Часть вторая
БАБА-ЯГА НА ИСПЫТАТЕЛЬНОМ СРОКЕ
Список ингредиентов для отвара, которого жаждали душа и тело Илюши, был внушительным. Тут были и кора дуба, и его корни с желудями, и еловая шишка, и ржаной колосок, и свежий гриб, самый большой, какой только отыщется. И все это нужно было сварить в воде из русалочьего озера, собранной непременно в том месте, куда в полнолуние падал лунный свет.
– Вода у нас есть, – успокоил меня кот. – И ржаной колосок я где-то в сундуке видел, надо только поискать. А вот за остальным надо в лес отправляться. Если чего не сыщешь, кликни Лешего, он подскажет. Все, иди. Нет, стой! – Кот метнулся к столу и вернулся, держа в зубах золотой перстень Ива. – Надень-ка. Иван просил тебе передать.
Я покрутила золотой ободок, и перстень мигнул мне рубиновым глазком. Ив носил перстень, не снимая, с того самого дня, когда я впервые его увидела. Похоже, это какая-то семейная реликвия, которая дорога ему как память. И я оценила романтический жест рыцаря.
– Что ж сам-то не передал? – проворчала я, надевая кольцо на палец. Ободок тут же уменьшился до нужного размера. А я и не знала, что кольцо Ива волшебное. Что ж, надеюсь, это какой-нибудь мощный оберег, призванный охранять меня на время отсутствия рыцаря.
– Милые бранятся – только тешатся, – проворчал кот. – А теперь не медли.
Он вручил мне корзинку и выставил за порог. Тихонько напевая песенку Красной Шапочки, я зашагала через полянку к соснам, к той дорожке, которая не так давно увела Ива. Ступила под сень деревьев, сделала несколько шагов и замерла: слова песни застыли на губах, ноги топтались на месте, словно отказываясь идти дальше, а сердце сжалось в недобром предчувствии.
Что-то изменилось. От вчерашнего спокойствия и умиротворенности леса не осталось и следа. Сосны стояли ощетинившись иголками, словно в ожидании битвы с врагом. Вчера иголки стелились под пальцы мягким ворсом, сейчас же, стоило протянуть руку, впились под ногти. Вскрикнув, я отдернула руку, слизнула капельку крови и испуганно посмотрела вперед, туда, куда утром ушел Ив. Не случилось ли с ним чего? Потом малодушно обернулась в сторону залитой солнцем полянки, на которой как ни в чем не бывало стояла избушка, переминаясь с ноги на ногу и подставляя солнышку то один, то другой бревенчатый бок. Захотелось немедленно вернуться туда, где в воздухе не чувствуется разлитой угрозы, плотной, как кисель, где звучат голоса кота и избушки, и нет этой тревожной, леденящей душу тишины.
Я уже попятилась было назад, как представила насмешливый голос кота, вспомнила готового на все Илью, вчера чуть не снесшего избу с ног. Будь он неладен со своим отварчиком! Я быстро оглянулась в поисках необходимых компонентов – тщетно! Избушка стояла окруженная сосновой рощей. Чтобы найти дубы и ели, надо было порядком углубиться в лес.
Решившись, я зашагала по тропинке меж настороженно замерших сосен и, отчаянно бодрясь, во весь голос затянула песенку Красной Шапочки. Однако как я ни храбрилась, с каждым шагом становилось все больше не по себе. Взгляд отмечал безжизненно замершие деревья, опустевшие ветви, на которых не было видно ни птички, ни белки. Лишь где-то вдалеке раскаркалась ворона, да методично стучал по дереву дятел, будто вколачивая гвозди в крышку гроба.
Дорожка вильнула в сторону, и я свернула вслед за ней, нос к носу столкнувшись с каким-то косматым мужиком. Песенка Красной Шапочки закончилась оглушительным воплем, от которого даже дятел оторопел и на мгновение остановил свою работу.
– Прости, не хотел тебя напугать, – прошелестел мужик.
– Леший? – потрясенно воскликнула я, вглядываясь в его серое лицо.
Показалось, что Леший подурнел с нашей вчерашней встречи и словно лишился своего естественного природного лоска. Словно кто-то безжалостно смыл позолоту с кожи, стер малиновый цвет с губ, притушил звезды в глазах. Даже ромашки в волосах завяли и сейчас уныло свисали с растрепавшихся волос.
– Что с тобой? – с беспокойством спросила я.
– Ерунда, – он нарочито бодро махнул рукой. – Дождика давно не было.
– Как давно? – расстроилась я, вспомнив о своем деле. – Мне позарез нужен свежий гриб. Да погоди, – я спохватилась, – я же вчера только видела много грибов!
– Как давно? Дня три как. Для леса это уже срок. – Леший призадумался. – Найдем тебе гриб. Идем.
– Да не стоит волноваться, вон там я вчера видела грибную поляну. До нее рукой подать.
Леший как-то странно посмотрел на меня и с нажимом сказал:
– Идем со мной. Тебе же нужен самый большой гриб, так? А там одна мелочь.
Ничего себе мелочь! Там один гриб был размером с банку пепси! Но я не стала возражать лесному хозяину, решившему проявить гостеприимство, и последовала за ним, гадая, каких же размеров окажется гриб, который он мне пообещал. Надеюсь, он уместится в корзинку! Хотя воображение уже рисовало мне мухомор размером с навес-грибок в детской песочнице.
Леший шел быстро, я едва поспевала за ним, но вид лесного хозяина не давал мне покоя. В походке Лешего не ощущалось молодецкой удали, она была нетвердой и нервозной. Он двигался, как старик, который не желает признаваться в собственной дряхлости и пытается своим поведением доказать, что он еще молод и полон сил. Но нельзя не заметить, что каждый шаг ему дается с трудом и, выдав марафон на глазах у всех, потом, оставшись один, он будет долго стонать и мучиться от боли в спине и ногах.
– Леший, – осмелилась спросить я, – что происходит? В лесу так тихо. Нет птиц и зверей. И деревья… они кажутся злыми.
Леший потрясенно замер, повернулся, неожиданно резко возразил:
– Лес не может быть злым!
– Но лес может быть… больным? – тихо спросила я.
Леший отвернулся и сердито отрубил:
– С лесом все в порядке. А в сосновом бору всегда тихо, зверье любит селиться ближе к реке.
Ощущение неурядиц, постигших лес, меня не покинуло. Но в компании Лешего стало спокойнее, и тишина уже не пугала своим тревожным звоном. Возможно, я все преувеличиваю? Отсутствие дождя и засуха для леса то же, что для человека похмелье. Вот Леший и выглядит, как после большого бодуна, а лес напряженно ждет благодатного ливня каждым листиком, каждой сосновой иголкой. Вчера влажности в почве было еще достаточно, вот иголки и казались мягкими. А сегодня лес выпил остатки влаги, иголки высохли и больно царапнули.
Леший внезапно затормозил, и я натолкнулась на него, почувствовала, как стрелой напряглась его спина. Сердце сковал страх: какое бы чудовище ни перегородило тропу Лешему, я не хочу его видеть! Но чудовище не выдало своего присутствия ни единым звуком, и я осмелилась выглянуть из-за плеча Лешего. Ни души. Ни экзотического циклопа-великана высотой с небоскреб, ни местного Змея Горыныча. Путь был совершенно свободен. Я с тревогой перевела взгляд на Лешего, который замер на месте и застывшим взором смотрел чуть влево, на корявый высохший дуб. Дуб напоминал сгорбленного болезненного старика, стоящего на паперти и с мольбой тянущего руки к равнодушным прохожим. Словно услышав мои мысли, дерево содрогнулось, застонало, заскрежетало, и этот безнадежный скрежет лавиной мурашек прокатился по коже.
– Леший. – Я потрясла провожатого за плечо. – Что с тобой?
Хранитель леса повернулся ко мне, и от его взгляда я дрогнула. В этих потухших глазах не осталось ничего от той хрустальной ясности ручьев и яркой зелени листвы, которыми я любовалась еще вчера. Эти глаза принадлежали безнадежно больному старику, доживающему свои последние дни, мечущемуся в цепких когтях боли и чувствующему жадное дыхание смерти, затаившейся поблизости. С содроганием я поняла, что Леший смотрит на меня глазами старого дуба и всей своей душой переживает его боль.
– Нет-нет, – я в панике затормошила его, – очнись, слышишь!
Никакой реакции. Рука сама метнулась к щеке Лешего. Показалось, не кожи коснулась – впечаталась в шершавую кору до заноз, не звоном отдалась – глухим ударом по дереву. Но пощечина помогла. Взгляд Лешего прояснился, он дрогнул всем телом и сбросил с себя наваждение. Стушевавшись, отвернулся от дуба и быстро зашагал вперед, бросив мне:
– Идем!
