разновидность власти, которая может быть практически у любого. И не нужно иметь приставки «Фор» перед фамилией. — Он слабо улыбнулся. — Может, какое-то время спустя я заведу собственную квартирку. Как Айвен. В конце концов, смешно станет выглядеть, если я по-прежнему буду жить с родителями, когда мне, скажем, стукнет двадцать восемь.

И, наверное, хватит подкалывать Майлза на сегодня. Майлз продемонстрировал, что он жизнь готов положить за своего брата, однако при этом он явно склонен воспринимать людей вокруг себя как продолжение собственной личности.

Я не придаток к тебе. Я твой брат. Да. И Марк вполне уверенно представлял, что теперь они оба сумеют за этом следить. Он осел в кресле, усталый, но счастливый.

— По-моему, — сообщил Майлз, все еще здорово ошарашенный, — ты первый Форкосиган за пять поколений, получивший прибыль в рискованном предприятии. Добро пожаловать в семью.

Марк кивнул. Какое-то время оба молчали.

— Это не решение вопроса, — вздохнул наконец Марк. Кивком он обозначил все вокруг — и клинику Группы Дюрона, и, косвенно, Единение Джексона в целом. — Такое спасение клонов кусочками. Даже если я сокрушу Васу Луиджи полностью, кто-то другой просто продолжит дело с того места, на котором его бросил Дом Бхарапутра.

— Да, — согласился Майлз. — Настоящее решение должно быть медико-техническим. Должен появиться кто-то с лучшим и более безопасным способом продления жизни. И я верю, что этот кто-то появится. Должно быть, над этой проблемой работает множество людей в сотне разных мест. Техника пересадки мозга слишком рискованна, чтобы выдержать конкуренцию. И скоро, в один прекрасный день, ей придет конец.

— Я… в медицинской и технической области у меня никаких талантов нет, — признался Марк. — А тем временем мясники продолжают свое дело. И я должен подобраться к этой проблеме с другой стороны, пока еще не пришел тот самый прекрасный день. Хоть как-то.

— Но не сегодня, — твердо заявил Майлз.

— Не сегодня. — Марк увидел в окно, как на стоянку опускается пассажирский катер. Нет, это не катер дендарийцев вернулся. Он кивнул: — Это случайно не наш транспорт?

— Надеюсь, что да, — ответил Майлз, подходя к окну и глядя вниз. — Да.

А потом больше времени не было. Воспользовавшись тем, что Майлз отправился проверять катер и видеть его не мог, Марк собрал полдюжины Дюрон, и те помогли вытащить его распухшее, скорченное, наполовину парализованное тело из кресла Лилии и уложить на плавучую платформу. Скрюченные руки неудержимо тряслись, пока Лилия, поджав губы, не сделала ему еще один укол чего-то чудесного. Он был полностью доволен, что его несут в горизонтальном положении. Сломанная ступня была вполне общественно приемлемой причиной его невозможности передвигаться самому. И с демонстративно поднятой на растяжке ногой он выглядел очень даже инвалидом: это поможет уговорить парней из СБ отнести его на койку, когда они прибудут наверх.

Впервые в жизни он ехал домой.