– Леший, – отважилась спросить я. – Что это было?
Он даже не обернулся, притворно-равнодушным тоном пояснил.
– В лесу каждый день что-то рождается, что-то умирает. Такова природа.
Вскоре мы вышли на приветливую солнечную полянку, по бокам которой, между корнями деревьев, протянулся целый грибной поселок. Среди белых, красных и рыжих шляпок особо выделялся гриб-богатырь, с превосходством поглядывающий на своих менее рослых собратьев, которые жались к нему со всех сторон, словно в поисках защиты. Я не сдержала восхищения.
– Вот это гриб!
– Он твой, – отозвался Леший.
– Не жалко? – Я неуверенно взглянула на хозяина леса, не осмеливаясь сорвать грибного великана.
– Лес любит делать подарки, – улыбнулся тот. – От него не убудет.
Он наклонился и ловким движением словно подсек гриб невидимым ножом, а потом протянул его мне. Я с почтительностью взяла гриб в руки и с любопытством оглядела идеально ровный срез. Похоже, у Лешего ногти острее кинжалов.
– Что еще тебе нужно? Желуди, корни дуба? Отберем для тебя самые лучшие. – И Леший с энтузиазмом зашагал к едва заметной тропинке, а я, уложив гриб в корзину, поспешила следом.
Вскоре при помощи Лешего я собрала все необходимое для отвара, и мы двинулись в обратный путь. Но и тут не обошлось без заминки: на этот раз нас остановила юркая сорока, спикировавшая на плечо Лешего и что-то бойко затрещавшая. Леший притормозил и с улыбкой склонил голову, вслушиваясь, после чего пересадил птицу на ладонь, что-то благодарно шепнул ей и выпустил ввысь. Черно-белый комочек затерялся в кронах деревьев, а Леший с улыбкой посмотрел на меня:
– Хорошие новости. Твой суженый миновал деревню и разжился добрым конем. Сейчас он уже на полпути к Златограду, завтра будет на месте. А там, надеюсь, и Василиса сыщется.
Леший заметно повеселел, и даже шаг его сделался тверже и быстрее. Зловещий дуб мы обошли какой-то окольной дорожкой и выбрались на уже знакомую мне прямую тропинку до избушки Бабы-яги. Я от души поблагодарила Лешего и решила больше не злоупотреблять его гостеприимством, сказав, что дойду сама. Он не стал возражать и быстро исчез между деревьями, видно, лесного хозяина ждали неотложные дела.
Оставшись одна, я с радостью отметила, что лес больше не кажется пугающим и угрожающим, и бодро зашагала по тропинке. Заметив знакомый ориентир, я свернула на вчерашнюю грибную полянку и лишний раз убедилась в своем топографическом кретинизме. Вот ведь готова была поклясться, что две рябинки у края поляны те самые, а поляна совсем не та. Вчерашняя была полна красивых рыжих лисичек и крупных волнушек, которые были окружены зеленым ковром травы. А на этой и трава вся пожухлая и помятая, словно на ней стадо кабанов резвилось, и из грибов – одни мухоморы, да и тех пять штук. Даже похлебку врагу не сваришь. Я вернулась на знакомую тропинку, и вскоре впереди замаячила избушка, почти успевшая стать мне родной. Я ускорила шаг. Несмотря на то что лес уже не казался таким зловещим, как в начале пути, задерживаться здесь не хотелось.
Кот ждал меня на крыльце.
– Явилась не запылилась! – для острастки проворчал он, бросив одобрительный взгляд на содержимое корзинки, которую я ему предъявила. – Что так долго? Еще выварить толком надо, а время уже к полудню. Того и гляди, Илюшка заявится.
– Избушка же ему сказала, чтобы к вечеру приходил, – возразила я.
– А если ему невтерпеж?
– Ничего, обождет, – отмахнулась я.
– Чай, не помрет до вечера, – зашлась мелким смехом избушка.
Но медлить я не стала, быстро взбежала по ходившим ходуном ступенькам и прошла в горницу. Кот подсказал, где стоит кадушка с водой из русалочьего озера. Видимо, отвар пользовался дикой популярностью среди местного богатырского населения, потому что кадушка была пуста на три четверти.
– Ничего, хватит, – обнадежил меня кот, когда я поделилась с ним своими опасениями. – В самый раз на одну порцию. Теперь достань горшок из-за печи, – распорядился он, придирчиво перебирая добытые мной желуди и кору. – Так, теперь ступку возьми вон в том уголке.
– Это еще зачем?
– Корешки сперва в порошок растереть надобно и только потом в отвар добавить, – научил Варфоломей.
Через полчаса все компоненты были брошены в горшок, а сам горшок отправился в печь.
– Вот и ладненько, – повеселел кот. – Будет Илюхе отварчик. А пока Ягу из тебя делать будем.
Я огляделась в поисках пакета с маскарадными прибамбасами.
– Мне, значит, не доверяешь? – смертельно оскорбился Варфоломей, когда я вывалила на стол парик-мочало, челюсть-экскаватор и перчатку-лапу.
Памятуя о волчьей челюсти, которую он сосватал Василисе, я поспешно засунула в рот гигиенически чистую челюсть, переданную мне магистрами, и, извиняясь, проклацала:
– Прош-ти, Варфи-шек, но та-ко-ва воля на-щаль-штва.
Кот трагически вздохнул и не преминул заметить:
– Волчья-то пасть понадежней будет. Она Василису так изуродо… – Он осекся и воровато отвел глаза.
– Хо-шешь шка-зать, што шей-шас я ижуро-дова-на не беж-надежно? – засмеялась я и чуть не подавилась челюстью. Тут уж мне стало не до смеха, и я вынула челюсть и с задумчивостью повертела ее в руках. – Хочешь сказать, на меня Илюша может клюнуть?
– Ты, главное, его предупреди, чтобы отвар сразу не пил. А то мало ли что приключится! – съязвил кот, сверкнув глазами.
– Не на-до мне таких при-клю-щений, – перепугалась я, поспешно вставляя челюсть обратно. – Пушть у него ш други-ми приклюща-ется.
– Может, все-таки послушаешь мудрого кота? – с надеждой мяукнул Варфоломей. – Может, все-таки старая проверенная волчья пасть?
Я с решимостью замотала головой и выпучила глаза: челюсть у меня во рту перевернулась и встала поперек горла, перекрыв дыхание.
– Что? – перепугался кот, глядя на мои вытаращенные глаза.
«Умру во цвете лет позорной смертью, задохнувшись бутафорской челюстью», – заметались в голове мысли. И так мне стало себя жалко, что я судорожно сглотнула подступившие к горлу рыдания и тем самым вытолкнула челюсть. Описав дугу, та плюхнулась на середину горницы, по инерции пролетела через весь пол и исчезла под лавкой. Откашлявшись, я в раздумьях покосилась на лавку.
– Забудь, – затараторил кот. – Вишь, с ними одни неприятности. Вот пасть волчья, проверенная…
После взгляда на пасть размером с колесо я уже не колебалась и встала с места, полная решимости.
Варфоломей обежал меня спереди и перегородил лавку.
– Дай достану, – шикнула я.
– А может, все-таки… – не унимался кот, с мольбой глядя на меня.
– Не может, – отрубила я. – Не мешай.
Кот не сдвинулся с места, только воровато отвел глаза и тихонько мяукнул.
– Тамммышшш…
– Что? – не поняла я.
– Таммышшш! – надрывно провыл кот.
– Да что ты воешь, – рассердилась я. – Нашел время! Того и гляди, Илья нагрянет и в дверь начнет молотить.
– Тамммышшш! – в отчаянии протрубил Варфоломей.
– Да ну тебя! – разозлилась я и опустилась на колени с твердой решимостью достать челюсть из-под лавки.
– Немнадоу! Тамммышшш! – Кот взъерошил шерсть и не тронулся с места.
– А ну брысь! – шикнула я, сдвинула кота в сторону, запустила руку под лавку и почти сразу же нащупала что-то мягкое.
– Тамммышшш… – отчаянно проскулил Варфоломей.
Надо же, а у мягкого есть ниточка…
– Похоже, я нашла веретено! – пришла к логическому выводу я и с упреком заметила: – Не больно-то хозяйственная твоя Василиса, раз у нее веретено под лавкой пылится.
– Этамммышшш… – в панике прошелестел кот в тот момент, когда я выудила веретено за веревочку на свет и высоко подняла руку, чтобы поближе рассмотреть предмет прядения, о котором я столько слышала из сказок, но никогда не видела.
Очередное «тамммышшш» Варфоломея оборвал мой дикий вопль.
– Мы-ы-ы-ы-шшь! Дохлая! – Я отдернула руку, и мышь печальным трупиком шмякнулась о пол.
– А я-м предум-преждал, – выпалил кот, спасаясь от моих преследований под печью.
Это было последнее, что я видела, прежде чем шлепнуться в обморок.
Пробуждение было тягостным. Я чувствовала, как по моему лицу елозит мышь. То начинает бешено скакать, касаясь мокрыми лапами подбородка, потом лба, потом мочки уха, то скатывается по шее, чуть не падая в ворот сарафана, то вновь запрыгивает на лицо, шмякается на губы и отчаянно барахтается, пытаясь забраться мне в рот. Мерзкая, мокрая, отдающая хмелем мышь. Похоже, что она искупалась в бочке с медовухой! Откуда-то издали доносился встревоженный голос кота. Кот отчаянно пытался согнать мышь, шипя на нее:
– Да что же ты творишь, охальник?
Мышь мужского пола кота не боялась и продолжала бесстыдно плясать на моем лице, покрывая мокрыми липкими следами.
Я застонала и попыталась спихнуть мыша, но тот вдруг увеличился в размерах и накрыл меня, как блин. От омерзения я содрогнулась и попыталась уцепиться за скользкого прохвоста. Мыш неожиданно оказался волосат под стать Варфоломею. Я посильней ухватилась за пучок жестких щетинок и изо всех сил дернула его. Мыш завопил благим матом и наконец-то отклеился от меня.
От этого трубного рева я окончательно открыла глаза и уставилась в нависавший надо мной широко раскрытый рот, со всех сторон окруженный густой бородой. Саму бороду я по-прежнему держала в кулаке, а из разинутой глотки доносились душераздирающие звуки. Дрогнув, я разжала пальцы, освободив неизвестного бородача. Тот захлопнул пасть и сразу же превратился в старого знакомого.
– Илья? – выдохнула я.
– Ладушка моя, – растроганно выдохнул тот, мигом простив мне жестокое обращение с его бородой.
– Я не Лада. – Я качнула головой и поморщилась от пронзившей боли. Ничего себе, хряснулась! Как бы не сотрясение мозга. Может, Илья – это галлюцинация? Горя желанием убедиться в здравии своего разума, я снова цапнула богатыря за бороду и резко рванула вниз. Тот повторил на бис матерный вопль мыша. Кстати, а где он сам, противный?
Я выпустила бороду на волю и попыталась подняться с пола. Только сейчас я заметила Варфоломея, в беспокойстве мечущегося у моего изголовья. Значит, это мне не приснилось. Значит, Илья все-таки в избе? Вот привела его нелегкая. Как же мне теперь выкручиваться без грима? «Буду привычно косить под дочь Бабы-яги», – решила я. Но подняться мне не дали. Мощная длань богатыря пригвоздила меня к полу, а колючая борода стала стремительно надвигаться на лицо.
– Руки! – в возмущении прохрипела я.
– Ладушка, – томно пробасил Илья, – иди ко мне!
– С ума сошел! – вскрикнула я и отвесила нахалу звонкую пощечину. Тот на мгновение завис и туманным взором уставился на меня.
– Он выпил отвар! – в отчаянии проскулил кот у меня над ухом.
– И чего ему еще надо? – удивилась я, пытаясь освободиться. – Не хватило, что ли?
– Ты что, не понимаешь? – провыл кот. – Он. Его. Выпил. Прямо. Здесь. До дна-а!
– Послушай! – возмутилась я, обращаясь к богатырю, все еще пытавшемуся сфокусировать взгляд. – Ко мне-то какие претензии? Если что не подействовало, так я…
Но тут Илья вздрогнул, взглянул на меня осоловевшими от страсти глазами, и я с ужасом поняла: подействовало. Еще как подействовало! И не было никакой мыши. Это же он меня своими губами по лицу, по шее… Фу, какая мерзость!
– Пусти! – завопила я. – Не тронь!
– Ладушка, – зазомбированно улыбнулся он, склоняясь надо мной, – люба моя…
«Все, хана мне», – в панике поняла я. Уж лучше бы я задохнулась от вставной челюсти!
– Спасите! – запищала я, выворачиваясь, как уж. – Варфоломей, сделай что-нибудь!
Илья неожиданно напрягся.
– Варфоломей? – ревниво переспросил он. – Это кто?
– Это муж мой! – выпалила я. – Вот-вот придет!
Известие о муже богатыря смутило, но лишь на долю секунды.
– Я бы от тебя никуда не ушел, – жарко зашептал он и стиснул меня за талию.
– Ау! – завопила я. – Муж! Муж на подходе! Прием!
– Да я его одной левой, – ухмыльнулся богатырь.
– Да он богатырь не чета тебе будет! – Я попыталась воззвать к его инстинкту самосохранения.
– Вестимо, не чета, – самодовольно ухмыльнулся Илья. – Такого богатыря, как я, еще сыскать надо. Сам Чернослав мне не чета! Твоего жениха, чай, не Чернослав зовут?
– Иван его зовут!
– Иван мне и вовсе в подметки не годится! – задрал нос Илья.
– Да он, да он, – выпалила я, – он самого Змея Горыныча одолел!
– Сразимся! – пообещал Илья, глядя на меня осоловевшими от страсти глазами. – Я за тебя, ладушка, из кого угодно дух вытрясу!
– Мама! – в ужасе проскулила я.
Богатырь снова замер, словно его разум боролся с действием отвара, и пообещал:
– Ты не бойся, ладушка, все честь по чести, сватов зашлю, будущую тещу уважу, свадебку справим!
– Я мужняя жена! – напирала я.
– Была мужняя, станешь моя. – Илья был полон решимости.
– Матушка этого не одобрит! – вскрикнула я.
– Строга она у тебя? – помрачнел богатырь.
– Строже на свете нет! – стращала я.
– Кто же она у тебя? Царская ключница? – усмехнулся Илья.
– Баба-яга! – выпалила я, в надежде, что уж это известие отвратит от меня богатыря окончательно и бесповоротно.
– Брешешь! – выдохнул он и как будто разом протрезвел.
Я приободрилась и взглянула на него со всей строгостью.
– А ты погляди, где мы! В избе Бабы-яги!
Богатырь обвел горницу мутным взглядом и удивленно выдохнул:
– Идишь ты!
– А теперь пусти меня, а не то мамка разгневается, – прикрикнула я и рванулась из его рук.
– А где ж она сама? – с подозрением прищурился Илья.
– К Кощею на свидание побежала, – ляпнула я.
Эта новость повергла богатыря в окончательную растерянность. Он позволил мне подняться и в задумчивости почесал макушку. Пользуясь случаем, я скользнула к печи и на всякий случай вооружилась кочергой. Варфоломей жался к моим ногам и воинственно топорщил хвост. Но рано мы праздновали победу. Отварчик я сварила на славу, хоть и с Другим эффектом, нежели планировался. И минуты не прошло, как Илья поднял на меня просветлевший взор и убежденно изрек:
– Раз у твоей матушки с Кощеем любовь, то и нас она благословит.
– Она меня уже благословила. – Я продолжила гнуть свою линию «мужней жены». – И тебе она не обрадуется. А в гневе матушка страшна!
Илья не дрогнул и беззаботно махнул рукой:
– Уж не страшнее царского воеводы. Иди ко мне, ладушка!
– Стоять! – испуганно взвизгнула я, и тут меня осенило. – А как же Злата, невеста твоя?
– Злата? – подивился богатырь.
– Злата, Злата, – закивала я. – Ты же на ней жениться хотел, затем и отвар у Яги просил.
Илья растерянно почесал бороду.
– Хотел, – выдавил он.
– Ну так и иди к ней! – поторопила я.
– …Да не хочу больше! – огорчил меня богатырь. – Мне теперь, ладушка, кроме тебя, никто на свете не мил – что там Злата, даже сама царевна! Пусть хоть царь за нее все царство отдаст – откажусь! – с запалом пообещал он.
– Царевна? – потрясенно замерла я. – Которая?
– Вестимо, Василиса, – ответствовал Илья. – Царь весь в заботах, жениха ей подыскивает. Да на что мне нужна такая супруга, которая в Кощеевом замке три года пропадала?!
Мы с Варфоломеем ошеломленно молчали.
– То ли дело ты, ладушка! – снова двинулся на меня Илья.
Я покрепче ухватилась за кочергу. Богатырь разочарованно крякнул и понурился, остановившись на месте.
– Так царевна нашлась? – хором спросили мы с котом.
– Известно, нашлась, – пробухтел Илья. – Уже который день в тереме живет.
– Да как же это произошло? – всполошился кот.
– Уж не ты ли ее от Кощея отбил? – льстиво спросила я, чтобы выпытать подробности.
Богатырь мигом подобрался, приосанился и охотно поведал:
– И отбивать никому не пришлось. Царевна сама в терем явилась.
– Брешет! – чуть слышно выдохнул коту моих ног. – Не могла Василиса так поступить. Не верю.
– Погоди горевать, – также тихо отозвалась я, – сейчас расспросим.
Я обратилась к Илье:
– И что же царевна? Соскучилась, поди, по дому родному?
– Известно, соскучилась! – крякнул богатырь.
– А про свое житье у Кощея что рассказывает? – закинула удочку я.
– Молчит, – с явным разочарованием доложил богатырь. – Никому и словечком не обмолвилась. Твердит, что ничего не помнит.
Я с тревогой взглянула на кота, тот вытянул голову и таращился на меня с плохо скрываемой паникой.
– Ясное дело, темнит девка, – почесал темечко Илья. – Не хочет в своем позоре признаваться. Да и кто бы на ее месте захотел?
Мы с котом ошарашенно молчали.
– А что, матушка твоя скоро будет? – заторопился Илья и лихо подкрутил ус. – Не терпится с ней насчет свадебки сговориться.
– А ты бы вышел ей навстречу да поискал в лесу, – предложила я, по-прежнему опираясь на кочергу. – Верно, ей помощь нужна: хворосту наломать или котомку тяжелую донести.
– Дело сказываешь! – воодушевился богатырь. – Как увидит она меня в деле, так сразу поймет, что лучше меня ей зятя не сыскать!
– Вот-вот! Поспеши! – поддержала я и с облегчением выставила жениха из избы.
– А поцеловать? – Он задержался на крыльце и с надеждой потянулся ко мне.
– Мне мамка не велит, – теряя терпение, рявкнула я. – Сперва с ней договорись, а потом уже приходи.
Воодушевленный перспективой, Илья взгромоздился на своего хлипкого конька и унесся вперед к подвигам.
– Надо Лешего попросить, чтобы он его от избы подальше увел, – сказала я, всей душой сочувствуя коню богатыря.
Кот, застывший на крыльце изваянием скорби, даже не мяукнул.
– Варфоломей, – позвала я, – не переживай раньше времени. Нашел кого слушать! Дождемся вестей от Ива, а там уже посмотрим.
Кот поднял на меня взгляд, полный тоски, и с надрывом произнес:
– Ты сама слышала. Она в тереме, и царь ищет ей жениха.
– И что с того? Она случайно раскрыла себя, теперь ее насильно удерживают в царских палатах, – вдохновенно плела я. – Царь и раньше ей жениха искал, только Василиса не больно-то рада была, если из терема сбежала.
– В том-то и беда, – горестно вздохнул кот. – Что ей мешает сделать это сейчас?
На этот вопрос у меня ответа не было. Можно запереть в горнице царевну. Но какая сила может удержать волшебницу, такую, как Василиса?
– Может, ее околдовали? – нерешительно предположила я.
– Мне сразу стало легче, – с укором произнес кот. – Ты хоть представляешь, какую силу нужно иметь, чтобы Василису околдовать? Страшно себе даже представить.
– На каждый лом есть свой прием, – неуверенно сказала я.
– Боюсь, что такой лом может играючи разнести все Лукоморье, – хмуро заметил кот. – И уж не тебе с ним тягаться, – добавил он, намекая на мои нелады с магией.
– Это мы еще посмотрим, – насупилась я.
– Надеюсь, до этого не дойдет, – озабоченно отозвался Варфоломей и спустился с крыльца.
– Ты куда?
Кот обернулся:
– Сама же сказала, надо попросить Лешего увести женишка подальше. Или уже передумала?
– Ну как тебе не стыдно! – вспыхнула я.
Кот вернулся быстро, бодро держа хвост трубой. Доложил:
– Порядок, Леший обещал посодействовать. Вот только…
– Что? – заволновалась я.
– Тебе не показалось, что с лесом что-то не то?
Я пожала плечами.
– Леший говорит – засуха.
– Засуха, – задумчиво повторил кот. – Ну да, конечно…
– Может, теперь расскажешь, что тут произошло, пока я валялась в обмороке? – спросила я и сердито передразнила его: – Тамммышшш! Не мог толком предупредить?
– Я и предупреждал, – вспыхнул Варфоломей. – Сама виновата, что глухая и глупая уродилась.
– Еще скажи, что я сама эту мышь туда заныкала! – перевела стрелки я.
– Я ее не заныкал, – с достоинством ответил кот. – Я ее припрятал.
– Надо было зарыть для верности, – ядовито посоветовала я.
Варфоломей надулся. Я, поняв, что хватила лишку, уже миролюбиво сказала:
– Так что тут произошло, пока я пребывала в отключке?
– Да, макушкой ты знатно хряснулась, – вредно сощурил глаза он.
– А дальше что? – поторопила я.
– А дальше я стал вокруг тебя суетиться, в чувство приводить… – Кот как-то подозрительно осекся.
– Так, с этого момента поподробнее! – насторожилась я.
– Ну хвостом нос пощекотал, – смутился он. – Думал, ты прикидываешься.
– Надеюсь, он у тебя чистый, – хмуро сказала я.
– А как же, – донесся голос избушки из печи, – всю пыль из-за печки собрал!
– Еще что? – строго спросила я у Варфоломея.
– Ну в бок тебя толкал, – нехотя перечислил он, – когтями за руку подцепил…
Я взглянула на руки, так и есть: вон на правой руке, чуть выше пальца, на котором надето кольцо Ива, три бисеринки крови застыли.
– Ты бы меня еще водой полил! – укорила я.
– Я хотел! – встрепенулся кот. – Только не успел, Илья заявился, стал в дверь колошматить.
– Изверг! – обиженно прокудахтала избушка. – Никакого почтения!
– Надеюсь, все бревнышки целы? – посочувствовала я.
– Ничего, – ободрилась избушка. – И не против таких выстаивала! Задержала его маленько, пока Варфоломеюшка по горнице метался, не зная, что делать.
– Я всегда знаю, что делать, – с достоинством возразил кот.
– И что же ты предпринял? – полюбопытствовала я. – Итог предприятия я уже прочувствовала на себе. Интересно, как все начиналось.
Кот обиженно вздыбил шерсть и проворчал:
– Ясное дело, в избу его пускать нельзя было. Вот я и решил отвар из котла слить да отдать ему на крылечке. Сама понимаешь, с котлом мне тягаться тяжело, а уж во флягу перелить – и думать нечего. Схватил кружку, зачерпнул отвара доверху и вынес гостю.
– Не вынес, а выкатил, – поправила избушка. – Через всю избу толкал. А я тебе помогала – где порожек уберу, где бревнышко подставлю, чтобы капельке не пролиться.
– Дальше что было? – поторопила я.
– Дальше, – кот вздохнул, – только я на крыльце появился да сказал, что в кружке отвар, как Илья кружку схватил и в один миг осушил. Обычно-то Василиса отвар во фляжку сливает да предупреждает, что лучше его выпить в ночь на новолуние, когда молодой месяц нарождается. А я даже и предупредить не успел. Илья, как кружку опорожнил, весь разрумянился и вскрикнул: «Ай да отвар! Хочу отблагодарить Ягу лично». Я только мяукнуть успел: «Больна старушка, прости, мил человек, не принимает». А ему хоть бы что. Перешагнул через меня, дверь из петель чуть с корнем не выдрал…
– Это я оборону держала! – с гордостью вставила избушка.
– …и в сенцы влетел, – продолжил Варфоломей. – Я следом, надеясь, что ты уже оклемалась и за печью схоронилась. Но ты как мертвая царевна посередь горницы лежишь. Илья, как тебя увидал, застыл на пороге, а потом как кинется к тебе, да плашмя на пол упал.
– Это я ему порожек подставила, – признала свою вину избушка.
– А как упал, так и не вставал, – рассказывал кот. – Сперва тебя за руку держал и все ладушкой звал. Тут-то я и засомневался, все ли в порядке с отваром.
– А чего сомневаться? – возразила я. – Сам же говоришь, Василиса говорила фляжку дома выпивать. Значит, знала о побочном приворотном эффекте и не рисковала.
– Василиса-то, в отличие от тебя, гостям в личине Бабы-яги являлась, – заметил кот. – Неужто думаешь, что на Ягу кто польстился бы?
– Это зависит только от качества отвара, – хмыкнула я. – Если сварен на славу, то и на Кощея бы польстились.
– Этот отвар – не приворотный, – возмущенно зашипел кот. – И такого результата давать не должен! Только Илья себя повел точь-в-точь как под действием приворота. Начал с рук, потом в ланиты стал лобзать, а там в уста осмелился.
Я запунцовела, вспомнив мокрую мышь, елозившую по всему лицу.
– Да как ты мог такое допустить! – набросилась я на кота.
– Я отбивал тебя как мог, – оскорбленно возразил он. – Избушка, подтверди!
Та согласно кудахтнула.
– Но что я против богатыря? – расстроенно нахохлился Варфоломей. – Он все твердил, что ты мертвая царевна и оживить тебя можно только поцелуем.
– И ведь впрямь оживил, – хохотнула избушка.
– А дальше ты сама знаешь, – заметил кот. – Осталось выяснить последнюю загадку.
Он прыгнул на стол, заглянул в котел, слегка наклонил его. Судя по плеску, на донышке что-то осталось.
– Так и есть! – ворчливо воскликнул Варфоломей и напустился на меня. – Кому было сказано, хорошенько вымыть котел?!
– Я мыла, – стушевалась я.
– Да?! – взъерепенился кот. – А это что?!
Он поскреб лапой внутри котла и выудил маленький листик. Покраснев, я вспомнила, что листочек намертво прилип ко дну, и я решила не ломать об него ногти.
– Это что?! – рассерженно повторил кот.
– Листик? – смущенно предположила я.
– Листик! – Кот сокрушенно вздохнул. – Ты хоть знаешь какой?
Я честно покачала головой.
– Это листик вечнолюбки, – просветил меня Варфоломей. – Сильнейшей и редчайшей травы, которая используется для приворотных зелий.
– Я ее туда не бросала, – оправдывалась я. – Она уже там была.
Кот сердито сощурил глаза.
– Уж не хочешь ли ты сказать, что Василиса варила приворотное зелье? Да будет тебе известно, что она всегда осуждала привороты, – вспыльчиво заговорил он. – Да, она знала рецепт отвара от Яги, но никогда при мне не использовала. И на все просьбы девиц о приворотном зелье отвечала отказом. Василиса не могла…
– Варила, – перебила его избушка. – Кажется, как раз последним перед отъездом.
Кот страшно удивился.
– Да зачем ей это? И почему я не знал?!
– А ты зачем-то в деревню умчался, – припомнила избушка. – Только ты за порог, Василиса за котел взялась.
– Что ж ты мне ничего не сказала? – укорил он.
– У девиц свои секреты, – с достоинством ответствовала избушка.
– Поэтому ты и сдала Василису при первой возможности, – ехидно заметил кот.
Избушка смущенно проскрипела половицами и замолчала.
– И кому она отдала отвар? – продолжил допытываться он.
– Знать не знаю, ведать не ведаю, – с огорчением призналась избушка. Видимо, ее этот вопрос волновал не меньше кота. – Видела только, как она слила его во фляжку, а потом в лес пошла. Вернулась вскорости, но уже с пустыми руками.
– В лес пошла? – совсем растерялся Варфоломей. – С кем же она там встречалась?
– Не знаю, – огорченно ответила избушка. – Только из лесу она выскочила стремглав и все оглядывалась, до самого крылечка.
– Вот те на! – озадаченно протянул кот и с неодобрением заметил: – Как же она бежала? Забыла, что ли, что Ягой прикидывается?!
Избушка тревожно охнула, заскрипела ставенками.
– Что? – насторожился кот.
– Василиса Ягой не рядилась, – тихо сказала избушка. – Она в своем была.
На кота было больно смотреть: он как-то весь съежился, усы опали, хвост повис, глаза потускнели. «Неужели Василиса готовила отвар для себя? Что, если она в кого-то влюбилась и сбежала из избушки, чтобы быть с любимым?» – крутилось у меня в голове, но озвучить свои вопросы я не решилась, чтобы окончательно не добить Варфоломея. Чтобы как-то разрядить обстановку, громко возмутилась:
– Ну и неряха ваша Василиса, даже котел не помыла! А мне потом страдай!
– А я тебе говорил, что котел нужно вымыть хорошенько! – вызверился на меня кот.
– И ничего хозяйка не неряха, – вступилась за Василису избушка. – Просто она не успела – Варфоломеюшка за ней следом пришел. Вот она котел-то немытым и спрятала, а потом забыла про него, засуетилась со сборами.
– А к ночи Василиса и ушла… – задумчиво протянул кот. – А Илья сказывает, что она замуж собралась.
– Глупости это! – встревоженно закудахтала избушка. – Не могла нас Василиса так обмануть.
– Мало ли кому она отвар передала! – поддержала ее я. Ибо такой поворот событий, как влюбленность Василисы опоенный приворотным зельем возлюбленный, полцарства в качестве приданого, пир на весь мир и долгая семейная жизнь царевны рядом с супругом, меня совершенно не устраивал. – Погодите горевать, дождемся вестей от Ива.
Кот посмотрел на меня долгим пристальным взглядом и вдруг сорвался с места. Я выбежала за ним, но Варфоломея уже и след простыл.
– В лес убег, – проскрипела избушка.
– Наверное, хочет узнать у Лешего, с кем в тот день встречалась Василиса! – догадалась я.
Кот вернулся быстро, на мой вопрос удрученно ответил:
– Не видал ее Леший. Какими-то своими делами был увлечен в другой части леса.
– А у деревьев спросить?
– А толку? – Он вздохнул. – У деревьев память короткая. Это по горячим следам можно у них, что желаешь, расспросить. Леший обещал у птиц да зверей разузнать. Авось что и прояснится.
– А что там Илья? – с опаской поинтересовалась я.
– Не беспокойся, – ухмыльнулся Варфоломей. – Леший сказывал, что уже к дальней деревеньке его вывел. Авось его там незамужние девки приголубят так, что дорогу сюда забудет.
– Хорошо бы! – с надеждой сказала я. – А от Ива какие вести?
– Едет твой суженый прямиком к Златограду, конь ему попался добрый, так что завтра уже в городе будет. Ты давай тоже не рассиживайся, – поторопил меня он, – а поезжай по чародейкам, как договаривались.
– А Илюша? – встревожилась я. – Вдруг в пути встречу?
– Что ж я, по-твоему, дурак? – с укоризной молвил кот. – Чай, предупредил Лешего, в какую сторону гостя незваного выпроводить. Он сейчас далече от тех мест будет.
– Слушай, – вспомнила я, – а Чернослав что же, тоже богатырь?
– Еще какой. Что ни день, то новый подвиг. Где чудо-юдо поганое обезглавит, где дитятку из горящей избы спасет. Ты думаешь, почему его Илья вспомнил? Это ж его первый соперник за славу.
– Значит, парень привык везде быть первым, – понимающе хмыкнула я, – и в жены ему царевну подавай. А Василисе такой муж, который целыми днями подвиги на свою голову ищет, понятное дело, не нужен.
– Ты лясы-то заканчивай точить, – поторопил меня кот. – В путь-дорогу собирайся.
– А как я попаду, куда надо? – обеспокоилась я. – Как дорогу найду? Вдруг в пути кто пристанет?
– Что ж с тобой делать? – вздохнул кот. – Придется проследить, чтоб никто не пристал.
– Как? – встрепенулась избушка. – Меня одну оставляете?
– А ты двери-то запри и не пускай кого ни попадя, – посоветовал Варфоломей. И, подумав, добавил: – А если Лутоня явится, то сразу с крыльца спускай да ускорения своим футбольным ударом прибавь.
– Боюсь, это его не остановит, – насмешливо чирикнула избушка. – Надежнее сделать ноги.
– Гляди у меня, попрыгунья! – погрозил кот. – Умчишься к Горынычевой горе, как тебя искать будем?
– Что ты в самом деле, – стушевалась избушка, – всего-то и было один разок!
– Натерпелась, бедная, – посочувствовала я. – Кто же тебя так напугал?
– Яга с Варфоломеюшкой отлучились, а я задремала, – поделилась избушка. – А Соловей, разбойник окаянный, Как подкрадется, как засвистит под боком. Ну я и сиганула… Опомнилась, уже когда на другом конце Лукоморья была.
– Хорошо еще, Горыныч тебя заприметил и слетал за Нами, – проворчал кот. – А то мы с Ягусей уже к Лешему на ночлег хотели проситься. Леший вошел в наше положение, хоть и серчал страшно. Избушка-то, когда по лесу неслась, Только деревьев на дрова поломала, сколько кустарников на хворост извела – не счесть. Не говоря уж о цветах с грибами.
Избушка виновато молчала.
– И как же вы потом? – заинтересовалась я.
– Как-как! – Кот дернул хвостом. – У Горыныча в гостях заночевали, а наутро погнали избушку домой. Ужо она нас растрясла, пока на место добралась!
– Зато хоть белый свет повидали, – чирикнула в свое оправдание избушка.
– Молчи уж, курица, – добродушно шикнул Варфоломей. – Али тебе напомнить, как по пути нас простой люд осаждал? Как же, диво дивное, чудо чудное – Баба-яга на выезде! Спешите видеть, торопитесь посетить! Насилу оторвались.
– Ну так оторвались же, – несмело прокудахтала избушка. – Меня еще ноги не подводили.
– Ноги-то у тебя безотказные, – признал Варфоломей. – А вот с мозгами беда. Поэтому мы тебя с собой и не берем, – заключил он и поторопил меня. – Ты почему еще не готова?
– А что нужно? – растерялась я.
Кот в раздражении закатил глаза.
– Ты что же, в таком виде собралась в село идти?
– А что, – с опаской поинтересовалась я, – мне Ягой надо переодеваться? Ты же сам сказал, что я туда пойду под видом девицы.
– Сказал, – качнул головой кот. – Так, чай, девицы в таком виде не ходят!
Я оглядела свой сарафан, похоже, чересчур современный по лукоморским меркам.
– И во что же мне переодеваться?
– Пошли, бесприданница, – проворчал кот и повел меня в горницу, к большому сундуку. – Откидывай и смотри!
Я не без труда подняла тяжелую крышку и с азартом шопоголика принялась перерывать домотканую одежду. Но вскоре вынуждена была признать: одежда Василисы мне велика, хотя кот и сокрушался, что за время жизни в избушке царевна убавилась в теле.
Кот перебежал к другому сундуку.
– Здесь погляди.
Внутри в беспорядке лежали рубахи, штаны и мужская одежда. Похоже, это тут Ив подбирал себе одежду утром. Кот подтвердил мои догадки.
– Это сменная одежда для гостей. Посмотри, на дне должно быть что-то женское.
На дне сундука я раскопала приятную на ощупь белую сорочку и прикинула себе по росту. В самый раз, всего-то чуть повыше щиколоток. Нашелся и верхний сарафан – из красной плотной ткани с незатейливой вышивкой по краю подола. Вся одежда была на тоненькую и невысокую фигуру – в самый раз для меня.
Варфоломей тактично удалился на крыльцо, предоставив мне возможность переодеться. Я без труда влезла в сорочку, а вот с сарафаном пришлось попотеть. Шили его явно на плоскую персону, без учета верхних «девяноста». И если вторые «девяносто» вполне вольготно чувствовали себя в расширяющейся книзу юбке, то первым явно не хватало места. Изрядно провозившись, я изловчилась натянуть сарафан, но дышать уже в нем не могла. Оглянувшись по сторонам, пока никто не видит, схватила ножик и сделала надрезы по бокам под рукавами. Так-то лучше! За неимением зеркала, оглядела себя в обновке снизу вверх. Не прет-а-порте, конечно, но для сельской местности сойдет! Будь моя воля, я бы еще и подол укоротила до мини. Но, боюсь, местные меня не поймут, а Варфоломей выцарапает глаза за порчу имущества. Интересно, на кого ж это шили-то?
Вернулся с крыльца кот, скользнул по мне оценивающим взглядом, хмыкнул:
– Вот и сгодилась твоя худоба. Вполне сойдешь за бедную сиротку.
– Почему это за бедную? – возмутилась я. – По-моему, очень даже ничего.
Кот многозначительно промолчал.
– Погоди, – заподозрила я, – уж не хочешь ли ты сказать, что это Яга шила для девочек-подростков? Тех самых гонимых падчериц, вроде Хаврошечки и Настеньки, которых отводили в лес и бросали на погибель?
Это объясняет и отсутствие объема в груди, и маленький размер одежды.
– Премудрость твоя не знает краев. – Кот насмешливо склонил голову, подтверждая мою гипотезу. – Только девочек голодом морили, а ты сама себя до такой хворобы довела.
– И ничего это не хвороба! – горячо запротестовала я. – В моем мире все такие. А кто потолще, те сутками с тренажеров не слезают и годами на диетах сидят, лишь бы сбросить лишний вес.
– Страшный мир, – совершенно искренне посочувствовал кот. – В бабьем-то теле – самая краса! А в тебе одни кожа да кости.
– Варфоломей! – возмутилась я.
– Впрочем, для бедной сиротки в самую пору, – смилостивился он и с неодобрением уставился на мои босоножки. – Лапти по размеру подбери в сундуке.
Я послушно выудила со дна пару поменьше.
– Что, и лапти Яга плела? – с уважением спросила я, примеряя русские народные тапки. С размером с первого раза не угадала, но на третий удалось выбрать более-менее подходящую пару.
– А как же, – с теплотой отозвался кот. – Баба-яга на все руки мастер была. – Ленточку еще возьми, – посоветовал он, кивнув на сундук. – Косу заплети, как честная девица.
Я выудила из тряпья алую ленточку в тон сарафану и продолжила перерывать шмотье.
– Ты чего копаешься? – окликнул Варфоломей.
– Вторую ищу. Я две заплету, мне так больше идет.
Кот неодобрительно зашипел.
– Две косы только замужние плетут, а девицам одна коса полагается.
– Спасибо за консультацию, – вздохнула я, закрывая крышку сундука. – Что ж, придется уважать ваши традиции.
Кот подсказал, как правильно заплести косу, как завязать ленточку, после чего обошел вокруг меня с видом инспектора, принимающего техосмотр.
– Порядок, – вынес он вердикт. – Подол, правда, коротковат, но для сиротки сойдет. Подумают, что мачеха тебе нового платья жалеет. Вот и ходишь в том, из которого уже выросла. Опять же голодом тебя морит…
– Варфоломей!!!
– А что я? – искренне поразился кот. – Сама себя до измождения довела.
– Ты мне лучше скажи, разве мне выгодно бедной сироткой притворяться? – спросила я.
Признаться, я рассчитывала посетить чародеек под видом купеческой дочки и расположить к себе солидным статусом и звонкой монетой. Слова кота разрушили мои надежды, и я сомневалась, что сиротке удастся втереться в доверие к местным ворожейкам и выпытать их секреты.
– Еще как! – убежденно кивнул Варфоломей. – Забава – сама сирота, от злой мачехи натерпелась, так что тебя примет со всей душой. Да и другие завсегда примут, накормят. А за сытным обедом и разговор по душам сложится.
– Ладно, – успокоилась я. Тем более что быть бедной сироткой мне уже не привыкать. Леший свидетель! – Лаптей-то мне хватит? – с опаской спросила я, вспомнив, что Мне предстоит пеший тур через Лукоморье, о масштабах которого я не имела ни малейшего представления. – Или пару-тройку пар на смену брать?
Кот насмешливо встопорщил усы.
– Железную клюку и каменную просвиру не забудь.
– Это зачем? – с испугом выдавила я.
– Клюку – стереть, просвиру – изглодать, – все тем же тоном просветил Варфоломей.
– Может, ты мне скатерку дашь? – взмолилась я.
Ломать зубы о какую-то просвиру в мои планы не входило. Это, может, местные Василисы да Марьи, отправляясь за пропавшим суженым, зубов не жалеют, а мне своих жалко. Выращивать зубы магией я пока не научилась, а московские стоматологи за свою зубоврачебную магию сдерут будь здоров!
– Ты что, жрать идешь? – нагрубил в ответ кот. – Забыла уже, за чем в путь-дорогу отправляешься?
– Я привыкла путешествовать с комфортом, – надулась я. – Поездом или самолетом, с завтраками и обедами на борту.
– Ври, да не завирайся, – сердито оборвал меня Варфоломей. – Где это видано, чтобы ковер-самолет одновременно и скатертью-самобранкой был!
– Так есть все-таки ковер-самолет! – обрадовалась я и с надеждой уставилась на него.
– Ковра не дам, – разочаровал меня кот. – Его Иван-царевич еще не вернул.
– И не дождешься, – усмехнулась я. – Такая корова нужна самому.
– Нечего на добрых людей напраслину возводить! – осудил меня кот. – Мало ли, какие на то причины. Полвека еще не срок.
– А, ну конечно, – покивала головой я, почти восхищаясь пройдохой-царевичем.
– На ступе полетим, – с торжеством в голосе объявил Варфоломей, нагнав на меня паники.
Водитель из меня был еще тот! С машинками на аттракционах в парке развлечений я управлялась с трудом, на двухколесном велосипеде ездить так и не научилась, за руль машины меня вообще заманить было невозможно.
– Ты поведешь? – с надеждой спросила я у Варфоломея.
Кот посмотрел на меня снизу вверх, с высоты своего роста, и насмешливо сощурился.
– Боюсь метлу из лап выронить. Так что придется положиться на твои руки-крюки.
– Я бы на твоем месте побоялась, – честно предупредила я.
– Мы можем пойти пешком, – спокойно ответил кот. – Здесь недалеко, всего-то день пути до Чаруево.
– Целый день? – ужаснулась я и позволила себе усомниться. – А ты сказал, что Илюша уже успел до деревни добраться. При том, что она еще дальше находится.
– У Илюши – Конек-Горбунок, – насмешливо просветил кот. – Он куда хочешь вмиг домчит. Еще вопросы?
– Так вот ты какой, Конек-Горбунок, – завороженно пробормотала я, вспомнив тщедушного рыжего коняшку. – А я думала, на нем Иван-дурак ездит.
– Ездил раньше один дурак, – усмехнулся кот. – Но на то он и дурак, что теперь пешком ходит. А Илья на волшебном коне Лукоморье бороздит. Ну что, пошли?
– Нет уж! – Я поежилась, вспомнив зловещую атмосферу леса. Еще неизвестно, что хуже: с ветерком прокатиться на ступе или весь день топать между напряженно застывшими деревьями. – Полетели!
Кот довольно кивнул и провел меня в сени, махнув хвостом на темный угол.
– Вон она.
Немудрено, что я не заметила ступу Бабы-яги раньше. Судя по оплетшей угол паутине, ступа уже многие годы не использовалась по назначению, а служила неприкосновенной резиденцией окрестным паукам, которые вели натуральное хозяйство, собирая в сети неосмотрительных мух.
– Василиса на ней никогда не летала? – с опаской заикнулась я.
– Василисе летать было некуда, – ободряюще произнес кот. – Ей и так от гостей проходу не было. В избе дел невпроворот.
Хорошо еще, сейчас избушку Яги не осаждают толпы страждущих. Можно сказать, сплетни о кровожадности Бабы-яги мне даже на руку сыграли. А то бы пришлось рядиться старухой и привечать всяких царевичей, лутонюшек и терешечек. Готовить, мыть, стирать, убирать. Не изба, а отель пять звезд!
Углядев в другом углу метлу, я вооружилась ею и стряхнула со ступы кружева паутины. По полу брызнули потревоженные пауки, я с визгом отпрыгнула в сторону. Кот осуждающе проворчал:
– Если ты пауков боишься, то при виде медведя, поди на месте помрешь от страха.
– Я только пауков боюсь до дрожи, – возразила я. – А медведя я видела, как тебя сейчас.
В памяти всплыла оскаленная медвежья морда, смрад из желтозубой пасти, острые когти, раздирающие мышцы, и невыносимая боль, от которой темнеет в глазах… Медведь-людоед, встретившийся мне в вессалийском лесу, нанес мне смертельную рану, но прежде, чем потерять сознание, усилием воли я превратила его в безобидного плюшевого мишку. До этого случая я не верила, что могу творить чудеса, но перед лицом смертельной опасности магия пробудилась. Вот только, если бы не Ив, я бы все равно не выжила. Рана от медвежьих лап была слишком серьезной. Такой серьезной, что даже Ив не смог ее залечить, смог только взять на себя. Я очнулась в порванной рубахе, пропитанной кровью, но на месте раны не было ни царапины. А рядом лежал Ив, умирая от раны, нанесенной мне медведем. Его одежда была цела, но плечо и рука были изодраны в клочья. Я не вспомню всего, что я бормотала над его телом, пытаясь исцелить, залечить, воскресить. Все было словно в тумане, я не могла представить жизни без него и сочиняла будущее, в котором мы будем вместе, в надежде, что настоящее сжалится и не отпустит Ива, не даст ему стать прошлым. И магия, проснувшаяся во мне, оказалась сильней, чем можно было мечтать. Она залатала раны рыцаря, окончательно убедив меня в собственных силах.
Варфоломей этого не знал. На его глазах я не совершила ни одного мало-мальского чуда. Поэтому кот лишь насмешливо сощурился, глядя на меня снизу вверх:
– И что, ноги спасли?
Я покачала головой:
– Чудо!
Уточнять кот не стал. Прыгнул в ступу, разогнав затаившихся там пауков, и, выбравшись обратно, с чувством выполненного долга доложил:
– Чисто!
Я с сомнением посмотрела на ступу. И что с ней делать? Забираться внутрь, разгоняться и вылетать в открытую дверь?
– Давай ее во двор, – разрешил мои сомнения Варфоломей.
Еще раз внимательно оглядев ступу на предмет пауков, я все-таки решилась обхватить ее и попробовала приподнять. Да, богатырши из меня не вышло. Чуть оторвав ступу от пола, я с грохотом обрушила ее обратно, едва не отдавив хвост суетившемуся под ногами коту.
– Кто ж так делает? – сокрушенно воскликнул он.
Я виновато отвела глаза и, поморщившись, выдернула из ладони впившуюся щепку. Надо было Ива напрячь перед отъездом. Не девичье это дело – ступы тягать!
– Метелку-то в руки возьми, – прикрикнул кот. – Да в бок легонько подтолкни и вели: «Сама пошла!»
– Разыгрываешь? – Я с обидой взглянула на него.
– Слушай меня – не пропадешь! – Варфоломей был сама серьезность.
Я взяла метлу, несмело тронула ступу, пробормотала волшебные слова. Ступа отозвалась душераздирающим скрежетом и качнулась из стороны в сторону, словно разминаясь после долгого простоя. После чего легко заскользила по полу, перепрыгнула порожек и устремилась на крыльцо.
– Встань посередь двора! – прикрикнул кот, припуская следом.
Ступа стояла во дворе и, наклонившись к крыльцу, приглашала взобраться на борт. Кот потерся о порог.
– Ну избушка, прощай. Веди себя хорошо, не скучай, гостей не пускай, скоро вернемся!
И, сбежав по ступеням, он запрыгнул в ступу, наклонившуюся почти горизонтально к крыльцу, и обернулся ко мне.
– Ну чего ты там? Не боись, полетели. Я Иву обещал, что с твоей головы волос не упадет. Я за тебя в ответе и рисковать тобой не буду.
Я невольно подалась вперед.
– Ив взял с тебя такое обещание? Он за меня волновался?
– А то как же? – искренне удивился кот. – Чай, ты ему не чужая. Хотя, – помолчав, осуждающе добавил он, – ты, его как чужого проводила. Так что, летим? Метелку только не забудь.
Я схватила метлу и сбежала с крыльца, запрыгнув в наклонившуюся ступу и потеснив вжавшегося Варфоломея. Помахав рукой избушке, оттолкнулась от земли метлой и, как научил кот, прокричала название села, куда лежал наш путь.
– Да потише, – прибавила я от себя.
Ступа медленно оторвалась от земли… и пробкой шампанского выстрелила в облака.
На таких лихих аттракционах даже в Луна-парке не катают! Я визжала, кот, вздыбив шерсть, жался к моим ногам. Как только метлу не выронила – сама себе поражаюсь. Полет напоминал показательные выступления по воздухоплаванию. Ступа сперва бороздила небо зигзагами, подобно мячику для пинг-понга, потом, дав нам отдышаться, плавно заскользила по волнистой линии, словно была лыжником в Куршевеле.
– Варфоломей, – окликнула я кота, – а что это за Чаруево такое? Там что, одни волшебники живут?
А что, есть же в Америке городок, где живут одни пенсионеры. А в скольких городах есть китайские, индийские районы! Почему бы в Лукоморье не найтись деревушке, сплошь заселенной волшебниками? Наверное, там по улицам самодвижущиеся телеги ездят, дрова из леса уже нарубленными прикатываются, и, стоит только подойти к колодцу, ведра уже полными выскакивают. А еще там круглый год лето и солнце, даже в январе, когда все Лукоморье снегом занесено.
– Скажешь тоже, – охладил мои фантазии кот. – На все село одна Забава из чаровников и сыщется.
– Село в честь нее назвали? – с уважением спросила я. А Забава-то не так проста, как Варфоломей описывает.
– Велика честь! – фыркнул кот и пустился в объяснения: – На месте села раньше лес был, в лесной избушке кудесница жила, Агафья. Народ прознал о ее чудесах и повалил в избу. Скоро просителей стало так много, что изба их уже не вмещала, народ стал за забором на ночлег устраиваться. Постепенно лес повырубили, избушек вокруг дома Агафьи настроили, появилась деревня – Чаруево. Волшебницы на свете уже нет давно, а деревенька со временем в целое село разрослась.
– А Забава к этой Агафье отношение имеет? – поинтересовалась я, гадая, уж не дальняя внучка ли она волшебнице. Вот уж некстати это было бы! Поди, от знаменитой прабабки передался ей какой-нибудь сильный артефакт и, в случае чего, с Забавой так просто не сладишь.
– Никакого, – успокоил меня Варфоломей.
– Это тебе тоже кошечки твои рассказали? – с улыбкой уточнила я.
Кот самодовольно встопорщил усы.
– А то кто же!
– Наверное, волнуешься?
– Почему? – не понял он.
– Давно ведь в селе не был?
– Да уж года три как.
– С тех пор, поди, уже не только сыновья с дочками, но и внуки твои народились, – объяснила я.
Варфоломей встревоженно вздыбил шерсть и надолго погрузился в молчание, видимо, подсчитывал, сколько деток успели народить ему случайные подружки, и сколько внучат за три года могли настрогать эти детки.
Да и для Забавы три года даром не прошли. Вдруг она за это время успела существенно продвинуться в своих магических опытах и теперь может составить достойную конкуренцию Василисе? О себе, в силу временной волшебной нетрудоспособности, молчу.
Не успели мы с котом вздохнуть с облегчением и насладиться полетом, как ненормальная ступа понеслась стрелой над самой кромкой леса. Наверное, если смотреть с земли, зрелище было впечатляющим, но, находясь в «кабине пилота», я не чаяла сойти на землю.
– Она всегда так лихачит? – вопила я, стараясь перекричать ветер.
– Это она кочевряжится, хозяйку в тебе не признает, проверяет, – орал в ответ кот. – У Яги летала тише воды ниже травы, каждому движению метелки повиновалась.
– Как же мне с ней сладить? – выла я, уворачиваясь от летящего прямо по курсу голубя.
– Не знаа-ю, – мяучил кот. – Но сделай же что-нибудь!
Ступа, чувствуя безнаказанность, стала стремительно набирать высоту. Зеленое море леса на глазах сужалось в квадратик, со всех сторон зажатый игрушечными полями и деревеньками с домами размером со спичечные коробки.
– А ну тихо! – взревела я, вдарив метлой по боку ступы. – На дрова пущу!
Ступа зависла в воздухе. Мы с котом настороженно переглянулись.
– Получило… – обрадованно начал Варфоломей, но тут ступа камнем рухнула вниз. – О-о-о! – заголосил он. – Штошшштытворишшшь!!!
Посадка была жесткой. Ступа вывалила нас на пригорке, у подножия которого расстилалось село, и штопором ввинтилась в облака.
– Хорошо хоть до места доставила, – проворчал кот, глядя вниз.
С пригорка село Чаруево, прямоугольное по форме, напоминало щедро накрытый стол, со всех сторон окруженный зеленой скатертью полей. В самом центре, словно высокий пышный каравай, возвышалось красивое деревянное строение. Его обступали крыши домов, выкрашенные в желтый цвет и похожие на треугольники сыра. Жмущиеся к ним сараи с высоты – что горбушки хлеба. Разбитые вокруг домов огороды – будто пучки петрушки и укропа, разложенные заботливой хозяйкой. По трем сторонам от села – засеянные поля, на которых трудились маленькие фигуре в светлых рубахах. С четвертой стороны – луг, словно нарисованный кистью импрессионистов – столько в зеленом море травы разноцветных мазков: синих, сиреневых, желтых, розовых, белых. Ветерок ворошил цветочный ковер, и тот казался размытым, нечетким. Цветы обтекали бело-черные и бежевые овалы, рассыпанные по полю, словно горсть бусин. Это коровы паслись на лугу под чутким руководством пастуха – маленькой белой точки, застывшей на краю луга. И с ароматом луговых трав ветер доносил нежные звуки свирели. Благодать! Я еще не успела спуститься в село, а уже была очарована его безмятежной идиллией.
Судя по всему, Чаруево не бедствует. Да и в разгар дня на полях полно народу – а с такими трудолюбивыми жителями голод селу не грозит. Да и злыдни здесь не приживутся. Я поежилась, вспомнив коварную нечисть, доведшую до полной разрухи когда-то преуспевающую вессалийскую деревню. Стоило одному из крестьян опустить руки и облениться, как за печкой тут же поселился вредный бесенок, а вскоре и всю деревню охватила эпидемия безделья. Надеюсь, после того как мы с Ивом изловили всех злыдней до единого да сплавили их окрестным русалкам под видом домашних зверьков, деревня восстановилась от разрухи и снова стала образцовой.
Мы спустились с пригорка к полю, вызвав любопытство местных. Селяне отрывались от работы, и я приветственно махала им рукой. Поравнявшись с девушкой в белом платке, которая рыхлила землю у дороги, я спросила, как найти Забаву, в душе волнуясь, как она воспримет это имя? А ну как замахнется мотыгой и разразится руганью в адрес злой ведьмы, которая увела у нее жениха или уморила корову? Но та солнечно улыбнулась и сказала, что дом Забавы я найду сразу – он один в селе о двух этажах.
– Разжирела девка, – хмыкнул у моих ног кот. – Раньше-то в маленькой избушке с родителями жила.
Мы ступили за ограду, и я разочарованно вздохнула. На первый взгляд в Чаруево не было ничего волшебного или необычного. Никаких самодвижущихся телег, выпрыгивающих из колодцев ведер, шагающих из лесу дров, которые я себе нафантазировала, видно не было. Самое обычное село. Добротные дома, цветущие огороды, пыльная улица со следами коровьих копыт, утки и курицы, щиплющие травку у заборов. При виде незнакомого кота птицы насторожились, но Варфоломей прошагал мимо, не удостоив их своим драгоценным вниманием, и пернатые снова принялись обрывать травку.
Забава жила в настоящем тереме. Это его с высоты пригорка я приняла за румяный пышный каравай. Резное деревянное великолепие возвышалось над крышами домишек и было видно из любой точки села, так как располагалось прямиком по центру.
– Надо же, – подтвердил мою догадку кот, – терем-то отстроила на месте избушки Агафьи!
Приплясывая от любопытства, Варфоломей подтолкнул меня к высоким воротам, и я стукнула по двери железной колотушкой в виде груши. Ждали мы долго, стучали раз пять. Наконец в смотровом окошечке показалась недовольная физиономия рябого мужика.
– Закрыты мы, приходите вечером! – грозно рявкнул он, оглядев меня цепким взглядом профессионального секьюрити. Ощущения такие, как будто я только что не прошла фейс-контроль в самый модный клуб Москвы. И вообще, что значит «закрыты»?!
– Мне Забава нужна, – не стушевалась я.
– Забава всем нужна, – ухмыльнулся секьюрити. – Приходи вечером, будет тебе Забава.
– Я до вечера ждать не могу, мне срочно надо, – разозлилась я.
– Смотрины? – понимающе хмыкнул мужик и как-то оттаял. – Что ж заранее не договорилась-то?
Я непонимающе переглянулась с Варфоломеем. Что еще за смотрины? Кастинг невест для Ивана-царевича, что ли, здесь проводят?
– Да, без Забавы тебе не обойтись, девонька, – приговаривал тем временем сторож, открывая засов. – Забава тебе вмиг поможет лебедушкой стать, а то что за дела – кожа да кости! – Пропустив меня во двор, мужик извернулся и заглянул за спину: – И коса уж больно тонка! – тоном профессионального сводника заключил он. – Такой красой жениха не очаруешь.
– А какой же очаруешь? – не сдержалась я.
Мужик мечтательно закатил глаза и описал руками нечто похожее на огромный шар.
– Ну ты погоди тут, я хозяйку позову!
И он умчался внутрь теремка, оставив нас с котом во дворе, в котором кипела работа. Порхали ведра, переворачивались корыта, взмывало из тазиков белье, звенел топорик, нарубая дрова. Мы проводили взглядом спину мужика и только сейчас смогли внимательней разглядеть дворик. Разглядели. Варфоломей от переполнявших его чувств плюхнулся на задницу, подмяв под себя пышный хвост, и в онемении переводил взгляд с поленницы на корыта. Было отчего онеметь! Во дворе ни одного человека, но при этом все двигалось, шумело, булькало, кипело.
Умница Забава организовала на своем дворе подобие прачечной. В котле грелась вода. Большую пузатую бочку ведра самостоятельно наполняли колодезной водой. Между ними стояли три корыта с бельем. Ведра выливали в них горячую и холодную воду, смешивая до нужной температуры. Грязное белье, сложенное в больших корзинах поблизости, поочередно взмывало вверх, чтобы пройти все три стадии стирки: замачивание в одном корыте, интенсивную мойку в мыльной воде второго корыта и полоскание в чистой воде третьего корыта. Затем белье взмывало вверх, скручивалось, словно его выжимали невидимые руки богатыря, и плавно скользило по воздуху, перемещаясь за угол терема. Наверное, там располагалась сушилка.
Пока я в восхищении следила за процессом, шустрый Варфоломей умудрился обежать весь двор и теперь тянул меня к деревянному домику у забора, в котором что-то методично гудело.
– Яна, только посмотри-и-и!
Внутри, в два ряда, от одного края до другого, стояли прялки и ткацкие машинки. У первых стремительно уменьшались белые ватные шапки кудели, на глазах превращаясь в нити. На машинках лихо сновало долото, собирая пряди в рубахи и полотенца.